Текст книги "Тыквенное семечко"

Автор книги: Инесса Шипилова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 22 страниц)

– Это твой дом, сынок, – сказал Греллю Хидерик и сжал его ладонь в своей руке.

Грелль задумчиво потер лоб и посмотрел на огромную картину в конце зала, где была изображена коронация короля.

– Я не смогу здесь жить. Просто это не мое. Здесь столько условностей и церемоний, что боюсь, мне их все не выучить, – ответил он и поцеловал руку матери.

– Когда ты приедешь снова? Мы пришлем карету за тобой, – Эмирамиль крепко прижалась к Греллю, обняв его рукой.

– На той неделе, – ответил он и зажмурился от счастья.

Зал с колоннадой стал тускнеть, и скоро Астор с Греллем снова сидели в кабинете за столом.

– Черт возьми, как трогательно, Грелль! Прими мои поздравления! – видно было, что Астор смущен и не знает, как теперь себя с ним вести.

– Только не надо менять ко мне отношение, умоляю тебя! Иначе прикажу срубить твой дуб, – Грелль подмигнул другу, и они весело расхохотались. – Вот оно как бывает, помогал Гомзе найти отца и сам нашел свою семью, – он задумчиво посмотрел на утренний туман.

– Роффи знает?

– Пока не говорил. Боюсь, что сразу все станет по-другому, – Грелль встал с кресла и стал прохаживаться по кабинету.

– Она девушка неглупая, – Астор тоже встал и посмотрел в окно. – Я вот чего не пойму. Что-то этот пожар мне кажется умышленным поджогом. А если так, то возникает много вопросов, – он развернулся и посмотрел на Грелля.

Тот подошел к столу и облокотился на него руками.

– Нужно попасть в то время, – решительно сказал он.

Астор молча открыл банку и бросил золотистую щепотку в воздух.

Они вновь оказались во дворце, на этот раз в небольшой спальне. В центре нее стояли две колыбельки с кружевным пологом. У окна стоял большой деревянный комод с массивным подсвечником в форме дерева.

– Астор, смотри – это я, – Грелль наклонился над младенцем со смуглым личиком и погладил его по щеке.

В этот момент дверь открылась, и в комнату вошли двое – мужчина и женщина.

На их лица упал свет от пламени, и Астор с Греллем узнали Боррелию и Тилиана. Они торопливо подошли к колыбелькам и застыли, разглядывая детей. Тилиан был совсем молодым, его каштановые волосы были слегка взъерошены, а лицо выражало крайнее беспокойство.

– Матушка, вы уверены? Может ли такое быть? – он посмотрел на Боррелию с мольбой в глазах.

– Я еще ни разу ничего не напутала, – резко ответила та и нахмурила сросшиеся брови. Она поправила рукой тяжелый пучок черных волос, собранный на затылке, и стала нервно прохаживаться по комнате. Потом подошла к двери, проверила – нет ли кого за ней, и вновь подошла к сыну.

– Один из них нас убьет, – громким шепотом сказала она Тилиану.

Тот побледнел и стал кусать губы.

– Который? – спросил он и наклонился к детям, пристально посмотрев на малышей.

– Этого я не знаю, – Боррелия досадливо махнула рукой.

– Что же тогда делать, не будем же мы убивать двоих? – Тилиан в ужасе отпрянул от нее, и казалось, готов был вот-вот заплакать.

– А ну, возьми себя в руки! Речь идет о наших жизнях, а ты тут, как сопливая барышня, руки заламываешь, – прошипела ему мать и задумалась. – Если убить их двоих – гарантия будет полная. Но в этих детях такая огромная сила, что не использовать это себе в выгоду было бы просто глупо. Значит, нужно рискнуть, – она внимательно посмотрела на личики мальчиков и достала из-под ворота платья подвешенный на золотой цепочке фиолетовый кристалл. Она крепко сжала его в своей руке и закрыла глаза. По ее телу пробежала дрожь, и она заговорила чужим грубым голосом.

Один из них страшнее кровопийцы.

Получит имя Черного Убийцы…

Она еще некоторое время постояла, словно оцепенев, и решительно подошла к кроваткам.

– Черный Убийца…должно быть, этот смуглый. Мальчиков нужно отдать Амиру, что в лесу живет. Я его уже вызвала. Пусть он бледненького воспитывать будет, как мы скажем, а смуглого утопит. А мы тут все так устроим, будто пожар начался и дети сгорели.

– А вдруг не получится? Это ведь не шутки – убить королевских детей! – Тилиан в ужасе смотрел на мать.

– Ну что ж, давай уйдем отсюда и забудем про этот разговор. И тогда мы с тобой всю жизнь будем прихлебателями королевского двора, пока кто-то из них не вырастет. А так, мы сможем переехать в лес, и ты там сможешь стать главным! – Боррелия скрестила руки на груди и надменно посмотрела на сына.

Видно было, что в душе Тилиана шла ожесточенная борьба с самим собой.

– А в лесу ливнасы сами будут приносить тебе свои родовые сокровища, я знаю, как это сделать, – она самодовольно наклонила голову набок и выжидающе посмотрела.

– Хорошо, я согласен, – Тилиан тяжело вздохнул, взял детей на руки и быстро вышел.

Боррелия в это время достала из кармана маленький мешочек с какой-то травой и насыпала ее по всей комнате. Потом взяла подсвечник и бросила его на пол. Вверх взметнулся сноп пламени, поглощая все на своем пути.

– Я думаю, пора вмешаться! – крикнул Астор Греллю, и они побежали за Тилианом.

Тот сложил детей в приготовленную плетеную корзину, привязал к ручке веревку и, открыв окно, спустил ее вниз. Внизу ее подхватил ливнас в охотничьей шляпе. Рядом с ним стояла телега, запряженная лошадью, куда он ее быстро спрятал. В этот момент во дворце началась паника. Фрейлины с визгом разбегались, подобрав руками свои пышные платья, слуги с ведрами воды бегали безостановочно.

Тилиан тоже схватил ведро и помчался на улицу. Там он подбежал к ливнасу на телеге и схватил его за ворот.

– Смуглого убрать! Смотри, Амир, не перепутай! – сказал он ему в самое ухо и рванул дальше.

Ливнас хлестнул лошадь и поехал в сторону леса. Астор с Греллем запрыгнули на телегу и поехали вместе с ним. Грелль обнял корзину и прижал к себе обеими руками.

Ехали долго, лес становился все гуще и неприветливее. Наконец ливнас натянул поводья, и лошадь остановилась. На небольшой поляне скособочилась маленькая избушка, рядом с ней прилепился сарайчик. Недалеко от дома шумела горная река, петлявшая между крупных валунов. Мужик зашел в избу и поставил корзину на широкую лежанку, прикрытую выцветшим одеялом. Он зажег свечку и вытащил мальчиков из корзины, положив их рядом. Поднес свечку к ним и внимательно посмотрел. Один из них тихо заплакал.

– Ну, чего, брат, чуешь, небось беду, вот и плачешь, – сказал тот, взяв в руки маленького Грелля. – Ну, видать, судьба у тебя такая, – сделал он философское заключение и пошел с младенцем к ручью.

Астор сделал Греллю знак рукой, и они положили руки на рукоятку меча, быстро перебросившись словами.

Мужик подошел к ручью и вздрогнул, услышав, как его зовут по имени. Он резко развернулся и, положив ребенка на землю, рухнул на колени.

Перед ним, переливаясь золотым светом, стояли две прозрачные фигуры ливнасов. Над головой у них переливалась радуга, а лица были такие светлые, что от избытка чувств мужик хватал ртом воздух, не в силах выдавить из себя ни звука.

– Амир! – снова услышал он. – Не убивай младенца, не бери грех на душу, – говорил ему Астор, подходя все ближе и ближе. – Это будущий государь наш, он жить должен!

Амир с вытаращенными глазами вознес руки к небу и заголосил.

– Святой Хидерик! Я тебя узнал, господи, счастье-то какое! А тот второй кто будет? – пролепетал он, ползая перед ними на коленях.

– Это Святой Греллиус! – важно ответил Астор, добавляя мысленно к золотому свечению розовые переливы.

Амир сложил молитвенно руки и пару раз стукнулся лбом о землю.

– Не переживайте, Ваши Святейшества, не трону мальчонку, ей-богу!

Он торопливо принес корытце, положил его туда и пустил по реке.

Астор с Греллем под громкий возглас Амира растаяли в воздухе, осенив его благословительными жестами.

*** **** ***

Тюса собрала открытки, принесенные ей Шимой для автографов, и пошла в сторону грецкого ореха. Лишь бы у Ле Щины было хорошее настроение, и она подписала открытки, подумала она про себя. Ну, в крайнем случае, подпишет Дук, решила она и повеселела от этой мысли. Сегодня ей предстояло вымыть два окна в гостиной и повесить туда новые занавеси с длинной бахромой.

Кикиморка положила стопочку открыток на сервант, принесла тазик с водой и поставила его на низенький стул. Тут она увидела, как сверху по лестнице спускается Ле Щина, держа в одной руке свернутую газету. Вид у нее сегодня был необычный – она была одета в узкое длинное платье песочного цвета, волосы рассыпались по плечам. Ее нос был слегка распухший, словно она недавно плакала.

Кикиморка отметила про себя, что Ле Щина стала похожа на большую кисточку, которую обмакнули в оранжевую краску. Тюса подскочила к серванту, схватила открытки и, широко улыбаясь, протянула их хозяйке.

– Вот тут девочки передали для автографов, – бойко протараторила она, разглядывая длинные сережки Ле Щины.

Но та вдруг неожиданно схватила кикиморку за руку и резко дернула, рассыпав по полу широкий веер открыток.

– Ах ты, маленькая гадина! И сколько же тебе заплатил этот журналистишка за эту гнусную статейку? – прошипела она Тюсе, буравя ее покрасневшими глазами.

– Какая статья? – ошарашенно спросила кикиморка, попятившись назад. Она наткнулась на стул и с грохотом перевернула таз, разлив воду по всему полу. Открытки встрепенулись и закружили по водной глади растекающейся лужи.

На шум прибежал Дук, перепрыгивая по лестнице через две ступеньки. Он схватил Ле Щину за руки и отодрал ее от Тюсы.

– Ну-ка успокойся, мы ведь не знаем наверняка, что это она, – закричал Дук разъяренной сестре.

– А кто еще? Кто еще мог знать все это? И про бельевую веревку на втором этаже, и про мои розовые панталоны, которые, о ужас, так не гармонируют с цветом волос, и про ножницы, которые я все время бросаю в кофейную чашку! – заорала Ле Щина, извиваясь в руках Дука. – Да я ей сейчас такое устрою, что она у меня на всю жизнь запомнит! Я тебя увольняю, ты поняла?

Ле Щина вырвалась, но узкое платье разрешило ей сделать только крошечный шаг, когда она силилась сделать второй, то поскользнулась и шлепнулась в лужу, пнув при этом таз, который с мелодичным звоном покатился в сторону кухни.

Тюса, в свою очередь, не стала дожидаться того, что она запомнит на всю жизнь, и вылетела из ореха, на ходу надевая пальтишко. Она помчалась галопом в сторону лиственницы так, как будто была уверена, что Ле Щина непременно пустится вдогонку. Она даже оборачивалась пару раз, но ничего кроме прыгающей тропинки не видела. Около лиственницы она сбавила темп, чувствуя, как сердце колотится где-то в горле, а правый бок скрутило от боли.

Тюса на ватных ногах поднялась по ступеням в свою комнату и рухнула на кровать, не раздеваясь. Тут она расплакалась в три ручья, уткнувшись в подушку.

В дверь постучали, и кикиморка увидела кудрявую голову Фабиуса, вопросительно смотревшего на нее. Она сбивчиво рассказала ему о сегодняшнем событии, не забыв поведать, как Ле Щина упала в лужу. Фабиус обнял Тюсу за плечи и сказал, что он поможет ей разобраться в этом чудовищном недоразумении.

– Могу я что-нибудь сделать для тебя прямо сейчас, чтобы ты перестала плакать? – спросил он ее, стоя у двери.

– Да! Убрать отсюда портрет этой старой грымзы, – вдруг неожиданно для самой себя выпалила кикиморка, показав пальцем на толстую ливнасиху в позолоченной раме.

Фабиус безропотно снял портрет и вынес его из комнаты, а Тюсе вдруг показалось, что места стало в два раза больше. Она стала от радости прыгать на кровати – каждый раз, когда долетала до потолка, прикасалась к нему подушечкой большого пальца, словно печать ставила. Как будто это не ее уволили, а она кого-то увольняла из своей жизни и ставила печати в приказах об увольнении. А когда все приказы кончились, Тюса села на кровать, достала книжку из тумбочки и, поставив перед собой русалочку, стала громко, с выражением читать.

Глава 10. Регор

Со смертью Боррелии ее колдовство, наложенное на Черного Стрелка, было разрушено. И теперь, когда Грелль знал дорогу к его дому, ему не терпелось с ним встретиться. В один из своих визитов к родителям он сел на лошадь и поскакал в сторону леса. Сгинь-лес теперь не внушал ему ужаса, ведь самое большое зло, которое в нем обитало, оказалось его родным братом.

Грелль неспешно ехал по широкой тропинке, размышляя о последних событиях, так сильно изменивших его жизнь. Вот, наконец, горная речка изогнулась, и он увидел то самое место. С тех пор, когда Грелль с Астором были в Сгинь-лесу, здесь кое-что изменилось. Маленькая сосенка выросла в большую изогнутую сосну, вместо полусгнившего сарайчика была добротная конюшня, а там, где их увидел Амир, стоял большой молельный камень.

Грелль спрыгнул с лошади, взял ее за уздцы и подошел к сосне. Недалеко от нее дымило кострище, тут же стоял деревянный столб с мишенью, в самом центре которой торчала стрела. Грелль постучал в дверь, но ему никто не ответил. Тогда он открыл ее и заглянул внутрь – там никого не было. На широкой поляне он увидел свежий могильный холмик с небольшим серым камнем сверху. Он подошел к нему и прочел нацарапанное на камне имя – 'Амир'. Тогда он отвел лошадь в конюшню, и, полюбовавшись гнедыми лошадьми редкой породы, вернулся в дом.

Внутри сосны была лишь одна просторная комната. Около окна стоял рубленый стол с горстью грецких орехов посредине. Рядом со столом громоздилась лавка, в сидение которой торчал нож с широким лезвием. Сразу за окном, на стене, висели две большие картины, вырезанные по дереву, каждая из которой изображала силуэт ливнаса с нимбом над головой. Внизу каждой картины стояла подпись – 'Св. Хидерик' и 'Св. Греллиус'. Причем у Святого Греллиуса нимб был в два раза больше, отчего Грелль сделал вывод, что Амир принял за нимб поля их современных шляп.

В дальнем углу стояла широкая лежанка с медвежьей шкурой, а на стене над ней белели оленьи рога с висевшими кожаными поясами.

– А ну, выходи с поднятыми руками! – вдруг прозвучал грубый окрик снаружи.

Грелль вышел за дверь и увидел темноволосого парня в охотничьем костюме, он стоял с натянутой тетивой и целился в него.

– Смотрите-ка, к нам пожаловал Любитель Серебряных Медальонов! – он опустил лук и удивленно посмотрел на Грелля. – Не боишься, что в этот раз прицелюсь чуть пониже или ты предусмотрительно повесил экземпляр покрупнее? – он с вызовом посмотрел ему в глаза и ухмыльнулся.

– Ну, во-первых, я знаю, что колдовства больше нет, а во-вторых, разговор есть, – он с интересом разглядывал Стрелка, пытаясь воспринять его в новой роли.

Тот был высокого роста, телосложением покрепче Грелля, вьющиеся темные волосы схвачены сзади в небольшой хвостик. В чертах лица у них было что-то общее, но Грелль не стал бы сходу утверждать, что они слишком похожи. Сходство между ними, безусловно, было – такие же темные глаза, внешние уголки которых слегка опущены книзу, такой же нос с небольшой горбинкой. Но выражение лица у Черного Стрелка было совершенно другим, и все лицо от этого казалось намного жестче. Подбородок его окаймляла короткая бородка, и, может быть, именно из-за нее у Грелля создалось впечатление, что Стрелок намного старше него.

– То, что колдовства нет, это я заметил: с ним ты бы черта с два сюда попал бы. А лошадь мог бы в конюшню не прятать, я твои следы еще от кривых берез увидел, – он насмешливо посмотрел на Грелля, и тот понял, что для него это равнозначно тому, как если бы Грелль в своем возрасте не мог бы читать.

Они зашли в дом, и Стрелок с размаху бросил подстреленных куропаток на стол. Орехи со стуком покатились по полу.

– Ну, выкладывай, зачем пришел, – он сложил руки на груди и пристально посмотрел на Грелля.

Грелль попытался собраться с мыслями, подыскивая в голове подходящие слова – ведь не каждый день находишь брата.

– Дело в том, что мы с тобой родные братья, – сказал он Стрелку и посмотрел на двух куропаток, связанных вместе.

Тот хрипло рассмеялся, откинув голову назад.

– Что-то в последнее время на меня посыпались родственники. Сначала Амир огорошил перед смертью, рассказав про родителей. Дескать, живы-здоровы, живут и процветают. Теперь братец пожаловал. Того, гляди, скоро полотенце с родовым деревцем придется вышивать крестиком, – он поднял с пола орех и стал подбрасывать его в руке.

– Значит, ты уже знаешь, что мы с тобой королевские дети? – спросил его Грелль, радуясь, что не придется много рассказывать.

– Ну, знаю, и что из того? Я уже не маленький сопливый ливнас, которому нужно на ночь читать сказки, – грубо ответил он, выхватил торчащий из лавки нож, взял куропаток и стал их разделывать.

– Да разве родители нужны только для этого? Ты представляешь, что они пережили за эти годы, когда думали, что нас в живых нет? – Грелль хотел было рассказать ему то, что он видел собственными глазами, но в этот момент услышал стук и вздрогнул.

– Не дрейфь, это не лесное привидение и не новый родственник, это мой сокол – Лирохвост. Услышал, что я птицу разделываю, вот и просится, открой ему дверь, – бросил через плечо Стрелок, не отрываясь от работы.

Грелль открыл дверь и в комнату шумно влетел большой сокол. Он сделал круг по комнате и сел Стрелку на плечо. Тот покормил его внутренностями птиц и потрепал по голове.

– Почему такое странное имя? – спросил Грелль, разглядывая широкогрудую птицу с продолговатыми черными пятнами под глазами.

– Раньше здесь висело зеркало, – Стрелок махнул рукой на стену, где от зеркала остался большой невыгоревший след. – Передала нам его мать вашего Липового Предводителя, но тогда я не знал еще этого. Амир всегда, когда она подарки присылала, говорил – благодетели передали. Ну вот, зеркало было непростое: встанешь перед ним, попросишь показать, что в других лесах происходит – оно все покажет. Я подростком был, любил с ним играть. А этот, – он потрепал сокола, – никогда на него внимания не обращал, только когда я попросил зеркало диковинных птиц показать. Увидел лирохвостов, и давай кричать, крыльями бить по нему. Вот я так его и прозвал, – Стрелок протянул птице мясо. – А как старушенция та сгинула, зеркало в тот же день треснуло. И плащ сгорел…

– Ты Боррелии сгореть помог? – Грелль пристально посмотрел на брата.

– Я? Ну что ты! Это длань господня.

Грелль вздохнул и посмотрел в окно на свежий могильный холмик.

– Неужели тебе не хочется поговорить с родителями? – Грелль стал прохаживаться по комнате, искоса поглядывая на картину, где он с огромным нимбом смахивал на мухомор.

– Я гляжу тебя Бледные Монархи, видать хорошо обработали, вон, как о них печешься. Мне почти тридцать лет вдалбливали в голову, что они убили моих родителей! И что я, убивая тех, кто к ним идет, делаю великое дело! Это уже потом сказали: извини, браток, ошибочка вышла, все, оказывается, совсем наоборот! Знаешь, я не могу так быстро перестроиться. Да и от разговора хотел бы воздержаться, ведь не годится собственного государя крыть трехэтажным матом, особенно если он к тому же твой отец. – Стрелок вытер тряпкой руки и швырнул ее на пол.

– А они в чем виноваты? – спросил его резко Грелль и нахмурился.

– В чем виноваты? Да как они могут управлять государством, если они не уберегли своих собственных детей! Если они не разглядели у себя под носом такое? О чем мне с ними разговаривать, если я и так знаю, что они мне скажут – какую-нибудь трогательную речь, от которой захочется громко высморкаться. Станут свой холодный трон с обручем на голову предлагать, но мне моя деревянная лавка и фетровая шляпа милее, – он горько усмехнулся и посмотрел в окно. – Для меня Амир был вместо родителей. Если бы не его заморочки с ангелами, нормальный мужик, охотился как бог, – Стрелок снял кожаную жилетку и бросил на лавку. – Так что я к ним на поклон идти не собираюсь.

– А делать-то что собираешься? Так и будешь тут один жить? Ведь Амира больше нет, – Грелль выжидающе посмотрел на него.

Стрелок скрестил руки на груди и, нахмурившись, посмотрел в окно.

– Ну, во-первых, не один, у меня там три лошади, если ты заметил. А во-вторых, время должно пройти, чтобы в голове все устаканилось. Ты же живешь как-то, хоть тебя охотиться не научили – не помер же с голоду, – он с насмешкой посмотрел на Грелля.

– Что ж, мне пора, – Грелль надел шляпу и торопливо вышел из дома.

Он пошел в сторону конюшни, но потом остановился и выстрелил в мишень. Его стрела попала в самый центр, разломив торчащую там стрелу на две части.

Грелль поскакал в сторону дворца, борясь в душе с неприятным осадком, от которого он никак не мог избавиться.

*** *** ***

– Ну, держи, Тюса, свою новую обувку! – торжественно сказал Зеленыч, поставив перед кикиморкой пару блестящих башмачков.

Тюса только охнула, да руками всплеснула. Она натянула их на ноги и, схватив Дульсинею, стала с ней кружить по мастерской.

– От них что, танцевать хочется? – спросил Сапожок, который пришел вместе с Тюсой.

– И танцевать тоже, – уклончиво ответил Зеленыч и бросил очки в решето.

Он закрыл за ними дверь, бросил корм рыбкам и подошел к окну, наблюдая, как ребята идут вдоль озера. Водяной взял толстую книгу и открыл ее наугад.

– …из гадких заморышей часто вырастают благородные птицы… – прочел он вслух.

Тюса с Сапожком тем временем шли к центральной тропе. Кикиморка без конца останавливалась и проводила рукой по пушистым перышкам, что были пришиты по краю башмачков.

– Если бы брат увидел, лопнул бы от зависти, – заявила она Сапожку и довольно рассмеялась.

Сапожок натянул пониже колпак и шмыгнул носом.

– Я все хочу спросить тебя, а где твои родители? – робко спросил он.

Тюса сразу стала серьезной и поправила резиночки на хвостиках.

– Мы как-то летом гостили с братом на соседнем болоте у родни. Приезжаем, а родителей нет, бабка говорит – уехали на заработки. А я ей: а почему нас не дождались? А она: времени, говорит, не было, ехать надо было срочно. Потом время прошло, я опять бабку спрашиваю: а почему писем от них нет? Она отвечает: им, наверное, писать некогда. Правда, два раза голубь деньги приносил, но я думаю, это бабка подстроила.

– Ты думаешь… – Сапожок остановился и серьезно посмотрел на нее.

– Ясное дело – умерли они. Я же не дурочка маленькая, сразу все поняла, – она сорвала цветок и заложила его за ухо.

Сапожок удивился, с какой легкостью она об этом рассказала, и тоже сорвал цветок.

– Смотри, какая букашка смешная сидит! – крикнул он Тюсе.

В этот момент порыв ветра сорвал с его головы колпак и поднял до самых верхушек деревьев.

Тюса ошарашенно уставилась на Сапожка, раскрыв рот.

– Так ты – кикимор? – растерянно спросила она, глядя на его ярко-зеленые волосы.

Сапожок покраснел как вареный рак и молча кивнул.

– А чего же ты скрывал? – Тюса недоуменно вскинула брови и подбоченилась.

– Понимаешь, в наших краях кикиморов не очень-то любят. А когда наше болото пересохло, все разбрелись на заработки, кто куда. Подумал, что лучше помалкивать, мало ли что. А когда тебя увидел – удивился. Ты такая красивая и совсем не стесняешься своих зеленых хвостиков, – добавил он и вздохнул.

Тюса смущенно опустила глаза и стала рассматривать камушки на тропинке.

– Хочешь, я тебя чаем напою? – спросила она Сапожка.

– Хочу! – с радостью ответил он. – Только я сначала сбегаю домой. У меня там для тебя стоит суфле из диких яблок!

*** *** ***

*** *** ***

– Ну, а дальше что было? – Фло с интересом разглядывала свои владения, которые так неожиданно увеличились. Она прошлась по небольшой комнате и, подойдя к столу, машинально перевернула стоящую вверх ногами книгу.

– Да ничего, первое, что увидел – Рукс, висевший на этой занавеске, – Астор засунул руки в карманы и стал расхаживать рядом с ней, сосредоточенно рассматривая краешек своего ботинка.

– Только не говори, что ты совсем не застилал постель, не чистил зубы и пил некипяченую воду, – Фло показала на смятую кровать и нахмурила брови.

– Мам, мы папу сегодня нашли, ты радоваться должна, а не пилить его за беспорядок, – Гомза укоризненно посмотрел на Фло, прижимая к себе Рукса. Он решил во что бы то ни стало разрядить обстановку и наморщил лоб, размышляя, как бы отвлечь маму. – Мама! Пойдем, посмотрим, какое тыквенное поле за домом! Папа, между прочим, сам их вырастил!

Гомза заметил, что Астор делает ему за спиной у Фло какие-то знаки. Он вопросительно уставился на отца, но тут к нему развернулась мама, и он широко ей улыбнулся.

– Тыквенное поле? Неужели ты выращивал тыквы? Святой Хидерик, не поверю, пока не увижу своими глазами, – Фло подобрала край платья и толкнула входную дверь.

– До поля идти далеко, давайте я вам лучше покажу клумбу. Фло, алиссум пахнет просто божественно, – Астор подпихнул ее к цветущему прямоугольнику, белеющему у самых дверей. Он снова стал делать Гомзе какие-то знаки, но тот лишь недоуменно пожал плечами.

– Я все-таки хотела бы посмотреть на поле. Это меня впечатлит больше. Куда идти?

Астор поднял вверх руки, словно он сдается, и они пошли к темной арке высоких кустов. Фло не переставала восхищаться, оглядывая живописную дорогу. Когда они вышли к полю, солнце уже садилось. Лучи заката залили окрестности мягким золотистым светом, тыквы в этом освещении стали нереально яркими. Пугало улыбалось беззубым ртом, раскинув свои длинные руки в стороны.

– Святой Хидерик, неужели это сделал ты сам? Астор, я даже и не знаю, что сказать… – Фло в умилении прижала руки к груди и, казалось, готова была вот-вот расплакаться. Она подбегала то к одной тыкве, то к другой и шутливо чмокала их.

Потом она вдруг резко выпрямилась и подошла к чучелу.

– Астор, неужели это сделал ты? Как ты мог? Это же подарок…я так старалась, вышивая этот папоротник! – срывающимся голосом произнесла она, разглядывая рукав кофточки. – Разве я тогда могла представить себе, что несчастная кофточка сначала сгинет, а потом будет нарядом для чучела!

– А что мне оставалось делать? Больше ничего под рукой не было, – он развел руками и виновато улыбнулся. – Я обещаю тебе купить новую кофточку, нет, торжественно клянусь! Ты нам сегодня приготовишь запеканку из тыквы?

– Только обещай мне, что купишь у госпожи Буше, – Фло стала выбирать тыкву поспелее.

Когда они шли к дому со спелой тыквой и весело смеялись, у Гомзы было такое ощущение, что все это уже было.

*** *** ***

– Это что же получается? Мы отправили кофточку сразу и в прошлое и в будущее? – Грелль в замешательстве остановился перед звездной картой и рассеянно уставился на нее. – Я думал, что наши эксперименты дадут ответы на многие вопросы, но теперь, запутался окончательно!

– Помнишь, что я тебе рассказывал про время? – Астор сидел за столом в своем кабинете и складывал бумаги в стопку.

– Помню. Ты его тогда с Шишелом сравнил.

– Грелль, на самом деле, все времена существуют одновременно! Ты не мог это не почувствовать, когда в тебя стрелял Черный Стрелок, вспомни, – Астор отложил бумаги и выжидающе посмотрел на Грелля.

Тот засунул руки в карманы и стал мерить шагами кабинет.

– Что-то похоже ощущал в течение нескольких секунд. Никогда раньше не чувствовал одновременно и разъедающий страх, и огромный восторг. Я видел себя и брошенным младенцем, плывущим в корытце по ручью, и великим королем в короне с фиолетовыми камнями.

Астор поднял вверх указательный палец и торжествующе улыбнулся.

– Прекрасная иллюстрация! На самом деле многие понятия чисто условны. Сначала начинаешь понимать, что прошлое и будущее – это одно и то же, а потом в голове меняются местами время и пространство. Это полностью переворачивает и мировоззрение, и систему ценностей. Я раньше воспринимал другого ливнаса как другую личность, то есть как другое пространство. А теперь смотрю на него как на самого себя, но в другом времени. Понимаешь, на самом деле, что бы увидеть себя в другом времени не нужно изобретать сложные растворы, достаточно общения с близкими людьми. Или вот, предположим, приходит зима, как это явление воспринимает мозг? Так, что пришло другое время года. А ведь можно предположить, что просто наша планета перенеслась в более холодное место на своей орбите, и поменялось не время, а пространство. В общем, мыслей много и я думаю, что мне снова нужно встретиться с Проттом, – Астор встал из-за стола и посмотрел на Рукса. висящего на занавеске.

– Мне сложно все это понять, но я постараюсь, – Грелль задумчиво посмотрел в окно.

*** *** ***

– Нет, нет и нет! – раздраженно вскрикнул Туссель, выведя Грелля из оцепенения. – Это синюхи нужно две столовые ложки, а бородавочника как раз – одна! – он вылил отвар в помойное ведро и стал заваривать новый.

– Что вообще с тобой такое происходит в последнее время? – бурчал он, смешивая в тарелке травы. – Позавчера ты весь липучий мох скормил Марфутке! А я его, между прочим, три часа собирал, по отвесному склону лазил, до сих пор поясница болит! – он поставил чайник на печку и укоризненно посмотрел на Грелля.

– Дед, ну я же говорил тебе уже – перепутал! Я подумал, что ты на выброс это у двери сложил, – оправдывался Грелль, собирая сухие стебельки от трав веником.

– Отродясь ничего не путал! А тут на тебе – удружил, – Туссель покачал головой и стал мять травы в миске рукой.

В этот момент в кухонное окно постучали и оба резко развернули к нему головы.

– Лирохвост! – удивленно сказал Грелль, увидев сокола Стрелка, сидевшего на подоконнике.

– Никакой это не лирохвост! Обычный сокол-сапсан! У тебя, внучек, точно расстройство какое-то. Это, видать, после той битвы последствия. Я тебе нонче заварю один отвар, он все как рукой снимет. Туда положить нужно эфедру, золототысячник….

Что еще нужно было положить в отвар, Грелль не услышал, так как пулей вылетел наружу.

Лирохвост с криком кружил над ясенем, то снижаясь, то взмывая в небо. Грелль помахал ему рукой и стал следить за ним взглядом. Сокол сделал еще один круг и сел ему на плечо. На его лапке был привязан красный кожаный шнурок. Его Грелль сразу узнал – это был шнурок от пояса Черного Стрелка.

– Что-то случилось с твоим хозяином? – встревоженно спросил он у сокола.

Тот закричал, забил крыльями и взмыл в небо. Грелль заскочил в ясень и стал торопливо собираться.

– …еще туда надо непременно положить лист ежевики, без него – никак; Варварин цвет, собранный в полнолуние; семечки осоки болотной, а самое главное…

– Дед, я ненадолго отлучусь! – Грелль схватил колчан со стрелами и, козырнув рукой, захлопнул дверь.

– Ненадолго отлучусь… сам собрался, как на поход трехдневный, а мне тут байки сочиняет, – пожаловался Туссель огромному пучку тысячелистника, висевшему в середине кухни.

Грелль тем временем оседлал своего вороного коня и поскакал в сторону Белого замка. Дорога туда теперь была ему открыта, стражники знали его в лицо и получили соответствующее распоряжение от Их Королевского Величества. А к дому Стрелка эта дорога была намного короче по времени, несмотря на то, что была длиннее, чем напрямик через Сгинь-лес. Не доезжая до замка, он свернул в лес и, наблюдая за летящим впереди Лирохвостом, поехал по лесной тропе. Сокол перестал кружить высоко и с криком полетел в другую сторону.