Текст книги "Царь Гектор"

Автор книги: Ирина Измайлова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 29 страниц)

Один из злоумышленников, быстро подойдя к постели, подхватил с неё ребёнка и, накинув на него большой кусок полотна, кинулся вместе со своими товарищами назад, на галерею.

Ребёнок проснулся и запищал. Не разворачивая тряпки, тащивший его похититель попытался этой же тряпкой заткнуть малышу рот. И тот, видимо, перепуганный и ошеломлённый, что есть силы вцепился ему в пальцы зубами.

– А-а-а-а! – взвыл разбойник. – Он мне палец... палец чуть не откусил!

– Ты спятил?! – прошипел предводитель. – Не ори! Чем он мог тебе откусить палец? У него же нет зубов!

– Тогда их и у крокодила нет! Он кусается лучше любой собаки!

– Ма-а-а-а-ма! Мамочка-а-а! Ма-а-а!

– О-о-о, саранча мне в глотку! – ахнул старший из похитителей. – Он что же... и говорит! Эй, да мы кого-то не того взяли...

В это время в доме послышались встревоженные голоса, и снизу донёсся топот ног. Похитители, поняв, что их вот-вот обнаружат, бросились по галерее к тому месту, где взобрались наверх. Но едва они добежали туда, как через балюстраду перемахнул человек, видимо, как и они, с завидной быстротой взобравшийся по стеблям вьюна.

– Стойте, уроды! – прозвенел негодующий крик. – Оставьте ребёнка, или тут же и подохнете!

– Да это женщина! – вскричал предводитель. – Бегите, я её сейчас пристукну!

И он, не раздумывая, замахнулся.

Это стоило ему жизни. Альда, а именно она преградила дорогу разбойникам, успела ударить первой. Её кулак, твёрдый, как железо, врезался в висок похитителю, и тот упал, не успев ни вскрикнуть, ни дёрнуться. Второй схватился за висевший на боку нож, но вынуть его не успел. В воздухе сверкнуло тонкое железное лезвие, и разбойник рухнул рядом со своим предводителем. Как всякая амазонка, Альда всегда носила в ножнах на ремне сандалии маленький боевой кинжал.

– Отдай моего сына! Ну!

Альда наступала на третьего похитителя, и тот, в ужасе втиснувшись спиной в стену галереи, протянул ей уже выпроставшегося из тряпки мальчика.

– Мама! – закричал тот. – Ма! Он мне делал бо!

– Ну, так и я ему сделаю! – произнесла амазонка, и её голос вызвал у разбойника дрожь. – Не плачь, Анх-Гор, мама здесь, и никто тебя не обидит.

Она подхватила младшего сынишку полусогнутой левой рукой, тогда как правой крепко взяла за горло последнего оставшегося в живых похитителя.

– Ну, лягушачье отродье, говори, для чего вам понадобился мой ребёнок?!

– Нет, нет, не твой! – не твой, госпожа! – завопил разбойник. – Нас... нас послали за мальчишкой этой... царицы амазонок! Мы его, значит, спутали. Мы...

– Ах, вот оно что! Ублюдки! Обезьяны свиномордые! Ну, тогда я знаю, кто вас послал!

– Тихо, Альда, тихо! не задуши его, а то он никому ничего не скажет. Смотри, у него уже глаза вылезают на лоб, так ты его придушила! – произнёс Сети, в это самое время тоже поднявшийся на галерею.

Начальник охраны фараона не уехал сразу во дворец, а зашёл к себе в комнату, чтобы сменить влажную от пота одежду и захватить несколько нужных ему папирусов. Он, разумеется, ничего не знал о происходящем в другой половине дома, но вопли маленького Анх-Гора, крики разбойников и Альда, топот бежавших снизу рабов привлекли его внимание, и он во весь дух кинулся на галерею, но успел уже к самой развязке.

– Они хотели украсть сына Пентесилеи! – закричала в бешенстве Альда. – И я-то, я-то, ослица безмозглая, забыла, что царица просила меня глаз не спускать с Патрокла! Думала, среди бела дня, когда в доме полно рабов, никто не сунется! Ах, сатиры рогатые! Ты понимаешь, Сети, кто это всё устроил?! Ты понимаешь?!

– Тише ты, тише! – воскликнул, подбегая к ней, придворный. – Мы должны заставить говорить этого человека, а не высказывать свои догадки.

– Он у нас ещё как заговорит! – крикнула амазонка, немного ослабляя хватку своих крепких пальцев и встряхивая уже полубесчувственного похитителя. – Говори, тварь, кто послал вас украсть Патрокла? Говори, или я отдеру твою гнилую башку от мешка с дерьмом, который пока ещё – твоё тело! Ну! От кого вы пришли? Кто вам приказал?

– Me... Me... – прохрипел разбойник. – Ме...

– Что «ме, ме»?! Что ты блеешь, как козёл?! Если язык тебе больше не служит, я его сейчас выдеру из твоей глотки! – взревела Альда. – Говори, не выводи меня из себя!

– Мерикара! Второй казначей! Он нам приказал под страхом смерти!.. – выдохнул похититель. – Мы из его охраны... Господин! Господин Сети! Скажи ей, чтобы она меня не убивала!

– Мерикара! – проговорил поражённый начальник охраны фараона. – Да он-то здесь при чём? Я всегда подозревал, что он – мошенник, по какое он имеет отношение ко всей этой истории?

– Просто главный негодяй делает всё, чтобы его не вывели на чистую воду! – вскричала Альда, передав сына подошедшей к ним рабыне и снимая с себя пояс, чтобы скрутить руки похитителю. – Мерикара наверняка связан с тем, чьё имя знаем и я, и ты, Сети. Вот только, назовёт ли Мерикара своего хозяина?

Сети стоял, нахмурившись, качая головой так, что его круглые золотые серьги болтались из стороны в сторону.

– Гнусная, ох и гнусная же история, Альда! А я ещё не верил, что всё так скверно, как подозревал Гектор... Мы ведь говорили с ним перед его отъездом, мне кажется, он мне доверяет. Ну хорошо же! Прикажи запереть этого негодяя и убрать отсюда трупы. Хорошо, что ты не прикончила всех троих, с тебя бы сталось! Как бы там ни было, это всё походит на заговор, и я иду к Великому Дому. Он должен всё знать.

– Госпожа! – донёсся в это время до них полный ужаса голос рабыни-нубийки, и та выскочила на галерею, дико размахивая руками. – Сына Пентесилеи нет в его колыбели!

– Артемида-дева! – прошептала Альда, смертельно бледнея. – Но где же он?!

– Он здесь! – прозвенел вдруг детский голосок.

И маленькая Атуни показалась на верхних ступенях лестницы, что вела с другого конца галереи в сад. Девочка шла, понурившись, сознавая, что виновата, и ожидая гнева и со стороны теги Альды, и со стороны так некстати задержавшегося дома отца. Однако оба они завопили и засмеялись от радости. На руках девочки, гукая и улыбаясь, сидел маленький Патрокл.

Глава 10

– Кончено, Гектор! Около двухсот пленных, остальные мертвы.

– И никому не удалось сбежать?

– Куда бы они сбежали? Ты перекрыл выходы из ущелья, а здесь, на плоскогорье, мы их держали крепко. Только это дорого стоило!

Сказав это, Пентесилея соскочила с седла и неторопливым движением сняла шлем. По её левой щеке, от виска, где обозначилась тёмная ранка, тянулась, раздваиваясь на подбородке, полоска крови. Железный наконечник копья вошёл неглубоко, хотя, угоди он на четверть пальца левее, удар был бы смертельным. Вторую рану амазонка получила уже в конце сражения – меч врага пробил лёгкий нагрудник и вошёл в грудь, но, опять же, недостаточно глубоко и не с левой, а с правой стороны, далеко от сердца.

– Раны серьёзные, Пентесилея, – хрипло произнёс Гектор, сплёвывая попавший в рот песок: в своём стремительном движении колесница поднимала тучи песка и пыли. – Надо сразу перевязать.

– Успеем, – она улыбнулась. – Как ты? Ты был в самой гуще.

– И при этом, кажется, ни одной царапины. Смешно!

Египетское войско, вернее, то, что от него осталось, стягивалось между тем к колеснице своего военачальника. Покрытые пылью и кровью и оттого похожие один на другого, воины подходили и, по обычаю, громко выкрикивали свои имена, чтобы командующие могли отмстить тех, кто остался в живых. Их голоса звучали глухо – у всех пересохло во рту. К составленным возле колесниц кувшинам с водой сразу выстроились целые вереницы людей.

Гектор, стоя на колеснице, привычно пересчитывал воинов, про себя отмечая, что среди тех, кто держался на ногах, всё же немало раненых.

Из тысячи человек египетского войска остались живы четыреста восемьдесят два. Ценою гибели остальных были уничтожены две тысячи триста ливийцев и двести пленены. Пентесилея была права: бежать не удалось никому...

Гектор вновь спросил себя, можно ли было принять иное решение и вновь ответил себе: нет, нельзя было.

Поняв, что гибель угрожает его отряду и в крепости, и на подходах к ней, и в случае, если они задумают отступать, троянский царь приказал своим воинам занять позиции на невысоком плоскогорье, над ущельем, по которому двигались ливийские отряды, собираясь выйти им в спину. Анхаффу было приказано спрятать колесницы перед выходом из ущелья, за грядою скал. Остальные воины в оставшееся им время натаскали и сложили на краю крутого склона ущелья груды камней, от самых маленьких до громадных. Гектор сам, махнув рукой на достоинство главнокомандующего, ворочал ребристые глыбы, подтаскивая к обрыву и такие, которые было впору тащить вчетвером или впятером, и вызывая среди египтян изумлённый и восхищенный шёпот. По его приказу пятьдесят воинов из числа самых опытных, двинулись по плоскогорью к другому концу ущелья, чтобы отрезать дорогу ливийцам, если те вздумают отступить этим путём.

Когда вражеские отряды показались внизу, двигаясь на редкость тихо, почти бесшумно, прозвучала короткая команда, и неудержимый град камней низвергся по уступчатому склону, увлекая за собою всё новые и новые глыбы, поток песка и густые облака удушливой пыли, сразу ослепившей ливийцев.

Трудно сказать, сколько их погибло под камнями, однако уцелевшие, поняв, где находится враг, и осознав, что придётся принять бой или погибнуть, с рёвом и проклятиями устремились вверх по склону. Началось как бы обратное движение лавины, и как ни цепко держали оборону египтяне, им пришлось отступить от края склона – врагов всё равно было больше.

Битва продолжалась не менее часа, а быть может, и гораздо больше. В сутолоке и крикс, среди крови, грохота щитов и лязга мечей, люди потеряли представление о времени. В конце концов, большая часть оставшихся в живых ливийцев, отступая, вновь скатилась в ущелье и те, кто при этом не свернул шею и не поломал рук и ног, бросились к выходу на равнину. Но прогремел боевой клич египтян, и сотня колесниц Анхаффа вынеслась им навстречу, круша и сминая растерявшихся и вконец сломленных врагов.

Гектор, видя, что на плоскогорье битва завершилась, успел спуститься и занять место в своей колеснице, чтобы участвовать в последней схватке. Он видел, что Пентесилея опередила его: она не покинула седла, и её конь, легко одолевший опасный подъём, так же легко одолел и ещё более страшный спуск. С плоскогорья спускались и остальные уцелевшие воины-египтяне – никто, даже раненые, не остались наверху.

Последняя схватка была отчаянной и страшной. Но она завершилась быстро: чуть меньше двухсот ливийцев, в большинстве своём раненых, запросили пощады и сдались, остальные остались в кровавой пыли на равнине, в ущелье, на плоскогорье.

Среди убитых ливийцев выделялся их предводитель – напавший одним из последних огромный, статный богатырь, в кожаном доспехе, длинном, до колен, сплошь усаженном мощными медными бляхами с шипами, и в обычном для ливийцев кожаном шлеме-колпаке, закрывающем половину лица, с крутыми прорезями для глаз, также обшитом медью. Вожак дрался до последнего, дрался, когда многие его сподвижники, оставшиеся в живых, уже сдались. Под конец, пользуясь тем, что Гектор сражался далеко от входа в ущелье, он пытался вырваться, захватив колесницу убитого им египтянина. Возможно, предводитель мятежников рассчитывал уйти, но ему преградила дорогу Пентесилея, и после недолгой схватки он упал под её секирой. (Привычное оружие, которого в Египте никто не использовал, царица амазонок одолжила у Альды). Разглядывая затем убитого врага, она подумала, что это скорее всего и сеть знаменитый Мартаху, тот самый разбойник, за которого приняли Ахилла воины прибрежной крепости, а значит, великан-ливиец был невольной причиной её разлуки с мужем...

– Ты и вправду величайший воин! – произнёс Харемхеб, подходя к Гектору и низко склоняясь перед ним. – Я никогда не видел, чтобы кто-нибудь так сражался!

– Это был не самый трудный из моих боёв, – ответил троянец, устало поднося к губам кувшин с водой и преодолевая отчаянное желание облить лицо и плечи: он знал, что воды слишком мало.

– И эта невероятная женщина, жена твоего брата... – продолжал молодой военачальник, в некотором смущении глядя на Пентесилею, в это время без стеснения снявшую нагрудник и перевязывавшую свою рану. Она дралась так же, как и ты! Разве бывают такие женщины?

– Считай, что меня не бывает, египтянин! – воскликнула амазонка, которая поняла всё от слова до слова. – Но, как бы там ни было, мы потеряли половину войска.

– Больше половины, – тихо сказал Гектор и вновь осмотрелся.

– Где Анхафф? – спросил он у одного из колесничих.

– Я здесь, великий!

Командующий колесницами был ранен в плечо, и его только что перевязали. Он подошёл, отхлёбывая воду из медной чашки, внешне невозмутимый, но на самом деле тоже взбудораженный и потрясённый.

– Эту битву назовут одной из самых славных в нашей истории! – сказал он. – Одолеть армию опытных и отчаянных разбойников, которых было в два с половиной раза больше нас, мог только ты, Гектор!

– Вы восхищаетесь мною? – воскликнул троянец, уже почти не скрывая горечи. – А я себя виню! Я не просчитал заранее возможной ловушки, не понял замыслов врага и угробил половину отряда! Ничего себе, великая победа!

– Ну, положим, такой ход просчитать было невозможно, – возразила Пентесилея. – Мы ждали предательства, но никто не подумал, что измена настолько глубока. Мы были уверены, что ливийцы осаждают северную крепость, и нам не пришло в голову, что она давно сдана. Мы не могли предположить, что нас окружают с двух сторон.

Гектор покачал головой. Его лицо постепенно становилось всё сумрачнее, словно он не мог решить, что делать дальше.

– Как бы там ни было, нас осталось меньше пятисот человек, – сказал он наконец. – А в крепости тысяча с лишним ливийцев. Они не сражались, отдыхали и полны сил, а наши воины измотаны, многие ранены. Вопрос, можем ли мы взять крепость, я думаю, задавать смешно. Мы не можем её взять!

– Но мы не можем и не взять её! – голос Пентесилеи впервые слегка дрогнул. – Ты сам знаешь, что если мы вернёмся, не захватив крепости, это будет означать наше поражение.

– Знаю. – Гектор усмехнулся. – В этом случае фараон не простит мне и гибели половины войска – получится, что я их погубил зря! И тот, кто подстроил нам эту ловушку, получит все преимущества.

– Я убью его! – воскликнула амазонка в ярости.

– Стоило бы это сделать, – прошептал Гектор. – Только он не так глуп и едва ли предоставит нам такую возможность. Словом, крепость надо взять, Пентесилея!

Последние несколько фраз они оба произнесли на критском наречии, и египтяне не поняли ни слова. Но Анхафф догадался:

– Вы ведь говорите о крепости? – спросил он командующего. – Вы обсуждаете, что нам делать дальше?

– Да, – ответил Гектор. – Именно это мы и обсуждаем.

Он вновь, уже в третий раз, обвёл взглядом примыкающую к скалам сухую равнину. Большая часть воинов-египтян, кроме тех, кто охранял пленных, расселись в тени камней или колесниц и перевязывали свои раны. Те, кто не был ранен, чистили оружие либо проверяли упряжь лошадей. Лица у них были усталые, но спокойные. Это были опытные бойцы, жестокий бой не сломил их и не ввёл в уныние, как ни тяжелы были потери. Люди переговаривались между собою, некоторые отпускали шутки или обсуждали какие-то моменты битвы. И всё это происходило рядом с разбросанными повсюду трупами, среди пятен уже впитавшейся в землю крови, под гортанные вопли хищных птиц, которые приступили к своему пиру, не страшась близости людей.

– Как нам похоронить мёртвых? – спросил Гектор египтян. – У нас их предают огню, но у вас другие обычаи.

– Да, – кивнул Харемхеб. – Однако отвезти в Мемфис даже погибших бойцов колесничего отряда, а среди них есть люди знатные, мы не можем – их просто не довезти. И мумифицировать их здесь невозможно. Значит, придётся зарыть или завалить тела камнями. Но не всех же мы сможем похоронить...

– Всех! – твёрдо возразил Гектор. – По крайней мере, своих. Пускай это сделают пленные под присмотром нашей стражи. Нам всё равно придётся отправить их в Мемфис как доказательство нашей доблести.

– И как хорошую боевую добычу! – добавил Анхафф. – Двести сильных рабов – славный подарок Великому Дому. Но что же мы будем делать дальше, великий?

Несколько мгновений Гектор молчал, раздумывая.

– Соберите всех, – сказал он наконец. – Я хочу, чтобы все меня слышали и все мне ответили...

Когда египтяне стянулись к колеснице военачальника, он оглядел их нестройную толпу и произнёс, возвысив голос:

– Воины! Я благодарю вас! Вы совершили подвиг. Нам приготовили западню, из которой, казалось бы, невозможно было выйти, но нам это удалось. Слава вам!

Воины разом вскинули щиты и дробно застучали по ним мечами. Это было обычным ответом на приветствие военачальника, при этом все молчали, и глухой треск, наполнивший воздух, напоминал отдалённый рокот грома.

– Вы все уже знаете, что северная крепость захвачена врагом, – продолжал Гектор, – и что ливийцев там больше тысячи...

Пас осталось менее пятисот, к тому же некоторые ранены, и кого-то нужно непременно отправить в Мемфис с пленными. Мы могли бы сейчас повести к крепости не более четырёхсот человек, а это – почти верное самоубийство.

Ему ответило молчание. Все понимали, что он будет говорить дальше и ждали, не произнося ни слова. В душе Гектор был благодарен египтянам за их сдержанность. Ему становилось всё труднее говорить и всё труднее смотреть в их лица, изнурённые и потемневшие.

– Но мы разбили не единственный отряд мятежников, – вновь заговорил троянец. – Они не подняли бы восстание, не рассчитывая на большие силы и, как мы теперь понимаем, на помощь изменников в Египте. Если сейчас мы не возьмём северную крепость, главную твердыню Египта в ливийских землях, туда стянутся большие силы врагов, укрепятся в ней и вокруг нёс, продвинутся дальше и эта область страны может быть потеряна надолго, если не навсегда!

– Проклятие богов на их душах!

– Чтоб их сожрали змеи!

– Пыль им в глотки!

Эта прозвучавшая с разных сторон брань прорвала молчание. Воины вознегодовали, их ряды пришли в движение.

Гектор поднял руку, и все замолчали.

– Это означает, что если мы не возьмём крепость, то наш поход, и все наши жертвы окажутся напрасны! Однако вести то, что осталось от нашего и без того небольшого войска туда, к крепости, и пытаться её взять, было бы безумием. Вы это понимаете. Но у нас с Пентесилеей нет выбора.

Гектор перевёл дыхание и вновь оглядел воинов.

– От того, победим мы в этом походе или проиграем его, зависит, возможно, жизнь моего брата и её мужа. Во всяком случае, возможность его найти... не только гнев фараона, который может нам не поверить, грозит нам, но и козни могущественного и очень опасного врага, имени которого я не назову, потому что не имею прямых доказательств его измены. Я и Пентесилея не можем вернуться в Мемфис, потерпев поражение.

Воины продолжали молчать, и Гектор понял, что они ожидали именно этих слов. Многие из них и так уже поняли, что происходит, поняли после гибели отряда шерданов, после того как обнаружилась ловушка, устроенная Тефибом.

– Я не вправе приказывать вам идти за мной к северной крепости! – ещё сильнее возвысив голос, воскликнул Гектор. – Вы и так сделали вес, что могли. Если вы пойдёте туда, то только добровольно, ради славы и памяти тех, кого мы оставляем здесь, и ради могущества и гордости Египта. Я – чужеземец, и вы вправе не верить мне.

– Не верить тебе после того, как ты спас нас всех! – воспользовавшись мгновением паузы, воскликнул Харемхеб. – Мы погибли бы все до единого, если бы не твой гений военачальника, не разоблачение изменника, не выдумка с камнями, не твоё искусство и не твоя отвага и невиданная сила! Не верить тебе?! Что мы – цапли пустоголовые?

– Мы верим тебе, великий Гектор! – подхватил Анхафф. – Ты подтвердил свою славу.

– Я спрашиваю всех! – от волнения троянец говорил уже во всю силу своего мощного голоса. – Мы, я и Пентесилея, пойдём туда даже вдвоём, хотя это – верная гибель. Попробуем что-то придумать... Вас всех я отпущу, если вы захотите уйти, и никто вас не осудит.

– У нас есть дети, великий! – воскликнул какой-то воин из отряда колесничих бойцов. – Лучше лишить их возможности хранить наши мумии[33]33
  Зачастую мумия родителя хранилась в усыпальнице семьи. Египтяне чтили эти останки и приписывали им разные мистические свойства. При этом известны случаи, когда непочтительные сыновья, приверженные вину или азартным играм, порою закладывали или продавали отцовскую мумию. Худший позор для семьи трудно было представить.


[Закрыть], чем заставить их стыдиться покрывшего нас позора. Ты хочешь, чтобы мы предали тебя после того, как ты нас всех спас? Нет уж! Мы пойдём с тобой.

– Мы пойдём с тобой, – твёрдо сказал Анхафф.

– Да это и обсуждать нечего! – пожал плечами Харемхеб. – Не хватало только, чтобы сыны Египта отступили, когда за их славу идут сражаться чужеземцы!

– Мы идём к крепости! Мы верим тебе!

Волна криков прокатилась по толпе, и Гектор понял, что услышал общий ответ. Никто из этих людей не захочет стать предателем в глазах остальных.

– Благодарю вас! – он перевёл дыхание. – Если так, слушайте меня. Мы отдохнём здесь до утра. Это нужно и для того, чтобы сбить врагов с толку – нас ведь ждут в крепости, думая, что мы придём туда, как в ловушку, поверив обману Тефиба. Пусть поймут, что мы не придём. А мы пока что снимем доспехи с убитых ливийцев, благо они закрывают не только тело, но и почти всё лицо так, что не узнать, кто под ними. Единственная возможность для нас – самим обмануть ливийцев в крепости. Только надо придумать, как отличать своих воинов от вражеских, чтобы не перебить друг друга.

– Очень просто, – предложил Харемхеб. – У нас у всех сеть платки. Сейчас они у каждого на шее. Можно их скрутить в жгуты и держать в руке. Когда войдём в ворота крепости, понадобится мгновение, чтобы надеть их через голову на шею.

– Отлично! – проговорил Гектор. – Платки видны сразу А ну-ка, давайте мне сюда Тефиба!

Когда предателя подвели к нему, Гектор проговорил уже не так громко, но так, чтобы слышал не только Тефиб, но и большинство египтян.

– Я не мшу обещать, что подарю тебе жизнь, потому что это не в моей власти. Но если ты сделаешь то, что я тебе прикажу, и поможешь нам неузнанными проникнуть в крепость, то вот моё слово: я дам тебе уйти в пустыню, и уже от тебя будет зависеть, выживешь ли ты, сумеешь ли дойти до своих приятелей-ливийцев либо скрыться в ближайшем оазисе, или тебя сожрут шакалы. Это – единственная твоя возможность выжить.

– Но тогда Мерикара заберёт в рабство моих сыновей! – чуть слышно проговорил изменник, не поднимая глаз на командующего.

– Если мы победим и я получу право о чём-то просить Великого Дома, я выкуплю их, потому что они не виноваты ни в твоём предательстве, ни в предательстве Мерикары, – твёрдо сказал Гектор. – В этом я тоже даю тебе слово, и я о нём не забуду. Ливийцы в крепости знают тебя в лицо, и только ты можешь уверить их, что идёшь с отрядом их соплеменников, уцелевших в битве с нами. Решай, или умрёшь немедленно. Я жду.

Тефиб поднял голову. По его грязному лицу текли слёзы.

– Я сделаю то, что ты прикажешь, великий! – прошептал он.

– Если так, то завтра мы выступаем! – произнёс Гектор уже спокойно и вновь взглянул на своих воинов: – Те, кто в силах, будут хоронить убитых. Я помогу вам. Начальникам сотен – назначить дежурных на ночь и выставить охрану.