Текст книги "Трибунал"
Автор книги: Хассель Свен
Жанр:
Военная проза
сообщить о нарушении
Текущая страница: 10 (всего у книги 19 страниц)
На какое-то время воцаряется молчание. Все трое напряженно прислушиваются к доносящимся с улицы звукам.
– Думаю, вам нужно избавиться от этой формы, – неожиданно говорит старуха. – Я знала человека, который скрывался в эсэсовском мундире. Его убивали медленно, когда поймали, переломали ему все кости. Его жуткие вопли разносились по всему дому. Прийти ему на помощь не смел никто. Мы слышали, как его били, пока он не умер. А он был таким красивым молодым человеком. Его схватили во дворе. Может, его не убили бы, не будь он в этой форме. Увидев ее, они превратились в диких зверей. Вам необходимо избавиться от этой формы. Знаете кого-нибудь, кто мог бы дать вам гражданскую одежду?
– Надеюсь, – говорит Менкель. – Когда стемнеет, сделаем попытку.
– Если б не забрали одежду моих сыновей, вы могли бы надеть ее, но эсэсовцы сказали, что она конфискована для блага государства.
Менкель сбивает со своей головы каску. Каска со стуком катится по полу. Кошка шипит и выгибает спину.
– Были в тюрьме? – спрашивает старуха, увидев его выбритую голову.
Оба кивают.
– Уходите из Берлина, – говорит она. – Еще лучше – вообще из Германии. Здесь вас скоро схватят.
Она совершенно права, – негромко говорит Вислинг. – Мы должны раздобыть гражданскую одежду, даже если придется раздеть кого-то на улице.
Вскоре после полудня снова раздается сирена воздушной тревоги. Теперь прилетели американцы на своих «летающих крепостях». Неподалеку дождем падают бомбы. Грохочут взрывы. Старый дом содрогается. Их окутывает густая туча цементной пыли.
На минуту кажется, что дом обрушивается на них. Через несколько часов налет кончается, раздается сигнал отбоя.
По улице проходит рота солдат с пением:
Они слышат доносящиеся снаружи звуки, дверь в подвал открывается от сильного удара ногой.
– Есть здесь кто-нибудь? – раздается хриплый голос.
Они отчетливо видят в дверном проеме гражданского уполномоченного ПВО в синем комбинезоне и черной каске.
– Отвечайте, черт возьми! Есть здесь кто-нибудь?
Кошка издает громкое, протяжное мяуканье. -
– Это что такое? – спрашивает другой уполномоченный, спустясь по лестнице на две ступеньки.
Кошка бежит с мяуканьем к ним. Потом садится и начинает вылизываться.
– Какая-то кошка, черт бы ее побрал, – говорит один из уполномоченных и со стуком закрывает дверь.
Вислинг считает, Менкелю лучше пойти к друзьям одному. Его друзья могут не жить по прежним адресам.
Теперь в Берлине возможно все, что угодно. Их квартиры могла захватить партия. Будет неприятно, если дверь откроет какой-нибудь «золотой фазан» [84]84
Высокопоставленный член национал-социалистической партии. – Примеч. авт.
[Закрыть]. У них могли поселиться беженцы, оставив семье только одну комнату. Длинные колонны беженцев постоянно входят в город. Им нужно предоставить крышу над головой, и тех, у кого нет связей в партии, вскоре принимают жители в своих домах.
– Если через два часа не вернусь, – говорит Менкель, – считайте, что меня схватили, и уходите как можно быстрее.
С наступлением темноты Менкель уходит. Ловко прячется от вышедших на охоту патрулей, перебегая от подворотни к подворотне. Держит наготове автомат со взведенным затвором, твердо решив не сдаваться живым. Клянет эсэсовскую форму. Она может в десять раз осложнить его задачу.
Дом старый, аристократический, построенный в конце прошлого века. На двери прибиты бронзовые таблички с фамилиями жильцов. Здесь живут представители изысканного общества.
Менкель наблюдает за домом из подворотни напротив. Ему видна полуподвальная комната консьержки, где сидит пожилая женщина, похожая на бдительную крысу. Ее острый нос постоянно движется из стороны в сторону. Она из тех отвратительный людей, у которых словно бы есть глаза на затылке. Помощи от нее ждать нельзя. До тридцать третьего года она определенно была столь же «красной», как теперь «коричневая». И завтра, не колеблясь ни минуты, снова станет «красной». Она всегда на стороне правящего класса, готова на любую подлость, лишь бы ей это было выгодно. Таких вокруг тысячи и тысячи.
Когда женщина уходит на минуту в заднюю комнату, Менкель проскальзывает в дверь и поднимается по лестнице с ковровой дорожкой. На втором этаже негромко стучит в дверь. Он хотел было нажать кнопку звонка, но потом передумал. Звонок может быть соединен с тревожной сигнализацией в квартире консьержки.
Некоторое время спустя из-за двери раздается негромкий женский голос:
– Что вам нужно?
В Берлине теперь никто не открывает дверь, не узнав, кто за ней находится.
– Кто там? – спрашивает женщина.
– Альберт Менкель, – шепчет он, приблизив лицо к двери.
Воцаряется гнетущая тишина.
– Фрау Петерс, у меня сообщение от вашего мужа, – нетерпеливо шепчет, нервозно оглядываясь на лестницу, словно ожидая, что появится консьержка с крысиной физиономией. В этом случае у него лишь один выбор. Убить ее. Быстро и бесшумно, чтобы никто из жильцов дома ничего не заметил.
– Фрау Петерс, откройте! Это очень важно.
Дверь приоткрывается, но ее держат две цепочки.
В узкой щели появляется бледное женское лицо.
– Менкель! Я думала, вы давно убиты!
Потом видит эсэсовскую форму и цепенеет.
– Откройте, быстрее, я все объясню, – в отчаянии шепчет он.
– Нет, уходите, уходите! – чуть ли не кричит женщина, запинаясь. – Я не хочу ни во что вмешиваться!
– Вы должны впустить меня. На карту поставлена моя жизнь. Вы моя единственная надежда.
Женщина пытается закрыть дверь, но Менкель вставляет ступню между дверью и косяком. У него мелькает мысль высадить плечом дверь.
Женщина начинает плакать.
– Что вам здесь нужно? Вы навлечете на меня жуткие неприятности! Уберите ступню, иначе я подниму тревогу!
– Откройте! Всего на минуту! Обещаю, что немедленно уйду. Быстрее, впустите, пока никто не увидел меня!
Женщина в испуге таращится на него, потом открывает рот, словно собираясь закричать. Потом неожиданно кивает.
Менкель убирает ногу. Звякают цепочки, и дверь открывается лишь настолько, чтобы он мог войти. Женщина дрожащими руками снова запирает дверь на замок и цепочки. Смотрит на него со страхом в глазах. Видит мокрую от дождя каску, темно-серую эсэсовскую шинель, автомат с длинным рожком.
– Вы сказали, у вас есть сообщение от моего мужа? – недоверчиво спрашивает она, плотнее запахивая кимоно.
– Нет, я это сказал только для того, чтобы вы открыли дверь. Я не видел Курта с тех пор, как меня арестовали.
Он смотрит на картину Курта Петерса на противоположной стене, написанную незадолго до начала войны.
– Значит, вы давно его не видели, – шепчет она. – Прошло почти два года с тех пор, как пришло известие о вашей казни. Знаете, что ваша жена вскоре выходит замуж?
Менкель пожимает плечами. Какое теперь это имеет значение? Какое значение имеет Гертруда? Она его подвела. Дала против него показания, сказала то, что от нее хотели услышать. Ей, разумеется, угрожали. Они угрожают всем, даже детям. В подвалах на Принц-Альбрехтштрассе [85]85
В Берлине по адресу Принц-Альбрехтштрассе, 8 размещалось руководство РСХА (Главного управления имперской безопасности). – Примеч. ред.
[Закрыть]люди быстро ломаются. У гестаповцев всегда есть способы привести свидетелей в ужас.
Менкель в нескольких словах объясняет, что произошло, и просит женщину укрыть его и Вислинга до тех пор, пока они не смогут продолжить путь.
– Я боюсь, – отвечает с запинкой фрау Петерс. – Здесь у стен есть глаза и уши.
– Никто не видел, как я входил, – уверенно говорит Менкель.
– Мы не знаем этого, – нервозно отвечает она, в отчаянии глядя на ковер, словно пытаясь сосчитать в нем все нити.
– Всего на одну ночь, – умоляюще просит он. – Мы уйдем, как только раздобудем гражданскую одежду.
– Я боюсь, – повторяет фрау Петерс. – Если вас и вашего друга обнаружат здесь, для меня это кончится смертным приговором. Так случилось с одной женщиной, живущей на этой улице. Ее обезглавили, – с содроганием добавляет она.
– Мы сознаем, что подвергаем вас громадной опасности, – мягко говорит он, – но вы наша единственная надежда. Мы уйдем, как только раздобудем гражданское платье.
– Есть у вас какие-нибудь документы? – нервозно спрашивает она.
– Пока нет. Я знаю, где их можно раздобыть, но могу отправиться туда только завтра. Если приютите нас, пока мы не обзаведемся документами и гражданской одеждой, я буду вечно вам благодарен.
Она качает головой.
– У меня трое детей. Их отнимут у меня, отправят в национал-социалистический лагерь, где их будут учить ненавидеть свою мазь, говорить им, что я предательница народа и получила вполне заслуженное наказание.
Фрау Петерс делает несколько шагов взад-вперед, думает, смотрит на детей, потом садится на стул перед антикварным письменным столом.
– Господи, что же мне делать? – стонет она, поднимая руку к горлу. – Я не могу выдать вас этим дьяволам!
Потом долго смотрит на него в молчании, вертит в пальцах нож в форме штыка для разрезания бумаги, встает, подходит к занавешенному окну, чуть-чуть раздвигает шторы и смотрит на улицу. Мимо медленно проезжает десантная гусеничная машина. В ней поблескивают четыре мокрые от дождя каски.
Убедясь, что шторы задернуты плотно, фрау Петерс быстро поворачивается. Малейший свет из окна привлечет патруль, солдаты начнут молотить в дверь.
– Дадите мне честное слово уйти отсюда рано утром, еще затемно? А если вас схватят, не говорить, что виделись со мной?
– Даю слово. Я уже был под пыткой и знаю, что способен вынести.
– Хорошо, можете остаться здесь на ночь. Приводите своего друга, только, ради бога, постарайтесь остаться незамеченными. Здешняя консьержка – сущая дьяволица. Пока вы ходите, я достану для вас кое-что из одежды Курта.
– Спасибо, – мямлит Менкель и быстро выскальзывает в дверь. Бесшумно спускается по лестнице и выходит на улицу.
Невдалеке на улице он видит патруль полиции вермахта и спрыгивает на ведущую в подвал лестницу. Трое полицейских проходят мимо тяжелым шагом. На груди у них предостерегающе поблескивают значки в форме полумесяца.
Пройдя несколько метров, они останавливают двух прибывших в отпуск солдат с рюкзаками и винтовками на ремнях. Их линялая форма все еще пахнет окопами. Полицейские тщательно проверяют их документы, даты, печати и адреса. Фотографии в маленьких серых удостоверениях личности придирчиво сверяют с оригиналами. Висящие на шеях личные знаки не избегают скрупулезной проверки. Пересчитываются боевые патроны. Совпадают ли свидетельства о дезинсектации с датами отъезда в отпуск?
На проверку у полицейских уходит почти двадцать минут. Никто из людей на улице не обращает на них внимания. У всех хватает своих забот. Если эти двое дезертиры, значит, не повезло им.
– Hals – und Beinbruch [86]86
Букв. «шея – и перелом ноги» (нем.) – традиционное немецкое пожелание «ни пуха, ни пера». – Примеч. ред.
[Закрыть], – усмехается фельдфебель полиции вермахта, поднося руку к краю каски.
Оба солдата громко щелкают каблуками и четко козыряют. Они знают; что полицейские могут испортить им отпуск, если окажутся недовольны их поведением.
– Мерзавцы, – шепчет один из солдат, когда они отдалились от полицейских. – Когда эта проклятая война кончится, буду всем встречным «ищейкам» проламывать черепа!
– Ничего не выйдет, – говорит другой. – Они всегда будут при деле. Новые хозяева найдут применение как «ищейкам», так и шупо [87]87
Schupo (Schutzpolizei) (нем.) – гражданская полиция. – Примеч. пер.
[Закрыть].
Менкель идет по улице, на душе у него слегка полегчало. Завтра у них будет гражданская одежда и документы, сутки спустя они будут далеко от Берлина. Если повезет, то за пределами Германии. После войны он добьется, чтобы фрау Петерс наградили за мужество.
У ресторана художников на Кемперплатц стоит длинная очередь военных и штатских. В Берлине это оазис, где можно забыть о войне. На улице слышно рыдание скрипок. Но Менкель не любит цыганскую музыку. Ему еще дважды приходится прятаться от полицейских патрулей. Он едва не попадает в большую облаву. Слыша позади крики, уходит через несколько задних дворов, перелезает через два забора. И оказывается на Александерплатц. Хорошо одетый господин с моноклем отбрасывает окурок сигареты. Менкель бездумно подбирает его.
На Менкеля изумленно смотрит дворник. Эсэсовцы обычно не подбирают окурки. Неистово машет рукой шупо, тот неторопливо подходит. На каске у него зловеще поблескивает герб рейха.
Менкель замечает, что дворник указывает ему вслед и что-то говорит полицейскому. Быстро сворачивает в ближайший переулок и бежит со всех ног. Тяжело дыша, достигает улицы, где его ждет Вислинг.
Возле дома стоит серый «кюбель» [88]88
Имеется в виду «Кюбельваген» – легковой автомобиль в вермахте. – Примеч. ред.
[Закрыть]. К крылу прислоняется солдат СС в темно-серой форме.
– Господи, – стонет Менкель. – Что же делать?
В ужасе он вжимается в нишу в стене. В подвале эти двое или кто-то еще из дома?
Начинают выть сирены. Воздушный налет. Почти сразу же начинают падать бомбы. Но стоящий у «кюбеля» эсэсовец их словно бы не замечает. Беззаботно закуривает сигарету и выпускает клуб дыма. Он даже не смотрит на небо, с которого падают бомбы. Привык к этому.
Из ворот выходят четверо в темно-серых шинелях. Со смехом бросают какой-то узел в заднюю часть «кюбеля». Через борт свешивается рука. Четверо солдат запрыгивают в машину, и она с ревом уезжает в темноту.
Как только она скрывается, Менкель бежит во двор и спускается в подвал.
– Вислинг, – кричит он испуганно. – Где вы?
Кошка с мяуканьем выходит из темноты и любовно трется о его ногу. Менкель поднимает ее и гладит по мягкой серой шерсти. Кошка довольно мурлычет и обнюхивает его лицо, узнавая.
– Что случилось? – спрашивает Менкель, почесывая ее за ухом. – Ты это видела, но не поняла. Ты все еще думаешь, что все люди добрые.
Он идет на поиски по темному подвальному коридору, спотыкается о доску и падает, находит на полу огарок свечи и осторожно зажигает его. Мешки разбросаны по всему подвалу. Помятая синяя эмалированная кастрюля с остатками еды стоит в углу. Старуха лежит у стены. Лицо ее избито до неузнаваемости, одна рука сломана. Торчит острая, как игла, кость.
Чуть подальше в коридоре валяется эсэсовская пилотка. Должно быть, Вислинг бросил ее туда незаметно для солдат. Теперь Менкель понимает, что случилось. Эта мысль парализует. Кажется, что на него обрушился весь дьявольский мир. Он надеется, что Вислинг мертв. Невозможно представить, что с ним сделают эсэсовцы. Беглый заключенный в их форме! Непростительное преступление! И они наверняка выяснят, кому принадлежала эта форма.
Менкель опускает кошку на пол. Она идет за ним к двери. Потом мяукает, убегает в подвал и подползает к телу старухи.
Слепящий белый свет вспыхивает, как рождественская елка, прямо над обшитым досками домом. Менкель поднимает взгляд и содрогается. Осветительная бомба медленно опускается на парашюте, слегка раскачиваясь под ветром. Бомбы падают туда, где горят эти рождественские елки. Он слышит пронзительный свист стабилизаторов, бросается обратно в подвал, спотыкается, падает и отчаянно ползет дальше. Кошка с шипением отскакивает с его пути.
Взрывы грохочут непрестанно. Ломается балка, по подвалу разлетаются щепки. Половина потолка обваливается в туче пыли. Дверь влетает внутрь, словно листок бумаги под сильным ветром. Менкель кашляет, ему кажется, что он задыхается. Повсюду дым и пыль. Он со страхом прислушивается. Сквозь грохот взрывов слышится странный, глухой рев.
Менкель знает, что это. Жар, всеуничтожающий жар, который предшествует пламени фосфорных бомб.
Дом раскачивается, словно корабль в ураган. Кошку раздавило балкой, кровь брызжет ему в лицо. Тело старухи погребено под грудой кирпичей. Туча кирпичной пыли устремляется к нему, словно сжатый кулак. Стена огня между этим и соседним домом сбита взрывной волной. Он встает и заглядывает в квартиру. Кучей лежат несколько искореженных тел. Повсюду кровь. Сквозь щели в стене пробиваются языки пламени. Потом появляется волна жара, ревущая, словно гигантский пылесос. Втягивает его наверх и бросает сквозь дощатую стену в соседнюю квартиру. Он теряет сознание и медленно приходит в себя.
Менкель в смятении озирается, проводит рукой по лбу и обнаруживает, что она вся в крови. Каска исчезла, но он все еще держит в руке пилотку Вислинга. Шатаясь, поднимается на ноги, идет в кухню. Подставляет голову под струю из крана и жадно пьет, словно умирающее от жажды животное.
Горячий воздух, обжигающе горячий, швыряет его на пол. Вокруг стоит адский грохот. Огня нет, только ужасный жар.
То, что произошло, часто случалось и раньше. Вторая бомба погасила взрывной волной пламя, вспыхнувшее от первой.
Менкель спотыкается о мертвого гауптмана. Тело как будто бы шевелится, но это от жара. Он смотрит на себя. Эсэсовская шинель без ремня. Автомат он потерял. В удушливой жаре и адском шуме снимает форму с мертвого. Мертвый пожилой человек с брюшком, и форма ему велика. Фуражка сползает на уши. Менкель подкладывает под внутреннюю ленту горелые тряпки. В нагрудном кармане мундира лежат документы мертвого. Гауптман Алоис Альфельдт, пятый батальон тайной полевой полиции. Несмотря на страх и волнение, Менкель не может сдержать улыбки. Он повсюду наталкивается на полицейских. Застегивает на талии желтый офицерский ремень с пистолетом в кобуре. Сразу видно, что это форма с чужого плеча, но она все же лучше эсэсовской. Это офицерская форма. Все немцы почтительно относятся к офицерам. Большинством патрулей командуют младшие командиры, они дважды подумают перед тем, как остановить его.
Менкель быстро спрыгивает на ближайшую лестничную площадку, там на него устремляется стена пламени. Двери и стены уже почернели, краска вспучилась и горит маленьким маслянистым пламенем. Он бежит со всех ног по длинному коридору. Пламя жадно следует за ним, окутывает, но чудовищный вакуум вытягивает его из дома.
Тела горят голубым и желтым пламенем. На улице ад. Постоянно слышен странный, скребущий звук падающих с неба зажигательных бомб. Сквозь подошвы сапог жжет ступни. Асфальт бурлит, словно лава.
Менкель пробегает мимо Надолни, где лежат рядами мертвые, дожидаясь, когда их отвезут к огненному погребению. Жертв воздушных налетов больше не хоронят на кладбище. Их слишком много.
Когда Менкель переходит Блюхерплатц, никто не обращает на него внимания. Покрытый пылью гауптман с диким взглядом. Что из того? Кто не в саже? Кто более или менее не помешан?
С рельсов сброшен трамвай. На сиденьях пляшут язычки пламени. Тело вагоновожатого наполовину высовывается из разбитого окна. Голова исчезла. Салон трамвая заполнен изувеченными телами.
На город обрушивается новый дождь бомб. Дома рушатся в громадных тучах пыли. После фугасных падают зажигательные. Хлопают и разбрызгивают пламя. На улицах бушует ад.
Двое пожилых людей в форме гражданских уполномоченных ПВО хватают Менкеля за руки.
– Герр гауптман, помогите, – молят они. – Бомба упала в наш подвал. Мы не можем вытащить людей!
– Отстаньте, болваны, – яростно кричит Менкель, отталкивая их. – Сами вытаскивайте! На то вы и уполномоченные!
Он быстро идет широкими шагами от дома к дому. Ожоги ноют, каждый шаг причиняет мучительную боль. Кажется, он идет по раскаленным стальным листам. Фуражку он потерял. Один погон свисает с плеча. Он похож на кого угодно, только не на прусского офицера. Отскакивает в сторону, пропуская грохочущую колонну пожарных машин, едущую с Блюхерплатц.
Пожарные высовываются из машин. Лица их черны от дыма и грязи. На повороте один выпадает, следующая машина переезжает его. Они едут без остановки. Одним мертвецом больше или меньше – что из того?
На Бургштрассе патруль полиции вермахта приказывает ему остановиться, но Менкель лишь прибавляет шагу и бежит к Ландверканалу. Один из «ищеек» целится в него из автомата, но начальник патруля, обер-фельдфебель, ударяет снизу по стволу.
– Пусть себе бежит этот болван, – рычит он. – Это офицер и, скорее всего, помешался от взрывов!
Все трое смотрят вслед бегущему, громко смеются и продолжают путь тяжелым, уверенным шагом.
Наконец Менкель достигает аристократического дома, своей цели, быстро оглядывается по сторонам и когда из-за угла появляется легковая машина, бросается в дверь. Несколькими широкими шагами взбегает по лестнице. Отчаянно нажимает кнопку звонка. И не отнимает от нее пальца, пока дверь не открывается.
– Вы сошли с ума? – спрашивает фрау Петерс, втягивая его в квартиру. – Где ваш друг?
– Его схватили эсэсовцы!
– И вы пришли сюда? – кричит она, бледнея, как труп. – Уходите! Я закричу, если немедленно не уйдете!
– Не беспокойтесь, – успокаивает он ее. – Меня никто не видел!
– Откуда вы знаете? – говорит она дрожащим голосом. – Ради бога, уходите! Я чувствую, произойдет что-то ужасное! Они вот-вот будут здесь! Умоляю вас, уходите!
Менкель медленно идет к двери.
– Что за форма на вас? – спрашивает фрау Петерс, когда он берется за дверные цепочки.
– Снял с мертвого, – спокойно отвечает он и оглядывает себя.
– Еще и это, – стонет она, испуганно глядя на него. – Вы его убили?
Менкель качает головой.
– Идите сюда, – решительно говорит фрау Петерс. – Я дам вам гражданскую одежду!
Он быстро переодевается.
Грязная форма гауптмана брошена в кухонный шкаф.
Фрау Петерс чуть ли не выталкивает Менкеля за дверь.
– До свиданья, – говорит он, но дверь уже захлопнута и цепочки задернуты.
Менкель осторожно спускается по лестнице на цыпочках. Еще два шага – и он будет в безопасности на улице.
В дверях он сталкивается со штабс-фельдфебелем. Словно сквозь туман видит значок в форме полумесяца, свисающий с его шеи на толстой цепочке. Еще трое охотников за головами стоят в нескольких шагах позади нею.
Консьержка с торжествующей улыбкой прислоняется к стене. Ее маленькие крысиные глазки светятся радостью. Несмотря на воздушные налеты, огонь и смерть,_ она связалась с полицейскими вермахта; при охоте на людей они действуют быстро.
Мускулистый штабс-фельдфебель со значком охотников за головами вежливо подносит руку к краю каски.
– Документы, – холодно улыбается он, требовательно протягивая руку.
Менкель беззаботно пожимает плечами.
– У меня нет документов, – спокойно говорит он и опускает руку в карман за пистолетом. К своему ужасу, пистолет он забыл.
Штабс-фельдфебель спокойно улыбается. Он не первый раз встречает человека без документов.
– Когда он поднимался, на нем была офицерская форма, – взволнованно бормочет консьержка.
– Поднимался? – переспрашивает штабс-фельдфебель, не глядя на нее. Ему хочется дать ей пинка. Сильного. Не потому, что ему жалко Менкеля, но она внушает ему отвращение.
– К Петерс, на второй этаж, – пищит она, стараясь услужить. – Там уже давно происходит что-то странное. Она высокомерная буржуазная сука. Никогда не поздоровается, как подобает настоящим национал-социалистам!
– Второй этаж, Петерс, – говорит штабс-фельдфебель и начинает грузно подниматься по лестнице.
– Нет, – протестует Менкель пронзительным голосом. – Она лжет! Я ни к кому не заходил! И не был в форме!
– Ах, не был, подлый изменник народа?! – яростно вопит консьержка.
– Пошли, – вежливо говорит штабс-фельдфебель, ведя Менкеля за руку.
Кованые сапоги громко топают по лестнице. Ступени скрипят. Люди за запертыми дверями испуганно прислушиваются. Все знают, что означают эти шаг и.
– Это был второй этаж, – торжествующим голосом хвастается консьержка. – Я увидела на панели, когда он позвонил в дверь.
Штабс-фельдфебель стучит в дверь, это сильный, властный стук, какой могут производить только полицейские при диктатуре.
– Именем фюрера, откройте!
Он стучит снова. На сей раз сильнее.
– Кто там? – спрашивает фрау Петерс из-за двери.
– Полиция вермахта! Немедленно открывайте!
Звякает цепочка. Дверь приоткрывается.
– Фрау Петерс? – спрашивает штабс-фельдфебель, поднося руку к краю каски. Он вежлив и официален, но крайне холоден. Арест людей стал для него обыденным делом.
Она кивает, понимая, что все кончено.
– Знаете этого господина?
Она кивает снова.
– Где военная форма? – спрашивает он и отталкивает ее от двери.
– В кухонном шкафу, – хрипло отвечает она.
Он указывает подбородком одному из своих людей, и форма вскоре найдена.
Штабс-фельдфебель издает протяжный, понимающий свист, когда видит офицерскую форму и желтую кобуру. С волчьей улыбкой смотрит на Менкеля.
– На вас была эта форма?
– Да.
– Она ваша?
– Нет.
– Где взяли ее?
– Снял с мертвого гауптмана.
– Вижу, что не с оберста! – Штабс-фельдфебель достает из кобуры пистолет, вынимает обойму и пересчитывает патроны. Их там пять. Недостает двух. Он нюхает дуло и, приподняв брови, снова смотрит на Менкеля. – Из него недавно стреляли! Вы застрелили гауптмана, так ведь?
На запястьях Менкеля защелкиваются наручники. Стальные браслеты врезаются в плоть.
– А с виду такой симпатичный, славный человек, – усмехается один из «ищеек», – только убийце не нужно выглядеть чудовищем Франкенштейна [89]89
Франкенштейн в одноименной повести Мери Шелли – ученый, создатель человекоподобного чудовища. Оно выходит из-под власти ученого, убивает его и совершает множество злодеяний. – Примеч. пер.
[Закрыть]!
– Убил офицера! – говорит другой. – Тяжкое преступление! И забрал его пистолет! Черт возьми! Вы за это поплатитесь головой! Можете быть уверены!
– Ошибаетесь, я никого не убивал, – протестует в ужасе Менкель… – Когда я его обнаружил, он был убит взрывом бомбы.
– Смотрите-ка, – ухмыляется штабс-фельдфебель. – Убит взрывом бомбы! В таких случаях от человека, как правило, мало что остается. Но, само собой, могут происходить необычные вещи! Форма, видимо, лежала аккуратно сложенной рядом с изуродованным телом, а герр гауптман практиковался в стрельбе, перед тем как бомба упала ему на голову? Это могло бы послужить объяснением отсутствия двух патронов. Теперь скажите откровенно, вы считаете нас простачками? Кто вы? Еврей, коммунист, дезертир? Выкладывайте! Спойте, пожалуйста, небольшую песенку! Все равно скоро запоете, так почему бы не избавить нас от трудов? Голову вам все равно отрубят! Лучше уж свыкайтесь с этой мыслью!
– Я гауптман медицинской службы Альберт Менкель, сто двадцать шестая пехотная дивизия.
– Так-так, – отвечает штабс-фельдфебель с сильной иронией, – почему не генерал? Странный вы тип. Немецкий офицер медицинской службы в здравом уме не станет расхаживать в краденой форме. Зачем, если есть своя? Что представляет собой форма офицера-медика?
– Я бежал из транспортной колонны заключенных, – признается Менкель, глядя мимо штабс-фельдфебеля. – Но даю вам слово, что фрау Петерс ничего об этом не знала. Я сказал ей, что нахожусь в отпуске.
– Оставьте, – усмехается штабс-фельдфебель. – Похоже, вы все-таки принимаете нас за простачков. – Поворачивается к фрау Петерс. – Мне хотелось бы узнать, в самом ли деле сюда приходят офицеры-отпускники и бросают свою форму в кухонный шкаф? Нет, в это никто не поверит. Вы тоже арестованы. Должен предупредить, что если попытаетесь бежать, мы откроем огонь.
– Мои дети, – шепчет фрау Петерс в ужасе.
– Нужно было раньше думать о них, – отвечает штабс-фельдфебель, доставая из кармана наручники. – Ваши браслеты, мадам, чтобы избежать всяких глупостей по пути. Пошли!
– Дети рождаются каждую минуту, – говорит один из «охотников за головами», ведя фрау Петерс за руку вниз по лестнице.
– Хайль Гитлер! – громко кричит консьержка и вскидывает руку в нацистском салюте.
Они едут к Шпрее, путь их освещают бесчисленные пожары. Сворачивают к большому серому зданию на Принц-Альбрехтштрассе, и арестованных поглощают подвалы.
В эту самую минуту наша перегруппированная часть поднимается на борт самолета «Юнкерс-52» в аэропорту Темпельхоф, чтобы лететь обратно в Финляндию.
