Текст книги "Судья и король. Пенталогия (СИ)"

Автор книги: Инна Сударева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 55 страниц)

Судья королевского дома

Аннотация:

в ночном лесу судьба свела двоих – Элиаса, будущего королевского гвардейца, и Фреда, Судью королевского дома... Тут, как говорится, все и началось... Впереди их ждут всевозможные приключения: любовь и предательство, схватки и погони, кровь и слава...   graph-definition>

  Инна Сударева

  'Судья Королевского Дома' (2002-2004 годы )

  Я той боюсь, что тихо подкрадется,

  И как котенок, прыгнув на колени,

  Вдруг в сердце беззащитное вопьется,

  Когда совсем не жду я нападенья...

  Неизвестный автор

Легкий ветер шелестел в ветвях Лисьей дубравы. Уже темнело, и древний тракт, тянувшийся через огромную пущу, притих, словно сонная змея. По дороге медленно двигался одинокий путешественник. Его лошадь устало брела, сам он, похоже, дремал в седле, изредка вскидывая голову, чтобы осмотреть путь. Чуть позади всадника рысил толстый, рыжий мул, навьюченный поклажей.

   Перед тем, как въехать в пущу, путешественник на минуту остановился: древняя Лисья дубрава пользовалась недоброй славой. Об этом странника предупредили в придорожном трактире, что остался позади. Черноглазая, пышнотелая хозяйка очень уж уговаривала молодого человека остаться ночевать, намекая на ночлег в ее мягкой постели. Если бы не обет целомудрия, путник, возможно, остался бы на постоялом дворе. Но парня ждала столица, ждал отец и гвардейская кираса, что была обещана уже тогда, когда он только появился на свет. Путешественника звали Элиас Крунос, а его отец сэр Барт Крунос был капитаном королевской гвардии.

  Элиасу уже исполнилось двадцать лет, и в этом возрасте ему полагалось покинуть родную усадьбу и стать гвардейцем, а после смерти отца – занять его место капитана. Так было всегда. В свое время Барт Крунос сменил своего отца, а тот – своего. Другого единственному сыну командира гвардейцев не полагалось...

  Элиаса готовили к службе с самой колыбели, закаляя, обучая боевому искусству, умению ездить верхом, и при этом не жалели розог. Причем руководила процессом воспитания мать Элиаса, грозная хозяйка Осенней усадьбы – госпожа Юлия Крунос, которая в бою могла дать фору мужчинам, ибо ловко управлялась и с мечом, и с дротиками, и с луком. Благодаря жесткой системе воспитания Элиас вырос здоровым и сильным, статным, широкоплечим молодцем. Неудивительно, что румяная хозяйка трактира 'Счастливый путь' столь жарко дышала ему в ухо, когда уговаривала остаться ночевать. Элиас и вид имел приглядного деревенского парня: светловолосый, кареглазый, с открытым широким лицом, темными бровями и густыми ресницами, он располагал к себе с первого взгляда. Улыбался юноша по-детски, а голос имел низкий и бархатный. Но до вступления в гвардию и получения первой похвалы от короля Элиасу полагалось воздерживаться от всяческих контактов со слабым полом, от употребления веселящих напитков и от танцев. Таков был обет всякого, кто готовился вступить в гвардию его величества, и сын капитана этого славного воинского подразделения должен был, как никто другой, строго соблюдать все правила и обычаи. Элиас очень старался не совершать ничего предосудительного, особенно после того, как одним майским вечером матушка поймала его на сеновале Осенней усадьбы со своей горничной. Последовала бурная разборка, и после нее будущий гвардеец отлеживался в своей комнате, примачивая синяки и ссадины...

   Как говорилось ранее, Элиас, прежде чем въехать в пущу, сперва подумал, правильно ли он поступил, не согласившись переночевать в 'Счастливом пути', но потом, успокоительно погладив свой меч, решительно пришпорил коня. Перспектива встретить лесных разбойников предоставляла ему еще и возможность проверить свои боевые навыки, которые он до сих пор применял лишь на тренировках и в учебных поединках с матушкой или с дружинниками Осенней усадьбы.

   Лисья дубрава встретила вечернего гостя суровым шумом вековых деревьев и запахом прелой листвы и грибов. Элиас же только настороженно выпрямился в седле – дальше дремать было бы опасно. Юноша зорко, как только позволяла сгустившаяся темень, следил за дорогой и окрестностями и держал руку на эфесе доброго отцовского меча. Но пока все было спокойно.

  Прошло довольно много времени.

  Где-то уныло ухал филин, где-то тоскливо выл волк, потрескивало старое дерево из-за порывов ночного ветра. Откуда-то слева приятно пахнуло хвоей – похоже, в дубраве 'проживали' не только дубы.

  Элиас не зажигал факела, хотя стало совсем темно: из леса огонь легко мог был виден как разбойниками, так и зверьем. Лошадь будущего гвардейца прекрасно понимала, что идти надо по дороге, никуда не сворачивая, и Элиас полностью положился на чутье коня. Мерная, спокойная езда уже успокоила юношу, глаза его вновь стали слипаться, и рука то и дело соскальзывала с оружия.

  Как раз в это самое время на него и напали.

  Кто-то очень сильный и быстрый одним мощным рывком сдернул клевавшего носом Элиаса за плащ с коня, повалил на землю, пытаясь этим же плащом его обмотать и лишить возможности двигаться. Лошадь юноши испуганно ржала и била передними ногами разбойников, пытавшихся удержать ее за поводья. Сам Элиас ловко вывернулся, кинжалом обрезав свой плащ, вскочил на ноги и выхватил-таки меч. Его кровь забурлила, разгоряченная предчувствием схватки. Вид огромного, широкоплечего разбойника не остановил юношу – Элиас отважно бросился на врага и ошеломил его целой серией мастерски отработанных фехтовальных приемов. Головорез, пыхтя, отчаянно отбивался устрашающим тесаком, и это подзадорило Элиаса. Однако он забыл одно из главных правил, которые розгами вбивала ему матушка: в бою голова должна быть холодной. Юношеский пыл затмил слабый голос разума и осторожности. Два других разбойника, видя, что их товарищу приходится худо, кинули возиться с лошадью и мулом и бросились на подмогу. Будущую гордость королевской гвардии оглушили дубинкой по голове – Элиас повалился на дорогу, как подрубленное топором дерево...

  Очнулся юноша, лежа в неудобной позе, со связанными ногами, скрученными за спиной руками и кляпом во рту, в колючих кустах. Видимо, его специально положили в терновник, да еще куртку и рубашку стянули – теперь из-за малейшего движения он получал кучу болезненных уколов от шипов.

  Неподалеку, возле молодых елок горел костер, и рядом с ним три бандита, из-за лохмотьев и нечесаных голов и бород похожие на какую-то сказочную нечисть, рылись в дорожных сумках Элиаса, делили добычу. Они хрипло переругивались, кидали друг другу вещи юноши, меняясь. Поодаль, привязанные к дереву, стояли лошадь и понурый мул будущего гвардейца.

  Элиасу все это, мягко говоря, не понравилось. Он тревожно и отчаянно заворочался, не обращая внимания на то, что покрывается болезненными царапинами.

  – Глянь-ка: наш герой очухался, – сказал один из разбойников, подойдя на шум. – Что будем с ним делать?

  – А чего еще? В мешок и утопить – речка рядом, – ответил тот здоровяк, которому посчастливилось испытать на себе фехтовальное искусство Элиаса. – Больно прыткий – пусть остудиться. Пусть с карасиками повоюет.

  Разбойники захохотали.

  Элиас мог только мычать, выказывая тем самым полное несогласие с таким будущим.

  Неужели все? Неужели вот так бесславно закончит свои дни потомок капитанов королевской гвардии? Юноша отчаянно забился в своих путах, но лишь добавил себе еще царапин. А когда один из разбойников направился к нему, расправляя в руках мешок, юноша взвыл еще громче и все-таки выкатился из кустов.

  – Ишь ты! Ишь ты! Прыткий козлик! – возмутились бандиты и кинулись утихомиривать Элиаса.

  Двое подняли юношу, третий пару раз ударил бедолагу в живот и захотел натянуть ему на голову мешок.

  Тихий короткий свист – в горле того, что приготовил мешок, затрепетала тонкая белая стрела с серебристым оперением. Разбойник упал, не издав ни звука. Двое других кинулись в разные стороны, отпустив Элиаса, и тот, не удержавшись на связанных ногах, рухнул лицом в мох. Перевернулся и тут же увидел, как от такой же стрелы, но пущенной в спину, под левую лопатку, упал второй головорез.

   Из густых зарослей сонного папоротника раздался спокойный, показавшийся даже скучающим, голос:

   – Не думай бежать, Гленвас.

   Видимо, это относилось к главарю-здоровяку, потому как тот застыл на месте, боясь пошевелиться. Послышалось шуршание папоротников – кто-то из них выбирался. Потом – звук легких, неспешных шагов. Элиас лишь напрягал слух, потому как видеть в полумраке, лежа на спине с запрокинувшейся головой, было почти невозможно.

   – Так-так, несложно тебя найти, Гленвас, – продолжал тот же голос. – Ночь, дубрава, древний тракт – старо, как мир. Нужно было только ехать за этим глупым юнцом, который решил ночью пересечь пущу в одиночку.

   Элиас не выдержал – по-змеиному вывернулся, чтобы увидеть, что же происходит и кто обозвал его 'глупым юнцом'.

   У костра, ссутулившись, стоял бандит Гленвас, своими огромными размерами похожий на медведя. Вокруг него неспешно прохаживался, словно рассматривая разбойника, изящный человек, казавшийся подростком по сравнению с головорезом. Незнакомец аккуратно ступал в мох щегольскими сапожками и держал наготове длинный тонкий прямой меч, сверкавший холодным белым пламенем в свете костра.

   – Что ж мне делать, Гленвас? Помниться: ты обещал мне начать новую, честную жизнь, – продолжал человек. – Когда это было? Всего год назад. Даже не знаю, мало это или много.

   Изящный господин бросил водить хоровод вокруг бандита и присел у костра в опасной близости от набычившегося разбойника.

   – Огонь успокаивает, – произнес человек, – почему же вы, разбойники, так часто сидя у костра, не можете успокоиться и смягчиться? – он вдруг положил меч рядом с собой, и Элиас в мыслях обозвал неведомого спасителя идиотом.

  Гленвас не преминул этим воспользоваться – кинулся на моралиста, намереваясь, видимо, задушить его. Но тот вдруг вскинул левую руку и выстрелил из внезапно появившегося на предплечье маленького арбалета белой с серебром стрелой прямо в глаз бандиту. Гленвас охнул и упал в костер.

  Все произошло за какие-то доли секунды.

  – Безнадежен, – буркнул незнакомец, отходя от костра.

  Он приблизился к затихшему Элиасу, наклонился, глянул в лицо юноши холодными, серыми глазами и сказал более мягким тоном:

  – Глупо, юноша, одному разъезжать по ночному лесу, – и принялся распутывать мохнатые веревки. – Ого, как они вас замотали! Это потому, что вы использовали нападение, как защиту, и дрались весьма эффективно. Я, кстати, был свидетелем вашего поединка с Гленом на дороге. Скажу честно: даже любовался... ваши движения были точны и быстры. Уверен, вы бы справились с бандитами, если бы имели хоть малейший опыт в подобных заварушках. Но, судя по поединку, серьезных боев у вас до сих пор не было.

  – Это ... как вы догадались? – огорошенный такими речами, спросил Элиас.

  – Слишком много красивых поз, слишком четко проведены все ваши приемы – по-книжному. Теория теорией, юноша, но практика всегда бесценна. Если вас хотят убить, не становитесь в изящную позицию, чтобы обороняться – нападайте и грызите, рвите и режьте. В борьбе за жизнь все способы хороши. Это так – бесплатный совет ... Ну, вот вы и свободны.

  Элиас поднялся на слегка непослушные от долгого бездействия ноги и принялся растирать занемевшие руки. Его спаситель поискал в ворохе вещей у костра, нашел куртку юноши и заботливо набросил парню на плечи.

  – Присядем, – сказал незнакомец и непринужденно устроился на куче лапника, который разбойники намеревались использовать, как постель. Близость трех трупов его, казалось, совершенно не волновала.

  Элиас присел рядом. Его немного колотило, и он старался, чтоб неожиданный спаситель этого не заметил. А тот протянул юноше флягу с чем-то душистым и терпким.

  – М-мне нельзя, – замямлил Элиас.

  – Можно, – усмехнулся человек, – после всего, что было – даже нужно. Давайте, пейте. Я ж вижу, как вас колотит, а вино поможет с этим справиться.

  Элиас решил, что стоит послушаться. Он отхлебнул вкусного тягучего резкого вина, пахнущего имбирем, и в груди сразу потеплело и успокоилось.

  – Вы их убили? – спросил юноша, кивнув на неподвижные тела разбойников.

  Незнакомец сперва глянул на мертвецов, словно проверил: точно ли они мертвы, а потом ответил:

  – Конечно. Иначе они убили бы вас. К сожалению, в таких случаях выбор не велик... Ну, а как зовут того, кого я спас?

  Юноша глотнул еще вина и улыбнулся:

  – Элиас Крунос, сын Барта Круноса, капитана...

  – Знаю-знаю, хорошо знаю вашего отца, – закивал человек, прерывая поток готовых хлынуть перечислений чинов и регалий Элиасова батюшки.

  – А вы, сэр? Вас как зовут? Я правильно понял: вы следили за мной? – спросил юноша, отхлебнув еще из фляжки.

  – Меня зовут Фредерик. Я судья Королевского Дома. Еду по делам в столицу. По пути ввязываюсь вот в такие переделки, спасаю юных путешественников. И такие спасенные, как вы, могут называть меня просто – Фред...

  Элиас вздрогнул, пристальней взглянул на спасителя. Это был молодой человек, темноволосый, стройный и хорошо сложенный, среднего роста, с красивым породистым лицом: тонкие правильные черты, удлиненный разрез серых внимательных глаз, решительная линия рта, четко очерченный подбородок. Его кожаная одежда песочного цвета отличалась изяществом и простотой: длинная просторная куртка, перетянутая черным кожаным поясом, на втором, из бронзовых пластин, висел кинжал. Рукава куртки были заправлены в широкие бронзовые боевые браслеты. Тонкий длинный меч теперь висел за спиной в специальных ножнах. На ногах, кроме кожаных штанов, цветом – таких же, как куртка, были бронзовые наколенника и невысокие сапоги, что казались нарисованными, так хорошо и по размеру они были сшиты. На вид Фреду было лет двадцать пять, не более.

  Судья Королевского Дома. Значит, он в родстве с королем. Но разве такие важные птицы, как лорды Королевского Дома, ездят по стране без сопровождения? Прогнав вопрос в голове, Элиас тут же и бряцнул им:

  – А ваша свита? Где она?

  – Свита? – засмеялся Фредерик. – Это счастье мне не нужно. От свиты очень много шума, а я люблю путешествовать в тишине. Вы должны меня понять...

  – Ну... наверно, – промямлил Элиас. – Хотя, мне бы хотелось попутчиков. Одному скучно, поговорить не с кем...

  – Что ж вы, юноша, в гвардию? – Фредерик заговорил о том, что его интересовало, методично собирая обратно в дорожные сумки Элиасову поклажу, разбросанную бандитами вокруг костра.

  Странно было слышать от него такое обращение – будто сам судья уже в преклонном возрасте. Но Элиас смолчал, боясь сказать чего-нибудь лишнего. Фред ему понравился: в нем чувствовалось что-то по-настоящему рыцарское, и держал он себя весьма просто и дружелюбно. Однако, образ судьи для многих в королевстве был зловещим, словно некое неотвратимое возмездие за малейшие проступок или прегрешение. Элиас Крунос не являлся исключением: матушка в детстве часто пугала его мрачным суровым судьей, что придет и накажет мальчугана, который все никак не научится не мочить постель.

  – Да, к отцу, – ответил юноша, делая третий глоток из судейской фляжки и уже ничуть не жалея о том, что пришлось нарушить обет.

  Фредерик кивнул. Сумки были собраны.

  – Черт, я голоден. А всю вашу провизию съели бандиты, – заметил он. – Ну, не потрошить же их, в самом деле. А кушать хочется.

  Элиас вздрогнул, услыхав смех судьи.

  – Поедем, – позвал Фредерик. – В этой дубраве у меня есть Пост. Придется завернуть.

  Он свистнул, и из папоротников к костру выбежал прекрасный крупный гнедой конь в богатой сбруе. Судья легко вскочил в седло и вопросительно глянул на стоявшего без движения Элиаса.

  – Ну же.

  – А как же мертвые? Разве мы не похороним их? – шепотом спросил Элиас, указывая на мертвецов.

  Фредерик пожал плечами:

  – С какой стати мне или вам возиться с трупами?

  – Но их съедят дикие звери.

  – Пусть, это их право, – судья вновь усмехнулся, вынул из гривы своего скакуна сухую веточку, швырнул ее прочь.

  – Но это не по-людски. Так нельзя.

  Тут уж Фредерик просто расхохотался:

  – Собрались учить судью, что правильно, а что нет? Вот что я вам скажу, мастер Элиас: пусть эти негодяи хоть местным зверям окажут услугу – покормят их... Теперь – едем, или я оставлю вас тут одного.

  Элиас послушался, но у него появилось ощущение, что судья, мягко говоря, отличается от других людей. Может, равнодушием?..

  Пост – тайное жилище судьи. Таких мест много, но о них никто ничего не знает. Пост может быть в какой-нибудь сельской избе, в убогой землянке или в богатом доме, а то и в дупле огромного векового дуба, как тот, куда прибыли судья и Элиас. Но все Посты одинаковы в одном: там всегда сухо, тепло, комфортно, есть еда и питье, и все необходимое для нормальной жизни. Жизнь судьи, почти целиком – в бесконечных разъездах по своему округу. Исполнение обязанностей обвинителя и защитника, прощения и наказания, следствия и суда. Поэтому для него, вечно подвергающего свою жизнь переживаниям и опасностям, важно, где бы он ни был, иметь поблизости место, где можно забыть о делах и просто отдохнуть: вымыться, сменить одежду, подкрепить силы хорошей едой. Именно для этого Пост. И у каждого Поста есть смотритель – проверенный самим судьей человек. Его обязанность – держать Пост в тайне и в хорошем состоянии, быть всегда готовым принять хозяина. Смотрителя еще можно сравнить с монахом-отшельником: он закрыт от обычного мира.

  Часто смотрителями становились люди, которых в жизни более ничего не привлекало: люди, по разным причинам потерявшие семью, дом, работу или все это разом...

   – Ешьте, пейте, – сказал Фредерик, когда они уселись за небольшой круглый стол. – Марта обработает ваши царапины.

  Марта была смотрителем этого Поста. Высокая жгучая брюнетка с пронзительными черными глазами, гибкая и изящная, как кошка. Ей никак не подходила роль прислуги. У Элиаса при первом же взгляде на нее и пересохло во рту и внизу живота проснулось то, что, он помнил, проснулось, когда он обнимался с горничной матушки на сеновале Осенней усадьбы и наслаждался запахом девушки, ее мягкими руками и жаркими губами. Вспомнив об обете, который и так уже был нарушен, Элиас взял себя в руки и тихо поздоровался с темноглазой красавицей. А вот Фредерик, похоже, никак не реагировал на чары своего смотрителя. Зевая, он предоставил себя ее заботам: Марта сняла с него оружие, оба пояса, браслеты; когда он сел, стянула сапоги и наколенники, принесла серебряный таз теплой воды, чтобы вымыть судье ноги. Элиас явно ее не заинтересовал – она то и дело бросала мимолетные и неравнодушные взгляды на Фредерика. Будущему же гвардейцу из внимания девушки достались таз для умывания, кувшин с водой и большое льняное полотенце.

  Теперь они приготовились перекусить. Марта принесла двух копченых кур, большую глиняную миску салата из капусты и моркови, оплетенную бутыль вина, пару жареных колбас, зеленого лука, мелких желтых помидор, выложила на стол свежую буханку душистого хлеба. У Элиаса теперь засосало под ложечкой. Эти яства напомнили ему родной дом.

  Пока они ели, Марта пристроилась на табурете за юношей, стянула с него куртку и принялась смазывать каждую его царапину каким-то тягучим составом из маленькой глиняной баночки.

  Когда голод был побежден, Элиас выказал желание задать пару вопросов. Фредерик знаком отослал Марту и приготовился отвечать.

  – Вы знали этого бандита, сэр? – начал юноша.

  – Ну да, – кивнул Фредерик, бросая в рот пару орехов. – Каюсь, что знаком со многими людьми, которых вы, да и другие, иначе, как преступники, не называете. Все они в свое время получают по заслугам от меня или моих людей. Есть непреложная истина: безнаказанность умножает зло. И мы, судьи, должны не допускать такого умножения.

  – Вы всегда убиваете злодеев так же, как Гленваса и его разбойников?

  – Если считаю их опасными, безнадежными и бесполезными. Вот, к примеру, Глен: год назад я поймал его и показал, чем может закончиться развеселая жизнь разбойника. Я держал меч у его горла, и он дал слово, упав на колени, что бросит грабежи, вернется к жене и детям в деревню, будет снова заниматься своим садом. Божился и бил лбом в землю, – тут Фредерик хмыкнул, то ли надменно, то ли презрительно. – Знаете, Элиас, у него ведь прекрасный сад. Дело, возможно, не такое прибыльное, как грабеж на больших дорогах, но ведь убивать никого не надо ... Разве что жуков каких травить ... Ну, сейчас садом занимается жена Глена, точнее – уже его вдова. Сыновья ей помогают. Они, правда, совсем малыши, – судья чуть улыбнулся. – Ребята хорошие. Я иногда наведываюсь в гости к тем, кто мне интересен. Был и у них в доме пару недель назад. Мальцы просили меня поговорить с их папой, вернуть его домой...

  Элиас замер на мгновение.

  – Так вы сделали их сиротами?!

  – Юноша, – строго сказал Фредерик. – Они стали сиротами уже тогда, когда отец бросил их. Он ведь пошел разбойничать не потому, что понадобились деньги для содержания семьи. Его жена и дети ничего не имели с добычи Глена, они вообще последние года три его не видели. Он просто захотел легкого хлеба, поменьше забот и побольше веселья, вот и всё...

  – Но, может быть, он рано или поздно вернулся бы к семье. Зачем вы подставились, чтоб он напал на вас?

  – Дитя мое, у Глена уже был шанс. Если он глуп или упрям, не могу же я постоянно делать на это скидку, – судья пожал плечами. – Вот мне и пришлось его спровоцировать, чтобы убить и не волноваться о том, справедливо ли это. Ведь все равно вышло по справедливости. А что, может, вы хотели бы сейчас лежать на речном дне?

  Элиас смолк. Как никак Фредерик спас ему жизнь.

  Судья потянулся и зевнул, продемонстрировав безупречные зубы.

  – Надеюсь, ваши вопросы закончились, потому что я больше не могу на них отвечать – очень хочу спать, – признался он. – Да и вам советую. Завтра утром отправимся дальше.

  Вновь появилась Марта. Она проводила молодых людей в соседнее крохотное помещение – спальню, где, кроме низкой и достаточно широкой кровати, а также пары сундуков, ничего не было. Элиасу досталось место на этих самых сундуках, куда постелили одну из медвежьих шкур, покрывавших постель. Фредерик позволил девушке раздеть себя и рухнул на кровать, заснув почти мгновенно. Марта заботливо накрыла его теплым шерстяным пледом, оборотилась к Элиасу, который устраивался под своим покрывалом, намереваясь раздеться.

  – Ничего более не желаете? – ровным голосом спросила она, проведя пальцем по линии шикарного декольте.

  Элиас жутко законфузился и отрицательно замотал головой. Марта вздохнула, похоже, облегченно, бросила еще один быстрый взгляд, полный сожаления, на мирно посапывающего Фредерика, и вышла из спальни.

   * * *

  Утром Элиас проснулся свежим и отдохнувшим. Ночь его прошла почти без сновидений: сказались усталость и переживания, и, возможно, травяной настой, которым его угостила Марта. Зато теперь от вчерашнего происшествия с разбойниками почти не осталось никаких волнений, даже болезненные царапины спешили затянуться, и юноша в мыслях поблагодарил чудесное снадобье Марты. Осмотревшись, он обнаружил, что судья уже встал и, похоже, давно – его постель была холодна. Натянув свою одежду, Элиас выглянул в соседнюю комнату, где они вечером ужинали: Фредерик сидел за столом, потягивая чай из чашки. Марта примостилась на табурете рядом и подкладывала судье на тарелку пышные маленькие, на один укус, булочки. Увидав Элиаса, Фредерик энергично ему закивал, приглашая сесть за стол, потому как рот его был забит сдобой.

  Марта приготовила еще чашку чая и поставила очередную тарелку с булочками и засахаренными вишнями.

  – Доброе утро, – сказал Элиас.

  Фредерик снова кивнул и виновато показал на свои раздутые щеки. Марта, улыбнувшись, легко провела по его коротко остриженным волосам рукой. Судья тоже улыбнулся, насколько позволял набитый рот и, прожевав, сказал:

  – Она со мной, как мать.

  'Ну, уж и так', – мысленно фыркнул Элиас. При дневном свете юноша принялся рассматривать своего ночного спасителя. Фредерик теперь казался еще младше, а на его загорелой коже, на щеках, проступал почти детский румянец. Странно, но этот судья теперь меньше всего походил на судью.

   – Простите, сэр Фредерик, я забыл поблагодарить вас за свое спасение, – начал юноша.

  – Мальчик мой, – перебил его судья. – Давай перейдем на 'ты' и без всяких сэров. Я тебя спас, и ты мне теперь как сын родной, ну или брат. Сколько тебе лет?

  – Двадцать, месяц назад исполнилось.

  – Мне двадцать семь. Так что в младшие братья ты мне годишься, – Фредерик улыбнулся и кивнул на булочки. – Ешь давай – скоро поедем.

   'Двадцать семь, – подумал Элиас, – а выглядит моим ровесником'. Было странно предполагать, что беспокойная жизнь судьи может замедлять старение.

   – Но я намерен продолжить путь в столицу, – заметил юноша, наслаждаясь душистым травяным чаем. – Разве вы... мм... ты поедешь со мной?

   – Я ж говорил: есть дела в столице.

   – Ах, да, ты ведь из Королевского Дома.

  Фредерик кивнул и уточнил:

  – Я кузен короля, по материнской линии. Мой отец, лорд Гарет, был судьей. Одним из лучших. Слышал про него?

  – Кое-что, – ответил Элиас (он, в самом деле, слышал пару историй, больше похожих на сказки, о том, как лорд Гарет и его дружинники приступом брали крепость одного богатого барона, который, как выяснилось, давал пристанище большой разбойничьей банде, грабившей и убивавшей купцов на границе, и имел с их фарта свой куш; как лорд Гарет выловил торговцев людьми и спас от переправки за море, в рабство, двенадцать юных девушек...)

  – Он погиб в схватке с одним из преступных кланов, когда мне было три года, – рассказывал между тем Фредерик и продолжал непринужденно пить чай и с завидным аппетитом поглощать булочки. – Ну, а я, как и положено, занял место своего отца.

  – А твоя матушка? – спросил Элиас.

  – Она тоже умерла. Тосковала по отцу, заболела от тоски и умерла. Мне тогда было десять...

  – Это печально, – пробормотал Элиас, думая о том, что он в лучшем положении: и отец, и мать живы, здоровы, и заботятся о нем.

  Фредерик же пожал плечами:

  – Вообще-то я привык и по иному себя не ощущаю... Все это было так давно. К тому же, я не один. Лорд Конрад – судья Северного округа – заменил мне родителей. Он вырастил меня, многому научил...

  Хоть он так сказал, но на его гладкий, высокий лоб набежало-таки едва заметное облачко печали. Впрочем, так же быстро и сбежало.

  Чай был допит, все нежные булочки и вишни съедены, и Фредерик заторопил Элиаса со сборами. А через пару минут они по веревке с узлами спустились из дупла вниз, где на крохотной полянке, окруженной молодыми дубками и какими-то ягодными кустами, ждали свежие накормленные лошади и мул. Судья, ни минуты не теряя, вспрыгнул на своего гнедого красавца. Марта приторочила закинула на его седло пеструю сумку, из которой вкусно пахло свежим хлебом и яблоками, и, как бы невзначай, задержала руку на щиколотке Фредерика и отошла в сторону.

  Судья же лишь кивнул своему смотрителю, а вот Элиас вежливо поклонился и поблагодарил за гостеприимство, а уж потом сел в седло. Марта махнула рукой молодым людям и скрылась в листве дуба, ловко взбираясь по веревке и веткам.

  Какое-то время парни ехали молча. Потом судья, видимо, довольно общительный по натуре, не выдержал.

  – Тебе понравилась Марта?

  – Она очень красива, – признался Элиас, невольно покраснев при воспоминании о том возбуждении, которое он испытал, впервые увидав девушку.

  – Она была ласкова с тобой ночью?

  – О, Фред, ничего не было! – Элиас покраснел еще больше и подумал, что судья слишком бесцеремонен.

  Тот нахмурился:

  – Я же просил ее исполнить все твои пожелания. К тому же, после всех этих неприятностей с разбойниками, тебе нужно было как следует расслабиться... Вернусь – поговорю с ней серьезно...

  – Нет-нет, – поспешил спасти участь Марты Элиас. – Она предлагала. Я сам не захотел. Да, и мне все-таки нельзя – я еще не в гвардии.

  Теперь Фредерик недоуменно посмотрел на юношу.

  – Но ты же хотел ее – я видел.

  – Да, но она твой смотритель, и мой обет я не могу нарушать. К тому же она на тебя так по-особому смотрела, – этими словами Элиас хотел еще больше смягчить Фредерика в отношении девушки.

  – Не она первая, – вдруг сказал судья, и голос его вдруг стал странно низок и холоден при этих словах.

  Элиас смолк, решив, что в делах любви и отношений с прекрасной половиной человечества у судей, видимо, свои обычаи и порядки. Но опять мелькнула осторожная мысль, что Фредерик не такой, как все, очень даже не такой. А Западный судья тем временем улыбался, слушая звонкие песни ранних пташек, и вел разговор в другое русло:

  – Что у тебя за меч? Покажи.

  Элиас достал отцовский клинок, длинный, широкий и тяжелый, протянул Фредерику. Тот с видом знатока осмотрел, сделал пару замахов.

  – Что ж, неплохой, старинный. Сколько ему лет?

  – Точно не скажу, но лет сто точно будет, – сказал Элиас, а сам бросил любопытствующий взгляд на рукоять чудесного белого меча судьи, что торчала из-за плеча молодого человека.

  – А, – Фредерик заметил, чем заинтересовался парень. – Посмотри мой. Это оружие из специального сплава, тонкое и упругое. Можно обручем согнуть, а ему хоть бы что. Этот меч мне от отца остался. А ему – от его отца, ну и так далее... Постарше твоего будет. Говорят, нет уже мастеров, которые делали подобные клинки.

  Элиас бережно, словно что-то хрупкое, принял в руки белый меч. Оказалось, что по всей длине лезвия он еще украшен изысканной гравировкой, изображающей двух драконов с длинными переплетенными хвостами. 'Дракон – символ мудрости и справедливости', – вспомнил Элиас из своих детских книжек, где были собраны сказки и всякие легенды.

  Рукоять составляла с клинком одно целое и была очень удобной для руки. Юноша проверил баланс, остроту и поранился, чуть проведя пальцем по краю лезвия.

  – Прекрасное оружие, – коротко сказал, отдал назад клинок и сунул кровоточащий палец в рот.

  – Это не поможет, – усмехнулся Фредерик, – раны от моего меча очень долго не заживают. Возьми-ка, приложи к ранке.

  Он достал из поясной кожаной сумки маленький кусок полотна, пропитанный чем-то резко пахнущим, и протянул его Элиасу.

  – Кстати, мой клинок не точили несколько лет, а он все такой острый, – заметил Западный судья.

  Судя по всему, ему очень нравилось хвастаться. Хотя, было ведь, чем. А может, просто редко выдавалась такая возможность...