Текст книги "Госпожа следователь"

Автор книги: Игорь Зарубин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 27 страниц)

22.12 – 8.00

В одиннадцатом часу вернулся Максим.

– А где Лена? – обеспокоенно спросила Дежкина.

– А разве не дома? – вопросом на вопрос ответил Максим.

– Нет…

– Значит, все еще у Сюзанны сидит, треплется. Это называется «заскочить на минутку». – Макс встряхнул свою сумку, и сумка отозвалась мелодичным звоном стеклянных пузырьков. – Я за это время успел полподъезда обработать. Устал, как черт.

Клавдия метнулась к телефону, набрала номер закадычной подружки дочери, но Сюзанна ответила, что Лена давно от нее ушла.

На улице уже была ночь. Охваченные беспокойством, стремительно перераставшим в панику, Клавдия, Федор и Максим прочесывали близлежащие дворы, кидались с расспросами к редким прохожим, но тщетно – никто не встречал стройную девчушку с длинными косичками в джинсовой юбке и светлой блузке.

– Я больше не могу… – Тяжело дыша, Дежкина прислонилась к покосившемуся фонарному столбу. – Все, вызываю милицию. Может, ищейки возьмут след.

– Да погоди ты кипятиться!.. – Федор старался сохранять самообладание, что, впрочем, давалось ему с превеликим трудом. – Никуда она не денется…

– Я всех обзвонила!.. – закричала Клавдия. – Всех подруг и одноклассников на ноги подняла! Феденька, ее украли!

– Вечно ты в крайности бросаешься! Прекрати истерику! Слезами горю не поможешь… – Федор вдруг хлопнул себя ладонью по лбу. – Черт побери… Скорей бежим к бабке!

– Какой бабке?

– Да этой, со второго… Как ее?

Клавдия сжала кулаки. Надо же! Имени всезнающей бабки не знал никто.

К счастью, Федор оказался прав. Бабке со второго этажа позавидовал бы любой дозорный. Она действительно провела весь вечер на балконе, оглядывая окрестности.

– Видела я вашу Ленку. – Старуха почему-то не захотела открывать дверь, и Дежкиным пришлось нетерпеливо переминаться с ноги на ногу на лестничной клетке, вслушиваясь в приглушенный голос, доносившийся из квартиры. – Она с пацанами сидела в песочнице, бренчали на гитаре и пели песни.

– Когда это было? – Клавдия чувствовала, что еще немного, и она упадет в обморок.

– С девятнадцати тридцати двух до двадцати сорока четырех.

– С ума сойти, – пробормотал Федор. – Она что, секундомером засекала?

– А в двадцать сорок шесть они спустились в подвал пятиэтажки, что напротив.

– Лена? В подвал? – Клавдия не могла поверить услышанному. – Вы ничего не путаете? Это точно была именно Лена, а не какая-нибудь другая девочка?

– У меня стопроцентное зрение, – обиженно засопела старушка. – Знаете, как я в молодости стреляла из малокалиберной винтовки? На Всесоюзной спартакиаде первое место заняла!.. У меня значок есть «Ворошиловский стрелок». Где же он? Сейчас покажу…

– Мы верим, верим!!! – панически в один голос закричали Федор и Клавдия…

Тусклый луч карманного фонарика, скользнув по грязным, выщербленным ступеням, пробежался по серым, увитым проводами стенам и остановился на чем-то живом, взъерошенном, пугливом, забившемся в угол.

– Крыса! – вскрикнула Клавдия, но Федор, зажав ее рот своей ладонью, громко шепнул:

– Хрен с ней, не ори!.. Слышишь? Будто голоса…

Откуда-то издалека пробивался слабый свет. Клавдия и Федор, осторожно ступая по скользкому полу, начали продвигаться в глубь подвала и вскоре явственно различили звонкий и такой родной голос Ленки.

– Господи, это она… – выдохнула Клавдия. – Она здесь.

– Ну, я ей сейчас покажу… – воинственно прохрипел Федор.

Дружная компания пацанов и девчонок тинэйджерского возраста, среди которых была и Лена, уютно расположилась на картонных коробках вокруг маленького костерка и о чем-то вела оживленный спор. Языки пламени отбрасывали желтые блики на ребячьи лица, от чего они становились какими-то зловещими. Здесь было душно, воняло чем-то приторным и тухлым.

Появление Дежкиных явилось для подростков полнейшей неожиданностью. Они одновременно смолкли, словно по команде, уставившись на Клавдию и Федора.

– Ой, предки… – растерянно произнесла Лена. – Мне хана…

– Это точно, – согласился с дочерью Федор. – Вставай, разговор есть.

– Сумасшедшая, ты знаешь который час? – Клавдия чуть ли не с кулаками набросилась на Лену. – Половина первого!..

– Правда? – наивно удивилась девчонка. – Надо же, как быстро время летит. Вот засиделась…

– Что ты тут делаешь? Кто эти ребята?

– Мои друзья… – после короткой паузы ответила Лена.

– А почему я их впервые вижу? Почему я вообще не знала об их существовании?

– Теперь знаешь… Мам, ну че ты?.. Все же нормально…

– Нормально?! – Клавдия обвела взглядом мрачную подвальную нишу. – Ты это называешь нормальным?

– Ладно… – Федор схватил дочь за руку и буквально поволок ее к выходу. – Дома разберемся…

Дома решено было, что на месяц отменяются Ленкины походы в кино, на школьные вечеринки, на встречи с подругами. («Особенно с Сюзанной!» – вставила Клавдия.) Что о стрейчах, которые ей вот-вот собирались купить, Ленка теперь может и не мечтать. Потом Ленку заставили поклясться больше не связываться с дурной дворовой компанией.

– Сурово, – сказал Максим. – Но справедливо.

Уже засыпая, Клавдия вспомнила о ее случайной встрече с Александром, бывшим мальчишкой-фарцовщиком, а теперь преуспевающим бизнесменом, обеспеченным и уважаемым человеком.

«Неужели именно я изменила его судьбу? – удивилась Дежкина. – Не Бог, не общество, а я… Странно…»

По квартире разлилась противная трель телефонного звонка. Клавдия невольно вздрогнула. Она боялась поздних звонков. В такое время ее обычно беспокоили с работы. Но, услышав в трубке тихий голос Лины Волконской, Дежкина издала вздох облегчения.

– Клавдия Васильевна, еще не спите? Можно мне с вами поболтать?

– Подожди минуточку, не клади трубку. – Клавдия Васильевна принесла из комнаты стул, села на него и уже мысленно приготовилась к долгому и терпеливому разговору. Почти до самого утра она выслушивала исповедь страдающего сердца. Утешать она не собиралась, советов давать – тоже. Если бы Лина знала, что саму Клавдию ранит каждое ее слово о Викторе! Но наши боли нам кажутся всемирными, чужие мы не замечаем. Поэтому Лина говорила подробно, страстно и горько.

Клавдия так и уснула в прихожей с телефонной трубкой в руке, уронив голову на тумбочку. А через полчаса прозвенел будильник.

Начиналось воскресенье – еще один выходной день.

ДЕНЬ СЕДЬМОЙ

Понедельник. 09.02–10.07

День начался с новостей.

Не успела Клавдия отворить дверь в кабинет и сбросить легкий плащик, раздался телефонный звонок.

– Алло?

– Мне Дежкину, – прозвучал глухой мужской голос в трубке.

– Я у телефона.

– Это Храпицкий. Ну что, могу обрадовать: пропали двое – алкаш, нигде не работающий, и бомжиха Верка. Эй, вы меня слышите?..

Клавдия недоуменно пожала плечами. После спешки и толкотни в троллейбусе она никак не могла, войти в рабочий ритм. Голос показался знакомым, – но вот где она сталкивалась с его обладателем, Дежкина вспомнить не могла, хоть убей.

– Эй! – нетерпеливо повторил голос. – Вы куда делись?

– А кто такая Верка? – уклончиво поинтересовалась Клавдия, преследуя сразу две цели: первая – дать понять загадочному Храпицкому, что она внимает его информации, вторая – окольными путями выяснить, кто же он такой, черт возьми. – Верка-бомжиха, вы сказали?

– Ага, – подтвердил голос. – Ошивалась у меня на участке, ничего не мог поделать. Соседи на нее жаловались, жильцы, – мол, одним своим видом детей пугает… А после случая с пожаром ее никто не видел.

Клавдия вспыхнула. Хорошо хоть, она была в кабинете одна.

В памяти тут же всплыло лицо участкового Александра Борисовича, его старомодные рыжие бакенбарды и вращающиеся, будто на шарнирах, глазные яблоки.

– Я тут, по вашей просьбе, огромную изыскательскую работу провел, – между тем продолжал участковый. – Опросил всех старух на предмет подозрительных личностей, не ошивался ли кто? Нет, говорят, подозрительных не было. А вот Верку уже дня три-четыре никто не видел, и Генка как под землю провалился. То возле каждого пивного ларька его встретишь, а тут – нету Генки, и все!

Клавдия нервным, почти автоматическим движением пролистнула высокохудожественные фотоснимки Вени, сделанные на месте происшествия.

– Скажите, Александр Борисович, не могли бы вы припомнить, были ли у этих ваших пропавших подопечных какие-нибудь особые приметы?

На другом конце провода озадаченно зачмокали губами.

– Вроде ничего такого, – наконец произнес участковый. – Верка была роста среднего, худая… одевалась как попало. Бомжиха, она и есть бомжиха. Часто пила вместе с Генкой. Не просыхали, можно сказать. Ну а Генка – около метра восьмидесяти, сутулый, тридцать пять лет… залысины большие…

Клавдия рассматривала обуглившиеся тела на фотографиях, заботливо обрисованные контровым светом, – так, что и вовсе не понять, что именно изображено в кадре.

– А зубы? – тоскливо поинтересовалась Клавдия, – Может, с зубами у них не все в порядке было?.. По зубам мы попытались бы идентифицировать трупы.

– Я участковый, а не дантист, – буркнул Александр Борисович.

– Ясно. В таком случае, не припомните, рассказывали ли они вам что-нибудь такое… – Дежкина замолчала, будто сама не понимала, что именно «такое» могли сообщить о себе участковому милиционеру двое забубенных алкоголиков.

– Ну, с Генкой не особо поговоришь. У него одна тема: «Больше не буду, гражданин начальник». Бесстыжий, когда завяжешь с выпивкой? – «Больше не буду, гражданин начальник». Когда перестанешь пугать своим видом жильцов? – «Не буду, гражданин начальник». Когда на работу пойдешь? – «Больше не буду…» Заладит, как испорченный патефон, свое «не буду», – просто противно становится. А с Веркой чего разговаривать – она ведь немая!..

Клавдия даже вскочила от неожиданности.

– Как – немая?

– Очень просто. Мычала себе что-то под нос, и все дела. Одно слово, убогая. Я ее и не трогал. Ну, думаю, пусть уж ночует по подвалам, раз деваться ей некуда. Вреда от нее не было, и ладно… Алле, вы меня слышите?.. Вы куда-то пропали, алле!..

Дежкина застыла, направив взгляд немигающих глаз на серую стену напротив.

Стена была абсолютно гладкая и чистая, ровно выкрашенная масляной краской.

«Алле!., алле!..» – возбужденно журчала трубка, но следователь не реагировала.

Она вспомнила скорчившуюся обгорелую фигуру в углу кухонного помещения. Бомжиха Верка умирала в мучениях, но она не закричала. Она была немая!

Вот какая странность не давала покоя Клавдии все это время. Голосистая Ирина Журавлева, любовница Черепца, должна была орать так, что звенели бы стекла соседних домов, а из пылающей квартиры Харитонова не донеслось ни звука.

Итак, картина преступления сразу обрела ясность и законченность.

Обгорелые трупы должны были засвидетельствовать, что дело чисто и имел место всего лишь трагический случай.

Хозяин с подружкой сгинули в пламени, и кто усомнится, что тела принадлежали другим!..

На руке мужчины обнаружился оплавленный браслет часов, которыми так любил похваляться Хорек.

На голове женского трупа запеклись остатки синтетического парика, непременной принадлежности туалета Журавлевой.

Бомжихи в париках не ходят, а у хронических, беспробудных алкоголиков нет дорогих браслетов.

Взрыв, происшедший в квартире, казалось, уничтожал последние улики.

«Что мы имеем в итоге?» – задавала себе вопрос Дежкина.

Харитонов и Журавлева, разыскиваемые по смехотворному делу о пропаже дворняжки, поджигают дом и организуют двойное убийство, дабы замести следы.

Конец с итогом не сходится, как сказала бы бухгалтерша Симочка, выдающая зарплату всему составу прокуратуры.

Что может замкнуть цепь, на полюсах которой – убийства и похищенная собачка по кличке Фома?..

Рэйдж?

Клавдия медленно опустилась на стул.

Черепец сказал, что Фома обучен редкостному делу: он способен обнаружить среди сотен запахов единственный искомый.

Похищенная собачка… пропавшая Журавлева, обслуживающая чуть не весь столичный хай-класс… взрыв и пожар на квартире ее любовника – и, надо думать, сообщника – Дениса Харитонова… трупы мужчины и женщины, которые должны были, по мысли преступников, сбить следствие со следа…

Из-за чего случились все эти события, временами комические, а после трагические, если не из-за рэйджа!..

– Спасибо, – сказала Дежкина в трубку, – я вам перезвоню.

Вероятно, участковый Александр Борисович был весьма изумлен подобным исходом разговора и еще долго сжимал в руках коротко попискивающую трубку, вращая в недоумении своими огромными глазами-шарами.

А Клавдия уже направлялась на третий этаж, к кабинету горпрокурора.

10.09–12.17

Слесарь Митя возился у дверей приемной, снимая прежнюю табличку и водружая на ее место новую.

Рядом охала и вздыхала Люся.

Одного взгляда на секретаршу было достаточно, чтобы понять: случилось наконец то, что и должно было случиться.

Власть сменилась.

Всеволод Константинович Самохин, управлявший коллективом городской прокуратуры, оставил грозный пост.

«Стасюк Роман Тарасович», – гласила новая табличка.

Люся закатила глаза и всхлипнула.

– Ничего, – сказала Клавдия, – не переживай. Цари уходят, а свита остается.

– Хорошо тебе говорить! – запричитала секретарша, направляясь к столу, на котором царил непривычный беспорядок – в полном соответствии с настроением хозяйки. – Тебе-то что! – прибавила она, наливая из графина воды и запивая таблетку. – А мне Всеволод Константинович был как отец родной, и что я теперь без него буду делать!..

Она повалилась в кресло, горестно закрыв лицо ладонями.

Клавдия терпеливо пережидала.

Уж кому-кому, а ей – как, впрочем, и всем остальным сотрудникам прокуратуры – было отлично известно, как воевали меж собой Самохин и его верноподданная Люся.

Нередко даже в дальних закоулках здания отражался зычный глас прокурора, мечущего громы и молнии, и Люся вылетала из приемной как ошпаренная, и выла на бегу, и вопила, правда полушепотом, что такого деспота и самодура еще свет не видывал, и пусть он поищет себе какую-нибудь бестолковую дуреху в секретарши, и она посмеется, когда дуреха даст Самохину отлуп по полной программе.

– Я не я буду, – тараторила Люся, изливая душу очередному сослуживцу и жалостливо заглядывая при этом в глаза, – если она не даст оторваться этому старперу, и тогда он все поймет!..

Выходит, не судьба была понять бывшему начальнику, какая редкостно замечательная работница ходила у него в секретаршах.

– Ну и как тебе новый? – поинтересовалась наконец Клавдия.

Люся заскулила, точно от зубной боли.

– Лысый, – сообщила она, как припечатала, – и в очках. Мне не понравился.

– Он на месте?

– А? Да. Бумаги разбирает. – Глаза секретарши вдруг сузились. Профессиональным чутьем Люся почувствовала подвох. – Не пущу, – объявила она, выпятив грудь и позабыв о прежнем упадническом настроении. – Роман Тарасович занят. Дайте хоть человеку обосноваться на новом месте, ей-богу!

Клавдия усмехнулась.

– Люсенька, ты никогда не задумывалась, что у нового начальства и методы могут быть иными?

– В каком смысле? – насторожилась Люся.

– По-моему, мне говорили, что Стасюк не любит проволочек. У меня срочное дело, а ты пытаешься его притормозить. Представь, что через два часа прокурор сам вызовет меня и спросит, почему я не явилась к нему раньше… а я скажу: «Люся не пустила…» А?..

Секретарша помолчала, лихорадочно осмысляя ситуацию.

Если честно, Клавдия ни с кем и никогда не общалась по поводу привычек Стасюка, но это «по-моему» делало маленькую вынужденную ложь и вовсе невинной.

– Ладно, – решилась Люся, – я доложу. Но только…

– Три минуты, как обычно! – с готовностью подхватила Дежкина, для убедительности вскинув вверх три пальца. – Я не задержусь.

– А то префект приехать собирался, – проворчала секретарша, направляясь к прокурорской двери. – Если приедет, а ты у Романа Тарасовича, я прям не знаю, что сделаю!..

Через несколько мгновений она растворила тяжелую дверь и, надев на лицо маску сугубой официальности, объявила:

– Прошу, Клавдия Васильевна, Роман Тарасович ждет.

Новый прокурор города оказался человеком неопределенных лет и столь же неопределенной наружности. На мясистом носу восседали тяжелые очки в старомодной оправе. За стеклами поблескивали маленькие стального цвета глазки. Одутловатые щеки были тщательно, до голубизны выбриты. Что касается лысины, то, подумала Дежкина, секретарша Люся несколько перестаралась, выделяя ее как основную примечательность нового начальника. Лысина как лысина; вокруг – густой венчик седоватых вьющихся волос.

– Ну-ну-ну! Рад познакомиться, – начал Роман Тарасович, галантно подымаясь с места и дожидаясь, покуда Клавдия займет кресло напротив. – Впереди предстоит большая работа, и, надеюсь, мы сможем найти общий язык.

«Общие слова, по крайней мере, вы уже нашли», – про себя отметила Дежкина; вслух же она произнесла, как и новый начальник, нечто расплывчатое и необязательное.

– Итак, – заключил прокурор, подводя черту под вступительной частью, – итак, чем могу?..

– У меня дело, не терпящее отлагательств, – сообщила Клавдия. – Слышали ли вы о том, что такое рэйдж?..

Прокурор расплылся в улыбке, что одинаково могло означать и положительный ответ, и отрицательный.

– Рэйдж – новейший и весьма эффективный наркотик, – сказала Дежкина, – к тому же его розничная цена относительно невысока. Следовательно, мы должны обращать внимание на распространение рэйджа ничуть не меньше, чем на распространение, скажем, героина.

– Ну-ну-ну!.. Насколько мне известно, слухи о начале вторжения нового наркотика несколько преувеличены, – негромко произнес Стасюк.

– А у меня другие данные, – возразила Клавдия. – Информация, попавшая мне в руки, позволяет предположить, что в ближайшее время Москва будет буквально наводнена рэйджем. Это как эпидемия.

– Проблемами эпидемий, насколько мне известно, занимается прокуратура, – попытался обратить разговор в шутку Роман Тарасович. На губах его запорхала ласковая улыбка.

Клавдия против воли нахмурилась.

– Я вас понимаю, – сухо произнесла она. – Не хочется начинать работу на новом месте с таких неприятных дел. Однако ситуация не терпит отлагательств… Сами понимаете, Роман Тарасович, все шишки полетят на нас. Мне что – я человек маленький, а вот начальству придется несладко, это точно. Наркотики – не шутка. Представляете, какой вой поднимет пресса!..

Горпрокурор заерзал в кресле, с трудом подавляя неудовольствие.

– Хорошо, – он сменил легкий полуигривый тон на начальственный, солидный, – изложите факты по делу. Только кратко.

– Факты таковы, – начала Дежкина. – Не так давно мне поручили расследовать историю с пропажей собаки некоего господина Черепца…

– Собаки? – удивленно переспросил Стасюк.

– Именно, – подтвердила Клавдия. – Собака как собака, даже без родословной. Беспородная. Но! – Она подняла вверх указательный палец. – Но Фома прошел специальный курс дрессировки и обучен различать редкие наркотики.

– Фома – это хозяин? – уточнил прокурор.

– Фома – это кличка собаки, – ответила Дежкина. – А хозяина зовут Алексей Георгиевич… впрочем, это не имеет отношения к делу.

– Ну-ну-ну, – как-то неопределенно произнес Стасюк.

Клавдия пропустила мимо ушей скрытую в этом «ну-ну-ну» издевку.

– В ходе поиска мы вышли на подозреваемую в краже собаки. Ею оказалась любовница Черепца Журавлева, которая работает в салоне красоты и обслуживает едва ли не весь столичный бомонд…

– И что?

– Журавлева пропала!.. Мы вышли на след ее приятеля Харитонова… личность, как оказалось, с весьма темным прошлым. Так вот, в квартире Харитонова, буквально у меня на глазах, происходит пожар, мы обнаруживаем два обгоревших трупа… но это не Харитонов с Журавлевой, хотя, судя по всему, приложены все силы, чтобы мы думали, что погибли именно они. Понимаете, какая картина вырисовывается!..

Стасюк горестно вздохнул и покрутил в пальцах незаточенный карандаш.

– Пропажа собачки-дворняжки обставляется двойным убийством! – продолжала Клавдия, не давая прокурору времени опомниться. – Ради чего, спрашивается?.. Ответ один: рэйдж! В Москву должна поступить крупная партия наркотика, и собаку убрали, чтобы не возникло осложнений и наркотик беспрепятственно проник через все заслоны…

– Послушайте, – произнес наконец Роман Тарасович, – мне, конечно, импонирует направление ваших мыслей, желание за мелким хищением увидеть нечто более крупное и масштабное… но не до такой же степени!.. – Он поднялся из кресла и тяжелыми шагами принялся крестить кабинет из угла в угол. – Мы поставлены блюсти закон, а не придумывать какие-то мифические заговоры, чтобы затем их победно раскрывать. Не надо усложнять!.. У нас и без того хватает сложностей. Криминогенная обстановка в столице такова, что на ее фоне разговоры о какой-то дворняжке, павшей жертвою наркомафии, выглядят по меньшей мере… – Прокурор помялся, подыскивая нужное, наиболее выразительное словцо, и, как видно, решил остановиться на общедоступном варианте: – …По меньшей мере идиотскими.

Зависло молчание. Стасюк буравил Клавдию немигающим взглядом своих маленьких стальных глаз. Тень увольнения опять нависла над Клавдией.

– Уважаемый Роман Тарасович, – приторно заговорила она, но в голосе читалось скорее раздражение, чем лесть, – уважаемый Роман Тарасович, если два трупа вам видятся чем-то не заслуживающим внимания, то…

– Ну-ну-ну! Я так не сказал, – возразил Стасюк, – вы меня неправильно услышали!.. Просто-напросто в цепи ваших рассуждений имеются явные несоответствия… Собачка, трупы… наркотики!.. Давайте договоримся так: по поводу гибели двоих человек в квартире… как вы назвали?..

– В квартире Харитонова, – подсказала Клавдия.

– Да-да, именно. Я запрошу все документы, внимательно изучу дело… Возможно, это несчастный случай, который вы истолковали к своей выгоде…

– Какая же у меня может быть выгода?! – удивилась Дежкина. – Гибнут двое, их трупы пытаются выдать за чужие. На руке мужчины – часы Харитонова, на голове женщины – парик Журавлевой. Погибшие – бомжи, так что расчет точен – их долго не хватятся… если вообще кто-нибудь заметит пропажу…

– Хорошо, – сказал Стасюк, а теперь давайте посмотрим с другой стороны. В квартиру… этого…

– Харитонова, – вновь подсказала Дежкина.

– Именно, – кивнул Роман Тарасович. – В его квартиру проникают двое бомжей, крадут часы и парик… По оплошности происходит возгорание… воришки гибнут в огне. А вы говорите – убийство!..

Роман Тарасович вновь взял в руки карандаш, как видно давая понять, что аудиенция подходит к концу.

– И все-таки… – произнесла было Клавдия, но взвизгнул селектор, и искаженный Люсин голос доложил:

– Роман Тарасович, к вам префект!..

Стасюк развел руками и поглядел на посетительницу.

Дежкина поднялась. Да, Люся права – лысый, в очках и не понравился.

Дверь отворилась, и двое мужчин в стильных, с иголочки костюмах ступили на красный прокурорский ковер.

Роман Тарасович, как гостеприимный хозяин, двинулся навстречу.

– Следователь прокуратуры, – представил Стасюк Клавдию, когда обмен рукопожатиями подошел к концу.

– Дежкина, – сказала она.

– Мы, кажется, знакомы, – приветливо улыбнулся Клавдии второй мужчина, который все время на полшага почтительно отставал от первого, – Как продвигается расследование?..

Это был супрефект Олег Николаевич.

– Превосходно, – ответила Клавдия и покинула кабинет.

Ее никто не задерживал.

… – Ну как? Как новый?.. – остановили ее возгласы на выходе из приемной.

Дежкина сделала неопределенное лицо и пожала плечами.

Сотрудники прокуратуры были не сильно озабочены сменой власти, но любопытство – пуще неволи.

Клавдия торопливо миновала группы оживленно беседующих коллег и направилась восвояси.

– Говорят, он зять Филиппова, – звучали перешептывания в коридоре, – а Филиппов – это, сами понимаете, что такое…

– Мне говорили, он принципиальный… Жуткий дока. Всю районную прокуратуру извел… ну о-о-очень требовательный!..

– Требовательный – это хорошо. Не был бы придирчивым…

– Наверное, станет тащить свою команду… своих людей…

– Кто знает!..

– Слыхали? – вдруг ухватили Клавдию за локоть. – Стасюк!

Это был Семенов.

В другой раз Клавдия бы едва приостановилась из вежливости. Но сегодня ей вдруг захотелось поболтать ни о чем.

У Семенова в шкафу хранился замечательно мощный кипятильник, способный в минуту превратить в пар десятилитровое ведро воды.

Поэтому чаевничала здесь вся прокуратура, кроме Клавдиного кабинета, разумеется. Клавдия никогда не захаживала к своему кулинарному конкуренту, а вот сейчас решилась.

– Шило на мыло, – буркнула Дежкина по поводу Стасюка, когда вдвоем с Семеновым они оказались в дальнем его кабинете и Семенов уже извлек из шкафа знаменитый кипятильник и чашки, коричнево-черные внутри от чайного настоя. – По-моему, проблем с уходом Самохина у нас вовсе не убавится…

– Увы, – вздохнул Семенов. – Судьба, значит, такая. А с судьбой спорить – грех. У вас-то как?..

– Расследую дело о пропаже дворняги, – усмехнулась Дежкина.

– Слышал…

– А собачка-то, кажется, связана с наркотиками…

– О?

– Ладно, сначала разберусь, а потом буду рассказывать. Ну а вы? Трупы, убийства, погони, бандиты?.. – она указала на лежавшие на углу стола фотографии.

На фотографиях был изображен скрючившийся мужчина, распластавшийся в нелепой позе на железнодорожной насыпи.

– Меняемся, – предложил Семенов, – я вам – трупы, вы мне – собачку… Хочется, знаете ли, разнообразия. А то опять подсунули… ох! Вам везет!

Он вздохнул, глядя на кипу фотографий.

Клавдия – скорее автоматически, нежели из любопытства, – начала перебирать снимки.

– Что? – спросил Семенов, заметив перемену в настроении Дежкиной. – Не хотите?

– А? Что? – невпопад сказала Клавдия. – Так что, будут меня в этом кабинете чаем угощать – или как?..

Семенов поспешно заколдовал над заварочным чайником, и тема была забыта.

Клавдия наблюдала за торопливыми движениями его рук, а перед глазами стоял укрупненный фотоснимок, оказавшийся среди прочих.

Крупно: лицо мужчины с широкими скулами и удивленно приоткрытыми глазами, тяжелый подбородок.

Дежкина хорошо помнила этот подбородок… и руку, которая задумчиво почесывала щетину между подбородком и шеей.

Посетитель Чубаристова.

«Сибиряк».

Тот самый загадочный персонаж из дела Долишвили или Шальнова – Гольфмана…

Интересные дела.

Это был он – и он погиб!..