Текст книги "Заключительный аккорд"

Автор книги: Гюнтер Хофе

сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 28 страниц)

С ужасом в глазах вахтмайстер схватил ручную гранату и швырнул её обратно, но она взорвалась в воздухе, не успев долететь до земли. Линдеман упал ничком, опалённый взрывом. Он ничего не видел, он почувствовал только ужасную боль и в тот же миг потерял сознание.

Пулемёт снова дал очередь: это стрелял Зеехазе, надеясь на туман да на счастливую случайность. Стрельба со стороны противника, казалось, несколько удалилась.

На белом снегу распластались двое американцев. Ни один из них не шевелился. Лишь капрал, раненный в руку, как сумасшедший палил по отходившей в тыл штурмовой группе.

Зеехазе подхватил вахтмайстера под руки и потащил его к джипу, у которого пули выбили ветровое стекло и в нескольких местах повредили обшивку. Уложив Линдемана на заднее сиденье, он крикнул пулемётчику, чтобы тот доложил Зойферту о том, что он повёз раненого вахтмайстера Линдемана на перевязочный пункт.

Машина мчалась на предельной скорости. Снег летел во все стороны из-под колёс. Сосны мелькали по обеим сторонам.

«Вот я третий раз даю дёру, – подумал обер-ефрейтор. – Однако на этот раз должно удастся. По крайней мере в части нас больше уже не увидят».

«Тигры» и самоходки нашей Пятой танковой армии находятся в ста двадцати километрах западнее… Несмотря на упорное сопротивление противника, наши войска медленно, но всё же продвигаются вперёд…»

«Вовремя передали эту сводку вермахта», – подумал обер-лейтенант Зейдельбаст, а вслух произнёс строгим голосом:

– Там сейчас куётся победа над англо-американскими плутократами, и мы с вами обязаны делать всё возможное, чтобы быть достойными наших лучших героев! Мы должны обеспечить коммуникации, по которым идёт снабжение войск, должны помочь им одержать окончательную победу над врагом!

Произнося речь, Зейдельбаст умышленно ни словом не обмолвился о полководческом таланте фюрера, так как по выражениям лиц солдат, стоявших перед ним в строю, определил, что они встретят эти слова скрытой, а то и явной насмешкой.

– Вольно! – скомандовал обер-лейтенант и приказал раздать солдатам почту.

Генгенбах почувствовал, как его слегка кольнуло в сердце. Кто может ему написать? Мать погибла при первом воздушном налёте, отец находится на Восточном фронте, судя по номеру полевой почты, где-то в районе Банкеши. Любимой у него нет: опять-таки из-за этой проклятой войны. Правда, когда он был в Париже, у него была знакомая по имени Дениз. Она танцевала в варьете «Лидо». Только она, конечно, была создана не для него. Да он никому и не сообщал номера полевой почты своей строительной роты. Наверное, если бы он написал Ильзе Хельгерт, то, возможно, мог бы надеяться на ответ.

Генгенбах стоял и ничего не выражающим взглядом смотрел на носки своих сапог. В строю вместе со всеми стояли и члены кружка «Святого духа». На левом фланге виднелась фигура Шрёдера, низкорослого вора с печальными глазами.

Накануне вечером Зейдельбаст объявил на вечерней поверке:

– Ну, господа хорошие, у меня для вас есть одно сообщение. Выяснилось, что наши Цимерман и Перлмозер были схвачены у церкви органами безопасности и расстреляны. Возможно, это отрезвит кое-кого и удержит от подобных поступков.

После этого дружки Цимермана ещё больше обнаглели, а их угрозы Генгенбаху стали явными.

Утром на стройке они умышленно уронили на Генгенбаха большой брус, который пришиб бы его, не успей он вовремя отскочить в сторону.

Сейчас взгляды всех скрестились на фельдфебеле. Каждый надеялся услышать своё имя. И даже тот, кому пришла самая обычная открытка, чувствовал себя счастливым, мысленно переносясь в совсем другой мир.

В первой шеренге (Генгенбах был во второй) стояли Пауль Павловский, Барвальд и Фрапц Хайзе. С последним Генгенбах особенно сблизился. Хайзе был одним из самых политически зрелых солдат и лучше всего разбирался в характерах уголовников.

И вот отдано последнее письмо. Те, кто ничего не получил, были явно разочарованы.

– Разойдись! – последовала команда.

«Сообщение о дезертирстве Перлмозера и Цимермала само по себе не должно было привести к наказанию ни Зейдельбаста, ни Брама, ни тем более генерала Круземарка. А что, если оба казнённых перед смертью из мести назвали меня как пособника их бегства?» – подумал Генгенбах.

В вечер перед наступлением в Арденнах строительная рота Зейдельбаста по приказу генерал-майора Круземарка была выведена из полка майора Брама и направлена в район Бланкенгейм, Мехерних, Ойскурхен, Бонн. В этом районе находились самые оживлённые тыловые коммуникации. Как только погода становилась лучше, истребители-бомбардировщики противника ложились в пике и расстреливали из пулемётов всё живое, сбрасывали бомбы на шоссе и дороги, которые после этого становились не только непроезжими, но и непроходимыми. Проводить ремонтные работы после таких налётов вражеской авиации было бесполезно.

Солдаты строительной роты Зейдельбаста двигались в полосе разрушений, отрывая в промёрзшей земле окопы и укрытия, в которых хотя бы на часок могли укрыться и согреться солдаты.

Политические, находившиеся в роте, вели в ней нелегальную работу, направленную на то, чтобы любыми способами затормозить наступление. Ежечасно они рисковали из-за этого своей жизнью. Зейдельбаст ругался на чём свет стоит, так как на восстановление любого разрушенного объекта уходило в два и даже в три раза больше времени, чем планировалось, а нацистские власти и местное начальство из организации Тодта требовали своего. Более того, законченные сооружения спустя несколько дней оказывались снова непригодными, а только что уложенные рельсы едва выдерживали пять транспортов. Чтобы хоть как-то оправдать себя, ругали стройматериалы, которые были совсем не те, что в смирное время. Мол, чего уж тут удивляться, об этом известно даже самому фюреру.

«Жизнь несёт много радостей, это знают все…» Тихо насвистывал кто-то эту песенку. Генгенбах прислушался и тут же вспомнил, что дальше в песне говорится о том, что хорошо, когда у тебя есть друг, на которого ты можешь положиться. Насвистывать мог только Пауль Павловский, с которым несколько дней назад они договорились о том, что так они будут давать друг другу сигнал.

Ветер гнал по полю снежную позёмку. Быстро темнело.

– Хочешь дать драпака?

Генгенбах покачал головой и спросил:

– А ты что, хотел бы пойти со мной?.

Павловский, казалось, и не ждал иного вопроса. Он вёл Генгенбнха тропой, на которой не было ни одного часового, при этом выбирал самые тёмные места, шёл быстрым шагом, как ходит человек, который очень хорошо знает дорогу.

Вон маячит чья-то фигура, однако Павловский даже виду не подал, что заметил её.

«Раньше в подобной ситуации снимали оружие с предохранителя», – подумал Генгенбах, однако ни о чём спрашивать не стал.

Ночь была тёмной-тёмной, и всё же вскоре уже можно было разглядеть силуэт какого-то здания. Шагов через десять они натолкнулись на часового. Это был Барвальд.

«Но откуда у него автомат?» – мелькнуло у Генгенбаха.

Павловский, шедший впереди, остановился так внезапно, что Генгенбах чуть не налетел на него.

– Здесь тебя ждёт сюрприз, – шепнул ему через плечо Павловский. – Ты можешь считать себя с нами заодно. Я лично за тебя поручился. Думаю, что разногласий в оценках у нас не будет.

Они открыли грубую дверь, которая сильно заскрипела. Она была занавешена мешковиной, которая не пропускала ветер и затемняла свет керосиновой лампы. В помещении Генгенбах увидел знакомые лица.

– Ну что ж, теперь все в полном составе. – Голос принадлежал Францу Хайзе. – Я надеюсь, товарищи, что охрана у нас выставлена надёжная?

Вместо ответа многие закивали.

«Он назвал собравшихся товарищами, – подумал Генгенбах. – Сколько же здесь людей?»

– Среди нас присутствует новичок. Это Герхард Генгенбах. За него поручились Пауль и доктор.

Послышался одобрительный щумок. Генгенбах насчитал десять человек, которые собрались в этой хижине под покровом ночи.

Герхард опустился на грубо обтёсанный деревянный брус рядом с Павловским. Перед ними сидели ещё двое, такие же грязные, как и он сам.

– Каково общее положение, товарищи? – Брови у Хайзе сошлись, образовав морщины над переносицей. – Участок железнодорожной линии от Рейна до Эйфеля и далее в районе Арденн находится в таком состоянии, что его невозможно отремонтировать и до конца войны. Таков результат бомбардировок союзников. Независимо от того, чем они при этом руководствуются – союзническим долгом или нет, – факт остаётся фактом, что этим они в какой-то степени способствуют разгрому фашизма. Мы, со своей стороны, также должны действовать. В наших силах препятствовать регулярному подвозу боеприпасов на фронт и возвращению порожняка. Всё, что нам удалось сделать до сих пор, имеет немаловажное значение: Но должны ли мы в будущем ограничиваться только этим?

– А почему бы и нет? Взрывчатка у нас есть в достаточном количестве.

– Я полагаю, что в интересах будущего Германии мы должны делать значительно больше. Именно поэтому, товарищи…

У дверей послышались ругань, шарканье сапог. В комнату втолкнули какого-то солдата. Им оказался Шрёдер, главарь воров-карманников.

– Как ты сюда попал? – строго спросили его.

– Я хотел посмотреть, нельзя ли где поблизости достать жратвы.

– Искал именно здесь?

– Сюда я попал случайно, заблудился.

– Он слышал, о чём мы тут говорили. Теперь мы не можем рисковать из-за него… – сказал кто-то.

– Ничего я не слышал. Не успел подойти к дому, как этот тип схватил меня за шиворот. – Шрёдер кивнул в сторону Барвальда.

– Если мы его сейчас отпустим, всем нам конец, – тихо шепнул на ухо Францу Хайзе Павловский.

– Лучше всего, если ты его собственноручно застрелишь, – ответил ему Хайзе. – После нашей победы самое позднее через неделю всех нацистов поставят к стенке.

– Не говори чепухи, Франц.

– Вопрос сейчас стоит так: он нас или мы его, – сказал ефрейтор. – Если мы его отпустим, он сейчас же пойдёт к шпику или в бункер к Зейдельбасту и выдаст всех. Он всех нас узнал.

– Нечего тут долго рассуждать, действовать нужно! – выкрикнул кто-то из темноты.

– Мы не фашисты, а рабочие, – повысил голос Хайзе.

Генгенбах почувствовал, как сильно забилось у него сердце.

– Товарищи, если мы его уберём, – Павловский немного помедлил, – завтра же Зейдельбаст и его кровавые собаки сядут нам на шею. Подозрение прежде всего падёт на нас. Следовательно, нам не остаётся ничего другого, как отпустить его… если я, конечно, не ошибаюсь…

– Послушай меня, Шрёдер, – начал Хайзе, – если хочешь остаться в живых, ты должен держать язык за зубами, понял?

– Я никому ничего не скажу…

– Учти, я предупреждаю: мы тебя где угодно найдём. А своим жуликам чтобы ни звука! И ещё одно: мы тебя вмиг прикончим, если твоя братия хоть одного из наших тронет. Понятно?

Шрёдер был согласен со всеми условиями.

– Я предлагаю, чтобы разговор с ним закончили доктор Барвальд и Эрнст Ноак. Мы поручим им принять окончательное решение.

Из глаз вора брызнула слёзы.

Ноак, самый пожилой из присутствующих, подтолкнул Шрёдера к двери. На миг в комнату ворвался холодный воздух, а затем дверь за ними захлопнулась.

– Продолжим, товарищи, – заговорил Хайзе. – Возникает вопрос: сможем ли мы выйти к берегу Рейнa, чтобы иметь возможность действовать во время разгрузочных работ? Я лично этого по знаю…

– Ты велел отпустить этого мерзавца, – послышался из угла чей-то взволнованный голос. – Однако учти, если он сейчас откроет пальбу, мы вместо тебя выберем другого секретаря. Так и знай!

Вспыхнула спичка, и пламя её осветило заросшее щетиной лицо, рот с оттопыренными губами, трубку.

– Как бы там ни было, но моё доверие ты уже потерял, – произнёс мужчина с трубкой.

В комнате воцарилась мёртвая тишина. Казалось, все ждали, что вот-вот снаружи раздастся выстрел.

Однако выстрела не было. Ни Барвальд, ни Ноак не возвращались.

– Ваше право, товарищи, решать вопрос о том, кто должен руководить нашей группой, а теперь давайте обсудим план работы на ближайшее время. Мне кажется, что тыловые части корпуса должны пока оставаться на прежних местах, а это значит, что мы и впредь будем заниматься прокладыванием и ремонтом дорог. Для нас это удобно, а с политической точки зрения не столь важно. Всей же нашей группе я предлагаю целиком уйти из роты Зейдельбаста и действовать где-нибудь в другом месте, более эффективно.

Все сразу же оживились. Предложение было дельным и смелым. Однако выстрела, который разом бы всех успокоил, всё не было.

– А как ты себе это представляешь? – спросил Бургмюллер; это он предлагал заменить Хайзе на посту секретаря кем-нибудь другим.

– А что, если нам попытаться выдать себя за подразделение только что прибывшей части, которое двигается в указанный район?

– Это означало бы легализовать себя, – заметил Бургмюллер.

– А если нас разоблачат? – спросил кто-то.

– Это случится, если мы будем действовать медленнее и хуже, чем наши соседи.

– А кто из нас понимает что-нибудь в таких делах? Ведь без знания дела нас сразу же разоблачат.

– Среди нас есть бывший офицер. Генгенбах командовал батареей.

– Выходит, он и станет нашим командиром? – недовольно спросил один из присутствующих.

– Он даст нам необходимый совет.

– А потом выдаст нас?

– С такими, как Генгенбах, мы сегодня будем бороться против фашизма, а завтра строить повое антифашистское государство. – Голос Хайзе звучал серьёзно.

– Всё это красивые слова!

– А ты можешь предложить что-то лучшее? – вмешался в словесную перепалку Павловский, а затем добавил, что он лично полностью одобряет план секретаря.

– А что нам скажет сам господин офицер?

– «Господина» ты лучше прибереги для себя, – обиженно ответил Генгенбах. – Если вы считаете возможным привлечь на свою сторону меня, то могу вам сказать: с чисто военной точки зрения осуществить такой план – дело не самое трудное.

– А что же, по-твоему, самое трудное?

В комнате наступила тишина.

– Скажите, вы в принципе согласны с моим планом? – спросил Хайзе товарищей.

– Конечно, мы хотим что-то делать, но…

Дверь жалобно скрипнула. Вошёл Барвальд. Он не спеша снял с плеча автомат, отряхнул снег с шапки.

Взгляды людей скрестились на нём.

– По дороге мы разговаривали со Шрёдером. Он очень многого не слышал. Эрнст Ноак довёл его прямо до землянки.

Все снова зашумели.

– Кто против нашего плана? – спросил Хайзе.

Никто не поднял руки, никто не пошевелился.

– Я предлагаю поручить Павловскому, Шпренглеру, Генгенбаху и мне за три дня разработать подробный план действий.

Все молча закивали.

– Ну а теперь вы можете выбирать себе нового секретаря.

– Не торопись раньше времени, – спокойно заметил тот, что курил трубку. – Однако, если Шрёдер выкинет что-нибудь, мы, конечно, обсудим твои качества руководителя. Но для этого у нас ещё будет время.

– Если же не случится чего-нибудь особенного, следующий раз соберёмся в ночи на второе января. Оповещение условленным способом. Место встречи укажет товарищ Барвальд.

Домик покидали по одному, держась друг от друга на расстоянии.

– Как думаешь, Шрёдер нас не выдаст? – шёпотом спросил Павловский у Хайзе, когда они возвращались.

– Надеяться можно только на пятьдесят процентов.

– Не поставили ли мы этим нашу группу под удар?

– У нас не было иного выхода. Но могли же мы поступить со Шрёдером так, как поступили бы нацисты.

Идя к себе в казарму, Генгенбах мысленно спрашивал самого себя, мог ли он предвидеть, что событии будут развиваться так, и, разумеется, не находил ответа.

Двенадцатого декабря 1944 года Рундштедту исполнилось семьдесят лет. За всю свою военную карьеру его трижды отстраняли от должности. В первый раз это произошло в 1938 году, когда Гитлер готовился к захвату Польши. В декабре 1941 года, когда войска Рундштедта потерпели поражение от Советской Армии в боях под Ростовом, его во второй раз отстранили от командования. Однако он потребовался фюреру для борьбы против французских патриотов. Летом 1944 года, когда американцы ворвались в Нормандию, Гитлер в третий раз отстранил его от командования, но назначил председателем «Общества чести вермахта». Облачённый столь высокой должностью, Рундштедт без зазрения совести отдавал под трибунал офицеров, замешанных в заговоре двадцатого июля. Готовность Рундштедта беспрекословно выполнять любые приказы фюрера была в сентябре 1944 года вознаграждена новым назначением – на пост главнокомандующего группой армий «Запад».

В первый день рождества Рундштедт довольно оптимистично оценивал положение своих войск, когда сообщал своему фюреру следующее:

«Частям 5-й танковой армии удалось в ходе наступления прорвать фронт обороны противника и приблизиться к Маасу в районе Динана. Правда, на правом крыле нам ещё не удалось получить свободу маневрирования… В конечном итоге можно сделать вывод, что у нас имеются все предпосылки, необходимые для разгрома сильной вражеской группировки на восточном берегу реки Маас…»

Несмотря на напряжённую обстановку на всём Западном фронте, Рундштедт был не в состоянии остаться глухим к крикам о помощи, которые издавал Гудериан, и потому он перебросил на Восточный фронт две пехотные дивизии полного состава.

Во второй день рождества головному отряду 4-й танковой дивизии генерала Паттона удалось пробиться к кольцу окружения у Бастони. Тяжёлые американские танки на суше и «кингкобры» с воздуха нанесли решительный удар по противнику и пробили брешь к окружённым частям.

Самая западная точка, к которой удалось прорваться войскам Рундштедта, находилась у населённого пункта Фой-Нотр-Дам, откуда было рукой подать до сверкающего, но недоступного Мааса.

Двадцать восьмого декабря Рундштедт так оценивал общее положение войск:

«В настоящий момент стало ясно, что достижение конечной цели наступления имеющимися силами и средствами не представляется возможным. Обстановка осложнилась тем, что противник повсеместно начинает переходить от обороны к наступлению. И если мы вообще будем способны продолжать наступательные действия, то только с вводом новых сил, способных развить наступление. Предпосылкой же для общего наступления должно явиться полное уничтожение сил противника в районе Бастони…»

В день получения этого донесения Гитлер вызвал генерал-фельдмаршала в свою штаб-квартиру и сделал ему, как командующему группой армий «Г», внушение, в котором разъяснил цели наступления, запланированного на первое января 1945 года.

– В основном план операции ясен… Я надеюсь, что нам удастся довольно быстро перейти в наступление, в особенности на правом крыле, с тем чтобы прорваться на Рейнскую равнину и уничтожить там американские дивизии… Я надеюсь, что после этого нам удастся организовать новое наступление после перегруппировки сил и ворваться в Верхний Эльзас, где мы нанесём мощный удар по противнику и уничтожим его… Но для этого нам в первую очередь необходимо успешно провести первую операцию. В данный же момент мы проводим сразу две операции – «А» и «В». В случае их успешного проведения угроза со стороны противника на нашем левом фланге – я имею в виду Арденны – автоматически отпадает. Вот тогда-то мы и дадим там американцам третью битву, которая и будет последней… Само упоминание о наступлении окажет благоприятное воздействие на весь немецкий парод… Нашу нацию не могут запугать даже временные неудачи…

Арденнское наступление застопорилось. По сути дела, оно просто выдохлось. А новая операция гитлеровцев под кодовым названием «Северный ветер», заключавшаяся в проведении наступления в Эльзасе, преследовала цель отвлечь внимание союзников от арденнского выступа и облегчить положение немецких войск, находящихся в нём.

Глава девятнадцатая

На столе лежала схема местности, в центре которой находился населённый пункт Сероцк. От Нарева пунктиром был обозначен маршрут к нему. На второй схеме болото в ничейной полосе было дано в более крупном масштабе с обозначением каждого отдельно стоящего дерева или группы кустов. На схеме были отмечены вражеские позиции с указанием секторов огня.

Всю последнюю неделю разведгруппа каждую ночь выходила на местность, чтобы разведать возможные проходы через болото. Кое-где топкие места укреплялись хворостом.

Подразделения, располагавшиеся в первой траншее, были заранее оповещены о готовящейся операции бойцов в тыл врага. Началу операции по плану предшествовал короткий артиллерийский налёт, преследующий цель заставить солдат противника уйти в укрытие. Затем открывали огонь миномёты, которые по мере продвижения группы переносили свой огонь к переднему краю противника. Под прикрытием огня миномётов разведчики должны были незаметно подползти к переднему краю противника и пройти через него.

При составлении плана захвата важного «языка» в штабе учли привычки полковника фон Зальца, о которых рассказал Хельгерт. Самым трудным делом было провести полковника на виду у немецких солдат.

Майор Тарасенко договорился с артиллеристами относительно «огораживания» участка проведения операции огнём «катюш» с обоих флангов. Огонь вызывался по сигналу трёх жёлтых ракет.

Тарасенко и Фаренкрог обсудили все детали предстоящей операции. Кое-какие полезные предложения подкинул Иван Добрушкин, исходя из своего партизанского опыта.

Хельгерт готовился к операции вместе со всей группой, подробно не интересуясь тем, кто что будет делать.

Спустя несколько дней его вызвал к себе майор.

– Как вы себя чувствуете, товарищ Хельгерт? – спросил Тарасенко и, видя, что тот медлит с ответом, продолжал: – Мы с Фаренкрогом пришли к единому мнению, что осуществлять руководство операцией с военной точки зрения будете вы. Я понимаю, что вас, видимо, преследуют невесёлые мысли, навеянные неудачей предыдущей операции, но от них нужно отделаться.

«И как только я мог сомневаться в Тарасенко?» – мысленно упрекнул себя Хельгерт, слушая майора.

Две последние ночи разведчики провели на ничейной полосе, хронометрируя время, которое им понадобится для её преодоления. Важно было не попасть под огонь собственных миномётов.

Шехтингу и Хейдеману предстояло тащить взрывчатку. Руди Бендер должен был находиться на передовом КП артиллерии.

– Я предлагаю, чтобы действия группы прикрывал Фаренкрог. Действовать строго по плану. Желаю удачи! – Майор протянул руку Хельгерту, а затем обнял его и расцеловал. – Встретимся на рекогносцировке.

Перед землянкой Хельгерт натолкнулся на Ивана Добрушкпна.

– Гитлеровцы, разумеется, ни о чём не догадываются, – с усмешкой сказал сержант. – Они небось думают, что русские пьют водку, чтобы хоть немного согреться. А стреляют они в честь Нового года. Постреляют, постреляют, да и уснут.

– Иван, ты хорошо себя чувствуешь?

– Да. Всё готово. Можно трогаться.

Фриц Хельгерт направился к зданию школы, где его ждал майор Сосновский, замполит разведчиков. Это был полноватый человек, определить возраст которого с первого взгляда было трудно. Движения его неторопливы. У него коротко подстриженные волосы, из-под густых бровей на собеседника смотрели голубые глаза.

Майор перелистал какие-то бумаги и, сдвинув фуражку на затылок, продолжал что-то читать. Затем он посмотрел на собравшихся, давая этим попять, что готов к беседе. В большом классе собралось человек сорок, и среди них Фаренкрог и Хельгерт.

Из-за стола поднялся майор Тарасенко:

– Товарищи, к нам на совещание пришёл товарищ майор.

Сосновский расправил плечи и бодрым голосом сказал:

– Я надеюсь, что мы с вами вступили в последний год войны, а раз это так, то нам необходимо напрячь все наши силы для того, чтобы добить фашистов. Многие из вас уже побывали в тылу врага и видели, как там и что. Имеющиеся у нас плацдармы на Нареве и Висле забиты нашими людьми и материалами. О чём ото говорит? Да только о том, что скоро здесь будет нанесён удар по гитлеровским частям. Войска Советской Армии освободят братский польский народ и пойдут дальше, к Одеру. А что думает по этому вопросу гитлеровское командование? На пашем участке гитлеровцы наблюдают за нашими оборонительными работами. Аэрофотосъёмка, которую они проводят, подтверждает их версию. Они ждут нашего наступления в Курляндии и Южной Польше. Сами же они стремятся потеснить нас на южном крыле, в Чехословакии и Венгрии, с целью деблокирования будапештской группировки. С этой целью они сняли часть резервов с центрального участка, сконцентрировав их на флангах.

Сосновский вытер пот со лба и продолжал:

– Только прошу вас, товарищи, не понять это так, что перед нами будто бы находится слабый противник. Противник приложит все силы для того, чтобы задержать нас на этом рубеже и не дать прорваться к его государственной границе. Наступление, к которому мы готовимся, должно быть расширено. Оно должно лишить фашистов возможности маневрировать. А для выполнения этих задач нам необходимо, во-первых, провести тщательную разведку первой полосы обороны противника и иметь достаточные резервы. Времени у нас достаточно, чтобы подготовиться к выполнению столь важных задач. Во-вторых – и это самое важное, – нам необходимо беречь людей. Наши солдаты героически сражаются с врагом. Однако мы с вами обязаны воодушевлять воинов на новые подвиги во имя Родины.

Внимательно оглядев первые ряды слушателей, майор спросил, есть ли у кого вопросы.

Поднялся молодой лейтенант:

– Скажите, а почему на нашем участке фронта с сентября не проводилось ни одного более или менее крупного наступления?

– Причина проста: нужно было в первую очередь восстановить железнодорожные ветки в этом районе. Любое наступление можно планировать только при возможности обеспечения наступающих войск всем необходимым для боя и жизни.

– Товарищ майор, вы вот здесь упомянули Курляндию. А сколько дивизий противника там окружено? – спросил капитан-связист.

– По нашим сведениям, двадцать шесть дивизий. Вот уже десять дней, как войска Второго Прибалтийского фронта ведут ожесточённые бои с противником. Это уже третья по счёту операция, которая проводится для того, чтобы сузить кольцо окружения.

– А сколько дивизий окружено в Будапеште?

– Три немецкие и три венгерские пехотные дивизии, одна немецкая и две венгерские танковые дивизии, – следовательно, всего девять дивизий, не считая большого количества отрядов венгерского фашиста Салаши.

– Скажите, товарищ майор, какова связь нашей наступательной операции с действиями наших союзников на Западном фронте? – спросил Сосновского младший лейтенант.

Майор немного задумался, а затем ответил:

– Не секрет, что крупное наступление советских войск на советско-германском фронте явится большим ударом по гитлеровской концепции ведения войны на два фронта. Это лишит Гитлера возможности перебросить войска с одного фронта на другой. По имеющимся у нас сведениям, гитлеровское командование намеревается нанести нашим западным союзникам несколько ударов на различных участках фронта с целью их раздробления. Однако что бы они ни предпринимали, это не может изменить хода войны.

Больше вопросов не было. Затем майор Тарасенко остановился на конкретных задачах предстоящей разведывательной операции.

Майор Сосновский встал и, прежде чем выйти из зала, сказал:

– Желаю вам всем, товарищи, всего наилучшего в новом году – году нашей окончательной победы над врагом!

До начала разведывательной операции под кодовым названием «Операция Зальц» оставалось пять часов.

Майор Сосновский не спеша шёл по улице села. Вытащил из пачки папиросу, сунул её в рот. Все его мысли были заняты предстоящей наступательной операцией. В конце ноября Верховный Главнокомандующий подписал директиву на проведение одной из крупнейших наступательных операций второй мировой войны. Исходя из указаний этой директивы командующие фронтами разработали свои конкретные планы. Работая в штабе армии, майор был посвящён в очень многие секреты и потому о многом мог судить со знанием дела.

Что же именно ему было известно о готовящейся операции? Он знал конкретно, что их 47-я армия должна наступать севернее Варшавы. Майор попытался представить себе, как будут действовать 1-й Украинский и 3-й Белорусский фронты, но быстро отказался от этой мысли, так как задача была нелёгкой.

Основная тяжесть при проведении Висло-Одерской операции ложилась на войска 1-го Белорусского фронта, которым командовал маршал Г. К. Жуков. Фронт наносил главный удар с магнушевского плацдарма в общем направлении на Познань. Одновременно наносился удар с пулавского плацдарма в общем направлении на Радом, Лодзь. Часть сил фронта, действовавшая на правом крыле, должна была наступать против варшавской группировки противника. Южнее действовали войска 1-го Украинского фронта – командующий маршал И. С. Конев. Они наносили один мощный удар с сандомирского плацдарма в общем направлении на Бреславль. Севернее должны были наступать войска левого крыла 2-го Белорусского фронта под командованием маршала К. К. Рокоссовского. 3-й Белорусский фронт – командующий генерал И. Д. Черняховский – должен был разгромить тильзитско-инстербургскую группировку противника. По замыслу операции, он наносил главный удар на Велау. В дальнейшем войскам надлежало развивать наступление на Кёнигсберг.

Всего этого начальник разведки 47-й армии майор Сосновский, разумеется, не знал да и не мог знать. Однако ему было хорошо известно о том, что на участке прорыва сосредоточено большое количество артиллерии и миномётов, танков и самоходных установок. Одно это уже свидетельствовало о многом.

Месяц сиял высоко в небе, когда полковник вышел из казино. И в тот же миг из темноты возник ефрейтор и, щёлкнув каблуками, доложил:

– На посту никаких происшествий не случилось!

Половник фон Зальц махнул рукой:

– Благодарю, продолжайте нести службу! Новый год уже отметили?

– Никак нет, господин полковник! Употреблять спиртные напитки на дежурстве запрещено!

– Это правильно.

Метрах в тридцати стоял дизель, и его работающий мотор нарушал тишину ночи. Возле машины возились два человека.

«Какой жалкий рождественский вечер: скверная водка, пустой табачный дым, – думал Зальц, – и ни одной минуты покоя». Полковник направился к машине. Копошившиеся возле неё военные вытянулись по стойке «смирно».

– Вы что, с ума сошли?! Почему у вас машина работает на холостом ходу?! Кто здесь старший?

– Фельдфебель Герхард.

– Приказываю немедленно заглушить мотор! – распорядился полковник.

– Слушаюсь, господин полковник! – Правая рука вояки взметнулась, но не к козырьку, а к носу, левой рукой он почесал затылок.

Одно мгновение – и руки у полковника оказались заломленными за спину. Часовой, который только что докладывал полковнику, тоже был тут как тут. В два счёта полковника связали и, втиснув в рот кляп, положили в машину. Через минуту она уже мчалась по направлению к Насельску.