Текст книги "Немецкий детектив"

Автор книги: Ханс Кирст

Соавторы: Вернер Тельке,Хорст Бозецкий
сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 39 страниц)

– Одно мне не дает покоя, – признался Циммерман, доставая из кармана сложенный лист бумаги. – Вот список людей, задержанных в облаве, его мне передал Кребс.

Келлер долго изучал список, потом сказал:

– Если в двух внешне не связанных случаях появляются те же фамилии, значит, могут существовать какие-то зависимости. Всегда стоит этим заняться, и повнимательнее.

– Спасибо, – сказал Циммерман. – Я рад, что ты того же мнения.

– А что еще тебя беспокоит? – спросил Келлер.

– Одно из донесений – о слежке за Вардайнером и Файнер в квартире Гольднера. – Он протянул листок Келлеру.

Тот с видимым удовольствием его просмотрел.

– Ну, милый мой, – со смехом заметил Келлер, – ведь это самая банальная история, как будто из романа о галантном авантюристе.

– Но кто-то придает ей важное значение. А генеральный прокурор Гляйхер ее счел вообще важнейшим во всем деле. Можешь объяснить, почему?

Келлер сосредоточенно кивнул.

– У нас все еще действуют законы, по которым это можно толковать как наказуемый поступок. И при желании можно раздуть целое дело. Мне кажется, такого рода материалы не следовало бы держать вместе с другими. Лучше всего было бы спрятать их на самое дно сейфа.

– Но это не пройдет с людьми типа Гляйхера. Для них такие вещи – главное. Ты можешь это понять?

– К сожалению, да, – ответил Келлер. – Еще в мое время в Мюнхене был такой случай. У одного известного журналиста был роман с юной красоткой на стороне, а его нужно было обезвредить – слишком опасно был правдив и неподкупен. И знаешь, это удалось, хотя только на время.

– Ну, таких случаев полно каждый день. Что необычного и особенного в том, что мужчина в летах, видный собой и понимающий в этом деле, встречается с прелестной девушкой в квартире приятеля?

– Ты абсолютно прав, Циммерман. Банальнейший случай. Но это не должно, как материал расследования, попасть в полицейское дело. И тем более – попасть в руки генерального прокурора.

– Но что же здесь такого?

– Милый мой, такая мелочь дает юристу как минимум два повода раздуть дело. И человек масштаба Гляйхера сумеет этим воспользоваться. На этом при желании можно раскрутить весьма неприятный судебный процесс и даже повод для ареста. Точнее, для двух.

* * *

Бургхаузен и Тириш встретились в укромном уголке Фолькс-театра. Забот хватало обоим, поэтому они попытались найти взаимовыгодное решение.

– Давайте говорить напрямую, – категорически заявил Тириш. – Если в игру вступил Борнекамп, шутки окончены. Или мы быстро договоримся, или оба вылетим вон.

– Если говорить по делу, то Вардайнер перегнул палку, – согласился Бургхаузен. – Но и вы прибегли к методам, недопустимым в нашем деле. Ну ладно, как-нибудь шаг за шагом, точнее, статья за статьей, мы приведем все в порядок. Выставим доводы и контрдоводы, осторожные упреки и неброские признания – и все покроет мгла забвения.

– Согласен, в принципе это довольно несложно. Только нужно умерить прыть вашего Вардайнера.

– А вы посоветуйте как. По условиям нашего договора я не могу ни в чем его ограничивать, и, главное, сам он воображает себя газетным мессией.

– Тогда нужно просто послать его к черту!

– И вы знаете способ?

– А вдруг окажется, что он совершил что-нибудь уголовно наказуемое? Например, незаконно использовал закрытые документы?

– Но кто достанет доказательства и документы? – заинтересовался Бургхаузен.

– Этим займусь я сам, потому что Вардайнера нужно угомонить немедленно, иначе нас Борнекамп просто раздавит.

* * *

Инспектор Михельсдорф на розыски Манфреда и Амадея отправил самый надежный экипаж патрульной машины. Эти ребята прекрасно разбирались в характере и стиле всех мюнхенских ночных заведений.

Они поочередно навестили «Сент Джеймс клуб» с полночной толпой плейбоев, окруженных роем ярких девиц, готовых за приличное вознаграждение принадлежать душой и телом кому угодно. Потом «Тэйк севен», где в невзрачном дымном зале исполнялся танец живота. И, наконец, «Карнеби-стрит, 71», где преобладал мечтательный покой, которым наслаждались с закрытыми глазами. Там они и нашли Манфреда и Амадея.

Довольно быстро их уговорили перебраться в дискотеку «Зеро». Там Михельсдорф, державший себя как дома, атаковал сразу:

– Рад видеть вас, надеюсь, на этот раз вы будете вести себя серьезнее. Чтобы облегчить ваше положение, готов предположить, что при первой нашей встрече вы несколько ошиблись или неточно выразились.

– О чем это вы? – ухмыльнулся Манфред.

– Все мы люди, все можем ошибаться, инспектор, – подхватил Амадей. – Ведь вы в беседе с нами тоже могли ошибаться и неверно ставить вопросы. – Взглянул на Манфреда. – Теперь вы собираетесь извиниться?

– Нет, я хочу сообщить, что нашел свидетеля, готового подтвердить, что он состоял с Хелен Фоглер в интимных отношениях, – надменно заявил Михельсдорф.

– Не верим!

– И он не только утверждает, но готов сообщить и конкретные подробности. К примеру, когда с ней переспал и сколько заплатил. Никогда менее ста марок это не обходилось. И он утверждает, что вы оба…

– Кто этот мерзавец?

– Я вам не справочное бюро, – оборвал Михельсдорф, – и сообщаю только факты. И вам придется объясниться по этому поводу. И не пытайтесь отвертеться, дело идет о тяжелом уголовном преступлении. Иначе сами можете быть привлечены к ответственности.

– Ну, попадись нам в руки этот негодяй, – начал Амадей.

– Еще раз ему этого не сделать! – закончил Манфред.

* * *

Бал наций, так изысканно начавшийся, после полуночи превратился в непритязательную попойку. «Сливки общества» под влиянием алкоголя утратили весь светский шик и начали во всей красе являть свою истинную суть.

Гольднер обратился к фон Готе:

– Напиться – для них это значит забыться. Забыть о том театре, в который они превратили свою жизнь.

Фрау коммерц-советница Шлоссер наклонилась к Маргот Циммерман:

– Вот, милая, каков свет. И ты по праву принадлежишь ему. Ты очаровательна. Но муж твой не может ввести тебя сюда. А мой сын – может. И он все еще этого хочет.

Петеру Вардайнеру язык уже отказывался повиноваться. С трудом он повернулся к своему почетному гостю, депутату от оппозиции:

– Господи Боже, как же наш народ туп и глуп, и при этом послушен и лоялен! Стоит им втолковать о любом свинстве, что это святое дело, и сразу все готовы за него проливать кровь и даже давать деньги. Просто нет сил смотреть, нужно что-то делать!

Сузанна Вардайнер речь своего мужа прокомментировала так:

– Знаешь, Петер, на кого ты похож? На человека, которого сейчас хватит инфаркт.

* * *

– Я не мог не зайти к вам, – объяснял Тириш в дверях квартиры Хельги Хорстман. – Можно войти?

– Верите, я кого-то вроде вас ждала всю эту тоскливую ночь, – радостно ответила Хельга. – Сейчас я рада любому мужчине – а вы ведь мужчина, не так ли?

– Да, но не любой. – Тириш был несколько шокирован таким приемом, но старался держаться невозмутимо. – Признаюсь, я не просто заглянул на огонек. У меня для вас целая пачка денег!

– Теперь вы мне еще больше нравитесь, – уверяла Хельга уже у распахнутой двери в спальню. – Но неудивительно, вы мне всегда нравились!

* * *

Из некролога Хайнцу Хорстману в номере «Мюнхенского утреннего курьера» за понедельник:

«…Один из лучших… ныне ушел от нас в расцвете своей смелой творческой индивидуальности… Невосполнимая утрата… Уважаемый всеми, кто имел счастье работать с ним… Чтимый опечаленными коллегами и друзьями, обожаемый молодой красавицей женой… Стал жертвой трагического дорожного происшествия… мы его никогда не забудем!»

* * *

– Вы мне не поверите, Хельга, – уверял ее настойчиво и совершенно честно Тириш, – но я часто думал о вас. Особенно последнее время.

– Это очень мило с вашей стороны. – Она была полна ожидания.

– Вы роскошная женщина, а теперь еще и свободная!

– Свободна я была всегда. Вы этого не знали? – Вызывающе улыбнулась. – Нужно было попробовать. Вы многое упустили. Нет желания наверстать?

– Почему бы и нет, Хельга, тем более что я пришел не с пустыми руками. Кое-что у меня для вас есть.

– Что – давайте точнее!

Тириш распахнул смокинг и, прежде чем скинуть его, извлек из кармана толстую пачку банкнот. Он знал по опыту, что делает с людьми вид такого множества денег, потому и получил по чеку у знакомого торговца.

– Сколько же там? – вытаращила глаза Хельга.

– Десять тысяч марок.

* * *

Из некролога Хайнцу Хорстману в номере «Мюнхенских вечерних вестей» за понедельник:

«…Погиб при крайне загадочных обстоятельствах, которыми занимается как дорожная, так и уголовная полиция… Один из лучших журналистов Федеративной Республики, чьи уникальные способности… В последнее время занимался событиями в нашей стране, более того – в нашем городе… От этого изумительного таланта можно было ожидать новых, весьма неприятных для некоторых публикаций… Тем болезненнее эта утрата… особенно для сотрудников нашей газеты, которые надеялись увидеть его своим коллегой».

* * *

– Десять тысяч марок? – Хельга осеклась при виде стопки банкнот, которые в ее воспаленном мозгу вызвали фантастические картины. – Вы так меня цените?

– Это только задаток, – уклончиво пояснил Тириш. – Можете получить вдвое больше. Достаточно только подписать эту бумагу.

Документ составил доктор Шлоссер. Это был договор передачи права наследования на все рукописи Хайнца Хорстмана. Задаток в размере десяти тысяч марок. Еще десять тысяч – по передаче первой части наследства. И последние десять тысяч – после выполнения условий договора, по не позднее трех месяцев.

Торопливо подписав, Хельга накинулась на кипу банкнот, с наслаждением копаясь в них: десятки, пятидесятки, сотенные… От денег она испытывала почти физическое удовольствие.

– И что дальше? – спросила она наконец Тириша, с надеждой косясь на постель.

– Теперь надо выспаться, – ответил Тириш, пряча договор в карман.

– Ну, тут нам ничто не мешает, – вызывающе бросила она. Тириш встал, потянувшись за пальто.

– Завтра нам обоим нужно быть в хорошей форме – предстоят похороны вашего любимого мужа и нашего уважаемого коллеги. Вами завтра займется Вольрих.

И он направился к дверям. Хельга недовольно взглянула вслед, но разочарование ее длилось недолго. Вернувшись к куче денег, принялась раскладывать их на пачки.

* * *

Глубокой ночью в понедельник на Кенигинштрассе, почти в центре Швабинга, был обнаружен труп мужчины. Наткнулась на него влюбленная парочка, искавшая укромный уголок. Произошло это в 2 часа 14 минут.

Ближайшая патрульная машина была на месте через четыре минуты, в 2.18. Патрульные перекрыли окрестности и доложили начальству. Прислали эксперта – все того же смертельно уставшего Рогальски.

Прибыв на место в 2.37, он установил, что смерть произошла от повреждения черепа тупым предметом или от падения на бетонный бордюр. Поскольку обнаружились следы драки, речь шла не о несчастном случае, а об умышленном убийстве. Мертвец был идентифицирован как известный устроитель хеппенингов Неннер.

Глава VII

Цепная реакция

Кабинет комиссара Циммермана. Время: понедельник, 2.30.

Детонатором послужил доклад по радио от оперативной группы. В докладе сообщалось следующее:

«Найден труп на Кенигинштрассе. Предварительное заключение эксперта: повреждение затылочной части черепа. Несчастный случай практически исключается, вероятно, убийство в драке.

Другие предварительные данные:

Труп мужчины, рост около 170 см, вес 80 кг, возраст около 35 лет, одет в почти новый костюм фабричного производства. Лицо круглое, волосы черные, глаза карие, зубы свои, руки мускулистые со множеством рубцов и шрамов, ногти острижены коротко.

Личность погибшего: Неннер, художник-авангардист.

Прошу дальнейших указаний. Рогальски».

Инспектор Фельдер позже рассказывал:

– Мы уже собирались все бросить и идти спать. Нуждались в этом все, не исключая Циммермана и меня. Узкб несколько ночей мы почти не смыкали глаз.

Я убежден был, что в докладе Рогальски нет ничего настолько серьезного, чтобы нельзя было разойтись по домам. Подумаешь, убийство в драке! Может, из-за женщины, может, грабители перестарались, да мало ли что могло случиться!

– Обычное дело, – сказал я шефу.

Циммерман перечитал донесение. На несколько секунд замер, потом снял плащ, вернулся к столу, положил донесение Рогальски перед собой и задумчиво уставился на него. Потом сказал мне:

– Придется сегодня снова не спать.

– Из-за такой ерунды? – Я своим ушам не верил. Но Циммерман кивнул.

– Пусть Рогальски блокирует место происшествия и обязательно дождется нас. И направьте туда лучшую следственную бригаду, что есть в нашем распоряжении.

– Но почему? – спросил я.

– Нет времени на объяснения, – отрезал Циммерман. – Но, если я не ошибаюсь, тут дело непростое.

А Циммерман ошибался очень редко, это было общеизвестно.

– Пусть срочно вызовут фон Готу из Фолькс-театра. И, кроме того, попросите комиссара Кребса зайти ко мне. Потом скажите Дрейер, пусть она вас подменит.

– А чем заняться мне?

– Возьмите служебную машину и поезжайте к Келлеру. Скажите, я просил его подъехать ко мне. Он знает почему. Естественно, дайте ему всю информацию, какую пожелает.

* * *

Комиссар Кребс заявился к Циммерману через несколько минут.

– Что случилось, Мартин? – испуганно спросил он.

– В списке, который ты мне передал, были имена людей, с которыми встречался мой сын. Кто составлял его?

– Не знаю, Мартин, – уклончиво ответил Кребс. – Этим занимался Михельсдорф.

– Он здесь?

– В любое время.

– Давай его сюда.

Инспектор Михельсдорф тоже не заставил себя ждать, хотя и был недоволен – его оторвали от работы по сличению его собственных результатов с данными картотеки.

К тому же он не испытывал особого уважения к отделу по расследованию убийств – подумаешь, время от времени поймать какого-то свихнувшегося убийцу! Лечением серьезных болезней общества занимался, по его мнению, именно их отдел.

– Коллега, – начал Циммерман, – в списке, который составляли вы, есть три знакомые мне фамилии: Амадей Шмельц, Манфред Циммерман и некий Неннер.

Михельсдорф сочувственно взглянул на него.

– Мне очень жаль, комиссар, я предпочел бы избавить вас от этого…

– Бросьте, – резко оборвал Циммерман, – вы не утешитель, а криминалист. Есть между этими тремя какая-то связь?

– И весьма тесная, – ответил Михельсдорф. – Все трое – основные свидетели по делу, над которым я работаю.

– Одного вашего свидетеля уже нет в живых, – бросил Циммерман. – Кто-то убил Неннера.

– Да эти двое, кто ж еще! – расстроенно воскликнул Михельсдорф и запнулся.

– Не торопитесь с выводами, – перебил Кребс. – Бездоказательно прошу таких вещей не говорить!

– Простите, – смешался Михельсдорф, – но я подумал…

– Попробуйте подумать получше, – осадил его Кребс.

– Прошу вас передать мне все материалы по этому делу. Казалось, Циммерман готовится к прыжку и в нем вдруг пробудился легендарный старый лев.

Позже об этом рассказывали так:

1. Рикки, владелец ночного клуба:

– Мое заведение имеет безупречную репутацию. Хотя, конечно, осложнения бывают. Но в конце концов не могу же я выбирать посетителей, а с полицией человек должен сотрудничать, если хочет жить тихо и спокойно…

Ну, тут за меня взялись эти довольно милые ребята, что расспрашивали о Фоглер, и даже заплатили за шампанское, которое не пили. Хотели только знать, кто настучал на Фоглер…

Вначале я отказался. Но Михельсдорф ведь от меня не требовал, чтобы я молчал об этом, ну я и назвал имя Неннера…

2. Джонатан Шонбауэр, сотрудник и приятель Неннера:

– Исключительно творческий характер нашей деятельности требует от художника отбросить все личное, добиться абсолютной независимости от окружающего и тем достичь способности выражать истинную суть вещей. Это великая миссия, которой достойны немногие.

Но к ним не относились, убежден, ни Амадей, ни Манфред. Не было у них творческого дара. Они все время были слишком заняты сами собой.

3. Ирен Бригитта Виснер, фотомодель:

– Они ворвались в этот мой курятник, как угорелые, словно с ума сошли! И не хотели ничего, лишь выговориться в моем присутствии. Амадей, правда, дал мне четыре или пять бумажек по полсотни и заявил: «Ну, милая, мы и разделали этого типа!»

А Манфред рухнул на мою постель и добавил: «От чертова мэтра, так любящего потроха, мы избавились!»

Долго они не задержались – около двух уехали в «ягуаре» Амадея.

* * *

Фон Гота явился к комиссару, когда тот рылся в документах, доставленных от Кребса. В темном велюровом плаще, наброшенном на темно-синий смокинг, он словно сошел с рекламы модной мужской одежды.

Но Циммермана эта демонстрация моды не тронула. Без всякого вступления он начал:

– Для вас есть особое задание. – И подал листок с заметками. – Эти имена вам, конечно, известны.

Фон Гота с немалым удивлением просмотрел список.

– Я должен проследить за ними?

– Нет, только найти и доставить сюда! – велел Циммерман. – И можете забыть, что речь идет о моем сыне и сыне доктора Шмельца. Найдите их, где бы они ни были.

У меня дома или у фрау Шмельц, или на холостяцкой квартире Амадея!

– Можете на меня положиться, – фон Готе с трудом удалось скрыть свое удивление. Точное время было 03.21.

* * *

Еще через три минуты, в 03.24, в кабинет Циммермана вошел Келлер, сопровождаемый Фельдером и псом. Кивнув, он уверенно сел за свой бывший стол, а пес столь же привычно занял единственное кресло. Фельдер остался у двери, с любопытством наблюдая за происходящим.

– Ну что у тебя за проблема? – спросил Келлер.

– Главная проблема в том, что мне вообще приходится заниматься этим делом, – сказал Циммерман. Произнес он это так безразлично, словно излагал содержание служебных инструкций. – В нем замешан мой сын, хотя пока не ясно, до какой степени. Как думаешь, следует мне продолжать?

– Решать ты должен сам! Насколько я понимаю, ты все равно не отступишь, и правильно сделаешь, – констатировал Келлер. – Что еще?

– Прошу тебя, помоги. Если хочешь, считай эту просьбу официальным обращением.

– Все в порядке, – остановил его Келлер. – Что ты уже успел сделать?

И тут Циммерман поступил как истинный криминалист. Решил начать следствие прямо на месте, считая: что не выяснено сразу, то пропало навсегда.

– Ладно, начнем с трупа, – согласился Келлер и встал.

* * *

Точное время: 03.52.

Место происшествия на Кенигинштрассе блокировали три патрульные машины. Зевак, по счастью, было мало, и не составило труда от них избавиться. Там уже стоял микроавтобус следственной бригады Молера, имевшей репутацию прекрасно сыгранной команды, которая мало говорит, но много делает. Их фотограф Франц Бретшнайдер был мастером такого же уровня, как и патологоанатом Рогальски.

Тот был откровенно рад, увидев, как из темно-красного БМВ без опознавательных знаков полиции появились вначале «серый кардинал» Циммермана Фельдер, потом и комиссар сам, за ними пес и, наконец, бывший учитель Ро-гальского Келлер.

Приветствуя их всех, Рогальски размахивал заполненным протоколом:

– Первые результаты!

– Все сделано, как обычно, на уровне, – заметил Келлер, просмотрев документ, и, позабыв о своей отставке, скомандовал: – Свет!

С патрульных машин на труп навели прожектора. Достав из кармана чехлы, Келлер натянул их на ботинки. Следы, которые он теперь оставлял за собой, настолько отличались от остальных, что спутать их было невозможно. Потом он тщательно осмотрел все вокруг трупа, пока не прикасаясь к нему, лишь движением руки указывая нужное положение прожекторов. Только потом натянул резиновые перчатки и занялся подробным исследованием трупа, умудряясь при этом сохранять его прежнее положение.

Прошло не меньше десяти минут, прежде чем он поднялся. Еще постоял над телом, педантично откладывая в памяти все: темный асфальт проезжей части, затоптанный тротуар, забор из проволочной сетки, натянутой между гранеными бетонными столбами…

Потом кивнул Рогальскому, который этот жест воспринял как высокую оценку своего труда. И только после этого Келлер отвел Циммермана в сторону и сообщил о своих впечатлениях:

– У трупа множество ссадин на лице, шее и ушах – результаты побоев. Но причина смерти не в них. Все они на левой части лица, значит, орудовал правша. Типичные результаты банальной драки.

– А причина смерти?

– Видимо, удар при падении о столб забора. Погибший мог потерять равновесие и упасть на него, так что вполне возможен несчастный случай, а не убийство, по крайней мере не умышленное. Нужно провести вскрытие. Не исключено, что выяснится – бедняга страдал какой-то сердечной болезнью с приступами. Сужу по некоторым признакам на коже и по глазам. Тебе теперь легче?

– Нет! – твердо заявил Циммерман. – Теперь я попрошу тебя взглянуть на документы, они в управлении.

– Правильно! Причем я хочу взглянуть на документы по обоим случаям. Похоже, предстоит очередная бессонная ночь!

– Все удобства я берусь обеспечить. Черный кофе в любых количествах. И я уже заказал три сосиски для пса.

– Пять, – поправил Келлер. – От нас так дешево не отделаешься.

* * *

Остаток ночи Келлер изучал документы. Начал в половине пятого. Перед этим коротко, но подробно выспросил Фельдера и Михельсдорфа.

В половине пятого поступил доклад от фон Готы. Ни Манфреда, ни Амадея обнаружить не удалось. Розыск через родителей результатов не дал. Проверили холостяцкую квартиру Амадея на Леопольдштрассе, но никого не обнаружили. Без десяти четыре Амадей заправил свой красный «ягуар» на колонке возле отеля «Штахус» и велел залить полный бак. С ним был, судя по описанию, Манфред Циммерман. Потом они, оба в отличном настроении, убыли в неизвестном направлении.

Комиссар Циммерман принял решение.

– Объявить розыск Манфреда и Амадея. Предупредить все патрульные машины и дорожные посты по всей округе.

Фон Гота уточнил:

– Их следует арестовать?

– Задержать и доставить сюда. Результаты докладывать мне непрерывно! – И, отпустив фон Готу, Циммерман повернулся к Фельдеру. – Что установлено группами наблюдения?

Из донесений групп наблюдения: «Доктор Шмельц, Анатоль.

Около 3.00 прибыл в «Гранд-отель» на Максимилианштрассе. Сопровождал его Хесслер. Свет в номере горел до четырех часов.

Вардайнер, Петер.

В 3.10 прибыл с женой Сузанной на виллу в Грюнвальде. Шофер вернулся в город, хозяева остались в гостиной. В 3.50 включили наружное освещение. В 4.38 приехал доктор Бремер, специалист-кардиолог. В 5.05 уехал. Потом все огни погасли.

Доктор Шлоссер, Антонио.

Около четырех покинул Фолькс-театр со своей матерью и фрау Циммерман. Все вместе сели в его машину, стоявшую на противоположной стороне улицы, и поехали на Паульхейзештрассе. В квартире Циммерманов вместе с матерью оставался до 4.50.

На следующий день доктор Шлоссер сообщил следующее: «Моя мать и я у фрау Циммерман выпили по чашке кофе. Вспоминали годы детства и ждали, что придет Мартин. К сожалению, напрасно».

Гольднер, Карл.

Фолькс-театр покинул после официального закрытия бала, около 5.00. Сопровождала его Термина Хельферлих, буфетчица тамошнего кафе. В такси отправились к Гольднеру на квартиру и до сих пор остаются там».

* * *

В ту ночь эксперт лаборатории транспортной полиции доктор Альфред Геммель был на дежурстве. От скуки и чтобы не уснуть, занялся выяснением происхождения обломков черного автомобильного лака. Это дело ему поручил Вайнгартнер.

Поочередно использовал спектральный анализ, электронный микроскоп и химические тест-наборы. Меньше чем через час, к пяти утра, он уже знал, какой марки был автомобиль, но даже представить не мог, что распутал тем самым серьезное уголовное дело.

И результаты экспертизы, о значении которых он не имел ни малейшего понятия, попали в криминальную полицию только через несколько часов, когда уже было слишком поздно.

* * *

Около пяти утра комиссар Циммерман прибыл в «Гранд-отель» на Максимилианштрассе и заявил, что хочет говорить с доктором Шмельцем.

Ночной портье был ошеломлен:

– Но позвольте, в такое время!

Циммерман сунул ему под нос удостоверение и категорически потребовал поставить в известность о его визите доктора Шмельца. Но его требование портье исполнил по-своему. Вначале разбудил Хесслера, всячески при этом извиняясь. Тот появился через несколько минут, полностью одетый, сна ни в одном глазу.

Циммермана приветствовал с известным превосходством, всячески давая понять, что он скорее поверенный в делах Шмельца, чем слуга.

– Я очень сожалею, но не могу взять на себя ответственность в такое время беспокоить доктора Шмельца.

– Тогда ответственность беру на себя я, – отрезал Циммерман, изучая Хесслера с нескрываемым интересом.

Тот, избегая испытующего взгляда, теперь уже пытался произвести впечатление скромного слуги.

– Но вы должны понять, – просительно тянул он, – доктор – тяжелобольной человек…

– Это ничего не меняет. Днем он не станет здоровее!

– Вы не могли бы сообщить мне причину…

– Нет.

– Ну если вы так настаиваете…

Да, Циммерман настаивал. Не угрожал, не повышал тона – вел себя совершенно обычно.

Хесслер удалился. Минут через десять появился снова.

– Доктор готов вас принять.

Анатоль Шмельц встретил Циммермана в гостиной.

– Герр Циммерман! – начал он сдержанным, но назидательным тоном. – Хочу обратить ваше внимание, что это время весьма необычно для визитов. Вторгаться и арестовывать людей ранним утром было излюбленной методой нацистов, если помните.

При желании Циммерман мог бы ему ответить, что помнит очень даже хорошо, потому что и его однажды увели в такое утро и отправили в концлагерь. В 1944 году, после 20 августа.

Но он не сказал ничего.

Зато продолжал Шмельц:

– И ваше поведение я мог бы расценить как не только неуместное, но и некорректное.

– Я тут не по службе.

Шмельц удивленно взглянул на него. Циммерман дал ему достаточно времени для горячечных размышлений. Его сдержанность и терпение вывели Шмельца из себя. Хесслер тоже не знал, что делать.

– Я здесь как отец, – сказал наконец Циммерман.

– Отец? – Шмельц ничего не понимал, и это его беспокоило. – У вас есть дети?

– Сын Манфред. Он ровесник вашего Амадея. У них одинаковые интересы, и, кажется, они вообще большие приятели.

– Но… но это же отлично! – воскликнул Анатоль Шмельц с внезапным облегчением. – Это просто здорово! Почему же вы не сказали этого раньше? Проходите, садитесь. Что вам предложить? Хансик, шампанское у нас есть?

– Сделаем, герр доктор!

– Мне минеральной. – Циммерман устало упал в кресло. Шмельц придвинул свое. Его одутловатое, мокрое от пота лицо засияло, как полная луна.

– Вы не поверите, как я рад, герр Циммерман.

– Что именно вас так радует? Шмельц уже держал бокал шампанского.

– Понимаете, мой дорогой Амадей – исключительно одаренный и весьма чувствительный мальчик и потому весьма разборчивый по части приятелей. Раз он дружит с вашим сыном, значит, и ваш обладает незаурядными способностями.

– Все дело в том, о каких способностях идет речь! – грубо оборвал комиссар. – Есть основания подозревать, что они вдвоем сегодня ночью избили одного человека…

– Невозможно! Мой сын этого сделать не мог! – сдавленно взвизгнул Шмельц.

– Они его так избили, что в результате этот человек умер.

– Нет, Господи, нет! – Шмельц отступал в угол комнаты, откуда на него сочувственно поглядывал Хесслер. – Нет! – повторял он как заведенный. – Нет и нет! – Казалось, ни на что больше он не способен.

– Теперь они где-то скрываются, – продолжал Циммерман. – Где – неизвестно. Нужно найти их раньше, чем они совершат новую глупость. И кроме того, они нам нужны как свидетели. Где они могут быть? Где? Вы нам должны помочь!

– Нет! – закричал Шмельц. – Нет!

Чтобы не упасть, он торопливо ухватился за руку Хесслера. Бокал с шампанским выскользнул, упал на паркет и разлетелся вдребезги.

* * *

Очередное донесение ассистента фон Готы:

«Красный «ягуар» с двумя пассажирами был замечен в 5.05 на Линдвурмштрассе. Ехал на юг. Патрульная машина пыталась их преследовать, но неудачно – всего лишь «фольксваген»…

В 5.15 был замечен при въезде на автостраду к Зальцбургу. В 5.52 местный полицейский участок перекрыл магистраль и доложил о готовности к задержанию, но ничего не вышло – видимо, «ягуар» уже успел свернуть с шоссе.

В 6.05 состоялся телефонный разговор с Генриеттой Шмельц. После долгих уговоров удалось получить следующую информацию: фрау Шмельц подозревает, что в районе Монгских водопадов у Анатоля Шмельца есть вилла. Точное место она указать не может.

Местный полицейский участок поставлен в известность».

* * *

Когда без десяти семь Циммерман добрался до полицай-президиума, его уже ждал Келлер.

– Думаю, я нашел.

Циммерман едва не падал от усталости, но, снедаемый любопытством, подсел поближе.

– Просмотрев все материалы, которые вы собрали, – задумчиво сказал Келлер, – я попытался обнаружить хоть какие-то связи между обоими случаями – смертью Хорстмана на Нойемюлештрассе и нападением на Хелен Фоглер. По крайней мере одно совпадение есть.

– Я знал, что ты что-то найдешь!

– Это автомобиль, который в обоих случаях был использован как орудие преступления. В обоих случаях все описывают большую темную машину, необычайно мощную, с богатой отделкой. Не рядовая модель. Короче, это одна и та же машина. Полагаю, решающее слово должен сказать капитан Крамер-Марайн со своими людьми. И поскорее.

– А почему продолжает молчать Хелен Фоглер?

– Ты думаешь, она знает и машину, и водителя? – На лице Келлера появилось понимающее выражение. – Не забывай, ее делом занимается Кребс.

– Не хочешь ли ты намекнуть, что у него к этой Фоглер личный интерес?

– Разумеется, нет. Кребс, конечно, не совершит ничего против правил. Видимо, он с ней поговорил и понял, что она раскалываться не собирается. Ничего хорошего, но это ее право. И Кребс его попросту уважает.

– Похоже, что и Кребс со временем стал сентиментален. Такое может случиться с каждым из нас. Кроме тебя, разумеется!

– Я эту Фоглер не знаю, – заметил Келлер, – но могу представить. Дочь ее Сабина – премиленькая малышка. Кребс привел Сабину на встречу со мной. Мне она понравилась с первого взгляда.

Циммерману такое объяснение не казалось убедительным.

– Если Кребс не хочет как следует нажать на Фоглер или просто не может, этим нужно заняться кому-то другому. Не подверженному излишним сантиментам. Лучше всего этим заняться Михельсдорфу.

– Не убежден, Мартин, – терпеливо заметил Келлер. – У Михельсдорфа, конечно, есть необходимые навыки и энергия, которых вполне хватает на рядовых преступников. Но в таких исключительных случаях, как этот, вреда от него будет больше, чем пользы.

– Так что ж, придется нам с этой Фоглер разыгрывать целое представление?

– Похоже, так, – констатировал Келлер и встал. Поднялся и пес и принюхался, словно ожидая, что за особые заслуги хозяина ему достанется как минимум куриная косточка.