Текст книги "Ренегат (СИ)"

Автор книги: Хардли Хавелок

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 23 страниц)

Разносится полный ужаса крик. Я вздрагиваю. Это голос Мередиан! С ней что-то случилось! Наверно, тварь догнала ее и напала. Шкандыбаю как можно быстрее. Мередиан не должна умереть. Никто не должен умереть на этих дурацких испытаниях. Их вообще не должно быть! Ноги быстро устают. Прохожу метров десять и оглядываюсь. Что-то мне здесь совсем не нравится: деревья слишком редкие, много земельных насыпов похожих на бугорки и пахнет отвратительно, как из могильника. Наверно, это от меня: подхватила тошнотворный запах псины, когда она на меня навалилась. Принюхиваюсь к рукаву куртки. Нет, только потом отгоняет. Естественно, столько двигаться. Не помешало бы сходить под горячий душ.

Шаг, второй, третий. Останавливаюсь. Пройду дальше – застряну в болоте по колена. Я уверена, что крик исходил примерно отсюда. Но дальше мне не продвинутся, правильнее будет повернуть обратно. Разворачиваюсь, и вдруг мое внимание привлекает нечто темное и продолговатое среди десятка приземистых холмиков. В лесу собрался сырой полумрак, но, присмотревшись, вижу рыжие волосы, покрывающие верхнюю часть чересчур худощавого тела. О нет, это Мередиан!

– Мередиан! – зову я. – Мередиан!

Она молчит и не движется. Глупо надеяться, что она жива. Животное шло по ее следу… Но она имела винтовку… Почему ею не воспользовалась?

Винтовка… Я вынуждена ее забрать. Мередиан мертва, она не стреляла, значит, мохнатое существо все еще разгуливает здесь, и оно может наброситься на меня.

Осторожно ступаю, стараясь не провалиться. Подхожу поближе к Восемь. Уверившись, что не тону, поднимаю взгляд и не верю своим глазам. Волосы Мередиан по-прежнему в пучке. Они не укрывают ей лицо. И уж точно не движутся.

Это муравьи-трупоеды! Их много, и они везде. Они укрывают собой то, что осталось от Мередиан – скелет, волосы, одежду, а так же землю вокруг останков. Смотрю на один бугорок, второй, третий. Их сотни! Под каждым деревом выросло по два-три. И это совсем не бугорки, это муравейники. Пару потраченных на колебания мгновений – и насекомые учуют запах моей крови, а, набросившись на меня, мгновенно сгрызут до костей. Боль будет ужасной. Нужно убираться отсюда, прихватив ружье. О, нет! Оно лежит рядом с останками Мередиан. Что же делать? Остаться живой, но уйти ни с чем? Или попробовать забрать винтовку, которая мне бесспорно нужна? Но муравьи… Что делать? Глубоко вдыхаю и закашливаюсь. Трупный запах такой сильный, что меня тошнит. Поворачиваюсь, чтобы уйти.

Но не тут-то было. Еще один лабораторный пес ходит вокруг болота, не решаясь подойти. Умный, чувствует снующую неподалеку опасность. Видимо, это он так воняет. Смотрю на мечущегося туда-сюда пса, потом на кости Мередиан. И так несколько раз.

Надеюсь, муравьи насытились. Трогаюсь к винтовке, ступая как можно быстрее. Ноги залипают в болотистой земле по лодыжки. Хорошо, что ботинки качественные, не рвутся и не промокают. Поглядываю на винтовку и боковым зрением наблюдаю за муравьями: они суетятся. Осторожно хватаюсь за ремень оружия. Красная муравьиная стая рекой движется на меня. Каждый из них в два раза больше того, что я видела днем. Прицеливаюсь и дважды стреляю в собаку, которая моментально подыхает. Мои штанины будто шевелятся. Смотрю на ноги, по которым снуют муравьи. Некоторые на ходу начинают меня поедать, жаля через тонкую ткань, в меня будто сотни иголок выпустили. Сдерживаюсь, чтобы не закричать от боли и ужаса. Благо, что они не ядовиты.

Закладываю ружье за спину. Руки прячу в рукава и стряхиваю насекомых, не позволяя им подняться выше. Ткань возле раны до нитки пропитана кровью, как поднимутся к ней – совсем обезумят.

Продолжая стряхивать, карабкаюсь вон из болота. Лишь бы подальше от этого места. Прохожу мимо тела животного, на него сразу же бросаются муравьи. Выбегаю из болота, напрочь забыв о ране, и, исходящих от нее острых ощущений. Стряхиваю последних со штанов, башмаков и рукавов.

Около полу часа иду не оглядываясь. И понятия не имею, что делать дальше. Меня преодолевает всепоглощающая усталость – хочется спать, будто я бодровствувала последние три месяца. Нахожу толстую ветку, обрезаю ее с двух концов, она служит мне посохом. Ужасно хочу пить. Прямо таки умираю от жажды. Но к ручью я не вернусь, нужно идти вперед, к Скале. Может, там я найду долгожданное спасение. Надеюсь, что пойдет дождь.

Опускается отличающаяся точно угольной чернотой ночь. В установившейся непроглядной темноте я буду особенно уязвимой: ни разобрать ничего толком не смогу, ни быстро убежать. Думаю, охота не закончится лабораторными выродками, на последок всегда приберегается все самое лучшее. Этого я и опасаюсь. Не знаю, что они выдумали, но готовиться следует к худшему развороту событий.

Окончательно поддаюсь полностью обволокшей меня усталости. Устраиваюсь под деревом, на которое случайно наткнулась, и, закрыв глаза, приказываю себе идти к Скале. Я не могу сдаться, этот день не станет для меня последним. У меня есть множество причин, чтобы заставить себя подвестись и продолжить путь. Хоть я и до предела изнеможенна, но мысленно призываю себя встать. Чем раньше доберусь до Скалы, тем быстрее все это закончится. И меня потрясает внезапное осознание, что я не знаю, где я. Что это за дерево и где оно стоит? В кромешной темноте ничего не разглядеть. Может быть, я на верной дороге, а может…

Почувствовав, что на лоб и губы падают холодные капли воды, вырываюсь из цепких оков сна. Мимолетные надежды оправдались – накрапает дождь. Здорово, что я наконец-то хлебну воды. Увеличивающиеся в размерах капли все чаще ударяются о лицо. Надеваю капюшон. Темноту прорезают длинные лучи прожекторов. Непозволительно, но я отключилась в кромешной тьме. Был бы рядом охотник или опасное существо – я бы его не увидела. Свет направлен на Скалу. К моему счастью, она близко.

Бережно касаюсь истерзанной ноги. Свежая рана еще более несносно зудит и ноет, но я вынуждена идти. Мне никто не поможет. Я обязана быть сильной, чтобы добраться до места назначения и закончить испытание.

Помогая себя руками, встаю и понимаю, что предстоящий путь будет не легким. Кружится голова, на ногу не ступить и меня лихорадочно трясет. И дождь, кажется, снова усиливается.

Делаю несколько пробных шагов и чуть не падаю, успев схватиться за нависшую ветку. Проявив железное терпение, жду, пока закончится головокружение. Становится несносно жарко, будто я сижу в разожженной печке. Кажется, у меня горячка. Снова прикасаюсь к пульсирующим царапинам, наверно, это из-за них меня охватила трясучка. Ткань штанины настолько просочилась кровью, что ее можно выкручивать. Какой бы обессиленной я себя не чувствовала, мне нельзя здесь оставаться. Надо поспешить к Скале, ведь осталось немного. Косой дождь густеет. Моя одежда тонкая, от такого сильного ливня я промокну за считанные минуты.

Папа бы сказал, что мы не знаем наших истинных способностей, пока не очутимся в безысходности. И он был бы прав. Остановится лишь потому, что больно? Он бы меня заслужено осмеял.

Снова пробую двигаться. Шаг за шагом. Нельзя, чтобы меня здесь врасплох застала очередная тварь или до зубов вооруженный охотник, которому я точно не смогу дать достойный отпор. Лучше уж там, внизу, в широченной долине, где мирно лежат камни самых разных размеров, которые я видела, стоя на обрыве. Опасаюсь, что мне их не преодолеть. И там нет ни одного дерева, за которым можно спрятаться.

Вот бы отыскать короткий безопасный путь, по которому можно было бы обойти валуны и существенно скоротать время. Но поиски обходной тропы могут длиться непомерно долго и не завершиться ожидаемым успехом. К тому же, далеко ничего не видно, невозможно что-либо рассмотреть – дождь льет так, что глаза неосуществимо открыть. Зато открываю рот и ловлю шершавым языком капельки прохладной воды.

Земля скользкая. Грязная жижа ручьем стекает в долину. Одежда уже промокла и прилипла к телу. Подпираясь самодельной палкой, не торопясь, спускаюсь по крутому склону. Но внезапно поскальзываюсь и падаю на спину, ударившись о винтовку, и по твердой поверхности съезжаю вниз. Едва не рыдая, потерпев неудачу, подымаюсь. Я вывалялась в грязи, и теперь похожа на живущее в болоте чудовище. Полощу руки под ливнем, с одеждой выходит немного труднее.

Потихоньку спускаюсь дальше. Капли в сильнейшем потоке обрушиваются на голову и плечи. Неужели дождь в который раз усилился? Необходимо поспешить, ибо с головой зальет.

И я не ошибаюсь. Как только ступаю на дно долины – оказываюсь по щиколотки в воде. Что-то мне подсказывает, что дальше будет еще хуже.

Все время держусь за больную ногу, помогая себе ступать. Ощущение такое, будто бы в ране что-то есть, и оно дергается, словно пытается вырваться наружу, и пульсирует.

Меньше чем через четверть часа, добираюсь до первых камней. Ледяной воды налило по колена и меня трясет еще сильнее. Длинные лучи высоко установленных прожекторов безостановочно двигаются. Когда один направляется в мою сторону, возле меня проплывает мертвое тело парня из Пауков. Свет падает на него всего на две секунды, но я замечаю странные раны на изуродованной шее парня. Кто-то или что-то отгрызло часть его лица и ухо.

От увиденного меня бросает в ужас. Неужели снова лабораторные псы? Но они съели бы его полностью или же разорвали на куски, а у парня отгрызена часть головы! Даже следы от зубов остались.

Чем больше поступает воды, тем сильнее я беспокоюсь. Что или кто напал на участника тестирования? Возможно, это незнакомое существо прячется на дне? Мне будет трудно его заметить, ведь подлило уже по пояс.

С титаническими усилиями взбираюсь на один из массивных голышей, поверхность которого неимоверно склизкая и удержаться на нем – нелегкая задача, затем перепрыгиваю на другой. Круги света прожекторов снова пробегают возле меня, и я взираю пасмо светлых волос, прилипших к гигантскому валуну, похожему на айсберг. Опускаю руку в прибывающую воду и нащупываю человеческую голову. Сразу же вскакиваю и мчусь по камням, как будто за мной кто-то гонится. Мне страшно, и я понятия не имею, кто или что находится на глубине.

Не заметив бездыханное тело девушки, спотыкаюсь о него и падаю, больно ударяясь лицом и кубарем скатываюсь в воду. Пробуя выбраться, прикасаюсь чего-то мягкого, подобно… Только не трупы! Только не трупы! Открыв глаза, замечаю впритык сидящего Луи, у него расколотый надвое череп. Ничего отвратительнее не видела, меня сейчас вырвет.

Опрометью выбираюсь из мутной жижи. Сажусь и, закрыв руками лицо, разражаюсь неконтролируемыми паническими рыданиями. Что же здесь произошло? Все, кто оставили меня позади, мертвы. А главное, когда это произошло? Я не слышала ни единого звука, выстрела или крика.

С новым приливом на поверхность мгновенного образовавшегося озера всплывают десятки изуродованных тел. Опасаюсь на них смотреть, ибо мне достаточно увиденного.

Монотонный шум затянувшегося проливня нарушает внезапно возникшее, приближающееся барахтанье. Я резко схватываюсь, как ужаленная, и держу наготове винтовку. Дождь слишком густой и никого не рассмотреть. Но мне не послышалось, кто-то действительно бултыхался в воде, и он, я уверена, направляется ко мне.

Есть шанс пойти к Скале, к ней рукой подать, но на нее еще нужно подняться.

Прожектора поворачиваются. В десятке метров на камень взбирается человекоподобное существо, рычащее, как дикий зверь, и ползущее, как паук. У него четыре ноги, одна не работает, тянется, как полуотвалившееся бревно, а левая рука изогнута под неестественным углом. Существо напоминает мне мальчиков, с которым столкнулась за Дугой Департамента-9. Они ужасно похожи. И на этом тоже висят рваные тряпицы.

Выродок подползает. Круглые пятна наведенного света плывут по воде, и я замечаю еще четырех уродцев, а за ними еще двое. Неужели это сделали они, своими, выкрученными в разные стороны, конечностями, похожими на крючки? Неужели это они убили всех и поиздевались над их телами? Внешний облик напавшего на меня выродка за Дугой был не такой грозный, как у этих. С этими явно что-то не так, они совсем обезумлены и лица их испачканы, полагаю, что не успевшей смыться кровью.

Ни секунды больше не размышляю. Стреляю, пока все не скрываются под водой. Убедившись, что никого из них не осталось, бегу к Скале. Она высокая. Придется потратить не меньше получаса, чтобы на нее взобраться.

Не успеваю я добежать до середины долины, как снова слышу громкое барахтанье. Поворачиваюсь к десятку ползущих выродков. Стреляю. Один за другим они валятся в образовывающееся озеро. Некоторые, испугавшись, поворачивают обратно и скрываются в темноте, там, где не достает свет мощных фонарей.

Перескакиваю с одного камня на другой, зацепляюсь за чью-то голову. Скорее бы достичь подъема. Не верю, что Скала так близко. Скоро все закончится, я спасусь. Мои мимолетные крохотные мечты разбивает звук, по которому понимаю, что надвигается целая армия уродцев. Боюсь, мне не уйти от них. Не знаю, откуда у меня появились силы двигаться, но и они скоро закончатся – боль в ноге невыносимая.

Да, боль делает человека сильнее, учит побеждать себя, но в тоже время ослабевает его. Чувствую, я скоро сдамся.

Вода покрывает камни, и я не вижу, куда ступать. Сбавляю набравший темп, а выродки беспрепятственно наползают. Они позади, очень близко. Отчетливо слышу тяжелое и торжествующее сопение.

Мысленно возвращаюсь к Люку. Он единственный, кто у меня остался, и единственный, кого я любила, но так и не сказала ему об этом. Надеюсь, он чувствовал мою привязанность, невысказанную благодарность за оказываемую поддержку и время, потраченное на меня. И за безграничное терпение, которое он мудро проявлял каждый раз, когда я ухитрялась втянуть его в неприятности. Мне так жаль, что я не говорила ему, что люблю его, когда была возможность. Меня душат слезы. Сейчас все закончится. Мы больше не увидимся. Никогда. Я уже не доберусь до Скалы. Она, будто отдалилась, отодвинулась на сотню с лишком метров.

На меня наваливается что-то тяжелое – и я падаю в загрязненную воду. Рукой ударяюсь о камень, пальцы разжимаются, и я выпускаю оружие. Глубокое дыхание протягивается возле моего уха и проявляется резкий трупный запах. Длинные, костлявые, омерзительно ледяные и слизкие, пальцы обвивают мою шею и сжимаются. Я задыхаюсь. Выродок нагло топит меня, я упрямо вырываюсь. Луплю его локтем. Снова и снова, но он как будто не чувствует удара. Я собираюсь с духом и снова его колошмачу. Зловонное полуразлагающееся существо отпускает меня. Я выныриваю и жадно хватаю ртом воздух. Вздымается сильный, порывистый ветер и опускается шум летающей машины. Я прижимаюсь спиной к залитому валуну и ударяю недочеловека ногой, как можно дальше отталкивая его от себя. Выродок нападает, он единственный, кто остался. Обнажая гнилые зубы, он всячески пытается меня укусить. Бью его в голову все сильнее и сильнее, сколько еще осталось мощи. Выродок жалостливо рычит.

Невесть когда налетевший вертолет опускается и зависает над нами. Промозглый ветер пронимает все тело, а косой дождь сечет по лицу. Кишмя кишащий злостью уродец, смекнув, что ему не удастся меня разодрать, отползает. В него стреляют, и он, как и остальные, скрывается под непроницаемой водой.

Полностью обессилена, я растягиваюсь на валуну. Наконец-то все действительно закончилось, вот-вот меня заберут отсюда. Но, сдается, я этого не увижу – отключаюсь на ходу, ибо мне невыносимо хочется спать. Наверно, это из-за лихорадки. Звуки отдаляются и исчезают. Тело расслабляется, и я, раскинув руки, погружаюсь в темноту.

Яркий свет прорезается сквозь веки. Надо мною, словно птица, повис человек, лицо которого спрятано под темной маской…

Я поднимаюсь в воздух, находясь в луче света… Мне кажется, что я умираю, чувствую себя легко и свободно. Значит это действительно правда – умереть в некотором роде то же самое, что освободиться. Освободиться от мыслей и ощущений.

Лежу в тесной кабине вертолета. Далекий и незнакомый мужской голос звучит тупым эхом:

– Как они сюда попали?… Это не входило в наш план… Уничтожить…

Смутно, но понимаю, что он говорит о выродках.

Вдруг мне улыбается круглое женское лицо. Полные губы что-то шепчут, а большие карие глаза смотрят в мои. Чувствую жгущий укол, после чего женщина ласково говорит:

– Спи, дорогая…

Существенно отяжелевшие веки опять смыкаются.

Часть 2. КОНТРОЛЬ

Глава 14. Внедрение идеи

В сумраках недостаточного освещения греюсь, завернувшись в толстое одеяло, лежа в теплой и податливой постели. В комнате, воздух которой насыщен пряным запахом шоколада, скопилось много полезных вещей: большой овальный стол окружен высокими стульями, ближе ко мне размещены два дивана и столик поменьше, а возле кровати стоит вместительный шкаф. Свежие простыни ласкают кожу, а окружаемые подушки мягкие и пушистые, как вата.

Провожу ладонью по округлой и полосатой. Поразительно, но кожа рук и ногти чисто вымыты, ожоги исчезли, остались едва заметные шрамы. Прикасаюсь к ране на ноге. Порезы были глубокими, но они зажили и остались незначительные, едва ощутимые рубцы.

Сев, окидываю приторным взглядом уютное помещение и слышу приглушенный шум мотора. Он напоминает мне день, когда я впервые спустилась в Нору и после долгого расставания повстречала Люка. Он на мотоцикле разъезжал в огромном Шаре, но тогда я еще не знала, что это он. Немедленно хочу его увидеть. Я ужасно соскучилась по нему, думала, что больше никогда его не увижу.

Ищу одежду. Она, сложенная в аккуратную стопку, лежит на диване. Люк приготовил для меня черные штаны, белую футболку и совсем новые ботинки. Одевшись, поправляю волосы: они необычно гладкие и поразительно шелковистые. Скорее бы увидеть, что там происходит, за дверью. Наверное, он снова выполняет различные впечатляющие любое богатое воображение трюки. Мне уже совсем не терпится крепко его обнять. Накидываю на плечи бордово-красную куртку, и выхожу на балкон. Подхожу к перилам. В прошлый раз было полным-полно народу, смотрящего ловкие маневры наездника, но сейчас Нора пуста. В Шаре горит огонь, значит сейчас ночь.

Интересно, сколько людей я встречу завтра? Наверно, буду сидеть в столовой, окруженная никем не занятыми столиками. Или же наоборот. Увижу все те же знакомые физиономии. За нашим буду только я и Люк. Эббигейл сгорела заживо, Луи убили выродки, а Мередиан… Восемь погибла в ужасных пытках, которых я бы и лютому врагу ни за что не пожелала. Из «желтых» осталась я одна. И на следующий год все повторится. Снова произойдет Сбор, потом Сегрегация и будет множество умерших.

Прогоняю грустные мысли. Хочу спокойно понаблюдать за Люком, как он движется и держится на скорости. Никогда бы не подумала, что он научится делать нечто подобное. На нем белая футболка, как всегда без рукавов, черные брюки и ботинки – я улыбаюсь – шнурки снова плохо завязаны.

Сердце замирает: Люк поворачивает и мчится прямиком в стену. Что он делает?! Крепко цепляюсь за поручни и кричу, чтобы он остановился. Но он, как будто мне наперекор, только набирает скорость – мотор гудит на всю Нору. Врезавшись в стену, он разобьется, а его байк от удара разлетится вдребезги. Неужели Люк не понимает этого и, что я не переживу его смерти?!

Люк успевает затормозить, когда переднее колесо чуть-чуть касается каменной перегородки. У меня обрывается сердце, и я, как подвешенный над огнем казанок с водой, закипаю от нахлынувшей злости. Зачем он так сделал? Это же полнейшее безрассудство! Хотел меня позлить, или что? Он же слышал мое прошение и нарочно не остановился.

Бегу вниз по лестнице. Удивительно, что нога совсем не болит, и я свободно передвигаюсь. Ступаю на дно Норы, подбегаю к Люку и изо всех сил толкаю его.

– Ты соображаешь, что делаешь?! – Я не помнюсь от озлобления, колочу руками и что-то еще воплю, как сумасшедшая. – Ты спятил?! О чем ты вообще думаешь?!

– Успокойся, Харпер. – говорит он спокойно. – Я просто развлекался.

– Развлекался? Да ты с ума сошел! Ты же мог разбиться! Ты обо мне подумал? Что со мной тогда будет!

Чуть не плачу. На Охоте я полагала, что никогда больше не встречу Люка. Но проверка закончилась, у меня получилось выжить, хотя я долго пребывала на тонкой грани жизни и смерти. Но это не заранее продуманное испытание. Секунда или одно неверное движение – и Люк мог бы погибнуть.

– Все нормально. – успокаивает он, обнимая меня. – Все хорошо, Харпер. В этом нет ничего сложного.

– Прямо таки! Больше так не делай. Мне страшно.

Жмусь к Люку всем телом. И осознаю: четыре дня на охоте – это ничто, по сравнения с двумя прожитыми врознь годами. Столько дней прошло впустую без него. Хоть бы у нас было достаточно времени, чтобы наверстать упущенное.

– Больше не буду. – смеется он. – Как себя чувствуешь?

– Не плохо. Спасибо, что позаботился обо мне.

– Ты делала для меня то же самое.

Припоминаю один случай, произошедший спустя два года после нашей с Люком переломной ссоры – мы тогда еще не разговаривали – он заболел, промок под ливнем. К нам пришел его отец. Хотя в тот вечер лил проливной дождь, но я задержалась за Дугой, уже не вспомню почему. Я вошла в дом, закрыла дверь и увидела сидящего рядом с мамой за столом Хемстворда Эбернесса. Вид у обоих был более чем обеспокоенный и печальный. Я мгновенно сообразила, что что-то случилось. Мама сдержано оповестила меня, что Люк серьезно болен, затем дала сумку с заранее приготовленными лекарствами. Не раздумывая, я помчалась к нему. Мне было плевать на комендантский час и вооруженных дежурных на улицах. Я не могла бросить Люка. И не хотела его бросать.

Когда я увидела его, он горел. Я натирала его мазями и поила отваром из лечебных трав. Невообразимый кошмар, перевернувший мое сознание верх тормашками, длился три дня. На четвертый, я проснулась и увидела рядом Люка – он безмятежно спал, больше не страдая жуткой горячкой. Но дело вовсе не в том, что я ему помогла или мамины лекарства, я боялась, что он умрет и это произойдет слишком рано. Мне не хотелось его потерять. И сейчас тоже не хочется.

– Пошли. – тихо произносит Люк. – У меня есть кое-что для тебя.

– Это «кое-что» очень-очень важное? И оно не может подождать?

– Ты не представляешь насколько. Особенно для тебя. – Люк обхватывает меня за талию и несет к лестнице, как маленькую.

– Нет, поставь меня обратно. – требую я. Мне жутко неловко. Надо было самой пойти и не упрямствовать.

– Не бойся.

– Что? Я не боюсь! Думаешь, я совсем жалкая трусиха?

– Я этого не говорил.

Поднимаемся на третий этаж. Всю дорогу рука Люка лежит у меня на плечах, а он сам нашептывает мне на ухо не пойми что. А, войдя в его скромное жилище, он запирает дверь на замок, и просит сесть за обеденный стол, а сам идет к набитым разной техникой полкам. Из электрической печки вынимает тарелку полную запеченных куриных бедрышек с золотистой корочкой. Запах такой, что я не могу вытерпеть. Понятия не имею, сколько я не ела, но с удовольствием проглотила бы целого слона. Хватаю одно еще до того, как Люк ставит тарелку на стол, и краснею от стыда.

– Прости. – извиняюсь я. – Не удержалась.

– Это для тебя. – понимающе улыбается он. – Можешь брать сколько угодно и когда угодно.

– Я должна была подождать.

– Когда ты такой стала? – Он ставит на стол соус насыщенного красного цвета, зелень, хлебцы и две чашки горячего шоколада. Затем садится напротив.

– Какой «такой»? – интересуюсь я.

– Ты немного изменилась.

– С чего ты взял?

– Наблюдал за тобой. – просто отвечает Люк, и смущенно додает: – И ты меня еще ни разу не поцеловала.

– Эта я должна тебя целовать? – Он закрывает глаза. – Сколько раз я тебя просила, а ты… Ладно, ты еще просто не готов.

– Вот ты как?

– Что есть, то есть. – Я жадно смотрю на стол, и чувствую, что в желудке совсем пусто и это пустота кажется свинцовой. – То, мы празднуем мое возвращение?

– Ага. – кивает Люк.

– Ладно. С этим я точно справлюсь.

Больше не церемонюсь. Наедаюсь до отвала: быстро расправляюсь с курятиной, зеленью, хлебцами и напитком. Не ведаю, сколько я пробыла в отключке, но я здорово проголодалась. К тому же стала еще тоще, чем была.

Люк убирает со стола и повторно наполняет мою чашку. Затем нерешительно кладет на стол слегка изношенный бумажный конверт и медленно двигает его в мою сторону.

– Думаю, настало время отдать его тебе.

– Это то, о чем ты говорил? – Он согласно качает головой. – И что внутри?

– Посмотри.

Вынимаю из пожелтевшего пухлого конверта фотографии. В Богеме давно не пользуются пергаментом и тем более не делают фотографий, лишь специальными приборами сканируют лица. Смотрю один снимок за другим. На них запечатлен «старый» мир: многоэтажные дома, достающие до неба, поезда совсем не похожие на те, что в Богеме, горы, много людей, наряженных в разнообразные костюмы и даже в причудливые наряды. На нескольких снимках – удивительно большие водоемы. Я переворачиваю фото и на тыльной стороне знакомым отцовским почерком, написана дата:

– «Двадцать пятое июня две тысячи сорок пятый год», – читаю я вслух, недоумевая. – Что? Что это означает?

Неужели отец побывал далеко за Дугой за год до рождения Касс? Люк безмятежен. Почему он молчит, ничего не объясняет? Он видел эти фото? Что за глупый вопрос! Он мне их вручил. Спустя несколько секунд снимки кажутся иллюстрациями к рассказам отца, над которыми я всегда насмешничала. Он не стал бы подписываться под тем, что посчитал бы не важным или ложным. Снимкам не более двадцати лет. Не могут же его придуманные для нас, ребят, диковинные басни быть реальными, или могут? Нет, «старый» мир давно разрушен. Нам всегда так заявляли, а в доказательство показывали видео многочисленных войн и их последствий, и разрушения Великой войны. Она-то уничтожила все.

Но у меня в руках доказательства более весомые. И я не имею причин не верить отцу. Наверное, он сам сделал снимки, и кто-то неизвестный ему помогал. Вот, папа стоит у воды. И за его спиной не озеро, он на берегу моря или океана. Я никогда не видела настолько большой, необъятный водоем.

– Что это значит, Люк? – требовательно осведомляюсь я. – Объясни мне, пожалуйста. Ты что-то знаешь… – выдавливаю я, а в горле, будто комок застрял. Изучаю очередной фотоснимок: отец на весьма дивном параде, где лица людей и их одежда перепачканы разноцветными красками, но им весело, и они светятся счастьем, как лампочки.

– Эти фотографии сделаны твоим отцом, Харпер. – тихо говорит Люк, будто раскрывает самую большую в мире тайну, и касается моей руки.

– Где?

– За Дугой. В «старом» мире.

– Он уничтожен.

– Не обманывай себя. Ты всегда знала, что это не правда. Ведь так, Харпер?

Откладываю фото. Отец не врал и не выдумывал ничего из того, что рассказывал. Но я считала его фантастические небылицы всего лишь потешным вымыслом. Как же я ошибалась! Но Люк, когда я пересказывала их ему, внимательно слушал и не смеялся. Не может быть, чтобы он знал?

– Ты знал? – выпаливаю я, задыхаясь. – Ты знал об этом!

Он соглашается:

– Мне было тринадцать, когда твой отец пришел ко мне. Видимо, он посчитал меня достаточно взрослым, чтобы я воспринял все всерьез и поверил ему.

Наотрез отказываюсь верить в то, что слышу. Почему?! Почему отец пошел к нему? Почему Люку он поведал все раньше, чем мне?

– Почему ты мне не сказал? Почему молчал до сегодняшнего дня? – вытирая слезы, осведомляюсь я. Странно, я не чувствую ни боли, лишь сожалею, что не поверила в сказки папы.

– Вспомни себя, Харпер. – Люк сжимает мою руку в своей. – Ты сбежала бы за Дугу. Тебя бы поймали и казнили.

– Нет, ты ошибаешься. Меня бы не поймали.

– Хочешь сказать, что я плохо тебя знал? Это сейчас ты так думаешь, но тогда… – Голос Люка смягчается. – Я не хотел, чтобы все так произошло. Ты бы не послушалась.

– Тогда бы я не потратила три года жизни на поиски доказательств того, что за Дугой есть жизнь. Понимаешь? Я искала подтверждения, а они все это время были у тебя.

– Теперь ты их имеешь.

– Нам известно, что за Дугой есть города, люди… Нам нужно уходить, Люк! Я не могу больше ждать! – завершаю я, и поднимаюсь с намерениями удрать из Норы, а потом за Дугу. Осталось придумать, как это сделать, ведь с датчиком отслеживания в руке совершить побег крайне затруднительно.

– Я же говорил. – выпаливает он.

Он прав. Учитывая, какой безрассудной я была, не раздумывая, бросилась бы за Дугу, и из-за собственной неосмотрительности меня бы быстро поймали, или же я бы попала в одну из ловушек. Но я выросла, изменилась и, естественно, поумнела. Я обязательно придумаю, как улизнуть за несокрушимую ограду.

Люк останавливается напротив. Он касается моего раскрасневшегося, как раскаленный уголек, лица и смотрит прямо мне в глаза. Вид у него поразительно спокойный, а голос настолько ровный, что раздражает.

– Послушай меня, Харпер Маверик. Тебе отсюда не уйти, понимаешь?

– Меня не выпустят.

– Я не об этом. Я тебе не позволю.

– Что?

– Когда ты спала, приходил Марлоу.

– Марлоу? – удивляюсь я. Глубоко сомневаюсь, что за тот период, пока я была на Охоте, он отрезвел. Хотя один Люк знает, сколько на самом деле прошло времени. – Зачем?

– Убедится, что с тобой все хорошо. И сказать, что в Котле поднялся бунт.

– Бунт? – переспрашиваю я, чувствуя воспалившейся жар в груди.

– Произошло то, чего ты так хотела. И ты нужна людям. Они надеются, что ты вернешься и возглавишь их. – произносит Люк бесстрастно, но его глаза будто горят. – Помнишь, что мы когда-то делали каждый вечер на площади? – Я угукаю, ведь то время мне никогда не забыть. – Ты единственная, в ком они нуждаются, ведь ты все начала.

Было темно и дул порывистый ветер. Я сидела возле папы, завернувшись в старую куртку, точно как кочан кукурузы в лепестки. Отец молча держал табличку с надписью «Будущее в наших руках». Я как раз принесла ему ужин. В тот вечер я не ожидала увидеть Люка, но он приволок пустую железную бочку и дрова и мы разожгли огонь. Немного позже со смены домой возвращались рабочие. Я стала выкрикивать всякие несуразицы, мол, нас убивают, морят голодом, а мы бездельничаем и в смирении опускаем головы. Кажется, тогда я была совсем другим человеком и ничего не боялась. Мигом подоспели охранники, мгновенно арестовавшие отца, а Люк, ухватив меня, притянул к развалинам, где мы просидели до утра. Это был первый раз, когда я вышла на площадь.

– Это не правда. – отрицаю я. – Все начал отец.

– Нет. – подчеркивает он. – Ты спросила его, когда была маленькой, о том, почему вы живете так, как во время войны.

– Это он тебе сказал? – Я не помню, чтобы я спрашивала нечто подобное. Должно быть, я была слишком маленькой, чтобы это запомнить. По искреннему, дружелюбному выражению Люка понимаю, что он говорит правду.