Текст книги "Трибунал"

Автор книги: Хассель Свен

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 19 страниц)

– Новопетровск, – лаконично говорит он, поднимаясь на ноги.

– Где это, черт возьми? – спрашивает Барселона. – Я никогда о нем не слышал.

– И очень многие не слышали, – сухо говорит Старик. – Новопетровск до того секретен, что официально не существует. Абвер получил сообщение о нем от своих агентов. Города там нет, только громадный лагерь, замаскированный под лес, с полосой обороны шириной в сто километров. Если окажешься в этом районе без разрешения, то прощайся с жизнью. Наша задача до того GEKADOS [106]106
  Аббревиатура от нем. «GEheime KommAnDOSache» («секретно, только для командования»). – Примеч. ред.


[Закрыть], что о ней знают только старшие офицеры в штабе Канариса [107]107
  Адмирал Вильгельм Канарис с 1935 г. по февраль 1944 г. возглавлял управление военной разведки и контрразведки (абвер). – Примеч. ред.


[Закрыть]. Реактивные снаряды, сброшенные нам с транспортных самолетов, совершенно новой конструкции. Никаких сведений о них не должно попасть в руки противника. Надеюсь, я выразился достаточно ясно?

– Мы, немцы, мозговитый народ, – говорит Малыш. – Потремся лбом о стенку, и получается что-то вроде этого фокуса с носовым платком. Спорю на свои яйца, что если русские схватят нас, они будут сморкаться в этот платок, даже не догадываясь, что это секретная немецкая разработка, лучшая в двадцатом веке.

– Там, куда мы идем, есть мины? – испуганно спрашивает Барселона. С того случая на минном поле у него страх перед минами.

– Есть, конечно, – угрюмо отвечает Старик. – А ты как думал? Непременно идите по следам переднего. От шага на несколько сантиметров в сторону могут зависеть наши жизни… Если кто из вас наступит на мину, погибнет не только он, но и половина отделения.

– Мины вовсе не так опасны, как многие думают, – говорит высокомерно фельдфебель Шрёдер.

– Можно подумать, ты это знаешь, – отвечает Барселона. – Я три раза взлетал в воздух так высоко, что мог бы почесать Христу пятки, и я знаю, что такое мины!

– И тебя произвели в фельдфебели! – язвит Шрёдер.

Барселона хочет броситься на него, но Старик быстро встает между ними.

– Можете при желании перерезать друг другу глотки, когда взорвем этот объект. А до тех пор поберегите силы! Это самое опасное и серьезное задание, какое мы только получали. Теперь три часа отдыха и обед. Больше не будет ни еды, ни отдыха – с той минуты, как мы выйдем отсюда, и до тех пор, пока не уничтожим этот лагерь.

Мы зарываемся в снег, спасаясь от ледяного ветра, который несется над этой снежной пустыней с протяжным, унылым воем.

Порта открывает несколько консервных банок и делит между нами еду.

– Реактивные снаряды будем запускать с помощью пусковой установки, она в этом зеленом ящике, – объясняет Старик. Поднимает один из этих новых снарядов, чтобы мы все его видели. – Слушайте внимательно, – продолжает он, – и ты, Малыш, тоже! Если будете неосторожно обращаться с ними, от вас не останется даже пуговицы. Поворачиваете этот диск влево до цифры пять. Приподнимаете его, пока не раздастся щелчок. Поворачиваете диск до цифры девять. Вдавливаете его и снова поворачиваете к пятерке. Теперь снаряд на боевом взводе, и ничто не может помешать ему взорваться через пять часов. Резиновая штука на его конце – присоска, она пристает к поражаемому объекту. Если кто-то попробует снять ее, снаряд взорвется у него в руках. Как только мы выпустим все снаряды, пусковая установка будет уничтожена. Ничто, ни малейшая деталь, не должно попасть в руки противника! Если на вас внезапно нападут, когда будете готовиться к пуску, выдерните эту чеку, и через секунду вы и снаряд разлетитесь на атомы! Понятно?

– Эта чертова армия крепко держит нас за яйца, – равнодушно говорит Малыш. – Теперь нас заставляют совершить массовое самоубийство.

– Жизнь – это бросание игральных костей, – вздыхает Порта. – Мы стараемся выбросить шестерку изо дня в день!

– Я не стану выдергивать никакой чеки, – уверенно заявляет Грегор. – Тот, кто это делает, на мой взгляд, тупой болван. Самый надежный способ пережить войну – случайно оказаться на территории противника с чем-то совершенно секретным в кармане!

– Не лучше ли перейти прямиком к ивану, отдать ему эти штуки – и плевать на отечество? – предлагает Малыш.

– Государственная измена! – неистово орет Хайде.

Лейтенант Шнелле покачивает головой и демонстративно отходит от Малыша и Грегора.

– Каждая группа получит три снаряда и прицельное устройство, – продолжает Старик. – Как только снаряды будут на боевом взводе и готовы к запуску, сообщите мне по рации, и я их запущу. Напоминаю еще раз: поворачивайте диск только влево, и вы должны услышать щелчок. Если щелчка не будет или вы повернете диск вправо, снаряд взорвется у вас в руках! Малыш, ты понял?

– Полностью, – заверяет его Малыш, постукивая по лбу костяшками пальцев. – Запечатлелось в башке навеки, аминь! Инструкции по взрывчатым веществам я слушаю, кореш!

– Очень на это надеюсь, – смеется Порта, – иначе прощай, до встречи в аду!

– Пошли, – говорит Старик и взводит затвор автомата. – Курить запрещается!

В небе над лесом то и дело появляется голубая вспышка. Шум моторов становится все громче и громче.

Ночью мы проползаем мимо внешних противозенитных позиций. Русские так близко, что мы ощущаем запах их махорки.

– Мины, – предостерегает Старик, подняв руку в знак того, что нужно соблюдать еще большую осторожность.

Легионер достает из рюкзака минный щуп и с саркастической улыбкой протягивает фельдфебелю Шредеру.

– Peau de vache [108]108
  Подлая тварь (фр). – Примеч. пер.


[Закрыть], это занятие как раз для тебя, – злобно шепчет он.

Шрёдер нервно покачивает головой и отстает на шаг.

– У меня нет опыта в подобных делах!

– В таком случае помалкивай, когда другие говорят о минах! – рычит сквозь зубы Барселона.

– Трус, – издевательски ворчит Легионер и осторожно достает из снега деревянную мину. «Приди, приди, приди, о смерть…» – напевает он, пока Малыш перерезает провода.

Старик включает синий свет компаса и измеряет расстояние по карте.

– Сведения агентов совершенно точны!

Отделение медленно идет шаг за шагом по минному полю. Малейшая ошибка – и сильный взрыв разнесет нас на куски.

Фенрих Тамм едва не наступает на проволоку, но Легионер хватает его ступню и мягко ставит ее рядом с безобидного вида стальной нитью.

– Охламон чертов, – бранится Старик. – Господи, нянчись с таким недотепой!

– Par Allah [109]109
  Клянусь Аллахом (фр.). – Примеч. пер.


[Закрыть], – шипит Легионер. – Ступи так еще раз, и я удавлю тебя своей проволокой!

Из темноты яростно лает собака. В отдалении ей отвечают две другие.

– Проклятые твари, – бранится Грегор. – Если явятся сюда, я надаю им пинков!

Вспыхивает прожектор. Луч света ползет по снегу, то и дело останавливаясь. Описывает широкий полукруг, потом вдруг поворачивает обратно и останавливается, едва не дойдя до меня. Парализованный страхом, я вжимаюсь в снег и жду смертоносной пулеметной очереди.

Часовые ободряюще перекликаются. Мы знаем, каково им. Караульная служба в темноте страшна для всех. Когда часового убивают на посту, это происходит так быстро, что он ничего не успевает почувствовать.

Последнюю часть пути мы ползем, и, несмотря на тяжелое снаряжение, быстро минуем линию обороны. Не раздается ни единого предательского звяканья металла о металл, способного предупредить часовых.

Один грузовик за другим выезжают из больших деревянных ворот замаскированного под лес лагеря. Ненадолго вспыхивают полевые фонарики, когда охранники из НКВД проверяют у водителей документы. Никто не может попасть сюда без разрешения высокого начальства.

– Иван настороже, – напряженно шепчет Порта. – Русские не доверяют даже своим солдатам!

– И неудивительно, – отвечает Грегор. – Принюхайся. Здесь, должно быть, миллионы литров бензина.

– Да, хватит на еще одну Тридцатилетнюю войну [110]110
  Тридцатилетняя война (1618—1648) – один из первых общеевропейских военных конфликтов, вылившийся в борьбу против гегемонии династии Габсбургов в Европе. – Примеч. ред.


[Закрыть], если не больше, – шепчет охваченный ужасом Малыш.

– Влево или вправо запускать нам эти реактивные снаряды? – нервно спрашивает Порта.

– Вправо, – уверенно отвечает Малыш. – Только я забыл, поворачивать диск сперва на пять или на девять! Но должен раздаться щелчок, иначе снаряд взорвется!

Неожиданно мы все начинаем сомневаться. Малыш с обычным оптимизмом предлагает попробовать и посмотреть, что получится. Тогда взорвется только каждый второй снаряд.

– Черт возьми, не верти эту штуку! – предупреждаю я в ужасе, когда Малыш собирается повернуть диск. – Мы все можем взлететь на воздух!

– Если взлетим, будем надеяться, что дома зажгут посадочные огни, – фаталистически усмехается Порта.

Старик подползает к нам из-за большой кучи снарядных гильз.

– Что вы здесь копаетесь, черт возьми? – недовольно ворчит он. – Первая и четвертая группы уже поставили свои снаряды на боевой взвод!

– Наводить их влево или вправо? – спрашивает Порта, протягивая снаряд Старику.

– Господи, смилуйся над нами, – стонет в отчаянии Старик. – Влево, недотепы! Иван умер бы со смеху, если б мог сейчас вас видеть!

– Ну так крикни ему, – предлагает Порта. – Тогда война будет окончена и мы войдем в историю как секретное оружие Адольфа!

– Поворачивать на пять? – спрашивает Малыш, держа руку на диске.

– Не сейчас, ходячий ты сортир, – шипит Старик, ударив его по пальцам. – Сперва установите и наведите снаряды! Что ты хочешь взрывать здесь?

Грузовики, – радостно отвечает Малыш. – Их здесь множество.

– Тихо ты! – рычит Старик. – И к черту машины. Эти снаряды предназначены для дальних целей. Ты, кажется, ничего не понял из того, что я объяснял! Сперва мы поражаем реактивными снарядами дальние цели, потом вы закладываете бомбы Льюиса и радиоуправляемые мины в указанном квадрате. Это может сделать даже болван. Ради бога, постарайся слушать, когда я говорю, что требуется. Когда выйдешь на большое открытое пространство, где стоят поезда, будь начеку. Русские заложили там сигнальные мины с натяжными проволоками. Проволок не касайся! Даже не дыши на них! Если они сработают, в небо взлетят ракеты и весь этот чертов лагерь противника будет освещен, как днем!

– Кончай нервничать, – успокаивает его Порта. – Мы можем снять шкуру со вши так, что она даже не заметит!

– Я был в еврейской школе карманников на Реепербане, – хвастает Малыш. – Могу снять тряпки с горла шлюхи, и она ничего не почувствует!

– До какой дурости ты можешь дойти! – сердито ворчит Старик и исчезает снова.

Пререкаясь, мы доходим до места, где нужно разместить пусковые установки. Собираем их. Огневое основание кажется примитивным, напоминает недоделанный упаковочный ящик. Непохоже оно только на огневую базу.

В нижней части одного из алюминиевых рельсов три колесика с тускло светящейся шкалой. Они служат для установки стартового положения.

Малыш устанавливает на место 520-миллиметровую трубу, я привинчиваю боеголовку.

Порта подсоединяет странного вида провода, выглядят они так, словно вынуты из пружинного матраца.

– Думаешь, эта штука сработает? – с сомнением спрашивает Малыш. – Я бы предпочел пулемет.

– Сработает, – уверенно говорит Порта, прикрывая рукой показатель уровня спирта.

– Шестая группа готова, – негромко сообщаю я по рации.

– Оставайтесь возле установок, пока снаряды не вылетят! – приказывает Старик. Они с Хайде лежат среди куч стреляных гильз, принимая от групп донесения о готовности.

– Повернуть диски до цифры пять, – приказывает Старик, внимательно глядя в зеленый ящик.

Малыш бежит к своему снаряду, словно боится, что кто-то из нас опередит его.

– Влево или вправо? – спрашивает он.

– Влево, болван! – раздраженно рычит Старик.

– Взрыв будет таким, что бабушка дьявола подскочит от испуга, – радостно улыбается Малыш и поворачивает диск до пятерки.

Установка слегка содрогается, раздается шипение, словно в коробке одновременно вспыхнули все спички. Снаряды бесшумно вылетают из стволов и летят в ночи, словно призрачные летучие мыши. Никаких дульных вспышек. Никакого хвостового пламени. Их полет точно управляется приборами в зеленом ящике.

Несколько снарядов падают на отдаленном складе нефтепродуктов. Другие пристают к складам боеприпасов и к мастерским на территории третьего лагеря. Через пять часов они взорвутся с невообразимой силой.

Мы быстро уничтожаем пусковые рельсы и установки. Старик нажимает белую кнопку в продолговатом ящике. Тут же раздается бульканье. Едкие пары жгут горло и нёбо, когда там разливается из маленьких ампул кислота, уничтожающая конденсаторы, катушки и блоки. Замечательный образец инженерного искусства, аппарат, какого нет больше ни в одной армии, уничтожен за несколько секунд. Странного вида антенны, похожие на матрацные пружины, мы разрезаем на мелкие кусочки и широко разбрасываем.

– Теперь бомбы Льюиса, – раздается из рации шепот Старика. – В вашем распоряжении час. Ни секунды больше!

Мы по одному бежим по широкой, хорошо укатанной дороге, ведущей в глубь громадного склада нефтепродуктов и боеприпасов. Воздух дрожит от шума моторов и раздающихся в ночи хриплых, гортанных приказов.

Несколько раз мы проходим так близко от русских часовых, что явственно слышим их дыхание.

– Чувствуешь запах бензина? – шепотом спрашивает Порта. – Какое местечко для пиромана!

– Иван Вонючкович обделается со страху, – утробно бормочет Малыш.

Мы едва не натыкаемся на проволочное заграждение шести метров в высоту.

Малыш достает кусачки.

– Будем надеяться, что в проволоке нет тока, – замечает он и подносит их к первой нити.

– Если есть, узнаешь, что представляет собой электрический стул, – сухо отвечает Порта.

– Пошел ты! – рычит Малыш, перекусывая проволоку, будто хлопчатобумажную нитку. Сила у него сверхчеловеческая.

– Господи, – восклицает Порта, когда мы оказываемся в окружении громадных штабелей бочек с бензином. – Не думал, что в мире существует столько бензина! – Постукивает по нескольким. – Порожние нам взрывать ни к чему, так ведь? – продолжает он.

Малыш наполнил свою зажигалку и собирается закурить.

– Тебя, должно быть, бешеная обезьяна укусила в задницу, – бранит его Порта. – Мы все взлетим к чертовой матери, если начнешь сыпать здесь искрами!

Напрягая все чувства, мы медленно идем среди громадных штабелей бочек и ящиков. Углубившись в лагерь, мы сворачиваем налево и идем по широкой, уходящей вдаль соединительной дороге.

Порта останавливается так внезапно, что я натыкаюсь на него.

– Иван, – шепчет он еле слышно.

Словно по команде мы достаем из карманов проволочные удавки.

В нашу сторону идут двое русских солдат в длинных шинелях. Разговаривают друг с другом.

– …б твою мать! – громко смеется один из них.

Малыш раздраженно вскидывает голову и поднимает удавку. Порта предостерегающе поднимает руку. Лучше дать им пройти.

Зайдя за угол, мы готовим первую бомбу Льюиса. Ставим взрыватели замедленного действия сроком на четыре часа. Малыш беззаботно надкусывает ампулы и выплевывает осколки в снег, будто окурки. Если одна из них окажется с трещиной, это верная смерть. Концентрированная кислота прожжет человека насквозь. Малыш не сознает опасности. Только выплевывает стекляшки и начисто обмывает язык водкой.

– Пресвятая Дева! – восклицает он, пока мы стоим, глядя на гору снарядов. – И Адольф хочет уверить нас, что песенка ивана спета! У Германии никогда не было столько боеприпасов!

– Осторожно, – предупреждает Порта, когда мы устанавливаем прилипающие бомбы. – Ради бога, не сгибайте эту треклятую чеку! Если все это взорвется, пока мы в лагере, то окажемся на Потсдамерплатц с таким грохотом, что уже не сможем зайти в «Хитрую собаку» пропустить стаканчик!

– Тихо! – взволнованно шепчет Малыш, прижимаясь к штабелю снарядов. – Иван!

– Спокойно! – шепчет Порта. – Мы не тронем их без необходимости!

Двое часовых, скрипя ногами по снегу, приближаются к нам. Негромко разговаривают на языке, который мы не можем понять.

– Монгольские обезьяны, – шепчет Порта, вынимая из кармана удавку.

Странное фронтовое напряжение начинает подниматься мурашками по спине. Я крепче сжимаю деревянную ручку удавки и нащупываю левой рукой десантный нож.

Из узкого прохода появляется третий солдат и начинает бранить этих двоих за то, что они курят. Они останавливаются в пяти-шести метрах от нас и начинают ссориться. Размахивают руками и орут друг на друга.

Сержант топает ногой в неуклюжем валенке и орет громче остальных.

Порта молча подает сигнал. Мы просто должны напасть на них.

Мы бесшумно приближаемся к трем азиатам, которые стоят спиной к нам и бранятся друг на друга.

Порта свистом подает команду, и мы бросаемся на них. Рывками затягиваем проволоку вокруг шеи каждого. Потом валимся на спину, каждый с сучащим ногами азиатом наверху.

Слабое бульканье – единственный звук, какой они могут издавать. Еще немного посучив ногами, они бессильно раскидывают руки. Проволока глубоко врезалась им в горло. Несколько секунд тела продолжают слегка содрогаться. Потом мы распускаем удавки и поднимаемся на ноги.

– Давайте уберем этих туристов в укрытие, – говорит Порта, отпив глоток водки.

– Предоставь это мне, – азартно говорит Малыш. Утаскивает два тела и втискивает между снарядными ящиками, будто узлы грязного белья.

– Он хочет обшарить их карманы, – говорит Порта. – Вот почему так охотно вызвался!

У большого нефтяного склада мы встречаем фельдфебеля Шрёдера и фенриха Тамма. Соглашаемся помочь другу передвинуть несколько больших ящиков и бочек, чтобы получше заложить маленькие радиоуправляемые мины.

Мы почти заканчиваем эту работу, когда из узкого прохода появляется часовой.

– Кто здесь? – пронзительно кричит он. – Кто здесь? – повторяет, снимая с плеча ППШ.

Парализованные страхом, мы таращимся на него, ожидая автоматной очереди, которая всем нам принесет смерть.

Потом Порта отвечает на чистом русском:

– Рабочие, переносим боеприпасы.

Рослый русский осторожно подходит к нам, держа автомат наготове.

– Крадете?

– …б твою мать, дядя, – усмехается Порта, медленно подходя к нему. – Папироску, товарищ сержант? – и протягивает пачку.

– Спасибо, – улыбается сержант. На плечах у него зеленые погоны НКВД.

Порта любезно подносит зажигалку. Малыш тут же бросается с десантным ножом. Лезвие входит почти до позвоночника и поднимается до горла.

Сержант НКВД бесшумно опускается в снег. Как ни странно, папироса остается у него между губами. Порта берет ее и кладет обрат но в пачку. Мертвому она ни к чему.

Малыш вытаскивает нож и вытирает лезвие о шинель убитого. Ловко обшаривает его карманы, находит порнографические открытки и забирает себе.

Чуть погодя мы выходим на широкую соединительную дорогу, там нас грубо окликает лейтенант за то, что мы не отдали честь проходящей роте НКВД.

– После утреннего развода явитесь ко мне! – злобно кричит он на прощанье.

– Слушаюсь, товарищ лейтенант, – громко отвечает Порта и щелкает каблуками.

Между большими кирпичными домами стоит длинный ряд танков «Иосиф Сталин». Их громадные 122-миллиметровые пушки угрожающе смотрят в небо.

– Странно, – бормочет Порта, – заглядывая в люк. – Они полностью заправлены горючим, загружены боеприпасами и находятся в полной боеготовности!

– Давайте взорвем их, – предлагает Шрёдер.

– Если положим бомбы на крышки топливных баков, – говорит Порта, – то добьемся хорошего результата, когда они взорвутся.

Мы делаем это за несколько минут. Потом поодиночке бежим через широкий плац и укрываемся среди упаковочных ящиков.

У самого края плаца я спотыкаюсь о что-то и скольжу на животе по обледенелому снегу; автомат, постукивая, следует за мной. Останавливает меня пара валенок, стоящих в снегу твердо, будто столбы. Я непроизвольно хватаюсь за нож и со стоном начинаю подниматься.

Русский, который вдвое больше меня, кладет на снег автомат и помогает мне.

– Спасибо, спасибо, – нервно бормочу я по-русски.

Когда он нагибается ко мне, я глубоко вонзаю нож ему в горло. Быстро поворачиваю и выдергиваю.

Русский хрипит, падает на колени и пытается выхватить пистолет.

Я бью его ногой в лицо и вонзаю нож ему в грудь. К моему ужасу, лезвие ломается.

Остальные, тяжело дыша, приходят мне на помощь. Малыш изо всей силы бьет каблуком в лицо умирающего, наполовину вытащившего из кобуры пистолет. Шрёдер колет его ножом в живот.

– Пошли, – говорит Порта. – Уходим отсюда! Нужно только положить оставшиеся бомбы среди ящиков с запчастями.

Фельдфебель Шрёдер влезает на ящики и садится на них. Малыш подает ему бомбы, Порта готовит взрыватели.

Передавая последнюю радиоуправляемую бомбу фенриху Тамму, я слышу негромкий щелчок. Малыш слышит его тоже и падает на живот. Порта скрывается, совершив длинный акробатический прыжок, я закатываюсь за какие-то бочки позади трактора.

Тамм, очевидно, не слышавший щелчка, недоуменно озирается.

Мы не успеваем его предупредить. Бомба взрывается с оглушительным грохотом. Тамм взлетает в воздух. Внутренности вываливаются из тела, словно живот его распорот по всей длине, позвоночник ломается. Куски мяса и костей разлетаются во все стороны.

У меня перехватывает дыхание. Я высоко взлетаю. На долю секунды вижу Порту, повисшего в воздухе рядом со мной, руки его разведены в стороны, словно крылья.

Малыш пролетает мимо так, будто им выстрелили из пушки.

Фельдфебель Шрёдер падает на снег в кровавом дожде плоти и костей. Своих собственных!

Я переворачиваюсь в воздухе высоко над лагерем и лечу обратно на землю. Пробиваю тростниковую крышу и оказываюсь в громадной ванне с ледяной маслянистой водой. Погружаюсь в нее и от холода полностью прихожу в себя. На какой-то жуткий миг чувствую, что вода меня душит. Отчаянно колочу руками и ногами, чтобы подняться на поверхность. «Воздуха, воздуха!» – вот моя единственная мысль. Наконец поднимаюсь и заполняю легкие ледяным воздухом. Дыхательный аппарат замерзает, и я снова чувствую удушье. Вода вокруг меня начинает бурлить, словно в нее бросили танк. Проходит время, секунды, минуты или часы, не знаю, потом возле меня появляется рыжая голова Порты; он выпускает фонтан воды, будто кит.

– Черт возьми, что случилось? – спрашивает он, тяжело дыша. – Я совершенно оглох, и в животе у меня много того, чему там не место!

В состоянии шока мы кое-как выбираемся на твердую землю. Вокруг гремят и грохочут взрывы. Мы бежим, как сумасшедшие, с единственной мыслью – удрать из горящего лагеря.

– Где Малыш? – спрашиваю я дрожащим голосом.

– Он летел в ту сторону, – бормочет Порта, указывая на северо-запад. – Возможно, огг уже на Аляске и рассказывает медведям о своем путешествии по воздуху!

Позади нас раздаются возбужденные крики. Злобно стучат автоматы.

– Думаю, самое время убираться отсюда, – твердо говорит Порта.

За длинным склоном мы находим отделение, поджидающее отбившихся. Малыш сидит в громадном сугробе, утирая с лица кровь и грязь.

– Куда ты, черт возьми, делся? – спрашивает Порта.

– Проклятье, – пыхтит Малыш, возвращая на место свернутый нос. – Сперва я взлетел к немецкому богу и опрокинул его трон. Потом поплыл по воздуху и очутился в этом сугробе!

– Я никогда не видел ничего подобного, – говорит нам Хайде. – Он летел с неба, будто корабль инопланетян, и ушел в снег на три метра!

– Вы, должно быть, что-то напутали, – укоризненно говорит Старик. – Эти радиоуправляемые бомбы вполне надежны, рассчитаны в обращении на дураков!

– Видимо, не на таких, как мы, – стеснительно говорит Малыш.

За его словами следует оглушительный взрыв. Во все стороны летят снег, лед, земля, камни и военные материалы.

В центре этого вулканического извержения сотни танков и грузовиков.

На миг кажется, что все это плывет высоко в воздухе, потом туча рассыпается на миллионы частей, дождем падающих на землю. Взлетают два длинных казарменных здания, кажется, что они плывут по морю огня. Потом падают и разбиваются, взметнув массу крови, внутренностей, искореженных коек и бог весть чего еще. Протяжный, пронзительный, слитый вопль несется от тех солдат, которые вылетели из зданий и попадали на землю мешаниной крови и переломанных костей.

Несколько секунд стоит жуткая тишина. Потом над громадным лагерем с ревом вздымается пламя.

По небу начинают шарить скрещенные лучи прожекторов, открывают огонь зенитные батареи, расположенные вокруг лагеря. Должно быть, зенитчики считают, что это воздушный налет.

Серия неимоверных взрывов колеблет окружающую местность, словно землетрясение. К небу вздымается громадный столб пламени, все разрастаясь и разрастаясь.

Две огромные пелены огня поднимаются от тысяч и тысяч литров бензина, воспламененного взрывами бомб. По земле струится жар, словно горячее дыхание ада. На много километров вокруг снег тает, образуются целые озера. Посреди лагеря поднимается пламя, такое чистое и белое, что это переполняет нас ужасом. Потом появляется взрывная волна, сметающая на своем пути все живое и мертвое. Она вырывает деревья с корнем или ломает их, будто спички. Проносится над нами с оглушительным грохотом и разбрасывает нас далеко по замерзшим озерам.

По воздуху плывет грузовик с прицепом, кажется, что они едут по невидимой дороге. Падают далеко в лесу и превращаются в груду искореженного металла.

Три дня спустя мы все еще видим далеко позади себя зарево пожара. Весь горизонт в жутком огне, и хотя мы отошли уже на шестьдесят километров, кажется, он бушует прямо у нас за спинами.

Мы уже почти обезумели от изнеможения, по всяким пустякам вспыхивают ссоры. Малыш дважды чуть не избил лейтенанта Шнелле, так как тот постоянно грозит ему трибуналом.

Неожиданно я проваливаюсь под тонкий лед, и только быстрая реакция Грегора спасает меня от исчезновения в очевидно бездонной трещине ледника.

Сквозь шум ветра слышится странный грохот, напоминающий неистовый артобстрел. Стрелки компасов бешено вертятся.

Хайде говорит о магнитных бурях, но не может толком объяснить, что они собой представляют. Мямлит, что это особая разновидность полярных бурь, воздействующая на людей и приборы. Мы можем только соглашаться с ним. Но, как часто случается в Заполярье, ветер внезапно меняется, словно две бури дуют в разных направлениях. Снег и лед поднимаются громадными спиралями.

Внезапно унтер-офицер Штольц издает громкий, пронзительный вопль и исчезает в снегу, словно его втащили туда за ноги. Мы в отчаянии смотрим в темную расселину, куда он провалился в туче снега и льда.

Мы кричим, но из глубины нам отвечает только эхо.

– Отправился прямиком к дьяволу, – пожимает плечами Порта.

– Ну и черт с ним, – говорит Малыш. – В конце концов он был гнусным ублюдком!

– Говорить так об унтер-офицере нельзя, – делает ему резкое замечание лейтенант Шнелле.

– Неужели? – отвечает Малыш и презрительно меряет его взглядом.

Вскоре проваливается Барселона, но успевает ухватиться за выступ. Мы спускаем веревку и вытаскиваем его. Он почти обезумел от ужаса, говорит, что на дне расселины сидел дьявол и звал его к себе.

Ветер неожиданно прекращается. Наступившая тишина пугает нас. Кажется, что серо-стальное небо вот-вот упадет на нас. Всего через несколько минут буря начинается вновь и все усиливается.

– Ложись! – кричит Старик, но команда оказывается запоздалой.

Лейтенанта Шнелле сдувает в края утеса; он парит, как птица, переворачивается вверх лицом и падает в зеленые волны внизу. Мы видим его на гребне громадной волны, потом он скрывается в жадной белой пене.

– Небось поплыл заранее, чтобы устроить для меня трибунал, – говорит Малыш.

– Тут не над чем смеяться, – говорит потрясенный Хайде.

– Думаешь, я расплачусь из-за этого дерьмового офицеришки? – отвечает Малыш.

Буря усиливается до неистовства. Снег летит так густо, что видно всего на несколько сантиметров. Ветер превратил снежную пустыню в бушующее море. Снег накатывается громадными волнами, грозящими полностью поглотить нас.

Температура опустилась ниже тридцати градусов. Даже пар от нашего дыхания превращается в иней. Короткий день кончился, наступила темнота. Мы идем, словно бы нащупывая путь сквозь черные бархатные занавеси. Единственное удовлетворение от бури – в том, что русским она так же неприятна, как и нам.

Странный, меняющийся ветер относит на миг в сторону снежную завесу, и Порта видит группу солдат, идущую прямо к нам.

Старик приказывает рассеяться и окопаться в снегу.

– Куда они делись? – удивленно спрашивает Малыш после того, как мы посидели какое-то время в своих снежных норах.

– Должно быть, где-то поблизости, – говорит Порта и осторожно выглядывает из-за снежного гребня.

– Проклятый снег! Даже свой хрен не разглядишь без телескопа! – бранится Барселона, поправляя маску на лице.

Чуть в отдалении ветер намел снег высокими волнами. На миг из-за кромки сугроба появляется голова в меховой шапке.

– Дядюшка Иван, – улыбается Порта, спуская предохранитель.

– Я выбью ему зубы, когда он снова покажется, – злобно говорит Грегор, прижимаясь щекой к прикладу автомата.

Проходит почти два часа, прежде чем русские появляются, переползая через снежные горы. Один приподнимает руку и взмахом подает сигнал. Они делятся на две группы. Одна идет на север колонной по одному. Другая движется прямо к нам.

– Спокойно, – шепчет Порта, – не нужно бессмысленной разрозненной стрельбы! Мы все сделаем на пару с Малышом. Сперва прикончим задних. Ветер заглушит звуки выстрелов.

Берет снайперскую винтовку и устанавливает оптический прицел.

Малыш делает глубокий вдох и целится в задних солдат в меховых шапках.

Порта целится в предпоследнего.

Две винтовки стреляют одновременно.

Оба солдата валятся, словно от удара кулаком. Когда падают еще двое, командир отделения оборачивается и видит, что происходит. Останавливается и удивленно раскрывает рот. Потом тоже опускается, какое-то время стоит на коленях, прижав руки к лицу, в которое угодила пуля, и падает. Остальные ложатся и ползут обратно в укрытие.

Раздается залп, пули входят в снег со странным хлюпаньем.

Легионер вскидывает к плечу автомат. Три одиночных выстрела, последний из солдат противника подскакивает и падает замертво.

– До чего же глупо было выходить наверх, – говорит Порта, покачивая головой. – Если б они ползли вдоль снежного вала, мы не смогли бы причинить им никакого вреда!

– Интересно, что за болван был их командир? – говорит Малыш.

– Таким же бедолагой, как и мы, – отвечает Порта. – Из тех, кого всегда отправляют на опасное дело.

– Приди, приди, приди, о смерть… – напевает Легионер сквозь вой заполярной бури.

Мы строим иглу в глубокой лощине. Старику не хотелось отдавать такой приказ, но он видит, что наши силы почти на исходе.

– Послушайте, – говорит Порта, удобно устроясь в лучшем месте иглу. – Когда я служил в Первом танковом полку в Берлине, командир однажды послал меня отнести письмо его жене…

– Знал ты штабс-фельдфебеля Гизе из школы рукопашного боя в Виншдорфе? – вмешивается Малыш. – Я никогда его не забуду, даже если доживу до ста лет. Он умер от удушья, хотя был мастером душить людей. Как-то рано утром, в самом начале занятий, он отвел нашу роту, совершенно не понимавшую, в чем дело. Все время оборачивал проволочную удавку вокруг своей шеи и едва не задушил себя.