Текст книги "Тыквенное семечко"

Автор книги: Инесса Шипилова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 22 страниц)

– Не пустили бы.

– И домой тебе сейчас не вернуться, уж больно поздно, – Флан задумчиво почесал подбородок.

– А что тут думать, – Хильдана громко высморкалась, – нужно идти на почту и отправлять голубя! А ночевать у нас будешь! Все одобрительно загудели.

В этот момент заиграла веселая музыка и все взялись за руки, образовав длинный хоровод. Так получилось, что Олесс с Лемисом оказались в его центре и сначала смущенно стояли, держа друг друга за руки, а потом стали танцевать вдвоем в его середине. Хоровод вокруг них кружил то в одну сторону, то в другую. А потом все запели веселую песенку про двух влюбленных. Проворные светлячки тут же закружили над Олесс и Лемисом в форме сердечка. Часы на тутовнике громко пробили двенадцать раз.

К тутовнику постоянно подходил народ привязать ленточку торкса. Вокруг взрывались хлопушки, все оживленно галдели, в общем, праздник был в самом разгаре. Затем под тутовником образовалось два веселых хоровода, которые кружились в разные стороны.

Лемису все происходящее казалось прекрасным сном.

' А вдруг мне после того молока все только кажется? – со страхом думал он и без конца себя щипал.

Олесс в костюме нищенки и с Бриллиантовой диадемой на голове выглядела весьма необычно, но нисколько не смущалась.

– Давай-ка мы с тобой на почту сходим. А то Локуста спать ляжет, – сказала она Лемису, выводя его из хоровода.

– А кто такая Локуста? – спросил он Олесс, когда они пошли по центральной торопе.

– Это древесница, что живет в акации, где почта. Противная бабка, но почтовые голуби у нее хорошие, она только с ними и общается.

Олесс с Лемисом подошли к стволу, в котором было маленькое окошко со створками. Над окошком висела табличка с надписью 'Пошта'.

Олесс постучала в окно. Створки распахнулись, и на них уставилась сонная бабка, повязанная в серый платок до самых глаз.

– Ну, чего надо? – грубо спросила она, разглядывая посетителей с головы до ног.

– Письмо отправить надо, – сказал Лемис, – срочно.

– Если срочно, то это телеграмма, – язвительно сказала бабка, нехотя впуская их внутрь. – Для телеграмм у меня – вот эти, – она зажгла свет, и Лемис увидел полки с голубями.

С одной стороны была надпись – 'Письма', там сидели на жердочках нахохлившиеся голуби. С другой стороны была надпись – 'Тилиграмы', – там сидели голуби другой породы, словно вытянутые. Еще была надпись – 'Бандероля', там голуби были очень крупные, видимо специально выведенные.

– Ну, чего уставился? – пробурчала Локуста, – решил, что тебе отправлять надо? Сразу говорю, я посылками не занимаюсь, не хочу птиц надрывать, сами их тягайте, – она злобно сверкнула маленькими глазками. – И так как разбудили меня среди ночи – плата двойная! – с вызовом добавила она подбоченившись. – Деньги-то есть? – она критически посмотрела на одежду Олесс.

– Конечно, милая наша Локуста, – Олесс, улыбаясь, протянула ей горсть монет, – отправь нам телеграмму.

Лемис быстро нацарапал на листке бумаги несколько строк и протянул бабке. Та, нахмурившись, посмотрела адрес и покачала головой.

– Аж в холмы? Ну, пусть Резвяк летит, – она протянула руку к голубям, взяв белого с рыжими пятнышками. – Минут через двадцать долетит, – серьезно сказала она, подсыпая корм в ящик.

Олесс подошла к Локусте и чмокнула ее в щеку.

– С праздником! – весело сказала она, сняв со своих волос сиреневую ленточку торкса и завязав ее на дверной ручке.

Локуста закрыла за ними дверь и посмотрела на ленточку.

– Праздник, значит…. то-то я думаю, чего шум такой на поляне….

*** *** *** ***

Тем временем на поляне провожали Эмирамиль и Хидерика. Как только стих звон бубенчиков, Тилиан взобрался на валун и обвел зрителей лукавым взглядом.

– А сейчас перед вами выступит группа, которая прославила наш Северо-западный лес, группа, которая основала новое музыкальное направление – деревянный рок, группа, получившая на последнем межлесовом конкурсе Гран-При! Встречайте – 'Червивый Орех'!

Зрители подняли такой шум, что последние слова Тилиана слышно уже не было. На сцене появилась знаменитая рок-группа под такой гром аплодисментов, о котором мечтает каждый артист. На ветвях деревьев многие стали размахивать разноцветными плакатами, на которых был изображен орех, из которого выглядывал улыбающийся червяк.

Ле Щина подошла к краю сцены и послала зрителям воздушный поцелуй. На ней было зеленое обтягивающее платье, на котором весело подпрыгивали пришитые деревянные червячки. Длинные рыжие волосы, завязанные в два хвоста, украшали маленькие медные орешки.

– Сейчас мы споем для вас нашу любимую песню 'У ручья стояла елка', – она подмигнула ярко накрашенным глазом. Фун и Дук скорчили смешные рожи и заиграли мотив веселой песенки.

Глава 3. Ландшафтный дизайнер Цитрус

Астор в задумчивости склонился над банкой с жуками.

– В чем мы с тобой просчитались, Грелль? – сказал он, пощипывая бородку.

Грелль взвешивал на весах сухие травы и аккуратно раскладывал небольшие кучки на столе.

– Трудно сказать, – он выпрямился и почесал затылок. – Все пропорции соблюдены точно. Ума не приложу, почему раствор взорвался, – Грелль покосился на пол кабинета, в котором зияла выжженная окружность шоколадного цвета, и стал внимательно изучать записи.

– Астор! – он с удивлением посмотрел в толстую тетрадь. – Тебе не кажется, что этот милый рисунок на самом деле здесь не просто так? – Грелль, пораженный своим открытием, едва не перевернул весы с взвешенной горечавкой.

Астор внимательно посмотрел на страницу в тетради. Длинный рецепт, где перечислялись ингредиенты, заканчивался витиеватым орнаментом, отделяющим его от другого рецепта. Орнамент, выполненный в старой технике, изображал приземистых старичков, державших друг друга за руки.

– Это сок эхинацеи, – сделал заключение Астор, разглядывая рисунок под лупой. – Ну-ка, Грелль, дай-ка мне раствор желтой горечи.

Астор аккуратно потер орнамент смоченной в растворе тряпочкой. Старички один за другим стали исчезать, обнажая спрятанные буквы. В самом низу рецепта появилась последняя строчка.

– Цветок тролля! – радостно вскрикнул Грелль. – Кто бы мог подумать!

Астор, опешив, смотрел на рецепт.

– Цветок тролля? Никогда бы не догадался! Если бы я экспериментировал дальше, я бы скорее добавил мильверис. Цветок тролля… обычный колючий сорняк, растущий где угодно! – он энергично потер руки. – Сейчас же приготовим новый раствор! – Астор, радостно сверкнув глазами, стал освобождать место на столе. – И я думаю, мои славные помощники, – обратился он к жукам, – вас ждут сегодня интересные приключения!

** *** *** **

– Я вот о чем тебя хочу попросить, – сказал Шишел, теребя шляпу в руках. Он стоял перед рабочим столом Флана Эйче в редакции и с интересом все рассматривал.

Стол Флана был завален служебными бумагами и только что доставленной голубиной почтой. Флан с интересом поднял глаза на Шишела, жестом предлагая сесть в кресло напротив. Шишел смущенно почесал затылок, присев на самый краешек.

– Так вот, – снова начал он, – ты у нас в сходе важная персона, – он серьезно посмотрел на Флана, – не мог бы ты похлопотать, чтобы и меня тоже туда взяли, – леший густо покраснел и стал разглядывать юбилейный номер 'Вечернего Схода', висящий на стене в рамочке.

Флан посмотрел на лешего, вертя в руках запечатанное письмо.

– Шишел, ты не представляешь, сколько хлопот добавит сход в твою размеренную жизнь. Конечно, это дает определенную власть…, но посуди сам, ведь мы и так все от тебя зависим, – Флан подался вперед и серьезно посмотрел в глаза лешему. – Вот если вы с Марфуткой завтра на тропу не приедете, все застопориться, – он развел руками. – Ты у нас, можно с уверенностью сказать – Министерство транспорта! – Флан важно поднял указательный палец.

– Как ты сказал, повтори, – Шишел придвинулся к столу, – нет, лучше напиши на бумажке крупными буквами, – он нахлобучил шляпу на глаза и медленно встал. – Я у себя на пне такую табличку повешу. А то вон у Вурзеля их скока, а у меня ни одной!

Шишел взял бумажку, и, победоносно сверкнув носом, важно направился к выходу.

*** **** ***

ПЕРВАЯ ГРОЗА

Роффи резко отдернула занавеску. За окном лил сильный дождь, серые тучи то и дело озарялись вспышками молний.

– Горы на сегодня отменяются… – Роффи прижалась носом к стеклу, наблюдая за разбушевавшейся стихией. Капли дождя дрожали на оконном стекле, медленно сползая вниз причудливыми разводами.

Девушка окинула взглядом комнату, размышляя, чем бы занять себя до обеда и, невольно вздрогнув при очередном раскате грома, направилась к книжному шкафу.

– Ну, вот и пришло твое время, – весело обратилась она к шкафу, распахивая дверцы антресолей, – будет в тебе чистота и порядок!

Вскоре на ковре лежала кипа старых журналов 'Тропа', старые письма, которых на вскидку было не меньше сотни, пыльные банки, чемодан с оторванной ручкой и прочий хлам. Роффи села на ковре, поджав ноги, и принялась раскладывать все по кучкам. Вот старые рисунки Лерр. На этом несколько звездочек в забавных юбочках выделывают танцевальные па. У всех милые рожицы, а у этой, что посредине, так смешно выпячены губки, что Роффи невольно рассмеялась. А на этом рисунке ярко-оранжевый лев сидит в плетеном кресле, в тени высокого дерева. Рядом с ним маленький столик с чашкой, над которой вьется пар. В одной лапе у льва газета, а другой он ерошит свою гриву.

Тут дерево качнулось от сильного порыва ветра, тихо звякнули медальоны, висевшие у камина.

Роффи перевела на них взгляд, невольно залюбовавшись своей коллекцией. Ее коллекция буквально 'росла' год от года. Медальоны висели на маленьких гвоздиках от пола почти до самого потолка. Нижние ярусы были приобретены в далеком детстве. Самый первый экземпляр изображал принцессу в пышном платье, с маленькой золотой короной, чуть сдвинутой набок. Последний медальон она приобрела совсем недавно. Это был серебряный квадратик в виде рыбных чешуек. Роффи встала на цыпочки и сняла его, аккуратно поправив толстую серебряную цепь. Немного подумав, она надела его на шею, прижав к груди холодный металл.

Внизу у входной двери настойчиво зазвонил колокольчик. Распахнув входную дверь, Роффи увидела промокшего до нитки Грелля.

– Не откажите страннику в крове, – он сдержанно улыбнулся, протянув девушке маленький букетик фиалок, усыпанный мелкими каплями дождя.

– Отказать такому мокрому путнику может только изверг! – шутливо промолвила Роффи, уткнувшись носом в букет. – Проходи в гостиную, там горит камин.

Грелль первым вошел в гостиную, налетев на содержимое антресолей.

– Похоже, здесь идут раскопки? – Он набросил на себя плед, брошенный девушкой из спальни.

– Что-то вроде того, – Роффи подвинула ногой кучу исписанной бумаги и громко чихнула. – Ты садись в кресло, поближе к огню, я приготовлю для тебя горячий чай, – она развернулась на каблуках и, поправляя выбившуюся прядь, удалилась на кухню.

Грелль завернулся в плед и сел в кресло, откинув голову назад. За окном вспыхнула молния, осветив мокрые деревья белым светом.

– Как рано в этом году первая гроза! – Роффи поставила перед Греллем чашку с чаем. – Моя бабуля говорила, что это к необычному году.

Грелль отхлебнул чай и взъерошил мокрые волосы.

– Это она выписывала 'Тропу'? – он посмотрел в сторону кипы старых журналов.

Роффи молча кивнула, ставя перед Греллем блюдце с пирожками.

– Это любимый журнал моего деда, – он схватил верхний номер, раскрыв его наугад. – Он готов читать его сутками, – Грелль снова взъерошил волосы, переворачивая страницу.

'Надо же, вылитый лев с рисунка Лерр', – Роффи так удивилась совпадению, что выронила письма из рук.

Грелль тем временем откусил пирожок, погрузившись в чтение журнала.

– Хвощ полевой, – громко прочел он заголовок статьи. – 'Невероятные заросли хвоща можно увидеть в верховьях реки, недалеко от Сгинь-леса, – прочел Грелль. – Это травянистое споровое растение растет здесь, раскинувшись на несколько сотен шагов. Сок из хвоща очень полезен. Отшельник, живущий неподалеку в пещере, поделился с нами рецептом удивительного отвара, который помогает ему быть в добром здравии вот уже много лет. Если смешать в равных частях хвощ полевой, корень ежевики, кору дуба, пастушьей сумки и листьев малины'… подумать только… – Грелль снова отхлебнул чай, – тут даже фотография этой пещеры с отшельником в хвощовых зарослях, – он внимательно посмотрел на фотографию и побледнел, чашка застыла в воздухе.

– Что-то не так? – Роффи обеспокоенно посмотрела на гостя, бросив раскладывать письма.

Грелль резко закрыл журнал, посмотрев на год его издания.

– Можно, я возьму его на время? – Он встал с кресла, задумчиво потирая подбородок.

– Можно даже насовсем… – Роффи внимательно смотрела на Грелля. – Ты можешь мне объяснить, что случилось? – серьезно произнесла она, поднимаясь с ковра.

– Пока – нет, – парень снял с себя плед. – Я, пожалуй, пойду. – Он выскочил из комнаты, торопливо чмокнув Роффи в щеку.

Та растерянно посмотрела ему вслед.

– Пожалуй, журнал 'Тропа' намного интересней, чем я думала, – произнесла она вслух, накручивая прядь волос на палец.

*** *** ***

Старый ливнас Туссель варил щи из молодой крапивы. Он ловко помешивал ложкой закипающий обед, отметив про себя, что если риса добавлять чуть-чуть поменьше, вкусовые качества блюда при этом не страдают совершенно. Это открытие обрадовало его и одновременно озадачило, какие бы еще процентные соотношения известных ему рецептов можно было сократить в целях экономии. Он выглянул в окно на плотную завесу дождя и порадовался, что находится на своей маленькой кухне, а не в горах с пучками трав.

'Не зря у меня вчера так суставы крутило, – подумал он, глядя на проливной дождь, – вон как хлещет, хоть бы крыша не потекла'. Туссель задрал голову, внимательно рассматривая потолок старого ясеня.

Щи в этот момент булькнули, выплюнув из кастрюли горячие капли. Старичок убавил огонь и, кряхтя, пошел за тряпкой.

Маленькая кухня была почти вся увешана пучками сухих трав. Они гирляндами свисали с потолка, обрамляли круглое окошко, торчали из большого плетеного сундука и валялись охапками на деревянных полках. Туссель знал в них толк и пытался все накопленные знания передать своему внуку Греллю.

– Запомни, внучок, – частенько говорил он, – траву нужно чувствовать сердцем. Иной раз даже названия ее не знаешь, а будто что-то тебе подсказывает – для твоего отвара ее доложить надо! А бывает, посмотришь, до чего растение видное! Потом присмотришься к нему – яд смертельный! Ты вот на нашего аптекаря Фабиуса посмотри! Толковый ливнас, плохого наговаривать не хочу, но ведь он пытается травы головой понять. Все названия их заучивает по латыни, в микроскопы смотрит. Не той дорожкой идет. А ты вот, – тут он обязательно брал в руки какой-нибудь лежащий рядом пучок и потрясал им в воздухе, – у матушки-природы учись! Она тебе даст в тыщу раз больше, чем те мудреные книжки.

На Грелля обычно жаловаться не приходилось, парень схватывал все на лету и знал не меньше него.

Туссель налил щи в тарелку и, повязав на груди большую салфетку, сел за стол. В этот момент дверь кухни распахнулась, на пороге возник промокший до нитки Грелль.

Туссель застыл с поднятой у рта ложкой, молча наблюдая, как капли дождя стекают с плаща Грелля на ковер.

– Что-то в твоем рассказе не сходится, дед, – он, нахмурившись, бросил мокрый журнал на стол. – Ты у нас до засухи был отшельником, не так ли? – Парень пристально смотрел деду в глаза, смахнув текущие струйки дождя со лба.

Рука с ложкой вздрогнула и тихо опустилась. Туссель снял с себя салфетку и тяжело вздохнул.

– Э-э-эх! Знал я, что правда-матушка рано или поздно выплывет… – он швырнул ложку на стол и, вскочив со скамейки, стал семенить по кухне взад-вперед.

– Да ты лучше сядь, дед, тут места не много, – Грелль снял плащ и, тряхнув мокрой головой, пододвинул Тусселю скамейку. – Ну?

Тот еще раз тяжело вздохнул и, кряхтя, сел напротив внука, почесывая бороду.

– Ну, значит, дело было так, – Туссель покосился на мокрый журнал и схватил ложку со стола. – Вот, представь себе, я решил стать отшельником. Это было за три года до засухи. Не мог уже среди ливнасов находиться, куда ни глянь – обман, грязь, грех. Душа моя не выдерживала, – он прижал ложку к груди. – Ушел в горы, жить одному было легко и отрадно. Я ведь и засуху легко перенес, когда другие так намучились. И вот второго апреля после обеда, пошел за водой, слышу – детский плач, ребенок грудной где-то рядом плачет – разрывается. Смотрю, возле изгиба речки корытце перевернутое, а рядом малютка плачет.

– Это был я? – Грелль смотрел на него исподлобья.

Туссель кивнул головой, бросив ложку в тарелку.

– Ты только представь себе, что я пережил! Я ведь сразу смекнул, откуда ты, – он махнул в сторону дворца. – Какая то девчонка, видать, нагрешила, а потом, чтобы работу не потерять, тебя в корытце положила, да и вниз по реке отправила. Повариха, наверное, а может и фрейлина. А я столько лет колени в молитвах протирал, да лбом все камни в горах обстучал, чтоб от греха избавиться, а Святой Хидерик плод греха взял, да и мне прислал. – Туссель закрыл лицо руками. – Ну конечно, я тебя люблю как родного, и не хотел, чтобы ты все это узнал, поэтому и придумал историю, что родители умерли в засуху. Так уж я боялся, что правда всплывет! Позор-то какой! – Туссель сидел сгорбившись и как будто стал меньше ростом.

Лицо Грелля стало белым как полотно.

Туссель поднял на него глаза.

– Ты не переживай, я никому и слова не сказал, все уверены, что ты мой родной внук. – Он медленно встал и пошел к тумбочке. Налил травяной отвар и залпом выпил.

– Я пройдусь по лесу, – Грелль резко встал и вышел на улицу.

Он снова окунулся в проливной дождь, даже не зная, куда пойдет. Надо же, он, оказывается, подкидыш! Его просто взяли и выбросили как мусор, лишь только он появился на свет. В груди все сжалось, как будто туда вбили кол, все вокруг почернело. Греллю никогда еще не было так плохо. Он брел по глубоким лужам, которые не успевала впитывать земля, то и дело останавливаясь и облокачиваясь на стволы мокрых деревьев. Сильная вспышка молнии осветила серый, вдруг ставший совершенно чужим лес. Лес, где у него, оказывается, нет ни одной родной души. Грянул сильный гром, и парню показалось, что это его сердце рвется на части. Он остановился и сел на корточки рядом с каким то старым пнем.

– Я один на всем белом свете… – крутилось у него в голове, – я никому, никому не нужен… моя мать меня выбросила… – слезы брызнули из глаз и, смешавшись с дождем, потекли по щекам. – Больше в моей жизни ничего не будет… никогда, ничего хорошего не будет…

Ему казалось, что внутри распахнулся настежь какой-то потаенный ящик, выпуская наружу злобные мысли, одну черней другой. Они подобно ядовитым гадам обвили вокруг Грелля тугое кольцо, которое, казалось, вот-вот его задушит. Он схватился за голову, сжав руками виски.

– Грее-е-елль! – внезапно услышал он крик сквозь грохот грома.

Он поднял мокрое лицо и увидел, как по тропинке к нему бежит Роффи.

– Что это ты тут расселся? – строго спросила она. – Наверное, журнал 'Тропа' так рекомендует встречать первую грозу?

От этого глупого вопроса удушающий страх вдруг лопнул, и Грелль расхохотался во все горло. Глядя на него, Роффи тоже засмеялась. Они хохотали до слез, упав в грязную лужу. Лес осветился солнечными лучами, выпрыгнувшими из-за серых туч тоненькими иголочками. Миллиарды дождевых капелек отразили солнечный свет, сверкнув единым блеском.

– Смотри! – Роффи дернула Грелля за рукав.

Над лесом висела яркая радуга.

* * *

– Я вот что вам скажу, малявки, – сказал Вурзель, подкручивая усы и глядя при этом в полированное дно сковородки. – Если бы я был семнадцатилетней девицей, то на празднике королева подарила бы мне золотую поварешку… да-да, не смейтесь, именно так бы и было!

Шима, Тюса и Гомза прыснули от смеха, держась за животы. Они сидели в просторной кухне харчевни 'Старая ель'. Вокруг сновали повара, то и дело открывая крышки огромных кастрюль.

Ребята сидели в уголке за маленьким столом у окна, на котором важно развалился толстый кот Вурзеля – Пломбир, которого так прозвали, видимо, из-за того, что он был белый как снег, а когда спал где-нибудь в углу, поджав лапы, был похож на холмик растаявшего мороженого.

– А что же вы Зака с собой не захватили? – Вурзель оторвал взгляд от сковородки и вопросительно посмотрел на ребят.

– Да он как меч получил, сразу важный такой стал, говорит, некогда мне теперь ерундой заниматься, я теперь серьезный должен быть, – Шима с досадой махнула рукой.

Вурзель покачал головой.

– Жалко… а то он обещал мне табличку прибить, – он посмотрел под потолок, – так высоко я не достану…

Стена около окна была почти вся завешана табличками разных мастей. Гомзе больше всех нравилась с рыцарем, рядом с которым красовалась надпись: 'Если ты не будешь есть – на коня не сможешь влезть'. А у Шимы была любимая с белыми ромашками, которые обрамляли следующие строки: Тот, кто пьет фруктовый сок – будет нежным как цветок'.

– Я, между прочим, – с обидой в голосе начала Тюса, – на полголовы выше Зака. – Она скрестила руки на груди и, нахмурившись, уставилась в окно.

Вурзель серьезно посмотрел на нее.

– Да ты что! Это, наверное, шапка Зака меня с толку сбила, – он наклонился к уху Тюсы. – Между прочим, – продолжил он громким шепотом, – вон тот лопоухий поваренок, как ты стала в харчевню ходить, стал все время супы пересаливать! – он лукаво подмигнул кикиморке, весело при этом хохотнув.

Тюса залилась краской, украдкой поглядывая на поваров.

– Он, наверное, просто стал воды меньше наливать, – пробурчала она, ковыряя ложкой стол. – Ленивый, поди, лишний раз с ведром пробежаться не хочет…

– Ну-у-у не скажи, – Вурзель шутливо ей подмигнул. – Был бы ленивый, уже бы работал в другом месте! Он такое суфле из диких яблок готовит – пальчики оближешь!

Тюса вздохнула и с нежностью посмотрела на нарисованного рыцаря.

– Суфле из яблок – дело нехитрое, – важно сказала она, почувствовав вдруг в голосе бабушкины нотки. – Это я и сама научиться смогу…где там твоя табличка? Тащи ее сюда!

Вурзель весело крякнул и торопливо вышел из кухни.

Гомза повернул голову к Шиме.

– Ну и чем теперь Зак занимается? Отрабатывает боевую технику?

– Не-а, – Шима откусила огромный кусок торта, размазывая крем по щекам. – Он читает книжки про героических ливнасов, – сказала она с набитым ртом.

– А-а-а, – протянул Гомза, угощая Пломбира кусочком торта. – Он теперь, наверное, со своим мечом не расстается, да?

Та кивнула, облизывая сладкие губы.

– Угу, ночью под подушку кладет. Один раз слышала, как он с ним разговаривал, – Шима покрутила пальцем у виска, – совсем того.

– А вот и я! – Вурзель, улыбаясь, шел с большой деревянной табличкой под мышкой. – Держи! – он протянул ее Тюсе.

Та развернула ее и прочла большие, вырезанные на дереве буквы – 'Не все золото, что блестит. И мухомор красив на вид'.

* * *

Лемис восхищенно разглядывал высокие стеллажи книг в библиотеке Эйче. Подумать только, сколько книг! Он даже не знал, какую из них выбрать для чтения, глаза разбегались. Дом Олесс произвел на него такое впечатление, что он не сомкнул глаз всю ночь. Кто бы мог подумать, что такой неказистый снаружи дуб вмещает внутри себя столько больших уютных комнат.

– Как же так? – Лемис вопросительно смотрел на Олесс, то и дело выходя из дуба и заходя обратно. – Как такое может быть?

– А вот так! – смеясь, отвечала та. – Внутри больше чем снаружи!

Лемис лежал на диване в просторном зале, рядом с камином, в котором полночи весело потрескивали поленья, и разглядывал лепной потолок, с которого вниз на бронзовых кольцах спускалась витая люстра с множеством свечей. Быт древесников представлялся ему совсем иначе, и этот новый мир, в который он попал, нравился ему с каждой минутой все больше и больше.

Олесс с самого утра уехала на аудиенцию, проводив его до дверей библиотеки.

– Как проголодаешься, бабушка тебя накормит, – она наспех чмокнула Лемиса в щеку. – Чувствуй себя, как дома! – раздался ее голос уже у дверей.

Но Лемис и думать забыл о еде, когда нашел на полке книгу о рыцаре Геборене.

Ближе к обеду в библиотеку заглянула бабушка Олесс.

– Я тут тебе принесла блинчиков с грибами, и торт со вчерашнего праздника остался, – она держала в руках поднос с едой. – А ты все читаешь? Ты вот поешь как следует, да пойди прогуляйся, ты ведь еще леса нашего не видел. Что там вчера в темноте можно было разглядеть? – Она с улыбкой поставила поднос, разглаживая складки на фартуке.

Лемис отложил книгу.

– Отличная мысль, – сказал он, подсаживаясь поближе к подносу. – Как тут у вас, дикие звери на ливнасов не бросаются?

Бабушка весело рассмеялась.

– Ты, наверное, наш лес со Сгинь-лесом попутал. Это там гулять не стоит, – она налила Лемису чай в высокую чашку, всю разрисованную фиолетовыми цветами. – А твой Черепок у Олесс на тумбочке у кровати стоит. Сильно уж она его любит, – бабушка пододвинула блюдце с тортом к нему поближе. – Один раз захожу к ней, а она сидит на кровати, прижав его к груди, а глаза у самой заплаканные. Да ты ешь, ешь, небось до сих пор поджилки трясутся после склона, – она с уважением посмотрела на парня. – Это ж надо – взял и залез, – бабушка покачала головой и подошла к окну, – интересно, что там королева внученьке скажет? Внучка, когда из дому выходила, мимо нее стая голубей пролетела – это знак хороший! Ты вот, в нашем лесу с кем первым заговорил?

Лемис ненадолго задумался, наморщив лоб. Что-то ему подсказывало, что трубить налево и направо о встрече с Аврисом не стоит.

– С девочкой, которая в елочку была наряжена, кажется, ее Ульмой звали.

– А, это дочка Иветти из старой ивы! У этой Иветти наша Шима уроки музыки берет, скоро уж научится.

– Ну, и что это значит?

– То значит, что может музыканшей станет, будет на концертах выступать, – бабушка мечтательно вздохнула и протерла кухонное окно тряпкой.

– Да нет, что означает, что она мне первая встретилась?

– А! Ну, то означает, что примета это хорошая. Тебе ведь ребенок повстречался, а не хулиган какой, – важно ответила бабушка и встряхнула полотенце.

– Я пойду, прогуляюсь! – Лемис торопливо допил чай и встал со стула.

Он пошел по узенькой тропинке в сторону озера. Лемис то и дело останавливался и задирал голову вверх, глядя на огромные верхушки деревьев, испещрившими все небо своими причудливыми узорами.

– Какая здесь будет тень! – подумал парень, глядя на набухшие почки. Он уже решил для себя, что не вернется в долину, но плохо еще представлял, как обустроится здесь. И самое главное – где он будет брать глину для своих солдатиков? Такой глинозем, как у Большой Коровы, так он называл огромный валун на речке, здесь вряд ли будет. Может быть, попробовать делать солдатиков из дерева? Лемис достал из кармана перочинный ножик, наклоняясь к коряге, валявшейся неподалеку. Дерево непослушно крутилось в его руках, нехотя принимая новую форму.

– Сколько же мне нужно будет заново учиться, – тоскливо подумал парень, выстругивая ножом голову какого-то чудища. Лемис вздохнул и поставил уродца в холмик прошлогодних листьев.

– Передавай привет прошедшей зиме, – сказал он ему и зашагал к блестевшему среди деревьев озеру.

* * *

Трудно себе представить, что может быть кто-то на белом свете, кого бы любили все. А уж тем более, если этот кто-то занимает руководящий пост. И, тем не менее, в Мшистом лесу был такой ливнас – глава леса Тилиан. Он был словно рожден для такой работы. Его неиссякаемый энтузиазм вызывал у окружающих вполне заслуженное восхищение, ведь всю свою энергию Тилиан использовал на благо леса.

Вот и сегодня, когда рано утром Локуста увидела на своей акации спиленные ветки, она прямиком побежала к нему.

– Нужно всем собраться у поваленной сосны, – решительно заявил Тилиан Локусте, надевая свой любимый пиджак с гербом Изельвиля.

Через полчаса к поваленной сосне со всех сторон стекался народ. Гомза с Астором тоже туда неторопливо шли, то и дело пропуская обгонявших их ливнасов и леших.

– Пап, расскажи, как Тилиан стал главой леса, – Гомза похлопал себя по карману, в котором сидел его пучеглазый ефрейтор, и выжидающе посмотрел на отца.

– Когда его отец погиб во время засухи, им с матушкой Боррелией здорово досталось – в такой нищете жили, что не дай бог! А потом Боррелия решила пойти через Сгинь-лес в Белый замок – подумала, что все равно терять им нечего. Ты ведь знаешь, что у нее дар, полученный от королевы – фиолетовый кристалл? Этот дар весьма щедрый, он дает ясновиденье. Но Боррелия всегда была по натуре замкнутая и никогда его не афишировала. Через лес они дошли без происшествий, и ей дали место при кухне, а Тилиан стал обучаться у придворных всяким премудростям.

– Это они его научили так разговаривать?

– Ораторскому искусству его обучал королевский учитель словесности. А Боррелия вскоре сдружилась с королевой и стала ее правой рукой. Она нашла браслет королевы, который та обронила во время прогулки.

– Это ей фиолетовый кристалл помог, да?

– Думаю, да.

– Как же так, королева ведь сама дары раздает, а способностей таких у нее нет?

– У королевы способность видеть, у кого какой талант, только и всего. Поэтому когда рядом появилась Боррелия с фиолетовым кристаллом, это облегчило многие задачи. Например, все ее предсказания о предстоящих нападениях неприятелей давали возможность предотвратить войны. Стала она при дворе персоной незаменимой и важной. Тилиан тем временем вырос, и они решили вернуться в Северо-западный лес, в родную липу. А в лесу дела шли – хуже некуда, была большая засуха. Древесникам хотелось королевскую чету видеть не только на праздники – то совет им нужен был важный, то просьба. Но не каждый способен был взять и пойти через опасный Сгинь-лес, как Боррелия с Тилианом.

Тогда Тилиан и выступил со своей знаменитой речью на поваленной сосне. Придумал он неплохо: создать общественные фонды. До них попасть во дворец можно было двумя способами: получить от королевы золотой желудь – приглашение на аудиенцию, или идти самому через Сгинь-лес. Тилиан предлагал еще один вариант. Нужно было пожертвовать в общественные фонды семейную реликвию, и это давало право ехать во дворец на карете, а не плутать по страшным зарослям леса, где тебя может разорвать в клочья всякая нечисть. Но выбор реликвии оставался за ним. Нужно отдать ему должное – он выбирал вещи недорогие. Обрадовались все тогда несказанно, ведь это решало все вопросы. Получалось, можно увидеть монархов в любой момент. Вот тогда, на радостях, его и выбрали главой леса, – Астор, прищурившись, смотрел на линию горизонта.