Текст книги "Ренегат (СИ)"

Автор книги: Хардли Хавелок

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 23 страниц)

В едином порыве зрители самоотверженно рукоплещут и хвалебно надрываются, а Аарон Селестайн тешится единогласным почтением ее вступительной короткой речи. Стоящий позади Селестайн, крепкого телосложения Форд подходит к поручням:

– Дерутся двое. – вкратце объясняет он правила. – В обуви и без футболок. Бой продолжается до тех пор, пока один не умрет или не попросит остановить поединок. Первыми дерутся «зеленые» и «красные»!

Фрэнк отчетливо называет имена. Оторопелые ребята неуверенно, нарочно оттягивая решающий момент, идут по мгновенно образовавшимся живым коридорам. Обе двери клетки открываются, и соперники входят внутрь сетчатой установки. Двери запирают на замки, наверное, для того, чтобы никто не вырвался и не убежал, а глухой удар барабана оповещает о начале боя – и толпа сигает в непередаваемое бешенство.

– Врежь ему! – кричит кто-то.

– Угробь его! – приказывает второй во все горло.

– Вышиби ему мозги! – подсказывает третий.

– Вырви язык! – требует четвертый.

Минует почти десять минут – и побеждает парень из «красных». Мальчика из «зеленых» выносят, на его недавно безупречном лице места целого не осталось. Далее сражаются девушки. После них – девушка и парень. И это означает, что мне действительно приведется драться с здоровяком Триксом. От одной мысли об этом задыхаюсь. Главное не думать о том, насколько громко расколется мой череп, когда он стукнет своим кулачищем мне по голове.

Люк подходит незаметно.

– Кое-кто хочет тебя видеть. – говорит он, вытягивая меня в ведущий к спальне коридор.

– Подожди. Кто? – изумляюсь я.

– Увидишь. – интригует он.

В спокойном полумраке столовой за первым столом дожидается мужчина примерно лет сорока. У него наблюдаются тяжелые веки, а давно немытые, темные, растрепанные волосы спадают на плечи, частично прикрывая небритое лицо. Незнакомец стряхивает что-то невидимое с плеча своей черной кожаной куртки. Хорошенько рассмотрев его, останавливаю Люка у входа.

– Это кто?

– Марлоу. Ходжез Марлоу. – называется мужчина, странным образом расслышав мой вопрос. – Я твой лучший друг, детка. – вскидывает он кустистые брови.

– Какой еще Марлоу? – тихо спрашиваю я Люка.

– Он тебе сам все расскажет. – спокойно отвечает он. – Марлоу вправду наш друг. Идем.

– Он больше похож… – умолкаю я, так и не отыскав годящихся выражений, чтобы описать жуткое и плачевное зрелище по имени Ходжез Марлоу.

Люк размещается напротив отвратительно пахнущего мужчины, с роду не видавшего ни душа, ни щетки для головной растительности, я сажусь рядом с Люком.

– Вы не мой друг. – подчеркиваю я, изучая уродливый шрам пролегший бледным кряжем через всю левую щуку Марлоу. И ко всему у него наглая личина и ехидная ухмылка, которая очень раздражает.

– Кто знает. – вздыхает он. В следующий момент Марлоу, пахнущий не лучше дохлого скунса, щурится, и, резко вытянув руку, хватает кулон на моей шее – цепочка рвется.

– Отдай! – требую я, безрезультатно пытаясь выхватить отобранный отцовский подарок. Но, несмотря на внешнюю усталость, довольно скалящийся вонючка проворнее, чем выдается.

– Откуда у тебя эта вещь? – мгновенно осведомляется он.

– Какое это имеет значение? – отвечаю я задачей.

– Да. Не соврал… – задумчиво произносит Марлоу, рассматривая треугольник в двух кольцах.

– Я же говорил. – бросает Люк.

– Рик всегда любил такие дешевые, символические безделушки. – Марлоу бросает отцовский подарок на стол. Я с жадностью хватаю его и прячу в карман пиджака.

– Откуда ты знаешь моего отца? – выпытываю я у приунывшего мужчины с запашком.

– Рик был моим другом. – деловито заявляет он. – Намного воспитанным, конечно, и не таким агрессивным. Это так для сведенья. Но мы давно не встречались.

Марлоу, засунув руку во внутренний карман своей куртки, вытягивает небольшую серебристую фляжку. Он отпивает, при этом его лицо морщится, и прячет ее обратно.

– И что же тебе нужно? – Я с подозрением смотрю на Марлоу. Раз он пришел в Нору, значит, у него есть тут дела.

– Ничего, детка. Просто хотел лично на тебя взглянуть. – ядовито ухмыляется Ходжез. – Куда не ткнись, везде трепещут, мол, Харпер Маверик в Департаменте-2 появилась. И добавляют, что это не к добру. Там, где ты появляешься, всегда что-то приключается, вечно кого-то убивают и все такое.

– Посмотрел?

– Ничего особенного. – дергает губой Марлоу. – Кожа, кости и потроха.

Сжав руки в кулаки, и, стиснув зубы, приподнимаюсь. Еще одно слово – и мой поединок состоится с Марлоу, но Люк касается моего колена, мол, не горячись и я сажусь обратно.

– Как поживает старина Рик? – спрашивает Марлоу, облизав свои редкие зубы – прорехи между ними неохватные.

– Мертв. – сердито отрезаю я.

– Я так и думал. Сколько раз ему повторял, что не сунься в эту лихую воронку, но нет же, никогда меня не слушал… – задумчиво говорит Марлоу. – А Лаверн?

– Исчезла. – отвечаю я. – Год назад. Может, закончим?

Люк обеспокоено вглядывается в меня. Жаль, что он узнал о том, что я потеряла родню, и теперь будет меня жалеть.

– А сестра? Касс, да? – продолжает расспрос Марлоу. – О ней мало, что мне известно…

– Не знаю. – Я вскидываю плечами. – Давно ее не видела.

– И ты была весь год одна? Надо же, – иронично хмыкает Марлоу, – и выжила. Не подохла с голоду.

С нескрываемым отвращением, наблюдая за гонобобелем, прозванным Марлоу, я еще больше злюсь. Он грубый, самодовольный, скользкий тип – закоснелый невежа. Почему Люк привел меня к нему? Марлоу рискованно доверять – одним взглядом, в котором отчетливо читается хитрость и гадливость, а так же своей истерханной наружностью он вызывает тотальное недоверие. Я вообще его никогда в жизни не видела, а он знает моего отца, маму и сестру, будто все предварительно разузнал или являлся членом семейства.

– Пора завершать эти дурацкие турусы. – прекращаю я беседу и поспешаю к выходу под языковое цоканье оставшегося позади забулдыги. Люк подоспевает меня в коридоре.

– Не гони так! Мне кажется, что нам нужно немного потолковать. Ты была одна весь год? – справляется он, но из-за взорвавшейся неистовым криком толпы, я почти его не слышу.

– Да, – вполслуха подтверждаю я, и обнимаю его.

– Почему ты не пошла к моему отцу? Он бы тебя принял. Ты бы жила в моей комнате и…

– Тебя там не было.

– Но это не причина. А ты собиралась мне все рассказать, правда? – Я прячу лицо в куртку Люка, а он целует меня в макушку, и, наверное, думает, что я полнейший олух, раз рискнула целый год жить в сознательном одиночестве.

Проходит три часа беспрерывных боев между «зелеными» и «красными», но публика нисколько не утомилась. Зрители только-только разогрелись и ретиво требуют продолжения.

– Пауки и… – выдерживает паузу Форд, стоя на мостику рядом с Селестайн. – И «желтые». Уилл Десснер. – вызывает Форд. На Два и лица нет. Он неуверенно идет по живому проходу, для него уже открыта дверка. – Фразер Кастор.

Спустя семь минут боя, Уилла почти соскребают с пола. Фразер выходит без чьей-либо помощи. Ему аплодируют, но есть недовольные возгласы. Кто бы мог подумать, что для некоторых бой оказался не совсем зрелищным?

На минуту толпа смолкает в преддверии новых имен. Форд говорит:

– Эббигейл Адерли. – Десятки пытливых глаз смотрят на Четыре – она белеет. Странно взглянув на меня, будто ищет поддержку, Эббигейл ступает вперед. – Франкайн Трис.

Эббигейл посчастливилось драться с девушкой. Хоть Франкайн маленького роста и коренастого телосложения, но мечется, вопит и дерется, как сумасшедшая. Она валит Эббигейл на пол, садится сверху и изуродует лицо соперницы. Четыре вырывается. Публика в восторге. Эббигейл использует выученные приемы из тренировок – и Франкайн просит остановить бой.

Гурьба недовольно гудит, особенно Пауки, у которых поражение Трис вызвало взрывные недовольные эмоции. Фрэнк пробирается к клетке. И возвышаясь над Франкайн, направляет зажатый в руке пистолет, и нажимает курок. Эббигейл съеживается, когда кровь фонтаном брызжет на нее.

Форд объявляет короткий перерыв. Бездыханное тело Трис забирают, а ее кровь смывают.

– Луи Кенвур. – звучно гласит Форд. Сняв футболку, Семь глубоко вдыхает, стискивает руки в кулаки и стойким шагом направляется к клетке. – Кентмур Миори.

Кентмур немного выше Луи, но Семь проворно с ним расправляется. Пауки снова негодуют и осуждающе свистят.

Следующей вызывают Мередиан Форест, ее противник – парень. Но рыжеволосая девушка оказывается прыткой, как белка, и невероятно резвой: бегает, прыгает, точно ударяет. Походит на то, что в ее кулаках сосредоточилась недюжинная сила и, в конечном счете, она побеждает.

В Девять стреляет Фрэнк. Он улыбается, как будто очередное убийство доставляет ему необычайное удовольствие.

После поединка Терезы и Флетмура оглашают длительный перерыв. Крупный парень, наступив на голову девушки, просто раздавил ее, как букашку. Уборщикам нужно время, чтобы смыть расплывшиеся мозги Одиннадцать.

Кроме Люка возле меня находится Джереми. Он места себе не находит, его буквально трясет от волнения и нагнанного жестоким зрелищем страха. Из Пауков остались самые сильные, а Джереми такого роста, как я. К тому же, он проиграл Уиллу на тренировке. Думаю, Двенадцать понимает, чем для него закончится последнее в его жизни состязание.

Я оказываюсь права: Джереми отключается на второй минуте схватки.

Готовясь к выходу, снимаю пиджак и отдаю его Люку:

– На память.

– Это не смешно. – отрезает Люк.

– Но ты будешь меня помнить?

– Такую, как ты сложно забыть. – отвечает он и я, как неисправимый, забывший где находится, дуралей, тучнею идиотской улыбкой. – Помни, что я тебе сказал.

– У меня всегда каша в голове, трудно что-то разобрать. Ладно-ладно, не нервничай, я постараюсь сделать все, о чем ты говорил.

Как и Луи, сжимаю руки в кулаки, чтобы никто не заметил, как я дрожу, будто у меня озноб.

– Харпер Маверик. – твердо молвит Форд. Подняв голову, замечаю Аарон Селестайн, она торжествующе усмехается. Шествую по живому коридору, под прицелом внимательных блестящих глаз, ощутимо сверлящих спину. Двери клетки открыты.

– Хонор Трикс. – оповещает Форд.

Пауки ликуют – они ясно понимают, что Хонор меня одной левой сшибет. И на первой секунде.

С тяжким предчувствием шагаю на первую ступеньку, вторую и вхожу в сетчатую установку. Позади щелкает дверной замок, а напротив, появляется мрачная плечистая глыба Трикс – нас разделяют всего лишь четыре метра. Хонор фыркает ругательствами. Он злой, как бугай, и дает волю чувствам. А я мысленно прощаюсь с жизнью.

Оглядываю Трикса, ища слабые места. Замечательно, что утром я ударила его вилкой. Хоть рана заклеена пластырем, но шея – его больное место.

– Не дать себя ударить. – бубню себе под нос. – Не падать.

Удар барабана. Толпа орет. Множество рук цепляется за пустые ромбы прочной сетки и будто пытаются ее разорвать. Ноги у меня обмякают и трясутся, как желе.

– Врежь ей! – кричит кто-то.

Трикс, как послушный собачка, исполняет то ли приказ, то ли ужасную просьбу, подбегает, замахивается и… я отступаю. Он снова бежит ко мне, я снова ухожу. Не знаю, как мне это удается, ведь из-за слепящего кромешного страха земли под ногами не чувствую.

– Давай, выруби ее!

Так длится минуту: Хонор наступает, а я убегаю. Из-за чего его произвольному гневу, как бескрайнему океану, нет придела.

Улавливаю знакомый голос, связывающий невидимой нитью воспоминаний прошлое и нынешнее, он выделяется приглушенностью на фоне отдаленного гулкого рева буйного, невменяемого скопища:

– Держись! Не сдавайся, Харпер!

Остановившись и, не понимая, почудилось мне или нет, прислушиваюсь:

– Касс? – спрашиваю я. Это голос Касс! Его ни с каким другим не спутаю.

Сквозь сетку в толпе вижу ее: крупные завитки светлых волосы сияют, как диаманты, и подпрыгиваю вверх-вниз, широкая завораживающая улыбка приковывает внимание, белоснежная одежда ослепляет; Касс, словно плывет, как белый бумажный кораблик по воде. Нет сомнения, это она.

Трикс незаметно подкрадывается и огревает меня в нос, в щеку. Еще, еще, еще и еще… Падаю на четвереньки и, получив удар в живот, как ядро, отлетаю к стенке. Растягиваюсь на полу так же, как растекается клякса на пергаменте. Из ноздрей журчит кровь, а во рту появляется ее металлический привкус.

Вставай! – приказываю себе мысленно, хоть сил у меня практически нет, будто они исчезли так же быстро, как испаряется вода в нещадную жару.

Трикс приближается. Едва поднимаюсь и снова схватываю тычок в поддых. Дыхание спирает, и я скручиваюсь от сжимающей и выкручивающей боли, а Хонор насмехается, упиваясь скоропостижной победой. Размыто вижу, будто через скотому, как он ходит вокруг да около, победоносно вскинув руки и требуя пущей бури хвалебных аплодисментов.

С трудом встаю. Касаюсь щеки – на пальцах остается кровь. Вот так вот, стираю ее рукавом. Наверно Трикс превратил в кровавое кашицу левую сторону моего лица, ведь щека онемела и обильно кровоточит. Хонор оборачивается – и его самодовольная морда уродуется. Воздух рассекает его кулачище, но я вовремя уворачиваюсь и отхожу. Мне кажется, что еще одно резкое движение – и я или потеряю сознание, или упаду замертво.

Кто-то в толпе орет:

– Добей ее!

– Слышишь? – жутко скалит острые зубы Трикс. – Они жаждут твоей смерти. Я тоже.

Нужно что-то предпринять, потому что так долго продолжаться не может, и я двигаюсь медленнее, чем в начале. Смотрю вверх, свет от подвешенной круглой лампы, зажженной специально для боев, падает через сетку на мое лицо – я жмурюсь. И как я раньше не подумала об этом! Подпрыгнув, цепляюсь за остроконечный свод, и разок мощно луплю Трикса в шею. Думаю, ему больно, ибо, поморщившись, как стянувшаяся гусеница, он касается отнюдь не смертельной, но глубокой раны.

Стаю на ноги и снова под затуманенный взор попадает Касс. Она спокойна и стоит по ту сторону дырявой стенки, не сводя с меня глаз.

– Касс! – Я окликаю ее. Трикс бьет меня вытянутой здоровенной ходулей, и я отлетаю, как перышко сдутое ветром. Падаю ничком, немного проскользив. Услышав скрип, издаваемый несмазанной дверцей, приподнимаю голову и замечаю Фрэнка. В этот же миг в сознании тупым эхом шмыгает мысль, что вот-вот все закончится, он выстрелит в меня, и я больше никогда не увижу Люка. Мы должны были больше времени провести вместе. Мы должны были до конца прожитой совместно жизни любить друг друга. Но всегда что-то идет не так, верно? Люди теряются, а их влюбленные сердца, перестают биться задолго до того, как к ним нагрянет спасение.

Живот неприятно выкручивает, но я поднимаюсь. Трикс с ноги лупит меня по лицу с еще большей силой. Из носа точно ручьем струит кровь, заливая пол.

Хонор отходит, открывая Фрэнку путь к месту, где я распласталась. Тот останавливается напротив, поднимает пистолет и…

– Нет! – выдаю я, едва слышно. Я смертельно измотана, но странным образом сев на корточки, повторяю: – Нет! Бой не окончен.

С лица Фрэнка пропадает ликующее выражение. Он колеблется в решении, но все же опускает оружие и возвращается к дверке.

Подвожусь. Селестайн ошибается: боль не подчиняет человека и человек не побеждает свои страхи, просто иногда настает момент, когда нужно выбрать сдаться и умереть или перебороть себя и выиграть награду значительно ценнее.

Больше нельзя отвлекаться! Касс я найду позже, а сейчас надо разобраться с Триксом, потому что он мне зверски надоел. Повторяю трюк с прыжком. Похоже, что сопернику больно. Трикс сгибается, держась за перемотанную рану. Ударяю его в живот. Но, кажется, что Хонор ничего не почувствовал. Еще бы, такие мышцы! Снова бухаю в лицо. Во мне закипает гнев, и я ударяю несколько раз подряд. Противник опускается на колени. Возможно, именно злость Аарон Селестайн спутала со свободой и бесстрашием. Но мне плевать, я хочу уничтожить Трикса.

Нет такого противника, которого невозможно победить. Разве, что себя самого, потому что переступить через себя – труднее всего.

Хватаю его за волосы и с колена охаживою в приплюснутый нос, затем – с размаха ногой. Уставший соперник, из которого, похоже, выжимаются последние соки, еще оседает, как втрамбованное зерно. В сидящем положении он наибольше уязвим. Свирепо, как мяч, колошмачу его перекошенную физиономию – Хонор валится, как бревно, а я, склонившись над ним, рассматриваю кровавое месиво, образовавшее там, где должно быть его тупорылое лицо. Меня отталкивает Фрэнк. Секунду-вторую смотрит на Трикса, будто никак не может налюбоваться, – тот совсем не подает признаков жизни – и стреляет. Глаза Трикса застывают в пустоте.

По всем видимостям, я здорово и ошибочно недооценила себя. И сил, как оказалось, у меня куда больше, чем могла вообразить.

Фрэнк, скорежив кислую мину, поднимает мою окровавленную руку, как бы утверждая отвоеванную через не могу победу над Хонором. Возбужденные зрители отрадно бузят, хотя некоторые приказывали меня убить.

Шаг к двери – и перед глазами все плывет, теряя ясные очертания. Льющееся многоголосие кажется изжеванным и далеким, лица и вскинутые, мелькающие пятерни видятся растертыми тенями и пятнами. Ступаю еще – и, похоже, что я отключаюсь, но кто-то успевает меня подхватить.

Опухшее лицо малоприятно жжет и щипает. Где это видано, чтобы, буквально все тело мозжит, как большая рана, а глаза, которые я пытаюсь из последних усилий открыть, невыносимо саднило, как ожог. Сидящий рядом Люк всем своим сострадательным видом вызывает еще большую досаду – наверное, у меня сногсшибательный облик, несомненно, устрашающий. Сардонически улыбаясь, он держит маленький стеклянный пузырек и комок ваты, похожий на идеальный снежок. Пробую сесть, но не тут-то было – тело будто окаменело.

– Не двигайся. – Люк поправляет толстое плотное одеяло, в которое меня завернул.

– Я некфасивая? – еле выговариваю я так, будто за щеками орехи, ибо ротовая полость целиком заполнена увеличившимся в размерах языком, видимо, в бою его прикусила, и он разбух точно, как набухают от влаги почки на деревьях. Все-таки Трикс здорово меня отмолотил. – Не сатри на меня, я нефажно выгажу.

Засмеявшись и, наверное, мало что, разобрав, Люк обливает вату жидкостью из бутылочки – она с тошнотворным запахом тлели. Я, из-за лезущего в нос неприятного аромата, морщу нос.

– Ничего страшного. – уверяет Люк. – Завтра будешь, как новая.

Вот бы увидеть свое отражение, но позже. Думаю, зрелище предстанет неимоверно ужасное. Люк прикладывает вату к моим губам, тоже увеличившимся в размерах и на ощупь напоминающих дольки апельсина. Он совершает несколько осторожных движений, а они жгут огнем.

– Ой! – хныкаю я. Улыбаясь, Люк дует на рану. – Это болно.

– Терпи. Я тебе не разрешал отвлекаться, но ты это сделала. – Люк, отложив вату, достает знакомую баночку и принимается намазывать снадобьем опухшее лицо. – Наверно, ты забыла, что я тебе говорил. Или решила, что мои советы – ничто, и ты…

– Не дуся. – бубню я через букву.

Если бы я могла внятно рассказать ему о Касс, и на это не уходило бы так много стараний, но мне не удается и полноценного слова выговорить. Единственный звук, который я отчетливо издаю, похож на стон умирающего оленя.

Люк опять смеется и через прозрачную соломинку дает мне выпить густую зеленоватую жидкость.

– Фруктовый сироп. – объясняет Люк. – Он снимет боль. Когда он подействует, ты сможешь безболезненно и свободно двигаться.

– Ула! – глухо восклицаю я, и призадумываюсь: где это виданы настолько зеленые фрукты, чтобы смесь была столь насыщенного окраса? И еще мне интересно, как много он имеет подобных быстродействующих лекарств?

Люк поправляет подушки и спрашивает:

– Так хорошо?

Я нелепо киваю:

– Пафчи.

– Уже поздно. Завтра начнется Охота. Попробуем уснуть?

Чмокнув меня в лоб, Люк укладывается по правую сторону.

Сразу уснуть не удается. Мне не дает благоуханного спокойствия одно: почему Люк не заговорил о Касс? Он ее не видел, или что? Но тогда, почему он ее не заметил? В целом ее было сложно не заметить, потому что выглядела она потрясающе светлой и яркой между ребят в черном облачении, как белое движущееся пятно в непроницаемом мраке. При условии, если завтра мне действительно станет лучше, неотлагательно расспрошу о ней. Люк, который, насколько я могу судить, забился сном, должен знать, что с ней произошло – в Норе он проживает уже второй год, а Касс проходила тестирование в прошлом. Хоть они и невзлюбили друг друга с первого взгляда и разговаривали всего лишь раз, но они могли пересекаться в Департаменте-2 и Люк, что вполне возможно, может быть в курсе ее первоначальных здешних дел.

Почувствовав, что могу свободно шевелить конечностями, осторожно, стараясь не совершать резких движений, переворачиваюсь на бок и запоздало осознаю, что лежу без штанов, в теплой большой кофте. Сгорая от непроизвольного ребяческого смятения, потому что Люк, я в этом полностью уверена, видел меня нагой, заглядываю под одеяло.

– Возможно, ты не заметила, но твоя одежда до нитки пропиталась кровью, поэтому я вынужден был тебя отмыть. – спешит оправдаться Люк, а я наивно полагала, что он спит. Прикасаюсь к волосам – они тоже начисто сполоснуты. – Можешь не благодарить.