Текст книги "Очерки истории Реформации в Финляндии 1520-1620-е гг."

Автор книги: Игорь Макаров

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 45 страниц)

Выше мы отмечали, что герцог Иоанн пользовался большей поддержкой тех своих подданных, родным языком которых был финский. В целом то же самое можно сказать о духовенстве Финляндии (Paarma 1980, 417 s.). Когда дело дошло до открытой войны между сыновьями Густава Вазы, церковь Финляндии постаралась держаться от нее в стороне. Тем не менее после поражения герцога Фоллингиус был смещен Эриком XIV, а около 30 священников епархии оштрафованы за поддержку, оказанную ими Иоанну. Новым ординарием Турку стал Паавали Юстен: совершенно очевидно, что подозрительный Эрик сделал такой выбор именно по причине отсутствия у того каких-либо связей с герцогом Финляндским. Что касается Выборгской кафедры, то на нее был назначен прежний церковный глава Турку престарелый Кнут Юхансон (о нем см. в след. пункте). Но уже в следующем году он скончался, и король назначил временным управителем (“администратором”) Выборгской епархии Паавали Юстена. Все духовенство Финляндии должно было присягнуть королю Эрику.

3.2. Став фактически главой всей церкви Финляндии, Паавали Юстен предпринял меры по ее организационному укреплению. Он совершил ряд визитационных поездок и составил несколько окружных посланий, в которых, как мог, пытался ободрить рядовых священников, ведь многие из них, с трудом сводя концы с концами, забросили свои проповеднические обязанности и вынуждены были мириться с грубыми нравами прихожан из всех сословий. Нередко дурной пример подавали сами пасторы и помогавшие им младшие священники, как это явствует из сохранившихся жалоб и донесений (Melander 1921, 94-95 ss.). В отсутствие капитула Юстен фактически единолично управлял обеими финскими епархиями: в этом смысле, как ни парадоксально, можно говорить об укреплении епископской власти, происшедшем в Финляндии на фоне ее ослабления в предыдущие десятилетия. Кроме того, как и прежде, существенное влияние на местные церковные дела оказывал узкий круг духовных лиц Турку, занимавших главные должности в епархии, о чем мы отдельно скажем чуть ниже. Такой острый для шведской церкви тех лет вопрос, как “ликворический спор”, вряд ли был актуален для Финляндии, удаленной от двора Эрика XIV, где собрались иностранцы-кальвинисты. Что же касается правителя Финляндии герцога Иоанна, то он не проявлял интереса к кальвинистской доктрине и соответственно не привечал ее сторонников при своем дворе. Правда, об этом споре будет упомянуто в “Синодальных статутах”, составленных Юстеном в 1573 г. (см. очерк о Юстене во второй части), а также в Постилле Эрика Соролайнена, его преемника по кафедре, написанной много позже, уже в первой четверти следующего столетия, но и в том, и другом случае сделано это будет в контексте общей и достаточно абстрактной критики кальвинизма. Ведущие церковные деятели Финляндии в 1560-е гг. следовали общей линии шведской церкви, не противоречившей основам их собственных убеждений (ориентация на наследие Лютера, еще не классифицированного и сакрализованного его последователями; меланхтоновский гуманизм; традиционализм богослужебной практики). При этом, несмотря на удаленность от центра королевства, здесь также ощущалось давление монаршей власти: достаточно вспомнить о насильственном отстранении от власти герцога Иоанна в 1563 г., вследствие чего духовенство вынуждено было нарушить данную ему присягу. О том же свидетельствовала и последовавшая за свержением Иоанна отставка Фоллингиуса, к которому король утратил доверие. Несколько ниже мы увидим, сколь ограниченными в эти годы были возможности епископа в “кадровых” вопросах, поскольку ни одно сколь-нибудь значительное место в епархии не могло быть занято без монаршего согласия. Когда же в 1568 г. к власти в Стокгольме пришел Иоанн III, ведущие деятели церкви Финляндии должны были присутствовать на его коронации, а по возвращении домой привели к присяге (теперь уже повторной) все финское духовенство. Тогда же распоряжением короля была восстановлена Выборгская кафедра, на которую назначили магистра Эрика Хяркяпя (Ericus Hercaepaeus), в недавнем прошлом ректора кафедральной школы Турку.

Прежде чем перейти к подробностям осуществления в Финляндии т.н. “литургической реформы”, затеянной в правление короля Иоанна и ставшей важным фактором религиозной жизни 1570-х – 1580-х гг., имеет смысл дать несколько более дифференцированную и по возможности портретную характеристику церковной среды Турку, представители которой, как и раньше, определяли эволюцию финской церкви. Мировоззрение и личность Паавали Юстена будут подробно проанализированы в очерке второй части, посвященном этому епископу. Среди ведущих деятелей епархии этих лет первым по старшинству должен быть назван Кнут Юхансон (Canutus Johannis): на протяжении целых 22 лет он был церковным настоятелем Турку, а затем, в 1562 г. на короткое время стал даже ординарием Выборгским. В Турку в начале 1560-х гг. он был фигурой примечательной, представляя ставшее уже легендарным первое поколение молодых клириков, которые в начале 1530-х гг. были направлены епископом Шютте на учебу в Виттенберг (позднее он даже породнился с почтенным епископом, женившись на одной из его сестер). Другой представитель этой генерации, бывший декан капитула Петрус Рагвалди, участвовавший в осуществлении важнейших церковных преобразований в 1530 – 1540-е гг. (в частности, он был главным проповедником Турку), после роспуска капитула в 1554 г. был назначен настоятелем прихода Кемиё, расположенного к юго-востоку от Турку. Хотя после этого он прожил еще примерно 10 лет, о его влиянии на епархиальные дела более ничего не известно. Что же касается Кнута Юхансона, то и по упразднении капитула он сохранил должность главного настоятеля города Турку, пережив всех своих товарищей по учебе в Виттенберге (в финской церковно-историчекой литературе их нередко называют Wittenbergin kvijt, что несколько вольно можно перевести как “питомцы Виттенберга”): воистину с его уходом окончательно завершилась целая эпоха в религиозной истории Финляндии. Подобно Агриколе или тому же архиепископу Лаурентиусу Петри, в свое время также учившемуся в Виттенберге, он был воспитан на идеях Лютера и в традициях меланхтоновского гуманизма.

Следующим должен быть назван уже упоминавшийся Эрик Хяркяпя, ректор кафедральной школы. Он происходил из тех же мест, что и Агрикола, т.е. из прихода Перная, что к западу от Выборга, и принадлежал уже к новому поколению, воспитанному первыми финскими реформаторами: в 1540-е гг. он учился в кафедральной школе Турку под руководством того же Агриколы. После этого по направлению капитула он прошел курс обучения в университетах Ростока и Виттенберга (1547-1551), откуда вернулся на родину в звании магистра свободных искусств. Сохранилось свидетельство, выданное ему Меланхтоном, в котором отмечается, что особенно Эрик Хяркяпя преуспел в изучении древних языков, в т.ч. древнееврейского, и вполне способен переводить ветхозаветные тексты (Melander 1929, 325 s.). Последнее замечание весьма важно, т.к. позволяет предположить, что Микаэль Агрикола намеревался привлечь Хяркяпя к переводам книг Ветхого Завета на финский язык. Однако тяжелые материальные условия епархии Турку 1550-1560-х гг. не благоприятствовали переводческой и издательской деятельности на финском языке, из-за чего Эрику Хяркяпя не удалось состояться в качестве продолжателя дела Агриколы. Кстати сказать, в “лютеранские Афины” он был направлен вместе с уже упоминавшимся в первой главе (раздел 4.1.) Яакко Тейттом (Тейтти), который не пожелал, вопреки возлагавшимся на него в Турку надеждам, посвятить себя церковной деятельности, а вместо этого поставил свой талант на службу короне. В течение нескольких лет Эрик Хяркяпя был помощником Юстена в кафедральной школе, которую и возглавил после того, как тот стал ординарием Выборгским. В конце 1550-х гг. он, однако, потерял эту должность и не без труда добился от короля Густава разрешения остаться в Турку при дворе герцога Иоанна: по всей видимости, его солидная гуманистическая образованность пришлась по душе последнему, ценившему ученых людей и стремившемуся окружить себя ими. В 1562 г. Эрик XIV вернул ему ректорское место. От Хяркяпя не дошло каких-либо сочинений, однако его влияние на молодежь было, по всей видимости, немалым. Когда во второй части книги мы будем говорить о таких заметных фигурах финской церковной истории второй половины XVI столетия, как Яакко Финно и Эрик Соролайнен, нам придется затронуть вопрос о влиянии, оказанном на них Эриком Хяркяпя во время их учебы в школе Турку. Как и в период ранней Реформации, представители финского духовенства, получившие образование в Германии, играли особую роль в церковной жизни своего родного края, прививая его церковнослужителям дух университетов, которые им самим довелось окончить.

Во второй половине века в Германии между последователями Лютера разгорелись острые дебаты по ряду богословских проблем, в ходе которых постепенно вырисовывался специфический образ лютеранства, отличного как от кальвинизма, так и от других разновидностей протестантизма. Обычно представители определенного лютеранского направления занимали ключевые позиции в том или ином германском университете, что определяло весь характер тамошнего преподавания и формировало мировоззрение молодых людей, приезжавших туда на учебу. Возвращаясь домой и со временем достигая видного положения в церковной иерархии, последние, как правило, следовали мыслительным моделям, усвоенным в университете: для людей той эпохи богословские споры не были бесплодным абстрактным теоретизированием (как подчас может показаться сейчас), а служили выражением их ключевых представлений о мире (ср. замечание Л. Февра о том, что для христиан того времени на первый взгляд сугубо формальные, схоластические тезисы “означали жизнь, ее смысл, то, ради чего стоило жить” – Февр, 2000, 287). По этой причине, хотя от Хяркяпя и не осталось каких-либо сочинений, исследователи склонны считать его последователем позднего Меланхтона, принимая во внимание характер полученного им в Германии образования (Kouri 1982, 37 s.). Это предположение основано на том, что будущий ректор кафедральной школы Турку прибыл в Виттенберг уже после смерти Лютера, когда там безраздельно царил Меланхтон, окруженный преданными учениками, его же главные оппоненты, гордо именовавшие себя “истинными лютеранами” (“гнесиолютеранами”), покинули этот город.

Подход Хяркяпя к школьному преподаванию, усвоенный им под влиянием Меланхтона, в целом совпадал со взглядами архиепископа Упсальского Лаурентиуса Петри, которого считают приверженцем “старомеланхтонизма”. Хотя Церковное уложение последнего, содержавшее раздел о школьном преподавании, не было утверждено королем в 1561 г., идеи, высказанные в нем, получили известность в епархиальных центрах. Система преподавания Меланхтона как бы перебрасывала мост между гуманизмом и Реформацией; можно с уверенностью сказать, что с самого начала Реформации в Финляндии характер образования в кафедральной школе Турку соответствовал этой тенденции. Об этом же свидетельствует и такое начинание Эрика Хяркяпя, как введение в школе Турку преподавания элементов греческого языка, что в те годы было новшеством даже для школ Швеции. Следует также отметить, что из Виттенберга Хяркяпя вынес и знание древнееврейского языка, что опять-таки было редкостью не только для Турку, но и для тогдашней Швеции (к примеру, Микаэль Агрикола, учитель Хяркяпя по кафедральной школе, древнееврейского, судя по всему, не знал). На просветительский характер деятельности Эрика Хяркяпя важно указать особо, поскольку большинство финских священников в 1550 – 1560-е гг. получило основы образования именно под его началом. Однако в 1568 г. распоряжением своенравного короля Эрика XIV Хяркяпя был уволен (“по наветам завистников”, как он сам позднее жаловался в прошении к новому королю Иоанну), но после смены монарха, происшедшей в том же году, назначен епископом Выборгским (напомним, сам он происходил из тех же краев). Выборгскую кафедру ему довелось занимать десять лет, вплоть до самой своей кончины.

В 1560-е гг. главным конкурентом Хяркяпя в Турку был недавно появившийся там Хенрик Якобсон (Henricus Jacobi). Их соперничество свидетельствует, с одной стороны, о влиянии монарха на епархиальные дела, а с другой, иллюстрирует высказанное выше соображение о важности для всей последующей деятельности того или иного духовного лица богословских влияний, усвоенных им в молодости. Хенрик Якобсон был несколько моложе Эрика Хяркяпя. Он происходил из пасторской семьи, что для священнослужителей Финляндии того периода было не очень типично: его отец был церковным настоятелем города Порвоо (семья, судя по месту проживания, была шведоязычной). По окончании школы Турку он получил место придворного капеллана в Стокгольме (вероятно, не последнюю роль в этом сыграли связи отца). В 1554 г. Хенрик записался в Виттенбергский университет, но в 1557 г. перебрался в Йенский университет, который и окончил в звании магистра. На последнее обстоятельство следует обратить особое внимание, т.к. для немецкого лютеранства 1550-х гг. было характерно противостояние как раз двух названных университетов. Йенский университет, в котором тогда заправлял страстный полемист Маттиас Флациус (Флаций), стал прибежищем т.н. “истинных лютеран”, т.е. тех последователей Лютера, которые полагали, что Меланхтон в своих увлечениях гуманизмом и склонности к компромиссам зашел слишком далеко, фактически изменив делу Лютера. Должно быть, по своему внутреннему настрою студент из Финляндии оказался ближе именно к этому направлению. По возвращении на родину в 1558 г. распоряжением короля Густава, лично знавшего его по Стокгольму и, вероятно, к нему благоволившего, он был назначен ректором кафедральной школы Турку взамен Эрика Хяркяпя, неожиданно отправленного в отставку. Любопытная бытовая деталь: женой Якобсона стала вдова недавно скончавшегося епископа Агриколы, что само по себе довольно курьезно, если вспомнить о непростых отношениях покойного с монархом, ставленником которого, собственно говоря, и прибыл в Турку молодой магистр; с другой стороны, этот факт свидетельствует о том, что верхушка лютеранского духовенства Турку представляла собой замкнутую корпорацию, члены которой были связаны друг с другом теснейшими (нередко и семейно-родственными) отношениями. Легко предположить, что в силу указанных обстоятельств (мы имеем в виду способ, которым было получено ректорское место, и существенную разницу в направленности университетов, которые окончили Хяркяпя и Якобсон) отношения этих двух персонажей с самого начала приняли непростой характер. В 1562 г. новый король Эрик XIV отправил в отставку с должности церковного настоятеля Турку престарелого Кнута Юхансона, а на его место назначил Хенрика Якобсона, к которому явно благоволил. Заметим, что этот шаг следует рассматривать в контексте противостояния Эрика XIV и его брата Иоанна, поскольку Якобсон получил новое назначение в отсутствие герцога Иоанна, отправившегося в Литву на свадьбу с Катариной Ягеллоникой. Таким образом, с самого начала своей карьеры в Турку Хенрик Якобсон был ставленником центральной власти, коль скоро обе свои должности он получил в обход герцога Иоанна. Все эти обстоятельства необходимо держать в уме, поскольку позднее, в 1570-е гг., во время “литургической реформы” позиция Хенрика Якобсона будет существенно отличаться от мнения большинства духовенства Турку, о чем речь еще пойдет в своем месте.

В 1568 г. в Турку появились два новых лица, которым довелось сыграть активную роль в местной церковной жизни двух последующих десятилетий. Хенрик Кнутсон (Henricus Canuti) был шведом, уроженцем города Стренгнэса. Вскоре после прихода к власти Иоанна III его назначили в Турку на новую (и несколько непривычно называвшуюся) должность “проповедника Слова Божиего”, однако в скором времени (судя по размерам положенного ему жалования) он сделался фактически вторым лицом в епархии после епископа Юстена, оттеснив Хенрика Якобсона на второй план. Причина этого вполне ясна: новый король Иоанн, испытывавший определенные сомнения в преданности местного духовенства, желал видеть в Турку верного себе человека (Pirinen 1976, 84 s.). Неудивительно поэтому, что ставленник нового монарха быстро оттеснил Хенрика Якобсона, пользовавшегося покровительством свергнутого Эрика. В Финляндию Хенрик Кнутсон прибыл уже сложившимся человеком. В начале 1550-х гг. он окончил Виттенбергский университет и, стало быть, являлся последователем главенствовавшего там Меланхтона, как и большинство финнов, учившихся в те времена в Германии; по этой причине в Турку он оказался в духовно и интеллектуально родственной себе среде. Вторым новым лицом был Яакко Финно (Jacobus Petri Finno): в свое время он окончил местную кафедральную школу, а затем учился в университетах Виттенберга и Ростока, из чего можно заключить, что он также испытал меланхтоновское влияние (речь идет, разумеется, о влиянии учеников Меланхтона, поскольку самого реформатора Яакко Финно в живых уже не застал). В Турку его определили ректором кафедральной школы вместо отправленного в отставку Хяркяпя. О Яакко Финно – в виду значительности его вклада в старофинскую книжность – мы подробно расскажем в отдельном очерке, посвященном ему во второй части этой книги.

Так выглядела в общих чертах высшая церковная среда Турку накануне крупных перемен в религиозной жизни Шведского королевства, происшедших в царствование Иоанна III. За небольшими исключениями ведущие представители финской церкви этих лет тяготели к “богословски открытому, гуманистически ориентированному меланхтонизму, не склонному к заострению вероучительных различий” (Heininen 1974, 225 s.). Данное обстоятельство следует выделить особо, поскольку лица, о которых идет речь, выступали по сути посредниками между центральной властью и соотечественниками, поэтому от характера их богословских взглядов и всего духовного облика в немалой степени зависел ход дальнейших преобразований местной церковной жизни. Разумеется, упомянутые здесь деятели не занимались профессиональным богословием и не оставили после себя каких-либо сочинений (в силу чего об их богословских предпочтениях, игравших несомненную роль в тогдашней внутрицерковной борьбе и подготовке молодых священников, исследователям приходится судить лишь по косвенным признакам): все они представляли как бы “средний” срез тогдашнего лютеранства и были “практиками”, каждодневно сталкивавшимися с реалиями своей суровой эпохи. Народ, испытывавший на себе всю тяжесть новой государственной политики, влачил жалкое существование и был мало расположен к духовным вопросам, все еще оставаясь в плену представлений ушедшей эпохи (речь идет о пережитках язычества и многочисленных католических обычаях и практиках). Что касается дворянства, то, по многочисленным свидетельствам современников, в рассматриваемый период его отличали необузданная алчность и равнодушие к религиозным вопросам. В этой связи нам представляется важным выделить тех церковных деятелей, чья картина мира сформировалась в ином духовном и психологическом климате, ведь именно благодаря их усилиям новые лютеранские идеалы мало-помалу пробивали себе дорогу в суровых северных условиях. Как мы увидим в дальнейшем, церковная среда Турку 1560-х гг. произвела из своих собственных рядов новых деятелей, которые оказались способны провести церковь Финляндии через бурные события конца столетия, обеспечив ее дальнейшую эволюцию в сторону догматизированного, замкнутого в себе лютеранства.

4. Религиозно-церковная ситуация Финляндии в правление Иоанна III (1568 – 1592 гг.): отголоски “литургической реформы” и связанные с ней проблемы

4.1. В начале правления Иоанна III церковь Финляндии вновь оказалась разделена на две епархии, причем ведущая роль, безусловно, осталась за Турку. Правда, в самом начале царствования Иоанна III управление епархией Турку несколько расшаталось. Связано это было в первую очередь с тем, что летом 1569 г. епископ Паавали Юстен (который, кстати, именно с этих пор вновь официально стал именоваться таким титулом) был назначен главой шведского посольства, направленного королем в Москву для ведения переговоров с царем Иваном Грозным. Обстоятельства этой миссии будут более подробно рассмотрены в очерке о Юстене во второй части. Здесь же подчеркнем, что, как и в предыдущие времена, шведские монархи использовали представителей высшего духовенства Финляндии для ответственных дипломатических поручений, связанных с Россией, считая финнов более сведущими в “русских делах”: после Эрика Свенсона и Микаэля Агриколы Паавали Юстен стал третьим финским епископом, в XVI столетии побывавшим в России с дипломатическим поручением.

Посольство Юстена растянулось на два с половиной года, и в Турку епископ вернулся лишь зимой 1572 г. В его отсутствие епархией управляла группа из нескольких церковных лиц, фактически вновь образовавших кафедральный капитул, что соответствовало курсу нового монарха (но также и архиепископа Лаурентиуса Петри) на возрождение этого института, унаследованного от Средневековья (см. выше § 1.2. настоящей главы). Учитывая гораздо более тяжелое – в сравнении со средневековым – экономическое положение церкви в начале 1570-х гг., более уместным представляется сходство возрожденного капитула Турку с капитулом, существовавшим в епископство Мартина Шютте к началу 1540-х гг., т.е. уже после конфискации большей части церковной собственности. Члены капитула имели вполне определенный круг обязанностей. Прежде всего они должны были помогать епископу в управлении епархией, а в его отсутствие – коллективно замещать епархиального главу, как фактически и случилось в период затянувшегося московского посольства Юстена. С другой стороны, как и в Средние века, капитул находился в полном подчинении у епископа и ни о какой коллегиальности в его работе речи не было. “Капитул прелатов” (именно к этой модели тяготели капитулы, восстановленные при Иоанне III) выполнял также важные богослужебные функции: в условиях литургических перемен 1570-1580-х гг. богослужения, совершавшиеся в главном соборе епархии, призваны были служить своего рода образцом для остальных приходов. В ведении капитула оставалась кафедральная школа: за неимением университета именно она должна была готовить кадры местного духовенства и одновременно служить чем-то вроде богословского центра, призванного, помимо всего прочего, разъяснять приходским священникам смысл перемен в официальной церковной политике (благо их в те годы хватало). Члены капитула должны были помогать епископу в составлении окружных посланий и проведении регулярных епархиальных собраний. Наконец, капитул по-прежнему выполнял функции главного церковного суда. Следует также отметить, что с целью организационного укрепления церкви на местах были созданы должности пробстов церковных округов: как мы увидим ниже, в ряде случаев пробсты располагали значительной властью, причем не только чисто церковной, но и в известной степени административно-судебной (духовенство, как правило, имело более высокий образовательный уровень в сравнении с чиновниками из мирян, поэтому власти долгое время не желали отказываться от услуг священников в решении административных вопросов). Что же касается отличий от средневековой ситуации, то главное заключалось в том, что капитулу так и не было возвращено некогда принадлежавшее ему право выдвижения кандидатов на должность местного епископа. Поскольку евангелическая церковь находилась под мощным государственным прессом, местная инициатива в столь важном вопросе просто-напросто исключалась, и вопрос о выборах епископа решался на уровне коллегии епископов всего королевства с последующим обязательным утверждением королем (Pirinen 1976, 106-110 ss.).

К началу 1570-х гг. произошла определенная стабилизация материального положения духовенства Финляндии. С одной стороны, ориентируясь на традицию, Иоанн III частично восстановил практику выделения пребенд членам капитула, хотя размеры получаемых ими доходов были существенно меньше. За епископом и рядом других ведущих должностных лиц епархии (кафедральным пробстом, ректором школы, лектором теологии и некоторыми другими) закреплялся тот или иной сельский приход, жители которого обязаны были содержать своего настоятеля. Однако главным источником доходов духовенства всех уровней оставалось годовое жалование, которое они получали в виде установленного количества зерна, измеряемого бочками. Конкретно это сводилось к тому, что на местах фогты должны были выделять священникам часть бывшей десятины (отчужденной, как мы помним, в казну на исходе правления Густава Вазы). В результате доходы духовенства новой лютеранской церкви оказались существенно ниже, чем в средневековый период; кроме того, подобная система порождала нестабильность материальных условий, поскольку жалование могло быть уменьшено в случае неурожаев, войн или попросту вследствие ухудшения взаимоотношений конкретного духовного лица с властями. Отдельные факты, сохраненные историей, свидетельствуют о том, что вмешательство монарха касалось не только доктринальных проблем, но и организационной стороны церковной жизни, в частности, назначения приходских священников. Известно, к примеру, что когда в 1571 г. разгорелся конфликт между жителями Хельсинки и епископом Выборгским Эриком Хяркяпя по вопросу о назначении местного приходского настоятеля, король встал на сторону мирян, подыскавших собственного кандидата, и епископу пришлось смириться с монаршим решением.

О некотором укреплении материального положения церкви Финляндии в эти годы и о значении, которое Иоанн III придавал епархии Турку, свидетельствует также то обстоятельство, что при содействии короля в Турку была построена каменная церковь Св. Духа (правда, до наших дней она не сохранилась). Этот факт следует выделить особо, поскольку названная церковь явилась фактически единственным каменным храмом, возведенным в Финляндии за весь (!) XVI век начиная с первых реформационных преобразований. Применительно к 1560-1580-м гг. можно говорить о некотором оживлении строительной активности, причем в первую очередь возобновилось сооружение более скромных деревянных храмов, которые своим внешним видом (двускатная крыша и высокий щипец) походили на традиционные каменные церкви, типичные для Финляндии XIV-XV вв. Храмы такого рода появились, например, в Лоппи и Моухиярви (область Хяме) – правда, до наших дней они дошли в перестроенном виде (Salomies 1949, 262 s.). Приведем еще один любопытный факт: в 1590 г. четверо зажиточных крестьян из поселка Вампула (что неподалеку от города Раума на юго-западе страны) на собственные средства построили деревянную церковь. Помимо всего прочего, названный факт можно расценить и как проявление позитивного отношения народа к той достаточно консервативной и связанной с традицией форме лютеранства, что утвердилась в правление короля Иоанна. Ниже мы еще будем говорить о тех проблемах, которые возникли в дальнейшем в связи с попытками церковных и государственных властей изменить подобное положение дел и насадить более радикальный вариант лютеранства.

С воцарением в Швеции Иоанна III ведущую роль в епархиальных делах Турку стал играть Хенрик Кнутсон (см. пред. пункт), незадолго перед тем назначенный “проповедником Слова Божиего”. Спустя два года документы именуют его уже кафедральным пробстом, само же название “капитул” вновь появляется в 1571 г., причем это произошло еще до утверждения Церковного уложения архиепископа Лаурентиуса Петри и раньше, нежели в епархиях самой Швеции (Paarma 1980, 442 s.). Другими видными лицами епархии были ректор кафедральной школы Яакко Финно и церковный настоятель Турку Хенрик Якобсон: исследователи даже называют их “правящей группировкой” (Pirinen 1976, 84 s.).

После возвращения епископа Юстена из Москвы представители церкви Финляндии (не только епархии Турку, но и Выборгской епархии) по какой-то причине не участвовали в крайне важном для церкви всего королевства провинциальном синоде (лето 1572 г.), одобрившем Церковной уложение, которое было издано в предыдущем году. Тем не менее постановление синода о единообразии богослужебной практики во всех епархиях королевства непосредственным образом сказалось и на деятельности Юстена в Финляндии. На следующий год он созвал епархиальное собрание с целью разъяснения финскому духовенству основ нового Уложения. Специально по этому случаю Юстен издал на латыни т.н. Синодальные статуты (Capita rerum synodicarum). Подробно о данном сочинении речь пойдет в очерке о Юстене во второй части, здесь же отметим, что названный документ адресовался в первую очередь рядовому духовенству: как и в средневековую эпоху, именно приходские священники продолжали оставаться главными посредниками между рядовыми верующими и духовной элитой (ср. Гуревич 1993, 157). В предисловии к названным Статутам епископ (автор исторического сочинения – «Хроники епископов финляндских») не преминул подчеркнуть важность местной епархиальной традиции, восходившей к XV в., когда были изданы Статуты епископа Магнуса (Мауну) Сяркилахти.

В целом Паавали Юстен стремился продолжать курс своих непосредственных предшественников, Мартина Шютте и Микаэля Агриколы, заинтересованных в поддержании местных традиций и в известном смысле стоявших на позициях епархиального партикуляризма. Отмеченная тенденция характерна и для Служебника (иначе Миссала, стар.-фин. Messukiria), составленного Юстеном по-фински (издан летом 1575 г.). С одной стороны, здесь ощущается ориентация на шведские служебники того времени, уже отличавшиеся от аналогичных сборников первых реформационных десятилетий, а с другой, налицо забота о сохранении ряда местных особенностей (подробно на специфике Служебника Юстена мы остановимся в очерке, посвященном этому епископу).

В 1574 и следующем, 1575 г. церковные деятели Финляндии приняли участие в двух важных событиях, касавшихся церковной жизни всего королевства. В 1574 г. после смерти Лаурентиуса Петри состоялись выборы нового архиепископа Упсальского. Из семи финских представителей, участвовавших в выборах, лишь двое отдали голоса королевскому кандидату Лаурентиусу Петри Готусу, который был сторонником (старо)меланхтоновского направления, более терпимого к литургическим изменениям и внешним атрибутам. Именно за него проголосовал Паавали Юстен (о мотивах, руководивших епископом Турку, мы скажем в очерке, посвященном ему), год же спустя как старейший из епископов королевства он руководил церемонией рукоположения нового архиепископа, в которую по инициативе короля были внесены существенные коррективы, придавшие ей больше традиционности и торжественности. Тот факт, что пятеро финских представителей отдали свои голоса за другого кандидата (а именно, за сторонника более ортодоксальной лютеранской линии епископа Линчепингского Мартина Гестрициуса), может свидетельствовать о наличии у части духовенства Финляндии настроений иного рода. Вполне вероятно, что далеко не все церковные деятели Финляндии были расположены безоговорочно принимать литургические изменения, навязанные монархом и поддержанные его кандидатом в архиепископы. Показательно, что все представители финской церкви, проголосовавшие за Гестрициуса, были настоятелями сельских приходов и, следовательно, не принадлежали к церковной верхушке Турку (Paarma 1980, 231 s.). Данное обстоятельство представляет особый интерес, поскольку нам крайне мало известно об умонастроениях рядового духовенства, обязанного подчиняться распоряжениям сверху. О лояльности высших церковных кругов Турку новому курсу монарха свидетельствует хотя бы тот факт, что главные лица епархии (епископ Юстен, кафедральный пробст Кнутсон и церковный настоятель Турку Якобсон), участвовавшие в работе церковного синода в Стокгольме в июне 1575 г., безоговорочно одобрили т.н. Новое церковное уложение, разработанное советниками короля и содержавшее основные предпосылки “литургической реформы”. Служебник Юстена был издан через два месяца после этого события: предполагается, что уже в 1574 г. епископ Турку обязался издать новое богослужебное руководство на финском языке с учетом новых пожеланий монарха (Pirinen 1976, 87 s.). Впоследствии, ссылаясь именно на этот факт, противники “литургической реформы” обвинили Юстена в пособничестве попыткам короля сблизиться с католичеством, хотя на самом деле Служебник финского епископа был далеко не тождествен “Красной книге”, принятой в 1576 г.: этот вопрос мы отдельно затронем в соответствующем разделе очерка о Юстене из второй части. Епископ Паавали Юстен скончался в августе 1575 г. еще до утверждения “Красной книги” (официально именовавшейся Liturgia Suecanae Eccleciae, т.е. Литургией Шведской церкви) и, таким образом, его даже формально невозможно причислить к непосредственным исполнителям богослужебной реформы.