Текст книги "Судья и король. Пенталогия (СИ)"

Автор книги: Инна Сударева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 55 страниц)

  Элиас не пожалел еще пары слов, восхваляющих чудесное оружие Фредерика, и не покривил душой – за такой дивный клинок он сам отдал бы полжизни.

  – А еще я видел у тебя такой необычный арбалет. Он из руки выскакивает? – спросил юноша.

  – Не из руки, а из рукава, – поправил Фредерик, отпустил поводья и с готовностью начал показывать мудреный, блестящий механизм, что крепился ремешками на его левом запястье. Когда судья резко сжал пальцы в кулак, механизм со щелчком превратился в маленький арбалет, уже заряженный тонкой белой стрелой. – Такое хитрое оружие придумал три века назад оружейник Реф по заказу Южного судьи Альберта. Оно не раз доказывало своё право на существование. Легкое и почти бесшумное – просто незаменимо для засады. И в ближнем бою весьма удобно. Запас болтов невелик – шесть штук – и крепиться повыше арбалета на руку. Очень эффективно: достаточно далеко стреляет и практически не надо целиться – куда укажешь рукой, туда и летит. Если натренироваться – не будешь знать промаха. С сотни шагов в глаз – легко, – и лорд шутливо прицелился в Элиаса, а тот невольно поёжился. – У меня еще много всяких секретов...

  – А почему мне все рассказываешь? – спросил юноша.

  Фредерик вновь усмехнулся:

  – Ты теперь один из моих, так сказать, адептов. Как и все те, кого я спас. Не волнуйся. Это практически ни к чему не обязывает, кроме как, по мере сил и возможностей оказывать мне помощь, если я о ней попрошу. Спешу заверить, что делаю я это довольно редко.

  – О, для меня это честь! – поспешил с пылким ответом Элиас. – Быть в одной команде с судьей Королевского Дома – это такая честь! О таком я и не мечтал!

  – Ты не в команде, – поправил Фредерик, чуть дернув углом рта. – Ты для меня запасной вариант, так, на всякий случай. Часть моих обязанностей на тебя никак не перекладывается. Вот провожу тебя к твоему папе, и живи себе дальше, как планировал, можешь даже забыть про меня. А я не забуду, и если понадобиться – напомню. Но это не угроза. Так – малозаметная часть твоей жизни. Если конечно ты не вздумаешь нарушать закон. В этом случае я не просто напомню о себе, – и судья в который раз усмехнулся.

  Элиас слегка обиделся на 'запасной вариант', и Фредерик, видя это, ободряюще хлопнул парня по плечу:

  – Эй, младший брат, не дуйся. Я ведь откровенен с тобой. К тому же, зачем мне подвергать тебя лишней опасности. Моя жизнь не такой уж сахар, как может показаться на первый взгляд. Я готовился к ней с малолетства. Если же тебя, малыш, окунуть в ту среду, в которой я вращаюсь, ты и суток не продержишься. Поверь, мне тоже бывает нелегко, именно для таких случаев и нужны мои запасные варианты.

  – Я буду рад оказать тебе любую помощь, если потребуется, – ответил Элиас, стараясь не хмурить брови.

  – Отлично, это я и хотел услышать...

  Так они ехали и беседовали о том, о сем, а в основном Фредерик рассказывал о разных забавных историях, связанных с судейством. Незаметно окончилась Лисья дубрава, которая теперь, по словам Западного судьи, освободилась от разбойников, и потянулось золотистое пшеничное поле, там-сям украшенное голубыми звездочками васильков.

  – У фермера Свана замечательный урожай в этом году, – сказал Фредерик. – Это его угодья.

  – Ты про всех все знаешь? – спросил Элиас.

  – Ну, не про всех и не все, – отвечал судья, отхлебывая из фляжки что-то, ароматно пахнущее медом. – Не знаю же я секретов, скажем, пятилетнего малыша Барри, что живет в деревне Заболотье, или красавицы Улиссы из Горбов, которая в свои двадцать лет все не хочет выходить замуж.

  – И почему она не хочет замуж? – удивился юноша.

  – Вот этого я и не знаю! – расхохотался Фредерик. – А до некоторых людей мне попросту дела нет...

  Тут смех его оборвался – далеко, за полем, он увидал густой и темный столб дыма.

  – Что это? – спросил Элиас, также обратив внимание на сизые клубы.

  – Там хутор Свана. Он горит, – коротко ответил судья и крепче сжал поводья.

  Он пришпорил коня и, словно ветер, понесся по дороге. Элиас поспешил следом. Надо сказать, его раскормленная лошадь безнадежно отставала от длинноногого судейского жеребца, который мчался по желтой ленте дороги и, казалось, не касался копытами земли.

  Всадники свернули на тропу, шедшую в сторону горевшей усадьбы. Понадобилось еще десять минут быстрой скачки – и молодые люди остановились наконец у высокого бревенчатого забора, из-за которого валил дым. Крепкие, на совесть сделанные ворота оказались закрыты, и Фредерик встал ногами на спину своего гнедого, а со спины прыгнул на забор и оттуда – во двор. Элиас самонадеянно пробовал сделать так же, но ему удалось лишь до забора допрыгнуть и то неудачно: он повис на нем на руках, беспомощно болтая ногами. Подтягиваться было чрезвычайно неудобно. Тем временем, скрипнули, открываясь, ворота. Из них выскочил Фредерик. Увидав по-глупому висящего Элиаса, он лишь покачал головой, схватил за поводья лошадей и повел их во двор. Будущий же гвардеец еще повисел пару секунд, сполз по забору вниз, слегка попортив куртку, и последовал, сконфуженный, за лошадьми. То, что он увидел во дворе, заставило его забыть о неудавшемся прыжке.

  Внутри был разбит прекрасный фруктовый сад: яблони, груши, вишни, сливы. Ветки деревьев ломились от плодов. И это было еще ужасней, потому что на одной из груш висело чье-то обгоревшее тело. В глубине сада располагался большой, добротный, каменный дом, крытый темно-красной черепицей. Из его разбитых окон валили густые черные клубы дыма.

  – Это Сван, – кивнул на повешенного Фредерик и резво побежал к дому, на ходу сбрасывая с себя сумку и оружие. – Скорее, малыш, у него большая семья. Может, они в доме. Может, они еще живы.

  Элиас, топоча своими тяжелыми сапогами, последовал за Западным судьей, чувствуя, как что-то неприятно холодное заползает в грудь и как предательски дрожат коленки.

  Изящный Фредерик, ничуть не мешкая, ринулся, в еще горящий, судя по всему, дом. Будущий гвардеец, к стыду своему, не смог так поступить: жар и дым, бившие из распахнутой двери, остановили его. Он беспомощно застыл на крыльце, прикрывая глаза руками, и пару раз все-таки попытался войти, но мощный инстинкт самосохранения не позволил ему переступить порог. Из дома, тем временем, послышался ставший зычным голос Фредерика:

  – Катарина! Дети! Где вы?!

  Еще через пару минут Западный судья выскочил вместе с едким дымом на крыльцо, где столкнулся с Элиасом. Он сунул в руки юноши какой-то небольшой теплый и грязный сверток, схватил ведро, что стояло у бочки с дождевой водой, наполнил его и кинулся обратно в дом.

  Элиас в полной растерянности спустился с крыльца и глянул в сверток. Это оказался младенец. Он трогательно закашлял, а потом по-кошачьи заплакал, сморщив покрасневшее личико. Оно стало похожим на изюмину.

  – Б-боже, – прошептал Элиас, совершенно сбитый с толку: матушка многому его учила, только забыла рассказать, как обращаться с младенцами, только что спасенными из огня.

  Юноша положил ребенка на скамейку под липами, водой обмыл его лицо, пару капель влил в раскрытый ротик. Дитя вновь закашлялось и взревело еще громче.

  Фредерик тем временем успел несколько раз мелькнуть туда-сюда, гася, видимо, огонь в доме. Из окон уже повалил белый пар. На четвертом забеге судья не выдержал: выскочив на крыльцо, он упал на колени, выронил ведро и отчаянно закашлял, держась за грудь. Элиас кинулся было к нему, но тот оправился раньше, чем подоспела помощь, и вновь побежал в дом. Еще через два забега Фредерик буквально выполз на крыльцо, волоча громыхавшее ведро за собой, и затих на ступеньках.

  Теперь Элиас подоспел очень кстати. Он взял судью на руки (Фредерик оказался довольно легким для такого здоровяка, как будущий гвардеец), снес вниз и уложил на траву возле скамейки, на которой заходился от плача ребенок, и опять воспользовался водой, чтоб плеснуть ее в лицо судьи. Тот ответил громким, давящимся кашлем, перевернулся на бок и сел. Лицо его было в копоти, глаза слезились, руки и одежда также пострадали от дыма и огня. И Элиас вновь застыдился того, что побоялся кинуться за лордом в горящий дом.

  – Уф, это хорошо, что ты остался здесь, малыш, – хрипло сказал Фредерик, когда смог говорить. – А если б мы оба свалились с ног? Оба бы и пропали, – он еще покашлял и с наслаждением втянул свежий воздух в легкие. – Как там ребенок? Судя по воплям, жив и здоров.

  Он поднялся и, шатаясь, подошел к скамейке, развернул пеленки.

  – Ах, это девочка. И совершенно мокрая... Элиас, достань-ка пару своих рубашек и теплый плащ: ее надо перепеленать... Бедняжка, плачь-плачь, не стесняйся. Судя по всему, ты теперь круглая сирота, совсем как я, – и судья улыбнулся, не так весело, как улыбался раньше, и снял с головы ребенка попорченный огнем чепчик.

  Пока Элиас бегал за сумками и потрошил их, Фредерик жадно напился из бочки, вымыл лицо и руки. Потом вымыл девочку, не обращая внимания на ее отчаянные крики, от которых у Элиаса сводило челюсти, взял принесенные рубашки и ловко запеленал в них ребенка, укутал в теплый шерстяной плащ и сунул этот сверток в руки юноше со словами:

  – Будь с ней поласковее: она теперь одна-одинешенька на целом свете.

  Сам же направился к погребу, что находился позади дома, и через какое-то время вернулся с большой кринкой в руках.

  – Судя по запаху, это – козье, – сообщил он Элиасу, взял ковшик, которым черпал воду из бочки, чтоб напиться, налил в него молока. – Чтоб не плакала, надо покормить. Эх, холодное, – посетовал, отхлебнув из кувшина. – Можно застудить девочку. Нет, не годиться, чтоб, спасшись из огня, она умерла от простуды... Давай, Элиас, набери молоко в рот. Я сделаю то же самое. Не глотать! Когда согреется, выльешь в ковшик, и накормим кроху.

  Они набрали молока в рот и уселись на скамейку. 'Два парня, два грозных воина, наверно, очень забавно смотрятся с раздутыми щеками и с ревущим младенцем на руках', – думал Элиас, перекатывая молоко во рту. Фредерик же сидел, опираясь локтями о колени и бесстрастно глядя на притоптанную траву. О чем он думал? Наверняка о том, что нужно как следует разобраться: кто мог разорить усадьбу фермера Свана, у которого всегда была прекрасная пшеница, который снабжал Марту и ее Пост белоснежной мукой, замечательными фруктами и овощами, нежным телячьим мясом, жирным молоком, маслом, яйцами и многим другим, не зная, что это все для судьи Фредерика...

  Молоко быстро согрелось, Фредерик свернул из куска полотна что-то вроде соски, и малышку Катарину накормили. Она ела жадно, чмокая, хрюкая и захлебываясь. А Катариной назвал ее Фредерик, по имени сгоревшей жены Свана.

  – Я ведь не знаю, как на самом деле ее зовут. Эта кроха недавно родилась, и я не успел с ней познакомиться, – сказал судья, осторожно вытирая молочные подтеки на щечках ребенка. – Видишь, не все я знаю...

   – Я первый раз вижу, чтоб мужчина так здорово управлялся с ребенком, – не смог не признаться Элиас. – По-моему, это очень трудно.

   – Нисколько, – покачал головой Фредерик и передал зевающую девочку юноше. – Я сам второй раз в жизни так хлопочу. Главное – не бояться браться за дело. Тогда все получается так, как надо...

  Он окинул взглядом почерневший дом, оглянулся на труп на груше.

   – Они убили Свана, сожгли его жену и четверых детей, мал мала меньше. Серьезные ребята, – пробормотал Западный судья.

   – Что за изверги это сделали? – спросил Элиас, бережно качая на руках наевшуюся и засыпающую Катарину.

   – Тебе не надо это знать. Тем более, что я и сам точно не знаю. Зато я знаю, зачем они это сделали: чтоб лишить провизии мой Пост в этой дубраве. Ведь все остальные деревни, где можно запастись продовольствием, намного дальше, чем усадьба Свана. Покойный Гленвас никогда не трогал фермера – боялся меня, ведь я хорошо знаком со Сваном. И Гленвас грабил только на дороге случайных путников. Эти же бандиты бросили мне вызов, – отвечал Фредерик, ероша волосы на голове. – Посмотри за малышкой, братец, а я осмотрю местность.

   И он сорвал с нижней ветки ближайшего дерева пару груш и быстро пошагал вглубь сада...

   * * *

   Капитан Бартен Крунос, не скрывая слез радости, обнял сына.

   – Какой богатырь вырос! Быть тебе гордостью королевской гвардии! – воскликнул он, хлопая Элиаса по плечу. – Матушка, правда, мне писала, что ты ленив в учении, но, судя по тому, что она отправила тебя все-таки в столицу, да еще одного, ты всему самому нужному и важному уже научился.

   Элиас скромно молчал: он не мог сказать, что лишь благодаря судье Фредерику из Западного округа он остался в живых и добрался до столицы королевства, Белого Города. Может, он и признался бы в этом отцу, самому близкому своему человеку, но лорд взял с юноши слово, что все приключившееся тот сохранит в тайне.

   – Не очень-то хвастайся тем, что стал моим адептом, – посоветовал Элиасу Фредерик. – В мире достаточно тех, кому судьи и их приятели – первейшие враги. А потому не торопись и моих врагов делать своими...

   После того, как они закрыли усадьбу Свана, отвезли малышку Катарину в ближайшую деревню, жителям которой Фредерик, представившись, строго наказал заботиться и о ребенке и о хуторе, как о наследстве малышки, молодые люди продолжили свой путь в столицу. Фредерик часто оставлял Элиаса по каким-то своим делам, а потом нагонял уже в дороге. Судя по тому, что один раз он вернулся переодетым в другую, но похожую на прежнюю, одежду, он наведался в один из своих Постов. Почему не брал с собой Элиаса? Об этом юноша не спрашивал, памятуя, что в дела судьи лезть не следует, ради себя же самого.

   В Белый Город Элиас въехал через Ворота Заката без Фредерика – судья остался в пригороде, пожелав юноше всего наилучшего...

  Столица встретила младшего Круноса блистающими шпилями башен на высоченной крепостной стене и светлыми просторными улицами. Город по праву назывался Белым: не только дома, но и мостовая оказались из светлого камня, а многие деревянные постройки были выкрашены в белый цвет. На этом фоне зелень смотрелась просто великолепно. Столица любила себя украшать: всюду были пышно цветущие клумбы, раскидистые каштаны, липы и клены, душистые кипарисы, аккуратно подстриженные кусты и газоны. Много где, над улицами, натягивали широкие разноцветные ленты и гирлянды из цветов, балконы домов тоже пестрели трепещущими на ветру яркими лентами – Белый Город готовился к празднику. На эту осень намечалось Посвящение в рыцари лучших юношей из королевского воинства.

   – Да-да, – сказал сыну капитан Бартен, когда они прогуливались вдоль высокой, чугунной ограды дворца. – Жаль, конечно, что ты прибыл только сейчас. Случись это раньше – стоял бы в первых рядах за рыцарской цепью. Вручает ее сам король. Это большая честь. Но, не переживай. Ты молод, силен. Все впереди, сынок. Послужишь год-другой, проявишь себя при случае – и ты рыцарь...

   Элиас поселился у отца. Капитан снимал в доме, недалеко от дворца, небольшую квартиру в две комнаты на третьем, последнем, этаже. Еду готовили повара в хозяйской кухне и доставляли наверх в удобное сэру Бартену время. В комнатах, спальне и гостиной, имелись мягкие диваны, шкаф и сундук для одежды, стол, несколько кресел. На полах лежали пушистые бежевые ковры, окна обрамляли клетчатые занавеси, два раза в неделю приходила горничная. Поэтому в покоях сэра Бартена было чисто и опрятно. Элиас невольно удивился, видя, что отец, легендарный капитан, преданный королю от кончиков пальцев до кончиков седых волос, судя по всему, любит уют и покой. Окна квартиры сэра Бартена выходили в маленький, тихий, внутренний дворик, откуда, кроме смеха местных детей и поскрипывания качелей, практически не доносилось никакого шума. Грозный рыцарь, покраснев, признался сыну, что голоса играющих во дворе ребят всегда напоминали ему об Элиасе, которого он оставил в Осенней усадьбе пятнадцать лет назад и навещал изредка – только на зимние праздники.

   – Я рад, что ты теперь со мной, сынок, – ласково говорил сэр Бартен, сидя вместе с Элиасом за столом в гостиной, куда подали пирог с рыбой, вареную морковь и белого вина.

  Они долго беседовали – и за ужином, и после. Так и полагалось, ведь капитану хотелось услышать как можно больше о том, как шли раньше и идут теперь дела в усадьбе, а Элиас жадно 'впитывал' рассказы отца о столичной жизни, о порядках в гвардии, о дворцовых интересностях и прочее-прочее.

   – Завтра же я возьму тебя с собой во дворец, на утреннюю смену караула, – перед тем, как разойтись по постелям, сказал капитан Бартен. – Как раз в это время король выходит прогуляться в зимний сад, и я представлю тебя ему и другим вельможам. Они должны увидеть, какую славную смену я себе готовлю!

  Элиас согласно кивнул. Матушка много раз твердила ему, что, попав в столицу, он должен всегда и во всем слушаться отца и спрашивать у него совета. Отец всегда был для юноши неким недосягаемым идеалом, чуть ли не божеством, на которое призывала равняться матушка. Однако недавняя встреча с судьей Фредериком слегка пошатнула тот пьедестал, на котором Элиас держал старшего Круноса. Если раньше лишь отец был для него примером для подражания, то теперь изящный и быстрый лорд Фредерик слегка потеснил капитана.

  Лежа в постели, на хрустящих от крахмала простынях и на пахнущих чабрецом подушках, Элиас долго не мог заснуть, хоть и говорил сам себе, что нынче, как никогда, ему необходимо выспаться.

  Мешали всевозможные мысли.

  Он представлял, как встретит короля завтра утром, и придумывал, как поклониться, что сказать государю. Это ведь, по его разумению, должно было быть что-то чрезвычайно остроумное, вызывающее восторг его величества и всех придворных...

  Заснул мастер Элиас тогда, когда главные городские часы прогудели на весь мир два раза, объявляя два часа ночи. Тогда юноша сказал сам себе 'ну-ка спи, болван', повернулся носом к стене и погрузился-таки в сновидения, в которых встретился с королем. Тот предстал перед парнем, как высокий и могучий великан, с огненными волосами, огромными синими глазами, в сияющих доспехах и окруженный толпою рыцарей поменьше...

   Наступило знаменательное для Элиаса утро. Он облачился в свое лучшее платье: белую шелковую рубашку, синюю бархатную тунику с золотым шитьем по вороту и подолу, такие же шаровары, ненадеванные сапоги, украшенные золотыми цепочками вокруг щиколоток. На пояс из золотых пластин с гравировкой он повесил красивый изогнутый кинжал в богатых ножнах, а потом взял черный берет, украшенный синим шнуром и золотой пряжкой.

   Капитан, одетый в форму из черной кожи, умилился при виде столь нарядного и статного кавалера, каким явился теперь его сын, и тут же пообещал, что все придворные красотки будут сломя голову бегать за Элиасом. Юноша со снисходительным укором проговорил 'папа', намекая на свой обет, и сэр Бартен замахал рукой, мол 'молчу, молчу'...

   Во дворце капитан провел Элиаса по всем постам, следя за сменой караула и представляя гвардейцам сына. Все они были рослые, крепкого телосложения мужчины, видной внешности и силы. В их экипировку входили меч, небольшой круглый щит, короткое белое копье с серебряным наконечником. Кроме оружия и кожаной черно-зеленой формы гвардейцы обязаны были носить легкий шлем, не закрывающий лицо, кольчугу из крупных круглых пластин, походившую на чешую карпа, и поножи. Все это снаряжение блистало и отражало окружающий мир. К тому же оно понравилось Элиасу. Впрочем, в столице ему пока что все нравилось.

  После смены караула капитан и его сын направились в зимний сад. Вот уж где Элиас пришел в полный восторг: диковинные цветы и деревья, красивые фонтаны из белого камня и с красными рыбками, изысканные клумбы, составленные из разных причудливых валунов, трав и цветов, белоснежные мраморные скамейки под причудливо переплетенными туями не могли не восхищать. Королевский зимний сад, укрытый от непогоды под огромным стеклянным куполом, был шедевром садоводчества и неизменно поражал всякого, кто туда входил.

   Элиас, по-детски открыв рот, глазел на высокие диковинные деревья с мохнатыми стволами и пуком огромных длинных листьев на макушке, когда отец указал ему на процессию, что показалась в начале одной из розовых тропинок.

   – Это король. Поспешим...

  Король Аллар оказался невысоким полным мужчиной лет тридцати пяти и совсем не походил на тот образ, который Элиас нарисовал в своем воображении. У государя было круглое, довольно добродушное лицо, с аккуратной бородкой и усами и маленькими темными глазами, в которых при близком рассмотрении Элиас увидел проницательность и внимательность ко всему, что вокруг происходило. Одет его величество был в простую домашнюю одежду: светлую полотняную тунику, перетянутую пестрым плетеным поясом с разноцветными кистями, мягкие башмаки и просторные штаны с боковой шнуровкой, такой же пестрой, как пояс. Сопровождали короля супруга, пышная миловидная блондинка, ростом равная его величеству, в голубом, легком, утреннем платье и с замысловатой прической, похожей на башенку, а также – множество дам и господ. Все были богато и ярко одеты, представительны, сияли взглядами, улыбками и драгоценными украшениями. Блестящее общество – это определение, как нельзя кстати, им подходило...

  – Мой храбрый капитан! Доброе утро! – первым и довольно благостно протянул король, видя сэра Бартена и Элиаса. – Вы, как обычно, на посту, бережете наш покой?

  Оба Круноса низко поклонились.

  – Доброе утро, мой государь, – сказал капитан, выпрямившись. – Рад видеть вас в добром здравии и хорошем расположении духа.

   – А я всегда рад видеть тебя. Может поэтому у меня хорошее настроение, – улыбнулся его величество; его пухлые щеки от этого раздались еще шире, сделав короля похожим на пирожника, у которого дела идут в гору день за днем.

   Элиасу понравилась эта манера, с которой общались Его Величество и его отец.

   – Что за молодец? – спросил король. – Неплохо смотрелся бы в моей гвардии, а?

   – Это мой единственный сын, Ваше Величество, мастер Элиас Крунос. На днях прибыл из родного дома, выказав тем самым огромное желание служить вам именно в качестве гвардейца.

   – Что ж, желание похвальное. Как и то, что юноша намерен придерживаться традиций и следовать пути своих славных предков. Уверен, вы, сэр Барт, воспитали в нем настоящего воина, достойного гвардейских знаков. Так что, не вижу причин отказывать юному мастеру Элиасу в этом, – сказал король Аллар. – Я при всех даю свое разрешение.

   Сэр Барт благодарно поклонился, Элиас также поспешил согнуться.

   – Смотри, капитан, сделай из него хорошего гвардейца, а также – смену, достойную тебя, – проговорил король и медленно пошагал дальше.

   Вся разноцветная, благоухающая заморскими духами процессия буквально обтекла сэра Барта и его сына, следуя за государем вглубь зимнего сада, где шуршали голубой водой фонтаны. Глазастые придворные дамы одарили юношу благосклонными взглядами. Что ж, он молод, красив, статен, да и король сразу ему благоволит. Элиас приосанился и улыбнулся одной из них, длинноногой огненно-рыжей девице-красавице, одетой не в платье, а в сиреневые узкие брючки до колена и полупрозрачную бледно-фиолетовую блузу со множеством бантиков-завязок на груди. Ее искристые зеленые глаза приветливо смотрели на нового гвардейца, а земляничные губы раскрылись в задорной улыбке, обнажив мелкие, но ровные и белые зубы.

   – Кто это, отец? – спросил Элиас.

   – Понравилась? – довольным тоном проговорил капитан. – Она из свиты ее величества, одна из первых красавиц – дама Кора. До этого считалась неприступной. Столько знатных кавалеров добивалось ее благоволения, и все напрасно. Но для тебя, сынок, похоже, нет таких женских крепостей, которые выдержали бы. Эх, берегитесь, дамы королевского двора.

   Отец, похоже, был очень доволен не только тем, что король быстро дал свое позволение на вступление Элиаса в гвардию, а еще и тем, какими взглядами знатные женщины, смотрели на плоть от плоти его.

   – В тебе вижу себя, молодого, – шепнул Элиасу капитан, и глаза его под седыми бровями задорно блеснули. – Тогдашние красотки тоже не обделяли меня вниманием, – он подмигнул одной пожилой даме из свиты, гладкой толстухе в старомодном богатом платье и невообразимо помпезном головном уборе.

   Та прикрыла одной рукой рот, растянувшийся в улыбке, а другой махнула капитану, как бы говоря 'ах, оставьте'. Элиаса такие дела немного опечалили: судя по всему, его матушка уже давно обзавелась рогами. Потом он успокоил себя мыслями, что и госпожа Юлия Крунос вполне могла не оставаться в долгу у надолго уезжавшего из Осенней усадьбы мужа. Когда же за этой мыслью мелькнула другая, поставившая вопрос: а вдруг капитан не его отец, – Элиас даже замотал головой, прогоняя подобные соображения, и дал себе зарок не обсуждать родителей даже в мыслях.

   Потом на одной из тропинок зимнего сада появились двое человек, в одном из которых Элиас не без радости узнал Фредерика. Он был одет в серое с серебром, а фасон его одежды и обуви, судя по всему, всегда оставался неизменен: длинная, почти до колен, куртка под пояс, узкие штаны, удобные, точно шитые по ноге и из мягкой кожи, сапоги. За спиной в специальных ножнах висел чудесный серебристый меч. Рядом с судьей шел высокий сухощавый человек лет сорока в темно-коричневой одежде. На его поясе, уже при бедре, тоже висел меч, широкий и тяжелый, с рукоятью, украшенной крупным темным камнем. Быстро шагая в сторону короля и его окружения, они о чем-то оживленно беседовали. Фредерик увидел сэра Барта и Элиаса, чуть кивнул, пройдя мимо. Капитан низко поклонился этим двоим, заставил и сына, прокомментировав:

   – Это судьи: лорд Фредерик из Западного округа и лорд Конрад из Северного. Запомни: они, как и судьи Гитбор из Южного и Освальд из Восточного округов, всегда, в любое время, в любом месте допускаются к его величеству, без доклада и в любом виде. Вид у них, особенно у лорда Фредерика, часто бывает далеко не придворный... Лордов Гитбора и Освальда я тебе укажу при случае. Смотри, запоминай – членов Королевского Дома ты должен знать в лицо. Это важно!

   Король Аллар обернулся к приближавшимся судьям, и лицо его сделалось несчастным. Фредерик и Конрад тем временем бесцеремонно вклинились в толпу придворных, добрались до государя и с двух сторон зашептали что-то ему в уши. Аллар остановил их, сделал знак придворным, чтоб они удалились, подозвал капитана и Элиаса.

   – Сэр Барт и ты, мастер Элиас, проследите, чтоб никто нам не мешал, – приказал король.

   Его величество и оба судьи отошли к белой мраморной скамье, окруженной высокими кустами розового шиповника. Капитан и Элиас, положив руки на рукояти мечей, стали важно прохаживаться невдалеке, так, чтобы самим случайно не услышать, о чем говориться. Юный гвардеец все посматривал на Фредерика. Но тот не обращал на него никакого внимания – стоял, скрестив руки и лениво покачиваясь, у скамьи, где сидели король и Конрад, и ждал, когда судья Северного округа закончит говорить. Правитель то и дело бросал вопросительные взгляды на Западного судью, и тот то кивал, то пожимал плечами. Все трое выглядели весьма озабоченно.

   После Конрада говорить начал Фредерик. Сначала спокойно, потом – все громче и громче. И, наконец, видя, что король неодобрительно качает головой и хмурится, он побледнел, топнул ногой, энергично зажестикулировал, и с его губ сорвалось громкое:

   – Это мое дело! Я знаю, что говорю!

   Конрад вскочил, схватил его за плечи, кинув быстрый взгляд на Элиаса, который оторопело глядел на разговаривавших (он не думал, что судья может проявить себя таким несдержанным), и усадил Западного судью на скамью рядом с правителем. Потом отцепил от пояса небольшую фляжку, протянул бледному, как смерть, Фредерику. король успокаивающе положил молодому человеку руку на плечо. Тот стал жадно пить, а Конрад подошел к Элиасу. Надо сказать, тот почувствовал себя очень неуютно под взглядом черных глаз Северного судьи, которые 'сверлили', словно буравчики.

   – Мастер Элиас?

   Юноша кивнул.

   – Я прошу вас и вашего отца как можно быстрее отвести лорда Фредерика к королевскому доктору, мастеру Линăру. Открылась рана. Поэтому как можно осторожней. И позаботьтесь о том, чтобы никто ничего не узнал: раны судьи не должны предаваться огласке. Его величество сказал мне, что в этом деле на вас вполне можно положиться. Вы понимаете, какое доверие вам оказано?

   Элиас закивал еще активней. Конрад сделал ему и подошедшему капитану знак идти за ним к скамье. Юноша и сэр Барт с готовностью пошли, остановились возле короля. Фредерик сидел, сильно ссутулившись. Только теперь Элиас заметил свежее темное пятно, что расплылось на его серой куртке с левой стороны в области подмышки.

   – Фред, ступай, – мягко сказал правитель. – Наш капитан и этот гвардеец тебя проводят.

   – Как же то, что я вам сказал? – спросил Фредерик, подняв голову.

   – Ты истечешь кровью, любезный кузен.

   – Мне нужен ваш ответ, государь, – в голосе Западного судьи скрежетнули стальные нотки.

   – Мой ответ ты услышишь завтра, – не менее твердым голосом отвечал король Аллар.

   Фредерик чуть слышно застонал.

   – Давайте, помогите ему встать и быстрее – к врачу, – заторопил лорд Конрад.

   Элиас и капитан приподняли судью и быстро зашагали с ним к выходу из сада. Фредерик шел довольно бодро, сильно стиснув зубы, и не издал ни звука, ни на Элиаса, ни на сэра Барта не смотрел. К комнатам мастера Линара, придворного врача, они добрались, никем не замеченные.

   Доктор оказался молодым человеком лет двадцати пяти, высоким и худощавым, но жилистым, с обритой головой. Из-за этого его нос с легкой горбинкой прибавлял в размерах.

  Комната, в которую вошли сэр Барт, Элиас и Западный судья, была обычной гостиной, очень простой в плане меблировки: пара диванов и пара кресел, все покрытое меховыми накидками, широкий и низкий стол из темного дерева посредине. Возле дальней стены располагался застекленный книжный шкаф, на полках которого не наблюдалось свободного места из-за толстых старинных фолиантов с золочеными корешками; а у высокого окна, убранного в золотистые портьеры, был маленький круглый столик. На нем стояла вызывающе красная, пузатая ваза. Элиасу невольно подумалось, что она тут явно лишняя...

  Мастер Линар, которому Фредерик после слова 'здрасте' показал свое пятно, приказал вести раненого в соседнюю комнату, где усадил судью на широкую кушетку.