Текст книги "Очерки истории Реформации в Финляндии 1520-1620-е гг."

Автор книги: Игорь Макаров

сообщить о нарушении

Текущая страница: 31 (всего у книги 45 страниц)

В предисловии к своей “Хронике” Юстен сообщает: “Собрал я здесь имена и биографии епископов Финляндии в том виде, в коем их записали и оставили нам наши предшественники” (Juusten 1988, 38 s.). Описывая события, происшедшие до него, он остается верен указанному принципу, так что многие разделы, посвященные средневековым епископам, включая и Генриха (“апостола Финляндии” и ее единственного католического святого), до крайности лаконичны. Финский историк предпочитает опираться исключительно на источники, имеющиеся в его распоряжении, не прибегая к непроверенным сведениям, слухам, легендам и т.п. и не пытаясь домыслить отсутствующие детали. В этом отношении его подход отличался от вышеназванных шведских историков. Так, дойдя до жизнеописания последнего католического епископа Турку, Арвида Курки, автор финской “Хроники” делает характерную оговорку: “До сих пор мы пользовались старыми документами”, – и заявляет, что далее будет прибегать к помощи иных источников, о самом же епископе Курки Паавали Юстен не сообщает ровно ничего, ссылаясь на полное отсутствие в своем распоряжении соответствующих документальных сведений.

Предисловие Юстена свидетельствует о том, что составляя свою “Хронику”, он преследовал в первую очередь экклезиологические цели: развитие финской церкви представлено у него в виде поступательного процесса, органически включающего в себя и эпоху Реформации. Последняя, по его убеждению, способствовала углублению начал христианской жизни в стране: “Это краткое сочинение повествует о том, как наша церковь возрастала, при каком епископе и при каких обстоятельствах совершались важные перемены в положении духовенства, обновлялось учение, изменялись церковные обряды, а также какие события происходили в тот или иной период” (Juusten 1988, 38 s.). Все епископы – от св. Генриха до самого Юстена включительно – оказываются выстроены в единый ряд, что и понятно, ведь все они трудились на ниве Господней. Автор вводит последовательную нумерацию всех епископов Турку (и, таким образом, сам оказывается двадцать седьмым по счету предстоятелем финской церкви). В отличие от предисловия к Постилле (см. ниже наш перевод), “Хроника” лишена какой бы то ни было антикатолической направленности, и создается впечатление, что автор отнюдь не склонен чернить средневековый период истории родной церкви. Как сам он замечает в предисловии, церковная история служит для него источником утешения и христианского оптимизма.

В этом подходе Юстена очевидным образом ощущается влияние Меланхтона, прививавшего своим студентам мысль о необходимости сохранения всего ценного, что Церковь накопила за свою историю к моменту Реформации. Меланхтон наставлял своих слушателей и читателей, что в Церкви – даже в периоды упадка и духовного запустения – всегда находились истинные подвижники, на которых сторонники Реформации смотрели как на своих духовных предков: с особой силой Меланхтон выразил эту точку зрения в своем сочинении “О Церкви и об авторитете Слова Божиего” (1539). Заметим, с другой стороны, что интерес к церковной истории питал и антагонист позднего Меланхтона Маттиас Флациус (Флаций), лекции которого Юстен имел возможность слушать в Виттенберге: свой подход к этому предмету Флациус продемонстрировал в книге “Перечень свидетелей истины” (Cathalogus testium veritatis), изданной в 1556 г. Не исключено, что она была знакома и епископу Турку, который применил сходный метод обработки средневековых записей. Однако, в отличие от маститого лютеранского историка, Паавали Юстен не склонен к негативной оценке католического периода в истории церкви своей страны. Ориентация на Меланхтона ощущается и в назидательно-дидактической направленности, свойственной Юстену, предназначившему “Хронику” прежде всего для лютеранского духовенства, к которому он, собственно, и обращается в предисловии.

Что касается событий периода Реформации, свидетелем и непосредственным участником которых Юстену довелось быть, то по вполне понятным причинам он основывается в первую очередь на собственных впечатлениях, не лишенных подчас налета субъективности и тенденциозности: это, как уже упоминалось выше, особенно ощущается в жизнеописаниях его непосредственных предшественников по кафедре, Микаэля Агриколы и Петера Фоллингиуса. Повествуя о развитии финской церкви с начала Реформации, автор обращает внимание на два следующих момента: во-первых, он фиксирует ощутимые перемены в положении духовенства и, во-вторых, рассказывает об обновлении вероучения и богослужения. Другая важная особенность подхода ученого епископа к рассказу об эпохе Реформации в Финляндии заключается в том, что едва ли не главным героем этого периода выступает у него король Густав Ваза, роль которого в религиозных переменах того времени далеко не однозначна, если вспомнить, с какой настойчивостью он стремился подчинить церковь своей власти и до какого материального и культурного оскудения ее довел. Юстен как будто не замечает очевидного противоречия между описываемым им разорением церкви, которое вряд ли было ему по сердцу (это особенно ощущается в жизнеописании его покровителя Мартина Шютте – см. ниже наш перевод), и, с другой стороны, – славословиями в адрес Густава Вазы, наделенного чертами идеального государя. Возможно, помимо всего прочего, Юстен таким образом стремился поставить Густава Вазу в пример его наследникам, Эрику и Иоанну. Не исключено, что Паавали Юстен питал и вполне искреннюю признательность великому монарху, ведь именно с согласия последнего он получил две свои первые значительные церковные должности – ректора кафедральной школы Турку и затем епископа Выборгского. С другой стороны, в несколько нарочитом противопоставлении Густава Вазы его сыновьям могла сказаться и затаенная обида на то, что наследники славного короля не оценили по достоинству таланты автора «Хроники»: это произведение составлялось в выборгский период его деятельности, когда, казалось, мало что предвещало скорое возвращение Паавали Юстена в административно-церковную столицу Финляндии Турку.

Тем не менее, несмотря на некоторый налет субъективизма, “Хроника финляндских епископов” Паавали Юстена является ценным источником по истории христианства в этой стране. Церковные события разворачиваются в ней на фоне политических процессов, которые совершались в Финляндии и Скандинавии в целом. “Хроника” упоминает множество исторических персонажей, действовавших в тот или иной период. Это отнюдь не случайно: уже в предисловии автор сообщает о своем желании обнаружить в конкретных исторических событиях Божественный промысел, в соответствии с которым в конце концов и суждено было родиться церкви Финляндии. Скажем, источник многовековых столкновений финнов с русскими и карелами Юстен видит в стремлении последних уничтожить церковь Финляндии, включив ее население в орбиту чужеродного (византийского) религиозного влияния. Этот взгляд лишен, однако, специфического налета межконфессиональной вражды, поскольку нападения единоверных датчан на побережье Финляндии в начале XVI столетия автор интерпретирует сходным образом. Что же касается “патриотизма” Юстена, о котором в прошлом охотно рассуждали финские историки, заметим, что во многом он носит общешведский, или, если угодно, “общегосударственный” характер. Это ощущается прежде всего в том, что Юстен не отделяет историю Финляндии от истории Шведского королевства в целом: попросту говоря, ему и в голову не могла прийти идея какого бы то ни было политического или национального сепаратизма. Что же касается негативного тона его рассказа о епископе Фоллингиусе и окружавших его “недругах финского языка”, то в этом, скорее, можно усмотреть проявление регионального партикуляризма, действительно, свойственного в тот период высшим сословиям Финляндии. В свете этого Юстену казалось недопустимым, что в нарушение восходившей еще к концу католического периода традиции и, тем более, основополагающего принципа Реформации представители высшего духовенства были не в состоянии общаться с большинством народа на понятном ему языке – этим и объяснялся его недовольный тон (Heininen 1989, 22 s.).

Помимо “Хроники”, другим масштабным произведением Паавали Юстена стала Постилла. Речь о ней пойдет ниже в развернутом комментарии, составленном нами к переводу ее предисловия (см. раздел: “Из сочинений Паавали Юстена”).

Паавали Юстен скончался 22 августа 1575 года, вскоре после своего возвращения из Стокгольма, где он принимал участие в работе риксдага. Вероятно, уже тогда он был тяжело болен, поскольку известно о прошении об отставке, направленном им королю и архиепископу (Pirinen 1976, 78 s.). В рифмованной “Хронике” Лаурентиуса Петри (Абоикуса), составленной в середине XVII в. (см. раздел “Приложение” нашей работы), сообщается, что Паавали Юстен “скончался от чахотки” (“cuoli...sulkuhun”: старофинское слово sulcu принято переводить именно как “чахотка, туберкулез” – см. Forssman-Svensson 1989, o.2, 137 s.), хотя трудно сказать, в какой мере это известие заслуживает доверия. С его смертью окончательно сошло со сцены поколение церковных деятелей, заставших первые шаги Реформации в Финляндии.

Из сочинений Паавали Юстена

1. Предисловие к Постилле ( ок.1573 г.)

Достопочтенным ученым мужам, приходским настоятелям и членам причта, а также всем прочим служителям слова Божиего в Финляндии с пожеланиями вечного спасения в Господе!

Мужи ученые и в Господе возлюбленные друзья! Для начала напомню вам вкратце о том, какой наша церковная жизнь была лет 36 тому назад и какой она сделалась по милости Господа Всеблагого и Всемогущего.

Вслед за тем я кратко разъясню, ради чего и с какими намерениями соединил я эти фрагменты в некое толкование на евангельские тексты, читаемые по воскресным или важнейшим из так называемых праздничных дней.

Многие из вас помнят, как во времена папского идолослужения, совершавшегося у нас и по всему миру, почти все города содержали многочисленных священников, а с ними и членов монашеских орденов, важнейшей ежедневной обязанностью которых было чтение положенного числа псалмов и исполнение прочих песнопений; помимо того, у алтарей, посвященных усопшим святым, должны были они служить мессы ангелам и прочим. Совершались службы во имя Пресвятой Девы, Тела Христова, четырнадцати помощников (de quattuordecim auditoribus), заупокойные мессы и еще множество других служб, число которых невозможно точно определить. При этом их совершали, не разумея подчас ни единой фразы на латыни, чем ужасающе оскверняли Вечерю Господню, многие же люди покупали себе отпущение грехов за определенную мзду точно какой-нибудь товар, полагая в этом надежное спасение для своей души.

Отрывки из Библии, подлежащие чтению, зачитывались перед народом на непонятном /для него/ языке. Проповеди на народном языке произносились лишь по воскресным дням и в праздники тех или иных святых, да и то – чтобы не тратить на столь бесполезное /как полагали/ занятие слишком много времени – к евангельскому чтению присовокуплялось воскресное послание либо пространное житие какого-нибудь святого, как будто евангельский текст сам по себе не содержал достаточного поучения. По окончании же бормотания папистского правила верующие отнюдь не участвовали в Вечере Господней; как правило, народ приступал к причастию не более раза в год, причем многие шли причащаться, скорее, по привычке, нежели по истинному к тому влечению сердца.

Для отправления всех этих обрядов в городах, где имелись кафедральные соборы, и в прочих местах содержался целый сонм духовенства, наслаждавшегося вольготной жизнью. И пользовались эти духовные лица не меньшим почтением, нежели жрецы Ваала во времена безбожных Ахава и Иезавели.

Не стану отрицать, что и в оные времена Господь сохранял для себя избранных, которые через размышление над евангельским чтением, молитву ко Господу и исповедание символа веры (апостольского символа) получали истинное наставление в христианской вере и благочестии. Ибо у Бога всегда имелся некий сонм избранных – даже тогда, когда евангельское учение, пусть и в замутненном виде, передавалось из поколения в поколение и звучало недостаточно чисто, о чем пророк Илия получил предсказание от Господа: ”Я оставил между израильтянами семь тысяч мужей: всех сих колена не преклонялись пред Ваалом, и всех сих уста не лобызали его”.

Говорю все это не ради поношения, осмеяния или оскорбления наших предков (коих я всегда должным образом чтил и к коим питаю неизменную любовь), но дабы выразить сожаление о безграничной вражде к людям завистливого дьявола, который не дает католической церкви научать истинной праведности. Далее, прискорбно мне, что тираническая власть папы Римского над миром была столь безгранична, что никто не осмеливался высказывать вслух отличное от него мнение, но, собственной воли вопреки, все почтительно внимали ему, соглашаясь со всем, что он возвещал народу. Все это давно уже было предсказано святым Павлом, а именно, что папа, как божественная персона, воссядет в храме Божием и будет своими повелениями выдавать себя за Бога.

Когда же стараниями досточтимого слуги Божиего, доктора Мартина Лютера, учение пророков и апостолов было очищено от искажений и папского идолопоклонства, стало оно мало-помалу распространяться и возрастать в силе. Во многих местах по милости Господа прекратились хождения к святым мощам, богослужения упростились, утратили всякий смысл ежегодные паломничества и отпущения грехов, даруемые Римскими папами, и вся христианская вера словно обрела новое обличие. Под воздействием сего совесть людей, наконец-то, освободилась из папистских тенет, за что многие не устают хвалить Господа.

И пусть ныне богослужение совершается без великой пышности и блеска былых времен, когда оно прямо-таки ослепляло и ошеломляло пришедших в храм, мы не сомневаемся в своем учении, а именно в том, что научаем путям Господним в истине, не примешивая к ней собственных измышлений, извращающих евангельское учение либо затемняющих благодать нашего спасения, добытую кровью Христовой.

Цель же нашего учения состоит в том, чтобы через евангельское слово и просветляющее содействие Святого Духа все внимающие /слову Божию/ приведены были к Богу и Сыну Его, Господу нашему Иисусу Христу, как о том сказано: “Все это написано, дабы вы уверовали, что Иисус есть Христос, и, веруя таким образом, обрели жизнь ради имени Его”. Так и мы от внимающих /слову Божию/ требуем достойных Евангелия плодов покаяния, дабы через любовь их вера укрепилась в благой совести.

Также исполнены мы усердия и ревности – каждый в меру отпущенных ему сил и даров и призывая Бога себе в помощники, – дабы Его слова принесли плоды, достаточные для обращения многих и укрепления их в христианской вере и истинном покаянии. В городах, где есть возможность собирать народ, каждодневно произносятся проповеди или устраиваются совместные моления. По воскресным и прочим праздничным дням произносятся три проповеди – утренняя, дневная и вечерняя, хотя мы не отвергаем и церковных песнопений, которые содержат молитву или благодарение либо каким-то иным образом связаны с определенным отрывком священного Писания.

С Божией помощью мы стремимся неукоснительно блюсти и хранить таинства Евхаристии и крещения в их истинном назначении и вот уже 33 года, как не используем миро и римский елей, а также прочие пустые установления людской власти, не имеющие опоры в Слове Божием. По примеру иных церквей мы сохраняем общее и частное отпущение грехов – помимо прочих благих соображений, также и во избежание повторения заблуждений новациан, которые отвергали примирение даже с исправившимися вероотступниками. Также, отказавшись от призывания усопших святых, мы сохранили церковные песнопения, отвечающие установлениям Слова Божиего, что же до всех прочих (песнопений) с просьбами о заступничестве святых, мы давно уже отказались от них. Нет нужды входить здесь во все подробности, ибо в церковных обрядах и установлениях мы следуем примеру общины Виттенберга и прочих, соединенных словом Евангелия и истинными обрядами, которых придерживаются и все прочие церкви Шведского королевства.

Что до остального, то после того как мужи виттенбергские взялись за очищение учения, дело Евангелия пошло весьма успешно в славном королевстве Шведском, за что мы восхваляем Бога, а вслед за Ним и славного нашего короля, досточтимого Густава Вазу. Подобно тому, как своим королевством он правил весьма разумно, милостиво и успешно, охранив его от врагов и способствовав улучшению его состояния, точно так же своей королевской властью и данной от Бога мудростью содействовал он тому, чтобы козни и хитросплетения каноников и прочих, кто был отравлен папистской закваской, не смогли поколебать истину евангельского учения.

Без королевской решимости слушателям досточтимого отца, доктора Лютера, которые первыми вернулись на родину из Виттенберга, не так-то легко было бы одолеть полчища прелатов и каноников, вставших в Швеции на защиту папства. Свидетельствую о том как слышавший все это из уст самого короля Густава. Неустанно молю Господа, чтобы его наследники подражали благочестию, доблести и королевским достоинствам своего родителя и с Божией помощью преуспели в том.

Сколь благотворно для Церкви, что Господь Бог, Отец Господа нашего Иисуса Христа, Своей силой коснулся земных щитов, как их /мирских правителей/ именует Давид в 47-м псалме. Ибо как сможем мы распространять Слово и осуществлять служение Богу, если они тому воспротивятся и не будут /нам/ оказывать содействия?

Далее поясню вкратце, с какой целью собрал я толкования на евангельские отрывки, читаемые по воскресным и важнейшим из праздничных дней. Часто /мне/ приходило на ум высказывание св. Петра из третьей главы его первого Послания: “Будьте всегда готовы всякому, требующему у вас отчета в вашем уповании, дать ответ с кротостью и благоговением”. Вот почему с того дня, как 33 года назад был я, недостойный, принят в священническое служение, и пошел уже 19-й год, как меня возвели в сан епископа, неустанно пекусь я о том, чтобы моя деятельность оставила в Церкви хоть какой-то след, по которому можно было бы судить, чему и при каких обстоятельствах я здесь научал и наставлял в меру своих полномочий и полагаясь на водительство Божие. Стоит ли говорить, что учение Сына Божиего, апостолов и пророков в том виде, как оно записано, стоит на такой высоте, что мое скудное толкование не в состоянии пролить на него хотя бы тусклый свет; себя же самого сознаю я учеником, ежедневно с прилежанием исследующим эти вопросы, будучи уверен, что никто в этой жизни не в состоянии их исчерпать.

Посему исполнил я /этот труд/ в меру, дарованную мне по Божией милости, хотя всех вопросов, затронутых в Евангелии, прояснить мне было не под силу. Да преуспеют в том более способные, чем я, сей же скромный труд составил я на потребу себе и вверенным мне людям финским в надежде, что кто-нибудь сумеет извлечь из него некоторую пользу для себя. Далее, что до меня самого, составил я этот сборник, дабы в наставлениях язык не опережал ум – недаром древние напоминали, что прежде чем облекать мысль в слова, надлежит сперва как следует поразмыслить. Ранее пришедшее на ум всегда можно улучшить последующим исправлением, тогда как размышления, не получившие письменной обработки, в более пространных проповедях нередко оказываются спутаны и приобретают растянутый либо, напротив, скомканный вид, в середине же проповеди, по мере развития темы, /мысль/ и вовсе может ускользнуть от не слишком опытного проповедника. Потому-то я часто напоминаю своим подчиненным, чтобы они не всходили на кафедру, не подготовившись как следует к разъяснению святых истин, иначе они станут посмешищем в глазах своих слушателей: мало подобрать слова, имеющие лишь отдаленное отношение к сути, а если они режут слух, то вряд ли угодны Богу и Его ангелам, о чем я и сам стараюсь не забывать. /..../,

К разъяснению богословских истин следует подходить со всей надлежащей серьезностью, ведь проповедник должен сознавать себя предстоящим перед Богом и Его святыми, когда наставляет общину в важнейших вопросах, касающихся Бога и Его воли, грехопадения наших прародителей и ненависти Дьявола к роду человеческому, исправления рода человеческого и его искупления, Закона и Евангелия, греха и милости, нового послушания возрожденных, бессмертия души и вечной жизни, а также прочих истин подобного рода, так что крайне постыдно и весьма преступно излагать их неумело или маловразумительно. Да осознàет всякий священнослужитель, сколь ответственно его призвание и сколь тяжело его бремя! Ибо проповеднику необходима изрядная начитанность и немалые познания в весьма многих вопросах. Посему да испрашивает он ежедневно у Господа мудрости в своем служении, украшая оное чистотой своей совести, ибо без содействия Бога и водительства Святого Духа ничего не будет.

Третья причина, побудившая меня взяться за перо, следующая: заметил я, что мои соотечественники и коллеги зачастую начинают свои проповеди отнюдь не подобающим, а далеким от желаемого образом; также обратил я внимание на то, что концовки (их проповедей) бывают плохо слажены и недостаточно сжаты. Посему дерзнул я этим ничтожным сочинением сослужить службу своим соотечественникам и учащейся молодежи. Пусть, однако, никто не пеняет, что когда мне не доставало собственных слов, я делал выписки и включал в свое изложение целые отрывки из толкований, принадлежащих перу таких высокоученых мужей, как Лютер, Филипп Меланхтон и Бренц, а в ряде случаях и древних авторов. Имя писателя, у которого я заимствовал соответствующее место, непременно указывается.

Благосклонный и непредвзятый читатель, да пойдут мои труды тебе на пользу! Мне же дай насладиться тобою самим составленными проповедями, дабы остаток дней своих провести мне беспечально и окончить их в истинном покаянии и /да будет/ под конец нам всем /даровано/ насладиться вечной жизнью со Христом. Да пребудет в том с нами Божественная милость Отца и Сына и Святого Духа. Аминь.

Паавали Юстен, епископ Турку,

с Божией помощью сие написал

в лето Господне 1570-е

в стольном граде московитов.

(Перевод с латинского выполнен по публикации в: Historiallinen Arkisto XIX, 1905, 267-274, toim. K.G. Leinberg)

Комментарий

Как уже отмечалось, Паавали Юстен подготовил свою латинскую Постиллу в 1570 г. во время пребывания в Москве, куда он прибыл во главе шведского посольства. Есть что-то роковое в том, что это произведение, родившееся в тяжелых условиях посольства (почти что плена), имело в потомстве печальную судьбу. Дело в том, что по возвращении на родину в начале 1572 года Юстен, обремененный массой административных и иных забот, не торопился с изданием своего труда. Известно, что в принципе его сочинение было готово к печати в 1575 г., но не успело выйти по причине смерти автора, случившейся в августе того же года. Впоследствии Постилла Юстена так и осталась в рукописном виде: в 1580-е гг., в условиях проведения «литургической реформы» новому руководству епархии было не до нее, в последнее же десятилетие века, когда произошел поворот церковной политики в сторону ужесточения лютеранской доктрины, сочинение епископа Турку, в прошлом известного своим консерватизмом и пристрастием к гуманистической образованности, уже не могло быть напечатано. Тем не менее вполне вероятно, что в течение какого-то времени списки Постиллы имели хождение среди священников епархии Турку. По крайней мере к началу XIX столетия в библиотеке университета Турку сохранился один список этого сочинения. К несчастью, он сгорел целиком в роковом для истории финской культуры пожаре Турку 1827 года, уничтожившем средневековые кварталы города, в том числе и университетскую библиотеку. Уцелел лишь список предисловия, хранившийся в Королевской библиотеке Стокгольма, об основной же части произведения практически ничего не известно за исключением названия – Толкования на Евангелия, читаемые по воскресным и праздничным дням всего года (Explicationes evangeliorum dominicalium et praecipuarum feriarum totius anni).

Постилла Паавали Юстена была написана на латыни (в научной литературе закрепилась практика именовать это произведение по жанру, в котором оно было составлено², и в дальнейшем изложении мы будем пользоваться названием «Постилла»). В своем месте мы уже упоминали, что произведения, предназначавшиеся в первую очередь для духовенства, автор предпочитал составлять именно на этом языке. Данная особенность была свойственна в ту пору не одному только Юстену: например, первая протестантская постилла, изданная в Скандинавии, также вышла на латыни – речь идет о сочинении датчанина Нильса Хеммингсена (1561), которое, правда, позднее было все же переведено на датский. В принципе ничего удивительного в этом нет: то же свойство отличало и сочинения многих деятелей Реформации в Германии, в чем финский автор имел возможность убедиться лично. Вспомним, что все издания главного труда Меланхтона “Общие принципы теологии” вышли на латыни. На латыни же были написаны, к примеру, и такие известные в свое время протестантские сборники, как изданная в 1544 г. Постилла Йоханнеса Бугенхагена (прозванного Doctor Pommeranicus) или же поэтические переложения псалмов, принадлежавшие перу Файта Дитриха (1537) и Георга Майора (1547).

Предисловие, перевод которого предлагается выше, было, вероятно, написано уже по возвращении Паавали Юстена из Москвы в 1573 году: на это косвенно указывают приводимые автором сроки своего священнического и епископского служения к моменту написания этого текста (соответственно 33 года и более 18 лет); с другой стороны, известно, что он был рукоположен в 1540 г., и назначен епископом (точнее “ординарием”) в 1554 г., так что 1573 год представляется вполне вероятной датой.

Предисловие состоит из двух смысловых частей: первая половина содержит изложение, скажем так, общеконфессиональной позиции автора и его взгляд на состояние дел в церкви Финляндии и Швеции до и после начала Реформации. Вторая часть носит конкретно-прикладной характер: в ней объясняются причины, побудившие ученого епископа взяться за составление собственного сборника проповедей. Работая над своим трудом, Юстен, несомненно, стремился следовать официальной линии шведской церкви, восторжествовавшей в последнее десятилетие архиепископства Лаурентиуса Петри: это проявилось, в частности, в том, что он опирался на составленные последним (1562 и 1567 гг.) комментарии к евангельским текстам, читаемым в храмах на протяжении церковного года (шведские календари несколько отличались от доминиканских календарей, все еще имевших хождение в Финляндии: Parvio 1978, 22 s.). Не забудем также, что финский епископ завершил составление своей Постиллы уже после принятия Церковного уложения 1571 г., регулировавшего различные стороны жизни евангелической церкви в Шведском королевстве: в числе прочего, это Уложение содержало конкретные указания относительно характера произносимых с кафедры проповедей (в частности, был провозглашен принцип “толкования Писания через само Писание”, без произвольных вставок или отклонений от священного текста). Церковное уложение предостерегает рядовых священников от чрезмерного полагания на чужие проповеди, но одновременно с тем ставит перед местными епархиальными властями конкретную задачу составления сборников, которые могли бы служить священникам образцами для составления собственных проповедей (Parvio 1990, /1010/ s). Не исключено, что именно этим руководствовался и епископ Турку, университетская выучка которого позволяла взяться за труд подобного года.

Рассматривая конфессиональные взгляды Паавали Юстена, нашедшие отражение в данном предисловии, мы не можем не обратить внимания на звучащую в нем довольно жесткую критику католичества. Правда, сразу же бросается в глаза ее в целом формализованный, клишированный характер: приводимые “пункты обвинения” на поверку оказываются общими местами антикатолической пропаганды века Реформации. Собственно говоря, в конце предисловия сам Юстен без тени смущения сообщает, что заимствовал целые куски из произведений Лютера, Меланхтона и Бренца (о каких конкретно сочинениях он говорит, нам не известно за отсутствием самих текстов проповедей Постиллы). Вслед за первыми немецкими реформаторами, Паавали Юстен упрекает католическую церковь в непомерной численности духовенства и, с другой стороны, в низком уровне церковного воспитания, что, по его убеждению, способствовало сохранению в народе магизма и всевозможных суеверий (вопрос, стоявший весьма остро для финской церкви того времени); особенно же он обрушивается на властолюбие римских пап, ставя под сомнение главенство во Вселенской Церкви “наместника Петра”. Характеристика римского первосвященника, данная Юстеном, представляет собой достаточно точное воспроизведение слов Лютера (являющихся в свою очередь парафразом известного высказывания апостола Павла об Антихристе: 2. Фесс., 2:4) из предисловия последнего к полемическому трактату против лувенского богослова Якоба Латома: “Римское чудовище восседает посреди церкви, выдавая себя за Бога. Перед ним заискивают епископы, под его желания подстраиваются софисты, и нет ничего такого, чего лицемеры не сделали бы, стараясь ублажить его” (цит. по: Arffman 1999, 42 s.). Правда, на первый взгляд выглядит все же несколько странно, что в своей как-никак латиноязычной Постилле епископ Турку упрекает Римскую Церковь в использовании все той же латыни, непонятной народу. Объяснить это можно тем, что Юстен, воспитанный в церковной среде Турку, где вплоть до середины 1540-х гг. преобладали настроения умеренного реформизма и библейского гуманизма, полагал невозможным употребление латыни в сочинениях, обращенных исключительно к мирянам. Свое же произведение он адресовал главным образом духовным лицам (или образованным мирянам), для которых знание латыни как основного языка культуры в ту эпоху считалось само собой разумеющимся. Из предисловия можно заключить, что латинские проповеди своей Постиллы Юстен не предназначал для произнесения с кафедры: они должны были служить своего рода «учебно-справочным» образцом для рядовых священников, обязанных сочинять собственные проповеди уже на народном языке (финском или шведском). Имеются сведения, что в последующие десятилетия приходские священники при подготовке своих проповедей, предназначенных для народа, составляли их план на латыни, в чем исследователи усматривают следы знакомства как раз с латинской Постиллой Юстена (Rapola 1967, 116 s.).