355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Игорь Макаров » Очерки истории Реформации в Финляндии 1520-1620-е гг. » Текст книги (страница 37)
Очерки истории Реформации в Финляндии 1520-1620-е гг.
  • Текст добавлен: 17 июня 2019, 20:30

Текст книги "Очерки истории Реформации в Финляндии 1520-1620-е гг."


Автор книги: Игорь Макаров


Жанр:

   

История


сообщить о нарушении

Текущая страница: 37 (всего у книги 45 страниц)

Завершается предисловие сетованиями автора на скромность своего дарования, перемежающимися с обращением к читателю с просьбой о сочувствии и поддержке, причем делаются прозрачные намеки на происки неких недоброжелателей, враждебно встретивших его труд. По этому поводу трудно сказать что-то определенное. С одной стороны, в признании автором собственного несовершенства можно усмотреть сугубо этикетный прием, восходящий к средневековой традиции (своего рода “фигура смирения”). С другой стороны, допустимо, что среди духовных лиц Турку, действительно, нашлись и такие, кто откровенно завидовал Яакко Финно, получившему от монарха почетное поручение составить ряд книг на финском языке, что, помимо прочего, существенно поправило и его материальное положение. Как это нередко бывает в замкнутой церковной (и академической) среде, в Турку конца XVI в. – при всей малочисленности и узости высшей епархиальной прослойки – вполне хватало дрязг и интриг, особенно если к ним примешивались интересы вполне меркантильного свойства: в условиях материального оскудения первых постреформационных десятилетий каждая церковная должность или ответственное поручение со стороны властей сулили безбедное существование и гарантировали общественный почет.

В качестве параллели сошлемся на то, что Эрик Хяркяпя, вынужденный уступить ректорское место Яакко Финно, своему бывшему ученику, только что вернувшемуся из Германии, обратился к королю с письмом, в котором сетовал на происки недоброжелателей, завидовавших его образованности, и умолял монарха вернуть ему прежнюю должность, поскольку место епископа Выборгского, на которое он был незадолго до того назначен, представлялось ему менее престижным и спокойным (Pirinen 1976, 82 s.). Отметим также нотки беспокойства, звучащие в предисловиях Микаэля Агриколы к переводу Нового Завета и «Книге молитв»: не называя конкретных имен, автор также говорит о чрезмерной строгости критиков своего труда и о происках конкурентов (у Финно подобная жалоба звучит даже в менее завуалированной форме, чем у Агриколы).

Не исключено также, что в рассматриваемую эпоху кто-то мог вполне искренне сомневаться в самой возможности существования духовной поэзии на весьма еще малоразвитом в литературном отношении финском языке, что и объясняло «придирки» к весьма немногочисленной книжной продукции, издававшейся по-фински.

Как бы то ни было, вопреки опасениям Яакко Финно, едва прикрытым благочестивой риторикой, никаких реальных конкурентов ему в тот период не нашлось. Более того, его книга была переиздана в 1615 году распоряжением епископа Эрика Соролайнена, бывшего ученика Яакко Финно. Мы уже упоминали, что другой его ученик, Хемминки из Маску, включил практически все произведения из сборника Яакко Финно в собственную “Книгу духовных песнопений”. Голос автора из далекого шестнадцатого столетия достаточно громко и авторитетно звучит также в современных лютеранских храмах Финляндии: на протяжении XX века все семь оригинальных фрагментов, которые магистр Якобус Петри Финно сочинил для своей книги, неизменно включались в различные редакции сборников финских духовных песнопений и благодаря этому сохранили непосредственный доступ в верующие души.

Глава IV

Эрик Соролайнен (ок.1546 – 1625)

Эрик Соролайнен явился преемником Паавали Юстена на епископской кафедре Турку и 28-м финским епископом (если отсчет вести от св. Генриха): этот пост он занимал на протяжении сорока с лишним лет – с 1583 по 1625 г., дольше, чем кто бы то ни было за всю историю лютеранской церкви Финляндии. Уже одно это обстоятельство заставляет обратить пристальное внимание на его фигуру и ту роль, которую он сыграл в истории финской Реформации. Как мы постараемся показать в настоящем очерке, в его епископство заканчивается процесс утверждения Реформации на финской почве, в общей сложности занявший одно столетие, и одновременно с тем исподволь начинается новый этап, который можно определить как период доктринально оформившегося, самодостаточного и замкнутого в себе ортодоксального лютеранства (фин. puhdasoppisuus), ставшего официальной (и единственной дозволенной) конфессией Шведского королевства и, следовательно, Финляндии. Некоторые историки называют Эрика Соролайнена «последним выдающимся деятелем Реформации в Финляндии» (ср. Kouri 1984,17 s.).

1. Эрик Соролайнен родился в 1546 г. в приходе Лайтила, расположенном к северу от Турку. Его родителям принадлежала там усадьба Сорола. Эти три названия – Лайтила, Турку (точнее, его шведский вариант – Або) и Сорола – входили в состав различных вариантов имени будущего епископа. От последнего из упомянутых названий была произведена форма Соролайнен, т.е. “уроженец Сорола”: под этим именем он и вошел в историю. Правда, сам Эрик Соролайнен и его современники, как правило, использовали латинизированную форму – Ericus Erici (“Эрик, сын Эрика”). Сделавшись епископом, Эрик Соролайнен начал именовать себя Ericus Erici Episcopus Aboensis, т.е. «Эрик, сын Эрика, епископ Або»: эта форма, помимо всего прочего, употребляется и в его сочинениях, написанных по-фински. Известно также, что в Ростокский университет он записался под именем Ericus Erici Laedalensis (“Эрик, сын Эрика, уроженец Лайтила”).

Отец будущего епископа по имени Ericus Jacobi являлся настоятелем прихода Лайтила на протяжении почти четверти века (с 1555 по 1579 гг.). Семейное предание гласило, что по происхождению он был венгерским дворянином из Трансильвании (!), будто бы сражался против турок в армии императора Карла V, затем неизвестно каким образом оказался в Ливонии (или Литве), где стал лютеранским пастором, а оттуда – также неведомым путем – попал в Финляндию (Ruuth 1927, 528 s.). Здесь он женился на вдове настоятеля прихода Лайтила и получил эту должность, так сказать, “по наследству”. Трудно сказать, насколько достоверен этот рассказ (исследователи давно уже высказывали сомнения в его подлинности – см. Haavio 1947, 29 s.), но в семье будущего епископа ему, безусловно, верили, позднее же, в начале семнадцатого века, на это предание ссылался (или все же его сочинил?) Ericus Erici Junior, т.е. Эрик Младший, сын Эрика Соролайнена (Holmstrm 1937, 7 s.; Kouri 1979, 172 s.).

В этой связи уместно обратить внимание на одно обстоятельство, которое с началом Реформации стало характерной сословной приметой лютеранского духовенства Финляндии (как и других стран, где это направление одержало верх): речь идет о постепенном складывании пасторских династий и формировании такого примечательного явления финской жизни, как pappilakulttuuri, (“культура пасторатов”), сохранявшего свою жизнеспособность едва ли не до середины ХХ века (Suolahti 1917-1920, 228-240 ss.). Семья Эрика Соролайнена являет собой один из ранних примеров такого рода: духовное поприще выбрал не только сам Эрик, но и оба его брата, причем один из них получил приход Лайтила почти сразу же после смерти отца и оставался там настоятелем на протяжении последующих сорока лет, примерно в те же самые годы, когда Эрик занимал епископскую кафедру (заметим, что приход Лайтила брат Эрика получил за два года до того, как тот стал епископом Турку, и, следовательно, ни о какой родственной протекции речи здесь не было).

Как показывает биография Эрика Соролайнена, его семья явно не бедствовала, коль скоро располагала возможностями дать всем трем сыновьям образование, необходимое для духовной карьеры, что было не столь уж типичным явлением в этот период, отмеченный значительным материальным оскудением финской церкви и уменьшением доходов приходских священников. Учитывая упомянутое выше семейное предание, трудно с полной определенностью сказать, какой язык был родным (“домашним”) для Эрика, но известно, что в зрелые годы он свободно говорил и писал на финском, шведском и немецком. Исследования лингвистических особенностей произведений Эрика Соролайнена, написанных по-фински, обнаружили следы значительного немецком влияния (Ikola 1949, 84 s), на основании чего было сделано предположение, что дома раньше всего он заговорил по-немецки (приведенная выше семейная легенда о трансильванском происхождении его отца, кстати говоря, не противоречит подобному предположению). Впрочем, ситуация билингвизма и даже трилингвизма не была чем-то уникальным среди высший сословий Финляндии этого времени.

Духовная карьера Эрика Соролайнена, как и многих других его современников, выбравших эту стезю, начинается с кафедральной школы Турку, главного очага образования в Финляндии тех времен. Об этом заведении мы уже рассказывали в первой части нашей работы, а также в очерках, посвященных Паавали Юстену и Яакко Финно. Эрик Соролайнен поступил туда в начале 1560-х гг., когда ректором школы был Эрик Хяркяпя, много сделавший для повышению уровня тамошнего преподавания. Эрик Соролайнен проучился в школе восемь лет – по два года в каждом из четырех классов, что в принципе было обычным явлением среди юношей, предназначивших себя для духовного звания и желавших углубить свои познания в науках (Salminen 1970, 21 s.). По окончании кафедральной школы Турку он был посвящен в духовный сан епископом Паавали Юстеном и по заведенному тогда обычаю оставлен при школе ассистентом (вспомним аналогичный эпизод из биографии Паавали Юстена). В первой части нашей работы, а также в главе о Яакко Финно мы говорили о той важной роли, которую кафедральная школа Турку играла в распространении элементов гуманистической культуры в Финляндии. Известно, к примеру, что в 1560-е гг. в последнем классе ученики читали Вергилия и занимались греческим, что являлось заслугой Эрика Хяркяпя, в свое время учившегося у Меланхтона.

Годы учения в Турку заложили основы мировоззрения Эрика Соролайнена. В предыдущих очерках мы упоминали об ориентации ведущих представителей финского духовенства этого периода прежде всего на Меланхтона, поскольку многие учились либо непосредственно у “Наставника Германии”, либо у его ближайших учеников (Holmstrm 1937, 12-16 ss, Kouri 1982, 38 s). К примеру, Паавали Юстен в 1540-е гг. слушал его лекции в Виттенберге, а Эрик Хяркяпя в первой половине 1550-х гг. учился там же, а затем в Ростоке, где меланхтоновское влияние также было ощутимым. В 1568 г. Хяркяпя был смещен с ректорской должности, на которую назначили магистра Яакко Финно, недавно вернувшегося после учебы в тех же Виттенберге и Ростоке – именно под руководством последнего Эрик Соролайнен окончил школу и начал свою духовную карьеру. В этот период учителя школы опирались в первую очередь на диалектические и риторические методы Меланхтона; помимо того, основы теологии преподавались по сочинению Меланхтона “Общие принципы теологии” (Loci communes rerum theologicum) либо по компендиуму меланхтоновской теологии, известному под названием Margarita theologica и составленному учеником великого реформатора, Иоганном Шпангенбергом (это сочинение было тогда хорошо известно в Шведском королевстве, причем в 1558 г. был даже сделан его перевод на шведский: Kouri 1982, 39 s.). Назначенный в том же году кафедральным пробстом Турку Хенрик Кнутсон (Henricus Canuti), выходец из Швеции, также окончил Виттенбергский университет в 1554 г., в период расцвета влияния Меланхтона. Вообще же, как мы отмечали в своем месте (см. часть I, гл. 2, § 1.1), в шведской церкви, направляемой архиепископом Лаурентиусом Петри, этот период был отмечен преобладанием “старомеланхтоновского” влияния, что не могло не сказаться и на церкви Финляндии. В то же время исследователи не исключают вероятности распространения и более свежих («филиппистских») веяний среди ведущих клириков Турку, учитывая то обстоятельство, что упомянутые Эрик Хяркяпя, Яакко Финно и Хенрик Кнутсон получили образование на континенте как раз в период, отмеченный особым распространением идей позднего Меланхтона и его ближайших учеников, т.н. «филиппистов» (Kouri 1982, 37-38 ss.). Все эти обстоятельства стоит держать в уме для понимания некоторых особенностей мировоззрения зрелого Эрика Соролайнена и его поведения в сложных церковно-политических вопросах последней четверти XVI века.

Кроме того, на него не могла не оказать влияние и непростая политическая обстановка в Шведском королевстве в период, когда он учился в кафедральной школе Турку и затем стал евангелическим священником. На его глазах произошло смещение герцога Иоанна его братом Эриком XIV, а четыре года спустя – свержение Эрика уже Иоанном. При этом духовенство Турку присягало и тому, и другому, каждый раз подписываясь под документами, осуждающими свергнутого монарха. Оба сына Густава Вазы самовластно вмешивались в церковные дела, что существенно осложняло жизнь епископу Юстену и главным членам капитула, стремившимся сохранить некоторую самостоятельность своей епархии и в то же время не желавшим ссориться с государем. В реальных условиях того времени соблюдать провозглашенный отцами лютеранской Реформации принцип четкого разделения двух властей – церковной и политической (potestas ecclesiastica et potestas politica) – было делом нелегким.

Исследователи отмечают, что конкретные политические обстоятельства Швеции-Финляндии 1560 – начала 1570-х гг. оказали существенное влияние на формирование представлений будущего епископа Турку о принципах взаимоотношений духовной и светской властей и на вытекавшую оттуда его собственную линию, ведь как-никак он сумел удержаться на епископской кафедре Турку в правление четырех монархов из династии Ваза (см. Kouri 1982, 42 s). С одной стороны, учеба в кафедральной школе и общение с ее преподавателями, а также специфика Финляндии, духовенство которой со времен Средневековья активно привлекалось к решению практических вопросов управления страной, укрепили его в представлении о желательности и оправданности весомой роли евангелическо-лютеранской церкви во всех сферах жизни общества и о необходимости усиления церковной автономии на фундаменте, заложенном Лютером и Меланхтоном. С другой стороны, перипетии 1560-х гг. убедили его в желательности и неизбежности мирного сосуществования новой церкви с законным светским государем, рассчитывавшим на лояльное отношение к себе.

2. В 1573 г. Эрик Соролайнен, получив стипендию капитула, отправился на учебу в Германию. Ему было тогда уже 27 лет, хотя, заметим, приступать к университетским занятиям в таком достаточно зрелом для студента возрасте (да еще в звании лютеранского священника) не было чем-то исключительным для финской церкви периода Реформации: вспомним Агриколу и Юстена, примерно в том же возрасте начавших заниматься в Виттенбергском университете после нескольких лет преподавания в кафедральной школе и рукоположения в священники. Правда, Эрик Соролайнен (или Ericus Laedalensis, «Эрик из Лайтила», как он стал себя именовать в академическом мире) предпочел отправиться не в колыбель лютеранства, а в Ростокский университет, неоднократно уже упоминавшийся в предыдущих разделах нашей работы. Выбор этот, конечно же, не был случаен хотя бы уже потому, что непосредственные учителя Эрика по кафедральной школе, Эрик Хяркяпя и Яакко Финно, рекомендовавшие ему названный университет, окончили именно это заведение и сохранили о нем наилучшие воспоминания.

Как уже отмечалось (см. очерк о Яакко Финно), преподаватели Ростокского университета, и в первую очередь его ректор Давид Хитреус, тяготели к умеренному меланхтонизму, избегавшему агрессивности и полемичности, в то время столь характерных как для непосредственных продолжателей линии Меланхтона (“филиппистов”), так и для их противников (“гнесиолютеран”, т.е. “истинных лютеран”).

К сказанному о Ростокском университете в очерке о Яакко Финно добавим еще ряд деталей. Давид Хитреус окончательно отошел от филиппистского направления как раз к началу 1570-х гг., когда там стал заниматься будущий епископ Турку: он считал чересчур радикальной одну из основных идей сторонников филиппизма о необходимости т.н. “второй Реформации” и предпочел отмежеваться от взглядов позднего Меланхтона на природу евхаристии, приняв точку зрения Лютера. В отличие от других немецких протестантских университетов того времени, в Ростоке стремились придерживаться своего рода общелютеранской via media, по поводу же Хитреуса хорошо замечено, что “он был представителем меланхтоновской ортодоксии, тяготевшим к гибкости и компромиссам и почтительно относившимся к гуманизму и учению древней Церкви” (Kouri 1982, 46 s.). Именно Давид Хитреус вместе с такими известными лютеранскими богословами своего времени, как Якоб Андреэ (Jacobus Andreae) и Мартин Хемниц, как раз в 1570-е гг. пытался примирить между собой враждующие лютеранские группировки. Их усилия увенчались выработкой к 1577 г. т.н. “Формулы согласия”, в наибольшей степени отразившей представления Якоба Андреэ: правда, Давид Хитреус под конец отошел от участия в составлении этого документа и даже не подписал его, считая достигнутый результат чересчур догматизированным и жестким (Tiilil 1947, 713 s.). Современники отмечали широкую образованность Давида Хитреуса, его глубокий ум, склонность к спокойному, взвешенному обсуждению проблем. Серьезное влияние на него оказали взгляды Петруса Рамуса, в особенности же представления последнего о принципах школьного и университетского преподавания (об этом см. часть I, глава 2, § 1.2). Именно по этой причине в Ростоке основное внимание уделялось преподаванию риторики, прикладного богословия и церковно-исторических и общегуманистических предметов, в особенности древних языков и античной истории. На первый план выдвинулся текстологический разбор Священного Писания, тогда как сугубо богословская проблематика неизбежно отступала перед вопросами прикладного филологического и морально-этического характера. Устав университета требовал от его преподавателей приверженности трем символам веры древней Церкви, а также “Аугсбургскому вероисповеданию”, “Шмалькальденским статьям” и прочим сочинениям Лютера. Катехизис же, составленный самим Давидом Хитреусом и, кстати сказать, хорошо тогда известный в Скандинавии, опирался преимущественно на “Общие принципы теологии” (Loci communes) Меланхтона, причем – и это важно выделить особо – первого издания, получившего одобрение Лютера.

Несомненно, эта среда оказала глубокое влияние на приступившего к университетским штудиям молодого лютеранского священника из Финляндии, тем более что именно это направление, обычно называемое “старомеланхтоновским”, преобладало в те годы и в церкви Шведского королевства. Из университета Эрик Соролайнен вынес основательное знание латыни, греческого и древнееврейского языков, церковной и античной истории и, судя по всему, получил неплохую риторическую подготовку (в соответствии с рамистской моделью образования владение риторическими приемами считалось обязательным для протестантского проповедника), что впоследствии проявилось в его сочинениях. Допустимо предположить, что он усвоил и преобладавшую в Ростоке установку на поиск компромиссов в церковной и политической жизни и достаточно широкое – без крайностей как “филиппизма”, так и “истинного лютеранства” (“гнесиолютеранства”) – толкование лютеранской доктрины в духе коренных идей ее основателя.

Эрик Соролайнен покинул Росток в конце 1576 (либо в начале 1577) года. Хотя в более поздних документах и других источниках он неизменно именуется «магистром», у историков возникли серьезные подозрения, что по какой-то причине он не сдал необходимого экзамена, поскольку в списке магистров Ростокского университета его имя не значится (Paarma 1980, 143 s.).

Из Ростока Эрик Соролайнен направился не в родной Турку, а в Стокгольм, где сразу же получил место придворного проповедника. В этом назначении, вероятно, не последнюю роль сыграли знакомства со студентами из знатных шведских семейств, завязавшиеся во время учебы в университете, что дало ему возможность найти более перспективное место в сравнении с провинциальным Турку, но конкретно об этом ничего не известно. В свое время аналогичным образом из Виттенберга в Стокгольм попал Мартин Тейтт, учившийся вместе с Агриколой: связи, складывавшиеся в университете, где обучались и выходцы из Швеции, имевшие влияние при королевском дворе, зачастую оказывались весьма бесполезными.

В Стокгольм Эрик Соролайнен прибыл вскоре после того, как по инициативе короля Иоанна III была принята новая богослужебная книга Liturgia Svecanae Ecclesiae catholicae et orthodoxae conformis, прозванная “Красной книгой” (о ней мы говорили во второй главе первой части нашей работы, а также в очерках о Юстене и Финно). После одобрения “Красной книги” в Шведском королевстве сложилась крайне напряженная ситуация, получившая название “литургического спора”, или «литургической борьбы» (шв. liturgiska striden, фин. liturgiariita), что требовало четкой позиции от каждого священнослужителя. Тот факт, что Эрик Соролайнен получил место придворного проповедника недвусмысленно указывает на его выбор в пользу “литургической реформы”. Как уже отмечалось в предыдущих очерках, упомянутая реформа не встретила в финской церкви значительного сопротивления, поэтому в позиции выпускника Ростокского университета не было ничего, что выделяло бы его из духовенства Финляндии. На его положительное восприятие реформы могли повлиять такие факторы, как бóльшая консервативность финской литургической практики и, с другой стороны, меньшая радикальность Реформации в Финляндии (даже по сравнению со Швецией), а также упоминавшиеся меланхтоновские влияния, исключавшие излишнюю пылкость в тех или иных богослужебных предпочтениях. Вероятно, молодому священнику из Финляндии вполне по душе пришлась эстетическая выразительность и чинность нового порядка богослужения, как и всей церковной жизни (по крайней мере, и в зрелые годы ему будет не чужд вкус к внешней красивости и нарядности, о чем свидетельствуют не только принципы построения проповедей, вошедших в его самое значительное произведение, двухтомную Постиллу, изданную на исходе его жизненного пути, но и само графическое оформление названного сочинения, до мелочей продуманное самим автором). В любом случае он никогда не был сторонником жестко кодифицированного, “очищенного” протестантизма, за что ему впоследствии изрядно досталось от современников и потомков, находивших его подход чересчур «суетным» и недостаточно принципиальным.

По-видимому, молодой проповедник Ericus Erici Laedalensis был в скором времени замечен и оценен королем: примечательно, что именно ему было доверено совершение – едва ли не первым в Шведском королевстве (!) – богослужения по “Красной книге”. В свете этого нас не удивит, что уже в 1578 г. его назначили ректором кафедральной школы в городе Йевле (Gvle), в провинции Норрланд. Школа и в целом церковная среда этого города играли важную роль в “литургическом споре”, поскольку здесь собрались некоторые активные сторонники короля, в частности, будущий архиепископ – ”литургист” Андреас Бьёрнрам. Король поддерживал с ними тесные отношения, стремясь превратить Йевле в центр богословско-литургической мысли, отражавшей его взгляды, так что Эрик Соролайнен оказался в своего рода “мозговом центре“ литургических нововведений для всего королевства (см. Parvio 1990, /995/s.).


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю