Текст книги "Трибунал"
Автор книги: Хассель Свен
Жанр:
Военная проза
сообщить о нарушении
Текущая страница: 17 (всего у книги 19 страниц)
– Никак, – отвечает с оскорбленным видом Илми. – Мы подошли к ним так близко, что ощущали их дыхание на своих шеях. Они идут длинной колонной с севера. Мы встретили и войска НКВД. Они ищут каких-то немцев, которые взорвали крышу над их головой в таком месте, куда обычным смертным вход воспрещен. Думаю, этих немцев мы и встретили. Сюда мы зашли на минутку. Сейчас уходим и вам советуем тоже уйти.
– Как думаете, когда они дойдут сюда? – спрашивает Григорий дрожащим голосом.
– Они недалеко, раз мы здесь, – говорит Илми с неопровержимой логикой.
– Оставайтесь тут, – твердо приказывает Григорий. – Все мужчины и женщины, входящие в этот район, являются членами моей боевой группы!
– Неужели не можешь говорить больше ни о чем, кроме своей боевой группы? – язвит Федор. – Меня вырвет, если я еще услышу эти слова. Все старики в этой местности с парочкой целлулоидных звезд на плечах носятся, создавая боевые группы. Помоги нам, Господи!
– А как ты хочешь, чтобы я называл нас? – спрашивает с растерянным видом Григорий. – Для роты людей мало, отделение звучит несолидно. Эти черти разделаются с отделением, как лопарка с селедкой!
– Давайте назовем нас «Баррикадой Красного знамени», – гордо предлагает Соня.
В темноте раздается выстрел.
– Попал! – кричит Павлов и стреляет снова. – Черт возьми, я завалил этого гада!
– Где он лежит? – в один голос спрашивают Михаил и Григорий, осторожно выглядывая в разбитое окно.
– Не видите? Вон, возле сарая!
Чуть погодя они обнаруживают, что Павлов застрелил одну из собак. Притом вожака упряжки. Страх сменяется гневом. Все обрушиваются на Павлова.
Где-то в снегу строчит автомат.
Они в испуге прекращают стрелять. Звук доносится до них злобными, отрывистыми очередями, будто кто-то бьет по ведру.
Соня начинает дико, истерично вопить. Михаил бьет ее по губам тыльной стороной ладони.
Далекая автоматная стрельба прекращается.
– Погаси эту лампу, – ругается Григорий, когда Женя входит с зажженной лампой в руке. – Немцы подумают, что мы напрашиваемся на обстрел!
Какое-то время все лежат на полу, прислушиваясь к вою бури.
– Вот увидите, наши ребята нашли тех немцев, которых искали, – говорит Михаил, первым поднявшийся на ноги.
– И скосили всех одной очередью, – говорит Женя, выползая из-за стойки с двустволкой в руке. Зажигает карбидную лампу и наливает себе стакан водки. Залпом выпивает ее.
– Идите, пейте, – кричит она, кампанейски наполняя стаканы.
Все медленно вылезают из укрытий, убежденные, что немцы лежат убитыми где-то в исхлестанном ветром снегу.
СЛУЖЕБНЫЕ СОБАКИ
Ни при каких обстоятельствах пи генерал, ни рядовой солдат не должны даже думать о добровольном оставлении позиции. Для того чтобы пресекать эти бесчестные мысли, у нас существуют трибуналы. Я приказываю ликвидировать этих подлецов-пораженцев.
Адольф Гитлер, август 1944 г.
– Тут не над чем смеяться, – говорит финский капрал, раздраженно глядя на нас. Но мы продолжаем смеяться. Такого смешного трупа мы еще не видели, а повидали их немало. Собственно говоря, это два трупа, так тесно сомкнутые, что сперва мы приняли их за один.
– Перестаньте, – яростно орет капрал. – Тут нет ничего смешного!
– Если это не повод надорвать животик, – кричит Порта, давясь от смеха, – то не знаю, что может быть поводом!
– Подумать только! Лежит посреди постели, с удовольствием трахается и только собирается кончить, как падает планирующая бомба и выбрасывает его взрывной волной на пол, – усмехается Малыш.
Унтер-офицер из мотоциклетного дивизиона пытается разъединить трупы, однако ноги женщины так крепко обвиты вокруг бедер мужчины, что он сдается.
– Он был единственным мужчиной, которого я любила, – говорит стоящая среди нас девушка. В голосе ее звучат слезы.
– Как жаль, что он погиб, когда занимался любовью с другой, – говорит Грегор.
– Притом с немецкой проституткой, – говорит девушка и разражается рыданиями.
Ледяной воздух ударяет нас, словно таран, и вытягивает последние остатки тепла из тел.
– Дыши медленнее, – советует Хайде, когда у меня начинается неистовый приступ кашля. – Если обморозишь легкие, твоя песенка спета.
Я утыкаюсь лицом в меховые перчатки, дышу осторожно и подавляю разрывающий грудь кашель. Даже сквозь мех и толстый маскировочный капюшон ледяной воздух жжет раскаленным железом. Стоит нам остановиться хоть на несколько секунд, неподвижный воздух тут же превращает наше дыхание в иней. Мы можем задохнуться в собственном дыхании.
Луна светит ярко, на ночном небе сверкают звезды. Воздух морозный, сухой. Тундра принимает какой-то странный, призрачный вид – жуткий и вместе с тем очень красивый.
На северо-востоке играет громадная пелена света, краски переливаются и меняются. Мы, как зачарованные, смотрим на эти трепещущие в небе электронные вымпелы.
– Знаете, что сегодня один из больших праздников? – спрашивает Порта. – Все продолжатели войны в церкви поют гимны. А мы здесь носимся по снегу и проламываем друг другу головы!
– Это один из великих немецких праздников, – гордо говорит Хайде.
– Да, еще бы! Тысячу лет назад наши германские предки поглощали в этот день много жареного кабаньего мяса, – усмехается Порта, цокая языком.
– Это правда сочельник? – спрашивает Старик, неотрывно глядя на многоцветные переливы северного сияния.
– Как думаете, кончится война к следующему Рождеству? – размышляет вслух Грегор.
Ему никто не отвечает. Мы говорили то же самое на каждое Рождество, а война все длится.
– Пошли! Пошевеливайтесь, лодыри! – ободряюще кричит Старик. – Осталось чуть-чуть пройти – и мы на своих позициях!
– Мы никогда не дойдем, – стонет Грегор, указывая на клубящиеся перед нами громадные снеговые тучи. Начинается новая буря.
Где-то в клубящемся снегу стучит автомат, и мы слышим долгий, пронзительный вопль женщины. Автомат стучит снова.
– Ложись! – приказывает Старик, бросаясь за громадный сугроб.
Взлетает ракета, заливая невероятную снежную белизну призрачным светом. Висит в воздухе, слегка покачиваясь, несколько минут. В ее свете наши лица выглядят бледными, как у мертвецов.
– Я убил одного из русских! – кричит Малыш сквозь шум бури. Она несется по тундре ревущими порывами. – Он шел прямо на меня с большим мешком рождественских подарков!
Взлетает еще одна ракета, взрывается с глухим хлопком.
– Хоть бы они перестали запускать их, – ворчит Старик. – К черту их с этими ракетами! Где труп? – шипит он, толкая Малыша.
– Вон он! Мертвец мертвецом! – отвечает Малыш, указывая на темное пятно на снегу.
– Это женщина! – восклицает Порта, подползая к трупу. – Женщина, черт возьми! И ребенок с ней! Теперь нам нужен муж! Тогда будет целое семейство!
Мы с любопытством наклоняемся над трупом. Это молодая, красивая женщина. Пули Малыша не задели ребенка, но, кажется, он замерз до смерти.
– Нужно тебе было сразу убивать ее? – спрашивает Старик, укоризненно глядя на Малыша.
– Проклятье, я думал это один из советских солдат, которые нас преследуют, – оправдывается Малыш.
– Ну ты и охламон! – говорит Барселона.
– По такой погоде не разберешь, мужчина это или женщина! – злобно кричит Малыш. – Да и чего она ходила с ребенком на руках по снегу, когда идет война?
– Она была хорошенькой, – негромко говорит Старик, поднимаясь на ноги.
– Я не собирался убивать женщину, – ворчит Малыш, надевая на плечо ремень автомата. – Вечно вы на меня напускаетесь! Только я скоро погибну, а потом выигрывайте эту свою проклятую войну, как хотите!
– Черт возьми, здоровенная ты дубина, – рычит Старик сдавленным голосом, – еще одна такая выходка, и я пристрелю тебя на месте! Теперь похорони обоих и поставь на могиле крест. Где, говоришь, ты возьмешь для него досок? Мне наплевать! Но крест у нее будет!
– Это сумасшествие, – защищается Малыш. – На кой им крест? Они коммунисты, разве не так? Они не верят ни во что из того, что проповедуют священники.
– Я сказал, у них будет крест! – яростно рычит Старик, укладываясь в ложбинку и натягивая на голову капюшон, чтобы немного поспать.
Малыш выкапывает яму и кладет в нее тела. Вколачивает в снег нечто такое, что можно принять за крест только при необузданном воображении.
– Черт бы побрал этого Старика, – доверительно говорит он Порте. – С ним просто невозможно ладить, верно? В другой раз, когда увижу русских, попрошу их подождать, пока схожу и спрошу Старика, можно ли стрелять в них!
– Заткнись ты! – рычит Старик из своей ложбинки.
– Чертова армия, – вздыхает Малыш, укладываясь рядом с Портой. – Даже говорить уже нельзя, и требуется особое разрешение, чтобы стрелять в коммунистов. Жизнь так тяжела, что и жить не стоит.
Когда Старик вновь начинает кричать, кажется, что прошло всего несколько минут.
– Пошли, – раздраженно подгоняет он нас, – надо пошевеливаться, пока иван не появился и не покончил с нами!
– Неужели эта проклятая армия не может дать никому покоя? – кричит Порта. – Когда стану штатским, пусть кто-нибудь попробует выгнать меня из постели!
Мы прошли всего несколько километров, когда нас останавливают громкие крики из-за высокого снежного вала.
При первом звуке выстрела я бросаюсь в снег и целюсь в человека на валу, но автомат не стреляет. Замерз затвор. Колочу по нему изо всей силы, и он начинает действовать. Расстреливаю весь рожок, и этот человек исчезает.
– Назад, назад, отходим! – раздается громкий, командный голос Старика.
Вокруг нас градом падают пули, вздымая фонтанчики снега.
– Прикрывающий огонь, черт возьми! – яростно кричит Старик беспорядочно отступающему отделению. – Трусливые твари! Я не давал приказа отступать!
Подбегает Хайде. Он подпрыгивает, как раненый заяц. Начинает стрелять станковый пулемет. Мы передвигаемся короткими перебежками по глубокому рыхлому снегу.
Огонь русских с вершины холма слабеет и вскоре прекращается.
Тяжело дыша, гневные, рычащие, мы поднимаемся к ним. Несмотря на полярный холод, все потеют, как в сауне.
Русских осталось всего четверо, один из них на грани смерти. Двое поднимают руки и старательно объясняют, как ждали появления «немецких освободителей».
– Где остальные? – спрашивает Старик, оглядываясь по сторонам.
– В Москву драпанули, – усмехается Порта, указывая на следы на снегу.
– Похоже, не все хотят освобождения, – смеется Грегор.
Малыш приставляет дуло автомата к затылку ближайшего пленника и делает вид, что хочет его убить.
– Я не большевик! – кричит тот, падая в страхе на колени.
– Ты – товарищ комиссар, вот кто! – кричит Малыш, толкнув его так, что он падает ничком.
– Мы не комиссары, – заверяют его пленные, говоря все разом. – Политрук прячется в «Красном ангеле». Вы найдете его там.
С двумя этими новообращенными нацистами во главе мы входим в деревню. Она буквально утопает в снегу. Мы осторожно идем от дома к дому, ударом ноги распахиваем двери и выпускаем автоматные очереди в темные комнаты. Если раздается крик, продолжаем стрелять, пока не наступает тишина.
По главной улице несется галопом, вздымая снег, стадо перепуганных оленей.
Возле одного из домов лежит мужчина с нарукавной повязкой. Он умирает. Смотрит на нас широко раскрытыми глазами и пытается уползти. Его меховая шуба залита кровью. Бормочет что-то неразборчивое и продолжает ползти. Он напоминает человека на пляже, уползающего от прилива, который неумолимо продолжает приближаться.
– Обезумел от страха, – говорит Грегор, указывая на него стволом автомата.
– Этого следовало ожидать, – говорит Барселона. – Ему, видимо, наговорили о нас всяких ужасов!
– Давайте прикончим его, – предлагает Малыш. – Жестоко допускать такие страдания.
– Par Allah, он получил в живот автоматную очередь, – говорит Легионер.
– К черту его, – считает вестфалец. – Сам виноват!
– Положите его в укрытие возле оленьих стойл, – говорит Старик. – Больше ничего мы не можем для него сделать. Пошли!
Кто-то широко машет красной шторой из окна длинного дома.
– Это кафе «Красный ангел», – говорят пленники. – Там прячется комиссар!
– Они определенно спешат сдаться, – усмехается Грегор. – Должно быть, у нас действительно скверная репутация!
Над дверью раскачивается деревянная вывеска. На ней нарисован красный ангел, сидящий верхом на зеленом лосе.
Мы стучим в окна и делаем в них несколько выстрелов, чтобы напугать тех, кто внутри.
– Руки вверх! – пронзительно кричит Хайде по-русски.
Русские выходят поодиночке – мужчины и женщины, вид у них смятенный, испуганный. Последней появляется большая, толстая женщина с половинкой дробовика в руке.
Порта приятельски щиплет ее за ягодицы и лезет под юбку.
– Где ты была всю мою жизнь? – похотливо спрашивает он. – Знал бы я, что ты здесь, пришел бы раньше!
– Внутри есть еще кто? – кричит Хайде, выпячивая грудь.
– Заткнись ты, – говорит Порта, глядя на него свысока.
– Кто из вас комиссар? – спрашивает Грегор с любезной улыбкой.
– Он убит, – отвечает толстая женщина, – пуля угодила прямо в лоб.
И касается пальцами лба, чтобы не оставалось никаких сомнений, какая судьба постигла комиссара.
– Черт, да она уродливая, – говорит Малыш, скорчив гримасу.
– Она красавица, – говорит Порта, пытаясь ее обнять. – Дай мне ощутить тебя, – глупо улыбается он, складывая губы для поцелуя.
– Ты симпатичный, – говорит толстуха, так прижимая Порту к большим грудям, что голова его скрывается полностью.
– Пойдем куда-нибудь и забудем про войну, – предлагает Порта с похотливой усмешкой.
– Можно подняться ко мне в комнату, – говорит толстуха, закрывая глаза. – Я государственная служащая, и у меня хорошее постельное белье!
– Ты комиссар? – спрашивает Порта и три раза подряд быстро выкрикивает: – Рот Фронт!
– Нет, – отвечает она, – я заведую «Красным ангелом».
И раскидывает руки, словно император, одержавший большую победу.
– Святой Николай, покровитель путешественников, чего лучшего может желать занятой человек, чем кабатчицу в любовницы? – усмехается Порта.
Малыш обхаживает высокую, худощавую женщину со спадающими на спину толстыми косами цвета пива. Вся его рука скрылась под ее юбкой.
– Что вы, советские люди, делаете в этой дыре, когда не воюете с немцами? – спрашивает он, высунув руку из выреза ее платья и помахивая самому себе.
– Обсуждаем новый пятилетний план, – отвечает она, негромко вскрикивает и кусает его пальцы.
– Тогда вам, наверно, скучно до смерти, – решает Малыш. – Мы обсуждали всего один пятилетний план, и это заняло уйму времени. Пошли к тебе, – предлагает он, – покажу тебе, как мы валяемся с женщинами в постели!
Неожиданно из двери выбегает мужчина, размахивая над головой ППШ. В туче снега соскальзывает в яму для хранения картофеля и начинает палить во все стороны.
– Наш комиссар, – говорит Михаил, поднимая глаза к небу.
– Я думал, он убит, – говорит Порта, ущипнув толстуху за круглую щеку.
– Должно быть, ожил, – беззаботно отвечает она.
– Похоже на то! – кричит Порта, бросаясь в снег. – Если нет, то я впервые вижу труп, который ведет такой огонь!
– Попробуй снять его, – говорит Старик Легионеру, наблюдающему за происходящим из окна.
– Немецкие свиньи, – кричит комиссар из ямы, – вам не взять меня живым! Я вас всех перебью!
От автоматной очереди с потолка и стен буфета сыплется пыль.
Старик осторожно высовывается из окна, складывает у рта руки рупором и кричит:
– Бросай оружие, товарищ, иди к нам. Мы не причиним тебе зла!
В ответ раздается новая очередь. Пули попадают в стену.
– Пошел к черту, коварная тварь! Меня не обманешь…
ППШ строчит снова.
– Григорий, Григорий, – уговаривает его Дмитрий. – Кончай эту ерунду, иди, познакомься с немцами. Они хорошие люди!
– Заткнись, изменник! Меня не обмануть! Немцы, я большой человек, и взять меня в плен нелегко! – кричит Григорий.
– Товарищ, просит его Михаил. – Будь разумен! Иди сюда, вместе отметим наше освобождение. Немцы знают, что ты большой человек, и хорошо с тобой обойдутся!
– Вы скоро поймете, что взять меня нелегко, – доносится из картофельной ямы. В стену ударяет еще одна очередь.
– Ты просто сумасшедший, Григорий Антеньев! – гневно кричит Федор. – Мы заключили мир с этими немцами, и если быстро не выйдешь, они убьют тебя, как бешеную собаку!
– Если б мы смогли отправить тебя туда, ты вышибла бы ему мозги одним ударом грудей, – говорит Порта толстухе.
– Удавлю этого гада, попадись он мне в руки, – злобно говорит она.
– Он опасный человек, – предостерегает Юрий. – Учился в снайперской школе в Москве и почти никогда не промахивается.
– Сегодня он, должно быть, не в форме, – говорит Порта. – Пока что он попусту тратил патроны.
– Обычно в карманах у него лежат гранаты, – угрюмо говорит Михаил.
– Оттуда гранату не добросить, – говорит Барселона, измеряя наметанным глазом расстояние до картофельной ямы.
– Он может подползти поближе, – с беспокойством говорит Старик.
– Нет, – замечает Легионер. – Если вылезет из ямы, мы его убьем. Он не может быть настолько сумасшедшим – пока что!
– Может, разозлить его так, чтобы он расстрелял все патроны? – предлагает Грегор. – Их у него не может быть много.
– Тогда я возьму его с такой же легкостью, как дьявол – сидящего на горшке священника в пасхальный день, – громко смеется Малыш.
– Мысль, пожалуй, неплохая, – задумчиво произносит Старик.
Невдалеке от дома с резким грохотом взрывается граната, в окна летит снег.
Мы поодиночке выскакиваем из двери и перебегаем от одного снежного вала к другому, чтобы заставить комиссара израсходовать патроны. Как только один из нас оказывается в укрытии, начинает бежать другой, но этот коммунист продолжает палить, как сумасшедший.
– Давай кончать эту ерунду, – говорит унтер-офицер медицинской службы Лет. – Я работал санитаром в сумасшедшем доме и знаю, как обращаться с психами. Метла есть? – спрашивает он, когда мы все находимся в безопасности в стенах буфета.
Соня с готовностью приносит метлу.
– То, что нужно, – довольно улыбается Лет. – Мы вбивали ими в сумасшедших какой-то разум. Я ни разу не встречал психа, который не боялся бы метлы. Дайте мне русскую шапку, я покажу, как разделываться с помешавшимся.
Юрий дает ему зеленую буденовку на меху.
– Эй, ты, – кричит, выйдя, Лет. – Бросай оружие, иди сюда! Иначе приду и как следует отделаю этой штукой! Иди домой!
Наступает тяжелое молчание; кажется, сумасшедший комиссар не знает, верить ему или нет.
Лет медленно идет к картофельной яме, грозя метлой Григорию.
– Выходи сюда, помешанный черт, – громко кричит он, голос его отражается эхом от снежных валов. – А то надеру спину вот этим!
– Ложь и пропаганда, проклятый немец, – отвечает Григорий из ямы. – Ты черт, и ни рай, ни ад тебя не примут!
– Возвращайся, – нервно кричит Грегор. – Он совершенно спятил!
– Не учи ученого, – отвечает, обернувшись, Лет. – Меня обучали, как обращаться с немецкими сумасшедшими, и я знаю, что делаю!
Он медленно подходит к картофельной яме, размахивая поднятой метлой.
Внезапно раздается злобный треск автоматной очереди.
Лет вертится волчком. Сперва кажется, он поворачивается, чтобы вернуться, но потом валится, как мешок с картошкой. Вокруг его тела тучей вздымается снег.
– Теперь поняли, кто противостоит вам? – торжествующе кричит комиссар. Безумно хохочет, и теперь никто из нас не сомневается, что он действительно помешался. – Такие, как я, в огне не горят и в воде не тонут! Я сильный, могу превратить камень в песок, сев на него!
– Больше не могу этого выносить! – кричит Барселона и выпускает из автомата длинную очередь, разрядив весь рожок.
Сумасшедший Григорий тут же отвечает огнем. Неподалеку от двери падают две гранаты.
– Он просто сверхчеловек – удивленно восклицаю я. – Обычному человеку не бросить их так далеко.
– Именем всех чертей и святого тела Христа я иду содрать с вас шкуры!
Снова строчит автомат. Одна из. пуль пробивает цилиндр Порты.
– Так не может продолжаться, – решительно говорит Старик. – Кто вызовется его снять?
– Думаешь, в головах у нас дерьмо? – негодующе спрашивает Грегор.
– Один чертов сумасшедший с автоматом удерживает целое отделение! – кричит Барселона, ударяя кулаком по столу в бессильной ярости.
Автоматная очередь в окно разбивает на куски висящее на стене зеркало с изображением ангела.
– Ну, все! – яростно вопит Женя. – Эта сумасшедшая тварь узнает получше Женю из Одессы! Дайте мне немецкий автомат!
Порта дает ей МП и сумку с рожками. Женя так зла, что на губах у нее выступает пена. Она ракетой вылетает в дверь.
– Прощай, красотка! Спасибо за гостеприимство! – кричит вслед ей Порта. – Я посажу три лилии на твоей могиле!
Женя бежит, петляя, вверх по склону. Легионер прикрывает ее огнем из ручного пулемета. Трассирующий состав пуль образует зримый зонтик над картофельной ямой. Неожиданно сумасшедший появляется по левую сторону длинной ямы и выпускает по Жене очередь. Она отвечает ему тем же.
Мы ведем сосредоточенный огонь из окон и дверей.
Град пуль подбрасывает Григория в воздух. Он падает на спину, потом снова поднимается на ноги, но прежде, чем успевает выстрелить, Женя оказывается рядом с ним. Теперь кажется, что она сошла с ума. Она стоит с расставленными ногами, будто статуя, и прошивает пулями его тело.
– Если и она спятила, – обеспокоенно восклицает Грегор, – то я ухожу!
Женя прекращает стрелять, вскидывает автомат на плечо, будто лопату, и широкими, размеренными шагами спускается по склону.
– Должно быть, в древние времена так выглядели амазонки, возвращаясь с торжеством после большой победы, – смеется Старик.
– Кто-то что-то говорит о слабом поле? – спрашивает Порта.
– Зови мамочку на помощь в любое время, – говорит Женя с гордостью, возвращает ему автомат и благодарит.
Постепенно кафе заполняется деревенскими жителями, пришедшими взглянуть на немцев. По мере того как запасы выпивки у Жени уменьшаются, дружеские чувства становятся теплее.
В ознаменование этого на голову чучела медведя надевают немецкую каску.
Порта снимает со стены балалайку.
– Она побывала в Сибири с моим отцом, – хвастается Женя.
– Ну что ж, – говорит Порта, трогая струны.
– Умеешь играть на ней? – спрашивает она.
– Умею, – отвечает он, прижимая к боку балалайку.
Первые ноты негромкие, мелодичные. Потом становятся неистовыми, как топот казачьих коней в степи. Порта вытирает ладони о брюки и принимается разыгрывать с инструментом шута.
Малыш играет на губной гармошке. Порта громко поет:
Вскоре кафе трясется от пляски русских. Михаил подпрыгивает так высоко, что ударяется головой о балку. Грегор ломает палец, пытаясь сделать сальто. Порта растягивает шейные мышцы, когда Федор убеждает его попытаться перепрыгнуть со сжатыми вместе ступнями через стол.
– Как только война окончится, – говорит Соне Малыш, поглаживая изнутри ее бёдра, – мой почетный немецкий мундир отправится прямиком в мусорную кучу, и я снова гордо войду в ряды штатских правонарушителей.
– Смотри, не разочаруйся, – смеется Грегор. – Гражданская жизнь гораздо сложнее, чем ты думаешь. Там нельзя жить по уставам и наставлениям, там нужно шевелить мозгами. В армии жизнь становится тем проще, чем больше получишь звезд и галунов.
– Как сейчас выглядит Германия? – с любопытством спрашивает Юрий.
– Сплошные развалины! Куда ни взгляни, – отвечает Порта. – Все ходят в одинаковой стандартной одежде, которую выдают не бог весть как часто. Раза два в год Адольф говорит нам, что победа близка.
– И многие расстаются с жизнью, – говорит Малыш, сидящий в конце стола. – Те, кто воспринимает закон не особенно серьезно и ходит воровать во время воздушных тревог!
– Как все это кончится? – вздыхает Дмитрий. – Полтава тоже лежит в развалинах.
– Кончится тем, что одна сторона проиграет войну, и победители разграбят все добро, – с важным видом говорит Порта.
– Если проиграете вы, вам уже не позволят иметь армию, – угрюмо говорит Федор, похлопывая по близлежащему МП.
– Это будет скверно, – признает Порта с деланной улыбкой. – Армия для немцев – это святое. Как церковь! Молитвы в воскресенье и муштра в понедельник. Мы всегда завершаем неделю парадами и опять начинаем с молитв и учений!
– Правильно, правильно! – кричит Хайде, вскидывая руку. Он так пьян, что не улавливает иронии Порты.
– Армия – это Божий дар немецкому народу, – икает Грегор и козыряет чучелу медведя.
– Мы, пруссаки, рождаемся для войны! – гордо кричит Хайде, снова вскидывая руку. – бог создал мундир и винтовку специально для нас.
– Так же, как лопату и грабли – для русских, – весело улыбается Порта. – Этот немецкий Бог знает, что делает!
– Не бойтесь проиграть войну, – кричит Андрей, салютуя стаканом Барселоне. – Если проиграете, мы, русские, объединимся с вами и разделаемся с нашими нынешними союзниками. Вместе мы можем быстро победить весь мир!
– Да, у нас много общего, – задумчиво говорит Порта, – особенно благочестие и жестокость.
– Если у нас возникнут затруднения! – кричит Грегор генеральским голосом, – мы не остановимся перед применением жестоких, необычных методов войны. Мобилизуем всех немецких и русских вшей, заразим их сыпным тифом и высыплем на головы американцам. Тогда у них пропадет желание заставлять наши миролюбивые народы вести войны.
– Можно еще собрать крыс из развалин и с кладбищ прошлых войн, – предлагает Порта, – заразить их всякой мерзостью и отправить в посылках нашим ненавистным врагам, которые сознательно убивают наших женщин и детей.
– Да, мы, немцы и русские, знаем, как держать в узде другие народы! – кричит Барселона, перекрывая шум.
– Снять каски для молитвы! – икает Порта, взбираясь на стол. – Мы должны помолиться Богу о скорейшем окончании этой мировой войны, чтобы можно было начать новую!
Деревенский патриарх, сплошные кожа да кости, говорит, что может припомнить Крымскую войну, когда один английский дурак-генерал перебил свою кавалерию, а если поднапрячься, то вспомнит вступление Наполеона в Москву.
– Это было замечательное зрелище, – спокойно говорит он. – Какое множество лошадей было у французов! Наполеон ехал на белом коне.
– Наверно, для зимней маскировки, – говорит Малыш.
– На этой войне вы стреляете из пушек? – спрашивает старец Порту.
– Время от времени, – признает Порта.
– Можно будет когда-нибудь посмотреть, как действует эта штука? – спрашивает патриарх тонким, писклявым голосом.
– Можешь пойти с нами, когда будем уходить, – предлагает Порта.
– У нас есть здесь пушка, – говорит старец с блеском в глазах. Ликующе постукивает беззубыми челюстями одна о другую. – Кто-то забыл ее здесь вскоре после революции, и она с тех пор хранится спрятанной.
– Тогда что же не пробовали стрелять из нее? – спрашивает Малыш. – Может, снарядов нет?
– Есть, есть! – хвастает деревенский патриарх. – Много и всяких.
– А где эта бахалка, о которой ты говоришь? – спрашивает Малыш с любопытством и так шлепает Соню по заду, что она летит в объятия Федора.
– В оленьем сарае, спрятана в соломе, – хихикает старый крестьянин.
– Пошли, взглянем на нее, – предлагает Малыш.
– Пошли-пошли, – кивает старец, явно довольный. – Я участвовал в двух или трех войнах, но ни разу не видел, как стреляет пушка, а теперь мне больше ста лет; хочу увидеть, прежде чем умру.
– Когда ты родился? – спрашивает Порта.
– Больше века назад, – отвечает престарелый крестьянин с радостной улыбкой.
По пути к оленьему сараю старец говорит им, что великий князь Николай Николаевич однажды дал ему пять рублей. Тогда такие деньги зарабатывали за месяц.
– Князь был добрый, святой человек, – вздыхает он.
– Да, у него было золотое сердце, – весело улыбается Порта. – Только его тактические ошибки в руководстве императорской армией стоили жизни не больше чем нескольким миллионам русских.
– Ты знал его? – с любопытством спрашивает престарелый крестьянин, благоговейно глядя на Порту.
– К счастью, нет, – отвечает Порта. – Иначе бы, наверно, лежал в братской могиле.
Они совместно вытаскивают 104-миллиметровое австрийское полевое орудие.
– Старое, – говорит Порта, когда освобожденное от соломы орудие установлено на выбранной позиции. – Может запросто разлететься на куски и угробить нас.
Малыш с шумом открывают замок, заглядывает с видом знатока в ствол.
– Не хотел бы предстать перед инспекцией с этой пукалкой, – усмехается он.
– Где вы храните снаряды? – спрашивает Порта старца, находящегося во власти радости и предвкушения.
– Под соломой, – хрипит старец. – Это не опасно, да? – спрашивает, когда они подкатывают первые снаряды к орудию.
– Нет, если знаешь, что делаешь, – хвастливо отвечает Малыш, вставляя снаряд в камору.
– Выстрелим в воздух, – авторитетным тоном говорит Порта. – В кафе со страху все выронят стаканы. Малыш закрывает замок.
– Держись за яйца, а то улетят вместе со снарядом, – говорит Порта, вращая колесо подъемного механизма.
Длинный, пыльный ствол орудия поднимается и смотрит на тучи.
– Давай я выстрелю первым, – говорит Малыш, садясь на место стрелка.
– Стреляй, – усмехается Порта и уводит с собой старого крестьянина за большой валун. – Держись за шапку, – предостерегающе говорит он, укладывая его в укрытие.
– Значит, это опасно? – спрашивает старец.
– Еще как опасно! – отвечает Порта. – Все вооружение связано с определенным риском. Люди то и дело получают ранение в голову, стреляя из пушки, но не беспокойся, взрывная волна идет вверх, и если что случится, Малыш и части орудия пролетят мимо наших голов.
– Огонь! – радостно вопит Малыш и дергает за шнур.
Однако ничего не происходит.
Дергает снова, но с тем же отрицательным результатом.
– Что-то не действует, – с досадой говорит он. – Иди сюда, помоги разобраться, в чем дело.
– Нет, я только заряжающий, – отвечает Порта из-за валуна. – Орудие заряжено.
Малыш вертит и стучит, поднимает и опускает ствол, потом пинает со зла орудие.
– Все ясно! – восторженно кричит он. – Ударник застрял!
– Стукни по нему, – предлагает Порта. – Думаю, тогда это австрийское барахло заработает.
– Огонь! – командует себе Малыш и со всей силы дергает шнур.
Оглушительный грохот сотрясает деревню, взлетает громадная пелена пламени. За первым следуют новые взрывы. Из картофельной ямы, куда угодил большой снаряд, взлетает снежный смерч. С неба дождем сыплется картошка. Много картофелин залетает в кафе и разбивается о потолок и стены.
Женя вытаскивает из-за стойки свою двустволку.
– Теперь они играют с этой треклятой пушкой! Только посмотрите, как испоганили мое приличное кафе! Больше терпеть не буду. Хватит с меня этой мировой войны до конца дней!
Она ракетой вылетает из двери и бежит к оленьему сараю, где ходит вверх-вниз ствол орудия. Но, добежав до середины холма, останавливается и в ужасе оглядывает снежную пустыню. Из-за холмов выезжают, подскакивая, восемь мотосаней и несутся к деревне.
