Текст книги "Трибунал"

Автор книги: Хассель Свен

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 19 страниц)

– Выхода нет, – решительно говорит Вольф. – Эту нацистскую вошь нужно убрать, чтобы и дальше наслаждаться краткой жизнью, которую даровал нам немецкий бог.

– Дикий кот! – задумчиво говорит Порта, подняв взгляд к потолочным балкам. – Давайте звонить в Падерборн!

Гофман быстро связывается с вахмистром Залли и отдает трубку Порте.

– Имей в виду, я ничего не знаю. Ничего не слышал о диких котах, – предупреждающе шепчет он.

Порта сразу приступает к сути дела.

– Я бы хотел поближе взглянуть на твоего дикого кота. Предлагаю отправить его сюда, в холодную местность, как образец.

Вахмистр Залли долго и громко хохочет.

– Скажи, Порта, ты думаешь, что я родился слабоумным? Отправить дикого кота как образец? – И снова разражается хохотом. – Нет, когда я получу тысячу марок наличными, кот будет отправлен к тебе почтовым самолетом!

– Я не могу ехать в Падерборн только затем, чтобы заплатить за какого-то дикого кота, – возмущенно протестует Порта. – Разве не знаешь, что я один из самых значительных участников в этой войне?

– Хватит-хватит! Я знаю все о твоих знакомствах в батальоне связи. Тебе будет просто перевести тысячу марок мне сюда в штаб.

Порта отпивает большой глоток кофе, чтобы лучше соображать.

– Ты сказал, тысячу монет за какое-то чердачное животное? Думаешь, лопарки высосали мне мозги?

– Чердачное животное? – возмущается Залли. – Подожди, пока его не увидишь! Когда он выходит из себя, то становится похожим на миллион обыкновенных котов, собранных в одного!

– Пятьсот, – лаконично говорит Порта.

– Восемьсот, – требует Залли.

Сходятся они на семистах пятидесяти с оплаченной доставкой.

– Не пытайся обмануть меня, – предостерегает Порта. – Пока что я здесь глубоко замороженный обер-ефрейтор, и, возможно, в конце от немецкого вермахта мало что уцелеет, – но один из нас останется в живых, и им, по Божьей милости, будет обер-ефрейтор Порта. Если завтра утром я не получу этого чертова кота, доставленного первоклассной почтой, сходи в церковь и приготовься к очень быстрой смерти!

– Я никогда никого не подводил в сделках, – бесстыдно лжет вахмистр Залли. – Ты получишь это злобное чудовище завтра вечером с последним почтовым самолетом. Обратись к командиру экипажа, только смотри, не открывай клетку, иначе он бросится прямо в рожу тебе и тем, кто будет с тобой. Ему все равно – рядовые перед ним или генералы. Вместе с котом я отправлю небольшой аппарат. Он издает звуки, доводящие кота до бешенства. Если хочешь, чтобы эта зверюга растерзала в клочья какого-то ублюдка, положи аппарат поближе к жертве, и дьявольский кот сделает все остальное. Я уже использовал его на одном парне; тот через двадцать одну секунду оказался в шоке.

– Черт возьми! – удивленно восклицает Порта. – Именно такой нам и нужен. Что он ест?

– Я обычно даю ему то, что едим мы, и он втягивает все в себя, как пылесос.

– Кофе пьет? – изумленно спрашивает Порта.

– Да, и пиво, – отвечает Залли.

– Какая у него кличка?

– Динамит!

– Звучит многообещающе, – утробно посмеивается Порта. – Скажи Динамиту, что у нас есть для него интересная работа!

Малыш с Портой идут к взлетно-посадочной полосе, чтобы забрать Динамита, который прибывает, гневный и злобный, на борту почтового «Юнкерса-52».

– На вашем месте я был бы осторожным с этой хищной тварью, – говорит летчик, нервно глядя на клетку с диким котом.

– Привет, киска, – говорит, наклоняясь к клетке, Порта.

Дикий кот отвечает бешеным шипением и рычанием, яростно кусая прутья клетки.

– Господи, Господи, до чего злющий, а?! – восхищенно говорит Малыш. – Понесли его к себе и составим план!

Все отходят в сторону, когда Порта и Малыш несут клетку с рычащим диким котом через взлетно-посадочную полосу. К ним подходит пожилой лейтенант, любитель кошек.

Не успевает Порта предостеречь его, как лейтенант сует ручку между прутьями, чтобы почесать коту шею. И с воплем отдергивает. С руки течет кровь.

– Динамит, черт тебя возьми! Нельзя так! – предупреждает кота Порта. – Прошу прощенья у герра лейтенанта!

Когда они возвращаются в расположение роты, поднимается жуткий гвалт. Один из волкодавов Вольфа оказывается с разодранным носом, когда пытается дружески обнюхаться с вновь прибывшим в пятую роту.

– Время посещения в госпитале с одиннадцати до тринадцати часов, – сообщает им Гофман. – Не более двух посетителей к каждому пациенту.

– Этого будет достаточно, – отвечает Порта. – Малыш и Динамит!

Он достает из кармана звуковой аппарат, чтобы его опробовать. Результат превосходит все ожидания. Дикий кот вертится в клетке, кусаясь и царапаясь, как бешеный. Нет никакого сомнения, что он хочет броситься на Порту, который держит аппарат.

– То, что нужно! – радостно говорит Порта, бросая в клетку кусок мяса. – Малыш с Динамитом завтра входят в госпиталь в начале двенадцатого. Малыш тайком сует аппарат под задницу Эмилю и выпускает Динамита. Я очень ошибусь, если дела после этого не пойдут очень бурно и мы избавимся от этого мерзкого сукина сына раз и навсегда!

– Мне это не очень нравится, – слабо протестует Малыш. – Кошки и собаки не особенно меня любят!

– Оставь! – решительно говорит Порта. – Делай, как я говорю!

– Приказ есть приказ, Кройцфельдт, не забывай этого! – хрипло кричит Гофман.

Динамита кладут в багажник «кюбеля». Нам слышно сквозь шум мотора, как он шипит и рычит, накапливая ярость.

– Он в наилучшей форме, – удовлетворенно говори! Порта. – Можно подумать. Динамит знает, кого навестит!

Пожилой, медлительный ефрейтор-медик показывает нам, как пройти в палату Эмиля Зига.

В начале коридора нас останавливает увидевшая Динамита грозного вида главная медсестра.

– Это что такое? – возмущенно спрашивает она, указывая на клетку.

– Фрау главная медсестра! – отвечает Порта, щелкнув каблуками. – Это клетка!

Главная медсестра носит офицерское звание.

– Я спрашиваю, что в ней? – раздраженно рычит она.

– Кошечка, которая очень хочет навестить больного приятеля, – льстиво улыбается Порта.

– С кошками в палаты нельзя! Ее нужно оставить снаружи!

Малыш делает вид, что выходит, но как только сердитая главная медсестра скрывается, бежит по коридору, держа клетку чуть позади.

– От тебя трудно отделаться, – говорит Порта, протягивая Зигу руку. – Но нам нужно отделаться от восьми миллионов русских, и от тебя мы тоже отделаемся! Вот увидишь!

– Уходи! – шепчет Зиг и тянется к звонку, но Порта оказывается проворнее и срывает его со стены.

– Зачем звонить? – спрашивает Порта с притворным дружелюбием. – Давай повеселимся. У нас с собой друг, тебе будет интересно с ним познакомиться. Он поможет тебе скоротать время!

– Дикий кот, – шепчет в ужасе Зиг, испуганно глядя на рычащее животное.

– Как тебе наверняка известно, у кошек девять жизней, – объясняет Порта, – а ты – после того, что уже случилось, – кажешься почти бессмертным! Мы решили провести небольшой научный эксперимент. Кот против человека! Если ты такой же удачливый, каким был в двух предыдущих случаях, то сможешь управиться с Динамитом. Почеши его за левым ухом, и он замурлыкает, как домашняя кошка под печкой!

– Послушай, – шепчет Зиг вне себя от страха и натягивает одеяло до подбородка. – Я только хотел пошутить с вами, посмотреть, как вы среагируете.

– Ты видел, как мы среагировали, – ухмыляется Порта. – То, что мы сейчас делаем, просто шутка!

– Клянусь, я ничего не слышал о ваших еврейских немцах, – хрипло шепчет Зиг, – и я больше никогда не доставлю вам никаких неприятностей!

– Я это знаю, – усмехается Порта. – Но теперь хочу, чтобы ты познакомился с Динамитом, а потом оставим все в прошлом.

– В прошлом? – хрипло шепчет Зиг и пытается вылезти из постели. Малыш хватает его за волосы и возвращает обратно.

– Оставайся на месте, – грубо приказывает он. – Бедное животное может запыхаться, гоняясь за тобой!

Зиг открывает рот, чтобы закричать, но из него выходит только слабый хрип.

Малыш включает звуковую машинку, и дикий кот выходит из себя.

Мечась в клетке, Динамит опрокидывает ее, дверца открывается. Мохнатой ракетой он вылетает наружу, вспрыгивает на стол посреди палаты и сжимается, готовясь к прыжку. Из его горла раздаются предостерегающие звуки.

– Нет, нет! – кричит Малыш, дико сверкая глазами, когда Динамит летит к нему по воздуху. Он забыл, что все еще держит в руке звуковой аппарат. – Это не я! – кричит он, падая вместе с диким котом. Ему кажется, что с него медленно сдирают через голову кожу. Непонятно, как он падает на койку Зига, все еще держа аппарат в руке.

От страха Зиг вновь обретает голос. Из его широко раскрытого рта вырывается протяжный гортанный рев.

По комнате летают постельные принадлежности. Стол разбит на куски. С оглушительным треском падает шкаф. Позвякивают стекла. Перья из разорванной подушки тучами плавают в воздухе.

Малыш несется к двери, по лицу его струится кровь, форма разодрана. Он так спешит убежать от дикого кота, что увлекает с собой дверную коробку.

– Звуковая машинка, – предостерегающе кричит Порта, когда Малыш, преследуемый диким котом, подбегает к нам.

Малыш на секунду останавливается. Кот его настигает.

– Машинка! – кричит в отчаянии Порта. – Выброси ее ради бога!

Наконец Малыш понимает его и швыряет звуковой аппарат, тот, подскакивая, летит по коридору. Тут из-за поворота появляется начальник госпиталя с помощниками.

Динамит несколько раз прокручивается вокруг своей оси, определяя, откуда раздается ненавистный звук. Сжимается в комок и обращает горящие глаза на главную медсестру, поднявшую звуковую машинку.

– Что это за штука? – с любопытством спрашивает начальник госпиталя.

Получить ответ он не успевает. Дикий кот бросается на них. Никогда в жизни главная медсестра не оказывалась так быстро раздетой. Начальник катится кубарем вниз по лестнице, сопровождающие разбегаются в разные стороны.

– Пошли отсюда! – кричит Порта. – Становится опасно!

Но мы успеваем пробежать лишь несколько шагов по коридору, и тут машинка летит вслед за нами.

– Не-ет! – успевает выкрикнуть Порта. Тут дикий кот настигает нас.

Никто не знает, как мы спаслись; должно быть, кто-то отправил аппарат пинком в палату Зига, потому что светопреставление начинается уже там.

Окровавленные, дрожащие, потрясенные, мы кое-как забираемся в «кюбель», где нас с нетерпением ждет Вольф.

– Что это, черт возьми, с вами? – спрашивает он, тараща глаза. – Вид у вас такой, будто вы сражались с целой танковой дивизией!

– С меня хватит диких котов! – стонет почти неузнаваемый Малыш.

– Ну и зрелище вы собой представляете! – говорит Вольф. – Что с Динамитом? Не везете его обратно?

– Забудь о нем, – стонет Порта, пытаясь приладить оторванный рукав. – Этот зверюга выгонит всех из госпиталя до того, как его пристрелят!

Отъезжая, мы слышим звон разбитого стекла. Из окна вылетает Зиг, за ним два санитара. Не успевают они приземлиться, как дикий кот уже на них. Все скрываются в туче снега.

– Пресвятая Богоматерь Казанская, – мямлит Порта сквозь распухшие губы, – какая энергия в этом животном!

– Опять неудача? – в отчаянии спрашивает Гофман, увидя нас.

– Не волнуйся. Там только все началось, – успокаивает его Порта.

На другой день Гофман приносит радостную весть, что Зиг объявлен непригодным к несению какой бы то ни было службы и отправлен жалкой развалиной в армейский психиатрический госпиталь в Гиссене. Никто не обращает внимания на его бессвязный лепет об убийстве, фальсификации расовых документов и диких котах. Все лишь смеются над его безумными обвинениями.

– Ему никогда не выйти из Гиссена, – довольно усмехается Порта. – Он повсюду будет видеть диких котов.

Гофман поднимает трубку звонящего телефона. Звонит вахмистр Залли.

– Можете спокойно спать, ребята, – весело смеется он. —Документы Бирфройнда навсегда исчезли! Однако это будет стоить еще одного ящика виски! – добавляет он. – Если в будущем кто-то увидит его полуголый орган, он может сказать, что кожу с головки ему отрезал какой-то треклятый еврей, и это даже не будет ложью!

Облегченно вздохнув, Гофман кладет трубку на место.

– Из соображений безопасности нам нужно на время убраться отсюда, – говорит он. – Собственно, сейчас очередь четвертой роты идти на фронт, но, пожалуй, нам лучше с ней поменяться. Через час командиров отделений и групп ко мне! – приказывает он и вновь становится гауптфельдфебелем.

В эту же ночь мы незаметно переходим линию фронта.

НОВОПЕТРОВСК

Мне даже не снилось, что я когда-нибудь возглавлю такую смесь плохо экипированных солдат, как Пятая танковая армия.

Генерал-полковник Бальк в письме генерал-полковнику Йодлю, сентябрь 1944 г.

Я машинально заношу правую руку над плечом. Ребро ладони твердо от мизинца до запястья.

Бросаю руку вперед, прямо на его адамово яблоко.

Грегор уже убил другого, ударив ребром ладони между плечами и шеей. Я отчетливо слышал хруст костей.

Порта ловко отскакивает в сторону от длинного штыка и молниеносно бьет русского сержанта кончиками пальцев в горло с такой силой, что он падает навзничь; голова с треском отламывается от позвоночника.

Мой удар был превосходным. Наш инструктор-японец остался бы доволен. Я разбил противнику гортань. Удар был таким сильным, что моя рука вошла ему в горло и остановилась только у позвонка. Я допустим одну скверную ошибку. Посмотрел в лицо противнику, увидел искривленный рот и налитые кровью глаза.

Это была женщина!

Я долго сидел в снегу, и меня выворачивало наизнанку. Наш инструктор был прав: никогда не смотрите на противника! Убивайте его и идите дальше!

Я долго не мог забыть ее искаженного лица.

– Поднимайся, красный ублюдок, – кричит фельдфебель Шрёдер со зверским выражением лица. – Беги, вошь, беги!

– Нихт большевик, – испуганно кричит пленный. Быстро снимает меховую шапку и кланяется. – Нихт большевик, – повторяет он, поднимая руки. И кричит в смятении: – Хайль Гитлер!

– Должно быть, один из тех шутов, которых мы захватили, – усмехается унтер-офицер Штольц, злобно подталкивая пленного автоматом.

– Пошел, ленивая тварь, – шипит Шрёдер с убийственным блеском в глазах.

– Нихт большевик! – выкрикивает пленный и неуклюже бежит по глубокому снегу.

– Похож на мокрую курицу, – говорит Штольц с громким смехом.

– Еврейский ублюдок, – рычит фельдфебель Шрёдер, вскидывая автомат.

Штольц злобно смеется и бросает снежок вслед пленному, уже значительно спустившемуся по склону холма. Потом строчит автомат, и пленный катится вниз.

Шрёдер спускается к трупу уверенным шагом охотника, идущего подобрать подстреленного фазана. Испытующе толкает мертвого дулом автомата.

– Мертв, – оборачивается он с гордой улыбкой.

– Если Старик узнает об этом, – холодно говорит Грегор, – я бы не хотел быть в твоей шкуре.

– Пусть Старик поцелует меня в задницу, – самоуверенно отвечает Шрёдер. – Я выполняю приказ фюрера. Уничтожаю недочеловеков повсюду, где нахожу.

– Однако твой фюрер не велел тебе совершать убийства военнопленных, так ведь? – замечает Порта, наводя на него ствол автомата.

– Можешь донести на меня, если хочешь, – высокомерно усмехается Шрёдер. – Я это переживу!

– Ради тебя же надеюсь на это, – презрительно отвечает Грегор, уходя в лес, где отдыхает остальная часть отделения.

Старик раздражен и сердит. Отделение обременили двумя прикомандированными. Финн, капитан Карилуото, и немец, лейтенант Шнеллё, должны наблюдать за нами в этом долгом путешествии к Белому морю. Кроме них есть еще несколько новичков, сдавших экзамены на переводчиков с русского. Как ни смешно, они не понимают ни слова из того языка, которым разговаривают здесь, за Полярным кругом. Порта и Барселона справляются с местным наречием гораздо лучше.

Офицеры потрясены тем, что уже видели, и это привело к нескольким столкновениям между ними и Стариком. Но поделать они ничего не могут. Оберст Хинка совершенно определенно сказал им, что командует нами Старик, а за ним – при любых обстоятельствах – следует Барселона Блом.

Мы, ворча, собираем снаряжение. Порта готов избить унтер-офицера Штольца из-за убитого пленного, а Старику приходится откровенно поговорить с лейтенантом Шнелле. Малыш безо всякой видимой причины бьет фельдфебеля Шредера, и тот валится с ног.

– Не иди по дороге, – кричит Старик Малышу, который возглавляет колонну.

– Почему? – кричит Малыш так громко, что в лесу откликается эхо.

– Потому что так мы выйдем прямо на противника, – раздраженно шипит Старик.

– Разве не это наша цель? – довольно улыбается Малыш. – Если будем все время избегать друг друга, эта чертова война никогда не кончится!

– Делай, что говорю! – грубо кричит Старик.

– Я отдам этого солдата под трибунал! – злобно кричит лейтенант Шнелле, уже достав записную книжку и карандаш.

– Предоставьте это мне, – говорит Старик, быстро проходя мимо лейтенанта.

– Навстречу нам идет целая армия противника! – кричит Грегор, выбегая из леса в туче снега.

– Я так и думал, – удрученно вздыхает лейтенант Шнелле. – Вот, пожалуйста! Вот что случается, когда фельдфебелю дают слишком много власти!

Старик бросает на него суровый взгляд.

– Можете пожаловаться на меня, когда вернемся, герр лейтенант, но до тех пор должен попросить вас воздерживаться от критики моих Приказов. Говоря напрямик, здесь командую я!

Лейтенант Шнелле переглядывается с финским капитаном, тот лишь пожимает плечами и мечтает о том, чтобы вернуться в Хельсинки и никогда больше не участвовать в операциях в тылу противника.

Малыш лежит на снегу, прижавшись ухом к земле, и напряженно слушает.

– Много их? – грубо спрашивает Старик, ложась рядом с ним.

– Судя по шуму, который они издают, не меньше батальона. Но, на мой взгляд, от силы какая-то паршивая рота! Возможно, они ищут подснежники!

– Далеко они? – шепчет Старик.

– Трудно сказать, – отвечает Малыш с умным видом. – Эти русские леса могут сыграть с тобой ту еще шутку!

– Встали, – командует Старик, – и вниз по склону! Бегом, без моего приказа не стрелять! Если придется принять бой, действуйте ножами и саперными лопатками!

Лейтенант Шнелле уже держит в руке пистолет и выглядит очень воинственно.

– Уберите этот ствол, – раздраженно рычит Старик. – Если он выстрелит, будет слышно в Москве!

Лейтенант с оскорбленным видом сует пистолет обратно в кобуру и принимает вид мальчишки, которого слишком рано отправили спать.

Мы слышим русских задолго до того, как они показываются. Громко споря, они огибают угол возле купы елей. Двое лейтенантов с автоматами на груди на русский манер идут впереди. За ними беспорядочной толпой следует рота.

Мы тихо лежим в снегу и наблюдаем за ними в прицелы. Перестрелять их было бы нетрудно, но они не представляют собой ничего серьезного. Убивать их не в наших интересах. Задача у нас гораздо более важная.

– Противник, – взволнованно шепчет фенрих [102]102
  Звание курсанта второго курса военного училища. – Примеч. пер.


[Закрыть]Тамм. – Почему не стреляем?

– Насилие – не всегда лучший метод, – презрительно отвергает это предложение Порта.

– Но это же противник, – громко шепчет Тамм, прижимая приклад ручного пулемета к плечу.

– Смотри не нажми на спуск слишком сильно, – весело предупреждает его Порта, – а то будешь мертвым героем!

Тамм расслабляет пальцы и растерянно оглядывается.

– Фюрер приказал, чтобы противника уничтожали, где бы ни увидели!

– Почему бы тебе не явиться в ставку фюрера и не почистить ему сапоги? – предлагает с широкой усмешкой Грегор. – Самое подходящее для тебя занятие! Может, тебе даже попадет под ногти грязь с его ступней!

Шум, создаваемый удаляющейся ротой русских, постепенно затихает. Последнее, что мы слышим, это взрыв разудалого хохота.

Весь день и почти всю ночь мы продолжаем идти. Ветер режет словно бы острыми ножами. От масок, когда температура опускается ниже тридцати градусов, проку мало.

Низкие, серые тучи плывут все быстрее и быстрее. Приближается буря. Страшная полярная буря, когда ветер может нести по снегу лося, будто снежинку.

– Черт возьми, до чего же холодно, – стонет Малыш, колотя руку об руку. – Какого черта Адольфу нужно в этой треклятой местности? Отняв ее у русских, мы только сделаем им одолжение!

Перед самым рассветом Старик разрешает краткую остановку для того, чтобы перекусить сухим пайком.

– К чему такая спешка? – стонет усталый лейтенант Шнелле и валится в снег.

– Нужно быть у озер раньше транспортных самолетов, – недовольно отвечает Старик. – У нас очень сжатый график. Если не поспеваете за нами, герр лейтенант, можете остаться здесь! Вы не приданы моему отделению, вы просто наблюдатель! Приготовиться к маршу, – командует он и презрительно поворачивается спиной к лейтенанту.

С вершины холма нам видно Белое море, громадные волны поднимаются к хмурому небу. На горизонте еле-еле видна темная линия, похожая на далекий берег.

– Как думаете, это Америка? – с любопытством спрашивает Малыш.

Тут же разгорается оживленная дискуссия. Не участвуют в ней только офицеры-наблюдатели.

– Святая Агнесса, – хрипло кричит Грегор, – туда можно доплюнуть, и если это Америка, давайте махнем рукой на Адольфа и пойдем туда к черту от этой гнусной войны!

Мы лежим в снегу, мечтательно смотрим на темные тени и стараемся превзойти друг друга в фантазиях. Малыш представляет себе, что он встретил в Нью-Йорке меховщика Давида, где тот дожидается поражения Гитлера.

На четвертый день под вечер мы подходим к озерам и едва успеваем расстелить длинные красные полотнища, служащие ориентирами для самолетов, как из-за облачного покрова с ревом появляется первый «Юнкерс-52». Самолет летит так низко над снегом, что на минуту кажется, он готовится сесть.

Старик выпускает ракету, и с него начинают падать контейнеры.

Из снежной дымки появляются еще два самолета, кружат над нами и буквально волочат свои контейнеры друг за другом.

– Похоже, они торопятся повернуть обратно, – саркастически говорит Порта, делая им непристойный жест.

Последний «юнкерс» неуверенно кружит. Один из его двигателей работает с перебоями и дает обратные вспышки. Потом самолет опускается на брюхо, ползет по снегу и переворачивается. Одно крыло отлетает, обломки вспыхивают.

– Оставьте его, – отрывисто говорит Старик. – Нам все равно не спасти экипаж!

Голос его заглушает сильный взрыв, обломки разлетаются далеко во все стороны.

– Этот грохот, должно быть, заставил подскочить всех в Мурманске, – говорит потрясенный Малыш. И швыряет обломок крыла на противоположный берег озера.

Едва мы успели собрать сброшенный груз, из леса раздается залп. Мы залегаем и готовимся к бою.

Залпы продолжаются, но, как ни странно, мы не слышим свиста пуль.

– Это просто-напросто трещат от мороза деревья, – усмехается Порта и поднимается на ноги. – Адольфу не хотелось бы видеть своих героев, испуганных таким пустяком.

Старик собирает нас и распределяет между нами тяжелый груз. Наблюдатели-офицеры неохотно принимают свою долю.

Внезапно мы останавливаемся и смотрим в испуге на север, где весь горизонт словно бы охвачен огнем.

Тонкие языки пламени взлетают на фоне неба и тут же превращаются в зеленые, красные, белые пятна света, которые то гаснут, то снова вспыхивают. С секунды на секунду мы ждем грохота взрывов, но до нас не долетает ни звука. Даже олень Порты удивленно фыркает и, помигивая, смотрит на север.

Медленно копья света превращаются в длинные, мерцающие, глянцевитые подвески, похожие на те, что свисают с антикварных люстр. Эти блистающие подвески пляшут по всему горизонту, медленно превращаясь из белых в красно-золотистые, потом внезапно превращаются в гоняющиеся друг за другом по небу волны огня. Далёко над Белым морем появляются новые вспышки. Кажется, весь мир гибнет в вулканическом извержении разноцветья. Вокруг нас светло, как в ясный солнечный день.

Внезапно все чернеет. На нас словно бы набросили черный бархатный покров.

Олень фыркает и бьет о землю передним копытом.

Огни несутся по небу еще более бурно, чем раньше, и прямо к нам.

Мы поспешно ложимся в снег. Это странное явление проносится над нами и исчезает за морем. Снег блестит и переливается, словно усеянный миллионами бриллиантов.

– Фантастика, – бормочет зачарованный Старик.

– Чем это вызвано? – спрашивает Малыш с почтительностью в голосе.

– Это совершенно естественно, – говорит Хайде, который, как всегда, знает все.

– Если это Бог играет в игры, человек легко может стать верующим, – неуверенно бормочет Малыш.

Старик приказывает строить иглу. Никто не возражает. Все ждут возможности забраться в укрытие и отдохнуть несколько часов. Луна висит в небе громадным светлым диском среди зеленых и красных огней. Свет у нее бледный, но яркий, как у ацетиленовой лампы, которая вот-вот взорвется. На горизонте появляются тучи. Сперва они серовато-синие, как айсберги, потом внезапно вспыхивают, словно унизанные сапфирами. Снег превращается в пелену хрустящей серебряной фольги, совершенно слепящей нас.

– Уже из-за этого стоило совершить такое путешествие, – кричит в изумлении Барселона.

– Это северное сияние, – поучительно объясняет Хайде.

– На Давидштрассе есть пивная под названием «Северное сияние», – говорит Малыш. – Большие шишки приходили туда посмотреть на местную публику. Такое путешествие называлось у них Hamburg bei Nacht [103]103
  Ночной Гамбург (нем.). – Примеч. пер.


[Закрыть]. Мы с приятелем Ловкачом наткнулись на трех первоклассных дамочек, которые сидели там, ожидая, что их оттрахают по-реепербански. Мы втиснулись между ними и принялись их щупать, как обычно в «Северном сиянии».

– Не можешь говорить ни о чем, кроме непристойностей? – шипит возмущенный Хайде.

– Заткни уши и не раскрывай рта, – советует Малыш. – Это вполне в духе твоего фюрера! Ту, которую я подцепил, звали Глория и выглядела она соответственно [104]104
  Gloria (лат.). – слава. – Примеч. пер.


[Закрыть]. По дороге на Бланкенезе мы поссорились с таксистом, австрийцем из Инсбрука, которому не нравилось, что мы бросаем бутылки в окошко. Когда мы свернули на Фишермаркт, то решили, что таксисту пора принять ванну, и швырнули его в Эльбу. Чтобы ему не идти пешком на другой берег, столкнули в воду такси, прокрутив счетчик обратно до нуля, так что поездка была бесплатной.

Последнюю часть пути мы проехали в полицейской машине, которую два шупо поставили в переулке. С сиреной, синими огнями и всем прочим. Дамочки были очень довольны. Они первый раз в жизни ехали в полицейской машине.

У Глории был отличный дом с красивым, большим газоном, на нем паслись коровы, чтобы не разрасталась трава. Она сказала, что коровы английские и в расовом отношении чище большинства немецких. Одна из них хотела боднуть меня, но я схватил ее за рога и повалил, будто чахоточную козу. Глория разбушевалась и натравила на меня злобного добермана, но я схватил его и отправил в самое длинное путешествие по воздуху в его жизни. Тогда она укусила меня. Поскольку собак больше не было, она, видимо, решила сама сделать это. Вскоре девчонка успокоилась, и мы пошли в ее гнездышко.

Мы поднялись по винтовой лестнице и пошли по длинному коридору, похожему на туннель под старой крепостью. По всему дому висели картины, на которых тощего вида людишки трахались так, что у них шел пар из задниц!

– Классические репродукции из Помпеи, – объяснила Глория с таким видом, будто это были заспиртованные яйца кайзера.

– Господи! Давно ты здесь? – спросил я, подумав, что это какой-то бордель для извращенцев.

– Дубина, – прорычала она с обаянием гадюки. – Это со времен древних римлян!

– Тогда тоже трахались? – спрашивает Ловкач, из чего стало видно, какой он тупой.

Дамочки начали разливать портвейн и шерри, но нам с Ловкачом они не понравились; мы спустились к Эльбе, принесли ящик «Лёвенброй» [105]105
  Популярнейший сорт баварского светлого пива. – Примеч. ред.


[Закрыть]и тут же начали пить.

Глория скулила, страсть так и лилась у нее из ушей, но когда я собрался залезть на нее, она мигом вывернулась и села на другом конце кровати, такой большой, что по ней можно было ездить на машине.

– Почему ты такой примитивный? – вздохнула она и выпила полстакана портвейна. Потом начала раздеваться, медленно снимая одну вещь за другой, как в кафе «Лаузен» по субботам, когда туда приезжают крестьяне с болот. Когда разделась, задрала ноги к потолку и стала шевелить пальцами с педикюром.

Я хотел забраться на нее, но она сбросила меня пинком с кровати и начала читать лекцию, что мы, немцы, культурный народ. Так торжественно, что я готов был подняться и отдать фюреру салют членом.

– Она что, ударила тебя молотком по яйцам? Или облила твой член купоросом? – спрашивает Порта с похотливой усмешкой.

– Нет, не так страшно, – отвечает с громким смехом Малыш. – Один глаз у нее был стеклянным, и она могла его вынуть, чтобы ты заглянул ей в голову.

– Хочешь, сделаю все морганием? – спросила она, схватив меня за член.

– Кончай ты, похабник, – кричит Старик, всем видом выказывая отвращение.

– И такой свинье дозволено носить почетный немецкий мундир! – ярится Хайде, гадливо отворачиваясь.

Офицеры молча переглядываются и думают об армии, к которой принадлежат.

– Ив самом деле сделала? – с любопытством спрашивает Порта после долгой, мучительной паузы.

– Хотела, – без малейшего стеснения отвечает Малыш.

– Ты подвергался большому риску, – задумчиво говорит Порта. – Подумай, что было бы, если бы ты ее обрюхатил и она родила ребенка со стеклянным глазом во лбу! Тебя обвинили бы в расовом осквернении!

Ночью ветер утих, и над самым горизонтом поднялось солнце, такое большое и красное, что, кажется, его можно коснуться, протянув руку.

Старик расстилает зеленый армейский носовой платок в снежной ямке.

– Помочись на него, – говорит он Порте.

– Пожалуйста, – усмехается Порта и опорожняет на платок мочевой пузырь. Платок медленно меняет цвет с зеленого на белый с розоватым оттенком.

Старик расстилает платок на пне, смотрит через визорный механизм специального компаса, несколько раз поворачивает регулирующий винт и наконец сжимает обе стороны прибора. Наверху возле регулировочного винта появляется узкая зеленая лента. Он обрывает ее, потом отрезает верхний край, делает из ленты квадратную рамку и кладет посередине нее компас. Платок уже стал розовым, как канты на наших мундирах. Старик списывает с компаса несколько цифр и смотрит на солнце, которое вот-вот скроется. Потом плотно прижимает к рамке платок.

– Черт возьми! – удивленно восклицает Порта. – Неужели моя моча такая крепкая, что может окрашивать платок в разные цвета?

Старик, не отвечая, вынимает из двух патронов пули и сыплет порох на платок, пока ткань не скрывается под ним. Ждет несколько минут, потом сдувает порошинки.

Потом он ставит компас в верхний правый угол рамки и нажимает крохотный винтик. Компас отбрасывает на платок резкий синий цвет, и из платка вдруг получается топографическая карта, на которой видны даже самые мелкие надписи. Подсветив ткань изнутри, он читает название цели нашей совершенно секретной задачи.