Текст книги "Три ошибки Шерлока Холмса"

Автор книги: Ирина Измайлова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 27 страниц)

ГЛАВА 5

– Наконец-то вы вернулись!

Такими словами встретила миссис Хадсон Лайла и Уотсона, едва они появились в квартире на Бейкер-стрит.

– Вы чем-то встревожены? – спросил Герберт Лайл хозяйку. – Что-нибудь произошло, пока нас не было?

– Вчера приходил инспектор Лестрейд, – миссис Хадсон понизила голос. – Просто так, взял и пришёл.

– И вас это встревожило? Но почему? – спросил Уотсон. – Он сказал что-либо такое?..

– Он спросил, кто сейчас живёт здесь. Спросил, не приходил ли кто в последнее время. Интересовался, нет ли каких-нибудь писем. Бродил по гостиной и всё высматривал, высматривал. Очень он мне не понравился. Я ему сказала, что на несколько дней поселила здесь моего знакомого и доктора Уотсона. Так он всё приставал, не приходил ли кто к доктору. Прямо не знаю, что и думать!

Слушая хозяйку, Герберт Лайл всё сильнее хмурился. Когда она замолчала, он подошёл к одному из окон гостиной, отодвинул штору и спросил, задумчиво глядя на улицу:

– А как же он объяснил цель своего прихода, этот рьяный полицейский?

Миссис Хадсон сердито махнула рукой.

– В том-то и дело, что никак! Я и спросить ничего не успела. Он же юркий такой. Раз, раз – и уже здесь. Очень мне стало не по себе. Не вас же, мистер Лайл, он разыскивает?

– Боюсь, что не меня, – Герберт нахмурился ещё сильнее и поманил к себе доктора. – Взгляните, Уотсон!

Доктор посмотрел в окно. На улице было немного людей, и он почти сразу заметил невзрачного мужчину, который, подняв воротник серого пальто, топтался в подъезде, напротив дома№ 2216.

– Увидели? – глаза Лайла сверкнули за стёклами очков.

– Не понимаю, – прошептал Уотсон. – За домом следят. Но почему?

– Миссис Хадсон, мой слуга ещё не приходил? – спросил сыщик.

Хозяйка не успела ответить. Снизу послышался звонок, и через минуту в гостиную влетел запыхавшийся юный мулат.

– Масса Герберт, вы вернулись! – закричал он радостно, – слава богу!

– Генри, сейчас не до излияний! – решительно заговорил Лайл. – Это я должен говорить «слава богу», потому что ты очень нужен мне. Быстро ступай и купи мне все газеты, какие вышли сегодня, если достанешь, то и вчерашние. Занесёшь их сюда, а потом живо поезжай в порт и разузнай у матросов и докеров, не дежурит ли в порту больше полицейских, чем обычно, и какие суда их интересуют. Но смотри, внимания на себя не обращай. Ты понял?

– Да, сэр!

– Ну, так беги! Если вернёшься и меня не застанешь, дождись. Я вернусь сюда, а не на Гудж-стрит.

Когда дверь за юношей закрылась, Лайл попросил миссис Хадсон сварить кофе.

– А обедать? – спросила она возмущённо. – Вы же голодные! Деньги мне за обеды отдали, можно сказать заставили их взять, джентльмены, а сами и не обедаете вовсе. Никуда без обеда не пущу!

– Лайл, придётся подчиниться! – усмехнулся Уотсон. – Я привык есть, когда придётся, мне это не вредит, но у вас вид ужасно утомлённый. Надо поесть, это не займёт много времени.

Герберт нехотя уступил. Они пообедали, и Уотсон подумал, что сейчас молодой сыщик опять засядет за картотеку, но тот собрался уходить.

– Куда вы? – спросил доктор.

– В Степни, – последовал лаконичный ответ. – И в Скотленд-Ярд, вернуть фальшивые серёжки.

– Мне пойти с вами?

Лайл покачал головой:

– Нет, доктор, я попрошу вас остаться. Пожалуйста, последите за этим субъектом в подъезде напротив, и если будут ещё визиты полиции, постарайтесь вытрясти из них, что им тут надо. Очень важно, чтобы сейчас вы были здесь.

– Скажите, Лайл, чего вы боитесь? – тревожно спросил Уотсон.

Молодой человек с досадой махнул рукой:

– А! Сам не знаю. Вероятно, это лишь мои домыслы. Но если они подтвердятся, это будет означать, что произошло нечто страшное... Нет, пока не стану говорить, чтоб не накликать. Прощайте!

И он исчез.

Некоторое время доктор размышлял над странным проявлением суеверия в столь решительном и, кажется, лишённом предрассудков человеке. Потом он подошёл к окну и стал следить за шпионом в сером. Тот пробыл в подъезде до половины восьмого, затем его сменил другой наблюдатель, того часа через три – третий.

Надвигалась ночь. Лайла не было.

Пришёл Генри с ворохом газет, сообщил, что полиции в порту как будто столько же, сколько обычно, но вчера полицейские зачем-то осмотрели пароход, прибывший из Австралии, и долго не давали пассажирам его покинуть.

Узнав, что мистера Герберта ещё нет, юноша встревожился:

– Как же это вы не пошли с ним, масса доктор? – упрекнул он Уотсона. – А если что-то случится?

– Он не ребёнок, а вы, Генри, не нянька, – довольно сердито ответил доктор. – Его профессия, увы, рискованна. Но, в самом деле, где же он?

Лайл вернулся в половину первого ночи. Лицо молодого сыщика было бледно, губы сердито сжаты, брюки до колен забрызганы грязью.

– Где вы были, масса?! – закричал Генри. – Что с вами случилось? И... Ах, что это, что это?!

Вытаращив глаза, он в ужасе ткнул пальцем в большое багровое пятно на рукаве светлого сюртука.

– Сюртук испорчен, только и всего, – сердито ответил Герберт. – А у меня их всего два, и поездка в Италию съела чуть не весь мой наличный капитал. Придётся занять у вас, доктор.

– С удовольствием одолжу, сколько нужно. Но сейчас вам, кажется, нужна и моя профессиональная помощь. Вы же ранены! – воскликнул Уотсон, заметив опытным глазом, что пятно увеличивается. – Генри, несите воды и возьмите в моей комнате бинт, он в чемоданчике, на секретере. А вы, сэр, сейчас же снимайте сюртук.

Лайл пожат плечами, скинул сюртук и засучил рукав до локтя. На тонком, как у мальчика, предплечье выделялся багровый след пули.

– Царапина, – поморщился Герберт. – Чепуха. А вот я стрелять не умею! Надо же было промазать с двадцати шагов! Правда, можно было палить только по ногам: не убивать же свидетеля.

– Да о ком вы? Объясните наконец, что произошло! – стал требовать ответа доктор.

– Сейчас, сейчас... Генри, где ты там? А, вот он. – Лайл упал в кресло, протянув Уотсону раненую руку. – Генри, что в порту?

Юноша повторил свой рассказ. Услышав про австралийский пароход, сыщик побледнел ещё сильнее.

– Так и есть! – прошептал он. – Но зачем, зачем он это сделал?!

– Вы о Холмсе? Значит, мы думаем одно и то же! – воскликнул Уотсон. – Но неужели он?..

– А какого ещё дьявола здесь крутится Лестрейд?! – взорвался сыщик. – Что ему надо?! Ах, Уотсон, хотел бы я, чтобы это было не так. Но если это так, то значит, там с ним случилась беда. Не знаю, что и подумать. Недавно мне приснилось, будто я иду и иду через какую-то бесконечную пустыню. И умираю от жажды.

– Полно, Лайл! Что за впечатлительность? На вас это непохоже! – возмутился Уотсон. – Скорее всего это действительно наши с вами домыслы. Этого не может быть! Не захочет же Холмс стать преследуемым скитальцем, которому нет дороги домой? Полно! Вы переутомились и переволновались. Что с вами произошло?

– Сейчас расскажу. Промывайте, промывайте, я морщусь не от боли, а от досады. Так вот. Я приехал в Степни, зашёл в этот проклятый доходный дом, в котором, как вы знаете, арестовали вашего друга... Квартиру, где жил Гендон, сразу отыскал, он снимал её на третьем этаже, под именем Ричарда Грея. Описание, время приезда, всё совпало полностью. Квартирка сейчас занята, и мне пришлось применить немало изобретательности, чтобы осмотреть её. Как я и думал, возможность наличия в ней тайника исключается: стены недавно заново оклеены обоями, пол крашеный, краска везде ровненько так затекла в щели, окна невысокие, рамы узкие. Но когда я стал прощупывать соседей, вдруг повезло. Стена в стену с Гендоном, а ныне с новым жильцом живёт некая миссис Фиксмор, вдова. Она страдает подагрой, иногда неделями не выходит из комнаты, её навещает замужняя дочь, но редко. Поэтому любимое занятие милой старушки – подслушивать разговоры соседей. У неё целый аппарат изобретён: стеклянная банка обвитая проволокой, а на другом конце – пробка. Одно ухо затыкается, проволока надевается на голову, банка отверстием приставляется к стене, к полу или к потолку. Ради того, чтобы слушать соседей сверху, миссис Фиксмор влезает на шкаф. Это с подагрой-то! Мистер Ричард Грей жил, по её словам, очень тихо, но несколько раз у него бывали какие-то люди, мужчины и говорили они чаще всего вполголоса, так, что даже её устройство не позволяло много расслышать. Но однажды, а именно около шести месяцев назад, какой-то мужчина с очень басовитым голосом сильно разругался с мистером Греем. Их разговор со слов миссис Фиксмор я записал.

– Как? – удивился доктор. – Она, что же, не только подслушивает, но и запоминает всё, что услышит? У неё такая феноменальная память?!

– Да нет, – Герберт рассмеялся. – Это было бы уже слишком. Просто милая подагрическая старушка завела себе дневник, в который всё подробно записывает. Возможно, отдельные слова и фразы она и путает, но в целом – почти стенограмма. Вот, послушайте, я вам прочитаю, не то мои каракули разобрать будет трудно:

Итак, слова гостя мистера «Грея», с которых миссис Фиксмор начала записывать: «Какого чёрта ты вообще с ним связался? Как он сумел узнать, что они у тебя?» Ответ Гендона-Грея: «Виновата твоя дура, Антония. Какого чёрта она мне писала?! Он перехватил письмо и всё узнал! А ему только дай!» Гость: «Ну, ты шлёпнешь его, а если он их уже сплавил?». Дальше не расслышала. Гость (минуты через две): «И как, только, он тебя узнал?». Гендон: «Да ведь мы с ним в молодости три года вместе служили в департаменте. Он тогда уже был первый плут!» Дальше минуты три ничего не было слышно. Гость: «Но если улизнёшь с ними, имей в виду...» Гендон: «Поди к дьяволу! Всё будет, как условлено». Эту запись миссис Фиксмор считает одной из самых интересных в своём дневнике. Меня же более всего заинтересовало упоминание о департаменте. Если удастся установить, когда именно Гендон там служил, и кто служил в том же учреждении одновременно с ним, можно будет отыскать того таинственного человека, который, видимо, спугнул похитителя сапфиров, кого, по утверждению миссис Мориарти, Гендон «шлёпнул!» Если поймать Гендона на этом убийстве, легче будет присовокупить к его заслугам и убийство, совершенное девять лет назад.

– Но проще просмотреть уголовную хронику за последние месяцы, – возразил Уотсон. – Ведь убийства там фиксируются, а совершаются они не каждый день.

– Стоп, стоп! – покачал головой Лайл и слегка покривился, потому что доктор как раз прижигал ранку йодом. – Вы забываете, что говорила синьора Антония, она сказала, что это убийство было приписано кому-то другому, так что установить в этом случае «авторство» Гендона по полицейским протоколам не удастся. Кстати, заодно с Клеем мы, наверное, спасём от безвинной кары ещё одного человека, если, конечно, он не повешен. Но я не досказал вам своих приключений. Итак, я выслушал и записал показания миссис Фиксмор, их, конечно, можно будет использовать и на суде, хотя едва ли они будут признаны веской уликой: а вдруг это просто бред старой дуры? Закончив беседу с доброй старушкой, я пошёл осмотреть дом снаружи, знаете, на всякий случай. Вы помните, конечно, это здание, вы там были. Может быть, помните и пруд позади дома?

– Помню, – кивнул Уотсон.

– Сейчас его задумали вычистить. Там стоят две помпы, воду откачивают в отгороженную часть пруда. Под окнами дома воды осталось совсем немного. Я бродил впотьмах по противоположному берегу пруда, как вдруг увидел, что на фоне серой стены дома крадётся чья-то фигура. То был высокий мужчина, одетый в чёрное пальто. Я спрятался за кустами и следил за ним. Мужчина засучил брюки, снял ботинки, зажёг небольшой фонарь и полез в воду. Он бродил по оставшейся от пруда луже и упорно что-то там нашаривал. Наконец, его рука, кажется, на что-то наткнулась, и он стал это что-то ощупывать, а оно, должно быть, скользило у него в пальцах. Тут я понял, что надо действовать, что-то мне подсказывало: ищет он как раз то, что и мы! Вот тогда я здорово пожалел, что не взял вас с собой, доктор! Но делать было нечего. Я выскочил из моего убежища, вскинул револьвер и крикнул: «Руки вверх, мистер! Что вы там делаете?» Он вздрогнул и едва не шлёпнулся в воду, но собрался с духом и заорал в ответ: «А тебе какого дьявола надо?» Физиономию его фонарь освещал снизу, и от этого она показалась мне совершенно бандитской, да таковая она и есть. Я сказал: «Стойте смирно, мне очень уж интересно знать, что именно заставило вас ползать по этой луже и ковыряться в грязи?» Он молчал, и я двинулся к нему вдоль берега пруда. Осёл, пожалел ботинки, надо было идти по воде. Ну, едва я чуть-чуть отклонил прицел, он выхватил револьвер и выпалил в меня. Пуля царапнула мне руку, но оружия я, к счастью, не выронил и тоже выстрелил. Целил в ноги, но, увы, промазал! Незнакомец снова спустил курок, пуля оторвала мне клок волос, но не задела головы. Я понял: его фонарь освещает меня с головы до ног, а мне свет мешает целиться. Выстрелил и, очевидно, по счастливой случайности попал. Фонарь разбился, масло хлынуло на мокрую грязь и погасло, едва вспыхнув. Незнакомец побежал, я за ним. Стреляли и он, и я, пока были патроны, я – по ногам, он явно мне в голову. Но оба, к обоюдному счастью, промазали. Потом бандит исчез в переулках Степни, а я вернулся к пруду, понимая, что он может поколесить по городу и потом тоже туда вернуться. Тут появился, к счастью, полицейский, и я, показав ему свою визитную карточку, велел караулить пруд до утра.

– Значит, утром нам предстоит осмотреть эту самую лужу? – спросил Уотсон. – Будем искать то, что искал ваш недавний знакомец?

– Да, и отправимся мы как можно раньше. Я мог бы поискать и сейчас, но меня остановило, во-первых отсутствие фонаря и даже спичек, а во-вторых, нежелание посвящать полицию в цель наших розысков. До поры до времени. Не то их ретивость может помешать нам. Спасибо, доктор, я теперь совершенно не чувствую боли.

Молодой человек оглядел повязку, опустил рукав рубашки и, откинувшись на спинку кресла, любимого кресла Шерлока Холмса, закрыл глаза.

– Я только одного не понимаю, – прошептал он, – если Гендон, допустим, внезапно вынужден был спрятать сапфиры и выкинул их из окна в пруд... Допустим. Тайник хороший. Никто не найдёт. Но как могли они оказаться там, где этот тип искал их?

– То есть? – не понял Уотсон. – Вы сами себе противоречите. Если Гендон выкинул сапфиры в пруд, то они и лежат в пруду.

– Конечно. – Лайл с досадой махнул рукой. – Лежат. Но вся штука в том, что искал их мой агрессивный приятель совсем не под тем окном! Окна Гендона гораздо севернее, от них не докинешь.

– А если он бросил их не из своего окна, а просто с берега? – предположил доктор.

– А вот об этом я не подумал. Может быть. А, может быть, мы с вами просто фантазируем. Лично у меня голова плохо работает. Генри, пожалуйста, согрей нам с доктором кофе, спиртовка вон там. Согрей и отправляйся домой, а мы с доктором ляжем спать. У нас на сон часа три, не больше.

– Но утром я пойду с вами, сэр! – твёрдо сказал мулат.

– Пойдёшь, пойдёшь, ладно. Если не будешь мне мешать. Тогда, может быть, миссис Хадсон устроит тебя здесь на ночлег?

– Да пускай ложится на диване, в гостиной, – по-хозяйски распорядился Уотсон. – Если, разумеется, ваш Пятница не слишком громко храпит.

Ещё не рассвело, когда кэб доставил сыщика, его слугу и доктора Уотсона на неприятно знакомую улицу, к громадному, скупо освещённому лишь одним угловым фонарём, дому.

Здоровенный полицейский выступил из темноты навстречу идущим и рявкнул:

– Кто там шляется?

– Это я, Лайл, – ответил молодой человек. – Спасибо, констебль Браун, вы свободны. Вы очень помогли нам тем, что здесь подежурили.

– Стоит ли, сэр! – улыбнулся полицейский. – Участок так и так мой. Желаю удачи, сэр. Свистите, если что. Свисток-то имеете?

– Имею, само собой! – и Герберт показал висящий на шнурке полицейский свисток.

Доктор зажёг между тем фонарь, и вся троица, обогнув дом, подошла к берегу обмелевшего пруда.

– Я полагаю, джентльмены, нам не повредит немножко поработать насосом, – весело проговорил Герберт. – Генри подержит шланг, а мы с доктором покачаем. Я хочу, чтобы обнажилось дно.

– А может, вы подержите шланг, масса, а покачаю я? – предложил Генри. – У вас рука болит.

– Делай то, что тебе велят, ты обещал меня слушаться! А не то отправлю домой! – сердито оборвал Лайл и взялся за ручку насоса.

Юный мулат с тяжким вздохом подчинился, и работа началась.

Вода уходила быстро, и когда небо над унылыми крышами Степни стало светлеть, возле берега старого пруда образовалась широкая полоса влажного обнажённого дна.

– Сюда светите! – крикнул Лайл.

Не жалея брюк и ботинок, молодой человек кинулся в вязкую грязь. Он осматривал, дно фут за футом и наконец произнёс дрожащим от возбуждения голосом:

– Вот. Вот она!

Генри и доктор посмотрели на то место, над которым он присел на корточки, и увидели какой-то четырёхугольный предмет, выступающий из-под слоя ила.

Герберт стёр ил ладонью, и открылась крышка, квадратной коробки, судя по чёрному металлическому блеску, серебряной.

Лайл поднял её, осветил фонарём небольшой замочек.

– У нас нет времени подбирать ключ! – воскликнул сыщик и, просунув лезвие складного ножа под язычок замка, сломал его.

Крышка была плотно притёрта и открылась с трудом. Под ней оказался кусок сложенного втрое синего бархата, а под бархатом, на светлой замшевой подушечке, лежали, сияя и переливаясь в свете фонаря, знаменитые «глаза Венеры».

– Клянусь святым Маврикием! – прошептал Генри. – Никогда таких не видывал!

– И не увидишь, – усмехнулся Герберт Лайл. – Вот, Уотсон, смотрите: вот они, чудовища, погубившие уже двоих человек. Красивые, да?

Он достал из кармана коробочку с фальшивыми сапфирами, так пока и не отданными в полицию, и сравнил их с настоящими.

– Да, теперь разница видна, – сказал он. – Но работа всё равно поразительная. Не лезьте в грязь, джентльмены, я сейчас сам вылезу из этой лужи. Просто мои нош приросли к месту. Я не смею верить в такую удачу.

– Лайл! – горячо воскликнул Уотсон. – Вы совершили настоящий подвиг, которым гордился бы и сам Шерлок Холмс, и он вам скажет то же самое, я уверен! Вы спасли человеческую жизнь, сняли с человека клеймо убийцы и вернули ему лез тридцать свободы. Дайте мне пожать вам руку, сэр!

– О, доктор! – Герберт Лайл вспыхнул, как ребёнок, и потупился. – Я... Спасибо! Но рано ещё говорить, что дело закончено. Мы должны ещё найти настоящего убийцу, вернее, арестовать его, ибо он уже найден. Мы должны объединить все доказательства его вины и представить их полиции. Тогда уверенно можно требовать пересмотра дела Джона Клея.

– Надеетесь поймать преступника на эту коробочку? – спросил Уотсон.

– Надеюсь. Человек в чёрном пальто не знает наверняка, зачем я пытался задержать его, а даже если догадывается, всё равно будет рисковать. Слишком жирный куш, чтобы отступиться из-за простых опасений. Нет сомнения, что его заставила ускорить действия чистка пруда, не то он, быть может, схоронил бы здесь свой клад на год – на два. Сегодня воскресенье, значит, рабочие вернутся, чтобы закончить откачку воды, только завтра. Вот мы сейчас и положим коробку на место, только поменяем её содержимое. Скотленд-Ярд извинит нас, мы рискнём этими бесподобными подделками. Вот так. Замок я зря сломал, но его можно приладить – будет почти совсем незаметно. Ага! Ну, а теперь кладём её туда, откуда взяли, и качаем воду обратно. Ничего не поделаешь. До прежнего уровня. Генри, бери шланг, а я... Постойте! Что это?!!

Лайл вдруг вздрогнул и, поспешно сунув доктору коробочку с настоящими «глазами Венеры», кинулся вновь в грязную жижу.

Теперь уже стало достаточно светло, и даже без фонаря было видно, что на расстоянии фута в полтора от того места, куда Герберт вновь поставил серебряную шкатулку, лежат два продолговатых одинаковых предмета. Между ними было не более фута.

Лайл точно таким же движением, каким перед этим очистил от ила шкатулку, смахнул вязкий слой и с этих предметов. И тотчас вскрикнул, будто его ударили:

– Не может быть!!! Значит, значит, это не он... А я... А я-то! Боже правый, какая чудовищная цепь совпадений!

– Да, о чём вы, Лайл? Что всё это значит? – Уотсон ничего не понимал.

– Что с вами, масса Герберт? – испугался Генри.

И оба, доктор и юный слуга-мулат, в свою очередь, бросились к странной находке сыщика.

И застыли, решительно ничего не понимая.

На дне пруда, нацелив друг на друга воронёные дула, лежали два револьвера. Курки обоих были зловеще взведены.