Текст книги "Трибунал"

Автор книги: Хассель Свен

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 19 страниц)

Гремят два выстрела, передо мной взлетают фонтанчики снега. В испуге я зарываюсь в снег и выпускаю очередь по ложбине. Слева от меня громко стреляет автоматическая винтовка. Позади меня в углублении Хайде и Грегор устанавливают миномет.

– Дай мне парочку чесалок для спины, – кричит Старик из-за большого сугроба. Грегор быстро открывает ящик со странными японскими гранатами, которые мы так называем. В них особая взрывчатка, их выпускают для специальных подразделений. Мы оживляемся при мысли о том, что произойдет в ложбине, когда туда упадут гранаты.

– Плоп, плоп, – стреляет миномет.

Мы наблюдаем за траекторией мин.

– Вперед, – приказывает Старик, подавая сигнал рукой бежать по одному.

Злобно стучит пулемет, подбрасывая в воздух куски льда.

– Смелее! – кричит Старик, он бежит, петляя, вперед, и постоянно оглядывается. – Почему не можете осмелеть? Шевелите ногами!

– Не кипятись! – злобно выкрикивает Порта.

Малыш ложится, отбрасывает автомат и зарывается в снег руками и ногами, чтобы скрыться от трассирующих пуль, которые жужжат вокруг нас, будто рой ос.

Порта останавливается возле него и толкает прикладом.

– Вставай, гамбургский охламон! Думаешь, можешь прохлаждаться здесь, пока мы не сделаем все дело?

– У меня в голове не дерьмо, как у вас! – истерично вопит Малыш, зарываясь все глубже. – Тот, кто стреляет в людей из автомата, сам получит очередь в башку, как говорит жена Лота!

Он вечно путает библейские истории.

Хайде бежит в туче снега и в удивлении останавливается, увидев Малыша в снежной яме.

– Ну, я все видел. Трусость перед лицом противника. Поплатишься за это головой!

– Пошел в задницу, нацист паршивый! – угрожающе кричит Малыш. Выхватывает «парабеллум» и разряжает всю обойму, Хайде в ужасе бежит в сторону русских.

– Чтоб тебе отстрелили твои фашистские яйца, – фыркает Малыш ему вслед.

– У кого есть «каспано»? – кричит Старик, бросаясь в снег, потому что из ложбины ведется яростный огонь.

– У меня две, – отвечаю я, поднимая их.

– Тогда вперед, – резко приказывает Старик. – Подложи их Ивану под задницу!

– Думаешь, я спятил?

– Это приказ! – рычит Старик, наводя на меня автомат. – Шевелись, трусливая тварь!

Все умолкают и сморят на меня. Потом впереди что-то происходит. Русские идут в атаку с хриплыми криками: «Ура, ура!». Они приближаются с удивительной быстротой, полубегут-полускользят вниз по склону, непрестанно строча из автоматов.

– «Каспано»! – кричит Старик, Зарываясь глубже в снег.

Я бросаю одну ему. Это одна из штук пяти килограммов весом, способная разнести на куски сталинский танк.

Малыш берет «каспано» у Старика, выдергивает зубами чеку и бросает так, что она описывает большую дугу. Взрывается она с таким грохотом, что кажется, наступил конец света.

Передняя группа противника буквально разорвана в клочья.

– Плоп, плоп, – раздается позади нас, минометы выплевывают свои дьявольские игрушки.

Они взрываются перед нами, взметая в воздух камни и снег. Со всех сторон несется непрерывный свист и грохот. Взрывы раздаются очень громко в морозном воздухе.

– Аллах акбар! – фанатично кричит Легионер и поднимается на колени. Его автомат изрыгает смерть в глубокий снег, где войска НКВД наступают на нас широким фронтом.

– Вперед! – кричит Старик. – Откроем эти ворота!

Мы приводим себя в звериную ярость и безрассудно следуем за Стариком под градом пуль.

Барселона падает на колени и прижимает к лицу руки в меховых перчатках. Между его пальцев струится кровь.

– Зарывайся в снег, потом подберем тебя! – кричит на fiery Старик.

Барселона скатывается в ямку и думает о ранах в голову, которые видел. Обычно они вызывают мгновенную смерть, и он утешает себя мыслью, что раз все еще жив, его рана не может быть тяжелой.

Хайде с Грегором неуклюже бегут по глубокому снегу, держа с обеих сторон миномет.

– Берегитесь этого мыла! – предостерегающе кричит Порта, и указывает на коварные тротиловые шашки, разбросанные якобы небрежно в снегу. Наступи на такую – и окажешься в ледяном море.

Малыш поднимает одну и бросает в громадного русского, одетого в медвежью шубу. Того разрывает надвое, голова летит по воздуху, словно футбольный мяч.

Ефрейтор Линде, бегущий чуть впереди меня, неожиданно взлетает в воздух, словно им выстрелили из миномета, раздается грохот, словно при конце света. На нас дождем сыплются снег и куски льда. Должно быть, Линде взорвал десять шашек, наступив на одну.

Пули свистят, рикошетят, рычат. Кто-то просит о помощи и зовет санитаров. Наши санитары-носильщики давно уже лежат в тундре глыбами льда.

Минометный и ружейный огонь становится еще более ожесточенным. Старик на грани отчаяния. Он прекрасно понимает, что отделение уже не боеспособно. Следующая стадия – бестолковая паника.

Старик жестом приказывает выдвинуть миномет вперед, и вскоре он вновь начинает стрелять.

Впереди, там, где упали мины, горит снег.

Русские неожиданно отходят обратно в лощину.

– Плоп! Плоп! – летят вслед им мины.

Хайде замечательный минометчик. Но из лощины выбегает новый отряд русских, и не успевает он поправить прицел, русские достигают его укрытия за снежным валом.

– Помогите мне с пулеметом! – кричит Легионер.

Грегор берется за треногу, но поскальзывается, падает и сильно ударяется лицом о пулемет.

– Сам поднимай его! – кричит он и злобно пинает пулемет.

– Il est con, comme ma bite est mignonne [117]117
  Он такой же тупой, как мой член – изящный (фр.). – Примеч. пер.


[Закрыть]! – рычит Легионер, запуская в него куском льда.

– Держите под огнем этот снежный вал, – приказывает Старик. – Не позволяйте им высовываться из-за него!

Снег, куда ни глянь, кишит русскими.

МГ-42 поливает трассирующими пулями людей в белых маскхалатах. Я стреляю, как сумасшедший. От ствола идет пар, стреляные гильзы шипят, падая в снег.

Подбегает Порта и бросается в укрытие за выступ скалы.

Позади меня строчит пулемет, и кажется, что русские невредимо идут в атаку прямо сквозь сосредоточенный огонь.

Я тщательно целюсь в переднего солдата. Он высокий, на голове у него серая меховая шапка с большой красной звездой. Когда я стреляю, кажется, что голова его балансирует на конце мушки. Он тут же падает. Автомат вылетает из его руки, описывая широкую дугу, и как будто на секунду-другую замирает в воздухе.

От удара разрывной пули мне в лицо летят каменные и ледяные осколки. Из сотни мелких ранок течет кровь. К счастью, глаза остались целы.

Я встаю на колено и бросаю «каспано» в гущу русских. С радостью вижу, как они взлетают в воздух и падают на землю.

Грохочет автоматическое оружие. Полог трассирующих пуль покрывает землю.

– Дядюшка Иван хочет схватить нас, можешь мне поверить! – кричит с широкой улыбкой Порта, перескакивая со связкой гранат в руке через снежный барьер.

Рядовой Крон приподнимается. Из его горла бьет толстая струя крови.

Ефрейтор Батик приходит к нему на помощь, но тоже получает рану и с криком падает рядом с ним.

– Весь мир гибнет, – кричит вестфалец. – Давайте уносить ноги, пока целы!

– Заткнись и марш вперед! – кричит Старик из своей норы в снегу.

– Нет, останемся здесь, – кричит Грегор. – Мы бессмысленно погибнем! Пусть они подойдут на сто метров, тогда разделаемся с ними!

Прямо напротив нас установлен станковый пулемет «максим». Место для него выбрали хорошее, русские могут вести по нам огонь почти без риска для себя.

Хайде пытается вывести его из строя, паля из миномета, но мины падают возле пулеметной ячейки, не причиняя никакого заметного вреда.

Я ползу вперед и пытаюсь бросить в нее гранату, но расстояние слишком большое. Из этого чертова пулемета уже четверо наших тяжело ранены.

Малыш встает со связкой гранат в руке.

– Палите во всю мочь, – кричит он и плюет на снег. – Я оторву этим тварям кое-что!

И идет вперед широким шагом.

– Совсем спятил, – говорит Грегор. – Его убьют раньше, чем он пройдет полпути.

Для нас загадка, как такой громадный человек может двигаться с такой скоростью.

Малыш делает большой прыжок и ложится за убитого русского. Размахивается и бросает гранаты.

Над снежным валом появляется человек в полушубке, и в сторону Малыша летит граната. Малыш ловко, как акробат, перекатывается на бок. Граната с громким треском взрывается перед трупом и сотрясает его.

Гранаты Малыша взрываются с оглушительным грохотом в пулеметной ячейке.

– Vive la mort! [118]118
  Да здравствует смерть! (фр.). – Примеч. пер.


[Закрыть]– кричит Легионер, вскакивая с автоматом в руках.

Все отделение с криками и воплями следует за ним.

Русские беспорядочно отступают к лощине.

– Бей их! – свирепо кричит Грегор, строча из автомата.

Неожиданно все кончается. Мы сидим и переводим дыхание. Порта свертывает самокрутку из махорки, кисет с которой нашел в кармане мертвого русского. Легионер перевязывает Барселоне длинную, глубокую рану на лице. Старик набивает трубку и прислоняется спиной к почерневшему от порохового дыма сугробу.

– Черт возьми, – выкрикивает Малыш. – Противник получил то, на что напрашивался!

Мы обходим молча поле сражения, обыскивая трупы. Берем то, что может пригодиться. Кое-кто из русских еще жив. Мы забираем у них оружие и оставляем их лежать. Холод вскоре их доконает. Помочь им мы не можем. Не можем ничего сделать даже для своих раненых. Вслед нам несутся проклятья, мы даже не пытаемся отвечать на них.

Старик плотно сжимает губы и с беспокойством смотрит на мерцающее северное сияние.

– Взять оружие! Колонной по одному за мной! – приказывает он отрывисто.

Две недели спустя, рано утром, мы ищем безопасное место для перехода к своим позициям.

Старик думает, что мы находимся в северном конце Финского фронта.

Русский солдат из службы снабжения попадает нам прямо в руки. Разумеется, Порта унюхал запах кофе задолго до того, как мы услышали солдата. Он спускается с холма, негромко напевая, с контейнером кофе на спине. При виде нас становится парализованным от страха, и мы сильно трясем его, чтобы привести в себя.

Солдат начинает плакать и говорит, что война – самая неприятная штука, какую он только видел в жизни.

– Не плачь, бедняжка, – утешает его Порта. – Если кофе хороший, мы не причиним тебе зла.

Потом солдат говорит, что он из Тифлиса [119]119
  Тбилиси. – Примеч. ред.


[Закрыть], где все хорошо относятся к немцам, и по секрету сообщает, что всегда любил немцев.

Мы укрываемся среди елей и с удовольствием пьем хороший кофе.

– Подумать только! Русские пьют кофе, – говорит Порта, оглушительно испортив воздух. – Я всегда считал, что они хлебают чай с вареньем!

– Да, на этих мировых войнах узнаешь многое, – с удивлением говорит Малыш, дуя в кружку.

– Тихо! – шипит Старик. – Орете так громко, что можете разбудить мертвого!

За елями слышен какой-то глухой шум.

– Черт! – кричит Малыш, бросаясь на снег.

В следующую минуту в лесу раздается грохот, треск, и по воздуху летят, словно громадные дротики, несколько деревьев.

Мы тут же меняемся. Наша беззаботность улетучилась. Лица наши напряжены.

Противник появляется из-за деревьев на склоне холма, солдаты идут спокойно, совершенно уверенные, что здесь с ними ничего не может случиться.

Русская артиллерия грохочет снова, и мы слышим протяжный шелест снарядов, летящих к финским позициям.

– Приготовились, – взволнованно шепчет Старик. – Мы должны скосить их, не прекращая огня!

Я навожу ручной пулемет в их гущу.

Старик резко опускает поднятую руку, это. сигнал открыть огонь. Все автоматическое оружие разом начинает стрелять, эхо выстрелов раскатывается далеко среди деревьев.

Кое-кому из русских удается добежать до глубокой заснеженной лощины, но подавляющее большинство остается лежать на дороге.

– Лощина! – неистово кричит Грегор. – Огонь по ней! Этим чертям никуда из нее не деться!

Строчит станковый пулемет, пронизывая лощину пулями по всей длине. Мы бросаем в нее гранаты. Наступает полная тишина.

Пока мы вели огонь, русский солдат-снабженец исчез.

– Проклятье! – бранится Старик. – Если он дойдет до своих и поднимет тревогу, на нас набросится вся Двести тридцать восьмая пехотная дивизия.

– Ее мы тоже перебьем! – громко, хвастливо заявляет Малыш.

– Недоумок, – ворчит Старик.

На нашей стороне линии фронта падает серия снарядов. Деревья взлетают к небу, словно гигантские стрелы, выпущенные из лука. Кое-где в лесу вспыхивает пожар.

– Уходим отсюда, – с беспокойством говорит Хайде, нервозно озираясь по сторонам. – Когда этот сбежавший солдат поднимет тревогу, начнется светопреставление! Пошли на прорыв! Это наш единственный шанс!

– Тогда прорывайся сам, дрянная немецкая обезьяна! – злобно кричит Порта. – Ты до того глуп, что не понял, что гут повсюду проволочные сети и волчьи ямы!

– Волчьи ямы? – испуганно бормочет Хайде и осторожно поднимает ноги, словно уже стоит на одном из этих дьявольских изобретений.

– Да, ямы, – саркастически смеется Порта, – и если русские нас настигнут, то столкнут в них, чтобы полюбоваться вдохновляющим зрелищем того, как мы умираем, корчась на кольях!

– А у такого надменного нацистского унтер-офицера, как ты, – говорит Малыш с глумливой усмешкой, – они первым делом отрежут член и отправят в зоологический музей в Москву, чтобы там каждый мог посмеяться над нацистскими миничленами!

От потрясения Хайде не может ответить.

Пройдя километра три, мы натыкаемся на замаскированные среди елей пулеметы русских. Все происходит так быстро, что мы толком не отдаем себе отчета в происходящем, пока бой не окончен.

Строчат автоматы, поблескивают в сумерках боевые ножи. Мы уволакиваем мертвых солдат НКВД в сторону от дороги, чтобы их не обнаружили сразу.

Артиллерийский огонь с обеих сторон прекращается, и громадные леса окутывает странная, угрожающая тишина.

Олень Порты исчез. Несмотря на протесты Старика, мы идем обратно искать его.

Малыш находит оленя среди деревьев, куда он приплелся умирать. Горло его пробито разрывной пулей.

Порта в горести бросается на землю рядом с ним. Олень преданно смотрит на него, и на глазах у нас наворачиваются слезы.

Грегор достает ампулу морфия и готовит шприц.

– Это последняя, – говорит он, – но почему несчастное животное должно страдать, если сумасшедшие люди убивают друг друга?

Вскоре олень умирает. Мы хороним его, чтобы он не стал добычей волков.

Внезапно Малыш подскакивает и напряженно прислушивается.

– Собаки! – говорит он. – Треклятые собаки!

– Ты уверен? – недоверчиво спрашивает Старик.

– Совершенно, – отвечает Малыш. – Ты вправду их не слышишь? Целая свора, притом больших!

Через несколько минут и все остальные слышат сильный, заливистый лай.

– Служебные собаки, – нервно шепчет Грегор. – Они разорвут нас на куски, если приблизятся вплотную!

– Пусть только эти паршивые собаки попытаются приблизиться ко мне, – дьявольски улыбается Малыш. – Я оторву им хвосты, и они тут же забудут, что служебные!

– Подожди, пока не увидишь их, – говорит со страхом в голосе Грегор. – Голодный тиф по сравнению с ними – просто домашняя кошка!

– Ну и что делать, черт возьми? – спрашивает Барселона, поправляя толстую повязку, закрывающую почти все лицо.

– Пошли в южную сторону, – предлагает Хайде. – Они не будут ожидать этого, и лес – хорошее укрытие.

– Только не от сибирских собак, – говорит Старик, проверяя, есть ли в рожке автомата патроны.

– Тогда давайте разговаривать с ними по-русски, – предлагает Малыш, – чтобы эти коммунистические псины приняли нас за своих! В нашем обмундировании мы вполне можем сойти за красноармейцев!

– Служебную собаку не обманешь, – убежденно говорит Старик. – Их так часто били плетьми за ошибки, что теперь они не ошибаются.

– Мне вдруг очень захотелось домой, – говорит Порта и бежит в лес в западную сторону.

– Да, в этом направлении, – решительно кричит Старик, – вперед и прямо! Рассредоточьтесь, прикрывайте друг друга огнем и приготовьте ножи. Держите их острием вверх, когда собаки бросятся на вас. Тогда живот у них окажется распоротым!

Мы с громким шумом идем через густой подлесок, перебегаем через замерзшую речку и выходим на поляну.

Позади слышатся громкие гортанные голоса, автоматная очередь вздымает возле нас снег, но деревья представляют собой хорошее укрытие. В лесу трудно попасть в движущуюся цель.

Я, словно бульдозер, продираюсь через кусты.

Позади меня раздается пронзительный вопль, переходящий в предсмертный хрип.

– Кто это был? – со страхом спрашиваю я.

– Фельдфебель Пихль, – отвечает Грегор. – Похоже, его каска и волосы слетели разом!

Среди деревьев мы залегаем в укрытие. Быстро перезаряжаем оружие. И молча ждем.

Русские идут на нас во весь рост, подбадривая друг друга громкими, пронзительными криками.

Старик подпускает их поближе, потом делает взмах рукой. На близком расстоянии автомат – страшное оружие. Нужно стараться не попасть ни в кого из своих.

Яростный автоматный огонь на секунду парализует русских, и они, не успев собраться с духом, валятся в снег.

Мы в ярости бежим к ним, пинаем их, колотим по лицам прикладами.

Бегущий впереди меня финский капрал падает. Мне некогда выяснять, убит он или только ранен. Наши позиции уже так близко, что никому не хочется погибнуть, помогая раненому товарищу.

Из леса выскакивают громадные сибирские волкодавы. Первый бросается на Барселону, но тот успевает увернуться и расстреливает собаку из автомата.

Двое других, кажется, действуют парой. Они бегут прямо к Старику, споткнувшись о пень, Старик падает и роняет автомат. В испуге он вскидывает руки, чтобы защититься от кровожадных зверюг.

Грегор убивает одну из собак выстрелом из пистолета. Мы не можем стрелять из автоматов, иначе убьем и Старика.

Последняя собака падает на него мертвой с мавританским кинжалом Легионера в спине. Даже при смерти она щелкает зубами у его горла.

– Господи Боже, – стонет Порта, когда в лесу снова слышен лай, и с полдесятка злобных, кровожадных собак несутся к нам по поляне.

Вестфалец с криком падает, суча ногами, под тяжестью набросившихся псов. Через несколько секунд от него остается только груда окровавленных клочьев. Автоматная очередь убивает двух животных, когда они поднимают морды с красными челюстями от кучи костей и кровавого мяса, которые только что были живым человеком.

Громадная, серая, похожая на призрак собака несется прямо на меня. Я инстинктивно пригибаюсь, это чудовище взмывает над моей головой и падает в снег.

Хайде встречает одного пса в воздухе ножом, из распоротого живота валятся на землю внутренности.

Нападавшая на меня собака готовится к новому прыжку. Какой-то миг я, как зачарованный, смотрю на громадные желтые зубы, обнаженные в дьявольском рычании.

Я в отчаянии разряжаю в нее весь автоматный рожок. Очередь отбрасывает животное назад и буквально рассекает шкуру на полосы.

Малыш ловит одну из громадных собак в воздухе, отрывает ей голову и запускает ею в следующую. Потом хватает ее за хвост и неистово вертит над головой. Кто издает больше шума, собака или Малыш, сказать трудно, но она летит без хвоста в ту сторону, откуда появилась. Хвост остался у Малыша в руке.

Теперь остаются только две собаки. Они передумывают нападать на Малыша, в нескольких метрах от него поворачивают обратно и бегут, скуля, к лесу, Малыш преследует их, крича во все горло.

У самой опушки Малыш хватает пса за шкирку и поднимает так, будто это щенок, а не злобный, обученный убивать сибирский волкодав. Возвращается к нам бегом, волоча за собой собаку, будто мешок.

– Я пристрелю эту злобную дворняжку! – кричит Хайде, вскидывая автомат и целясь в собаку.

– Только застрели пса, – рычит Малыш, – и я сорву твою нацистскую башку с паршивых плеч! Он пойдет со мной, я научу разгонять всех крипо из участка на Давидштрассе! – Гладит рычаще животное, которое испуганно сидит в снегу, скаля зубы. – Ты поедешь со мной в Гамбург и оторвешь задницу Отто так его перетак Нассу! Понимаешь, черный дьявол? – спрашивает он по-русски.

– Я не позволю тебе взять эту чертову тварь с собой, – лаконично говорит Старик, его автомат наведен на рычащего пса.

– Еще чего, – упрямо кричит Малыш, подтягивая животное поближе к себе. – Его зовут Франкенштейн, отныне он член великой немецкой армии! Примет присягу, как только мы вернемся!

– Пусти его, – приказывает Старик. – Пусть бежит к своим!

– Он останется! – упрямо кричит Малыш.

– Черт возьми, это злобная тварь, – говорит Порта. – Смотри, чтобы она не откусила тебе рожу!

– Можешь погладить Франкенштейна, – разрешает Малыш. – Он не тронет никого из моих друзей, будь уверен. Нравится он тебе?

– Да-а, когда рассмотрел, как следует, нравится, – неуверенно говорит Порта, – но декоративной собачкой я бы его не назвал!

– Вы спятили, спятили, спятили, – сдается Старик. – Вечно тащите с собой животных. Но с этим сибирским волкодавом уже переходите все границы! Этот дьявол только и ждет возможности сожрать нас всех!

Тишину нарушают выстрелы позади нас. Стреляют подоспевшие проводники собак, которые пришли в ярость при виде лежащих в снегу мертвых животных. Совершенно не обращая внимания на наш встречный огонь, они с криками бегут вперед, твердо решив отомстить за них. В живых после этой атаки остаются лишь несколько человек.

С немецко-финской стороны взлетают ракеты всех цветов. Там явно обеспокоены неистовой стрельбой на стороне русских.

Старик заряжает ракетницу. Ракета с глухим хлопком взлетает в небо, вспыхивает пятиконечной звездой, медленно опускается и гаснет над лесом.

– Дошли до своих! – устало бормочет Старик.

Мы неуверенно идем по неровной земле, оружие у нас наготове, все чувства обострены. Последний краткий отрезок пути зачастую оказывается самым опасным.

Я кубарем валюсь в .соединительную траншею и вывихиваю при падении плечевой сустав. Несмотря на боль, хватаюсь за автомат. Уже случалось, что люди радостно спрыгивали в траншею противника.

Наше отделение встречается с занимающей траншею ротой финских егерей. Ее командир, молодой, худощавый старший лейтенант с Крестом Маннергейма [120]120
  Крест Маннергейма – одна из «особых» наград финского ордена Креста Свободы. В данном случае имеется в виду Крест Маннергейма II класса – одна из самых почетных наград в финской армии. – Примеч. ред.


[Закрыть]на шее, приветствует нас и угощает сигаретами из личного запаса. Грязный, бородатый лейтенант, с виду пятидесятилетний, хотя ему, возможно, еще нет двадцати, приносит водку и пиво.

Едва мы присели, раздаются свист и грохот, и вся позиция содрогается, будто при землетрясении.

– Народные мстители, – улыбается кавалер Креста Маннергейма, протягивая Старику бутылку водки. – Они никогда не промахиваются. В нас летит все, кроме кухонных раковин, всякий раз, когда прорывается отряд партизан.

Уже сонные, мы подходим к отведенным нам квартирам в тылу. Кто-то говорит, что для нас приготовлена сауна, но нам все равно. У нас только одно желание. Улечься спать.

Уже давно рассвело, когда наконец мы поднимаемся на свои усталые ноги. Спали мы так крепко, что не слышали воздушного налета, оставившего половину деревни в развалинах.

Порта готовит картофельное пюре с маленькими кубиками свинины. Добавляет туда масла. Это не настоящее масло, а прогорклый маргарин, но нам все равно. Мы едим, как люди, готовящиеся к семи годам голода.

Орудийная стрельба слышится далеким погромыхиванием.

– Вот так я бываю самим собой, – говорит Порта, с наслаждением потягиваясь. Живот у него выпирает, словно у беременной на девятом месяце, и его раздражает, что он больше не может проглотить ни ложки еды. Наконец-то он сыт. По горло.

– Кофе кто-нибудь хочет? – спрашивает Порта, поднимаясь на ноги.

Как только кофе готов, и мы расслабляемся в свете коптилок, распахивается дверь, и в облаке снега входит гауптфельдфебель Гофман.

– Черт, как холодно, – говорит он, согревая дыханием руки. – Найдется для меня чашка кофе?

Гофман отпивает несколько глотков и бранится, обжегши язык. Быстро оглядывает нас. Делает еще глоток. Потом достает из рукава лист бумаги и протягивает Старику.

– Выход через два часа! Вас будет прикрывать артиллерия!

Все разговоры прекращаются. Кажется, что под низким потолком комнаты пролетел ангел смерти. Мы не верим своим ушам.

Гофман, сощурясь, наблюдает за нами. Как бы случайно передвигает кобуру вперед.

– К чертовой матери! – кричит, побагровев, Порта. – Мы имеем право на два дня отдыха после полуторамесячного похода!

– Никаких прав вы не имеете, – отвечает Гофман. – Приказ пришел сверху. Оберст Хинка жаловался. И не переставал жаловаться, пока ему не пригрозили трибуналом!

– А как же отделение? У нас недостает людей! – спрашивает Старик. – Я никак не могу идти за линию фронта с девятью людьми. А мой заместитель, Барселона Блом, лежит в госпитале, у него тяжелое ранение лица!

– Об этом не беспокойся, – сухо говорит Гофман. – Армия заботится о таких вещах. Твое пополнение уже здесь. Вы будете самым смешанным отделением, какое только существовало. Среди вас будут русские, лопари и финны. Грузовики будут здесь через два часа, чтобы вы не утомлялись, они остановятся прямо у двери. Hals und Beinbruch [121]121
  Ни пуха ни пера! (нем.). – Примеч. ред.


[Закрыть]! – говорит он и выходит за дверь.

– Такие вещи могут заставить человека молиться, чтобы ему оторвало ногу, – кричит Порта, дрожа от ярости. – Тогда будешь уже твердо знать, что больше не придется ходить по глуши, где полно партизан.

– Ногу? Спятил?! – кричит Малыш. – Как тогда убегать, когда за тобой гонятся с дубинками и синими огнями полицейские из участка на Давидштрассе? Руку! Вот это годится! С одной рукой стрелять из автомата не сможешь! Понятно?

– Руку хуже, – говорит Грегор. – Что делать деятельному человеку с одной рукой?

– Получать пенсию до конца жизни, – говорит Старик, – если руку он оставил здесь!

– Ты ничего не получишь, если мы проиграем войну, – уверяет его Порта, – даже если оставишь здесь обе руки.

Мы принимаемся собирать снаряжение и едва заканчиваем, как у двери уже стоят грузовики.

Снег валит так густо, что почти ничего не разглядеть, но это нам на руку при переходе линии фронта. В такую ночь наблюдателям приходится нелегко.

У Малыша осложнения со служебной собакой. Она не хочет идти. Рычит и скалит зубы. Приходится поднимать ее в грузовик.

– Вполне понятно ее нежелание, – говорит Порта, поглаживая собаку. – Кому охота возвращаться в Советский Союз?

Главный механик Вольф стоит, прислонясь к дереву, и наблюдает за нами с усмешкой.

– Вчера ночью мне снилось, что тебя разорвало надвое! – кричит он Порте, когда грузовики трогаются.

После того как он скрылся из виду, мы еще долго слышим его смех.

Грузовики поворачивают на Салу. Мы знаем, куда едем. На Заполярный фронт!

Мы засыпаем, не доехав до линии фронта, и валимся друг на друга, когда грузовик тормозит.

Тут нас принимают солдаты из финского женского батальона. Они молча смотрят, как мы переползаем через бруствер траншеи и под колючей проволокой.

Наискосок от нас злобно строчит пулемет. В небо взлетает ракета и медленно опускается к земле.

Мы ждем, тихо, как мыши, пока она не погаснет.

КОНЕЦ