Текст книги "Три ошибки Шерлока Холмса"

Автор книги: Ирина Измайлова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 27 страниц)

ГЛАВА 2

Комната, в которой оказался Уотсон, была невелика, но светлая мебель и светлые обои делали её просторнее, а небольшой, ярко пылающий камин придавал ей очень уютный вид. Видно было, что квартира недорогая, однако это не сразу бросалось в глаза.

Посреди комнаты стоял обеденный стол, в глубине, справа от камина – письменный с простеньким чернильным прибором. Между двумя этими столами, в непосредственной близости от камина, пристроилось плетёное кресло, а в кресле сидел, повернувшись лицом к двери, человек в тёмно-синем домашнем халате.

До прихода сюда доктор никак не мог мысленно нарисовать портрет мистера Лайла, так что ему не пришлось сравнивать его истинный облик с воображаемым. Но первое, что слегка удивило доктора, это возраст новоявленного сыщика. Герберт Лайл с первого взгляда показался ему юношей. Затем, всмотревшись, Уотсон понял свою ошибку. Сидящему в кресле человеку было по меньшей мере двадцать семь – двадцать восемь лет, а его глаза, большие, чёрные, внимательные, казались и того старше. Лицо мистера Лайла было овальным, черты очень тонки, рот, одновременно нежный и жёсткий, выдавал страстную натуру, мужественное сердце и силу характера, но подбородок казался слишком маленьким и мягким. На левой щеке чернело большое родимое пятно, и это придавало лицу какое-то удивлённое выражение. Голову молодого человека окружало целое облако крупно вьющихся светло-каштановых волос, явно враждующих с лаками и помадами, а каштановые усики, подстриженные совсем коротко, воинственно топорщились, притворяясь грозными. Они, однако, не портили лица мистера Лайла, в общем очень приятного, как не портили его и очки, которые сыщик надел, увидев вошедшего. Шею молодого человека до подбородка закрывал чёрный шёлковый шарф, намотанный длинной спиралью. Свисающий на грудь конец этого шарфа мистер Лайл слегка теребил левой рукой, словно тот заменял ему чётки. Рука у сыщика была аристократическая, слегка смуглая, как и лицо, маленькая, с великолепными точёными пальцами.

– Добрый вечер, сэр, – всё тем же молодым, немного севшим голосом сказал молодой человек вошедшему. – Моё имя Герберт Лайл. Частный детектив. Кого я имею честь принимать у себя?

– Меня зовут, – начал доктор. – Джон Уотсон. Врач. Я пришёл...

Не успел он назвать своего имени, как в хозяине внезапно произошла перемена. Лицо мистера Лайла вдруг вспыхнуло:

– Доктор Уотсон?! – вскрикнул он взволнованно. – Вы – доктор Уотсон?!

– Да, сэр. Мне говорили о вас, и я...

– Простите, сэр? Кто говорил? У меня пока что не слишком большая практика.

– Эту даму зовут мисс Маус. Пожилая особа, которая отзывалась о вас самым восторженным образом.

Молодой человек чуть заметно улыбнулся:

– A-а! Да-да, помню. Правда, стоит заметить, что её дело не представляло вообще никакой сложности. Но если вы пришли ко мне, значит, вам нужна помощь?

– Очень нужна, мистер Лайл! Точнее, не совсем мне.

– В любом случае я и не мечтал о такой чести! Садитесь, прошу вас.

Герберт Лайл встал и придвинул доктору второе кресло. Всего их в комнате было два и ещё стул с плетёной спинкой.

– Генри! – крикнул сыщик.

Юный мулат появился мгновенно.

– Приготовь кофе и сделай хотя бы несколько сандвичей. Джентльмен не обедал. Ну, живо! Знаешь, кто это? Это доктор Уотсон!

– Правда?! – живые глаза юноши так и вспыхнули. – Настоящий доктор Уотсон?

– Ну не игрушечный же! Делай, что тебе говорят.

– Как вы догадались, что я не обедал? – спросил доктор, немного удивлённый, но и весьма обрадованный впечатлением, которое произвело его имя на молодого сыщика.

– Но вы же приехали с того берега Темзы, недавно приехали, – ответил мастер Лайл. – Когда вам было обедать?

Доктор пристально оглядел себя, особенно внимательно взглянув на свои ботинки. Потом развёл руками:

– Ничего не понимаю!

Герберт Лайл улыбнулся:

– Не туда вы смотрите, доктор. Вы держите в руках свой цилиндр. На нём я вижу маленький белый лепесток. Сейчас весна, цветут яблони. Но в городе, по эту сторону реки, садов нет. За городом вы быть не могли – тогда правый рукав вашего пальто, торчавший из окна кэба, не только забрызгал бы дождик, но и залила бы грязь: дороги сейчас непроходимы – дождь льёт третий день кряду. Значит, вы были за Темзой, в районе частных вилл, в Чизике, вероятно. Так как едва ли вы выходите из дому, не почистив цилиндра, то скорее всего вы были в этом районе именно сегодня, а не вчера, и вернулись недавно – рукав мокрый, а цилиндр сух, значит, вы вышли из кэба после дождя, а он кончился час назад. Вывод – вы не заходили домой обедать.

– Великолепно! – с невыразимой радостью воскликнул доктор. – Я начинаю надеяться, мистер Лайл, что вы сумеете помочь мне выполнить просьбу моего друга.

– Просьбу мистера Холмса?! – вскрикнул Лайл, и его глаза вспыхнули за стёклами очков. – Вы пришли ко мне по его просьбе?!

– Да, сэр, – доктор кивнул. – Он написал мне. Вы... вы ведь знаете о том, что с ним случилось и где он теперь?

Неожиданно Лайл слегка побледнел. Поняв, что Уотсон это заметил, он опустил глаза и ответил сдержанно:

– Да, знаю. Позвольте, доктор, ваш цилиндр, я положу его на стул. Генри не рискнул засунуть его на нашу вешалку, оттуда он неминуемо свалился бы.

– Зато он дал вам возможность определить, где я был, – улыбнулся Уотсон. – Спасибо, сэр. Ну а теперь разрешите объяснить, в чём суть просьбы мистера Холмса. Прочтите его письмо – и вы поймёте, почему я искал именно частного сыщика.

И он подал мистеру Лайлу конверт, из которого заблаговременно вытащил последний листочек. На этом листке не было изложения обстоятельств дела, была лишь просьба навестить миссис Нортон.

Молодой сыщик поправил очки и принялся читать, подолгу внимательно вчитываясь в каждую строку. Через какое-то время он поднял голову и спросил:

– Джон Клей – изобретатель «Союза рыжих»? Он, кажется, на нём и попался?

– Совершенно верно, – подтвердил доктор. – Я сам был при его аресте. Ловкий и хитрый преступник. Не могу понять, как сумел Холмс так с ним сблизиться.

– Значит, там он узнал его лучше, – заметил Лайл и продолжал читать письмо.

Тем временем Генри принёс на подносе две чашечки кофе и тарелку с неплохо сделанными сандвичами.

– Ваш слуга наверняка очень вам предан, – заметил Уотсон, когда юноша, поставив поднос на стол, вышел из комнаты.

– Так оно и есть, – кивнул Лайл. – Генри был ребёнком, когда мы познакомились. Я тогда жил в Америке. Парень мне уже тогда был кое-чем обязан, а благодарным он быть умеет. Потом я уехал, шесть лет мы не виделись, и вот недавно я его встретил на лондонской улице. Оказалось, он искал свою мать. Она была англичанкой, некогда приехавшей к родственникам в Америку без гроша в кармане. Думала, родственники найдут ей работу. Напрасно думала! В итоге, девушка вышла замуж за бывшего слугу этой семьи, негра, разбогатевшего на торговле хлопком. Потом он разорился, запил и умер. Вдова продала дом и кое-как растила сына. Но тут пришло письмо из Лондона – сообщение о каком-то там наследстве. Женщина отправилась в Англию, а Генри на время взяли к себе те самые родственники, у которых когда-то работал её покойный муж. Прошёл год – ни писем, ни весточек. Родня стала намекать Генри, что тому уже шестнадцать лет – иди, мол, работай. А он парнишка отчаянный. Продал последние материны безделушки да и поехал вслед за нею. И, приехав в Лондон, узнал, что наследства никакого не было: то сообщение оказалось ошибкой, а его мать год назад умерла. Наверное, ещё одно разочарование её доконало. Словом, Генри мне всё рассказал, и я взял его на службу, хотя платить могу сущие гроши. Простите, что рассказываю вам всё это, оно к нашему делу не относится, однако, хочу, чтобы вы знали: на моего слугу, если что, можно положиться.

– Я это понял, – кивнул доктор.

– Вот и отлично. Но вернёмся к тому, с чего начали, и больше не станем отвлекаться. Пейте кофе, а я постараюсь кое-что понять...

И сыщик снова углубился в чтение письма. Минут через пятнадцать он закончил читать и только тогда потянулся за своей уже почти остывшей чашечкой.

– Как вы это расцениваете? – с нетерпением спросил Уотсон.

– Невероятно! – воскликнул молодой человек. – Ювелирное преступление! Гениальная изобретательность.

– Холмс полагает, что оно изобретено не кем иным, как самим покойным профессором Мориарти, – усмехнулся Уотсон. – А он был гением зла. Но, мистер Лайл, сможете ли вы отыскать следы в этом затоптанном за девять лет лабиринте?

– Доктор, чувствуется, что вы писатель! – воскликнул Герберт Лайл. – Великолепное сравнение. Смогу ли, вы говорите? Постараюсь. Собственно, задача решена мистером Холмсом, и сложность в другом...

– Холмс даёт только некоторые советы и неясные намёки, – возразил Уотсон.

– А по-моему, они очень даже ясны. – Лайл ещё раз взглянул на письмо, и в его взгляде доктор заметил настоящее восхищение. – Просто мистеру Холмсу кажется, что давать сыщику готовую версию, значит, полностью подавить его инициативу. Он прав. Но я вижу решение загадки почти так же ясно, как сразу увидел его мистер Холмс, если только я вообще в состоянии понимать ясно оформленные мысли. Однако же решение ничего не даёт, и сам Шерлок Холмс на это указывает. Надо отыскать доказательства, доказательства непричастности Джона Клея к убийству эсквайра Леера.

– Послушайте, сэр, – решился предположить доктор, – а что если всё-таки Клей совершил убийство? Что если он, пользуясь расположением Холмса, сочинил эту дикую историю?

– Этого не может быть! – резко возразил Герберт Лайл. – Мне думается, мистер Холмс может иногда ошибаться в оценке ситуации – в конце концов, он не Бог, а человек. Но вот ошибиться в оценке человека, не отличить правду от лжи, нет, он этого не мог. Такие люди, как ваш друг, мистер Уотсон, если ещё такие на свете, обладают могучей интуицией. Они всю жизнь подавляют её во имя своей потрясающей логики, но если уж дают ей волю, она действует безошибочно, как стальное лезвие, тщательно хранимое в дорогих ножнах. Нет, он не ошибся в Клее, да я и сам вижу, что Клей сказал правду. Такой, как он, придумал бы историю поубедительнее, если бы захотел солгать.

– Должен согласиться с вами, – проговорил Уотсон, почувствовав себя слегка уязвлённым. – Можно подумать, сэр, что вы, не будучи знакомы с мистером Холмсом, знаете его лучше меня.

– Что вы, сэр! Я всего только делаю выводы, – щёки сыщика порозовели. – Я скромный ученик великого учителя, не более, но со стороны, издали, быть может, уловил в учителе то, чего никто другой не увидел. Итак, отбросим сомнения. Джон Клей невиновен в убийстве и не заслуживает пожизненного заключения, каковы бы ни были его прочие грехи. Наша задача – доказать его невиновность.

– И вы уже представляете себе, как это сделать? – спросил доктор.

– Я не представлял бы, но в письме мистера Холмса есть прямое указание, с чего начинать. Вот взгляните.

Доктор посмотрел на указанную строчку и прочитал: «Прежде всего важно установить судьбу «глаз Венеры»...

– Но это же не составит труда! – воскликнул Уотсон. – Эти стекляшки скорее всего находятся в архиве Скотленд-Ярда.

– Вы имеете в виду подделку, – улыбнулся Герберт Лайл. – Ту, замечательную, редчайшую подделку, которую, ничего не подозревая, похитил Джон Клей. – А Холмс пишет о подлинных «глазах Венеры».

– Как?! – вскрикнул поражённый доктор. – Вы полагаете, что знаменитые сапфиры не были подделкой с самого начала?! Вы думаете, их подменили?

– Это не я так думаю, а ваш друг, не то он не советовал бы их искать, – ответил молодой детектив.

– Но послушайте, мистер Лайл, это же абсурд! – произнёс Уотсон. – Я перечитал письмо раз пять, я помню наизусть рассказ Клея, который так подробно приводит Холмс. Сейф был открыт самим Леером, Клей при нём взял оттуда сапфиры. Неужели хозяин не увидел бы подделки?! Хотя он мог быть слишком взволнованно если так, если кто-то уже взял «глаза Венеры» раньше, то для чего было подстраивать второе ограбление?

– Чтобы скрыть, что было первое, – спокойно сказал Лайл. – Представьте: преступник крадёт сапфиры и заменяет их блестяще изготовленной подделкой. Затем Джон Клей крадёт эту подделку. Его ловят. Провал и донос, сделанный бывшим сообщником Клея, очевидно, тоже подстроены. В полиции обнаруживается, что «глаза Венеры» – фальшивки. Вот и всё. Дело закрыто. Камни исчезают, и их уже никто не ищет.

– Боже правый, как я сам не понял! – вскричал Уотсон.

– Клей не понял, а он хитрее и авантюрнее по натуре, чем мы с вами вместе взятые, – вздохнул Лайл. – Это только кажется простым, это – хитрейший замысел. Но Шерлок Холмс разгадал загадку, намекнул мне на отгадку, и вот я тоже отгадал.

– В таком случае понятен мотив убийства Леера, – проговорил доктор. – Его убили, чтобы он не стал доказывать и не доказал, что его камни были подлинные. Но как он был убит? Кто убийца, и самое главное – где он был?!

– Вот в этом – основная сложность, и на это указывает мистер Холмс, – задумчиво сказал Герберт Лайл, вертя в руках пустую кофейную чашку. – Допустить, что Джон Клей мог что-то прозевать, не заметить в комнате, где негде спрятаться, третье лицо, допустить, что никто из слуг не услышал второго выстрела, если выстрел был, наконец допустить, что преступник, если он и был в комнате, ускользнул незамеченным менее чем за сорок секунд, прошедших с момента первого выстрела – согласитесь, всё это выглядит абсурдом! И вот эту фразу вашего друга мне понять, сознаюсь, трудно. Он пишет: «Нет сомнения, что убийца был в комнате, равно, как и убитый». Вы понимаете, что он хочет этим сказать?

– Ну... в общем, очевидно, что убийца каким-то образом проник в комнату, когда там были Клей и эсквайр Леер, и...

– Э, нет! – голос Лайла выдал досаду. – Я и сам было так подумал. Но я не сомневаюсь, что мистер Холмс предельно точен в определениях и никогда не написал бы лишней фразы, не вставил бы во фразу ни одного лишнего слова. «Убийца, как и убитый». Если мистер Леер был жив в тот момент, когда раздался выстрел Клея, то как можно называть его убитым? Он был убит после выстрела. Весь вопрос в том, каким образом?

Но как бы там ни было, надо начинать расследование, и начинать с того пункта, с которого советует начать Шерлок Холмс.

– Он пишет: «Начните с материалов о профессоре Мориарти. Нет сомнения, что сапфиры похищены его агентом и по его плану». Там так написано, я помню, – сказал доктор Уотсон.

Герберт Лайл ещё раз взглянул на письмо.

– Да, и, очевидно, это – единственная отправная точка. Ну что же... Мистер Холмс пишет, что можно воспользоваться его материалами. Он имеет в виду свою картотеку, не так ли?

– Так. – Уотсон всё с большей симпатией смотрел на молодого сыщика, тот уже внушал ему доверие. – Картотека находится на Бейкер-стрит. Вы можете поехать гуда и там всё, что нужно, посмотреть. И я с вами поеду, чтобы представить вас миссис Хадсон. Если вы читали мои отчёты, то знаете, кто это.

– Знаю, сэр. Квартирная хозяйка.

– Очень милая и обходительная женщина. Уверен, она будет вам рада.

– Это возможно! – Лайл вспыхнул от удовольствия. – Я никогда и не мечтал работать с картотекой Шерлока Холмса... А в квартире сейчас живёт кто-нибудь?

– Нет, и никто жить не будет до возвращения её владельца, – нахмурившись, ответил доктор. – Миссис Хадсон – небогатая женщина, но заявила, что ни за что никому не сдаст этих комнат, они будут ждать хозяина. Я хотел ей заплатить за несколько месяцев вперёд, но она и слышать об этом не желает. Мы можем уже сейчас туда поехать. Правда, десятый час, и вы, должно быть, устали.

– Я? – Герберт Лайл покачал головой и вдруг его глаза отчаянно, по-мальчишески засверкали. – С нынешнего дня, с этой минуты я не буду больше уставать, доктор Уотсон. Я не устану, пока не сделаю всё, что в моих силах, всё, что выше моих сил, чтобы выполнить просьбу мистера Холмса.

Уотсон улыбнулся и поднялся с кресла.

– Я рад, что встретил вас, сэр, – сказал доктор. – Вы благородный человек. Другие завидуют Холмсу, а вы восхищаетесь им.

Герберт Лайл опустил голову. Он был ниже доктора примерно на полголовы, и Уотсон не мог больше видеть выражения его лица, но он не сомневался в том, что в глазах молодого сыщика всё так же горит мальчишеский огонь отваги.

– Едем на Бейкер-стрит, сэр! – сказал Лайл. – Подождите меня, я только переоденусь.

Он ушёл в соседнюю комнату, вероятно, служившую ему кабинетом и спальней, и не более чем через пять минут, появился в тёмном, наглухо застёгнутом сюртуке и мягкой серой шляпе, с тростью в руке.

Отдав какие-то распоряжения своему юному слуге, детектив отворил дверь и кивнул доктору:

– Идёмте. И да поможет нам Бог!

ГЛАВА 3

Четвёртый день они жили вместе, в одной квартире.

В тот вечер, когда они приехали сюда вдвоём и Уотсон представил своего нового знакомого миссис Хадсон, добрейшая хозяйка несколько растерялась. Однако, узнав, для чего Герберту Лайлу понадобилось проникнуть в охраняемую ею опустевшую «сокровищницу», она с готовностью провела молодого сыщика в квартиру и сказала:

– Вы вольны делать здесь всё, что сочтёте нужным, сэр! Раз это просьба мистера Холмса, то я, с моей стороны, помогу вам всем, что в моих силах.

– Но мне, наверное, понадобятся несколько дней работы с картотекой, – смутился от такого радушия Лайл. – Не будут ли вам в тягость, миссис Хадсон, мои ежедневные визиты?

– Я же вам сказала: делайте всё, что сочтёте нужным, и столько дней, сколько потребуется. Только вот я подумала: зачем вам приходить сюда каждый день – тратить время, силы? А если далеко живете, то и деньги – эти кэбмены иной раз теряют совесть! Так не поселиться ли вам, сэр, в этой квартире на то время, пока вы будете выполнять просьбу мистера Холмса? Я уверена: он не станет возражать, когда узнает.

Лайл смутился ещё больше, но и Уотсон стал горячо убеждать его принять предложение добрейшей квартирной хозяйки. И молодой человек с видимой радостью согласился.

– Я заплачу вам за те дни, что здесь проживу, – сказал он миссис Хадсон.

Но она замахала руками:

– Это – квартира мистера Холмса, и я ни с кого никаких денег получать не стану – квартира не сдаётся! Я буду считать, что вы просто в гостях у моего постояльца.

Что касается Уотсона, то на другое утро он пришёл узнать, как идут дела у мистера Лайла, и нашёл его утонувшим в бумагах и записях, измученного, не спавшего ночь, но полного неистовой энергии. Доктору невольно вспомнилась сосредоточенная самоотдача, с которой работал Холмс. Правда, Лайла отличала, пожалуй, некоторая суетливость, но Уотсон отнёс это за счёт неопытности молодого сыщика. Доктору всей душой захотелось помочь этому человеку, взявшему на себя почти невыполнимую задачу, помочь, хотя бы участием.

– А что, если и я пока поживу тут с вами? – спросил он Лайла. – Уж мне-то миссис Хадсон не откажет, я столько лет здесь прожил! Хотел переселиться сюда, когда... когда случилась эта беда с Холмсом, но не смог. Честно говоря, было слишком тяжко. Эта квартира, и без него... Но теперь – другое дело. Я могу вам понадобиться. Ведь могу?

– Конечно, доктор, – ответил Лайл. – Только стою ли я такой чести?

– Да, полно вам! Стоите, не стоите? Что за вздор! Сегодня же улажу дела со своей практикой, попрошу мистера Анструзера временно меня заменить и переберусь. Займу свою прежнюю комнату. А вы – комнату Холмса. Сегодня, я вижу, вы и не спали. И не завтракали. Нет, вам определённо нужен сосед, а то вы себя изведёте.

И так, запросто, без столь обычных для англичан церемоний, они поселились вместе. Квартира на Бейкер-стрит ожила.

Первые сутки Герберт Лайл не отрывался от картотеки, в которой довольно быстро научился ориентироваться. Потом он стал делать какие-то записи, потом наконец немного отдохнул и поспал.

У него был довольно ровный характер, но иногда, чувствуя, что попал в тупик и не находит дальнейшей пищи для размышлений и решения задачи, Лайл нервничал, раздражался, казалось, готовый сорваться. Но тут же он гасил эти вспышки и принимался подшучивать над собой. Доктор отлично видел, что это спокойствие – результат выдержки, темперамент у Лайла на самом деле был огненный, но он неизменно держал себя в руках.

Они с Уотсоном обычно вместе завтракали, обедали, ужинали и за совместным столом, в разговоре, ближе узнали друг друга.

Герберт Лайл рассказал о себе немного, но ему просто нечего было больше рассказывать. Он был сыном небогатых англичан, которые волей судьбы оказались заброшены в один из северных американских штатов. Америка была его родиной, но ему довелось побывать и в Италии, и в Германии, и во Франции, ибо его отец много скитался, а мать рано умерла, и мальчик привык к бродячей жизни. После смерти отца он работал агентом одной небольшой фирмы, но ему вскоре надоело. Тогда он переехал в Калифорнию, поступил там в университет и проучился два года на юридическом факультете. Учиться дальше было не на что, не хватило денег, и молодого человека потянуло в Англию, на родину отца и матери. Здесь, в Лондоне, Герберт решил попытаться осуществить давнюю, почти тайную свою мечту, мечту, впитанную с прочитанными им ещё в детстве рассказами Уотсона о Шерлоке Холмсе. Едва веря в удачу, он дал объявление в газете. И первое же вскоре подвернувшееся дело принесло удачу и веру в себя. Потом пришёл ещё один клиент, потом ещё... Правда, денег это приносило немного, но сводить концы с концами удавалось, а что ещё нужно, когда при этом осуществляется мечта?

На второй день Лайл надолго исчез и вернулся расстроенный и злой. На лице у него отражались сомнение и усталость.

– Я, наверное, всё-таки бездарность! – воскликнул сыщик, усаживаясь за ужин, который давно ждал его. – Не могу связать между собой простых вещей. Мистер Холмс на моём месте давно бы держал в руках все доказательства. И ведь я чувствую, что они есть, они есть, я теперь сам вижу всю эту картину, но в каком-то месте всё исчезает, там словно белое пятно... Но где, где?

– Куда вы ходили? – спросил молодого сыщика Уотсон.

– Был в этом проклятом особняке Леера, – отвозил Лайл, без всякого аппетита ковыряя вилкой в яичнице. – Там живёт сейчас какой-то дальний родственник, везде и всё переставлено, кроме, слава богу, того самого кабинета. Ну осмотрел я всё... И ничего не понял. Не в воздухе же растворился этот убийца?! И потом я, выходит, плохо понимаю слова из письма Холмса, которые относятся к обследованию особняка.

– Ну уж там-то понимать нечего! – пожал плечами Уотсон. – Там обычная инструкция для осмотра. Я помню.

– Что вы помните? – спросил уныло Лайл.

– Холмс написал: «Обратите внимание на ковёр. Пятно на ковре. Кровь сворачивается за несколько минут. Большой сейф с двумя отделениями».

– Он как-то связывал это! – воскликнул Герберт. – Причём, он сам, безусловно, не до конца понял эту взаимосвязь, а изложил мимолётные мысли, не то, вне сомнения, высказался бы гораздо яснее, как в случае с поддельными камнями. Вот я видел и сейф, и ковёр, и кровавое пятно, которое сохранилось с тех времён на густом ворсе. Ну и что? Что я понял? Осёл!

Уотсон поперхнулся, едва не подавившись яичницей, и рассмеялся.

– Над чем вы смеётесь? – сердито спросил Лайл.

– Простите! Холмс порой тоже ругал себя ослом, когда у него что-то не получалось.

– Да, но он не мог ругать себя часто, ибо не получалось у него редко! А я... Да, забыл вам сказать, ещё я навестил полковника Джеймса Мориарти, брата покойного «светлой памяти» профессора, которому мы с вами обязаны этой очаровательной головоломкой. Полковник морочил мне голову полтора часа. Он старый паралитик, ездит в кресле, трясётся и совершенно ничего не знает.

Мистер Лайл вскочил из-за стола, изогнулся, изображая подагрическую дрожь в коленях и руках, и проблеял, уморительно шлёпая губами:

– Я де-е-йствительно понятия-я не-е име-ел о деяте-ельности Э-эдуарда! Я не знаю ни о каких его проде-елках. Я до сих пор думаю, что всё-ё это кле-евета полиции и вашего Шерлока Холмса. Эд вешал в де-етстве кошек и поджигал хвостики голубям, но больше в нё-ём ниче-его плохого не было, ре-ебёнок, как ребёнок!

– Милое дитя! – вскричал доктор.

– Вот-вот! – Лайл вновь плюхнулся на стул и принялся добивать яичницу.

На другой день он опять занимался картотекой и к вечеру вдруг нашёл в ней нечто, очевидно, очень интересное. Его лицо осветилось улыбкой, он быстро стал делать записи, потом оторвался от них и заходил по комнате, насвистывая. Настроение у него определённо поднялось. Внезапно он остановился, и доктор, взглянув на него из-за газеты, увидел, что молодой человек стоит возле приткнутого в углу гостиной соснового стола с химическими колбами и пробирками и смотрит на них расширенными глазами.

– Что вы там увидели, мистер Лайл? – удивлённо спросил доктор.

Герберт ударил себя ладонью по лбу:

– Понял! Доктор, вы слышали ведь о реактиве Шерлока Холмса?

– Он при мне его изобрёл, – улыбнулся Уотсон. – Я помню, как он исколол себе все пальцы, добывая кровь для опытов.

– Я читал, я читал! – молодой человек дрожал от возбуждения. – Вы и писали об этом, я вспомнил! Вы писали, что даже через несколько лет этот удивительный препарат даёт безошибочную реакцию на гемоглобин? Да?

– Да, – подтвердил Уотсон. – Я своими глазами видел, как Холмс получил реакцию, опустив в препарат кусочек ткани с кровавым пятном двенадцатилетней давности.

– Двенадцатилетней! Ну, так она должна получиться и на сей раз! Вернее, она не должна получиться, и это будет доказательством догадки Шерлока Холмса!

– Объясните наконец, какой догадки?! – заражаясь волнением Лайла, спросил Уотсон.

Не отвечая, молодой сыщик рылся в ящиках «химического стола». Его руки слегка дрожали.

– Ну, где он? – жалобно вскрикнул Лайл. – Я не разбираюсь в химических формулах. Где этот реактив?

Уотсон отстранил Герберта в сторону и, разобрав пакетики и склянки, вынул плоскую металлическую коробочку с красной этикеткой.

– Вот. Он всегда держал его здесь.

– Спасибо, доктор! – Лайл взглянул на часы. – Сейчас половина седьмого. Что же, родственники покойного коллекционера простят мне поздний визит!

– Не поехать ли мне с вами? – спросил доктор.

Лайл отозвался уже из комнаты Холмса, где поспешно надевал сюртук:

– Пожалуй, не стоит. Я притворюсь, что просто забыл у них какую-нибудь мелочь. Вы – слишком известны как друг мистера Шерлока Холмса. Не надо тревожить этих людей, не то, как бы они нам убийцу не потревожили. Помните, Холмс написал: «Возможно и вероятно, что убийца был близок к дому Леера».

И выскочив из комнаты, уже в шляпе и перчатках, неутомимый детектив исчез.

Он вернулся в десятом часу и был приятно удивлён, увидев на «химическом» столе колбу с готовым, уже растворенным в воде реактивом.

– Я подумал, – скромно заметил Уотсон, – что сделаю это неплохо, я не раз видел, как мой друг его разводил.

– Вы догадались, что материал для исследования я привезу с собой? – улыбаясь, спросил мистер Лайл.

– Но ведь реактива вы туда не брали, – пожал плечами доктор. – Я понимал, что ковра вы не прихватите, но, очевидно, вы сумели выстричь из него ворс?

– Вот именно! – хлопнул в ладоши сыщик. – И притом под носом у хозяина и горничной, притворяясь, что ищу стекло от очков. Кстати, надо вставить его назад, в оправу... Ну, доктор, а теперь произведём эксперимент.

– Признаюсь, не вижу смысла, – пожал плечами Уотсон. – Для чего вам устанавливать, что возле стола в кабинете Леера пролилась кровь? Это и так бесспорно.

– Вот мы и проверим. – Герберт Лайл, усмехаясь, подошёл к столу. – Смотрите же, доктор – бросаю.

Сыщик вытащил из кармана бумажный конверт, вынул оттуда несколько толстых шерстяных ворсинок, окрашенных в буроватый цвет, и бросил их в стакан.

Шерстинки поплавали на поверхности, затем намокли и погрузились. Но вода осталась чистой: не потемнела и не замутилась, в ней не появилось красноватых хлопьев, обычных при реакции этого препарата на малейшее присутствие гемоглобина.

– Не может быть! – закричал Уотсон. – Я ведь проверял реактив перед тем, как приготовить эту смесь. Он действует.

– Я и не сомневался в этом! – хохоча от радости, воскликнул Герберт Лайл. – Вот теперь уже у меня есть улика! Вы понимаете не догадка, а улика! Это не кровь!

Уотсон провёл рукой по лбу и почувствовал, как в голове у него что-то скрипит, будто трутся друг о друга какие-то заржавевшие колёсики.

– Глупею! – сказал он. – Ничего не понимаю. Я врач, и для меня это абсурд. Там лежал мертвец. На ковре, под его головой было пятно. Не быть там его не могло. Пятно крови. И теперь вы говорите, что это не кровь?

– Говорю и утверждаю это! Я опрашивал прислугу, они все подтвердили, что ковёр тот самый и пятно то самое. Наследник сохранил ковёр с пятном как память о семейной трагедии. Но это не кровь Леера, это вообще не кровь. Конечно, убийца мог зайти на бойню и принести оттуда бутылочку настоящей крови. Но помните: «Кровь быстро сворачивается...» У него было бы мало времени, да и на бойне его могли запомнить и в случае чего опознать. Кто знает? Да и зачем тащить туда кровь, если эти остолопы в полиции никогда не проверяют того, что кажется им очевидным?

Уотсон тяжело вздохнул:

– Лайл, извините, но я тоже остолоп. Я не понимаю, почему из простреленной головы убитого не вытекло ни капли крови? И для чего было поливать ковёр какой-то краской? Ведь это краска?

– Скорее всего охра с чем-то ещё, – молодой сыщик вынул из конверта ещё немного ковровой шерсти, потом убрал её назад и спрятал конверт в ящике стола. – Ну а понадобилось это потому, что из простреленной головы Леера, когда она коснулась этого ковра, уже не могло вытечь ни капли крови. Он был убит за несколько часов до выстрела Джона Клея.

– То есть вы хотите сказать, что с Клеем говорил не Леер?! – закричал поражённый Уотсон. – Значит... С ним говорил убийца?!

– Да, в великолепном гриме. Он убил Леера, скорее всего воспользовавшись каким-нибудь шумом в доме, а что ещё вернее, из духового ружья. Спрятал тело, затем загримировался так, что даже слуги его не узнали. Думаю, он постарался сделать так, чтобы близко к нему никто из них не подходил. Убийца провёл в доме часа два, вероятно, а потом якобы уехал в клуб, в тот клуб, где состоял членом эсквайр Леер. Потом он «внезапно» вернулся, застал грабителя, великолепно разыграл и смятение, и отчаяние, отдал вору фальшивые сапфиры, заранее положенные в сейф на место украденных настоящих, и спровоцировал Клея на выстрел. Если бы Клей не выстрелил, он, наверное, сам бы пальнул из того пистолета, что лежал на столе. Весь вопрос в том, куда он спрятался и как незаметно ускользнул после того, как Клей выскочил из комнаты и его увидели слуги?