Текст книги "Царь Гектор"

Автор книги: Ирина Измайлова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 21 (всего у книги 29 страниц)

Глава 14

– Я думал, что убил его! – воскликнул Гектор, ладонью стирая пот с бледного, как воск, лица брата.

– Сумасшедший! Как ты мог такое подумать, когда мы оба видели, что он перехватил древко! – голос Пентесилеи был хриплым и дрожал. – Никогда бы не поверила, что возможно рукой удержать тяжёлое боевое копьё, пущенное с тридцати шагов...

– Да, ранка совсем неглубокая... – прошептал царь Трои, вновь проводя рукой по лицу и спутавшимся волосам Ахилла. – Он потерял сознание не от неё. Боги! В то мгновение, когда копьё полетело, я услышал крик Авлоны и понял, что совершаю нечто ужасное, но было поздно!

Пентесилея склонилась к мужу, голову и плечи которого Гектор положил к себе на колени, и прикоснулась к его лбу сухими потрескавшимися за время похода губами.

– У него жар, – тихо сказала она. – Что с ним?

– Лихорадка! – подала голос стоявшая немного в стороне Авлона. – Он от неё чуть не умер. А началась она от ран, конечно. Он был сильно изранен.

– Это видно, – проговорил Гектор. – Шрамы ещё свежие. Ахилл, родной мой! Ты слышишь нас?

Молодой человек открыл глаза и улыбнулся.

– Здравствуй, брат! Пентесилея, а кто у нас родился?

– У нас родился сын.

– Я так и знал! Как его зовут?

– Патрокл.

Губы Ахилла дрогнули.

– Спасибо, Пентесилея! Спасибо, что сохранила его и что дала ему это имя!

Она по-прежнему стояла на коленях, склонившись к лицу Ахилла так, что прядь её волос, выбившаяся из тугого узла на темени, падала на его влажную от пота щёку. Глаза были близко-близко, и оба видели друг у друга слёзы...

– Амазонка не может дать имя сыну. Только дочери... – глухо произнесла женщина в ответ на слова мужа. – Это Гектор его так назвал.

Герой крепко сжал руку брата.

– Ты знал, что я захочу назвать его именно так, да, Гектор?

– Да, – кивнул тот. – И знал, что ты жив, и что тебя это обрадует. Прости меня, братец! Я не успел удержать руку и ранил тебя!

– Это не рана. Пустяки! – Ахилл засмеялся и, сделав над собою усилие, привстал на локте. – Мне за последнее время так крепко попало, что подобные царапины можно и не замечать...

В это время к ним стали медленно подходить египетские воины, только что в ужасе бежавшие от явившегося им чудовища, но быстро понявшие, что ничего ужасного не произошло, и устыдившиеся своего страха и бегства. До многих из них ещё не вполне дошло, в чём же всё-таки дело, куда пропал гигантский ящер и откуда взялся молодой великан, так необычайно похожий на их военачальника. Главным образом, воинов успокоило появление Яхмеса, в котором они сразу признали соотечественника и который своим совершенно невозмутимым видом дал им понять, что всё так и было задумано... Анхафф и Харемхеб, подошедшие первыми, негромко отдали несколько распоряжений, и египтяне совершенно пришли в себя. Послышались удивлённые, смущённые и радостные возгласы, кто-то засмеялся, на землю полетели щиты и копья, и большинство воинов принялись с наслаждением сдирать с себя грязные и липкие от пота ливийские доспехи.

Но Гектор, Ахилл и Пентесилея не замечали ничего вокруг. В эти бесконечно растянувшиеся мгновения они видели и слышали только друг друга.

– Я тоже знал, что вы оба живы! – сказал Ахилл, переводя взгляд с бледного лица старшего брата на лицо Пентесилеи. – Я каждый день молился за вас!

– Наверное, это и спасло нас! – просто сказал Гектор и, не выдержав, обнял Ахилла и прижал к себе с силой, от которой у обычного человека затрещали бы кости.

Герой ответил брату такими же могучими объятиями и затем, разжав их, проговорил тихо и очень серьёзно:

– Думаю, ваши молитвы помогли мне не меньше, Гектор! Но если уж говорить честно, то после Бога, того, кто всех выше и сильнее, я прежде всего обязан жизнью этой девочке, сестре твоей жены, брат!

И он обернулся и посмотрел на стоявшую немного в стороне Авлону.

– Это ещё кто кого больше спасал! – воскликнула девочка, вся загораясь алым румянцем, одолевшим её густой загар. – А кто убежал от египтян и меня на руках утащил, потому что я бы так быстро не смогла? А кто плиту надвигал на яму, чтобы нам спрятаться под ней? А кто попросил Бога повернуть в сторону смерч? Разве я бы догадалась? А может, Он бы меня и слушать не стал! Я бы без тебя точно сто раз пропала!

Она бы и ещё чего-нибудь наговорила, но тут Пентесилея, встав с колен, подошла и, подхватив её, крепко прижала к себе. Авлона тоже обняла свою приёмную мать и, прижавшись щекой к её щеке, с изумлением поняла, что эта щека совершенно мокрая.

– Моя царица, неужели ты плачешь?

– А ты думала, я не умею? – молодая женщина ласкала рыжие кудри девочки, пытаясь унять дрожь в пальцах и в спине, но у неё ничего не получалось. – Самое удивительное, что это видят другие люди, и мне от этого нисколько не стыдно!

Понемногу все успокоились. Гектор приказал своим воинам сложить костры за пределами крепости и предать огню трупы ливийцев, кроме, разумеется, тех, которые попадали в ущелье, – доставать их оттуда было бы слишком долго и слишком трудно. Это распоряжение троянский царь отдал не только и не столько из-за того, что хотел отдать должное погибшим врагам. Прежде всего необходимо было очистить двор крепости – ведь из небольшого войска египтян предстояло выделить сотни две воинов для охраны египетской твердыни, которым предстояло дожидаться подкрепления из Мемфиса. Северная крепость была слишком необходима фараону, чтобы вновь рисковать ею. С этой же целью Гектор приказал как можно скорее починить и укрепить ворота и, не удержавшись, заметил, что их вообще надо бы было сделать попрочнее, коль скоро его брату, пускай и в облике ящера, удалось так легко их вышибить. В ответ на это Харемхеб сказал, что до тех пор, пока на свете найдётся второй Ахилл, ворота крепости успеют истлеть, а тогда уж и можно будет вешать новые.

Гектор понимал также, что войску нужен отдых и что отдыхать лучше именно здесь, за надёжными крепостными стенами. Здесь был колодец, сохранились запасы зерна и вяленого мяса, имелось запасное оружие и бинты для раненых. Военачальник объявил, что отдых продлится три дня, но при этом необходимо послать нескольких гонцов в Мемфис, чтобы сообщить фараону обо всём: о победе, об измене, о необходимости выслать новый отряд для северной крепости.

Поразмыслив и посовещавшись с остальными командующими, Гектор приказал ехать Анхаффу с двумя десятками воинов и Яхмесу, поскольку он один мог рассказать Великому Дому о предательстве номарха и о том, каким образом ливийский отряд сумел обойти войско фараона с тыла и едва не напал на него врасплох. К сожалению, нельзя было подкрепить свидетельства признанием предателя Тефиба: тот был мёртв – как перед тем десятки ливийцев, он умер от страха, увидав перед собою чудовищного ящера...

– Я рад, что Гектор выбрал меня. Мне хотелось бы отомстить номарху за смерть моего дяди, – сказал Яхмес Ахиллу. И добавил вполголоса, отвода взгляд в сторону: – К тому же лучше будет, если я уеду до того, как твой брат поинтересуется, откуда на твоей спине следы от бича. Они ещё неплохо видны!

Герой в ответ рассмеялся.

– Я никому не собираюсь рассказывать этого подробно. Мне не доставит удовольствия, как ты понимаешь... А уж если зайдёт такой разговор с моим братом, тогда спроси у него, между прочим, откуда на его горле большой алый шрам. Думаю, в отличие от следов бича, он будет виден всю жизнь, только с годами побледнеет.

Яхмес посмотрел на Ахилла с нескрываемым изумлением:

– Ты... ты хочешь сказать, что?..

– Я хочу сказать, что это большой вопрос – кто из нас с тобой наделал больше глупостей и гадостей, Яхмес! Я надеюсь, мы ещё встретимся, и я тебе многое расскажу. Пригодится.

Ахилл говорил совершенно искренне. Он на самом деле уже не просто простил Яхмеса, но испытывал к нему благодарность, и египтянин отлично это видел. Однако ему всё ещё было неловко в присутствии героя, что тоже побуждало юношу поскорее уехать из крепости.

Зато другой «должник» Ахилла, простодушный Эта, совершенно не хотел расставаться со своим спасителем. На предложение героя отправиться обратно в свой оазис вместе с верблюдами и вторым проводником юноша ответил, только что не расплакавшись:

– Почему мне не можно остаться с египтяна? Почему не можно остаться с великий светлая великан? Эша может служить, может быть воин, может быть кто надо.

– Воин из тебя пока что никакой! – вздохнул Ахилл. – Ну, что с тобой делать? Ладно, я попрошу брата, и тебя, может быть, возьмут в войско.

Гектор, разумеется, внял просьбе, а Харемхеб, которому военачальник предложил определить юношу в пеший отряд, само собою, даже не подумал возражать, и юный туарег, едва не принесённый в жертву пустынному ящеру, стал воином армии фараона Рамзеса.

Глава 15

– Душная ночь! Ты никогда не замечал, Сети, что в такие ночи звуки становятся ближе? Слышишь, воет шакал? Он ведь воет где-то на другом берегу, а кажется, что под самыми окнами дворца...

Начальник охраны вслушался и покачал головой:

– Это не на другом берегу, великий! И воет не шакал, а собака. Нынче утром умер один из дворцовых садовников, вот его пёс и поднял вой к ночи. Прикажешь убить собаку, чтобы она тебя не тревожила?

– Нет! – фараон резко отвернулся от окна и опустил занавеску, которую держал приподнятой. – Преданность нужно уважать. Она бывает не так уж часто. Пускай кто-нибудь попытается утешить пса и вновь его приручить. А не уймётся, подари его пастухам – пусть его воет на пастбищах у реки.

– Как прикажешь, повелитель! Ты собираешься ложиться или ещё чем-то занят?

Сети был одним из немногих во дворце Великого Дома, кто имел право и даже был обязан задавать фараону подобные вопросы: в его обязанности входило всегда знать, где Рамзес находится и чем он занят, а также один он или кого-то принимает. Начальник стражи следил за каждым его шагом, должен был заранее предусмотреть любую возможность опасности и сделать так, чтобы этой опасности не было. При этом его надзор не должен был докучать повелителю, не то это могло плохо обернуться для бдительного надзирателя. Сети исполнял свои обязанности идеально, чему, впрочем, очень помогало расположение, которое питал к нему Рамзес. В последние годы они были почти что дружны, а потому начальник охраны очень часто обходился без обычных церемоний, разумеется, если они были только вдвоём.

– Я жду Панехси, – сказал фараон в ответ на вопрос Сети. – Он скорее всего уже во дворце и идёт сюда.

– А раз так, то мне следует оставить твой покой...

И начальник охраны сделал шаг к двери, ведущей из комнаты на террасу, чтобы по внешней лестнице спуститься в сад.

И тут Рамзес внезапным движением руки остановил его, а затем крепко сжал своими сильными пальцами его локоть.

– Вот что, Сети, – голос фараона звучал ровно, но во взгляде глубоких тёмных глаз появилось какое-то странное выражение, которое заставило придворного с особым вниманием слушать его слова. – Вот что я тебе скажу. Может быть, я становлюсь мнителен, но этот собачий вой что-то меня растревожил. А может, это Луна действует... Словом, я хочу, чтобы ты подежурил на террасе, пока я не отправлюсь в спальный покой. Тогда уж выставляй ночные караулы и можешь возвращаться домой. Конечно, ты устал, но я так желаю, а потому потерпи.

– Повинуюсь, о великий!

Игра была очевидной. Рамзес хорошо знал Сети и ему было известно, что тот, в свою очередь, не хуже знает его самого. Начальник охраны не мог поверить, что Великий Дом испугался собачьего воя, равно как он едва ли спутал бы его с воем шакала. Просто ему зачем-то было нужно, чтобы Сети обратил на этот вой внимание и заметил тревогу своего повелителя. И то, что фараон приказал ему дежурить не у дверей, а именно на террасе, хотя внизу, под этой самой террасой, было полно охранников, означало только одно: ему нужно, чтобы Сети услышал его разговор с везиром и чтобы везир не знал о присутствии Сети при их разговоре. Такое случалось впервые, однако ошибиться было невозможно!

Но фараон хотел быть уверенным, что придворный правильно его понял, и проговорил уже ему в спину:

– Панехси получил известия об окончании ливийского похода нашей армии. Интересно будет послушать...

«Куда как интересно!» – подумал Сети.

И тотчас вспомнил, что с докладом о ливийском походе Панехси уже приходил днём. Значит, он пришёл на сей раз не с докладом! А если так, то с чем же?

Начальник охраны встал на террасе возле самой стены, так, чтобы его не видно было снизу, из сада, и никак нельзя было заметить из окон, выходящих на террасу. Прислонившись спиной к стене, он стал слушать.

Вначале Рамзес и везир говорили возле двери, ведущей в коридор, и разобрать их слова было почти невозможно, но затем фараон подвёл Панехси к окну и, должно быть, сел в кресло, заставив, таким образом, везира оставаться неподалёку от окон и двери на террасу.

– С номархом Нижнего нома Хуфу мне всё ясно! – довольно резко проговорил Рамзес. – Неясно, правда, как он успел узнать, что его измена раскрыта. Ведь он узнал об этом, коль скоро покончил с собой, да, Панехси?

– Он мог узнать от своих воинов, что Яхмес, раскрывший его измену, едет с воинами Гектора в Мемфис и понять, что тот всё знает и всё расскажет. И деваться ему было уже некуда. Панехси говорил, как всегда, очень ровно и неторопливо, но слышно было, что он всё же торопится. Ему всего важнее было сказать то, ради чего он пришёл в этот вечер во дворец фараона.

– Да, предателю оставался только один выход! – задумчиво произнёс Рамзес. – Но как странны эти совпадения – едва открылась измена второго казначея Мерикары, как он вдруг скоропостижно умер. Теперь я думаю, может, он тоже покончил с собой? Хотя он едва ли мог узнать так быстро, что люди, посланные им, чтобы похитить сына амазонки Пентесилеи, потерпели неудачу и что один из них его выдал. Для этого нужно было бы ему иметь уши прямо у меня во дворце. А такого не может быть! Впрочем, всё это не так уж важно. С чем ты шёл сюда, Панехси? Отчего захотел меня видеть так спешно?

Последовало короткое молчание, потом везир ответил:

– Неужели ты не понимаешь, о Великий Дом, как опасно для тебя то, что Гектор нашёл в этом походе своего великого брата, и что оба они вот-вот будут здесь?

– Не понимаю, – голос фараона звучал очень холодно, почти отрешённо. – Почему опасно? Объясни.

– Гектор, этот надменный потомок великого царя Ила, никогда не простит Египту давления на Нубию, в то время когда Нубия хотела было поддержать Троаду в войне с ахейцами. Никогда Гектор не простит тебе, о фараон, своего пленения и заключения в темнице, когда он пережил и великий страх смерти, и великое унижение. Только опасения за жизнь брата заставили его смириться и пойти на твои условия. Он смирил свою гордость, но затаил в душе гнев и жажду мести! Ему нужно было только найти Ахилла. И вот он нашёл его!

Рамзес рассмеялся. Его смех показался Сети злым и отрывистым, но Великий Дом владел собою. Заговорил он вновь очень спокойно:

– Ну, и что с того, Панехси? Теперь они уедут.

– Теперь они постараются тебя убить! – воскликнул везир.

– Ого! И ты думаешь, они бы сумели? – усмехнулся Рамзес. – Вдвоём? Ну, пускай втроём, вместе в этой невероятной амазонкой, которая, как я помню, спасла тебе жизнь. Они смогут убить фараона? Так?

Панехси вновь выдержал какое-то время и затем заговорил куда резче, чем говорил до того:

– Ты, кажется, забыл, кто такой Ахилл, о мой повелитель! Ты забыл, что слава его до сих пор потрясает все страны, будто слава великого божества? Ты забыл, что о нём рассказывают? Даже если две трети его легендарных подвигов – вымысел, всё равно это – величайший герой, какого только видели люди в обозримые времена! И случилось так, что его, как и Гектора, пленили на твоей земле, унизили и оскорбили, едва не обратили в рабство, а когда он бежал, травили и преследовали, будто дикого зверя! И ты думаешь, что он, в гневе сносивший крепостные стены, простит ТАКИЕ обиды?! Нет, о Великий Дом, нет, нет, нет!

Панехси умолк, ожидая ответных слов фараона, однако Рамзес молчал.

– Они идут сюда, чтобы вместе отомстить тебе! – воскликнул везир, снова возвышая и напрягая голос. – И как ни надёжна твоя охрана, как ни преданны твои слуги, боюсь, эти два исполина могут тебя погубить!

– И это значит, – ровным, безо всякого выражения голосом заключил Рамзес, – что я должен убить их. Так?

Панехси вздохнул почти неслышно, но голос тут же выдал его:

– Ну, для чего же обоих, великий? Тебе достаточно будет убить Ахилла. Да и его не нужно убивать. Он ведь может просто случайно погибнуть... Скажем, вблизи Мемфиса, во время последнего ночлега армии его может ужалить змея. Он может просто сильно расхвораться. Ведь тебе донесли, что он был болен, так?

– Так, – подтвердил Рамзес. – И что же?

– И он просто не доедет до Мемфиса.

Фараон вновь засмеялся, на этот раз суше и холоднее.

– Но разве Гектор глупее нас с тобой, Панехси? Разве он не поймёт, что такая случайность вряд ли случайна? А если поймёт, то не следует ли мне опасаться его мести?

Везир, судя по звуку шагов, прошёлся взад-вперёд по комнате и остановился.

– Один он не так опасен. Хотя ты прав, великий: для верности было бы лучше, если бы и он умер.

– И тоже от укуса змеи? – Рамзес продолжал смеяться.

– Возможно. Есть места, где змей очень много, и они часто кусают неосторожных. А быть может, с Гектором что-нибудь случится уже здесь, в Мемфисе. Двое в один день – это слишком подозрительно.

Пёс садовника опять гулко и пронзительно завыл где-то возле самой террасы. Его вой среди абсолютной, ничем не нарушаемой тишины показался Сети настолько жутким, что он вздрогнул и тотчас понял, что спина, которой он прижимается к стене, совершенно мокрая – пот тёк с него не каплями, а сплошными струями.

– Слышишь, Панехси? – заговорил между тем Рамзес. – Всё воет. Кто-то из жрецов мне говорил, что собаки чуют зло.

– Тогда они должны выть днём и ночью! – воскликнул везир. – Зла в мире больше, чем звёзд в этом ночном небе.

– Смотри не в мир, а в свою душу! – в голосе фараона уже открыто прозвучал гнев. – Ты ведь хочешь только одного: жениться на этой красавице-амазонке! Что отворачиваешься? Это ведь так? Так, я знаю! Но она ведь не просто женщина... Она всё поймёт и убьёт тебя. Или меня. Или нас обоих.

Теперь рассмеялся Панехси, и его смех прозвучал, будто ответ на очередной тоскующий вопль осиротевшего пса.

– Она поймёт, что ей нужно подавить свой пыл, о великий! У неё ведь ребёнок, и в случае чего он тоже погибнет.

Некоторое время оба собеседника молчали. Рамзес, видимо, оставался в своём кресле, слышно было, как он постукивает костяшками пальцев по резному палисандровому подлокотнику. Везир вновь заходил по комнате. Несколько раз он подходил к окну – его тень падала на светлый прямоугольник, который тянулся от этого окна по полу террасы.

– В любом случае, – вновь заговорил везир, – Ахилл не должен здесь оказаться. Он – легенда, образ настоящего героя, которым так любят грезить твои туповатые подданные. В их сознании великий Ахилл соотносится с великим Рамзесом Вторым, с фараоном, память о котором и сейчас будоражит воображение, напоминая о самой громкой славе Египта и о самом громадном его могуществе. Ахилл, если он умён – а он умён, я не сомневаюсь... Так вот, он может воспользоваться этим сходством и преимуществом этого сходства.

– Ах ты, паук ядовитый!

Раздался такой звук, будто фараон ударил кулаком по подлокотнику.

– Ах ты, сороконожка! Ты решил напугать май?!

– Только лишь напомнить тебе, Великий Дом, как часто судьба царей бывает изменчива и коварна, – тихо и вкрадчиво, с каким-то особым выражением проговорил Панехси.

Кресло Рамзеса заскрипело: должно быть, он встал.

– Я не нуждаюсь в твоих напоминаниях. Поди прочь, на сегодня мне хватит тебя и твоих нашёптываний.

Шаги везира стали удаляться, но вот он остановился, очевидно, уже почти возле двери.

– Но решение нужно принять сейчас, повелитель! – сказал он с той жёсткой настойчивостью, которая порой делала его просьбы, обращённые к фараону, если не приказами, то грозными требованиями. – Нужно сейчас решить, доедет ли Ахилл до Мемфиса. Через три дня они будут здесь, а лучше сделать это во время их последнего привала, за пределами города.

Несколько мгновений Рамзес молчал, потом произнёс неожиданно ровным, абсолютно безмятежным голосом:

– Делай по своему разумению, Панехси. Будет так, как решат боги, а не ты и не я. Ступай. Я устал. И завтра не приходи ко мне.

Шаги смолкли. И опять внизу, возле террасы, завыл пёс. Дико, надрывно, с невыносимой, обречённой тоской.