Текст книги "Ренегат (СИ)"

Автор книги: Хардли Хавелок

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 23 страниц)

– Отсюда возможно убежать? Мы можем уйти раньше…

– Нет. – отвечает он. – Но ты не вол…

Заметив околачивающегося вокруг да около самодовольного Фрэнка, Люк скороспешно умолкает. Тот, будто зная что-то важное, причудливо ухмыляется. Едва Фрэнк исчезает в толпе возле Шара, мы – я и Люк – заходим в столовую, где витает не только приятный запах еды, но и ощутимое напряжение. Без промедления замечаю троих нервно смотрящих на выход парней. Наверно, они догадываются или их предупредили, какая чудовищная неприятность их ожидает, поэтому, тщательно изучая лица каждого входящего, они высматривают тех, кто будет их арестовывать.

Конечно, я могу так же трястись от преодолевающего страха и непонятно для чего высматривать солдат, намеревающихся меня нагло захомутать, но едва сев, я беззаботно набрасываюсь на сочные свиные котлеты. И чуть слышно чавкая, предполагаю: а вдруг меня запрут в далеких каторжных острогах, откуда невозможно удрать, и будут до самой мучительной смерти морить голодом? Лучше заправиться перед нежелательным отбытием.

Сидящий прямо, вероятнее всего, о чем-то задумавшийся Люк, сам не сознавая того, барабанит пальцами по столу, ибо его глаза широко открыты, но пусты, будто он смотрит глубоко внутрь себя. Но едва я легонько затрагиваю его, как он содрогается.

– Все хорошо. – Печально и натужно улыбнувшись, Люк убирает мою руку себе на колено и сжимает ее еще крепче.

– Это того не стоит. – успокаиваю я его. – Не принимай все близко к сердцу, я сбегу. Я что, промозглая жалкая кисляйка, чтобы сдаться?

– Нет, – усмехается он.

– И не косней! Ладно? Кто мне еще послужит надежным подспорьем, если не ты!

Глаза Люка, который вроде бы чуточку размякает, полны гаснущей тревоги. Вдруг он обращает свое внимание к выходу, где в дверном проеме, как яркая и живая картина, вырисовывается Аарон Селестайн. На ней черный строгий костюм, пиджак которого расстегнут, блестящие черные туфли на высоком каблуке, а волосы стянуты на затылке в светлую, аккуратную шишку. Рядом с ней теснятся Форд, Фрэнк и еще десять вооруженных человек в темной, как кромешной мрак, экипировке. По команде Селестайн они, как избирательный мор и кошмарное поветрие, распределяются по столовой.

Поднимается невообразимый шум, и так же быстро утихает. Не успокаиваются лишь чувствующие опасность ребята, которые обыскивают мечущимся испуганным взглядом полное народу помещение, в поиске щелей, сквозь которые можно улизнуть. Вынуждено прервавшие ужин обескураженные ребята затаивают дыхание в ожидании развития опасной и нелепой ситуации. Растерянный парень из «белых» поднимается, и, повторяя: «Нет! Нет!!! Я не виновен!», бежит к служебному помещению кухни, которое захлопывают прямо перед его носом. Оробелого, едва не рыдающего как обиженная девчонка, парнишку настигают солдаты, и, схватив, бьют головой об острый угол стола. И тот, квакнув, как лягушка, отключается. К выходу его тянут за руку.

Задерживают еще четверых, которые, увидев насколько безжалостны солдаты, не оказывают ни малейшего сопротивления. Все ровно, Нора хорошо охраняется и бежать нет куда. Я это тоже понимаю, но все же наивно уповаюсь, что мне это удастся. Охранники применяют шокер к имеющему неосторожность юноше задеть военного локтем, тот падает и, во все горло вопя от невидимой боли, извивается в судорогах, как пойманный уж. Молча наблюдая за происходящем, никто не пытается вступиться за бедолагу или помочь.

Случайно переглядываюсь с Селестайн, которая, не сводя с меня ликующего взгляда, оправляет Фрэнка к нашему столу – в его руке зажат зловещий серебристый пистолет-шокер.

Как только он подойдет ко мне, как только выстрелит в меня – все будет кончено. Моя жизнь – висящий на изношенном волоске камень. И он сейчас оборвется. По крайней мере, я не буду коротать отведенный мне век в этой вонючей дыре, ибо он истечет намного быстрее, чем предполагалось. Но смерть, прежде чем явиться, не посылает знаков, она подкрадывается незаметно и обычно со спины. Ну, а Люк… Мы с ним очень мало провели времени вместе, хотелось бы побыть с ним подольше, еще чуточку пошалить и послушать как заразительно, а иногда беспричинно, он смеется так, что хочется захохотать самой.

На лице Селестайн торжествует ехидная улыбочка, не сулящая мне ничего хорошего. Я – ходячая проблема, лишающая эту бесчувственную злую проныру покоя, но со мной вот-вот будет покончено.

Люк одергивает мою руку, и показывает, что в его правом кармане запрятан пистолет. У меня от внезапного удивления едва ли глазные яблоки из орбит не выскакивают. Что он делает?! Разве он не понимает, что вокруг десяток громоздких вооруженных противников? Его же убьют!

– Нет! – шиплю я. – Нет!

– Тсс! – призывает он. – Доверься мне.

– Нет, Люк. – в полголоса запрещаю я ему. – Не смей!

Фрэнк останавливается в шаге от места, где я сижу. Щелк. Он снимает шокер с предохранителя, а Люк еще крепче сжимаем мою руку, сдавливая ее в своей ладони. Мое сердце, чувствуя опасность, щемит, я задыхаюсь и готовлюсь сопротивляться боли, которая обязательно воспрянет после выстрела. Думаю, когда электрический заряд пробегает по телу, мышцы сокращаются и боль такая, что невозможно вдохнуть.

Когда похоронили отца, я спросила маму, почему она ведет себя так равнодушно, будто ничего не случилось. А она ответила, что она должна быть сильной и ее не может подкосить даже такое горе, как потеря папы. Ведь в жизни самое большое испытание – не сломаться. – сказала она задумчиво. – При проверке используются самые нечестные, незаконные и унизительные способы. Наверно именно поэтому я еще не убежала, а сижу и жду, когда меня задержат. В Норе полным-полно караульных поборников и в любом случае меня поймают.

Раздается негромкий треск, означающий, что Фрэнк выстрелил. Я не понимаю, что происходит, потому что все еще сижу, дышу, а не корчусь от несносных болезненных ощущений. Люк ослабляет пожатие, а сидящий слева от меня Пять, не успев ничего сказать, и, наверное, понять, валится на пол. Его щуплое тело лихорадочно трясется и выкручивается.

Иронично фыркнув, Фрэнк хватает Пять за шиворот и тянет его по полу к выходу, как ветхую тяжелую ветошку.

Люк застегает карман, в котором припрятано оружие, ведь будет негоже, если его увидит направляющаяся в нашу строну Селестайн. А я готова на него разораться – он часто дурел, но в данном случаи это чистый перегиб, который неизвестно чем бы обернулся.

Подойдя, Аарон Селестайн кладет холеную изящную длань на плечо Люка и длинными тонкими пальцами щупает ткань его куртки. Поразительно, но его это нисколько не напрягает.

– Мои поздравления, отличная работа. – восхваляет его Селестайн. И, сменив радостный тон на ликующий, обращается ко мне: – Должна признать, ты меня приятно поразила. Уверенна, ты приятно ошеломишь меня еще больше.

– Возможно. – сомневаюсь я вслух.

– Начало безусловно потрясающее, и мне чрезвычайно интересно, что будет дальше. – мямлит Селестайн. – Но уже очевидно, что ты оправдываешь возложенные надежды.

Когда Аарон Селестайн покидает соловую, я от наливающей меня злости соплю так громко, что меня слышно на другом конце стола. И до самого конца кошмарного ужина сдерживаюсь, чтобы не наорать на притихшего Люка. Он ошибся. Он поступил неподобающе, и несправедливо – не так как учил его отец. Это меня должны были забрать, а не Пять! Это я не прошла первый этап суггестии!

Глава 10. Клетка

От прохладного полусумрака комнаты отдыха прячусь, замотавшись в одеяло, сидя на когда-то выбранной отдаленной койке. То ужасное происшествие, приключившееся за ужином, никак не выходит из головы и кадрами мелькает перед глазами: хладнокровная, как змея, Аарон Селестайн отдает приказ; один за другим вспоминаются ни в чем невинные ребята, которых задерживают силой; Фрэнк стреляет в Алана; готовящийся меня оборонять Люк в последний момент показывает спрятанный в кармане его куртки пистолет… Что бы с ним стало, если бы он выстрелил? Ведь он прекрасно знает, что является для меня всем, даже жизнью. Я бы не пережила его смерти, ведь потеряв того, кого любишь, больше не хочется жить, хочется исчезнуть, сгинуть, но не терпеть возникшую пустоту.

В воспаленном воображении появляются жуткие картинки вероятного развития событий, но я тут же оттесняю их, ведь все обошлось. Люк не воспользовался прибереженным оружием, и все прекрасно. Разве что, после вечернего приема пищи, мы слегка поругались: я указала на него пальцем и попробовала посмотреть на него так, чтобы он почувствовал себя виноватым и больше не глупил. А еще я подумала, что: умела бы я убивать взглядом – все давно бы уже были мертвы, в том числе и он, за совершенную оплошность. Но меня по-прежнему истязают угрызения совести – Пять не заслужил того, чтобы его жизнь оборвалась именно так и настолько рано. Мне остается предполагать, что с ним и где находится он сейчас и в том, что его увезли непонятно куда, заключается только моя вина.

Звучит первая нота удручающего гимна; на всю пока что спящую Нору гремит первый удар барабана. Я невольно содрогаюсь, ведь стояло этот жутковатой дроби вмешаться в мои представления, как все краски сгустились. Потирая глаза, с трудом осознаю, что уже пошел седьмой час, а я к этому времени, которого вечно не хватает, ни капли не поспала – едва смыкаю веки, как мне чудится бьющийся в судороге и побледневший от боли Алан. Никак не отделаюсь от мысли, что это меня должен был забрать Фрэнк, а не его.

Со скрипучей кровати поднимается Эббигейл. Золотистые волосы девушки, которая целую ночь ерзала и скулила в беспокойном сновидении, напоминают вздернутую копну сена. Она неуклюже улыбается, приветствуясь, и бредет в ванную. Следом за ней поспешает Мередиан. На самой первой кровати замечаю неподвижный продолговатый бугорок – это лежит Один, скрывшаяся под одеялом темно-соснового цвета. Нужно разбудить Еву, ведь вчера она была настолько слаба, что могла потерять сознание прямо в коридоре, поэтому, чтобы такого с ней в дальнейшем не произошло, ей необходимо пополнить свои исчерпавшиеся запасы сил, а для этого ей нужно поесть. В этот раз я точно отведу ее на завтрак, даже если она будет лягаться.

Обогнув койку Один, осторожно притрагиваюсь к ее плечу.

– Ева, – шепчу я, – просыпайся. Уже пора!

Тщательно приглядевшись к девушке, прихожу в безмолвный ужас: кожа ее лица покрылась зеленоватой, даже смертельной, бледностью, карие стеклянные глаза пусты, как бездонный темный колодец, а, прислушавшись к ее дыханию, прихожу к заключению, что оно неглубокое и прерывистое.

– Ева? С тобой все хорошо? – тревожусь я, но Один не отзывается. – Скажи хоть что-то, умоляю!

После двух неудачных попыток разбудить Еву, прикасаюсь к ее лбу – девушка холодная, как снег.

– Не пугай меня! – выговариваю я четко, надеясь, что она все-таки очухается, услышав направленные к ней воззвания. – Пожалуйста, взгляни на меня!

Но Один не отвечает. Несколько с опозданием подоспевает Люк, который, мельком взглянув на меня, идет к железным шкафчикам, чтобы разбудить тех, кто еще спит, оглушительным грохотанием по железной дверке. Иногда он с беспокойством оглядываться на то, как я топчусь возле нереагирующей на мои настойчивые упрашивания Евы. И не дождавшись, пока я позову его посмотреть на бедную Один, Люк, наблизившись, спрашивает:

– Что случилось?

– С Евой твориться нечто ужасное. Она не реагирует на звуки, не отвечает и, кажется, не моргает. А еще она ледяная и почти не дышит.

Проверив пульс Один, Люк переворачивает ее на спину.

– Она живая. – сообщаю я. – Просто…

– Она спит. – дополняет меня Люк.

– С ней все будет хорошо? Она ведь проснется?

– Прости, Харпер, я не знаю.

Люк уносит Один.

Спустя десять минут напрасного ожидания, с горечью предполагаю, что он за мной не вернется, чтобы сопроводить в столовую. По пути лихорадочно соображаю, но как бы пылко и яростно не старалась, все же не могу унять, почему Ева так глубоко спит. Что ей мешает проснуться? Вчера она выглядела более, чем уставшей, а за ночь ее состояние значительно ухудшилось. Она жаловалась на головную боль и не покидающий ее голос, но со мной было то же. Почему Один не подавила его? Почему она сдалась? Вспоминая ее худощавое бледное лицо, мне кажется, что ее остекленевшие глаза вовсе не пусты, они полны ужаса. Неужели ее мучают кошмары?

Не глядя, взяв поднос, сажусь на место, где должен восседать Люк, но он все еще отсутствует. Наверно выясняет, что произошло с горемыкой Евой, и почему она так непредсказуемо отреагировала на внушение. Ее неадекватная и неуправляемая реакция должна поднять, как вихрь опавшие листья, немало вопросов, по крайней мере, у меня так точно.

Полагаю, что губительные, и не только для здоровья, долгосрочные последствия суггестии протекают у всех по-разному. И если я сейчас чувствую себя, куда ни шло – это совсем не означает, что я не меняюсь. Может быть, берущие свое начало в необъемном чреве собственного подсознания серьезные изменения обнаружатся немного позже. Этого я опасаюсь больше всего.

Сидящая напротив, причавкивающая Эббигейл, изредка покашивается на меня, будто на что-то намекает. Вдруг чувствую, как подкравшийся сзади неизвестный, будто огромным щупальцем, обхватывает меня за талию и вынимает прочь из-за стола. Услышав колкое замечание по поводу своего веса, опрометью догадываюсь, что после короткого затишья объявился самый настоящий, водящийся исключительно в Норе злыдень, то есть Хонор Трикс. Он обхватил меня так крепко, что невозможно выскользнуть, как бы я не вырывалась. Гогоча нечто невразумительное, будто набрал полон рот воды, он тащит меня к выходу.

– Ну, и где твой защитник? – скрипит Трикс как несмазанная телега. – Без него ты выглядишь не такой смелой.

– Отпусти! – призываю я, суча ногами и пытаясь ударить противника. Но, кажется, до него не сразу доходит то, что ему говорят; пень пнем – что с него взять!

Десятки пар пытливых глаз вытаращились на нас. Трикс, злорадствуя, шебаршит мне на ухо:

– Нет!

– Доказывать свою храбрость, – бросаю я, – унижая тех, кто физически слабее, – это низко и вызывает лишь жалость и отвращение.

– Заткнись! – рычит Хонор. – Ничего я не доказываю!

Снова люто и настойчиво изворачиваюсь и брыкаюсь, но обхват непомерно сильный. Может это и глупость, но я с увлечением начинаю царапать ручища Трикса до крови, надеясь, что он послабит, едва ли не мертвую, хватку. Хонор крепкий, высокий и натренированный – попросту неподъемная гора мышц. Наверно всю жизнь железо таскал, чтобы быть таким мускулистым. Ему, похоже, нравятся подобные ситуации: когда он управляет беспомощной жертвой, и которая втрое меньше него. Вызвал бы он меня на бой – прихлопнул бы, и не прошло бы десяти секунд. И это в том случаи, если ему захочется растянуть удовольствие.

– Я хочу знать, где твой безмозглый защитник?! – вопит Хонор, покачивая меня из стороны в сторону, точно как ветер колышет ветви деревьев. – Страшно, да?

– Нет. – почти спокойно отвечаю я, все так же пытаясь расщепить мясистые лапища Трикса. Я слишком слабая, а удушающий захват мощный.

– Не ври! – брызжет слюной Трикс. – Ненавижу, когда мне врут! Я же чувствую, как ты дрожишь. Еще немного – и описаешься от страха. – злорадно и по-идиотски хихикает он.

– Отстань! – отчаянно требую я.

– Отстань… – повторяет Хонор и бросает меня о пол. От хлесткого приземления кости хрустят, как горящие в костре дрова. Скаля острые пожелтевшие зубы, Трикс склоняется – и надо мной повисает его скривившаяся, будто он переживает сильные муки, тупорылая физиономия. Больно, но я поднимаюсь, – не хватало получить еще одну затрещину, или совсем не хочется, чтобы он растоптал меня своей здоровенной лапой.

Поправляю одежду. Ощутимо буравящие меня глаза Трикса красные, как налитые, обильно побагровевшие помидоры, и обрюзгли из-за отражающейся в них мстительной нечеловеческой злобы. Не размышляя, хватаю вилку со стола рядом. Отлично, сразу четыре дырки будет! Направляю столовый прибор на Хонора, и он хохочет до посинения.

– Думаешь, тебе это поможет? – кривляется он. – Ошибаешься! Этим разве, что куриц пугать.

Трикс сжимает увесистые кулачища, точно кувалды, каждый размером с добротную тыкву. Один удар – и меня снесет с места, как ураганом крышу. Трикс замахивается, я пригибаюсь и всаживаю вилку в его неприкрытую толстую шею. Трикс неистово верещит, как прижатая в ловушке крыса, а его перекошенная рожа – самое ужасающее зрелище, что мне выпадало созерцать. Из неглубокой раны проступает кровь.

– Тебе конец, Маверик! – угрожает Трикс, скорчив, кислую морду. В столовой поднимается невообразимый шум и начинается что-то немыслимо диковинное. Все до единого ребята, будто по команде, кидаются в драку и по непонятной причине бросаются едой. Некоторые переворачивают столы и лавы, подносы вспаривают, задевают потолок и падают вниз. Хонор Трикс выносится в коридор с воплем:

– Сойдемся в Клетке, Маверик!

Как только Хонор скрывается из виду, в столовую вбегают Люк и Фрэнк. Они, бесспорно, не ожидали видеть такой живописный беспорядок, я бы даже сказала хаос: парень из Пауков колотит одного из «красных» и перебрасывает того через плечо; девушка из «зеленых» скользит по столу и падает без сознания у моих ног.

Влетает не менее ошеломленная Аарон Селестайн. С неподдельным ужасом она смотрит вначале на меня, затем на девушку. По ее раскрасневшемуся лицу пробегает судорога, а губы искривляются. Вбегают два парня – один стреляет пистолета-хлопушки, а второй швыряет в, не на шутку, разбушевавшуюся гурьбу дымовую гранату. Раздается взрыв, заставляющий всех прекратить затеянное побоище. Аарон Селестайн негодует, переминаясь с ноги на ногу. Наверно, ее не слишком приятно впечатлил поднявшийся маленький мятеж в столовой, где все вышли из-под ее контроля. Сотворилось то, чего она боялась. И это в очередной раз доказывает то, что: чего боишься превыше всего – неизбежно произойдет. А страх неповиновения для Селестайн воплотился в реальность.

Большинство ребят в бессознательном состоянии лежат на полу в эффектных и немыслимых позах, а кое-кто выдается точно сломленным; некоторые перепачканы не только едой, но и кровью. Столы и лавы разбиты вдребезги, а яство прилипло к потолку, разной толщины слоями и мазками размусолены по стенам и одежде.

– Люк, убери ее! – приказывает Селестайн. – Уведи вон!

Люк, взяв меня за руку, выводит в оживленный коридор.

– Бунтовщица Харпер Маверик. – с презрением и с отчетливой ноткой ненависти в голосе шуршит Аарон Селестайн. – Ты за это ответишь!

Люк сопровождает меня в Нору. Ясное дело, что мы направляемся в его комнату, находящуюся на третьем этаже. Всю дорогу он подозрительно безмолвствует и притягивает меня поближе к себе, а я тем временем выдумываю более-менее правдоподобные оправдания. Я начала ужасный погром, который, в дальнейшем, может вытечь нам в крупные неприятности. А я не хочу, что он страдал, я хочу, чтобы он был счастлив.

– С тобой все хорошо? – интересуется он, как только запирает дверь. – Ты цела?

– Ага, – отвечаю я, стоя под его строгим взглядом.

– Ты понимаешь, что ты сделала? – спрашивает он. – Тебя могли поранить, убить…

– Извини, но я защищалась. – оправдываюсь я. – На меня набросился этот напыщенный осел Трикс. А потом все произошло само собой.

– Конечно. – хмыкает он. – Как же иначе.

Люк прибавляет яркости освещению, и комнатные теплые полусумерки вмиг испаряются.

– Ну, прости. А что я, по-твоему, должна была делать? – выпаливаю я. – Разве ты его не разукрасил после того, как он надо мной насмехался?

Разоблаченный Люк слегка улыбается:

– И, когда ты догадалась, что это я?

– Сразу же. – Я, плюхнувшись на диван, облагаюсь мягкими подушками. – Это не составило великого труда. Ты бы никогда не дал меня в обиду, что бы не говорил. Кстати, у меня шок, если ты не заметил, и мне нужно как-то оправиться. Ты не мог бы меня обнять?

– Конечно, бунтовщица Харпер Маверик. – сладострастно тянет он, подходя.

Вплотную улегшись на широкой софе, Люк притесняет меня к спинке и жадно, будто взглядом питается съесть, смотрит влюбленными глазами. И пускай мне неудобно, ибо не могу пошевелить из-за того, что он закинул на меня ногу, мне нравится, что между нами так мало пространства.

– Почему ты меня еще не целуешь? – вдруг слышу я собственный голос. Не то, чтобы меня это волновало, но мне бы очень хотелось почувствовать – безусловно сладкий – вкус его губ.

– Жду подходящего момента.

– Разве он еще не наступил?

– Ты ощутишь, когда он наступит. Не огорчайся, пожалуйста.

Кое-как сполз немного пониже, утыкаюсь лицом в грудь Люка. На горемычный миг я предположила, что он просто-напросто меня разлюбил, из-за чего мне стало больно и захотелось сронить горькую слезу. Но нет же, этого не может быть, ведь Люк – по моей пустячной дружеской просьбе, которую он безотказно выполнил – прилег радом, заключив меня в заботливые объятия.

– Сегодня очередное испытание? – спрашиваю я, чтобы разрушить наступившее молчание.

– Да, поединки в Клетке. – обеспокоено молвит он и еще сильнее обвивает меня руками. Значит, Трикс неспроста устроил безобразие, которое, вполне возможно, заранее спланировал. Наверняка, он сделал это, чтобы в удобном им же устроенном случае вызвать меня на двобой, в котором он и победит – Хонор, ведь, одной только внушающей страх наружностью походит на ничем несваливаемое бревно.

– Ты спала этой ночью? – допрашивается Люк.

– Не получилось.

– Тогда, тебе необходимо подремать.

– Если удастся… – сомневаюсь я, вдыхая морозно чистый запах свежести, источаемый светло-серой футболкой Люка.

– Я побуду, пока ты уснешь. Ну, а если, проснувшись, меня не увидишь – я узнаю, как обстоят дела в столовой. Поняла?

– Угу. – тихо вторю я.

– Сюда никто не зайдет, будь спокойна. Сюда, кроме тебя больше никто не заглядывал.

– Как это мило. Твое скромное жилье, почти любовное гнездышко, доступно только нам.

– Практически угадала. – смеется Люк, лаково поглаживая меня по макушке.

Сны бывают разные: те, в которых хочется остаться, и, те от, которых никак не удается сбежать. Но все одни ведут нас к тому, что мы – сознательно и не только – стремимся понять или желаем увидеть. Лично я бы с превеликим удовольствием осталась бы в добрых, уютных сновидениях, но не проходит и пол часа, как созерцаю двадцатый сон, под конец которого в дикой агонии схватываюсь из-за собственного храпа, похожего на громоподобное хрюканье. Я обычно не издаю звуков, когда дрыхну, – по крайней мере, раньше их не слыхала. Видимо, в этот раз – хорошо, что никто не слышал – я невероятно глубоко уснула. Вне всякого сомнения, всему виной минувшая бессонная ночь.

Недурно, конечно, беззаботно валяться в теплой постели, когда из Норы долетают громкие ликующие возгласы, равномерное бряцанье и странный лязг. Мне чудится или это сооружают клетку? Смеживаю веки и непонятно для чего представляю, как Хонор Трикс в возведенном строении избивает меня до смерти. Я умоляю его остановиться, слезно прошу смилостивиться, но он будто не слышит. Трикс вырубает меня первым же ударом, и, как только я падаю, он, наступив на мою голову, раздавливает ее, как орех. Хрусь – раскололся череп, чвак – это дуралей Хонор вляпался в мои растекающиеся мозги. Брр, ужас, если кратко! Даже кожа мурашками покрылась.

Щелкает дверной замок и в расширяющемся отверстии появляется Люк, заносящий тяжелый поднос. Я метаю любопытный взгляд на парующие горки еды.

– Обед и ужин отменили. – заявляет он. – Наказание за беспорядки. Но я кое-что достал.

– Не скромничай. – с неизъяснимой нежностью в голосе прошу я. – Съешь столько – и лопнешь, не отходя от стола. А тебе это вредно.

– Поднимайся, Маверик. – улыбается Люк. – Будем обедать.

– Как скажешь, – бодро отвечаю я. – Я уже достаточно отдохнула и с избытком пополнила запас сил.

Люк протягивает руку, мол, иди бегом ко мне. Он, оставив яство на столике, подошел к кровати достаточно близко, чтобы я, вскочив, прыгнула на него с криком:

– Спасайся, кто может!

Кажется, ему не составило труда поймать меня, и теперь он, едва слышно и довольно похихикивая, несет меня на диван, где, устроившись рядом с ним, рассматриваю свежеприготовленное кушанье. За завтраком я не успела и крошки в рот закинуть, а сейчас в животе урчит, как в старых водосточных трубах. Поэтому идея налопаться вкусностей не такая уж и плохая, и я нескончаемо признательна Люку за его безмерную заботу.

– Как там? – интересуюсь я. – Селестайн утихла?

– Нисколько. Она в ярости и, думаю, еще не скоро выйдет из шока. – Люк щипает меня за щеку. – Хоть это была и редчайшая глупость, свойственная исключительно сидящей рядом симпатяге, но я тобой горжусь.

– Всего-то? – смущаюсь я. – По-моему я заслужила больше. Разве ты так не думаешь?

– Я тебя обязательно вознаградю. – Люк оплывает широченной – от уха до уха – улыбкой. – Не позже.

– Недавно это слышала. – тяжело вздыхаю я. – Там строят клетку?

– Ага. – вручая мне вилку, кивает он. – Но пока начнутся бои, у нас есть немного свободного времени. Мы можем провести его с пользой.

– Я боюсь, что не справлюсь. – робея и стыдясь, выказываю я свои потаенные страхи. – Я недостаточно сильная…

– Маверик, – чопорно обращается он ко мне, – вспомни, что мы пережили. И ты, на самом деле, еще не до конца осознаешь на что способна. Поэтому я запрещаю тебе так думать. Твой отец в тебя верил.

– А ты?

– И я тоже.

Люк приглаживает мои волосы.

– Хочешь дать мне жизненно важные наставления? – спрашиваю я, предварительно поразмыслив над тем, что мне необходимо знать, чтобы пройти грядущее испытание.

– Не дай себя ударить. – После недолгих размышлений отвечает он. – Бегай, прыгай, увертывайся, но не позволь себя ударить. И не падай. Это основное.

– Ладно. Не дать себя ударить и не падать. – бубню себе под нос, будто заучиваю.

– Упала – вставай! Не валяйся подолгу, потом у меня отлежишься.

– Поняла. – жизнерадостно отпускаю я.

– И отыщи у соперника слабые места. У каждого человека есть слабые места, каким бы сильным он не казался.

– И как я их вычислю? – озадаченно хмурюсь я, ведь, наверняка, это сложно.

– К ним часто прикасаются или прикрывают. Поймай момент.

– А какая у меня слабинка? – допытываюсь я.

– Ты жуткая замухрышка, вечно на что-то отвлекаешься.

Жадно и с досадой попятившись на остывающую снедь, прикусываю язык и терпеливо жду, когда Люк разрешит ее поглотить, что я сделаю с неимоверной любознательностью. И едва услышав его голос, хоть и не разобрав ни слова, разрушаю аккуратную стопку мясных блинов. Смачно наворачиваю пару штук, и берусь за студень и еще теплые хлебцы с хрусткой корочкой. Вскоре я зачищаю, как снег лопатой, треть подноса. А, закончив с сытным обедом, поворачиваюсь лицом к Люку и благодарю его за то, что спас меня от ненавистной желудочной пустоты.

– И что бы я без тебя делала! – оптимистически восклицаю я. Он стискивает мою руку в своей – на улетучивающееся мгновение чувствую необычное, будоражащее тепло, будто мне его передает Люк, и я серьезно добавляю: – Я тебя люблю.

Люк подтягивает меня к себе и я, устроившись у него в крепких любящих объятиях, утыкаюсь носом в его щеку и слышу:

– Я тебя тоже, Маверик.

– Ты чего киснешь? – Я нежно чмокаю его. – Не беспокой так из-за проверки, пожалуйста. Лучше расскажи что к чему, чтобы я была в курсе.

Пристально рассматриваю бордово-красную куртку и белую футболку под ней, в которые одет Люк. Он дрался с Гоем без верхней одежды, в штанах и ботинках. Если это одно из правил испытания, то мне доведется раздеваться? Какой ужас! Я к этому не готова.

– Дерутся ведь без футболок, да? – осмотрительно узнаю я.

– Девушкам можно…

– Отлично. – выдыхаю я с облегчением. – А как ты… прошел это испытание?

– Тебе не зачем это знать. – отрезает Люк. – Извини, просто…

– Ничего, я все понимаю. – быстро говорю я и нервно вправляю себе неожиданно вставшие набекрень мозги: зачем я спросила? Глупость сморозила! Люк все ровно ничего не расскажет до той поры, пока сам не решится. Видимо, он не хочет, чтобы я была осведомлена о том, как жестоко он разделался с Фрэнком, хотя это всего лишь взято из недавнего рассказа Каи.

Снова отпускаю ряд чмоков в небритую щеку Люка, который, засмеявшись, спрашивает:

– За что?

– Просто так. И… если меня убьют… – Я не собиралась его огорчать, само вылетело.

– Тебя не убьют. Ни этот чертов Трикс, ни кто-нибудь другой! – прерывает меня Люк. – Сосредоточься на поединке. Следи за каждым движением противника. Постоянно двигайся. Когда соперник выдохнется – нападай. Поняла?

– Конечно! – усердно киваю я.

Люк прижимает меня к себе и, уповая, поглаживает по голове – у него учащается сердцебиение. И наряду с этим многоголосый радостный гул за дверью, не предвещающий ничегошеньки доброго, стремительно усиливается, будто Нору заполняет большой поток людей. Люк поднимается.

– Время. – говорит он, протягивая мне руку.

Кольцеподобные балконы двух верхних этажей и соединяющие их мостики набиты битком. Люди радостно и нечленораздельно ревут во всю глотку, свистят и с небывалым восторгом требуют начала побоища. Наверно, им в отраду смотреть, как кто-то дерется, и они ждут не дождутся, когда смогут насладиться кровавым зрелищем.

На дне Норы тоже не протиснутся. В окружении разогретой толпы выросло высокое нескладное сооружение из сетки, которое взяли в живую окружность. Люк ведет меня от лестницы на противоположную сторону, к другим членам Семьи «желтых» и, оставив меня рядом с охваченной страхом Эббигейл, уходит.

– Клетка самое худшее, что они смогли выдумать. – с боязнью выговаривает Эббигейл, метнув на меня многозначительный взгляд. Неудержимое ликование толпы почти заглушает ее надтреснутый голос.

– Не знаю. – пожимаю я плечами.

– Болтают, что это не конец. Страшно представить, что будет дальше.

– Мне тоже.

– Помешанные. – роняет Четыре, оценив обезумевшую ватагу.

Как гром, раскатывается глубокий удар барабана, от которого обрываются внутренности. Предположительно, секунд тридцать играет гимн Богема и за этот короткий период времени присутствующие смолкают. И, едва угнетающая барабанная дробь утихает, стоящая на мостику второго этажа, Аарон Селестайн говорит:

– Некоторые говорят, что, войдя в клетку, чувствуют себя освобожденными, а выйдя, – по-настоящему неустрашимыми. – Аарон Селестайн обращает внимание на островерхую конструкцию из сетки и продолжает: – Они говорят правду. Клетка изменит вас. Она меняет каждого. Клетка научит вас не бояться боли, преодолевать соперников. Клетка освободит вас от страха! Навсегда… Это предпоследнее испытание, являющееся важнейшим этапом проверки, ради которой вы уже длительный период находитесь здесь. Предстоящие двобои, которые без исключений пройдет каждый, покажут на, что вы на самом деле способны, насколько физически сильны и выносливы, и откроют путь к последней проверки. Для подготовки к этому испытанию было отведено несколько часов, в течении которых вы имели возможность освоить элементарные основы рукопашного боя, несомненно, пригодящиеся сегодня. Что ж, мы сделали для вас гораздо больше, чем могли, и теперь ваша очередь показать весь ваш сокровенный потенциал, который мы постарались открыть. А мне остается одно: пожелать удачи каждому, кто слушаем меня, ведь она вам необходима.