Текст книги "Тыквенное семечко"

Автор книги: Инесса Шипилова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 22 страниц)

Они подошли к дубу Эйче и остановились, оживленно беседуя.

– Я знаю, что мы сейчас с тобой сделаем! Мы поднимемся в мой кабинет и вместе выберем противопожарную систему из каталога! – заявил Флан таким же тоном, каким король на празднике объявляет: 'Вручаю вам меч Ингедиаль! .

Лицо Астора непроизвольно свела судорога, словно он залпом осушил стакан лимонного сока, но он героически совладал со своими эмоциями, решив, что его отказ не дай бог повредит появлению мраморного марша у обрыва.

Весь вечер они просидели в кабинете Флана, разглядывая пухлый каталог с импортными товарами. Астор не переставал удивляться, разглядывая фотографии хитрых устройств и агрегатов. Флан, не умолкая, показывал ему фотографии пожарных устройств с такой нежностью и любовью, словно листал семейный альбом.

В конце концов они остановились на устройстве фирмы 'Клабсинг и сын', которое называлось 'Ласковые струи'. Астору просто очень понравилось название, которое сразу развернуло в его воображении картину летнего дождя, и он безапелляционно ткнул пальцем в каталог, чтобы, наконец, покончить со всем этим побыстрее.

– 'Ласковые струи'! – железным голосом произнес он, намереваясь поставить точку в их затянувшейся беседе.

Флан тут же умолк и уставился в каталог.

– Я ничего о ней раньше не слышал, – с сомнением произнес он, разглядывая фотографию.

Астор понимал, что Флан готов продлить свое удовольствие долгожданного выбора до бесконечности, и решил нагло соврать.

– Зато я наслышан! Чудо просто, а не система! Летний дождь по сравнению с ней – ничто! – выпалил он и удивленно отметил про себя, что был в этот момент очень похож на кикиморку из аптеки.

– Ну, раз так, то и думать нечего, – Флан поднялся с кресла и похлопал его по плечу. – Да, чуть не забыл. В субботу в типографии будет литературный вечер. На сцене выступит сама Зулила. Вот тебе два билета в подарок!

Астор зажал в руке две мелованных бумажки и быстро пошел к двери, опасаясь, что тема противопожарных систем неожиданно может вновь вспыхнуть подобно огню.

*** **** ****

Гомза, Тюса и Шима сидели около аквариума Зеленыча и смотрели на новых черепашек, которых он вчера выловил в озере. Они были крупнее остальных, с большими умными глазами.

– Зеленыч, а ты все дно в озере обшарил? – поинтересовалась Тюса, наблюдая за пестрой рыбкой.

– Каждый раз думаю, что все, но озеро постоянно преподносит сюрпризы, – ответил водяной, набивая в заварочный чайник сухую траву. – Как-то нашел подводную пещеру в том месте, которое знал с самого детства.

– И что там было? – глаза у Тюсы возбужденно заблестели.

– А что в той пещере, это надо видеть самому, коли доплыть туда сможешь, – Зеленыч лукаво улыбнулся и поставил чашки на стол. Он поставил в центр стола большое блюдо с печеньем из бурых водорослей. Каждый в лесу знал, что именно из бурых водорослей получается самое вкусное печенье, в чем ребята неоднократно убедились, отведав это лакомство у водяного.

– Я вчера Адмиральшу видела – в кустах около нашего дуба шарила, – сказала Шима и откусила здоровенный кусок печенья.

– Небось, медальон свой ищет, – язвительно изрекла Тюса и шумно отхлебнула чай.

С Адмиральшей в последнее время столько всего произошло, что жители леса не успевали порой узнать, что за очередные метаморфозы может выкинуть ее семейка.

А началось все с того, что неожиданно для всех, да и для себя самого, тихий невзрачный сын Адмиральши вдруг в полнолуние превратился в огромного безобразного оборотня. Он разодрал в клочья любимый костюм отца, что отглаженный висел на дверце шифоньера, до смерти перепугал свою мать, которая упала в обморок в самом неподходящем месте – на кухне в таз с опарой, и с оглушительным воем умчался в непроглядную тьму.

Очнувшись, Адмиральша пришла в неописуемую ярость. Она крушила все, что попадалось ей под руку, кляня при этом водяного и его мерзкие сапожки, в коих видела причину несчастья, свалившегося вдруг на четвертое поколение ее рода совсем некстати. Усталый муж вернулся в грушу с работы голодный и злой – полдня он обхаживал клиента в своей антикварной лавке, а тот ушел и ничего не купил. А тут жена не иначе как помешалась: вся в тесте, с всклоченными волосами орет как ненормальная, только одно слово разобрать смог, которое она повторяла бесконечно – оборотень!

Увидев свой костюм, изодранный в клочья, он ни секунду не усомнился, что это ее рук дело. Его словно обдало ледяной водой: ясное дело, каким-то образом жена узнала, что уже много лет он таскает деньги из семейного бюджета.

– Я клянусь тебе, этого больше не будет! Я не буду больше воровать деньги из кассы, честное слово! – заорал он и рухнул перед ней на колени.

Адмиральша уставилась на него обезумевшим взглядом, схватила антикварный зонтик эпохи Хидерика III и сломала его о голову мужа. Тот посчитал ущерб, нанесенный его персоне, более чем достаточным, для того чтобы вернуться в лавку, собрать все самое ценное и этим же вечером удрать в Дебри со скромной авоськой, припрятанной на чердаке, что раздулась от скомканных фелдов.

Старая груша, в которой до этого дня жизнь местных снобов протекала вяло и однообразно, вдруг превратилась в эпицентр бешеных страстей. Колонки светской хроники буквально пестрели фотографиями ее жильцов, которых журналист Хлопушка подкарауливала в самые неподходящие для них моменты.

Пережив стадию бешеной ярости, Адмиральша вдруг впала в прострацию – она часами сидела, уставившись в одну точку, тщетно пытаясь поймать за хвост ускользающие мысли. Она обнаружила, что в этой кутерьме она умудрилась потерять свой ненаглядный медальон с приземистой грушей. За последние несколько дней Адмиральша произвела столько импульсивных движений, что казалось, израсходовала годовой запас энергии и теперь не могла даже пошевелить мизинцем.

А когда и эта стадия миновала, она выбросила из дома все корсеты, сочтя, что жизнь и так ее скрутила в бараний рог – чего уж тут утягиваться, тут наоборот, просторных одежд захотелось. Окрыленная творческим порывом, она за вечер сшила себе серебристую хламиду и, наспех собрав волосы сзади в маленький хвостик, двинулась на поиски потерянного медальона: ведь именно его потерю она связывала с катаклизмами, посыпавшимися на ее дом как из рога изобилия.

– Вот найду медальон, и все как рукой снимет! – говорила она всякому, кто ей попадался, и заглядывала под каждый листочек в лесу. Но медальон все не находился, сын каждое полнолуние убегал, лязгая зубами, а муж, должно быть, проматывал в Дебрях драгоценный антиквариат.

– Досталось этой, Четвертой, – сказал Гомза. размешивая ложкой сахар. – Это правда, что из-за тех сапог ее сын стал оборотнем? – спросил он Зеленыча.

– Сама шкуру выбрала – сама пусть и расхлебывает, – ответил тот, намазывая печенье маслом. – Пока она не уразумеет, что жила неправильно, ей помогать нельзя.

Когда ребята ушли, он взял очки из решета и открыл наугад толстую книгу.

– Ступени, сложенные в ряд, два мира здесь соединят… – прочел он и задумчиво посмотрел в окно.

*** *** ***

Шишел посмотрел на громадную яму, зияющую вместо фонарного столба, и тихо сплюнул.

– Не было печали – черти накачали, – проворчал он и стал засыпать яму лопатой.

– Скажите, пожалуйста, министерство транспорта – это здесь? – прозвучал звонкий голос у него над самым ухом.

Леший разогнул спину и увидел перед собой юную древесницу, с фотоаппаратом на шее и почему-то в мужских штанах.

– Тута! – сердито ответил Шишел и покосился на толстый блокнотик в руках незнакомки.

– Меня зовут Хлопушка, это мой творческий псевдоним. Я журналистка из 'Вечернего схода'. Вы мне сможете уделить несколько минут? – энергично выпалила она и принялась буравить глазами лешего.

– Чего? – только и смог ответить ей тот, ошалевший от такого количества непонятных слов.

– Я говорю, что хотела бы взять у вас, как у министра, интервью, – пояснила юная барышня и сдула длинную челку с глаз.

– Не до этого нам теперича, – раздраженно ответил ей Шишел, кивнув на ямы и ухабы вокруг пня.

– На это всегда надо время находить, на то оно и министерство, – возразила настырная журналистка и постучала карандашом по блокноту. – Вот наших читателей очень интересует вопрос – будут ли введены проездные билеты?

– Это что за штука такая? – леший растерянно почесал затылок и прислонил лопату к пню.

– Ну, это когда один раз заплатят, а целый месяц ездят, – весело отозвалась юная особа. – В иностранных лесах это модно!

От такой наглости у Шишела глаза на лоб полезли.

– Не знаю, как у них там, в тамошних лесах, может, у них там и мужики в юбчонках ходят, а мы тут лучше по старинке, – язвительно проговорил он и покосился на штаны журналистки.

Та живо перехватила его взгляд и что-то быстро нацарапала в блокноте.

– А еще наших читателей интересует – будут ли новые маршруты, по горным тропам, например?

– Да чтоб я свою Марфутку в горы погнал – дудки! – вспылил Шишел и от переполненных эмоций топнул ногой.

– Не годится министру быть таким консервативным! Нужно идти в ногу со временем, а иначе можно без кресла остаться, – ясным чистым голосом прозвенела сторонница новых веяний и недобро посмотрела на лешего. – Вот у вас и часы на десять минут отстают, – она ткнула пальцем на тутовник.

Шишел задрал голову и посмотрел на часы. Наглая кукушка, которая прокуковала недавно пол пятого, так и висела в воздухе, раскинув крылья – самым бессовестным образом подслушивала.

– Не больно мне и надо энто кресло! – крикнул Шишел, придя в ярость оттого, что его учит какая-то вертлявая девчонка в мужских штанах, а деревянные кукушки следят за каждым его шагом.

Журналистка словно этого и ждала – ловко щелкнула фотоаппаратом у самого его носа, оставив в глазах лешего темные пятна. Тот испуганно охнул и схватился руками за глаза.

– Бабка! Бабка! – заорал он что было мочи.

Из пня выскочила испуганная старуха и подхватила его под руки.

– Ох ты батюшки, что случилось такое? – запричитала она, подсовывая ему табуретку.

Леший открыл глаза и огляделся.

– Куды она делась? – стал он озираться вокруг себя, ища глазами журналистку.

– Кого ты ищешь? – встревоженно спросила его бабка.

– Ну, эту, как ее там… Петарду. Вот только что тут была, в мужских штанах, – сказал он, озираясь по сторонам.

– Святой Хидерик! – вскрикнула бабка и пощупала ему рукой лоб. – Говорила я тебе, не доведет тебя энта работа до добра, – заголосила она.

Шишел устало махнул рукой и с неприязнью посмотрел на блестящую табличку на своем пне.

*** *** ***

Гомза закрыл входную дверь за Тюсой и устало вздохнул. Ну почему так происходит каждый раз? Только решил он почитать новую книгу, как его волоком тащат на какой-то литературный вечер. Кикиморка, понятное дело, и мертвого уговорит, но стоило только представить себе, что придется весь вечер слушать стихи со сцены, как настроение мгновенно портилось дальше некуда.

Не успел он подняться наверх, как у двери зазвонил колокольчик.

– Привет, дружище! – Зак хлопнул его по плечу и подмигнул.

Когда они зашли в комнату Гомзы, Зак развалился в кресле и заложил обе руки за голову.

– Ты даже представить себе не можешь, какой объем работ я выполнил, – важно заявил он и замолчал, явно ожидая всевозможных расспросов.

Но Гомза в этот момент мучительно размышлял, что же ему надеть на этот дурацкий вечер, так как кикиморка, прощаясь, безапелляционно заявила, что костюм должен быть официальный, но в то же время с романтическими нотками. Ему очень хотелось приколоть к своему строгому черному костюму большой металлический значок с гордым профилем знаменитого фельдмаршала, и его душа терзалась в раздумьях – можно ли это отнести к лирической мелодии или же это будет явным военным маршем?

Зак, поняв, что вопросов от Гомзы он вряд ли дождется, решил взять инициативу в свои руки. Он вытащил из кармана тоненький блокнотик и открыл его, многозначительно посмотрев при этом на друга.

– Так-так-так! Что тут у нас… Ага! За последний период проведено двенадцать слежек. Все это время объект вел себя очень подозрительно – без конца оборачивался назад, бормотал себе что-то под нос. Действия, которые он совершал в нашем родном лесу, были тоже подозрительными – он расставлял повсюду огромные горшки с землей.

– Ну, что же тут странного, – перебил его Гомза. – Он же ландшафтный дизайнер, вот он горшки и расставляет.

Но Зак лишь громко хмыкнул и поднял вверх указательный палец.

– Это прикрытие! Я вытряхнул все горшки и проверил содержимое. В одном из горшков я обнаружил вот это, – с этими словами он протянул Гомзе браслет из ракушек на тонкой резиночке.

Гомза взял в руки браслет и повертел.

– Браслет как браслет. Он, наверное, с его руки просто соскочил, когда он землю насыпал в горшок, – предположил Гомза, разглядывая пестрые ракушки, раскрашенные в три цвета.

– Ничего подобного, – резко возразил ему Зак. – Наверняка все это неспроста!

Гомза понял, что его стремления взглянуть на ситуацию с другой стороны напоминают попытки отобрать бульонную кость у голодного пса.

– Так ты что, все горшки Цитруса попереворачивал? – вдруг ужаснулся он.

– Ну да! – гордо заявил Зак. – Нужно же было проверить его реакцию.

– И какая же была реакция? – Гомза заерзал на стуле, в глубине души восхищаясь смелостью друга.

– Громко кричал и топал ногами. А потом снова насыпал в них землю, – спокойно сообщил Зак точно таким же тоном, каким обычно папа говорил маме, что у него был изнурительный рабочий день. – Только я ее потом снова высыпал. А вдруг именно в этот раз он туда что-нибудь положил, – с гордостью добавил он и откинулся в кресле, всем своим видом говоря – что бы вы все без меня делали?

Гомза представил себе, что может подумать иностранный дизайнер про нравы местных жителей, но вслух решил эту тему не развивать.

– Но это еще не все! Два раза я взбирался на раздвоенную ольху и подглядывал в его окно! Меня просто мучил вопрос – на самом деле он такой толстый или у него под его балахонами припрятано что-нибудь – капканы, взрывчатка, например, – похвастался Зак своей сообразительностью и забросил ногу на ногу.

Гомза лишь раскрыл рот и широко округлил глаза, пытаясь предположить, чем же все это могло закончиться.

– Оказалось – на самом деле толстый. Но я неожиданно выяснил кое-что другое! Оказывается, он носит парик! Согласись – это неспроста! Зачем ему этот камуфляж, спрашивается? Наверняка хочет, чтобы его не узнали, видел бы ты его без парика – совсем не узнать! Вот я и подумал, остается лишь одно средство вывести его на чистую воду – публичное разоблачение. И для этого очень кстати подвернулся этот чертов вечер поэтов. Так что сегодня мы с тобой просто обязаны там быть, – подвел черту в разговоре Зак, лучезарно улыбаясь.

У Гомзы по спине веселым аллюром пробежал целый полк мурашек.

– Мы с Тюсой уже договорились туда идти, – осторожно сказал он, зная, как Зак терпеть не может кикиморку.

Тот и в самом деле скривился, словно наступил в Марфуткину лепешку.

– Куда ни шагнешь – везде эта пигалица, – раздраженно проворчал он и задумался.

У Гомзы от сердца отлегло, наверняка теперь Зак не отважится на подобную авантюру. Но тот неожиданно встрепенулся и заблестел глазками.

– Ну и кикимор с ней! Что же теперь, дело запороть из-за этого? В общем, собирайся, надень что-нибудь спортивное, чтобы движения не сковывало, – добавил он, поднимаясь с кресла.

Гомза невольно вздрогнул, почувствовав неожиданное осложнение еще не решенной задачи, и грустно взглянул в сторону шифоньера.

*** *** ***

Грелль спускался с горного склона, зажав в руке большой пучок мильвериса. Именно сегодня он решил сделать это – попросить Роффи выйти за него замуж. Он тысячу раз прокрутил в своей голове торжественные слова, которые должен ей сказать и, вызубрив их назубок, успокоился.

Утро было прохладное, по склону горы тянулись клочья тумана, а внизу, у подножья, переливались капельками росы луговые травы. Мокрые от росы сапоги Грелля казались лаковыми, он торопливо шел в сторону леса, любуясь первыми утренними лучами.

Туссель уже хлопотал у плиты, гремя кастрюлями на кухне.

– Вот те раз, мильверис! – всплеснул он руками, выйдя навстречу Греллю. – Далече, видать, ходил. Много там еще осталось?

– Немного. Того и гляди, исчезнет скоро совсем, – грустно ответил Грелль и положил пучок с фиолетовыми цветочками на стол.

Туссель подвинул к нему тарелку с кашей и шумно сел на табуретку рядом.

– Я сегодня новую кашу изобрел – один овес и листья крапивы. Такая экономия, не передать! А самое главное – вкусно, – неуверенно добавил он, с трудом проглотив первую ложку. – Да, чуть не забыл, давеча прилетал сапсан от Регора.

Грелль попробовав новое блюдо, отметил про себя, что его вороному коню оно наверняка придется по вкусу, и отодвинул тарелку, хлопнув себя по лбу.

– Ну конечно, я совсем забыл, что обещал к нему приехать! – он встал из-за стола и торопливо пошел к дверям.

– А каша? Добро переводить не годится, – проворчал ему вслед дед, постучав ложкой по его тарелке.

– А никто переводить и не собирается, я ее потом доем, – заверил его Грелль, помахав на прощание рукой.

Он вышел из ясеня и пошел в сторону долины. Он сегодня и сам собирался зайти к брату, ну а то, что их желания совпали, не могло его не порадовать. Первое, что он увидел, когда посмотрел сверху на долину – это белый воздушный змей, извивающийся в небе. Его легкий ромбик подрагивал в порывах ветра, он вилял разноцветным хвостом, словно играл сам с собой. По телу Грелля словно пробежала теплая ласковая волна, и он чуть ли не бегом стал спускаться вниз.

Регор обустроился в старом заброшенном холме. Они с Греллем долго приводили его в порядок, выбрасывая мусор, который копился в нем, должно быть, еще со времен Хидерика Первого. Совсем недавно Регор открыл тир, привезя в него все необходимое оборудование. Грелль посмотрел на яркую вывеску тира с огромным черным силуэтом сбоку. 'Черный Стрелок' – извещали прямые строгие буквы на вывеске. Вокруг них были прибиты лампочки разной величины, и Грелль живо представил, как эффектно это будет выглядеть вечером. Холм, несмотря на утренние часы, был забит посетителями. Около стойки толпилась очередь, всем не терпелось пальнуть по мишеням.

– Дела, как я погляжу, процветают, – Грелль обнял брата и огляделся по сторонам.

Регор улыбнулся краешком рта и, засунув руки в карманы, посмотрел на увлеченных холмовиков.

– А змей – просто красавец, у меня даже руки зачесались, тоже запустить хочу, – сказал Грелль, присев за столик.

– Без проблем. После закрытия этим и займемся. Я вот еще подумал, неплохо бы еду тут какую-нибудь продавать, – Регор задумчиво поскреб подбородок. – Они бы тогда стреляли до посинения.

– Неплохая идея. А кухня должна быть стилизованная, – добавил Грелль, вдруг вспомнив кашу с крапивой. – Не овес с крапивой, – возразил он самому себе, – а что-нибудь такое, где нигде не продают.

– Например – филе от Черного Стрелка, – сказал Регор, подняв вверх указательный палец.

– Звучит зловеще, но идея отличная. А что самое интересное – чистая правда, – лукаво произнес Грелль, и оба громко расхохотались.

– А я жениться собрался, вот хочу тебя попросить быть шафером на свадьбе, – Грелль надвинул шляпу на глаза и смущенно потупился.

– На той конопатой коротышке? Если поможешь мне с кухней, – Регор обнажил белые зубы в улыбке.

Грелль рассмеялся, живо представив себя в этой роли.

– По рукам! – он протянул брату руку и энергично ее потряс.

Когда Регор провожал его, он остановился и посмотрел в сторону леса.

– А я вчера с нашими монархами разговор держал, – сказал он и пнул камешек.

– И что? – Грелль изменился в лице и весь напрягся.

– Высказал им все, что я о них думаю, – ответил Регор и стал насвистывать мелодию.

У Грелля мгновенно испортилось настроение, и он, нахмурившись, тоже пнул камушек.

– В общем, я так понимаю, они выяснили, что я их сын, пригласили на беседу. Такой прием мне устроили, мама дорогая! А как расспросы начались – я им все и выдал. Судя по их реакции – с критикой они столкнулись впервые, – горько ухмыльнулся он, сорвал травинку и стал ее жевать.

– И что? – занервничал Грелль.

– Думаю, теперь мое имя возглавляет у них список особ, с которыми они не будут обедать в ближайшие пять лет.

– Ну что же, сказал, так сказал, – рассеянно сказал Грелль. – Завтра зайду к тебе, дела обсудим.

– Передавай привет старому скряге! Пусть выступит как-нибудь с лекциями перед моркусами. 'Как сделать из одного червяка – пять!

Он торопливо пошел в сторону леса, подумывая про предстоящее объяснение с Роффи.

*** *** ***

Мимоза грустно посмотрела на голый манекен и стала яростно натирать прилавок.

– Госпожа Буше! – услышала она за спиной у себя взволнованный голос.

Перед ней стояла Роффи, теребя в руке сумочку. Щеки ее полыхали ярким румянцем, а глаза возбужденно блестели.

– Я хотела спросить, осталось ли у вас то самое платье с волшебной нитью? – негромко спросила она Мимозу.

– Осталось, вон там висит, за сарафанами. Погоди… ты что, замуж выходишь? – вдруг дошло до нее.

Роффи смущенно кивнула и заулыбалась.

– Святой Хидерик, радость-то какая! И кто же этот счастливчик, надеюсь, Грелль? – Мимоза обняла Роффи, и они закружили по магазину.

Упаковав платье, Мимоза тихо вздохнула и протянула коробку.

– Я уверена, вы будете счастливы, это ясно как божий день, – сказала она и зажгла новую ароматическую палочку вместо сгоревшей.

Роффи прижала к себе коробку и зажмурилась от счастья.

– А я еще тогда, год назад, подумала, что непременно куплю его, помните, когда эти девушки выбирали свадебное платье? – сказала Роффи, наблюдая за причудливыми разводами сизого дыма.

Мимоза кивнула и печально вздохнула.

– А у меня творческий кризис. Каждую весну показываю на манекенах основные модные тенденции. Женскую моду придумала еще зимой – добавила в традиционные линии немножко восточной экзотики. Получилось чудо как хорошо. А вот с мужской модой ничего на ум не приходит, я уже измаялась совсем, – она кивнула в сторону голого манекена, грустно стоявшего около примерочной кабинки.

– А вы сходите сегодня на литературный вечер. Искусство имеет такое свойство – вдохновлять, – посоветовала ей Роффи, направляясь к выходу.

– Святой Хидерик, я совсем про это забыла! Меня же Фабиус еще на той неделе приглашал! Там будет выступать Зулила! Конечно, я обязательно пойду, – Мимоза закрыла за Роффи дверь и, ненадолго задумавшись, повесила на нее табличку 'Закрыто'.

*** **** ***

Вечером около банкетного зала типографии было многолюдно. Со всех сторон сюда подходили наряженные ливнасы, 'Зеленый Дилижанс' то и дело мотался по лесу, подвозя новые порции любителей поэзии. Прямо у входа висела огромная афиша с портретом местной знаменитости – Зулилы. На ней лицо Зулилы почти полностью скрывал Колпак Харизмы, выставив на обозрение лишь краешек алых губ. Внизу плясали рваными краями пурпурные буквы – 'Пылающие Строки', так назывался сборник ее стихов, только что вышедший в типографии.

В просторном фойе ансамбль скрипачей играл нежную классическую мелодию. Повсюду, куда только падал взгляд, стояли прилавки, где продавались книги Зулилы во всевозможных изданиях – от крошечных, карманных, до больших, похожих на энциклопедии.

Гомза с Тюсой и Заком зашли одними из первых. Зак все время твердил, что нужно время на обдумывание, как именно лучше провести операцию, поэтому они должны прийти как можно раньше и продумать все на месте.

– Ну ты и вырядился, – прошипел он Гомзе на ухо и опустил большой палец вниз.

Гомза лишь тихонько вздохнул и, взяв с прилавка 'Пылающие строки', стал вертеть книгу в руках. Он так хотел угодить и Заку и Тюсе в выборе своего гардероба, а в результате они оба остались недовольны. Тюса так и вовсе не стеснялась в выражениях, обозвав его чучелом гороховым. Она пришла на вечер в длинном платье из серого бархата, что одолжила ей на вечер Мимоза из своего магазина. Платье очень ей шло и, понятное дело, она рассчитывала на такого же сопровождающего. А тут оказались они с Заком, который и вовсе пришел в обычном спортивном костюме, с закатанными рукавами. Понятное дело, настроение у кикиморки испортилось, она это сочла как происки ее недруга Зака, а поэтому быстро взяла себя в руки, чтобы не давать ему пищу для радости.

Ребята побродили по фойе, разглядывая многочисленные стенды и стеллажи, и решили пойти в основной зал. Именно в это момент госпожа Буше схватила Гомзу за руку.

– А ну-ка повернись, дружок, – громко, в своей обычной манере, вскрикнула она.

Гомза смущенно повернулся к ней, морально подготовившись к самой суровой критике своего наряда.

– Святой Хидерик, ты сам до этого додумался? Фабиус, ты только посмотри, это именно то, что мне нужно! – она дернула аптекаря за рукав, кивнув в сторону Гомзы. – Строгий классический пиджак с алым бутоном в петлице, обычная спортивная футболка под ним, а внизу брюки со строчками и спортивные тапочки, бог мой, какая прелесть! В просвете между тапочкой и манжетой с небрежной элегантностью мелькает яркий носок. Эта тонкость чрезвычайна важна! Завтра же наряжу так же свой мужской манекен, Гомза, ты просто меня спас!

Гомза от неожиданности раскрыл рот и захлопал глазами, пытаясь понять, шутит она или говорит серьезно. Убедившись, что Мимоза не шутит, Гомза радостно дрыгнул ногой, расправляя брючину. Тюса прыснула и победоносно посмотрела на Зака. Тот лишь пожал плечами, словно хотел этим сказать 'ну честное слово, как дети малые!

Они зашли в банкетный зал, и кикиморка тихо пискнула от восторга. В самом конце зала светилась сцена, на которую были направлены разноцветные прожекторы. По всему залу были расставлены круглые столики с белоснежными скатертями. На них стояли вазочки с фруктами и высокие хрустальные бокалы с соком. Каждый столик освещался потрескивающими свечами в высоких канделябрах, что придавало неповторимую атмосферу уюта и волшебства.

Немного поразмышляв, ребята сели где-то посередине зала и стали ждать начала представления.

– Как это, наверное, замечательно – быть поэтессой! – Тюса мечтательно подкатила глаза, пытаясь представить масштаб роскоши местной знаменитости.

– А по-моему, это просто лодыри. Кем раньше была эта Зулила – да никем. Была просто Зулькой из одинокого тополя, и знали ее в лесу все только потому, что ее тополь летом в одиночку умудрялся засыпать пухом весь лес. А вот когда его срубили, она переехала в западный лес, и давай там жалостливые стихи писать, как ее, бедняжку, жилья лишили. Так вот и прославилась. Ты вот тоже, небось, если прославишься, станешь какой-нибудь Тюсильдой, нет, лучше Герминтэссой, так рифму к 'поэтессе' легче подобрать, – язвительно проговорил Зак и, прищурившись, посмотрел на кикиморку.

Но та пожирала глазами банкетный зал и публику, рассаживающуюся по местам. Зак огорчился, что булавочные уколы не достигли цели, но, заметив в дверном проеме Цитруса, весело крякнул и потер руки.

Цитрус был облачен в яркий изумрудный балахон, по которому порхали желтые бисерные бабочки. На ногах полыхали флуоресцентным светом оранжевые панталоны, яркость которых вызывала только одно желание – немедленно отвести глаза куда-нибудь в сторону. Рядом с ним, держа его под ручку, шла Лерр. На ней было темно-синее платье с огромным вырезом на спине, а на шею была наброшен мех какого-то зверька. Лерр чопорно поджала губы, раздумывая, куда бы им сесть, и, в конце концов, потоптавшись по залу, они сели за соседний столик.

Зак радостно потер ладони и многозначительно посмотрел на Гомзу, подняв при этом большой палец вверх.

Когда все расселись по местам, на сцене появился Флан Эйче. Он сказал короткую приветственную речь и пригласил Зулилу. Ярко вспыхнули лучи желтых прожекторов, которые, покружив, слились в единый столб желтого света. На сцену вышла поэтесса и смело в него шагнула.

Зулила оказалась довольно высокой и очень худой. На ней было длинное платье из лилового бархата, с блестками в тон. На голове красовался Колпак Харизмы – фиолетовая остроконечная шляпа, украшенная листьями тутовника. Кожа Зулилы была очень бледной, а длинные, черные как смоль волосы ниспадали на костлявые плечи подобно разлохмаченным концам бельевой веревки. Тюсе поэтесса напомнила соломинку в коктейле, что продавался в 'Старой ели' – такая же тонкая и длинная и со шляпкой на конце.

Тем временем Зулила вытянула вперед худую руку и с завыванием произнесла:

Куда пойти натуре тонкой?

Весь мир разбит монетой звонкой.

Куда прошелестеть шелками?

Одни лишь кости под ногами…

Голос у Зулилы оказался низким и с легкой хрипотцой. Возникало ощущение, что она наспех проглотила салат с песком и не успела откашляться. Когда она читала стихи, то неимоверно растягивала слова, словно резинку тянула. А в самом конце стихотворения она как будто отпускала эту натянутую резинку, и все в зале радовались, что оно закончилось, и хлопали.

Прослушав несколько стихотворений, Зак почувствовал, что стал клевать носом, и решил брать быка за рога. Когда после очередного стихотворения зал аплодировал Зулиле стоя, Зак вытянул вбок руку, сдернул с Цитруса парик и метнул его под ближайший стол. Все это произошло так быстро, что Гомза и глазом моргнуть не успел. Он искренне восхитился Заком, от которого никак не ожидал подобной прыти. Вот ведь что азарт с ливнасом сделать может!

Цитрус от неожиданности взмахнул руками и толкнул стоящего рядом Листопада, который энергично аплодировал. Тот не устоял на ногах и свалился прямо на стол, опрокинув канделябр со свечами. Скатерть тут же вспыхнула огнем, вверх взметнулся целый сноп искр. Лерр с визгом вскочила из-за столика, сбив с ног Цитруса, который упал, увлекая за собой соседний столик. Скатерть заполыхала еще ярче, вокруг началась самая настоящая паника. Внезапно вверху что-то зашипело, и вниз на головы собравшихся обрушилась ледяная вода. Она била прямо с потолка отовсюду, весело шипя и искрясь в лучах желтых прожекторов, складывалось впечатление, что вверху находилось несколько сотен кранов, которые открыли одновременно.

– Это новая система, вот классно! – проорал Зак Гомзе, когда они спрятались под стол. – Ну просто зверь! – с восхищением продолжил он, высунув голову наружу и наблюдая, как Зулила в мокром платье, которое к ней прилипло, мечется по сцене. С широких полей ее колпака вода стекала ровным широким потоком, низвергаясь вниз сверкающими брызгами.

Гости с визгом кинулись к выходу, и в узких дверях банкетного зала тут же образовалась пробка. 'Ласковые струи' добросовестно поливали любителей поэзии холодной водой, и вскоре зал стал напоминать веселый аттракцион. Некоторые решили переждать, пока пробка рассосется, и забились под столы, а кто-то умудрился снять со стены большую репродукцию знаменитой картины 'Девушка с книгой' и накрылся ею как зонтом. Под необычный зонт тут же набилось много желающих, в том числе и Лерр, которая тысячу раз пожалела, что надела платье с таким глубоким вырезом.