Текст книги "Очерки истории Реформации в Финляндии 1520-1620-е гг."

Автор книги: Игорь Макаров

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 45 страниц)

Сочинение, о котором идет речь, входило в серию книг, изданных в те годы в Шведском королевстве с целью обличения “заблуждений” кальвинистов (инициатором этой серии был стокгольмский издатель Петер Готус, специализировавшийся на издании работ в защиту лютеранской ортодоксии: в частности, именно он перевел на шведский и издал в 1584 г. “Аугсбургское вероисповедание”; в своем сочинении ректор школы Турку, собственно говоря, во многом опирался на брошюру того же Готуса “Тезисы кальвинистов”, выпущенную в 1602 г.). Хотя трактат Хельсингиуса носил чисто компилятивный характер (его главной целью было ознакомить духовенство Финляндии с кальвинистскими “заблуждениями”, заодно продемонстрировав правителю солидарность духовенства Турку со своими шведскими собратьями), исследователи отмечают особое место этого сочинения в истории финского лютеранства. С одной стороны, трактат стал первым сочинением по догматическим вопросам, появившимся в Финляндии с начала Реформации (если не считать коллективного послания духовенства Турку Иоанну III, приписываемого Яакко Финно). С другой стороны, этот труд зафиксировал изменения, происшедшие в финской церкви к началу XVII века: “Время Реформации более широкой и неопределенной в вероучительном отношении миновало. Совершился переход к конфессионально определившейся раннелютеранской ортодоксии” (Heininen 1974, 217 s.). Само слово «опровержение» (refutatio), поставленное в заглавие трактата, говорит о том, что перед нами образчик «контроверсной теологии», типичной для той эпохи (“Хельсингиус завез в Финляндию швабскую ортодоксию” – Heininen 1977, 40 s.).

В этот период Маркус Хельсингиус, вероятно, стал в некотором роде “экспертом” кафедрального капитула по теологическим вопросам, в особенности когда совершился упомянутый переход к “капитулу лекторов”. Как знаток древнееврейского языка он стал главной фигурой комитета по переводу всей Библии на финский язык, учрежденного в 1602 г., о чем речь пойдет в следующем пункте. Скончался он довольно рано, в 1609 г.

В 1600 – 1610-е гг. в руководстве финской церкви, в частности, капитуле Турку, появились новые лица. Примечательно, что все они учились в Виттенбергском университете, превратившемся, как отмечалось, в оплот лютеранской ортодоксии, а до того их главным наставником в школе Турку был Маркус Хельсингиус. В 1605 г. новыми членами только что реформированного “капитула лекторов” стали незадолго до того прибывшие из Виттенберга Йоахим Стутеус (Stutaeus) и Микаэль Корнелии (Cornelii).

Первый из них стал лектором теологии; в 1609 г. после смерти Хельсингиуса ему доверили заведование школой; позднее, в середине 1610-х гг., после смерти Грегориуса Тейтта, он стал церковным настоятелем Турку. Микаэль Корнелии, сделавший более скромную карьеру, был назначен конректором школы. В 1609 г. в Турку появился Габриэль Мелартопеус (Melartopaeus), приходившийся дальним родственником бывшему кафедральному пробсту Петеру Мелартопеусу, к тому времени уже покинувшему Финляндию после упразднения его должности. Подобно епископу Эрику, Габриэль Мелартопеус происходил из пасторской семьи: его отец был приходским настоятелем; кроме того, его младший брат также выбрал духовную стезю. Он получил основательную подготовку в новом ортодоксальном духе, защитив в Виттенберге пять диссертаций. Одна из них, направленная против кальвинистов, фактически была списана с упомянутого трактата Маркуса Хельсингиуса (вероятно, Мелартопеус ознакомился с этим сочинением еще в Турку, до поездки в Виттенберг). Собственно говоря, именно Хельсингиус ввел Мелартопеуса в мир идей консервативно-ортодоксального лютеранства (любопытная деталь: вскоре после своего возвращения на родину Мелартопеус женился на вдове Хельсингиуса, усыновив при этом трех его детей). В Турку Габриэль Мелартопеус стал вначале лектором теологии, а в 1615 г. был назначен ректором школы. В конце 1610-х гг. он вошел в доверие к престарелому епископу, который даже пожелал сделать его своим преемником по кафедре, что осложнило отношения Мелартопеуса с вышеупомянутым Йоахимом Стутеусом, к тому времени получившим место церковного настоятеля Турку и претендовавшим на еще более высокий пост. Правда, Эрику Соролайнену так и не удалось оставить свою кафедру Мелартопеусу, однако в 1630-е гг. последнего поставили во главе воссозданной Выборгской епархии. Некоторые исследователи склонны считать Габриэля Мелартопеуса одним из образованнейших представителей финского лютеранства первой половины XVII столетия, незаслуженно оттесненным – по причине своего финского происхождения – на вторые роли в условиях новой государственной политики централизации и унификации, что в реальности оборачивалось шведизацией высших сословий (под таким углом зрения судьба Мелартопеуса рассматривается в посвященной ему работе: Heininen 1974-1977).

В 1610-е гг. из Виттенберга вернулся и приступил к преподаванию в кафедральной школе Мартин (Мартти) Стодиус. Он получил основательную подготовку в области древних языков, благодаря чему много позже оказался причастен к полному переводу Библии на финский язык, увидевшему свет в 1642 г. После того как в 1640 г. в Турку был основан университет (тогда он именовался академией), Стодиус сделался его профессором, причем он был одним из двух местных уроженцев, получивших профессорскую должность (все остальные должности оказались в руках выходцев из Швеции и Германии). Помимо языков, он увлекался также Каббалой и прочими оккультными дисциплинами, что чуть было ему не стоило карьеры и самой жизни: по наветам коллег его обвинили в колдовстве, и лишь вмешательство просвещенного генерал-губернатора Петера Брахе спасло его от преследования, однако и после смерти его считали чернокнижником (Suomen kulttuurihistоria 1935, 332 s.). Правда, приведенная история относится уже к следующему периоду в истории финской церкви – эпохе ортодоксии, или “чистого учения” (фин. puhdasoppisuus), выходящему за рамки нашей работы, мы же позволили себе упомянуть этот эпизод, поскольку он проливает дополнительный свет на высшую церковную среду Турку последних лет епископства Эрика Соролайнена и периода, наступившего непосредственно вслед за его кончиной.

Эрик Соролайнен, до самого конца удерживавший бразды правления епархией, оставался безусловным авторитетом для новой генерации священнослужителей. Безусловно, сказывалась и большая разница в возрасте: после того, как в 1615 г. умер церковный настоятель Турку Грегориус Тейтт, Эрик Соролайнен остался единственным из тех, кто направлял финскую церковь в бурные 1590-е гг., поэтому в глазах молодого поколения он, вероятно, был фигурой легендарной, почитаемой за свою ученость и солидный жизненный опыт. С другой стороны, из главного сочинения Эрика Соролайнена – объемной Постиллы, изданной в двух томах соответственно в 1621 и 1625 гг. (Postilla, 1988-1990) – складывается впечатление, что новоиспеченные магистры Виттенбергского университета, вернувшиеся в Турку, познакомили почтенного епископа с новейшими тенденциями немецкого лютеранства. Фигура епископа, подписавшего постановление Упсальского собора 1593 г. (на котором был одобрен фундаментальный для шведско-финского лютеранства вероучительный свод, т.н. Confessio fidei), как бы объединяла две эпохи: с одной стороны, он был связан с предыдущим поколением реформаторов, распространявших протестантские идеи в Финляндии, однако его Постилла защищала уже “чистое” (и, стало быть, “истинное”) учение.

В начале XVII столетия в Упсальском университете видную роль играли два выходца из Финляндии, о которых стоит сказать здесь несколько слов, т.к. оба они были взращены церковной средой Турку и своих связей с нею до конца не порывали, хотя родные края покинули еще в ранней молодости.

Йоханнес Рауманнус (Raumannus), как видно по его латинизированному имени, происходил из западнофинского города Раума. Помимо прочего, его фигура интересна и в социологическом плане, т.к. он был одним из немногих церковнослужителей той эпохи, имевших дворянское происхождение, что, как отмечалось в соответствующем месте первой главы, с началом Реформации стало в Финляндии достаточно большой редкостью. В кафедральной школе Турку он успел застать Яакко Финно, затем учился в Стокгольмской высшей школе, открытой Иоанном III, откуда перебрался в Йенский университет и в 1597 г. стал там магистром философии: на последнее обстоятельство следует обратить особое внимание, поскольку на протяжении всего XVI столетия выходцы из Швеции и Финляндии обычно ограничивались званием магистра свободных искусств. В Финляндию он больше не вернулся, получив более престижное профессорское место во вновь открытом Упсальском университете; до конца своих дней († 1614) он прожил в Швеции. Проучившись в Йене, которая была тогда одним из центров лютеранской ортодоксии и протестантского неоаристотелизма, Рауманнус, тем не менее, сохранил приверженность умеренному меланхтонизму и рамизму, занимавшим на рубеже веков доминирующие позиции в шведском (и финском) лютеранстве: эти основы были ему привиты еще в кафедральной школе Турку (Salminen 1970, 169 s.). Несмотря на то, что в 1598 г. Йоханнес Рауманнус вместе с другими членами Упсальского капитула выступил в поддержку Сигизмунда III, его не постигла месть победившего Карла, который, как мы видели, обрушил репрессии на духовенство Финляндии. Более того, в 1601-1604 гг. он получил возможность вновь поучиться в Германии, на этот раз в Марбургском университете, ставшем прибежищем консервативного меланхтонизма и до 1605 г. следовавшем в фарватере “общелютеранской” линии. Выбор этого университета, как нетрудно догадаться, был согласован с Карлом, которому была близка теологическая позиция марбургской профессуры. В Марбурге Рауманнус защитил диссертацию и стал доктором богословия – первым за всю историю Реформации, причем не только в Финляндии, но и во всем Шведском королевстве. В 1610 – 1614 гг. он был ректором Упсальского университета: назначивший его на это место Карл IX явно видел в нем противовес нараставшей ортодоксии (Ruuth 1932, 452 s.).

Вторым уроженцем Финляндии, стяжавшим в Швеции громкую славу и одновременно нажившим себе там множество врагов, был Сигфрид Форсиус. Натура многогранная, он прославился своими занятиями астрологией, натурфилософией, физикой, минералогией и географией. Форсиус был уроженцем Хельсинки, о чем свидетельствует латинизированная форма его имени (Forsius Helsingforsius), произведенная от Helsingfors, шведского названия Хельсинки; его родным языком, в отличие от Маркуса Хельсингиуса, также уроженца Хельсинки (и, заметим, участника перевода Библии на финский), был шведский. В начале XVII в. мы застаем его уже профессором Упсальского университета, однако связей с Финляндией он не порывал, поскольку до 1615 г. оставался “заочным” настоятелем юго-западного финского прихода Кемиё (такое в принципе было возможно), что обеспечивало ему неплохой доход. Форсиус имел непростые отношения с королем Карлом и профессурой Упсальского университета; несколько раз он даже оказывался в темнице по обвинению в магии и колдовстве. Сигфрид Форсиус первым в Шведском королевстве издал альманахи, распространявшиеся также и в Финляндии. По обычаю того времени он также составлял гороскопы, пользовавшиеся немалым успехом (увлечение гороскопами и предсказаниями – типичная черта мировоззрения людей XVI– XVII вв., выражавшая «привычку видеть человека как противоречивое единство, которое, однако, допускало воздействие свободной воли и указывало путь к ее приложению»: Тананаева, 1996, 51). Лишившись в Швеции всех своих должностей и доходов вследствие происков недоброжелателей, Сигфрид Форсиус окончил свои дни в Финляндии: в 1619 г. тогдашний генерал-губернатор Финляндии Лейонхувуд, воспользовавшись своим патронажным правом, сделал его церковным настоятелем шведоязычного городка Экенэс (фин. Таммисаари) на юге Финляндии. С епископом Эриком Соролайненом (они были почти ровесниками), отличавшимся широкой образованностью, Форсиус поддерживал довольно тесные и теплые отношения. Так, установлено, что описание кометы 1607 г., содержащееся в Постилле Соролайнена, было заимствовано из одного сочинения Форсиуса (Tarkiainen 1923, 359 s.). Примечательно, что первый том Постиллы, вышедший в 1623 г., наряду с прочими посвящениями, открывается латинской “сапфической одой” (ode saphica), принадлежащей перу Сигфрида Форсиуса, который именует себя Pastor Dryopolitanus (т.е. «пастор из Экенэса [греч. Дриополя]») et Astronomus. Есть сведения, что проживая в Финляндии, он сочинил – также на латыни – обширное стихотворение, посвященное языческим богам финнов, но, к сожалению, оно оказалось утеряно (Grotenfelt 1929, 120 s.). Форсиус писал также по-шведски: ему принадлежит значительный сборник духовных песнопений (Andlige Psalmen och Wijsor). Хотя Сигфрид Форсиус вряд ли активно участвовал в церковных делах Финляндии, его фигура представляет определенный интерес также в контексте нашей работы, проливая дополнительный свет на историко-культурные условия Финляндии рубежа XVI – XVII столетий. Дело в том, что кроме Форсиуса, чье имя по праву занимает достойное место в шведской культурной истории, финляндские шведы за весь период Реформации не выдвинули других сколь-нибудь значительных авторов, писавших на шведском или латыни. При отсутствии в Финляндии своего университета та часть населения страны, для которой шведский был родным языком, получала всю необходимую литературу (в первую очередь духовного и околонаучного содержания) непосредственно из метрополии. Поскольку в церкви Финляндии доминирующим был финский язык (в проповедях и богослужениях), те ограниченные ресурсы, что стокгольмское правительство отпускало на начинания в сфере церковной книжности, предназначались в первую очередь для издания текстов на нем.

6.3. Среди событий последних двух десятилетий Реформации в Финляндии особо следует выделить создание осенью 1602 г. специального комитета по переводу всего текста Библии на финский язык: соответствующий указ появился после того, как в указанном году Карл посетил Финляндию и примирился с ее дворянством и духовенством. К тому времени на финский язык были переведены лишь две пятых Ветхого Завета.

Решение о создании упомянутого комитета было принято с оглядкой на постановление Упсальского собора 1593 г. о необходимости нового перевода Библии на шведский язык, который опирался бы не только на языки оригинала, но, как особо подчеркивалось, учитывал бы и немецкий перевод Лютера. Последнее обстоятельство объяснялось тем, что именно с этого времени в Швеции Лютер стал почитаться как непревзойденный авторитет во всех религиозных вопросах. Это, заметим, не очень устраивало Карла Сёдерманландского, отрицательно относившегося к сакрализации Лютера и полагавшего, что достаточно опираться лишь на текст Библии. В силу этого вопрос о новом переводе Библии не только на финский, но и на шведский язык лишь осложнил и без того уже непростые взаимоотношения короля с высшим лютеранским духовенством королевства: с одной стороны, правитель сделал уступку, согласившись на формирование соответствующих комиссий по подготовке обоих переводов, шведского и финского, но, с другой стороны, ученых мужей он явно не торопил. До самой своей смерти в 1611 г. Карл IX так и не утвердил новый шведский перевод Библии (Heininen 1974, 139 s.). Таков был контекст, в котором Карл, встревоженный, как мы помним, “папистской закваской” финского духовенства и вообще всех жителей Финляндии, подписал распоряжение о создании в Турку Библейского комитета: по его мнению, отсутствие полного финского перевода Ветхого Завета было одним из главных препятствий для углубления Реформации в Финляндии.

Председателем Библейского комитета был назначен только что вернувшийся к своим обязанностям епископ Эрик (в упомянутом постановлении его назвали «мужем выдающейся учености и праведности»). Кроме него, в состав комитета вошли еще семь членов. Среди них мы найдем уже знакомые нам имена главного настоятеля Турку Грегориуса Тейтта, кафедрального пробста Петера Мелартопеуса и ректора кафедральной школы Маркуса Хельсингиуса. Членом комитета стал также и представитель Выборга, ректор тамошней школы Кристиан Бартольди. Из членов комитета древнееврейским языком основательно владели, собственно говоря, только Хельсингиус и Бартольди. Первый из них, как мы помним, в начале 1590-х гг. был направлен в Виттенберг специально для изучения этого языка в виду планов перевода Ветхого Завета на финский. Бартольди же был значительно старше Хельсингиуса: известно, что он обучался в Ростокском университете еще в 1580-1584 гг., из чего можно составить некоторое представление о характере его образования и богословских предпочтениях (о специфике обучения в университете Ростока и о его роли в духовном становлении Яакко Финно и Эрика Соролайнена см. в соответствующих очерках второй части нашей работы; напрашивается предположение, что с Кристианом Бартольди епископу Эрику было нетрудно найти общий язык в силу сходства полученного ими университетского образования).

История Библейского комитета 1602 г. полна неясностей. Прежде всего не сохранилось целостного перевода Библии, который можно было бы считать непосредственным результатом его работы. Возможно, не в последнюю очередь это объяснялось тем, что довольно быстро комитет «естественным путем» прекратил свое существование: скажем, к 1610 г. в живых уже не было главных гебраистов комитета Хельсингиуса и Бартольди, что неминуемо отрицательно сказалось на работе по переводу; кафедральный пробст Мелартопеус еще в 1605 г. покинул Турку и т.д.; в результате к середине 1610-х гг. из членов комитета, назначенных в 1602 г., на своем месте оставался лишь почтенный Эрик Соролайнен.

Дошедший до наших дней первый финский перевод всей Библии (1642) был выполнен уже следующим поколением ученых мужей из Турку. По этой причине высказывалось критическое предположение, что комитет 1602 г. так ничего и не создал и перевод 1642 г. появился практически на пустом месте, если не принимать в расчет трудов Агриколы, переводы которого к середине XVII в. казались уже устаревшими (эта точка зрения была высказана, например, в диссертации Peltonen 1960; ср. также Lehikoinen, Kiuru 1993, 18 s.). С другой стороны, есть основания предполагать, что члены первого комитета кое-чего все-таки достигли. Скажем, проведенный анализ цитат из Псалмов, содержащихся в Постилле Эрика Соролайнена, обнаружил их разительное сходство с соответствующими местами в переводе 1642 г., тогда как Агрикола в своем переводе Псалтыри 1551 г. приводит варианты, отличные как от цитированных Эриком Соролайненом, так и от перевода 1642 г. (Launiala 1937, 13 s.; правда, некоторым лингвистам указанные совпадения соответствующих мест Библии 1642 г. и Постиллы Эрика Соролайнена все же не показались достаточно убедительными: ср. Hkkinen 1994, 86-87 ss.). Вообще говоря, епископ Эрик в своей Постилле обильно цитирует Ветхий Завет, и напрашивается предположение, что он перевел эти отрывки не самостоятельно, но воспользовался уже готовым переводом, выполненным как раз Библейским комитетом. Любопытно, что уже в 1617 г. епископ и магистрат Турку обратились к новому королю Густаву II Адольфу с просьбой выделить средства на издание финского перевода Библии: вероятно, к тому времени перевод уже был готов или близок к завершению. Более того, известно, что уже был найден издатель (Heininen 1992, 18 s.; Parvio 1959, 255 s.). Однако в 1618 г. вышел в свет новый шведский перевод Библии, и вполне возможно, что Эрик Соролайнен выразил пожелание сличить с ним и заново отредактировать уже практически готовый (?) финский вариант, издание которого, таким образом, было отложено. После смерти же епископа ситуация резко изменилась: на кафедру в Турку был назначен швед Исаак Ротовиус, совершенно не владевший финским языком и к тому же критически относившийся к результатам деятельности своего предшественника. Неудивительно, что по инициативе Ротовиуса был учрежден новый комитет по переводу Библии на финский язык. Тем не менее, по мнению ряда авторитетных исследователей (Parvio 1992, 38-39 ss.), та быстрота, с которой назначенные Ротовиусом переводчики справились со своей работой, свидетельствует скорее в пользу предположения, что в их распоряжении имелась некая рукопись (или хотя бы фрагменты) перевода, выполненного их предшественниками из Библейского комитета 1602 г. Неслучайно, скажем, в новый Библейский комитет был включен Мартин Стодиус, о котором говорилось выше: он появился в школе Турку в середине 1610-х гг. и, вполне возможно, был знаком с переводом, о публикации которого говорилось в упомянутом обращении к королю 1617 г.

6.4. Два первых десятилетия XVII в. оставили ряд значительных памятников церковной книжности на старофинском языке, что свидетельствовало о серьезности, с которой в епархии Турку относились к выполнению одного из основных заветов отцов Реформации, касавшегося роли национальных языков в религиозной жизни. Это соответствовало и постановлению Упсальского собора 1593 г., поставившего задачу евангелизации широких масс народа. Подобно Иоанну III, новый король Карл IX, а затем и его наследник Густав II Адольф покровительствовали этой деятельности. Данное обстоятельство – при всей скромности книжной продукции, вышедшей в это время на финском языке (в сравнении с той же Швецией, не говоря уже о странах Центральной и Западной Европы) – заслуживает особого упоминания, если вспомнить о конкретных условиях того времени, когда из-за нескончаемых войн власти располагали в целом довольно скудными средствами на духовную и культурную сферу. С другой стороны, королевская власть стремилась модернизировать общество, сплотив все его слои, о чем уже шла речь в своем месте: государство считало церковь важным институтом, в обязанности которого входило прививать народу основы нравственности и верноподданнические чувства; в силу этого данный институт нуждался в особом покровительстве светской власти.

Крупнейшие сочинения на финском языке вышли из-под пера епископа Эрика Соролайнена в первой четверти XVII в.: в 1610-1620-е гг. им были составлены Катехизис (объемом в более чем 500 страниц), Служебник и, наконец, уже упоминавшаяся здесь Постилла – монументальный двухтомный сборник проповедей на все воскресные и праздничные дни церковного года (более 2200 страниц). Эти сочинения с должным вниманием будут рассмотрены во второй части нашей работы в очерке, посвященном их автору. В этом же разделе отметим значение первых двух названных трудов (т.е. Катехизиса и Служебника) для совершавшейся тогда церковной эволюции: установка на унификацию всех сторон жизни королевства потребовала также унификации церковной практики, которая в Финляндии, как указывалось выше, обладала рядом специфических особенностей. В глазах короля Карла и сторонников более жесткой лютеранской линии служебник Паавали Юстена, использовавшийся в Финляндии вплоть до начала XVII в., выглядел весьма архаично, т.к. был все еще слишком тесно связан со средневековой католической мессой. Новый служебник 1614 г. подвел черту в литургической эволюции финской церкви, начатой еще в 1540-е гг. Богослужения на финском языке отныне стали более или менее идентичными шведским и, таким образом, с литургическим своеобразием финской церкви, присущим ей в первые реформационные десятилетия (см. первую главу первой части нашей работы, а также соответствующие места в очерках, посвященных Агриколе и Юстену во второй части), было покончено (Knuutila 1990, 364-365 ss.). Богослужениям на финском языке, начавшим совершаться по новому служебнику, были присущи бльшая “сухость” и сдержанность в сравнении с первыми десятилетиями Реформации (Parvio 1990, /1001/ s.).

В 1615 г. были переизданы Катехизис Яакко Финно (от первого его издания до нашего времени не сохранилось ни одного экземпляра) и Книга молитв того же автора. Правда, довольно скоро упомянутый катехизис, по духу принадлежавший, скорее, эпохе, предшествовавшей историческому Упсальскому собору, был вытеснен из употребления аналогичным сборником Эрика Соролайнена, составленным с учетом новых тенденций в шведско-финляндском лютеранстве.

О том, что традиции перевода на финский язык душеполезных книг, заложенные в свое время Яакко Финно, продолжали жить, свидетельствует появившаяся в 1605 г. (по другим данным, в промежутке между 1610 и 1614 гг.) Малая книга финских духовных песнопений (Yxi wh suomenkielinen wirsikiria). Ее автором был Хемминки (Хемминг) из Маску (Маскулайнен), служивший настоятелем прихода Маску, что неподалеку от Турку. Известно, что в свое время он учился в кафедральной школе Турку под руководством все того же магистра Яакко Финно; судя по всему, Хемминки не получил университетского образования и Финляндию никогда не покидал. Он находился в тесных отношениях с членами кафедрального капитула (в частности, его жена была родственницей кафедрального пробста Петера Мелартопеуса и в то же время приходилась родной сестрой упоминавшемуся выше Габриэлю Мелартопеусу). Прослужив многие годы настоятелем сельского прихода, он отдавал себе отчет в эстетической и воспитательной роли духовного пения в жизни церковной общины. Неудивительно поэтому, что он более, нежели прочие ведущие деятели финской церкви, ощущал потребность в издании такого рода, особенно учитывая, что сборник его учителя к тому времени уже стал редкостью из-за малочисленности тиража. В основу своей книги Хемминки из Маску положил одноименный труд Яакко Финно. Вторую ее часть составили духовные песнопения, переведенные главным образом со шведского. Вследствие этого сборник финского автора оказался гораздо обширнее в сравнении с аналогичной шведской книгой, использовавшейся тогда в приходской практике. Автором нескольких песнопений был сам пастор Хемминки; интересно, что кафедральный пробст Мелартопеус (родственник жены Хемминки) также приложил руку к этому сборнику (и наверняка, пользуясь своими связями, помог издать его в Стокгольме): известно, что он сочинил одно песнопение и перевел (либо, по крайней мере, обработал) четыре других (Paarma 1980, 262 s.). По замечанию Мартти Парвио, крупнейшего знатока старофинской книжности, “этот сборник завершил формирование традиции церковных песнопений на финском языке” (Parvio 1988, 29 s.). Общим местом стало суждение, что песнопения, созданные или обработанные пастором из Маску, отличаются большей эстетической выразительностью в сравнении с тем, что было сделано Яакко Финно (ср. Raittila 1977, 244 s.).

В 1616 г. Хенрикки из Маску издал перевод на финский язык средневекового латинского сборника Piae cantiones (Благочестивые песнопения) под названием Песнопения о Христе и скорбях жизни человеческой, в стародавние времена сочиненные на латыни епископами и главными церковными людьми Финляндии (Wanhain Suomen maan Pijspain, ia Kircon Esimiesten latinankielised laulud, Christuxesta, ia inhimisen elmn surkeudhesta). Еще в 1582 г. этот сборник был издан на латыни под редакцией и в переработке Яакко Финно: таким образом, и этим начинанием пастор из Маску продолжил дело своего учителя, которого в предисловии к своему труду назвал “достопочтенным мужем”. Подобно латинскому оригиналу, финский перевод предназначался в первую очередь для учащихся школ: как и в средневековую эпоху, в начале XVII в. хор учеников кафедральной школы по-прежнему принимал участие в богослужении и других церемониях (например, в похоронах).

В предисловии к своей книге Хенрикки из Маску счел нужным подчеркнуть ценность и важность отечественной церковной традиции средневекового периода: в этом он был верен заветам своих предшественников, рассматривавших историю церкви Финляндии от Средневековья до Реформации как непрерывный процесс (свидетельством тому – тексты Агриколы и Юстена, переводы которых мы предлагаем во второй части нашей работы). В то же время, в отличие от своего учителя Яакко Финно, Хенрикки был склонен положительно оценивать традиции церковного пения, доставшиеся в наследство от католической эпохи: в своем предисловии он отмечает, что песнопения, созданные на исходе католического периода, были исполнены подлинного благочестия и сохранили свою ценность для воспитания христиан уже в духе Реформации.

В начале XVII в. важным центром, где создавались книги на финском языке, стал Выборг, о чем мы отдельно скажем в следующем пункте. В целом же следует отметить, что как и прежде, финский язык функционировал преимущественно в сферах богослужения, душеполезного чтения, церковного пения и воспитания. Немногочисленное образованное население страны могло удовлетворять свои духовные и интеллектуальные запросы чтением литературы на других языках (латинском, шведском, отчасти немецком). Что же касается простого народа (фин. rahvas), в массе своей не владевшего шведским языком (по крайней мере, книжным), то именно к нему – причем на его родном языке – была обращена проповедь местной лютеранской церкви, прививавшей ему христианские представления о мире в свете идей Реформации. Богослужение, проповедь и катехизис стали основными инструментами воздействия на широкие слои общества.

В сравнении с текстами Агриколы или даже Юстена язык перечисленных памятников ориентировался почти исключительно на юго-западные финские диалекты (Hkkinen 1994, 443 s.): это можно объяснить, с одной стороны, возросшим значением Турку и, с другой, культурным упадком Выборга и Восточной Финляндии в целом. То же самое можно сказать и о языке юридических памятников, о чем свидетельствуют вышеупомянутые переводы сборников законов, выполненные пастором Льюнго. Примечательно, что в одном из своих предисловий последний назвал язык окрестностей Турку и своей родной области Похъянмаа наиболее “чистым” среди всех финских диалектов: подобное суждение отражало реалии того времени, когда именно эти районы опережали в своем развитии прочие области Финляндии; кроме того, помимо налета «квасного патриотизма», подобное высказывание Льюнго отражало объективное возрастание роли Похъянмаа в сравнении с эпохой Агриколы, который не видел оснований выделять эту область и отдавал предпочтение Собственно-Финляндии с центром в Турку.

6.5. В 1618 г. Выборгская кафедра после почти сорокалетнего перерыва вновь обрела собственного епископа, и, таким образом, Выборгская епархия была восстановлена теперь уже фактически (формально ее никто не упразднял после смерти последнего епископа Выборгского Эрика Хяркяпя). Эрик Соролайнен остался епископом Турку, а новым епископом Выборгским был назначен Олави (Олаус) Элимеус, до того занимавший пост церковного настоятеля Стокгольма: по происхождению он был финном из Восточной Финляндии, центром которой являлся Выборг.