Текст книги "Царь Гектор"

Автор книги: Ирина Измайлова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 29 страниц)

Анюта встала и, критическим взглядом окинув сумку вместе с ещё оставшимися в кресле и на полу вещицами, которые предстояло в эту сумку запихать, вздохнула:

– Так разве ж Витюня найдёт время? Он свой бизнес крутит сутками, не то что мой романтический муж!

Михаил нахмурился:

– Я что, мало денег зарабатываю?

– Что ты – много! И по мне лучше мало, чем целый день в этих «сэкондах» и палатках толкаться. А ты скажи Виткине, что его приглашают принять участие в обсуждении романа, который он вернул человечеству!

– Я ему уже позвонил и сказал.

– И что?

– И ничего. Через три недели мы с ним прилетаем, садимся в его BMW, заезжаем за тобой и катим к Каверину.

Аннушка не поверила. Она тоже не первый год знала Сандлера и не могла себе представить, чтобы тог, так круто раскрутив в последнее время дела, решился оторваться от них ради пока ещё не знаменитого и даже не до конца переведённого древнегреческого романа.

Однако сам Сандлер думал иначе. И через три недели они и в самом деле отправились в загородный дом профессора Каверина втроём.

О том, что происходило в непрочитанных им частях загадочного произведения, Виктор знал от Михаила. И тем не менее долго расспрашивал профессора, задавая всякие мудрёные вопросы, кажется, лишь для того, чтобы убедить Александра Георгиевича в своих не растерянных на торговой ниве знаниях.

– Значит, они все, действительно, остались живы? – наконец вырвалось у Виктора. – Ахилл, Гектор, эти их жёны? Ну, фантастика!

– Не фантастика, – покачал головой профессор. – История. Хотя чем дальше, тем и в самом деле фантастичнее выглядят события. Впрочем, судите сами. Перевод второй книги почти полностью закончен.

– Значит, после той части, что посвящена Неоптолему и Андромахе, сюжет уже никак не связан с мифологической основой? – спросил Сандлер.

Михаил тихо фыркнул, а Каверин всплеснул руками.

– Господь с тобой, Виктор! До чего же вы все привыкли к переложениям, экранизациям... При чём тут «мифологическая основа»? Я говорил Мише с Аней и повторяю тебе: эта повесть, вернее говоря, роман родился непосредственно после событий Троянской войны и тех, что произошли вслед за нею. Это мифы о Троянской войне появились потом, и как раз в основе некоторых из них мог быть один из списков нашей повести. Но сказители, само собой, перерабатывали и переделывали сюжетные линии каждый на свой лад. Война, конечно, интересовала их куда больше, чем всё, что было потом, война – любимая тема всякого фольклора. Грустно, но это так. Что же касается связи между дальнейшими приключениями наших героев и мифами, то я было подумал, как и Виктор: всё, аналогий искать больше негде – ни один из древних сюжетов не описывает похождений Гектора, Пентесилеи, Ахилла в Древнем Египте...

– Конечно! – не удержалась Аннушка. – Они же их всех угробили. О ком дальше слагать сказания?

– Я думал, – улыбнувшись в ответ на это замечание, продолжал профессор, – что до самого конца не появится ни одной знакомой сюжетной линии. Однако я оказался неправ. Сейчас мы с вами прочитаем, сколько успеем, а потом я выдам вам распечатки. У меня их две: я не сомневался, что Витюша не усидит и приедет. И когда вы дойдёте до той части, которую я озаглавил «Лестригоны», у вас, наверное, появится ощущение, что древние мифы возвращаются...

– Лестригоны! – вскричал Ларионов, подпрыгивая в кресле так, что свернувшийся у его ног на ковре Кузя подскочил и зашипел. – Это же мифическое племя, к которому во время своих странствий заплыл Одиссей! Значит, о нём ещё пойдёт речь в романе?

– В части, посвящённой лестригонам, об Одиссее нет ни слова, – возразил Каверин. – А племя оказалось вовсе не мифическим, что я, впрочем, давно предполагал. Когда прочитаете эту часть и дойдёте до следующей, станет ещё интереснее. И тогда, думаю, мы с вами встретимся и всё обсудим. А у меня уже будет готово завершение перевода.

Глава 6

– Ты здесь? Ты здесь, Пентесилея? Подумай, что за нахальство!

Альда влетела в комнату безо всяких церемоний, не только не постучав, но даже не задержавшись на пороге. Она почти сразу заметила Гектора, всё ещё стоявшего возле окна с ребёнком на руках, однако его присутствие тоже её не смутило.

– Здравствуй, великий царь! Вижу, не спится и тебе. Но одно дело – не спать в своём доме, другое дело – чуть свет заявляться в чужой дом! У меня слов нет! А ведь Хауфра ничегошеньки ему не скажет... Как же... Он чуть не выше фараона! Индюк раззолоченный! Колесница вся в серебре, кони из Сирии, лучшей породы, разве только разжирели, труся по городу, а не участвуя в боях... И нубийцы впереди бегут, ягодицами блещут – аж глаза слепит! И шуму, шуму, будто пустые бочки вниз по склону катятся! Всех перебудил, всю улицу, чан пивной, цапля болотная!

Весь этот поток брани излился за несколько мгновений, причём произнесён был на смеси критского наречия и египетского языка, с изрядным добавлением сочных скифских словечек, которых Гектор не понял, но смысл их вполне уловил, ибо речь Альды сопровождалась ещё и самой выразительной жестикуляцией.

Пентесилея, услыхав сказанное, заметно помрачнела и, резко прервав Альду, воскликнула:

– Хватит! Если я тебя правильно поняла, к вам в дом явился сам везир[22]22
  Везир – главная придворная должность Древнего Египта. Везир обладал очень широкими полномочиями и подчинялся непосредственно фараону.


[Закрыть]? И к кому он? К Хауфре?

Белокурая амазонка в ответ презрительно фыркнула.

– Ну да! Как бы к нему. Как бы везиру срочно надо узнать, сколько колесниц можно будет отправить в ливийский поход, не оставив славный Мемфис и двор фараона без этих колымаг! До похода, если я правильно поняла, по крайней мере семь дней, а он является на рассвете, будто уже время собирать отряды... Ну, сейчас они там поговорят, и могучий Панехси будет тут как тут в этих комнатах! А то мы глупее летучих мышей и не понимаем, что ему нужно на самом деле!

– Боюсь, ему безразлично, понимаем мы или нет, – пожала плечами Пентесилея. – Не кричи на весь дом, Альда, не то ты и Сети разбудишь, а он и вовсе ни при чём. Правда, он всё равно встаёт чуть позже рассвета – начальник охраны фараона не имеет права на лишний сон. Ну что же, раз везир не сказал прямо, что он ко мне, то я и не должна ждать его. Захочет – отыщет, не захочет, я не загрущу... Гектор, дай мне Патрокла: я пойду прогуляюсь по саду.

– И я с тобой! – воскликнул троянец, аккуратно заворачивая племянника в пелёнку. – У меня такое чувство, что явился как раз тот человек, о котором ты не успела мне рассказать, да?

– Тот самый, – кивнула молодая женщина, ещё сильнее хмурясь.

– Тем более. Я очень хочу на него посмотреть.

– И он на тебя тоже, шлемоблещущий царь! – вновь вмешалась неугомонная Альда. – Он уже спрашивал Хауфру, здесь ли ты, будто и так этого не знает. У-у-у, змей! Хорошо, что я как бы просто жена хозяина, и мне нет надобности встречаться с ним и любоваться его надменной рожей!

– Это жаль, что ему не надо с тобой встречаться, Альда, – негромко и как бы про себя заметила Пентесилея. – Может, тогда он бывал бы здесь реже... А мы дали имя сыну Ахилла! Его зовут Патрокл.

– А вот это чудесно! – сразу заулыбалась жена Хауфры. – Патрокл? Патрокл... Что-то знакомое.

– Ты не могла знать того, в чью честь он назван, – покачала головой Пентесилея. – Патрокл, близкий друг моего мужа, без малого год как погиб. Идём, Гектор. Хотя, кажется, мы опоздали!

При этих её словах в дверь постучали и на пороге нарисовался чёрным силуэтом раб-нубиец.

– Госпожа! (Это относилось к Альде). Госпожу Пентесилею ищет гость твоего мужа, везир Великого Дома...

– Ещё перечисли все его названия и прозвания, Тека! – оборвала раба Альда. – Вот она, госпожа, а дальше спрашивай у неё, где она захочет беседовать с везиром, здесь или...

– Здесь, – сказала Пентесилея спокойно. – При его нетерпении он, я полагаю, уже на лестнице, ведущей сюда.

Она оказалась права. Почти сразу за дверью её покоя послышались тяжёлые уверенные шаги, и в комнате появился человек, чьё имя уже немало сказало Гектору, потому что когда-то, ещё будучи троянским царевичем, он не раз слышал его ото всех, кто бывал на берегах Нила. Упоминали это имя и нубийский царь Нуманта, и его предатель-брат Колуба. В Египте имя Панехси, везира фараона, звучало с особой значительностью. Потому что этот человек и вправду был вторым, а по сути, быть может, и первым человеком страны. Он стал везиром ещё при отце Рамзеса, фараоне Сетнехте, и носил этот сан уже более двадцати лет. Власть его многие считали безналичной.

Панехси в ту пору исполнилось пятьдесят два года. Среднего роста, хорошо сложенный и всегда чисто выбритый, он казался моложе своих лет, и только его глаза, совершенно чёрные, так что зрачка в них было почти не видно, глубоко посаженные, постоянно полуприкрытые массивными веками, были старше лица. Они смотрели чаще всего прямо, и от этого порою казались неживыми. Само же лицо везира, породистое, с крупными волевыми чертами, было достаточно подвижно, а речь его иногда порывиста и стремительна.

Сын простого воина, он отличился некогда при подавлении восстания, поднятого сирийцем Ирсу[23]23
  Это восстание произошло при отце Рамзеса III, основателе XX династии, фараоне Сетнехте. Полчища восставших захватили многие города страны, нанесли огромный ущерб хозяйству и казне. Ценой огромных жертв фараону удалось подавить восстание.


[Закрыть]. Восстание угрожало самому существованию Египетского царства, часть которого была захвачена мятежниками, а в остальных землях зрела народная смута. И военачальники, которые помогли тогда фараону Сетнехту удержать власть, получили особые, неслыханно щедрые награды. Панехси стал хранителем царской казны, затем номархом в одном из южных номов. Но он хотел жить в главном городе и быть рядом с фараоном, чего многие, даже очень сильные люди опасались – Сетнехт, раскрывший не один заговор против себя, был подозрителен и жесток ко всякому, в чьей верности мог хотя бы чуть-чуть усомниться. Однако он приблизил к себе Панехси и вскоре сделал его везиром. Умный, властный и волевой царедворец не разочаровал и его сына. Рамзес, удаливший от себя многих приближённых отца, везира оставил на прежнем месте. Правда, среди знати ходили слухи, что Великий Дом просто побоялся посягать на человека, прочно державшего в своих руках почти всё управление страной. Злые языки нередко утверждали, что Панехси сам может сместить фараона, если тот станет мешать ему, и что именно из-за этого в последние годы Рамзес избегает возглавлять длительные боевые походы, дабы не оставлять Египет в руках своего всесильного соперника...

Везир вошёл в комнату Пентесилеи один – его воины и рабы-нубийцы, сопровождавшие колесницу, остались у порога дома. Только Хауфра, первым принявший придворного, следовал за ним, но и он остановился возле двери.

Панехси сделал несколько шагов и остановился. Он успел увидеть своими неподвижными глазами сразу всю комнату и всех, кто в ней был, но его взгляд остановился только на лице царицы амазонок.

– Здравствуй, Пентесилея! – на миг он застыл в двух шагах от неё, затем слегка поклонился. Везир кланялся очень редко, и со стороны это выглядело так, будто он сам себя потянул за невидимую нить и немного изогнул.

– Здравствуй, Панехси! – ответила молодая женщина, не шелохнувшись. – Но ты кланяешься мне в присутствии моего царя. Это не годится.

Везир улыбнулся.

– Вот как! У тебя сеть царь? У амазонок бывают цари?

– Я оставила свой народ, – спокойно, будто впервые что-то объясняя, сказала Пентесилея. – У меня есть муж, и я ему повинуюсь. А он повинуется своему царю и своему брату. Имя царя Трои – Гектор, ты знаешь его, и сейчас он перед тобою.

Гектор подошёл к ней и стал рядом, тем самым вынудив Панехси посмотреть на него снизу вверх. Тот, видимо, понял это, и его чёрные глаза сверкнули. Одновременно, попав в полосу света, остро сверкнул громадный скарабей, выточенный из редчайшего чёрного алмаза и вделанный в золотое ожерелье везира.

– Здравствуй, троянский царь, непобедимый Гектор! – сказал египтянин, едва заметно сделав ударение на слове «непобедимый». – Я – везир Великого Дома, моё имя – Панехси, и это ты уже знаешь. Мне и с тобой нужно поговорить, но сначала я должен поговорить с Пентесилеей.

– Говори, – спокойно произнесла царица амазонок. – Вряд ли у нас с тобою есть тайны, которые от кого-то нужно скрывать.

По лицу везира скользнула тень, его губы негодующе дрогнули, но он овладел собой.

– Хорошо. Как хочешь, Пентесилея. Вопрос у меня к тебе всего один... Мне сказали, что ты намерена принять участие в походе против мятежных ливийцев.

Она кивнула.

– Да. Я приму в нём участие.

Панехси нахмурился.

– Я не могу тебе этого позволить!

Он произнёс эти слова резко и твёрдо, словно не ожидал возражений. Гектор, зная Пентесилею, подумал, что сейчас последует вспышка её гнева. Однако царица амазонок осталась невозмутимой.

– И не позволить тоже не можешь, Панехси, – пожала она плечами. – Приказ о походе отдан фараоном, а отрядом командует брат моего мужа. И тот, и другой знают о том, что я буду в отряде.

– Но готовлю этот отряд и выделяю ему снаряжение я! – теперь везир уже не скрывал ни волнения, ни раздражения. – И если я скажу фараону...

– То ничего не изменится, – в синих глазах Пентесилеи сверкнули и погасли колючие искры. – Для Рамзеса главное – победа в этом походе. А для тебя?

– Твоё участие победы не обеспечит! – зло произнёс Панехси.

Она рассмеялась.

– Я не такой великий полководец, как Гектор, но сражаюсь я не хуже. И раз уж Гектору дают для битвы с тремя тысячами врагов всего полторы тысячи воинов, то я буду совсем не лишней.

– Ты можешь погибнуть! – проговорил везир, и страх, прозвучавший в его голосе, вдруг объяснил Гектору, что происходит и что движет сейчас этим могущественным царедворцем. Он смотрел на Пентесилею, и этот взгляд, и дрожь в голосе против воли его выдавали... Кажется, Пентесилея тоже прекрасно это понимала, и она была готова к этому разговору заранее.

– Любой воин может погибнуть, Панехси. И это не повод избегать битвы.

– У тебя – маленький сын! Или ты не женщина? – почти с мольбой проговорил везир.

– У моего сына есть отец, которого я хочу ему вернуть, а это во многом зависит от нынешнего похода, – ответила молодая женщина, приподнимая младенца и прикасаясь губами к его выпуклому лобику. – Я права, Патрокл? Да?

Лицо везира совсем потемнело. Он не привык, чтобы ему возражали, а что ещё хуже – сейчас он был бессилен, он не мог настоять на выполнении своей воли, и это приводило его в бешенство.

– Сто против одного, что твоего мужа нет в живых, и ты сама это понимаешь, Пентесилея! – глухо произнёс он, отводя глаза от её пронзительного взгляда. – И если погибнешь ты, у мальчика никого не останется.

– Останется Гектор, его дядя и наш царь, – невозмутимо отрезала амазонка, не дрогнув и не смутившись. – Или в твои планы входит и смерть Гектора, о везир Великого Дома?

В этих словах прозвучал вызов, и Панехси, услыхав их, едва заметно вздрогнул. Несколько мгновений они смотрели друг другу в глаза, и везир фараона первым отвёл взгляд.

– Я не понимаю тебя, – сказал он.

– Я ещё плохо говорю на вашем языке, – улыбнулась Пентесилея. – И возможно, что-то сказала не так. Но, думаю я, всё было сказано так, как надо, Панехси. На этом и закончим. Ты хотел поговорить с Гектором, да?

– Да, – внезапно овладевая собой, ответил везир. – Но лучше будет, если Гектор сам приедет ко мне сегодня вечером. Нам нужно многое обсудить.

– Я понял тебя, великий везир, и приеду обязательно, – Гектор почтительно наклонил голову. – Благодарю за приглашение.

Лицо троянца оставалось совершенно невозмутимым на протяжении всего разговора, и Панехси даже подумал, что он не слишком хорошо понимает их. Однако чистота его египетского произношения и быстрота речи убедили везира в обратном. Он кивнул и, повернувшись, ни на кого больше не глядя, вышел. Хауфра, всё это время молча стоявший в дверях комнаты, пошёл следом за ним, чтобы проводить до дверей своего дома.

– Ах ты сундук злости! – крикнула Альда, когда шаги гостя умолкли на лестнице. – Ишь, привык приказывать! Выдумал тоже – запретить амазонке сражаться! Козёл безрогий!

И она вышла, кипя негодованием.

– И как это случилось? – негромко спросил Гектор, когда они снова остались вдвоём с женой его брата.

– Что «случилось»? – не поняла Пентесилея.

– Как случилось, что он влюбился в тебя? На восторженного мальчика он похож мало.

– А я могу нравиться только восторженным мальчикам? – усмехнулась амазонка.

– Во всяком случае, такие умные, хитрые и опасные пройдохи, как этот, обычно не допускают подобных слабостей, – проговорил Приамид. – И уж во всяком случае, не позволяют себе влюбляться в женщин, которые их заведомо не полюбят.

– Как ты это сразу раскусил! – воскликнула Пентесилея. – Да, да, таков он и есть – умный, хитрейший и безмерно опасный... И вот такой-то неуязвимый человек так бездарно попал в сеть, которую никто не закидывал! Понимаешь, началось с того, что я его спасла.

– Это как же?

– Да просто. Прибыв в Мемфис, я оказалась неподалёку от пристани, там, где строится сейчас новый храм. К строительству как раз подъезжала колесница везира, он хотел посмотреть, как идут работы. А тут с деревянного настила хлопнулась доска, ударила по крупу одну из лошадей, та взвилась, лягнула другую, и они понесли. Дорога там шла под уклон, к реке, и если бы колесница разогналась ещё чуть-чуть, господин везир вскоре разлетелся бы клочьями по дороге. Ну, я передала ребёнка какой-то женщине, с разбегу прыгнула на спину лошади и остановила их, и эту лошадь и другую.

– Ого! Как тебе удалось?! – ахнул Гектор.

– Удалось, потому что я это умею. Вот так я сумела сразу найти покровительство при дворе Рамзеса и, с помощью Панехси, отыскать Хауфру и Альду. Он мне очень помог. Но именно он и мешает мне сейчас больше всех!

Последние слова Пентесилея произнесла не с досадой, а почти с отчаянием. У неё даже дрогнули руки, и маленький Патрокл, ощутив это, недовольно пискнул.

– Тише, тише, малыш, прости! – она опять поцеловала сына и вновь посмотрела на Гектора с незнакомой, грустной улыбкой.

– Я всё это время боюсь, что везир только притворяется, будто ведёт поиски Ахилла, – тихо сказала амазонка. – Я боюсь, что, найдя, он может попытаться убить его. Только наша победа над ливийцами может помочь нам, Гектор! Тогда Рамзесу придётся искать самому. Он дал слово, и уж он-то его сдержит. Думаю, и ты в это веришь.

– Верю, – задумчиво произнёс Гектор, следя в окно за тем, как Панехси садится в свою роскошную колесницу. – Плохо только, что многое в этом походе зависит от везира... Фараону, как воздух, нужна победа. А нужна ли она Панехси? Ты ведь не зря спросила его, не планирует ли он мою гибель? Да?

– Да, – кивнула Пентесилея. – Всё может быть. И дело тут уже не во мне... не только во мне. Но деваться нам некуда, Гектор. Всё равно придётся победить. – Придётся, – сказал он и улыбнулся, вновь глянув на розовое, круглое личико безмятежно уснувшего Патрокла.

Глава 7

– Ливийцы веками жили в сухих степях, что простираются к западу от долины Хани, до самой Великой Дуги[24]24
  Великой Дугой египтяне и целый ряд «народов моря» называли прибрежные воды, омывающие западное побережье африканского материка.


[Закрыть]. Местами там попадаются оазисы, иногда они довольно обширны, но в основном это – степи либо невысокие горы, изрезанные сухими оврагами. Там мало что растёт и не так много живности, однако в оазисах – тьма дичи, а стада антилоп пасутся порою и на скудных травах степей, пока леший зной не выжигает их. Ливийцы всегда занимались охотой, лишь немногие их племена научились держать и пасти скот, а сажать ячмень они стали только с приходом на их земли египтян. До недавних времён они не знали медных орудий. Зато их боевой дух велик, они кровожадны и жестоки, и жизнь человека для них стоит немного. У многих племён в обычае при похоронах племенного вождя приносить в жертву его духу пятьдесят наложниц вместе со скотом[25]25
  Такой варварский обычай существовал у ряда арабских племен вплоть до принятия ислама.


[Закрыть]. Их тела насаживают на колья и втыкают их вокруг погребального костра, а затем тоже сжигают. Ливийские племена часто воевали друг с другом и беспощадно друг друга истребляли, но когда в их землях появились мы, египтяне, они перенесли свою ярость на нас, а потом, вынужденные нам подчиниться, стали устраивать набеги на мирные племена своих родичей-земледельцев, живущих в оазисах, и взятых в плен продавать нам же... До того они пленных не брали, убивали всех до единого. Они хитры, ловки и лживы, их клятвам верности нельзя верить. Египтяне дали им хлеб и бронзу, научили писать, прорыли каналы в сухих степях и в пустыне, построили города и крепости, которые не дают их царькам нападать друг на друга и на мирные караваны и чинить в округе разбой. Эти царьки платят нам дань, но сами только и думают, как бы напасть на Египет, как бы нам навредить. Вожди бунтовщиков, научившиеся от нас организовывать войска и целые армии, подогревают в своих воинах острую ненависть к Египту. Они говорят им: «Мы можем жить независимо!» Говорят на нашем языке – в их собственном просто нет такого слова, они жили без этого понятия! По сути, это разбойники, которым просто нравится воевать, убивать, грабить, торговать рабами. Но если дать им волю, они могут разрушить и разграбить Египет и взамен не создадут ничего! Несколько столетий назад нам уже грозила такая опасность – тогда на нашу землю, как чёрный смерч пустыни, пришли гиксосы[26]26
  Гиксосы – племена кочевников, захватившие Египет в середине второго тысячелетия до н.э. Находившиеся на низком уровне развития гиксосы вначале яростно разрушали все культурные ценности захваченной страны, но затем стали ассимилировать и в конечном итоге, утратив военную мощь, были изгнаны коренными правителями страны за ее пределы.


[Закрыть]. Но их власть длилась недолго, и, завоевав почти весь Египет, они всё же оказались способны попять, что не смогут управлять такой развитой страной, сохраняя свои дикие обычаи. Их цари стали принимать имена фараонов и объявили, что верят в наших богов. За сто с лишним лет власти гиксосы утратили боевой дух, и египтянам удалось их изгнать без великой крови... Но ливийцы не таковы. Они не просто разорят наши храмы, как это вначале делали гиксосы, они камня на камне не оставят! Мрачные духи, которым они молятся, призывают их только к разрушению.

Прервав свой рассказ, Анхафф, начальник отряда колесниц, придержал повозку, где ехали они с Гектором, и привстал, чтобы посмотреть, насколько растянулся его отряд по узкому ущелью, которое они преодолевали, и сильно ли отстают пешие воины.

Пятидесятилетний Анхафф был опытным бойцом, участником многих боевых походов. Он был высокий, жилистый и поджарый, с сухим, острым лицом, пересечённым несколькими тонкими шрамами и почти не тронутым морщинами. В этом походе его отряд был невелик – всего сотня боевых колесниц, запряжённых, однако, лучшими сирийскими конями и управляемых самыми искусными колесничими. Воины на них были тоже из проверенных и испытанных, побывавших в бою хотя бы дважды. Анхафф сам отбирал их, сознавая важность предстоящей битвы.

Гектор тоже не без тревоги окинул взглядом длинную цепь взбиравшегося по ущелью войска. Он понимал, что нельзя заставить его двигаться быстрее, значит, миновать ущелье удастся не раньше полудня. И только тогда можно будет снова выстроить воинов. Эта длинная цепь будет целый час выползать из теснины, и мало ли, что за это время может произойти!

– Ты уверен, Анхафф, что мы не могли бы выйти к долине другой дорогой? – спросил троянский царь египтянина, только что увлечённо рассказывавшего ему о ливийских племенах. – Здесь идти опасно. И ведь дальше – ещё одно ущелье.

– Да, – согласился Анхафф. – Но на востоке – открытое плато, где нас издали будет видно, а на западе – такие же ущелья. Крепость поставлена здесь не случайно, место выбрано такое, чтобы подходы к нему были ограничены. Ещё полдня пути – и мы будем в долине, как раз там, где укрепились ливийцы. В этом случае они окажутся между нашим отрядом и осаждённой ими крепостью, воины которой смогут нам помочь.

– Хорошо бы так! – произнёс Гектор, нахмурившись.

За одиннадцать дней похода во главе египетского отряда троянский герой не однажды и не дважды задавал себе вопрос, где ожидает его ловушка. В том, что она будет, у Гектора не было сомнений – он ясно чувствовал, что замыслы великого Панехси расходятся с замыслами фараона... Пентесилея, присоединившаяся к походу, несмотря на все старания всемогущего везира удержать её в Мемфисе, думала точно так же. Как и Гектор, она постоянно была настороже и ежедневно сама ездила на разведку – она отправилась в поход верхом, выбрав в царских конюшнях одного из лучших сирийских жеребцов.

Первый удар отряду был нанесён ещё до его выступления. В последний день от имени Панехси Гектору сообщили, что часть воинов – пятьсот человек из полутора тысяч, присоединятся к ним в Сухой долине, вблизи крепости, к которой они двигались.

– Сейчас этот отряд несёт охрану на границе, севернее крепости, – пояснил посланец везира. – К ним отправлен гонец с приказанием тотчас выступить тебе навстречу. Это опытные и искусные воины-шерданы, многократно проверенные в битвах.

Гектор не стал спрашивать, кто такие шерданы, он это знал. Ему приходилось слышать от приезжавших в Трою египтян, что уже не одно столетие назад фараоны стали использовать для службы в своей армии пленных морских разбойников[27]27
  Египетские торговые суда часто подвергались нападениями морских разбойников, поэтому военный флот яростно охотился за ними. Плененных пиратов обычно обращали в рабство или казнили только, если за ними числилось уж очень много злодеяний. Обычно храбрым и опытным бойцам предлагали на определенных условиях (вначале при некотором ограничении свободы) служить в египетской армии. Из них формировались отряды воинов-шерданов, которым фараоны обычно доверяли самые сложные военные операции.


[Закрыть]. Отчаянные головорезы, будучи взяты в плен, охотно соглашались на это, понимая, что в случае отказа их ждёт медленная смерть в каменоломнях или в рудниках. Воевать они умели и любили, и платили им хорошо, а потому они быстро становились отменными бойцами. Фараоны держали их даже в своей личной охране, хотя начальниками над ними всегда ставили египтян. Шерданы были хорошо вооружены и носили прочные доспехи из кожи, обшитой медными пластинами.

Можно было только радоваться такому подкреплению, но Гектор не обрадовался. Встреча с таким значительным отрядом перед самым сражением была явной нелепостью, а значит, в этом крылся какой-то подвох.

И всё же троянец не стал спорить. Он понимал, что Панехси всё рассчитал заранее, а раз так, то, подумав, он сможет угадать, в чём был расчёт хитрого везира. А если начать настаивать, то везир мог и убедить фараона назначить другого начальника в этом походе либо устроить ловушку куда более коварную.

– Надо двигаться быстрее, Анхафф! – крикнул Гектор предводителю колесниц. – Мы растянулись, по меньшей мере, на три стадия. Это никуда не годится...

– Быстрее воины едва ли смогут, – возразил египтянин. – Сейчас ведь самая жара. И как только ты так легко её выносишь? Ты вырос в местах, где прохладнее, а держишься так, будто тебе наше солнце нипочём!

Несмотря на своё напряжение Гектор рассмеялся. Анхафф всё больше нравился ему.

– Я привык к сражениям и боевым походам, как парус к ветру! – ответил герой, смеясь. – Жара у нас летом бывает почти такая же, а доспехи я обычно носил куда тяжелее. В ваших кожи больше, чем меди, а мои нагрудник и шлем были железные, так что поход не кажется мне тяжёлым. Поторопи всё же возниц, а я пройду пешком в хвост отряда и тоже их потороплю.

– Будет исполнено!

Но тут же Анхафф выпрямился на колеснице во весь рост и воскликнул:

– Погоди-ка спешиваться, господин! Вон скачет твоя амазонка и, мне сдастся, очень торопится, раз мчится по опасному спуску с такой быстротой.

По неровной крутизне склона, в облаке пыли, действительно, мчался всадник. Он был ещё далеко, но Гектор тоже сразу понял, что это Пентесилея – в Египте вообще мало кто ездил верхом, да и посадка амазонки в седле совершенно отличалась от любой другой.

Спуск был головокружительным, однако искусная наездница не сбавляла скорости и придержала коня, только оказавшись в десятке шагов от головной колесницы отряда.

– Как вы ползёте! – воскликнула она, привстав на седле и окинув взглядом длинную вереницу отряда.

– Да, это становится уже опасным... – сердито согласился Гектор и, увидав выражение лица амазонки, осёкся: – Что такое, Пентесилея?

– Отъедем в сторону, – сказала она негромко. – А лучше сойди с колесницы, чтобы и возница нас не слышал.

– Он же не понимает критского наречия.

– Мне придётся привести много египетских названий и имён, – возразила амазонка. – Ну, скорее!

Гектор спрыгнул с колесницы и подошёл к ней. Сирийские жеребцы были не особенно рослыми, и Пентесилее не понадобилось спешиваться, чтобы говорить с троянцем вполголоса.

– Ты была в долине? – быстро спросил Гектор.

– Да.

– И что же? Шерданов там нет? Я угадал?

– Нет, – каким-то очень странным голосом проговорила Пентесилея. – Они там.

Гектор пристально посмотрел ей в лицо.

– Ну?

– Они мертвы, – произнесла амазонка тихо. – Все.

Гектору понадобилась вся его выдержка, чтобы не закричать от ярости. На миг у него даже перехватило дыхание.

– Как это случилось? – прошептал он. – На них напали?

– Нет, – покачала головой амазонка. – Колодец.

– Вода отравлена?

– Да. Погиб весь отряд. Мертвы и лошади, что везли повозки с запасным оружием и продовольствием. Они пришли за сутки до нашего прихода, как и было условлено, и, судя по всему, сразу напились из колодца и напоили лошадей. Естественно – они прошли много часов по этому пеклу. Судя по всему, они погибли спустя час или два – потому что успели развести костры, но не успели приготовить пищу. Сейчас там пируют грифы и вороны.

– Демоны Тартара! – выдохнул Гектор, ладонью смахивая сразу заливший его лицо нот. – Кто это сделал? Ливийцы? Но в таком случае они знали заранее о прибытии отряда. От кого же? От кого?

– Перестань! – сухо прервала амазонка. – Мы оба это знаем. Весь вопрос, как теперь поступить нам... Прервать поход и повернуть к Мемфису?

– Ну да! – зло усмехнулся Гектор. – Это больше всего устроило бы нашего друга-везира... Чтоб у него хвост на лбу вырос, как любит говорить Ахилл. Но послушай... Это уже слишком!

Да, он хотел бы сорвать поход, не дать нам победить, это понятно. Я ему мешаю уже хотя бы потому, что ты теперь не одна, да и его славу великого полководца до сих пор никто не оспаривал. Но погубить пятьсот отборных воинов из-за одной спеси и... прости, из-за страсти к чужой жене!

– Чепуха, Гектор! – воскликнула, уже не понижая голоса, Пентесилея. – Всё верно – и ты ему мешаешь, и я ему нужна, но не это главное. Ты же и сам понимаешь, что его главная цель – захватить власть в Египте. А для этого не просто должен провалиться поход. Отряд должен погибнуть. Весь. Тогда будет недовольство, возможно, бунт. Наступление ливийцев продолжится, они захватят эту столь важную для египтян крепость, ещё что-нибудь... И тогда – заговор и смена власти. Это бывает во всех странах, а в Египте, как я понимаю, это бывало часто.

– У-у-у, жук навозный! – сжав зубы, проговорил герой, через плечо бросая взгляд на следующие за ними колесницы и на Анхаффа, чутко прислушивающегося к разговору на непонятном ему языке. – Да, ты права, вероятно. Я и сам об этом думал. Ну что же, сестрица... Ты могла бы в таком случае стать вскоре женой нового фараона и великой повелительницей Египта.

Он ждал вспышки ярости, но амазонка только пожала плечами.

– Возможность хоть куда! А потом отравить его и самой стать фараоном. Хотя они едва ли признают женщину-царя.

– Ошибаешься, – возразил Гектор. – Лет четыреста назад у них была женщина-фараон. Как раз после смерти мужа она и стала царствовать. Её звали Хатшепсут[28]28
  Хатшепсут – дочь фараона Тутмоса I. После его смерти (около 1500 г. до н.э.) стала соправительницей своего юного сводного брата, Тутмоса III и вскоре фактически полностью захватила власть. Ее правление отличалось гибкостью и мудростью. Правила в течение 24 лет.


[Закрыть]. Но мы уже не о том говорим, Пентесилея! Хватит. Давай думать, что делать дальше.