Текст книги "Тыквенное семечко"

Автор книги: Инесса Шипилова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 22 страниц)

Хита подошла к окну и посмотрела на заснеженный сад, дремавший под искрящимся снегом. Жалко, что ни родители, ни Йон не видят этой красоты. Деревья стояли в пышном наряде из инея, спрятав свои ножки-стволы в сугробы. Хита вспомнила, как вчера вечером они с Листопадом чистили дорожки от снега: он, как всегда, проводил ее до самых дверей холма и заглянул за забор, вытянув шею.

– Дорожки надо почистить, а то ты завтра дверь открыть не сможешь, – он деловито прохаживался по двору, потирая руками. – Ну, лопаты для снега у тебя, ясное дело, нет – тащи тогда хоть обычную.

Они стали весело расчищать дорожки, обсыпая друг друга с ног до головы влажным снегом. Двор освещал лишь тусклый фонарь, стоящий у самого дома, и расчищенная петляющая дорожка выглядела синей.

– Столько снега пропадает зря, – протянул Листопад, озираясь по сторонам. – А давай-ка мы снеговика вылепим!

– Это еще зачем? – скривилась Хита, вспомнив, что думает по этому поводу ее мать.

– Ну, проснешься ты завтра утром, подойдешь к окну, а он тебе улыбается, – меланхолично вздохнул Листопад. – У меня вот окна выходят на ручей, там снеговика не поставишь, а у тебя красота какая, хоть с десяток лепи!

Хита поворчала немного, но потом поинтересовалась, что для этого нужно, и согласилась.

– Ну, морковку надо, потом ведерко, что будет вместо шапки, и для глаз чего-нибудь, что найдешь, – Листопад расчистил небольшую площадку под ее окном и стал лепить снежный шарик.

Хита полезла в подвал, где хранились овощи, держа в руке крошечную свечку на блюдечке. Она поежилась, вглядываясь в тесный закуток, заваленный мешками. В этот момент дверь хлопнула от сквозняка, и свечка погасла, плюнув на прощание вонючим дымом. Хита громко выругалась и стала шарить в темноте руками.

Когда она вышла под фонарь, в ее трофеях числились ведерко с несколькими луковицами, две свеклы и вилок капусты.

– Не густо, – подвел итог Листопад, сдвинув вязаную шапку набок. Его чуб заиндевел, а по ресницам словно прошлись белой краской. – Ну что же, будем действовать по схеме 'что нашли, тому и рады'. – С этими словами он поставил один снежный шар на другой.

Хите нужно было вылепить самый маленький шарик – для головы. Но его она переделывала несколько раз, радуясь, что ее не видит Йон, который просто так пальцем не пошевелит.

Когда работа была закончена, Листопад присел на корточки и почесал затылок.

Снеговик получился приземистый, немного скособоченный. Он смотрел на них удивленными луковыми глазами, криво при этом усмехаясь веточкой-ртом. Вместо носа у него была огромная свекла, из-за которой Хита с Листопадом долго спорили – хвостиком наружу или внутрь. В конце концов, Листопад уступил, и они воткнули свеклу хвостиком наружу. Хита оторвала от капусты лист и прикрепила под шляпу наподобие челки.

– Знаешь что, мы с тобой просто дурью маемся! Ну слепим и что, какой от этого прок? – ядовито поинтересовалась Хита. У нее замерзли руки и она не могла понять ради чего она жертвует.

– Неужели тебе совсем не интересно этим заниматься? – удивился парень. – Мне кажется, что в таком деле важнее настроение, а не конечный результат!

Тут Листопад неожиданно поскользнулся и шлепнулся прямо на снежную фигуру, загремев жестяным ведром.

– Тише ты, не хватало только родителей разбудить! Отец тогда живо из тебя фигуру сделает! – шикнула на него Хита и с досадой посмотрела на снежные развалины.

Она подумала, как здорово, что ее не видит маменька – вот бы пилила ее за то, что столько времени убила понапрасну.

– Ну и зачем мы тут корячились целый час? На что я буду смотреть в окно – на рожки да ножки? – сердито выкрикнула она, поставив руки в боки.

– Нам же с тобой было весело, – робко изрек Листопад, стряхивая с нее снег.

– Ну, весело, а это как прикажете называть? – махнула она рукой на руины несостоявшегося снеговика.

Листопад задумался ненадолго.

– Апофеоз безумия, – серьезно сказал он. Потом достал ведерко из сугроба, вытряхнул из него снег и поставил сверху. – Знаешь, на самом деле древесники зимой не только фигуры лепят, но и скульптурные композиции. Вот эта, – он решительным взмахом руки показал на снежный холмик со стоящим сверху ведром, – называется 'Апофеоз', и практическая польза от него огромная.

Хита хлопала глазами, пытаясь понять, издевается он над ней или нет. Листопад быстро уловил ее настроение и продолжил разглагольствовать.

– Ну, ты сама посмотри, вот в это ведро насыпается корм. Прилетят птицы, сядут на эти ветки, – он махнул в сторону торчащих из сугроба 'рук' снеговика, – и начнут клевать корм…

– Это кормушка, что ли? – удивилась Хита. – Ну так проще можно было сделать, зачем ведро-то такое здоровенное?

– Зима потому что. Птиц голодных полно. А ты будешь в окно за ними наблюдать. Так у тебя просто бы парень этот стоял неподвижный, а так 'Апофеоз' – там птички мелькают, то да се, в общем, веселее будет, – нравоучительно сказал он, отошел чуть вбок и стал любоваться своей работой.

– А-а-а! – Хита почесала затылок. Слово 'зима' на нее подействовало магически, она ведь ничего толком про нее не знала. Наверное, и правда такие штуки строят, может, даже в бочки зерно насыпают, кто его знает. Но все равно, Святой Хидерик, до чего же эти древесники странные, сил нет! Это ж надо, простую кормушку так усложнить, даже название такое – натощак не выговоришь.

– Как ты сказал, она называется? – переспросила она Листопада, наморщив лоб.

– 'Апофеоз'! – торжественно повторил тот и воткнул в снег лопату, словно поставил точку в дискуссии о вдохновении и практичности.

* * *

Как только утром к ней пришла Капи, Хита схватила ее за руку и потащила в комнату.

– Посмотри, что он мне своими руками в садике построил, – хвастливо выпалила она, подталкивая подругу к окну.

Капи прижалась носом к стеклу и уставилась на стоящее на снежном холмике ведро, облепленное воробьями.

– Ух ты, кормушка!

– Это композиция такая, она называется… сейчас, – Хита развернулась от окна и зажмурилась. Она вчера придумала хитрый способ запомнить это слово. Нужно встать лицом к входной двери и тогда с правой руки будет сосед Аполиус, а с левой – Феозий. Если их имена покромсать и сложить, будет именно то, что надо.

– Это Апофеоз! – гордо сказала она Капи, радуясь, что справилась с трудной задачей. – Харчевня для птиц так называется, – с умным видом добавила она и, подбоченившись, выставила вперед ногу.

* * *

Тюса натирала склянки и пузырьки с удвоенной силой, сегодня они договорились с Гомзой и Шимой встретиться. Ну вот, она помыла пол и удовлетворенно окинула взглядом комнату – просто блеск!

– Я пошла! – крикнула она Фабиусу, взвешивающему на весах, какую-то травяную смесь. Потом вернулась, взяла пузырек с малиновым сиропом и вновь побежала к двери.

– Смотри, что-бы когда стемнеет, была дома! – ответил тот обеспокоено.

Через десять минут Тюса уже звонила в колокольчик, висящий у двери Шимы.

– Герментюса пришла! – Гомза с Шимой весело прыгали от радости.

– Итак, – важно начала Тюса, когда они уселись в комнате Шимы на ковре, – сегодня я вам расскажу про одного богомольного ливнаса. Она поставила пузырек с сиропом рядом и поправила на нем смявшуюся корону.

Шима придвинулась к ней поближе и вся обратилась в слух.

– Жил-был в одном лесу ливнас… – начала Тюса свою сказку. – И до того он любил богу молиться, что ничего другого делать не научился. Все вокруг ему говорят, ты что, дружище, ведь одно другому не мешает! А он, знай себе, свою линию гнет, никто так хорошо как я больше молиться не умеет! И точно, как начнет он молиться, просто заслушаешься. И вот как-то пошел в том лесу сильный дождь, прямо льет как из ведра! Спит в постели тот ливнас, вдруг чувствует, что-то мокро спать стало. Глядь, а у него крыша в его дереве, оказывается, прохудилась, воды налило целый океан, можно не выходя из дома, кораблики запускать. Ой, думает, нужно крышу чинить. А потом еще подумал, нет, я же тогда утреннюю молитву пропущу, ведь народ соберется. Да, забыла вам сказать, что смотреть на то, как он молится, стали приходить специально смотреть, уж очень у него талантливо получалось. Нет, думает, лучше уж я помолюсь святому Хидерику, пусть сделает так, чтобы около моего дома дождь не шел. Вышел он на утреннюю молитву, а уже толпа собралась под деревом, он уже знаменитостью стал. Некоторые ливнасы стали его просить, чтобы он и за них помолился, принесли ему подарки. Ну вот, значит, сложил он молитвенно ручки, вот так, – Тюса сложила ладошки, сморщила личико и писклявым голосом стала изображать ливнаса так, что Шима с Гомзой от смеха схватились за животы.

Святой Хидерик как раз прохаживался по облачку недалеко от его дерева. Услышал он его молитву и решил его проучить.

Обрадовался ливнас, что больше дождь не идет. Ой, какой я умный и духовный, думал он, разглядывая себя в зеркале, перед тем, как пойти молиться.

Но вскоре все вокруг него стало засыхать, сначала цветочки, потом травка пожелтела. А потом и дерево стало засыхать.

Ливнас в панике! Что же мне делать? И решил он все-таки полезть на крышу. Почитатели его, конечно, скривили рожи от разочарования и разбрелись по своим делам. А ливнас раз-два, закончил работу, а тут и дождик пошел, веселый такой. Это святой Хидерик от радости заплакал. И тут же зацвело его дерево, травка зазеленела, и так красиво стало, что ливнас дара речи лишился. С тех пор он молится тихонечко, чтоб никто не видел и не слышал. Вот так!

– Здорово! – захихикала Шима. Вот уже третий месяц они собираются каждую неделю, чтобы послушать Тюсины сказки. Кикиморка так интересно их рассказывает, что поневоле заслушаешься!

– Ты смеешься как веселящиеся газы на наших болотах, – сказала кикиморка, поправив свои зеленые косички.

– Может быть веселящие? – переспросил ее Гомза, вспомнив раздел химии, который ему объяснял Астор.

– Веселящиеся! Понимаешь, те газы, с болот могут подделать любой голос! Они заманивают в болото и веселятся, когда у них получится. Я как услышу их смех в болотах, так жутко становится… – Тюса глубоко вздохнула и прижала Малинесс к себе. – Я обещала Малинесс выдать ее замуж до рождества, но она отвергла всех женихов!

– О! Может она за него захочет выйти? – Гомза вытащил из кармана пучеглазого ефрейтора и поставил рядом.

– Еще чего. Мало того, что страшный, еще и чин приличный не заработал, – с претензией заявила Тюса и отодвинула Малинесс подальше.

– Ну, и пожалуйста! – Гомза засунул ефрейтора в карман и обиженно отвернулся.

– Да ты не дуйся, где ты видел, чтобы принцессы выходили замуж за кого попало? Но пусть не расстраивается – никогда не знаешь, что ждет тебя за ближайшим поворотом тропинки, – совсем по-взрослому высказалась кикиморка и посмотрела за окно. – Мне, пожалуй, пора, совсем уже стемнело.

Когда дверь за ней закрылась, Шима пихнула его в бок.

– У меня тоже есть невеста! – сказала она, жуя кончик своей косы.

Она пришли на кухню, и Шима сделала широкий жест рукой. С полки буфета на него взирала фарфоровая пастушка в кричащем платье. У нее была такая печать безысходности на лице, словно она растеряла всех своих овец. Помимо прочего под носом у нее закручивались пышные черные усы.

– Ой! Это Зак наверное нарисовал! – всплеснула руками Шима и полезла за тряпкой.

– Мы того, домой пойдем. Ты только Заку ничего не говори, ладно? – Гомза представил, что бы сказал его друг, узнай он про их игры в венчания.

– Если дашь открытку с болотным привидением, – ответила Шима и широко улыбнулась.

*** *** ***

Листопад сидел в небольшой гостиной в своем грабе и задумчиво грыз карандаш. Дома у него было сумрачно, так как окна выходили на север, где, извиваясь, журчал небольшой ручей, что брал начало у родника Бубенцы. Поэтому почти весь день у него горела лампа с большим оранжевым абажуром. Все плоские поверхности комнаты были завалены книгами, некоторые из них раскрыты (Листопад очень любил читать и обычно читал сразу несколько книг) – они дожидались его на кухне, в туалете, в гостиной и в спальне.

Листопад швырнул карандаш на стол и стал вышагивать по комнате, поскребывая подбородок. Нужно что-то менять в себе, причем срочно. Если рассуждать логически, то такая девушка, как Хита, выросла в среде, где явно доминирует мужская сила и практичность. Следовательно, нужно увеличить в себе и то, и другое. Ему от таких мыслей сразу полегчало – оказывается, все не так уж запутано. Ну, с практичностью ему более-менее, после вчерашнего строительства кормушки, стало ясно, а как быть с усилением в себе духа первобытного ливнаса? Может просто поменять стиль в одежде?

Когда его мысли догарцевали до одежды, ему вспомнилось, что совсем недавно он читал в историческом романе про одного щеголя. В нем светский лев и покоритель дамских сердец использовал один прием, который никогда не давал сбоя: чтобы обворожить очередную даму, герой-любовник хрипловато смеялся, лениво полуприкрыв глаза и небрежно стряхивал пепел со своей безупречно накрахмаленной манжеты.

Листопад с трудом мог понять, как вышеперечисленные действия могли очаровать целые толпы дам, но, тем не менее, автор утверждал, что это был беспроигрышный прием матерого повесы. После длительных размышлений он решился – почему бы не попробовать, в самом деле, изменить свой образ? Может, он просто закостенел в своем развитии, и сейчас самый подходящий момент поменять все в своей жизни? Был он по натуре мистиком и в случайности не верил – наверняка встреча с Хитой была спланирована высшими силами, и уже ради этого игра стоила свеч. После встречи с Хитой он стал поглядывать на себя ее глазами и до ужаса боялся сделать какую-нибудь досадливую промашку, которая разочарует девушку.

Он нашел книгу и впился глазами в те самые строки. Точно, так и есть – хриплый смех, безупречная белая рубашка с пеплом на манжете.

Загвоздка состояла в том, что, во-первых, Листопад не курил, во-вторых, не носил белых рубашек и, в-третьих, был крайне скуп на проявления каких бы то ни было эмоций. Что касается первого пункта, то можно было, конечно, насобирать пепел в харчевне Вурзеля, а потом обмакнуть в него белоснежный манжет, но Листопад подумал, что это добавит в его образ не мужественность, а неряшливость. И потом, там ведь важно было не наличие пепла, а процесс попадания оного на эту деталь одежды. Листопад четко нарисовал в своем воображении молодого ливнаса, сидящего на диване с дымящей сигарой в руке. Он ленив, не делает лишних движений, его рука застыла в воздухе, пепел сам по себе летит подобно осенней листве, точнехонько приземляясь куда надо, а дама просто глаз не может оторвать от такого зрелища – грациозен, вальяжен, уверен в себе, да еще аккуратист – вон как стряхивает манжет, как в такого не влюбиться?

Что касается пункта второго, это объяснялось очень просто – привязанностью к простой и удобной одежде. Парень он был, конечно, модный, но все же накрахмаленным рубашкам предпочитал вязаные свитера и пиджаки из не мнущейся ткани. Да и вообще считал, что одежда служит для того, чтобы о ней не думать совершенно. Он мог в пижаме встретить гостя, без галстука пойти на концерт и ходить в одном и том же целую неделю.

И если уж говорить о его эмоциональности, то нужно подчеркнуть, что в лучшем случае продуктом его радости при выражении чувств была широкая улыбка, а громкий и раскатистый смех, сопровождаемый шлепком по спине – это явно не про него.

Его логическая часть души вытаскивала один аргумент за другим и швыряла перед ним, точно козыри в конце игры, его мистическая составляющая не сдавалась, материализовывая прямо из воздуха массу контраргументов. В конце концов, он решился на перемены.

На самом деле ведь все гениальное просто, может, и автор этот в самое яблочко попал своим советом. Нужно попробовать. К тому же скоро у Хиты день рождения, так что все складывается в его пользу.

Листопад вскочил с дивана, радостно потер руки и решил с нового года стать совсем другим ливнасом.

* * *

Аптекарь зашел в 'Старую ель' поздним вечером. Харчевня просто ломилась от посетителей, яблоку было некуда упасть.

– Фабиус, дружище! – гаркнул Вурзель голосом, рассчитанным на то, чтобы взбодрить не только весь штат поваров, но и жителей деревьев, растущих от харчевни в радиусе тысячи шагов. – Не иначе пришел за пирогом 'Хочу добавки'!

– Совсем по другому делу, – вежливо улыбнулся аптекарь. – Может, мы на улицу выйдем, а то тут у тебя дышать нечем? – он покосился на плотный сизый дым, в котором смешалось все: табак, копчености и жареные блюда.

– Понимаешь, я Тюсе хочу сюрприз сделать, подарок на Рождество, – сказал он, когда они с Вурзелем вышли на свежий воздух. – Но подарок не просто так вручить, нужно девочку порадовать. Давай нарядим тебя как-нибудь так, чтобы узнать нельзя было, и ты ей преподнесешь гостинец. Мимоза говорит, у нее шубу красную в магазине уже два года никто не покупает, ну еще бороду окладистую прилепим, шапчонку какую-нибудь…

– Да она же меня по голосу сразу узнает! – Вурзель расхохотался во все горло и шлепнул со всего маха Фабиуса по спине так, что тот еле устоял на ногах.

– Ну, то что твой голос узнаваем, я нисколько не сомневаюсь, – согласился аптекарь, подумав, что в случае нужды Вурзель мог бы зарабатывать на жизнь, сзывая домой крупный рогатый скот. – Поэтому ты говорить ничего не будешь, а только будешь смеяться, слегка снизив тембр голоса. Вот так: хо-хо-хо!

Вурзелю идея пришлась по вкусу, и он снова шлепнул Фабиуса по спине.

– Заметано! Это ты правильно придумал, а то девочка ходит повсюду с бутылкой сиропа! Ей же явно не хватает углеводов, одна кожа да кости!

– Ну что ты! Это она игру такую придумала, этот пузырек для нее как подружка, – стал оправдываться аптекарь.

– Да это она тебе байки сочиняет! Это же яснее ясного: выпить ей его хочется с чаем, а жалко, потому что потом его, может быть, не будет никогда!

Фабиус захлопал глазами и весь покрылся потом: он вспомнил, как Тюса не смогла потратить аванс на празднике.

– Неужели она недоедает? – он в ужасе округлил глаза.

– Ясное дело! Я ей тоже подарок сделаю – корзинку с едой. Пусть наестся от пуза!

Фабиус решительно пошел в сторону аптеки с твердым намерением устроить калорийный ужин.

* * *

И вот долгожданный день наступил. Долина холмовиков вся трепетала в предвкушении такого непривычного праздника – Нового года. На главной площади стояла высоченная елка, мигая разноцветными огоньками. Рядом с ней соорудили высокую сцену для музыкантов, которые будут выступать, сменяя друг друга. Вокруг круглой площади разместились палатки с едой и напитками. 'Несон' продавался в фирменных палатках, в любом виде, но пользовался спросом горячий на розлив. Продавцы были наряжены бурыми медведями, и на лотках тоже всюду виднелись изображения медведей с надписью: 'Я тоже пью 'Несон! и 'К черту спячку! .

Хита искала глазами Листопада, с которым они договорились встретиться на площади прямо под часами. Холмовиков было не очень много, зато было на удивление много древесников, которым было в диковинку посмотреть на первый Новый год в долине. На сцене громко играла гармонь, там выступала группа 'Полрюмки холмобрага'. Солистка – низенькая толстая тетка – надрывно пела про неудавшееся свидание.

Хита была одета в новую дубленку, которую она дошивала, просиживая ночи напролет. Проблема с обувью тоже решилась – два предприимчивых древесника торговали зимней обувью и одеждой около чайного домика. Сапоги были не новые, но симпатичные – из красной кожи и на маленьких каблучках. А еще Хита купила себе вязаные рукавички, алевшими яркими цветами с треугольными листиками. Вот только шапочка симпатичная ей так и не попалась, пришлось надевать старый бабушкин платок.

Неожиданно сзади кто-то закрыл ей глаза руками.

– Листопад, хватит дурью маяться, – Хита резко развернулась и увидела улыбающегося Лемиса. Рядом с ним, покачиваясь в такт музыке, стояла Олесс.

– Вот так сюрприз! Малышка Хита не в кроватке! Про падающие листья поподробнее, пожалуйста, – Лемис наспех слепил снежок и стал шутливо целиться в сестру.

Хита проворно запустила в ответ, но промазала – попала в продавца горячих бутербродов. Тот стряхнул с себя снег и хмуро погрозил ей кулаком.

Народу на площади становилось все больше и больше, и скоро пройти по ней можно было с трудом. Листопад появился совсем не с той стороны, откуда его ждала Хита – со стороны холмов. С ним были Капи и длинноногий официант из чайного домика.

– Решил тебе сюрприз сделать. Вот привел твою подружку с парнем, – он лукаво улыбнулся и уставился на Лемиса с Олесс.

– Я тоже решила сделать сюрприз. Это мой брат со своей женой, – Хита подпихнула Листопада к ним поближе.

– Ну, что я могу сказать… главное – не дай из себя сделать гербарий, – Лемис пожал Листопаду руку. – Есть предложение – купить рыбный пирог!

Все двинулись к палатке, рядом с которой кружился вокруг своей оси прикрепленный на деревянный шест большой картонный пирог.

Капи тоже приоделась – на ней было пальтишко с лисьим воротником. Она не спускала глаз с Лемиса и Олесс, без конца поправляя висевшую сбоку лисью мордочку. Длинноногий Хенсель – официант из чайного домика – не отходил от нее ни на шаг и галантно ухаживал: то сладости принесет, то цветочек. Хита тоже украдкой разглядывала Олесс, отметив про себя, что она словно с фотографии тех журналов, что принес ей Листопад. Она и правда выглядела великолепно, ну просто настоящая королева.

– Дорогие друзья! В честь первого Нового года в холмах я решил всем вам сделать подарок – конфеты 'Протт-приз'! – прогремело со сцены.

Все повернули туда головы и увидели господина Протта, который приветственно поднял руки. Он исчез со сцены так же быстро, как и появился, уступив место мужскому хору.

Ребята подошли к лоткам и набрали конфет. Они были большие, в пестрой блестящей упаковке. Хита проворно открыла конфету и оттуда вылетела прозрачная бабочка. Она покружила у нее над головой и растаяла, оставив после себя аромат карамели. У Листопада в конфете была крошечная шаровая молния, которая с шипением вылетела наружу, до смерти напугав Капи. Олесс и Лемис выпустили из своей конфеты целую вереницу лесных карликов. Они важно прошли мимо, шагая в ногу, и исчезли в густой синеве морозного воздуха. Капи осторожно открыла обертку, подготовившись, видно, ко всему, но оттуда вяло поднялась сонная медуза, и, выплюнув из себя золотистое облачко, воспарила ввысь. У Хенселя в конфете ничего не оказалось – сколько он ее ни тряс, ничего не вылетело. Он разочарованно развел руками и запихнул конфету в рот целиком.

– Смотрите, у Хенселя ветки растут! – вдруг вскрикнула Хита, тыча в парня пальцем.

Голова Хенселя в маленькой вязаной шапочке, в несколько мгновений обросла раскидистыми ветками с мелкими листочками. Они были прозрачные и искрились в темноте загадочным светом.

– Ну и как это – быть деревом? Два слова для местной газеты 'Мы знаем все! – Листопад дурашливо изображал журналиста, склонившись к обескураженному Хенселю.

Светила полная луна,

В таинственном зеленом небе…

Мужской хор знал свое дело, старинная песня, переделанная на современный лад, понравилась многим. Теперь действие песни происходило зимой, а возлюбленная главного героя не умерла от тяжелой работы в поле, а весело резвилась под новогодней елкой.

Капи в умилении вытерла слезы и долго хлопала мужскому хору, изредка поглядывая на Лемиса. Он обжегся горячим бутербродом и дул себе на палец.

На башне часы пробили двенадцать раз, и все дружно захлопали в ладоши.

Листопад принес из торговой палатки палочки-гнилушки. Они светились ярко-розовым светом, источая всевозможные ароматы. На сцене появилась известная музыкальная группа 'Пресный суп'. Зрители дружно закричали и подняли вверх палочки-гнилушки. Четыре девушки в коротеньких мини-юбках посылали поклонникам воздушные поцелуи. Они кокетливо улыбнулись, топнули ножками и запели свою самую известную песню.

Если б ты меня любил,

В магазин бы сам ходил…

Начались танцы, вокруг сцены завертелись пары. К палатке с конфетами 'Протт-приз' выстроилась огромная очередь. Продавцы в костюмах бурых медведей, сыпали на танцующие пары пестрое конфетти.

Хита кружилась в быстром танце, то и дело наступая на ноги Листопаду. Тот на нее не злился, а шутил, что она как та девушка из песни, что все время проводила в поле, а танцевать не умела. Капи танцевала с Хенселем, который рассказывал ей рецепт одного сложного соуса. Последние ингредиенты она не расслышала, так как в этот момент раскидистые ветки на голове Хенселя с сильным шипением сдулись. Было так весело, и Хита подумала, что, пожалуй, это один из самых счастливых дней ее жизни.

'И вовсе они не чокнутые… – подумала она про древесников и зачерпнула снег рукой.

* * *

* * *

– Ходить ночью по пустому городу? Ой, ну ты сказанул! Да я лучше посплю подольше, – Хита покрутила пальцем у виска и недоуменно уставилась на Листопада.

– Ну, во-первых, не ночью, а ранним утром, а во-вторых, если в городе будем мы с тобой, он уже не будет пустым, – Листопад облокотился на каменный забор, барабаня пальцами по калитке. – А потом, это ведь твой первый день рождения, который ты отмечаешь, нужно обязательно начать этот день как-то по-особенному. В общем, захожу за тобой в пять, и мы с тобой пойдем встречать восход солнца.

Хита лишь пожала плечами и пошла к дому, рассуждая про себя о том, что восход солнца она видела сотню раз, когда они ни свет ни заря начинали работу в саду. И сейчас, зимой, когда отец мирно похрапывает в своей спальне, кто-то снова покушается на ее свободу! Хита с досадой бросила сапоги в угол и, плюхнувшись на кровать, укрылась с головой.

Она все еще прокручивала в голове вчерашний вечер в чайном домике 'Бодрость', где они с Листопадом встречались. Он был разряжен словно иностранец какой, и вел себя как-то странно: то смеялся ни к месту, то вдруг закурил большую сигару, да покраснел и сильно закашлялся, перевернув вазу с цветами. Ваза выплеснула ему воду на штаны, и он положил дымящую сигарету на скатерть и стал промокать штаны салфетками.

– Как хорошо, что праздники не каждый день, – Хита ловко затушила сигарету, которая выжгла на скатерти бурое пятно. – Ты же в честь праздника вырядился как гусь лапчатый?

– А что, не понравилось? – выдавил из себя Листопад, задыхаясь от кашля.

– Как бы помягче тебе ответить… понимаешь, у тебя и так руки не к тому месту пришиты, а так ты и вовсе дурилка картонная, – решила не церемониться Хита.

Она еще немного поворочалась в постели, размышляя о чудачествах древесников, и вскоре крепко заснула.

Ранним утром они с Листопадом шли в сторону главной площади. На темном небе переливались разноцветные звезды, играя тонкими сверкающими лучами. Огромная, почти в полнеба, словно хрустальная луна плыла рядом, окрашивая небо вокруг себя в серо-зеленый цвет. Хита с удивлением посмотрела на нее, она была готова поклясться, что привычный рисунок лунных кратеров изменился – теперь с бледного спутника на нее смотрело не улыбающееся лицо, а огромный тамтам со сгорбленной фигуркой шамана.

– Ты тоже видишь это? – вскрикнула она, схватив Листопада за руку и тыча в небо пальцем.

Тот остановился и задрал вверх голову.

– Что именно? – Листопад завертел головой во все стороны.

– Рисунок на луне стал другим! Там тамтам! – выпалила Хита и тут же мысленно выругалась, представив, как глупо она, должно быть, выглядела.

Листопад улыбнулся и взял ее за руки.

– Я же говорил тебе, что будет невероятно красиво, тебе уже петь хочется. Да ты не стесняйся, эмоции сдерживать не стоит. А мне вот хочется спеть – тирлим-пом-пом!

Хита не спускала глаз со светящейся луны, на которой фигурка шамана подошла к тамтаму и стала в него бить. Она отчетливо услышала глухие ритмичные удары, от которых по ее телу пробежала дрожь.

– Ты слышишь? – шепотом спросила она и прижалась поближе к парню.

– Слышу. Звучит как будто с площади, – Листопад крепче сжал ее руку и ускорил шаг.

Они шли по обледеневшей мостовой, и звук их шагов отдавался звонким эхом по пустым улицам. Хита вертела головой, разглядывая улицу, по которой она ходила тысячу раз, и которая вдруг так неожиданно преобразилась. Холмы, освещенные рыжими фонарями, смотрели на них темными окнами и выглядели словно декорации из заезжего театра. Ей же казалось, что она находится на огромной сцене, где звезды и луна – простые спецэффекты, которые в любой момент могут выключить или зажечь поярче.

Они вышли на центральную площадь и остановились в изумлении. Прямо под башней с часами стоял огромный барабан, в который стучал приземистый коротышка с всклоченными волосами. Вокруг него танцевали смуглые девушки, извиваясь подобно змеям. Несмотря на холод, одеты они были в травяные юбочки с блестящими ленточками. Они медленно наклонялись и резко вскидывали руки вверх, сверкая узкими красными глазами. Вокруг них горели факелы, в которых огонь пульсировал в такт барабану.

– Кто это такие? – с трудом выговорила Хита, еще крепче вцепившись в руку Листопада.

– Представь себе, я хотел задать тебе тот же вопрос. Город ведь твой, – он повернул к девушке голову и вопросительно посмотрел ей в глаза.

Хита слегка смутилась и посмотрела на огромную луну, висевшую прямо над танцующими девушками.

– Может быть, это духи огня, что живут в холмах. Мне про них бабушка рассказывала. Иногда можно увидеть, как они встречают восход солнца.

– Так значит, нам невероятно повезло, – Листопад радостно потер ладоши и присел на корточки. – Присаживайся, будем смотреть.

Небо на востоке уже стало светло-голубым, по нему ползли оранжевые рваные облака. Луна на западе опустилась к самому горизонту и была похожа на сверкающую жемчужину, плывущую по волнам спящих холмов. Коротышка сильнее забил в барабан и запел песню на непонятном языке. Девушки стали ему подпевать, топая ногами в такт барабану. Откуда-то из-за башни выпорхнула большая стая белых голубей и закружила над ними в форме огромного кольца. Хита посмотрела на циферблат и с удивлением увидела, что часы показывают без четверти двенадцать – час ее рождения.

– Сколько сейчас времени? – закричала она, дернув Листопада за рукав.

– Семь часов и одна минута, – ответил тот, посмотрев на наручные часы. – Смотри, а вот и солнце встает.

Солнце вынырнуло алым краем, взметнув вверх яркие лучи. Хита с изумлением заметила, что оно на самом деле не являлось источником света – это тоже было хитрой бутафорией. Свет шел отовсюду – он пробивался из трещин на мостовой, струился из окон холмов, извергался из башни с часами и просто рвался наружу из нее самой.