Текст книги "Очерки истории Реформации в Финляндии 1520-1620-е гг."
Автор книги: Игорь Макаров
Жанр:
История
сообщить о нарушении
Текущая страница: 11 (всего у книги 45 страниц)
Литургический и обрядовый раздел Уложения (составляющий, к слову сказать, 1/3 его содержания) также содержит моменты, свидетельствующие о некоторой специфике шведского лютеранства в сравнении с немецким: евангелическое шведское богослужение имело в целом более эстетически выразительный характер; был сохранен ряд моментов церковной практики, уже устраненных в Германии как слишком “католические” – например, экзорцизм во время обряда крещения или возношение Святых даров священником (elevatio) при совершении таинства евхаристии, хотя относительно возможного магического истолкования последнего Уложение особо предостерегает священников (как мы увидим, понадобилось еще два десятка лет, чтобы эти моменты были официально и бесповоротно запрещены). Вследствие этого богослужение шведской церкви второй половины XVI в. сохраняло более традиционный и торжественный характер, чем во многих других лютеранских регионах. В то же время Уложение включило ряд положений, направленных на устранение из церковной практики ряда моментов, унаследованных от средневековой эпохи: так, были запрещены благодарственные молитвы перед изображениями святых, освящение предметов и зданий, крестные ходы. Нетрудно заметить, что в основе этого лежало стремление устранить из духовной жизни внешний, чувственно воспринимаемый элемент или, во всяком случае, приуменьшить его (действительно, для неграмотного простонародья богослужение было прежде всего ярким внешним действом). В духе учения Лютера Уложение 1571 г. основной упор делало на проповеди Слова Божиего, что отражалось и во внутреннем устройстве церковного здания (так, исчезли боковые алтари; бóльшая часть внутреннего помещения оказалась занята скамейками для слушателей проповеди). В то же время хор со ставшим теперь единственным алтарем сохранился: именно хор был предназначен для совершения двух главных лютеранских таинств – крещения и евхаристии. Хор отделялся от остального помещения храма невысокой алтарной преградой, причем неясно, возникла ли эта преграда в шведских и финских церквах в эпоху Реформации или же она досталась от средневековых времен (Pirinen H. 1996).
Как и в Германии, лютеранская церковь Швеции проявляла особую заботу о сфере просвещения, что нашло выражение в особом Школьном уложении, включенном в состав Церковного уложения. Педагогические взгляды Лаурентиуса Петри сложились под влиянием Меланхтона, а также французского протестантского философа Петруса Рамуса (о последнем см. след. пункт).
В целом Церковное уложение 1571 г. подвело итог полувековому периоду Реформации в Шведском королевстве (и соответственно в Финляндии), определив основные направления его дальнейшей эволюции.
1.2. В 1568 г. страдавший психическим расстройством Эрик XIV был отстранен от власти своим братом, который взошел на трон под именем Иоанна (Юхана) III и держал бразды правления королевством на протяжении последующей четверти века. Очень скоро смена правителя повлекла за собой значительные перемены в церковной жизни Швеции.
Иоанн III был весьма начитан в богословских вопросах и, в частности, в Отцах Церкви. Считается, что его религиозные представления сложились под влиянием таких факторов, как усвоенный в юности меланхтоновский гуманизм, знакомство с практикой англиканской церкви в конце 1550-х гг. во время пребывания в Англии, а также религиозные взгляды его жены Екатерины из польской династии Ягеллонов, сочувствовавшей умеренно-реформированному католицизму (Gustaffson 1986, 84 s.). Кроме того, историки склонны видеть в нем ренессансного государя, неравнодушного к эстетической стороне богослужений (Salomies 1949, 153 s.; Holmstrm 1937, 22 s.): в этом смысле он был полной противоположностью свергнутому брату, которому психологически был ближе кальвинизм с его аскетичными богослужебными формами. Иоанна же не удовлетворяла как раз излишняя “сдержанность” лютеранства. Кроме того, надежда заполучить итальянское наследство Боны Сфорца, матери его жены, диктовала сближение с Римом и Габсбургами. Заметим, что в этих своих устремлениях шведский монарх не был одинок: в 1570 – 1580-е гг. стремление отмежеваться от чересчур воинственного и непримиримого кальвинизма породило в ряде лютеранских земель Германии потребность в восстановлении некоторых отвергнутых элементов католического богослужения, чтобы придать лютеранской службе более торжественный вид (Lortz, Iserloh 1969, 273 s.). Кроме того, Аугсбургский религиозный мир (1555), выполнявший роль своего рода нормативного акта в религиозно-политических вопросах, в принципе оставлял за светскими владыками право переходить из лютеранства в католичество с последующей реставрацией католической церкви в их владениях.
Как мы уже упоминали, в 1571 г. пришедший к власти Иоанн утвердил Церковное уложение архиепископа Лаурентиуса Петри: авторитет патриарха шведского лютеранства был слишком велик, чтобы затевать с ним дебаты о возможных церковных переменах. К тому же ряд постулатов Уложения не вызывал особых возражений монарха: например, идеал иерархически организованной церкви или признание важной роли церкви как хранительницы образования. Крупным событием стал провинциальный синод евангелической церкви Шведского королевства, состоявшийся летом 1572 г.: на нем епископы коллегиально одобрили Церковное уложение Лаурентиуса Петри, отметив необходимость достижения единообразия богослужебной практики во всех епархиях и подтвердив верность принципу опоры на Слово, провозглашенному Лютером.
После смерти Лаурентиуса Петри (1573 г.) Иоанн III приступил к осуществлению своей идеи частичного преобразования шведского лютеранства, чтобы приблизить его к католицизму и придать ему, так сказать, “общехристианский” характер, а это предполагало своеобразный синтез элементов католического и лютеранского богослужения. По настоянию монарха уже сама церемония посвящения нового архиепископа (им стал упоминавшийся выше зять Лаурентиса Петри, Лурентиус Петри Готус, импонировавший королю своей основательной теологической и гуманистической образованностью) была проведена с большей пышностью, чем в прежние времена: в частности, при ее проведении использовались традиционные католические богослужебные облачения (в т.ч. митра), архиепископ же был помазан елеем. В 1575 г. под сильным нажимом короля церковный синод одобрил т.н. Новое церковное уложение (Nova ordinantiа ecclesiastica), которое внешне выглядело как простое дополнение к Церковному уложению 1571 г., но на деле предполагало значительные изменения церковной практики. Новое уложение, в частности, юридически узаконило институт кафедральных капитулов (де-факто они были восстановлены еще Уложением 1571 г.) и ввело новый порядок конфирмации. Воссоздаваемые капитулы весьма напоминали средневековые, которые в научной литературе принято называть “капитулами прелатов”, поскольку их члены должны были сосредоточить основные свои усилия на богослужении и помощи епископу в епархиальном управлении (Paarma 1980, 442 s.). Правда, полного возврата к средневековой капитульной системе все же не произошло: отчасти потому, что властолюбивый монарх, воспитанный Реформацией, не желал предоставления новым капитулам слишком большой автономии, отчасти же по той причине, что принципы евангелического христианства уже достаточно укоренились в церкви и ставили перед капитулами новые цели – прежде всего проповеднические и катехизаторские. Именно указанные функции со временем и стали определяющими в работе капитулов. Фактическим автором Нового уложения был приглашенный из Германии ученик Меланхтона Петер Фехт. Стремление короля достичь большего взаимопонимания с Римом и трансформировать богослужение достигло своего апогея в изданном в 1576 г. новом богослужебном руководстве Liturgia Svecanae Ecclesiae, прозванном Красной книгой по цвету переплета.
Это было сочинение уникальное в своем роде, но, впрочем, вполне вписывавшееся в те религиозные поиски и нестроения, которыми во второй половине XVI столетия была охвачена вся Европа. Идеалом короля Иоанна, была, судя по всему, синтетическая форма богослужения, представляющая собой нечто среднее между католицизмом и протестантизмом, т.е. на деле своего рода сплав богослужебной схемы Церковного уложения 1571 г. и латинской мессы, отразившейся в Missale Romanum 1570 г. Наиболее “католическим” по характеру стал евхаристический канон, в составе которого был акцентирован момент жертвы Христовой. Ряд важных богослужебных молитв должен был произноситься на латыни. Особо чтил Иоанн праздник Тела Господня, официально восстановленный им в своем королевстве. С другой стороны, как в богослужебных вопросах, так и в своем общем религиозном подходе Иоанн III остался верен главным положениям протестантизма (приоритет Слова над догмой, отказ от целибата духовенства, причастие под двумя видами, сохранение главенства национального языка в богослужении, церковном воспитании и проповеди, отсутствие крестных знамений, коленопреклонения, целования алтаря и т.д.).
То обстоятельство, что король понимал важность национального языка в церковной жизни, положительно сказалось также и на финской церкви: в 1580-е гг. именно по инициативе Иоанна III был издан ряд важных религиозных книг на финском языке, а несколько ранее, в середине 1570-х гг., одобрен финский служебник, составленный епископом Турку Паавали Юстеном. В предисловии к “Красной книге” архиепископ Готус указал на две опасности (“два зверя”, по его выражению), угрожавшие церкви: с одной стороны, магическое суеверие, свойственное традиционному католицизму и народной религиозности, с другой – утрата чувства сакрального, уже проявившаяся в протестантизме. Составляя новый литургический канон, Иоанн III, по-видимому, был уверен, что в тот момент шведской церкви более угрожала вторая из названных опасностей, поэтому в предисловии нового архиепископа подчеркивается особая роль церковных обрядов как способа единения с Богом. В определенном смысле “литургическая реформа” представляла собой своего рода via media между католицизмом и протестантизмом и, как это часто бывает с попытками такого рода, в конце концов оказалась отвергнута более радикально настроенными сторонниками обоих враждовавших лагерей.
Если говорить о Святом престоле, то поначалу к описанной эволюции шведского монарха там отнеслись весьма благосклонно, полагая, что дело неминуемо окончится его возвращением в лоно католической церкви. В Швеции была разрешена деятельность иезуитов, которые развернули активную работу, стремясь, в частности, обратить в католичество дворян и верхушку бюргерства. Особую известность приобрела школа, созданная Лаурентиусом Николаи, “монастырским Лассе” (Kloster-Lasse), как его прозвали в народе: он пользовался личным расположением монаршей четы. В Швецию прибыл папский легат Антонио Поссевино с целью склонить короля к католичеству с соответствующими шагами на церковном и государственном уровне. Однако в конечном итоге из этих контактов ничего не вышло, поскольку, как выяснилось, Иоанна III и католическую церковь разделяли слишком глубокие разногласия. Они касались указанных выше моментов – причастия под двумя видами, богослужения на национальном языке, возможности для священников вступать в брак и сохранения за государством и частными лицами земель, отчужденных у церкви в ходе Реформации. В замыслы короля совершенно не входило возвращение церкви некогда принадлежавшего ей имущества и независимого статуса, поскольку его идеалом по-прежнему оставалась церковь огосударствленная: так, согласно “Новому церковному уложению”, монарх был вправе отклонить любую кандидатуру на должность епископа. Кроме того, стремясь к более тесному взаимодействию с церковной верхушкой, Иоанн предложил создать совещательный орган церковного управления, т.н. consistorium ecclesiasticum, но епископы не пошли на это, опасаясь еще большего усиления зависимости от государства.
В результате после 1580 г. контакты с Римом сошли практически на нет, после чего Иоанн III с еще большим пылом принялся насаждать свою литургическую реформу, что свидетельствовало о серьезности его намерений. Но на этом пути ему пришлось столкнуться с мощной лютеранской оппозицией со стороны своих подданных, в силу чего время между 1576 и 1592 гг. принято называть периодом “литургической борьбы” (шв. liturgiska striden). Здесь не место вдаваться во все ее перипетии: те эпизоды, которые непосредственно затронули Финляндию и ее церковных деятелей, мы рассмотрим в соответствующих местах. Отметим лишь, что среди защитников “истинного” лютеранства появились и свои страстотерпцы. Одним из них был Абрахам Ангерманнус: за непоколебимость своих убеждений он был смещен с должности профессора высшей школы, основанной королем, брошен в темницу, но в конце концов сумел бежать в Германию, откуда принялся рассылать страстные воззвания против “Красной книги”. Мы неслучайно упомянули здесь имя этого персонажа, поскольку он оказался некоторым образом связан с Финляндией, о чем речь пойдет ниже, в § 4.2. Еще более важное значение имел тот факт, что младший брат короля Карл Ваза, герцог Сёдерманландский, поддержал противников литургической реформы, отказавшись осуществить ее в своем уделе и собрав там всех недовольных. Это послужило источником острых военных и политических схваток следующего десятилетия. Литургическая реформа непосредственно затронула и Финляндию, став определяющим фактором ее церковной и политической жизни 1580 – 1590-х гг., что объясняет наше внимание к этой проблеме в данном разделе.
Отметим еще один аспект деятельности Иоанна III, имевший важное значение для формирования духовной атмосферы в шведском и финском лютеранстве. В отличие от своего отца, Иоанн III, стремившийся выступать в роли просвещенного ренессансного государя, высоко ценил гуманистическую образованность; кроме того, сказалось и полученное им в юности воспитание в меланхтоновских традициях. После начала “литургической реформы”, вызвавшей сопротивление многочисленных представителей духовенства и мирян, король в 1580 г. закрыл Упсальский университет, превратившийся в оплот лютеранской оппозиции “литургической реформе”. Функции университета перешли к высшей школе, специально созданной в Стокгольме на базе школы “монастырского Лассе” (последний незадолго перед тем был изгнан из Швеции). Большинство ее преподавателей (хотя и не все) в теологическом отношении стояли на “старомеланхтоновских позициях” (т.е. по своему складу они были протестантами-традиционалистами), что объясняло их терпимость к затеянной королем реформе (Salminen 1970, 41 s.). Впрочем, в этом заведении преобладали отнюдь не богословские дисциплины, что было следствием значительного влияния идей французского философа Петруса Рамуса (иначе Пьера де ла Раме). Последний был противником использования в богословии Аристотеля, реабилитированного новым поколением протестантских теологов, и стремился к созданию более простой и ясной системы, основанной на принципах логики и риторики. Рамус подходил к школьному и университетскому преподаванию с прагматических позиций: его идеалом были наглядность и конкретность обучения в сочетании с широтой познаний и развитием у учащихся риторических навыков. Этот подход, гармонировавший с меланхтоновскими традициями, равно как и с взглядами большей части шведского духовенства и самого короля, хорошо прижился в Швеции и Финляндии: вскоре мы увидим, что характер образования, полученного ведущими церковными деятелями Финляндии последних десятилетий XVI в., а также их представления о богословских и практических вопросах церковного устроения сложились под влиянием именно рамистской системы.
К слову сказать, школу, основанную Иоанном III, окончил уроженец Финляндии Йоханнес Рауманнус, который впоследствии стал первым в истории финским доктором богословия (о нем см. далее, § 6.2.). Четкая прокоролевская позиция, занятая большинством преподавателей в острой полемической борьбе тех лет, а также направленность преподавания в ней в соответствии с пожеланиями монарха объясняет недолговечность существования Стокгольмской школы: она была закрыта сразу после смерти Иоанна III в 1592 г.
1.3. Кончина Иоанна Вазы привела к резкому обострению политической обстановки в королевстве, причем религиозная составляющая играла в ней не последнюю роль. Объяснялось это тем, что наследник Иоанна Сигизмунд, воспитанный в Польше и избранный там королем, был приверженцем воинственного посттридентского католицизма, что, естественно, встревожило шведских последователей Лютера. С другой стороны, как мы помним, младший брат покойного короля герцог Карл в свое время отказался подчиниться “Красной книге”, собрав у себя в Сёдерманланде всех противников религиозных экспериментов Иоанна III. Вследствие этого в феврале 1593 г. – еще до коронации Сигизмунда – в Упсале был спешно созван церковный собор, принявший важные решения. Участвовали в нем и представители духовенства Финляндии во главе с епископом Турку Эриком Соролайненом. Отметим основные моменты этого чрезвычайного события, закрепленные в документе под названием Decretum Uppsalense, который в свою очередь вошел в состав т.н. Исповедания веры (Confessio fidei), утвержденного в следующем, 1594 г. и ставшего главным вероучительным документом шведского и финского лютеранства (в виду особой важности этого документа мы включили в «Приложение» перевод его фрагмента, выполненный, правда, с финского варианта). Собор запретил богослужение по “Красной книге”, которое было осуждено как “по сути тождественное папистской мессе” (Uppsalan kokouksen pts 1948, 1051 s.). Как отмечают церковные историки, к тому времени противостояние протестантизма и католичества обострилось по всей Европе, так что протестантские общины все более превращались в церковь Слова, тогда как католическая церковь активно утверждала себя в качестве церкви таинств, причем все это сопровождалось взаимной ненавистью, исключавшей всякую надежду на диалог (Lortz, Iserloh 1969, 274 s.). Представители духовенства Швеции и Финляндии, проявившие излишнее рвение в осуществлении “литургической реформы”, подверглись порицанию, но все же не отлучению: их обязали публично покаяться в своих прежних взглядах. Архиепископом был избран упоминавшийся выше ярый “антилитургист” Абрахам Ангерманнус. Чрезвычайно важное значение имело впервые принятие “Аугсбургского вероисповедания” в качестве одного из основных вероучительных документов шведской (и, следовательно, финской) церкви, которую с этого времени по праву можно называть евангелически-лютеранской (заметим, правда, что как таковое это название в Швеции-Финляндии еще не вошло в употребление, но в Германии оно уже было однажды использовано в положительном смысле: речь идет о Книге согласия (Liber concordiae), которая вышла в 1580 г. в связи с 50-летней годовщиной “Аугсбургского вероисповедания”; по предложению главного составителя этой книги Валентина Андреэ название “лютеранство” было впервые употреблено в позитивном значении – Holmqvist 1934, 220 s.). Отметим, с другой стороны, что споры среди немецких лютеран, приведшие к созданию главных компендиумов лютеранской ортодоксии – т.н. Формулы согласия (1577 г.) и на ее основе Книги согласия (1580 г.), – не нашли отражения в постановлении Упсальского собора, участники которого остались на общелютеранских позициях. К примеру, если в Германии в эти десятилетия наблюдалось резкое неприятие наследия Меланхтона ортодоксальными последователями Лютера, то в Швеции того же периода об этом говорить почти не приходится. С другой стороны, постановление включило негативные оценки не только католичества, но и кальвинизма, причем в терминах, сходных с “Формулой согласия”. Это было первым признаком консолидации шведского лютеранства и его постепенного конфессионального самоопределения: именно тогда в Швеции начало постепенно утверждаться то, что принято называть лютеранской ортодоксией, или “чистым учением” (нем. reine Lehre, шв. ren lra, фин. puhdasoppisuus). Время более гибкого подхода к внешним формам и оттенкам религиозной жизни, отличным от собственных, окончательно миновало. Тема общей трансформации лютеранства в ортодоксальном направлении будет подробнее затронута нами ниже (§ 5.1.), когда речь пойдет о влиянии собора на религиозно-церковную обстановку в Финляндии.
Вместе с тем в Упсале завязался новый узел религиозных противоречий, ставший характерным для шведского лютеранства на протяжении последующих двух десятилетий. Речь идет о существенных расхождениях, выявившихся между большинством собора, с одной стороны, и герцогом Карлом, с другой. Ниже мы увидим, что на протяжении 1590 -1600-х гг. этот правитель имел сложные отношения и с финским духовенством, в связи с чем уместно сказать несколько слов о его богословских предпочтениях и взглядах на церковное устройство. Теологическую позицию Карла, который, подобно своим старшим братьям Эрику и Иоанну, был неравнодушен к богословской проблематике, отличало весьма сочувственное отношение к идее т.н. “второй Реформации”, о которой он узнал еще в 1570-е гг. во время пребывания в Пфальце. Этому способствовало и полученное им воспитание в духе меланхтоновской традиции (Laasonen 1991, 46 s.). Карл был сторонником упрощения богослужения, находя вычурным стиль не только литургии Иоанна III, но и богослужения, разработанного Церковным уложением 1571 г. Если философская база его взглядов (рамизм) мало чем отличалась от представлений, господствовавших тогда среди наиболее образованных представителей шведского духовенства, то в богословском плане он отдавал предпочтение позднему Меланхтону в противоположность преобладавшему в Швеции старомеланхтоновскому направлению (Salminen 1970, 145 s.). Карл находил положительные стороны также и в кальвинизме, в силу чего многие подозревали его в тайном желании перейти в эту конфессию, что не вполне соответствовало истине. Подлинным идеалом Карла был некий союз всех протестантов, но никак не лютеранская ортодоксия, одержавшая победу в Германии и постепенно пробивавшая себе дорогу также и в шведском лютеранстве, поэтому он с нескрываемым раздражением воспринял у помянутый антикальвинистский пункт Упсальского постановления. Более всего ему импонировал раннепротестантский принцип опоры исключительно на Слово Божие, вследствие чего он критически относился к ставшему знамением времени конфессиональному самоопределению различных ответвлений протестантизма (Salomies 1949, 211 s.). С другой стороны, немецкими влияниями (равно как и наследственным властолюбием, чтобы не сказать деспотизмом, присущим всем монархам из династии Ваза) объяснялся подход Карла к проблеме взаимоотношений светской и церковной властей: по его мнению, государь был обязан осуществлять “заботу о религии” (cura religionis), что на практике означало еще большее, нежели при Эрике и Иоанне, подчинение церкви монарху. Именно последнее обстоятельство вызвало неприятие лютеранского духовенства Швеции, поднявшего на щит Церковное уложение архиепископа Лаурентиуса Петри 1571 г. и настаивавшего на том, что главные решения в религиозно-церковной сфере должен принимать исключительно собор. Исследователи, специально занимавшиеся изучением теологических предпочтений и юридических представлений Карла, обнаружили в его взглядах не очень свойственную лютеранству идею фактического отождествления правосудия, вершимого “боголюбивой” светской властью, с Божественным правопорядком: когда Карл впоследствии взошел на престол, он добился ужесточения судебных наказаний в Шведском королевстве в духе Моисеева законодательства (Takala 1993, 71-81 ss.). С другой стороны, указанные черты были свойственны как раз кальвинизму, что отлично почувствовали представители шведского духовенства, подозревавшие Карла в сочувствии этому направлению. Вообще говоря, в том, что касается церковного устройства, шведскому лютеранству на протяжение всего XVI в. пришлось балансировать между двумя крайностями, проявившимися в других протестантских регионах Европы – пресвитерианским устройством (особенно характерным для кальвинизма) и, с другой стороны, полным подчинением церкви монархической власти, происшедшим в Германии и Дании: в конкретных условиях Швеции того времени именно последнее обстоятельство представляло наибольшую угрозу.
В сентябре 1593 г. Сигизмунд III был коронован в Стокгольме и дал торжественное обязательство руководствоваться постановлениями Упсальского собора. В итоге в Швеции сложилась уникальная для того времени ситуация, поскольку на троне лютеранского государства впервые оказался католик. Главной проблемой церковных иерархов Швеции в эти годы стало осуществление на практике упсальских постановлений, т.е. искоренение богослужения по “Красной книге” и возвращение к основным моментам богослужения, определенным Церковным уложением Лаурентиуса Петри. В 1596 г. церковные власти одобрили новый евангелический катехизис; был восстановлен Упсальский университет. Как ни странно, в то время каких-либо существенных противоречий между лютеранской верхушкой Швеции и королем Сигизмундом, втайне мечтавшим о рекатолизации страны, не возникло. Объясняется это тем, что у них был общий противник – дядя нового короля, герцог Карл, домогавшийся трона. Дело дошло до того, что многие в недалеком прошлом активные противники “литургической реформы”, в т.ч. и сам архиепископ Ангерманнус, сделались политическими сторонниками короля-католика, оправдывая свою позицию сформулированным в первые десятилетия Реформации принципом верности законной светской власти при условии, что последняя не вырождается в тиранию (Kouri 1982, 36-40 ss.). Надо сказать, это дорого обошлось верхушке лютеранского духовенства Швеции: после того как в 1598 г. Карл одержал решающую победу над Сигизмундом и стал некоронованным (поначалу) правителем государства, он обрушил репрессии и на многих деятелей церкви; в частности, архиепископ Ангерманнус был смещен со своего поста и даже на какое-то время заключен в тюрьму. На события 1590-х гг. мы хотели бы обратить особое внимание, поскольку, как мы скоро увидим, главным политическим и церковным деятелям Финляндии суждено было принять в них непосредственное участие.
В первое десятилетие XVII в., когда герцог Карл был, наконец, коронован под именем Карла IX и стал полновластным правителем, противостояние между ним и руководством шведской церкви сохранилось, причем в конечном итоге монарху пришлось уступить лютеранским иерархам в основных вероучительных вопросах. В 1604 г. на риксдаге было принято важное постановление, согласно которому подданные шведского короля имели право исповедовать только лютеранство, в противном же случае им грозило изгнание из королевства. Таким образом, Шведское государство было официально объявлено моноконфессиональным; как мы скоро увидим, Финляндию это затронуло самым непосредственным образом после того, как Швеция присоединила отнятые у России территории с православным населением, этнически близким финнам. В 1602 и 1604 гг. Карл издал под своим именем два теологических трактата, написанных с позиций “второй Реформации”. Показательно, что из протестантских университетов Германии наиболее активные контакты шведский король поддерживал с университетом Марбурга, преподаватели которого были сторонниками как раз “общепротестантской линии” (правда, в 1605 г. этот университет все же стал открыто кальвинистским): именно туда Карл направлял своих стипендиатов для продолжения теологического образования. После появления сочинений короля архиепископ Упсальский Олаус Мартини опубликовал полемические трактаты, выдержанные в “старомеланхтоновском” духе: в них впервые в Швеции были открыто осуждены поздние работы Меланхтона, которые Карл обильно цитировал в своих сочинениях. Можно обратить внимание и на такую деталь: если Карл не питал особого интереса к умозрительно-догматическим вопросам и не скрывал своего негативного отношения к манифесту нарождавшейся лютеранской ортодоксии, “Формуле согласия”, то этого нельзя сказать о его оппонентах. Хотя, как отмечалось выше, “Формула согласия” официально не была утверждена Упсальским собором 1593 г., аргументация Олауса Мартини указывает на его близкое знакомство с этим документом. Эта полемика, как мы увидим далее, не осталась без отклика и в Финляндии, где в те же годы появился первый в истории этой страны богословский трактат.
Для церковной жизни Шведского королевства этого периода была характерна внутренняя консолидация: в частности, проповедь окончательно превратилась в основной элемент праздничных и воскресных богослужений, вследствие чего проповеднические кафедры превратились едва ли не в центр храма (алтарь же оказался отодвинут к задней стене – как правило, вглубь апсиды); за членами общины закреплялись постоянные скамьи; было выдвинуто требование регулярного причастия всех прихожан; ужесточились наказания нарушителей церковного порядка; усилился контроль за нравственностью и поведением членов каждого прихода, осуществлять который было возложено на настоятеля и его ближайших помощников. В целом можно сказать, что к 1611 г., когда после смерти Карла IX на престол взошел его сын Густав II Адольф, Реформация в своей лютеранской разновидности победила в Шведском королевстве окончательно и завершилось становление национальной лютеранской церкви Швеции (Gustaffson 1986, 90 s.; Montgomery 1990, 134 s.). При этом шведский протестантизм сохранил восходившее к Средневековью епископальное устройство, превратившись в своего рода промежуточную ступень между жестко централизованным католичеством и не признававшим иерархического устройства кальвинизмом (Parvio 1990, /997/ s.). Стоит также обратить внимание на то обстоятельство, что в целом шведская лютеранская церковь пользовалась большей автономией по сравнению, скажем, с церковью соседней Дании-Норвегии, король которой оставался абсолютным владыкой также и в религиозной сфере (Arffman 1999, 181 s.).
1.4. Поскольку рассказ о Реформации в Финляндии мы по некоторым причинам завершим несколько более поздним сроком, а именно 1625 годом, отметим основные тенденции развития шведской церкви этих лет. Происходила дальнейшая внутренняя консолидация церкви как института. В 1614 г. был принят новый служебник, отразивший новые тенденции церковного развития: примечательно, что в предыдущее десятилетие это оказалось невозможным из-за противодействия покойного короля Карла. В 1618 г. по заказу нового монарха был осуществлен новый полный перевод Библии на шведский язык (т.н. Библия Густава II Адольфа). Оба эти издания, как мы увидим, оказали непосредственное воздействие на церковь Финляндии, поскольку именно на них там ориентировались при разработке нового финского служебника и при подготовке полного перевода Библии на финский язык. В 1617 г. было принято специальное постановление, подтверждавшее запрет для подданных короля исповедовать католичество, тогда как к кальвинистам и представителям иных протестантских деноминаций отношение оставалось более терпимым в силу той важности, которую при Густаве Адольфе приобрели политические и экономические контакты с Голландией. По мнению ряда историков, в этот период Швеция постепенно превращалась в фундаменталистское лютеранское государство, на духовенство которого была возложена важная миссия воспитания широких масс в верноподданническом духе (Klinge 1995, 75 s.). Окреп Упсальский университет, теологи которого постепенно приобщались к богословской проблематике, дебатировавшейся в то время в главных центрах лютеранской ортодоксии Германии: шведская церковь постепенно превращалась в церковь “профессорскую”, как это произошло в Германии несколькими десятилетиями раньше (Holmqvist 1934, 373 s.; ср также: “Господство протестантских священников и богословов основывалось....на претензии, что они превосходят мирян в подлинно научном понимании Библии” – Friedell 1995, 320 s.). Что же касается взаимоотношений церковной и светской властей, то здесь сосуществовали две противоположные тенденции. С одной стороны, наблюдалось реальное усиление епископской власти и даже в определенной степени произошло возрождение епархиального партикуляризма, свойственного концу средневекового периода. С другой стороны, правительство, поставившее целью унифицировать все сферы жизни королевства, распространяло это и на церковь, что выразилось в создании в 1623 г. т.н. Генеральной консистории как центрального органа церковного управления. Эта мера, естественно, вызвала активное противодействие епископата, которому, правда, постепенно пришлось смириться с верховенством светской власти в сфере церковного управления.