Текст книги "Три ошибки Шерлока Холмса"

Автор книги: Ирина Измайлова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 21 (всего у книги 27 страниц)

– Докажу! – крикнул Лайл.

– Чёрт побери, как?!

Сыщик упал в кресло и, закинув руки за голову, сцепив пальцы на затылке, начал говорить, быстро и уверенно:

– Ваш брат, сэр, в тот роковой день, шёл в Степни, чтобы убить Годфри Нортона. Вы это понимаете?

– Да, – кивнул, нахмурившись, Майкрофт. – Но неосуществлённое намерение...

– Да, знаю, погодите! Он шёл в Степни явно не с пустым карманом. Вы ведь не думаете, что он собирался задушить Нортона? Само собой, нет. Едва ли он намеревался его и зарезать. При нём, конечно, был револьвер. Но и у миссис Нортон, тоже пришедшей в Степни с ужасной целью, был револьвер. На месте убийства было найдено одно оружие.

– Оно было в руках у Шерлока, – уточнил Холмс-старший.

– Совершенно верно, он вырвал его у миссис Нортон, как она и говорила на суде. При обыске ни у него, ни у неё другого оружия не было обнаружено. Куда, по-вашему, мог деваться второй револьвер?

– Я об этом думал тогда, – пожал плечами мистер Майкрофт. – Это просто. Там под окнами пруд. Незаметно, в суматохе подойти к окну, приоткрыть раму и выбросить оружие в воду – дело одной секунды. Не сообразить этого Шерлок не мог.

– Я знал, что вы так и скажете, – в голосе молодого человека прозвучало удовлетворение. – Значит, если найти в пруду этот самый револьвер, это могло бы послужить косвенным доказательством невиновности мистера Холмса?

– Ни в коей мере! – сердито отрезал Майкрофт. – А он возьмёт и скажет, что это Ирен выбросила в окно свой револьвер, вот и всё. И это тоже будет для суда неоспоримо.

– Блестяще! Великолепно! – Герберт Лайл ликовал. – Ну а если там, в пруду, под окном комнаты, в которой убит Годфри Нортон, лежали два револьвера?

Мистер Майкрофт повернулся к сыщику так резко, что широкой полой своего халата едва не угодил в камин, и на тлеющих углях взметнулись от возникшего ветра голубоватые язычки пламени. На лице чиновника появилось выражение, которое нельзя было назвать простым изумлением.

– Что?! – взревел он. – Два, вы сказали?! Два?!

– Я сказал это, ибо я сам сегодня на рассвете нашёл их там, – твёрдо проговорил сыщик. – Они лежали один против другого, на расстоянии фута друг от друга. А совсем рядом лежала коробка с сапфирами, судя по слою ила, выброшенная с ними в один день.

На лице Майкрофта выступил пот.

– Кто третий? – резко спросил он. – Вы знаете, кто третий?

– Тот, кто выбросил в окно сапфиры, – ответил Герберт. – Тот, кто не выбросил револьвера. Ещё сегодня утром я сомневался. Но все мои сомнения рассеяла вот эта запись, сделанная вашей рукой.

– Покажите! – закричал Майкрофт.

О, как не похож были сейчас мистер Холмс-старший на невозмутимого величественного человека, который встретил мистера Лайла полчаса назад!

Герберт молча протянул чиновнику старую тетрадь с его записями.

На одной странице, примерно в середине тетради, в разделе, относящемся к 1868 году, было записано: «С октября возобновляется договор с мистером Брейсом Гендоном на прежних условиях. Мистер Артур Блэк, мистер Кеннети Дрокуэл и мистер Генри Дарант прерывают договоры (расчёт согласно оговорённым условиям). Принимается на работу в качестве юридического консультанта мистер Годфри Нортон. Окончил Оксфорд в нынешнем году, год рождения 1848-й. Характеристики хорошие, деловые качества предстоит выяснить. Судя по всему, большие способности (в двадцать лет окончил университет, уже имеет практические познания)».

Лайл нервно рассмеялся.

– Ну?

– Господи помилуй, но это же прямая связь! – произнёс Майкрофт Холмс. – Но что за дикое совпадение? Как они оказались полгода назад в одном и том же доме? И Нортон... Ведь Шерлок установил, что этот человек был шантажистом! Вы думаете, Нортон узнал, что у Гендона находятся «глаза Венеры»?

– Я знаю, что он узнал это. Он перехватил письмо, посланное Гендону Антонией Мориарти.

– Ах, вот оно что! И, значит, сапфиры... Дьявол!

Мистер Холмс-старший зашагал по комнате взад-вперёд, потом остановился перед Гербертом и уставился на него так, будто хотел прожечь взглядом насквозь.

– Но я не понимаю одного, – произнёс он. – Где же он был? Куда он девался?! Из этой комнаты он никуда не мог уйти!

– А он и не ушёл из неё никуда, – спокойно сказал Лайл. – Убийство эсквайра Леера ведь тоже поражает этой самой дикостью: исчезнуть некуда, а убийца исчез. Но так ли уж некуда? Бархатные шторы в гостиной Леера дают ответ на вопрос, если допустить, что преступник был своим человеком в доме. Ну а там, в Степни? Помните комнату?

Несколько секунд Майкрофт раздумывал. И вдруг вскрикнул:

– Ах, я идиот! Но такое просто в голову не лезет! Это же фантасмагория!

– Но это истина, – засмеялся Лайл.

– И вы, – после минутного молчания проговорил устало Майкрофт, – вы можете... сможете доказать это всё? Простите, я вижу, как вы потрясающе талантливы, но в данной ситуации меня волнует не блеск вашей мысли, а возможность реально доказать невиновность моего брата. Всё, что вы сказали, ещё не содержит в себе прямых улик.

– Прямые улики, вероятно, будут у меня завтра или послезавтра, – сказал Герберт. – И вы сможете отправиться в Букингемский дворец и просить её величество об отмене приговора, вернее, двух приговоров. К этому времени доказательства, это я вам обещаю, будут представлены полиции.

И в нескольких словах Герберт Лайл обрисовал мистеру Майкрофту план, который созрел у него этим утром.

Когда он умолк, Майкрофт, всё это время стоявший возле стола в позе, выражающей самое напряжённое внимание, сделал какое-то неопределённое движение рукой, вдруг стукнул кулаком по столу, так, что дубовый стол застонал и затрещал, и, нагнувшись, неожиданно поцеловал молодого сыщика в лоб, причём от этого изъявления чувств, более возможного для каменной статуи, нежели для мистера Холмса-старшего, кресло вместе с Гербертом отъехало назад фута на три и остановилось, упёршись в ковёр.

– Что с вами?! – вскрикнул Лайл, вскакивая. – Никак не ожидал!

– Я и сам не ожидал, – пробормотал мистер Майкрофт. – Извините. Но вы... Вы и сами не понимаете, как много делаете для меня. Несколько часов назад я расстался с братом, думая, что теряю его навсегда.

– Что?! – Лайл пошатнулся и обеими руками вцепился в спинку кресла, чтобы не выдать внезапной слабости. – Он был у вас?! Он уже в Лондоне?

И тотчас взор молодого человека упал на сиденье кресла, в котором сидел и с которого поднялся мистер Холмс-старший. На светлой обивке он увидел тёмное, зловещего цвета пятно.

– Так вот, что вы прятали от меня! А в камине что жгли? А я-то думаю, для чего камин затоплен, ведь так тепло! Где он, сэр, скажите ради бога?

– Я не знаю, – голос чиновника был глух, он отвернулся. – Я не мог его удержать. Думаю, он уже в Уордингтон-хилле. Он ушёл от меня в одиннадцать утра. Некоторые подробности его прибытия есть в «Таймсе» под заголовком: «Преступник на борту «Адмирала Нельсона». Там речь идёт о Джоне Клее, но это был не Клей: Шерлок сознательно выдал себя за него, чтобы тот успел скрыться вместе с их сообщницей. Большего я не знаю, даю слово.

– Вы поссорились? – дрожащим голосом спросил Герберт.

– Нет, – покачал головой Майкрофт. – Просто он спешил. Спешил и потому ушёл. Его ведь ничто не остановит. Он идёт до конца и не себя спасает, а своего приятеля-висельника. Он поехал к герцогу Уордингтонскому и больше ничего не изволил мне сообщить.

Усилием воли Герберт подавил овладевшую им дурноту.

– Ещё только один вопрос, сэр, – тихо сказал он. – Ваш брат тяжело ранен?

Майкрофт потемнел.

– Будь он ранен тяжело, я бы силой запихал его в постель. Нет, у него нога ниже колена задета пулей. Неопасно. Сознаюсь, помогать ему в этой авантюре с герцогом я отказался, мне это всё не по душе... Но если вы действительно добудете твёрдые доказательства непричастности Шерлока к убийству, я обещаю вам попросить и за этого вашего Джона Клея. Вы надеетесь сегодня поймать убийцу?

– Сегодня или завтра, сэр. Завтра воскресенье, на пруду в Степни не будет рабочих, как нет их и сегодня. Преступнику это удобно.

– Что же, храни вас Бог!

Майкрофт Холмс вернул себе прежнее величавое выражение лица и спокойствие позы, и только лёгкое дрожание в кончиках пальцев выдавало его. Он вдруг посмотрел пристально на Герберта и спросил, уже провожая его к двери:

– Сэр, а вы... Скажите, вы были лично знакомы с Шерлоком?

– Нет, – ответил Лайл. – Никогда.

– Хм! Ну что же... Быть может, я вас познакомлю с ним. А быть может, и вы меня с ним познакомите. Как и мой брат, вы очень странный человек, но сейчас мне пришла в голову мысль... нелепая, сознаюсь. Мысль о том, что вы ещё более странны, чем стараетесь казаться.

– Всё может быть, мистер Холмс! – ответил Герберт, спокойно пожимая руку чиновника. – До свидания!

ГЛАВА 2

Уординггон-хилл не походил на обычные английские дворянские замки, с их традиционным полусредневековым обликом, с их мрачными стенами, с галереями и переходами, в которых днём печально свистит ветер, а ночью мерещатся привидения, с высокими залами, тонущими в полутьме, оживлёнными лишь бесконечной галереей родовых портретов.

Этот, действительно очень старый дворец, выстроенный в шестнадцатом веке на месте другого, выстроенного в одиннадцатом и принадлежавшего тому же роду Уордингтонов, был в восемнадцатом столетии значительно перестроен по приказу его тогдашнего владельца и являл собою замечательное произведение архитектурного искусства, выдержанное в изысканно-романтическом стиле. Огромные голландские окна со множеством сияющих стёкол, светлый камень стен и изящных угловых башен, мраморная лестница с дремлющими на ней львами, и всё это среди парка, выполненного в стиле «каприз», то есть имитирующего живую, нетронутую природу. Этот парк был украшен не клумбами, а причудливыми нагромождениями камней, среди которых бурно и волшебно росли цветы, не мраморными бассейнами, а прудами со склонёнными над зеркальной водой ветвями экзотических деревьев. В прудах плавали австралийские чёрные лебеди, чьи загадочные силуэты скользили бесшумно под шелестящей листвой, по лужайкам бродили павлины, резкие крики которых нарушали девственную тишину этого парка и рождали мысли о глухих дебрях леса, населённого эльфами и гномами.

Внутри замок тоже был выдержан в стиле прошлого века и вызывал не сдержанную робость и пугливое почтение, как обычные родовые гнёзда британской знати, но настоящее восхищение. Светлое дерево и бронза, позолота, хрусталь и мрамор, очаровательные китайские будуары, зимний сад, ротонды с греческими скульптурами, галереи, в которых картины лучших английских мастеров соседствовали с драгоценными полотнами прославленных итальянцев.

В Уордингтон-хилле было на чём остановиться глазу!

И Шерлок, шествуя за камердинером герцога по этому дворцу, искренно им любовался, хотя видел дворцы и роскошнее. Но едва отворились двери небольшой, обитой синим шёлком гостиной, и перед вошедшим предстал сам герцог Уордингтон, как всё померкло, и Холмс, глядя с изумлением на хозяина, подумал только одно: «Как же можно пытаться скрыть истину, когда она так очевидна?» Его светлость до того походил на Джона Клея, что при плохом вечернем освещении их, пожалуй, можно было бы спутать.

Высокого роста, собранный, изящный, с очень густыми волосами, наполовину каштановыми, наполовину седыми, с тонким лицом, в котором благородство соединялось с непосредственностью, губы, созданные для гордой улыбки, плавные кошачьи движения. И только глаза у герцога были не синие, а серые, холодные и невозмутимые.

На вид его светлости было лет пятьдесят пять, однако в его лице минутами ощущалась усталость, присущая куда более преклонному возрасту, казалось, что мысли герцога старше его плоти, и множество тонких поперечных морщин на высоком его лбу подтверждали это.

– Кто вы, сэр, и по какому делу желаете меня видеть? – спросил лорд Уордингтон, когда камердинер вышел, затворив дверь за гостем.

Шерлок подошёл к столу и поклонился так спокойно, будто явился выполнить некое будничное поручение, которое его самого вовсе не волнует и не касается.

– Доброе утро, ваша светлость, – проговорил он. – Спасибо, что согласились меня принять. Я опасался, что, не представившись слугам, не смогу проникнуть к вам официальным путём.

– Камердинер сказал, – сухо заметил герцог, – что вы производите самое благоприятное впечатление. И что, по вашим словам, можете оказать мне немалую услугу. Обычно меня не прельщают столь туманные предложения, но почему-то для вас я сделал исключение. Итак?

Гость слегка улыбнулся:

– Прежде всего, осмелюсь представиться, раз вы желаете знать, кто я. Меня зовут Шерлок Холмс.

Изогнутые брови герцога вскинулись, на желтоватом лице появился румянец, он отступил от стола.

– Вы хотите сказать, что вы.., – начал он.

– Я хочу сказать, что я в начале апреля этого года бежал из Пертской каторжной тюрьмы вместе с вашим сыном, милорд. И здесь я представляю его интересы, хотя представляю их более, чем неофициально. Мне нужна ваша помощь, и я надеюсь её получить.

Герцог Уордингтон облокотился на стол и вперил в Холмса изумлённый и негодующий взгляд.

– Это переходит все границы! – выговорил он с расстановкой. – Я позову полицию, если вы немедленно не уйдёте.

– Зовите, я не уйду, – невозмутимо ответил Шерлок. – Можно сесть? Я не спал две ночи, прошлую ночь плавал по Темзе под пулями полиции, а этой ночью рылся в бумагах. Мне необходимо восстановить справедливость, попранную много лет назад, поэтому я здесь. Вы даже не спросите, что с вашим сыном?

– Газеты пишут, что он жив, – глухо произнёс герцог, стирая мизинцем каплю пота, нечаянно проступившую на его переносице. – А вы знаете, где он сейчас?

– Думаю, что знаю, милорд, – не ожидая позволения, Шерлок уселся на стул и откинулся на спинку. – Но сейчас буду спрашивать я.

– О чём вы можете меня спросить?! – его светлость вышел из-за стола и остановился против сидящего, засунув правую руку за борт светлого сюртука, надетого для утренней верховой прогулки. – Я не видел моего несчастного сына более десяти лет и решительно ничего не знаю о нём.

Серые глаза Шерлока потемнели. Он усмехнулся:

– Термин «несчастный», который вы употребили по традиции, подходит к случаю больше всех других терминов. Да, вы сделали Джона несчастным, я утверждаю это, и этого вы не осмелитесь отрицать. А о том, что вы более десяти лет не виделись, я осведомлён, тем более что последние шесть лет Джон пребывал на каторге.

– Но ведь не по моей вине он оказался там, сэр! – резко произнёс герцог.

– Нет, по вашей, милорд!

Шерлок встал и прошёлся по гостиной, не замечая тупой боли в раненой ноге. Герцог смотрел на него, не отрываясь.

– Я не стану выяснять ваших взаимоотношений с Джоном, точнее говоря, с лордом Кромуэлом, ибо его следует называть именно так, – продолжал Холмс, останавливаясь. – Я знаю, что он законный ваш сын и законный наследник титула. Мне нужно знать другое: где может сейчас находиться ваш бывший адвокат, мистер Брейс Гендон?

Лорд Уордингтон вздрогнул, его румянец сразу же уступил место восковой бледности.

– Для чего вам нужен этот человек? – произнёс он с усилием. – Я давно уже порвал с ним.

– Но вы не можете совсем ничего не знать о нём, – сурово проговорил Холмс. – Слишком многое вас с ним связывает. Вы были дружны с ним много лет назад, это был ваш поверенный и, если хотите, сообщник.

– Сообщник?! – страшным голосом, ещё больше бледнея, повторил Уордингтон. – Вы отвечаете за свои слова, сэр?!

– Я сказал «сообщник», – повторил Шерлок. – А нужен мне этот человек потому, что он – убийца.

Герцог отшатнулся и едва не упал, но поспешно облокотился на стол.

– Вы... не можете этого знать! – прошептал он. – И это было двадцать восемь лет тому назад. Вы слышите, двадцать восемь лет назад, и я не имею к этому прямого отношения! Я этого не хотел! Я ему этого не приказывал!

Слова его светлости изумили Холмса, но он вовремя понял, что не следует показывать изумления, кроме того, при этих словах кое-что вдруг прояснилось в том вопросе, о котором он до сих пор имел довольно неясное представление. Когда герцог выпалил свою взволнованную тираду до конца, Шерлок сказал:

– О том, что произошло двадцать восемь лет назад, я пока вас не спрашиваю, хотя и об этом знаю достаточно. Я говорю о том событии, которое произошло девять лет назад в доме эсквайра Леера, и о том участии, которое вы приняли в ограблении и убийстве.

– Это ложь! – закричал герцог.

На тонких бледных губах Холмса заиграла язвительная, почти злая улыбка.

– Я собирался отправиться к вашей светлости вчера, едва прибыв в Лондон. Но мне пришло в голову для начала навести о вас кое-какие справки. И я обнаружил кучу любопытных деталей. Не зря провёл четыре часа в библиотеке над подшивками старых газет и над справочниками. То, что я узнал, заставило меня отправиться в особняк, который принадлежал эсквайру Лееру, и там я отыскал среди старых документов вот это.

И он положил на стол пожелтевший листок бумаги с оттеснённым сверху гербом герцога Уордингтона.

– Это рекомендация, которую вы выдали некоему Эдвину Блюму, садовнику, для поступления на службу к эсквайру Лееру. Леер отбирал слуг самым тщательным образом и не взял бы садовника без рекомендации титулованной особы. Кто такой этот Блюм, ваша светлость? Когда он работал у вас?

– Я не помню садовников, работавших у меня десять лет назад! – воскликнул Уординггон.

– Девять лет, ваша светлость, девять. Ну, так позовите управляющего, по-моему, он у вас служит уже пятнадцать... нет, семнадцать лет, он-то вспомнит и найдёт запись о найме садовника и о его расчёте в старой домовой книге. Не желаете? Понятно. Эдвин Блюм не служил у вас. И вот странное дело. Я показывал слугам покойного эсквайра вот эту фотографию. – Холмс вытащил из кармана кусочек картона и показал герцогу. – Двое из них узнали на ней этого самого садовника Блюма, который исчез на другой день после смерти хозяина, не получив расчёта. На это никто не обратил внимания. Но лицо, запечатлённое на старой фотографии, это лицо совсем не мистера Блюма, если у такового вообще есть лицо и он существует. Служащие нотариальной конторы на Брикстон-род, куда я зашёл после посещения особняка, опознали в этом человеке мистера Брейса Гендона, адвоката. Кстати, в вышеупомянутый период, то есть весной тысяча восемьсот восемьдесят седьмого года, в мае месяце, Гендон брал отпуск в конторе. Старик-управляющий имеет на этот счёт феноменальную память. Мистер Гендон брал отпуск ради того, чтобы честно послужить садовником у мистера Леера. Вы знали, устраивая его к эсквайру, что он собирается украсть знаменитые сапфиры коллекционера?

Герцог весь напрягся и расширенными глазами смотрел на Холмса.

– Когда... когда вы успели? – прошептал он. – За один день... Вы дьявол!!!

– За один день и за одну ночь, милорд. Да и трудно ли было установить, что в свои молодые годы вы решили поучиться в Оксфорде, поступили туда; что учась, сблизились со студентом по имени Брейс Гендон, которого потом, став уже не наследником герцога Уордингтона, а герцогом Уординггоном, приняли на службу? Трудно ли было установить, что в восемьсот шестьдесят шестом году у вас произошёл крупный разрыв с вашим отцом, и вы едва не были лишены наследства, и что в примирении активно участвовал ваш молодой друг, за что, очевидно, и получил потом ваше благоволение. Я установил также и то, что, учась в Оксфорде, вы женились...

Лорд Уордингтон сделал такое движение, точно собирался кинуться вон из комнаты, затем с перекошенным лицом схватил со стола бронзовое пресс-папье и замахнулся. Но тут же по его лицу прошла судорога, он опустил руку и выронил пресс-папье.

– Трудно, да? – продолжая улыбаться той же странной улыбкой, спросил Холмс. – Самому трудно. А Гендон далеко. Мне неясно только, сэр, что же произошло с вашей женой, леди Кромуэл. Она умерла? Или вы убили её? Ваш бывший дворецкий Майлс Остин, которого вы уволили пятнадцать лет назад и который работает теперь служащим на Чарринг-кросском вокзале, помнит о вашем увлечении очень хорошо. Вы думали, что ваше венчание осталось для слуг тайной, но он прекрасно о нём знает. Он и церковь мне назвал, я вот только туда ещё не успел зайти и уточнить имя, то есть девичью фамилию, леди Кромуэл. Так что же вы с ней сделали?

Герцог закрыл лицо руками и пошатнулся.

– Она покончила с собой, когда... когда я отнял у неё сына. Вы – сатана в облике человеческом. Как вы смеете лезть в мою душу своими железными когтями?! Кто вам позволил?! Я думал, что прошлое умерло вместе с ней, вместе с моей юностью, а вы!.. Как вы смеете?

– Как смею? – повторил Шерлок и побледнел сильнее герцога. – Я как смею? А вы, милорд, как посмели обмануть и бросить женщину, которую, верно, любили? Как вы посмели отнять у неё ребёнка, когда ваш наследник, родившийся в Южной Америке, умер на другой после рождения? Врач, принимавший его, сказал, что у вашей супруги, леди Элинор больше не будет детей. Врача-то найти совсем просто. Тем более что он англичанин и живёт в Лондоне. Именно в тот год, тридцать лет назад, умер ваш отец, и лондонская печать писала, что у молодого герцога Уордингтонского и герцогини леди Элинор, путешествующих по Южной Америке, родился наследник. Светская хроника поспешила. Он умер. И вы в отчаянии решили взять к себе того ребёнка, о существовании которого хотели забыть, сына первой вашей жены. Один только вопрос: вы, выходит, обвенчались с леди Элинор, будучи обвенчаны с другой женщиной, ещё при её жизни?

Лорд Уордингтон издал какой-то нечленораздельный звук и буквально упал в кресло, стоявшее возле его стола. Лоб его светлости был уже совершенно мокрый от пота.

– Теперь я понимаю, почему Гендон держал вас так крепко в своих руках! – воскликнул Холмс. – Он знал о том, что вы двоеженец, а наш закон суров к таким преступлениям. И так, вы написали своему дружку из Америки и попросили привезти вам ребёнка, перед тем уговорив вторую супругу, – вторую законную супругу – усыновить незаконного, как она думала, ребёнка. Вы женились на леди Элинор из-за её состояния, не так ли?

– Мы были в детстве обручены, а к моменту смерти отца наше состояние сильно подтаяло, – прошептал лорд Уордингтон.

– Ну, это-то я знаю. А потом, когда неожиданно и вопреки приговору врача леди Элинор родила сына, она потребовала, чтобы Джона отлучили от рода Уордингтонов. И вы сделали это! И после этого спрашиваете, как я смею?! Вы, с самого рождения раздавивший своего сына?! А когда Гендон убил Леера, подменил сапфиры и в убийстве обвинили Джона, вы что же, утешались тем, что Леер всё равно уже мёртв, а Джон всё равно уже стал вором?!

– Я не знал, что сапфиры подменены, – прошептал герцог. – Я только потом стал догадываться...

– Потому что до этого познакомили Гендона по его просьбе с ювелиром леди Элинор, мсье Кастеном, в Париже. Это у него он заказал подделку, привезя ему портрет миссис Леер с изображёнными в её ушах «глазами Венеры», Миссис Леер позировала художнику Флемингу за год до похищения сапфиров, портрет был куплен вами на аукционе, а потом куда он делся? Его нет в вашей галерее! Сами отдали Гендону, или он увёз у вас?

– Я ему подарил, – простонал лорд Уордингтон. – Но, клянусь Богом, я не подозревал, для чего протрёт нужен Брейсу. Уже потом у меня зашевелились подозрения, когда один знакомый рассказал, что видел в Италии, в театре, знаменитую миланскую красавицу с серьгами, очень напоминающими нашумевшую подделку. Я тогда и подумал... Но Джон уже был в Австралии.

– А о том, что Леера убил Гендон, а свалил всё на вашего сына, вы не догадывались?! – теряя самообладание, воскликнул Шерлок. – Вы не догадывались, что он навёл Джона, которого перед тем совратил и сделал вором, на эти самые сапфиры, чтобы свалить на него убийство?! Гендон не сам замыслил это виртуозное преступление, он был членом шайки профессора Мориарти. «Глаза Венеры» нужны были Мориарти, чтобы подарить их своей куртизанке-жене. Вы этого не знали?!

– Нет, нет, нет!!! – вскричал лорд Уордингтон. – Ради бога, чего вы хотите от меня?!

– И вы не знали, – продолжал Шерлок, – что именно за это несовершенное им убийство Джон был приговорён к смерти?! Или вас устраивала его смерть? Как же, позор вашего благородного рода!

Лорд герцог привстал в кресле, судорожно хватая ртом воздух.

– Я истратил пять тысяч фунтов на адвокатов, чтобы заменить приговор.

– Пожизненной каторгой? – теперь пошатнулся Шерлок, у него вдруг застучало в висках и мучительно заныла нога. – Вы хотели, чтобы он навсегда исчез, не так ли, милорд? Но, кажется, я зря всё это говорю. У вас же шерсть растёт на сердце!

– Что вам нужно? – снова заплетающимся языком спросил герцог.

– Мне нужно доказательство законного происхождения лорда Кромуэла, вашего сына. Мне нужно признание вами его прав на титул и наследство. Мне нужно, наконец, чтобы вы сказали мне, где искать вашего омерзительного сообщника. Вас я не трону, не бойтесь, я никому не покажу этой вашей рекомендации, данной лже-садовнику, не обнародую вашей связи с убийцей.

– Он охотно припутает меня, если дело дойдёт до суда! – воскликнул лорд Уордингтон.

– Конечно, только кто ему поверит? Не бейтесь, вашего соучастия в преступлениях Гендона не докажет ни один суд, а я сделаю всё возможное, чтобы тень не пала и на ваше доброе имя. Я делаю это не ради вас, милорд, вы мне отвратительны, но ради Джона. Верно, у его матери было чистое сердце.

– Да, удивительно чистое, – странно улыбаясь, прошептал Уордингтон. – А как... как вы собираетесь доказать невиновность Джона?

– По сути дела, она уже доказана, – Шерлок опять опустился на стул и, слегка сморщившись, сжал рукой левое колено. – Я вчера виделся с ещё одним человеком, милорд, с моим другом, доктором Уотсоном. Это было нелегко: доктор живёт сейчас в моей квартире на Бейкер-стрит, а там дежурит полиция. Но мне удалось его вызвать оттуда, мы поговорили, и я узнал, что почти все доказательства собраны, и подлинные сапфиры уже нашлись. Между прочим, они снова были у вашего друга, мистера Гендона, он украл их у вдовы Мориарти. Вы это знали?

– Нет.

– Я так и думал. Вас интересует, кто занимался расследованием, покуда я добирался сюда из Австралии? Я и сам мучился вопросом, найдётся ли такой человек, который окажется способен докопаться до истины, когда прошло столько лет. И нашёлся, милорд! Представьте! Возможно, это – второй Шерлок Холмс, хотя я сам же всегда утверждал, что второго быть не может. Как бы там ни было, мне осталось сделать немногое. Дело Джона будет пересмотрено, он не останется на каторге до конца жизни, а быть может, и я надеюсь на это, быть может, и не вернётся туда.

– Да благословит вас за это Бог, сэр! – воскликнул герцог.

Шерлок посмотрел на него с прежней печальной усмешкой:

– Теперь вам, возможно, и хочется этого. Вы все потеряли и хотите хоть что-то вернуть. Я не стану рассказывать Джону о том, что вы помогли Гендону украсть «глаза Венеры». Он и так много страдал из-за вашей жестокости. Попробуйте попросить у него прощения, быть может, он и простит. А сейчас мне нужны документы. Или вы все уничтожили?

– Нет, – лорд Уордингтон через силу поднялся с кресла. – Я ничего не уничтожал. Идёмте, вы всё получите.

Они прошли из гостиной в бильярдную, оттуда, через небольшой китайский будуар – в ротонду, где на стенах и вазах греческой работы бородатые сатиры гонялись за нимфами, а затем через ещё одну комнату вошли в спальню герцога.

Эта просторная комната, отделанная малиновым штофом, была погружена в сумрак, потому что бархатные портьеры на окнах были сдвинуты. Лишь отдельные лучи солнца просочились через узкие щели между половинками портьер, и там, где солнечные пятна падали на темно красный ковёр, поблескивали, казалось, лужицы крови. Стоявшая в глубине комнаты огромная старинная кровать с тяжёлым пологом напоминала пещеру или нору какого-то зверя, покинутую и тоскливую. Светлые ореховые стулья, светлый столик и панели орехового дерева, которыми стены были обиты внизу, не оживляли этой тревожной и печальной картины. Воздух здесь застыл, в нём словно повис запах, похожий на осенний дух опавшей листвы, хотя за окнами царило лето.

Лорд Уордингтон подошёл к столику, на котором стояли какие-то лекарства, графин и лежал высохший компресс. Отодвинув столик от стены, герцог вытащил из резной розетки крошечный ключ, вставил его в другую розетку, в которой искуснейшим образом была замаскирована замочная скважина, повернул ключик, затем самую розетку, и ореховая панель открылась, оказавшись дверцей потайного шкафа.

В шкафу лежали какие-то папки, а ниже, на другой полке, стояла шкатулка из красного дерева. Лорд Уордингтон открыл её другим маленьким ключиком и вынул оттуда большой конверт из плотной бумаги.

– Возьмите. Здесь моё свидетельство о браке. И её. Она отдала его Гендону по моей просьбе, и он настаивал на том, чтобы я его уничтожил, но я сохранил. Здесь и бумага, свидетельствующая о рождении Джона, это настоящее свидетельство, а не то, которое я привёз из Америки, то подложное. Здесь последние письма моей жены. Отдайте сыну, пускай прочитает, это всё, что я могу ему передать в память о его матери. И ещё вот это.

Он вынул из шкатулки и положил на столик книгу в красном сафьяновом переплёте с серебром. Один уголочек переплёта был слегка надломлен, и серебряная накладка в этом месте погнулась.

Увидев эту книгу, Шерлок, который до того сохранял спокойствие, вдруг тихо ахнул и отступил, как если бы увидел привидение.

– Лорд Байрон! – прошептал он, бледнея.

– Да, – ответил герцог. – Очень старое и редкое издание, этой книге лет пятьдесят. Но вы... вы её видели?

– Вашу жену звали Лилиан? – еле слышно спросил Шерлок.

– Да. Девичье имя Лилиан Роуз. Но откуда...

– Боже мой, Боже мой! Так вот кто её убил!!!

– Вы что-то знаете?! – руки герцога, державшие шкатулку, затряслись. – Вы... её знали?

– Да, я её знал, ваша светлость, – голос Шерлока вдруг опять стал спокоен. – Она умерла у меня на руках. И я знаю наверняка, что она не покончила с собой, а была убита. Брейс Гендон её застрелил, чтобы беспрепятственно забрать ребёнка. А быть может, она сама согласилась отдать его и вот это свидетельство. Она любила вас и не хотела вам перечить, боялась вам повредить... В таком случае он её убил просто для того, чтобы быть спокойным, вернее, чтобы вы были спокойны. Вы ведь ему щедро заплатили, не так ли?

Лицо герцога исказилось.

– Зверь!!! – крик его сорвался, перейдя в хрип. – Зверь! Она вам сказала? Назвала его?!

– Нет, не назвала, – покачал головой Холмс. – Я же сказал, милорд: она вас любила, она не хотела выдавать вас. Она и с меня взяла тогда клятву, что я не стану искать убийц, и я, дурак, осёл, дал такую клятву и сдержал её! Разоблачи я вас тогда, найди я убийцу – и судьба маленького Дэвида сложилась бы по-иному. Он никогда не стал бы «незаконным сыном». И мистер Гендон не развратил бы его оскорблённую душу.