Текст книги "Заключительный аккорд"

Автор книги: Гюнтер Хофе

сообщить о нарушении

Текущая страница: 25 (всего у книги 28 страниц)

Сумерки быстро сгущались. Артиллерийский огонь заметно ослаб. Завывал холодный штормовой ветер, гоня густые хлопья снега.

Майор крутанул ручку телефонного аппарата и попросил соединить его со штабом дивизии. Ударившись левой рукой об аппарат и почувствовав боль, он выругался.

Два дня назад он напоролся на ржавую проволоку. После этого запястье пересёк длинный красный след, а лимфатические узлы под мышкой сильно распухли.

Вскоре его соединили с дивизией. Брам доложил, что его полк прочно удерживает свои позиции.

– Подождите, Брам, генерал лично хочет с вами поговорить.

– Круземарк у телефона. Бог в помощь, дорогой Брам.

– Слушаю вас, господин генерал, – произнёс майор и подумал: «Что-то он опять замышляет?»

– Рад, что вы в добром здравии и что ваши люди показывают образцы мужества.

– Спасибо, господин генерал! – ответил Брам в трубку. «Плюнуть бы тебе в морду».

– Перед нами большое скопление танков противника. Нужно соблюдать высокую бдительность. Сосредоточьте сегодня ночью по меньшей мере две трети ваших людей на переднем крае.

– Слушаюсь, господин генерал! – «А сам сейчас небось, глядит на бумажку, что там для меня ещё».

– Кроме того, подготовьтесь к быстрой смене огневых позиций артиллерии. Надеюсь, что трофейные пушки уже распределены по подразделениям.

«Сумасшествие! – подумал Брам. – Сначала мы бросаем свои собственные орудия из-за недостатка боеприпасов, а потом стреляем из чужих пушек с мизерным запасом снарядов».

– Меня радует, что ваши люди остались на высоте. К слову, как это Зойферт смог сыграть с нами такую злую шутку?..

Губы Брама вытянулись в ниточку.

– Чуть было не забыл, он…

– Я так и подумал, – перебил его генерал. – Помните наш разговор в госпитале? Так вот, главный редактор «Вестдойче беобахтер» попросил у нас справку…

– Относительно того, не замешан ли я в смерти некой Эльвиры Май? Не так ли, господин генерал?

У генерала от неожиданности отвалилась нижняя челюсть, и он напрасно старался привести её в нормальное состояние.

– Этот газетчик приложил к своему письму запись телефонного разговора, который вы вели с вашим начальником штаба.

– Знаю. Когда на моём участке началась стрельба, я находился в отеле Корна в Шлейдене. – Брам выдер-пул несбритый волосок с левой щеки. «Главное – не волноваться!» – мысленно приказал он себе.

В трубке ни звука.

«Не положил ли Круземарк трубку?» – подумал Брам.

Между тем Круземарк молчал, стараясь вспомнить события того дня. «В тот день наши захватили в плен двух здоровых и несколько раненых янки. А командир полка в это время нежился с молодой красивой девушкой. Он занимался любовью, а в это время псу под хвост были брошены тысячи солдат. Сотни из них погибли ни за что. Этот бой решал исход сражения, а полк остался без командира. А его честолюбие?! Но этот газетный хитроплет хочет сделать из мухи слона, приобрести для себя политический капиталец. Вот такие дела. Но не у Круземарка. В таких случаях фронтовики не станут подводить друг друга в угоду какому-то гражданскому чинуше.

– Вы меня слушаете, Брам?

– Да, господин генерал!

– По-видимому, нашему разговору мешали помехи.

– Так точно, господин генерал.

– Я это дело представляю себе так: у вас большие заслуги перед вермахтом и фатерландом. Беспрекословное и точное выполнение своего воинского долга с первого дня наступления. Ваш личный вклад и так далее… Короче говоря, мнение этой корреспондентки вряд ли сможет омрачить ваше положение.

При этих словах Брам почувствовал издевательскую ухмылку на лице генерала.

– Между нами говоря, – продолжал Круземарк, – этот случай единственный. Я дам господину редактору разъяснение, которое будет целиком соответствовать нашей исторической миссии, я никому не позволю порочить моего заслуженного, награждённого высшим орденом офицера. Вот такие у нас дела. Ваше поведение, само собой разумеется, безукоризненно, дорогой Брам, – добавил командир дивизии.

Майор вытянулся в струнку:

– Покорнейше благодарю, господин генерал!

– Да, посмотрите-ка… впрочем, барометр продолжает падать и мы ещё успеем получить с неба сполна. И снарядов, и снега. Поэтому я ещё раз требую от вас самой высокой бдительности.

– Слушаюсь, господин генерал!

«Если бы ты только знал, что у меня в кармане приказ о присвоении тебе очередного воинского звания…» – подумал Круземарк, довольный тем, что в его власти хоть на несколько дней задержать объявление этого приказа.

– Тогда всего хорошего, Брам. Вряд ли вам сегодня ночью придётся поспать. До свидания!

Майор посмотрел на трубку телефона.

«Смешно, что я не ощущаю ни радости, ни успокоения, что история с Май закончилась без всякого шума и, словно нарочно, с помощью Круземарка».

Брам развернул карту. Ближайший путь в Шлейден – от Бюллингена до Лосхеймерграбена, оттуда вдоль границы через Холлерат. Немногим больше сорока километров. На джипе это не расстояние. Единственным препятствием в пути могут быть снежные заносы или встречный транспорт на узких участках дороги.

Брам позвонил Найдхарду.

– Послушайте, мне необходимо попасть к доктору Квангелю в Шлейден. С рукой что-то не всё благополучно. Если что, ищите меня там. Вы остаётесь за меня. Через несколько часов я вернусь. Но не позже пяти. Вопросы есть?

– Никак нет, господин майор.

– Впрочем, это между нами.

– Само собой разумеется, господин майор.

– Тогда держите ухо востро, Найдхард!

Шофёр доложил, что джип готов к рейсу.

– Вы можете пока отоспаться. Я поеду один.

– Благодарю вас, господин майор.

– Бензин?

– Полный бак и пять канистр, как приказано.

– Хорошо. Лопата для снега?

– Лопата есть, господин майор, и три старые покрышки для подкладывания под колёса.

– Отлично. Молодец!

Брам тронулся с места. Машина подпрыгивала на обледеневших бугорках и выбоинах. Снег слепил глаза и больно колол щёки.

Справа и слева от дороги виднелись воткнутые в снег вехи с привязанными к ним пучками соломы, служащие указателями.

Майор включил сильный свет. И сразу же тысячи снежинок закружились в свете фар, словно бесчисленное количество мелких рыбёшек, устремившихся на луч света. Снежная позёмка мела с востока.

Джип трясло и подбрасывало на ухабах. Брам, крепко ухватившись за руль, который вырывался при каждом толчке, старался выровнять машину, смягчить удары, прилагая для этого нечеловеческие усилия.

«Боль в левой руке стала значительно сильней, – мелькнуло у него в голове, но он тут же сосредоточился на своём намерении и его последствиях. – Этот лысый Зойферт принесёт мне ещё массу неприятностей. Одной выходкой больше или меньше – от этого дело не изменится. Конечно, моя отлучка не останется вне поля зрения генерала, хотя причина у меня довольно убедительная. Однако Круземарк обязательно с ехидством напомнит: «Дружище Брам, мы так долго разговаривали по телефону, а вы ни словом не обмолвились о Зойферте…»

Встречная колонна медленно спускалась по склону. Световые прорези маскировочного устройства фар почти не были заметны в снежной пыли бушующей метели. На путевых столбах десятки указателей с номерами боннских частей, названиями населённых пунктов, дальностью в километрах. У тыловых служб, по-видимому, было много хлопот, а главная – обеспечить самих себя.

Вот и высота Вейсерштейн. 790 метров над уровнем моря. Отсюда дорога постепенно снижалась до самого Шлейдена.

Брам вновь подумал о последствиях. Генералу необходимо представить веские доказательства, обличающие Зойферта, предпринять наконец меры для его наказания. Это можно устроить через Квангеля. Нигде не встретишь столько чиновников службы безопасности, как в тылу.

«Я обязан поговорить с Урсулой. Она должна всё рассказать своему мужу и порвать со всем тем, что связывает её с прежней жизнью. Если же она будет колебаться, я приложу все силы, чтобы она пошла за мной».

Световых указателей не было видно – их скрыл буран.

«А вдруг какому-нибудь американскому полковнику стукнет в голову именно в этот момент рискнуть пойти в наступление, и как раз на участке моего полка?»

Оставалось километров пять. За короткое время нужно было выработать план действий.

«Сначала я зайду к Квангелю, объясню ему всё. Делу Зойферта нужно дать ход, быстро закончить его, чтобы подольше побыть с Урсулой. Прошло две недели, как мы виделись в последний раз. Позавчера я разговаривал с ней по телефону».

Перед входом в барак горел такой тусклый свет, что его по сочли нужным даже замаскировать.

– Добрый день, Квангель. – Брам посмотрел на погоны начальника госпиталя. – О, да вы уже майор санитарной службы! Моё почтение! Чёрт возьми, старый дружище!

Они обнялись, похлопали друг друга по спине.

– Сердечно поздравляю с присвоением очередного звания.

– А откуда вы прибыли?

– Брось церемонию, почему не «ты»?

– Дружище Брам! Единственный из боевых товарищей, который ещё жив! Трудно этому поверить.

– Заскочил на несколько минут.

– Жаль. А то предложил бы тебе настоящих капель. У большинства фронтовиков кое-что попадается в вещах.

– Послушай, доктор! Я ищу одного человека. Похоже, самострел.

– Не может этого быть! – ответил Квангель.

– Может! Это капитан Виктор Зойферт!

– Зойферт?! Его доставили к нам с гладкой сквозной раной голени. Вчера отправили санитарным поездом. Вероятно, в центр Франции.

– Отправили санитарным поездом? – Браму показалось, что он ослышался. Его алиби укатило по железнодорожным рельсам. Круземарк не преминет съязвить: «Любой новичок сначала навёл бы справки по телефону!»

– Нужно ли этот случай предавать широкой огласке? – осторожно спросил Квангель и добавил: – Ведь это, может быть, лишь предположение?

Брам устало покачал головой:

– Ну что же, теперь поеду к своим. Надо спешить. Пока всё, доктор! – Для встречи с Урсулой остались считанные минуты.

– Полмесяца назад ты уезжал хромая. А сегодня уже прыгаешь, как индеец. – Голос Квангеля сейчас можно было сравнить с острым лезвием бритвы…

– А что, сестра Урсула… она сегодня не дежурит? – почти боязливо спросил Брам.

Доктор вскинул на него глаза. «Что-то между ними есть», – подумал он и ответил:

– Она всё ещё живёт в отеле Корна. При такой погоде вряд ли она пойдёт на прогулку…

Брам молча подал ему руку.

– Если доведётся встретиться ещё раз, закатим с тобой настоящий кутёж, – сказал доктор.

– Согласен. После окончательной победы, – ответил Брам. «А не показать ли ему руку? – подумал он. – Нет, лучше не надо, времени совсем не остаётся».

Когда Брам остановил джип у разрушенной стены отеля Корна, пробитую на шоссе колею уже замело белым пушистым снегом. Буря, будто вырвавшись из огромных мехов, пронеслась через городишко.

Господин Корн уставился на майора, как на привидение. Его обычно невозмутимое лицо вытянулось, глаза округлились.

– Я полагал, что вы парализованы, – запинаясь, растерянно пролепетал он. – Об этом сам господин генерал говорил.

– Может быть. Только отчасти. – ответил Брам рассеянно. – Фрау Хальваг?..

– Да, она живёт всё в той же комнате.

«Знакомые ступеньки. Здесь я впервые встретил Эльвиру Май», – подумал майор, поднимаясь по лестнице. Узкий коридор, чуть освещённый двумя тусклыми лампочками. Потёртая ковровая дорожка. Номер на фарфоровой табличке.

Перед дверью он почувствовал слабость во всём теле, а левая рука будто налилась свинцом. Он завернул рукав. Красная полоса уже тянулась от запястья к предплечью. «Наверное, воспалилась», – подумал он и, тихо постучав в дверь, прошептал:

– Это я, Брам!

Ввалившись в комнату, он чуть не упал. В полутьме Брам увидел Урсулу.

Пот выступил у него на лбу.

– Сепп, ради бога…

– Уже всё прошло…

А перед глазами тёмные круги. Фуражка покрылась корочкой льда. Снег налип на подошвы. Пальто тянет, как камень.

– Извини, пожалуйста, Урсула, но… – Он снял портупею и кожаное пальто. Комната качалась и плыла перед глазами, и ему стоило усилий сдержать себя.

– Сними сапоги, – сказала Урсула, вешая пальто на вешалку. – Как ты сюда попал? Что-нибудь случилось?

– Я был в госпитале. Почти по службе. Так уж получилось.

– У доктора Квангеля?

– Я думал, ты обрадуешься…

Она подошла к нему и, закрыв глаза, поцеловала. Брам обнял её за плечи, привлёк к себе. Он почувствовал её глубокое дыхание и ощутил, как высоко вздымается её грудь. Потом глаза её открылись.

– Сколько времени ты пробудешь здесь?

– Совсем немного, – ответил он охрипшим голосом и подумал, что снежный буран намёл огромные сугробы между Эйфелем и Арденнами и может занести всю дорогу. «А тут этот проклятый приступ слабости!» У майора опять закружилась голова.

– Ложись в постель. Полежи несколько минут, а я поищу каких-нибудь капель.

Нежные руки Урсулы подложили ему под голову подушку.

«Как приятно немного расслабиться!»

Брам слышал биение своего пульса и чувствовал холодный край стакана возле губ.

Урсула склонилась над ним. Он увидел её правую бровь, немного круче левой, её большие глаза и красивые губы, в которых ощущалась какая-то наивность и беспомощность.

Время шло.

– Я не могу представить себе жизни без тебя, милая ты моя, – шептал он.

– Я тоже, – кивнула она в ответ.

Он целовал её щёки и виски, так как знал, что она этого хочет. Но при этом испытывал странное чувство, будто взял счастье напрокат. Его рука крепко сжимала её пальцы.

– Девять пальцев уже принадлежат тебе, – прошептала она чуть слышно, прижимаясь губами к его уху. – Разве этого мало? Полтора месяца мы знаем друг друга. И как мало встреч за это время дала нам война…

– А твоё прошлое прочно уцепилось за оставшийся палец.

– Я молюсь о том, чтобы решиться, – слетели с её губ слова. – Чудо…

– Знаешь что, Урсула, когда я отражаю атаку врага, я стреляю. И я не имею права в этот момент думать о чём-то другом, личном. А в другое время я думаю только о тебе. Я не могу ответить, ради чего жил, пока ты не вошла в мою жизнь. Каждый день без тебя для меня рас-трачен попусту. Но ведь сейчас война. Она разделяет мёртвых и живых. И разлучает живых. Не будь этой войны, нас, вероятно, разделила бы ханжеская мораль. Иногда на меня нападает страх, мне кажется, что наша проблема может остаться неразрешённой.

– Но я люблю тебя…

– Чудеса случаются только в сказках. Лишь когда ты решительно скажешь мне «да», мы сможем соединить наши судьбы.

– Я люблю тебя бесконечно…

«Её жаркий, удивительно красивый рот… Разве можно сейчас думать о чём-нибудь другом? Но война есть война. Сегодня ночью половина моего полка на переднем крае караулит, по сути дела, монокль и генеральские побрякушки Круземарка…

Урсула, любимая, жизнь бесконечно прекрасна. Но за окнами безжалостная снежная ночь. Остаются Сен-Вит и выдохшееся наступление в Арденнах. А здесь ты, моё чудо. С тобой всё так просто. Мы оба теперь – одно целое. И когда-нибудь мы будем вместе. Только об этом пока знаем лишь мы с тобой».

Холод проникал через оконные рамы и шторы затемнения. Браму показалось, что Урсулу знобит.

– Накинь пальто, а то совсем замёрзнешь.

Но она только теснее прижалась к нему.

«А если американцы сейчас нападут на мой полк? Солдаты ищут меня, спрашивают: «Брама всё ещё нет?» Генерал звонит по телефону и тоже спрашивает: «Что Брам? Всё ещё не вернулся?! Без разрешения покинул часть?! Несмотря на мой категорический приказ? И это уже второй случай!» Но Найдхард на месте. Значит, он отвечает за полк».

Майор, не зная, что ему уже присвоено звание подполковника, попытался хотя бы на час забыться, не думать о том, что совсем рядом идёт война. Ему хотелось продлить это блаженство.

Урсула тихо заплакала.

Майор бережно погладил её по мокрому от слёз лицу, поправил прядь волос, упавшую на лоб, и прошептал:

– Любимая… – Он несколько раз поцеловал её в глаза.

– Я хочу всегда быть с тобой, Сепп, потому что люблю тебя, люблю, – повторила Урсула сквозь слёзы. – Я знаю, что должна решиться. Но я боюсь, я слишком слаба для этого… Я не смогу…

Браму показалось, будто его сильно ударили, ударили так, что он не мог больше ни пошевелиться, ни соображать. Боль растеклась по всему телу. С последними словами Урсулы рухнули все его мечты и надежды. В горьком плаче Урсулы ему почудилось что-то чужое.

– Люди, не желающие изменять свою жизнь, ищут для оправдания всякие причины, – начал он чужим голосом. – Например, говорят о страхе перед обществом. Свою бездеятельность и нерешительность прикрывают словами о сохранении покоя и благополучия. Стараясь избежать сплетен родных и знакомых, не хотят пошевельнуть и пальцем, чтобы улучшить своё положение.

– Но, Сепп… – Урсула была поражена.

– Я тебя никогда не торопил.

– Знаю, Сепп. Наверное, я большая трусиха. И так боюсь…

Брам застегнул портупею.

– Мне нужно идти. – Он чувствовал себя глубоко оскорблённым.

Всемогущие властелины: генерал Круземарк и фюрер СС Дитрих, командующие Рундштедт и Модель – все они требовали и ждали от него стойкости и геройских подвигов. Они не разрешали ему даже на тысяча девятьсот восемьдесят седьмой день войны поддаваться никаким чувствам, кроме одного – гордого и высокого чувства, которым должен руководствоваться офицер вермахта, чувства слепого исполнения приказов командования.

«Всё-таки я должен её понять, – подумал Брам, – объяснить, что я ещё могу ждать, пока она не примет окончательного решения. Но когда это произойдёт?»

Дверь за майором с шумом захлопнулась. Тусклые лампочки мерцали, как траурные свечи.

Ночь была всё ещё серо-голубой. Джип сразу ожил, образовав вокруг себя облако густого дыма, водяного пара и снега. Когда Брам включил газ, он почувствовал резкую боль в левой руке.

Четыре часа утра. По обеим сторонам дороги белели большие, иногда в человеческий рост, сугробы. Вдоль дороги – чёрный, наезженный колёсами машин след, как напоминание о том, что далёк путь до любящего сердца.

«Урсула, прощай! Я люблю тебя больше всего на свете, хотя и не услышал желанного «да» от тебя».

Машина, дёргаясь и подпрыгивая, медленно продвигалась. Впереди показалась растянутая колонна машин, зажатая с обеих сторон сугробами. Восемь тяжело гружённых машин с боеприпасами. Брам сбросил газ и вылез из машины. Солдаты толкали застрявшие грузовики, не скупясь на ругань. Один грузовик стоял поперёк дороги, завязнув в снегу по самый мост. Брам, чтобы хоть немного подбодрить солдат, начал помогать им отбрасывать снег. От работы у него потемнело в глазах, дрожь прошла по всему телу. Сквозь завывание вьюги послышались глухие разрывы снарядов. Это ветер, резко изменив направление, донёс до них грозные раскаты канонады.

«Огонь на подавление, как перед любым наступлением, – подумал Брам. – Янки стараются пробить брешь в нашей обороне, чтобы прорваться к Рейну, а я торчу здесь, когда там, на передовой, решается судьба моего полка».

Замыкающая машина, выскочив из колеи, сильно накренилась. От долгого буксования снег под колёсами превратился в сплошную кашу. Шофёр с помощью солдат попытался вытолкнуть машину на дорогу, но тщетно. От резких рывков и толчков ящики в кузове дрогнули, начали скользить, сначала медленно, потом быстрее, быстрее. Борт не выдержал, и груз рухнул на землю. Отчаянные усилия двадцати человек оказались напрасными. А грузовик тем временем всё больше наклонялся набок. Едва шофёр успел выскочить из кабины, как машина опрокинулась. От удара кузов треснул и кабина помялась. Перевернувшись ещё раз, грузовик отлетел к обледеневшему стволу огромной ели.

«Ни один человек не думает о спасении снарядов. А я почему не приказал им этого?» – подумал Брам и сам не смог ответить на свой же вопрос.

Шатаясь, он медленно пошёл к своей машине. Ему казалось, что джип находится бесконечно далеко. Вскоре шум с дороги стал едва различимым, а затем и совсем стих.

«Да, борьба со снегом сожрала все мои силы, а левая рука так и горит. Хоть бы отдохнуть несколько минут, а потом и дальше можно ехать. При таком ледяном ветре не трудно и концы отдать… Чтобы я, Брам, замёрз? Чепуха! Только передохну минутку, но не здесь, а чуть подальше.

Как здесь мягко, словно в облаках! А тело так и ломит! Интересно, почему сверкают молнии? Да так часто… Лицо горит, перед глазами всё плывёт.

Однако мне надо в полк. Я должен отразить нападение… О, я давным-давно догадывался о крахе нашего наступления в Арденнах. Я говорил об этом, но лишь для того чтобы позлить Круземарка. А теперь я опять рвусь на передовую, хотя это совершенно бессмысленно.

Как жарко, будто вокруг не снег, а кипяток… И снова эти красные молнии. Кровь сильно стучит в висках, будто её слишком много».

Майор попытался расстегнуть воротник, с трудом ухватился правой рукой за крючок, хотел поднять левую, но она не слушалась его.

«Нарушено кровообращение, – подумал Брам. – Вот отдохну немного, полежу спокойно, постараюсь ровнее дышать. – А перед глазами уже плыли красные круги. – Чёрт побери, да это генерал Круземарк! И в такую пургу! Как всегда, безукоризненно одет. В глазу блестит неизменный монокль. Генеральские петлицы сверкают.

– Брам, этой ночью я несколько раз спрашивал о вас.

– Слушаю вас, господин генерал.

– Я не думаю, чтобы вы снова разведывали тыловые районы. Но ваш полк, как и раньше в ваше отсутствие, дрался отлично.

– Покорнейше благодарю, господин генерал!

– Вы уж, наверное, догадались, почему я желал вас видеть. Я хотел сообщить кое-что, касающееся непосредственно вас. Вам присвоено…

Зубы Брама перестали выбивать дробь.

– …звание подполковника. Ура! Ура! Ура!

Золотая звезда втиснута в правый погон. Ради этого стоит выжить. Теперь в левый. Металл впивается глубоко в самое плечо… Сумасшедшая боль. В глазах темно.

– Покорнейше благодарю вас, господин генерал!

– Этот день вам запомнится навсегда, не так ли, господин подполковник?

– Дай бог! Дай бог, господин генерал!

– И сразу же перенесите мой командный пункт за свой участок. Там мне будет обеспечена оптимальная безопасность!

– Покорнейше благодарю вас, господин генерал, за ваше доверие. Не хотите ничего добавить, господин генерал?

– Вроде всё, Брам…

Золото на погонах генерала блестит ярче, чем бриллианты к Рыцарскому кресту.

– Эти бриллианты, я заслужил их за Кринкельт!

– Нет, в самом деле? Я никак не могу припомнить…»

Образ Круземарка расплылся, как круги на воде, когда в неё бросят камень. Снег, казавшийся Браму горячим, не давал ему дышать, а затем навалился на него со страшной силой.

«А что, собственно, изменилось с получением нового звания, которое я так давно ждал?» – задумался Брам.

Он вдруг с удивлением услышал своё собственное хрипение и откинулся назад. Майор Йозеф Брам, кавалер Рыцарского креста с дубовыми листьями и мечами, закрыл глаза. Над ним всё так же сверкало небо, усеянное бесчисленными огненными звёздами.

«Урсула…» – подумал он, и тут же всё расплылось. Майор скатился в сторону, к самому краю обрыва, и упал вниз, перевернувшись несколько раз в воздухе. Он замер, и снег начал заметать его.

«Мы повторяем сводку вермахта за четверг, восемнадцатое января».

Эрвин Зеехазе увеличил громкость радиоприёмника.

«В районе между Словакией и верхним течением Вислы наши войска планомерно отходят на заранее подготовленные позиции. В излучине Вислы продолжаются ожесточённые бои».

– Да выключи ты! – крикнул Эрвину Линдеман.

– Теперь они сменили пластинку: «Наши войска планомерно отходят…» Да через несколько дней советские войска будут у Одера!.. – Обер-ефрейтор выглянул из окна казармы. – А здесь красота, забываешь, что где-то идут бои, дома почти не повреждены.

– Можно подумать, что война специально обошла эти места стороной, – ответил Линдеман.

– А вам не приходило в голову, что янки не трогают эти места, надеясь потом отдохнуть тут со всеми удобствами?

– Хватит трепаться! Сегодня нам во что бы то ни стало нужно переправиться через Рейн.

Зеехазе кивнул. Позавчера санитарный поезд с ранеными отправился из Кале в Центральную Францию. В сопроводительных списках были фамилии Зеехазе и Линдемана, так что район расположения дивизии они покинули на законном основании. Затем пересели в джип, из Шлейдена выехали в Кельдених, оттуда через Цингегейм на Мюнстерэйфель, где устроили привал возле тыловой хлебопекарни. Там Эрвин достал первоклассные документы: специальное удостоверение, действительное только для служебных командировок.

Конечный пункт командировки – Кассель. Цель командировки – ведение переговоров с фирмой «Хеншель», поставляющей в армию танки типа «тигр». Возвращение в часть – 31 января 1945 года.

Зеехазе удалось также раздобыть несколько продовольственных карточек, которыми снабдил его земляк – писарь одной части. Писарю было безразлично, на чьё имя заполнить бланк, поскольку у него оставался корешок. Правда, для этого Эрвину пришлось предложить землячку шнапса, который тут же и был распит.

Сегодня они торопились попасть на правый берег Рейна, проехав Бад-Нейенар, чтобы переправиться через мост близ Ремагена и оттуда как можно быстрей выбраться на автостраду. Время было дорого.

Машина вдруг резко затормозила. Сидящие в джипе растерянно переглянулись.

– Старина, да ведь это железнодорожный мост!

Ажурный стальной мост висел над рекой.

– Вот и влипли! – Зеехазе покачал головой, посмотрел на карту. – В Бонн или Вейсентурм? Мосты есть только там.

– Лучше податься на юго-восток, там больше шансов проскочить. И крюк-то всего километров двадцать. Ну, тронулись!

Петлявшая вдоль реки дорога была изуродована воронками и далеко не безопасна для езды. Вот и Андернах. Мощные танковые надолбы по дороге к Кобленцу.

«Помогут ли они вермахту?»

Вот и Вейсентурм с огромным мостом. Противоположный берег покрыт сугробами снега.

– Надеюсь, к нам никто не сунется, – высказал предположение Зеехазе, поглаживая воронёную сталь автомата.

При выезде на мост не оказалось ни одной души. Часовые, стоявшие возле своих колонн, безучастно смотрели на редкие машины, проходившие через мост.

– Притормози! Взгляни-ка туда! – Зеехазе встал, крепко держась за ветровое стекло.

Линдеман остановил машину на обочине дороги.

– Что такое?

– Кажется, знакомый!

Обер-ефрейтор выскочил из машины, торопливо зашагал по мостовой.

– Не может быть! – пробормотал он.

– Эрвин, дружище! – Этот голос пронзил Зеехазе словно электрический ток.

Зеехазе оглянулся. Из окна близстоящего грузовика на него смотрел человек, очень похожий на Герхарда Генгенбаха. Указательный палец возле губ как предостережение: молчать! На шинели – офицерские погоны.

«Так это и на самом деле обер-лейтенант Генгенбах!»

А тот уже открыл дверцу машины и спрыгнул с подножки на землю.

Зеехазе долго не мог прийти в себя от удивления.

– Лучше всего тебе ехать за нашим грузовиком, Эрвин. Так будет и скорей, и безопасней.

– Слушаюсь, господин обер-лейтенант.

– Мне кажется, что вы находитесь на правильном пути.

– Можно сказать, что да. А… ты?

– Думаю, что у нас общая цель.

– Как быстро ты, извиняюсь, вы выросли в звании! Эти звёздочки… Да и бороды в Будапеште у вас не было, – промямлил Зеехазе.

– Об этом после того, как ты расскажешь мне об Альтдерфере. А теперь быстрее.

Зеехазе побежал к джипу.

– Людвиг, держись за тем грузовиком!

– Это ещё зачем?! – удивился Линдеман.

– Потому что там Генгенбах.

– Рядовой Генгенбах?

– Нет, обер-лейтенант.

– Ты что, рехнулся?

– Нет же, я с ним только что разговаривал.

– Может, ты ошибся?

– Он сам окликнул меня по имени.

Трёхтонка неслась с большой скоростью по берегу Рейна. Вскоре грузовик свернул с дорога, идущей вдоль реки, и въехал во двор, в котором было полно монахинь и солдат.

– Эрвин, я ни черта не понимаю! – пробормотал Линдеман.

Из головной машины выскочил Генгенбах. Он остановился в нескольких шагах от джипа, снял шлем с очками и приладил мокрые волосы ладонью.

– Вы что, Линдеман, ждёте особого приглашения к полднику?

Вахтмайстер выпрыгнул из машины и увидел, что Зеехазе уже сердечно обнимает обер-лейтенанта.

– Знакомьтесь. Мои друзья, Шаль и Раух, – представил Генгенбах двух мужчин.

«Простые солдаты, только библейского вида и в возрасте», – подумал о них Зеехазе.

Обер-лейтенант показал на Зеехазе:

– Это мой товарищ Эрвин, а долговязого звать Людвигом. Они, как и вы, мои настоящие друзья.

После рукопожатий и похлопываний по плечу все направились в помещение.

Сёстры в громоздких чепцах подали им чай, заваренный на травах, и исчезли, шурша своими одеяниями.

Через час все в компании были уже накоротке друг с другом. Зеехазе и Линдеман тут же решили влиться в «особое подразделение» Генгенбаха.

– Ну и ну! – удивился обер-ефрейтор, выслушав план действий, который предложил Хайзе. – Объясни-ка ещё раз, и помедленнее, чтобы до меня дошло.

– Идущий по автостраде транспорт с имуществом останавливается перед Ренгсдорфом, постом полевой жандармерии. Пост этот мы сами организуем, выслав его вперёд. Наш человек записывает подразделение, груз и место назначения. Убедившись, что всё в порядке, он передаёт нам сопроводительные документы. На следующем этапе опять-таки наш представитель «службы по поддержанию порядка» встречает колонну на мосту, вручает нам новый приказ на марш, согласно которому мы следуем в часть, которой, конечно же, не существует на самом деле.

– И вас до сих пор не схватили?

– Мы уже опробовали этот трюк: никаких затруднений не было.

Пришёл доктор Барвальд со Шрёдером. Вид у последнего был явно недовольный.

– Это и есть ваш особый пост? – осведомился Зеехазе.

– Каждый из нас выполняет свою задачу. А в совокупности получается, что мы делаем большое политическое дело.

– Это нам подходит. Всё ясно. Никакого лицемерия. – Линдеман кивнул.

– Кто сейчас на посту? – спросил Хайзе.

– Шпренглер и Виланд, – ответил Шрёдер с безразличием и, не попрощавшись, вышел из комнаты.

– Боже мой! Как же я устал! – потянулся Линдеман, хрустнув суставами. – Первая ночь среди друзей.

– Ваша каморка рядом. Мы соседи. На благочестивых сестёр вы, кажется, произвели хорошее впечатление. Поздравляю, – засмеялся доктор Барвальд.

– Эх, время! Монахини ночуют с пруссаками!

Солдат трижды коротко стукнул в дверь. Огляделся, помедлил немного и постучал снова, как и в первый раз, тремя короткими ударами. Сразу же после этого дверь открылась.

Мужчина в эсэсовской форме впустил солдата в комнату, затем запер дверь на ключ.

– Я очень рад, что вы пришли, дорогой друг!

Вошедший кивнул и сел. Эсэсовец наполнил два хрустальных стакана и предложил закурить.

– Ну, дорогой. Я надеюсь, что вы находитесь в добром здравии. Ваша последняя информация очень нас заинтересовала. Мы всё перепроверили и получили подтверждение ваших данных. Поздравляю. Полагаю, что у вас есть ещё что-то новенькое?

Солдат повеселел. Поднеся стакан к губам, сделал несколько глотков.

– У нас пополнение. Один вахтмайстер и обер-ефрейтор из фронтовой части. Обер-лейтенанта вы, очевидно, уже знаете, – сказал он. Было видно, что он доволен собой.