Текст книги "Заключительный аккорд"

Автор книги: Гюнтер Хофе

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 28 страниц)

– Эй, господин ефрейтор! Вы так деликатно беседовали сейчас с доносчиком, – первым заговорил известный поножовщик Пипенбург.

– Это у вас называется деликатностью? Я только поинтересовался, кто уложил беднягу Бельке.

– Об этом можно было и не спрашивать. Это и так всем ясно. Такая несправедливость!

– Что ещё за несправедливость?

– Если не обращать внимания на факты и законы, то мы сами должны сделать так, чтобы восторжествовала справедливость, – вмешался в разговор мужчина с жёлтым лицом и чёрной бородой. – Иначе бедняге Бельке будет очень неуютно на том свете.

Все громко засмеялись.

Ефрейтор закурил сигарету.

– Не вздумайте подложить мне свинью, а не то… – И, не договорив фразы, он направился к Генгенбаху.

– А что значит это «а не то»? – спросил кто-то из уголовников.

Все снова громко захохотали.

Когда обер-лейтенант Зейдельбаст прочитал и подписал «Рапорт о смерти рядового Вельке, наступившей вследствие ранения упомянутого неизвестным лицом», его узкие губы растянулись в усмешке.

Командир полка обращался с ним как с боевым офицером, а не как со стражником. Исходя из этого ротный и решил строго проводить собственную линию, согласно которой Вельке был тяжело ранен либо Перлмозером, либо Цимерманом. Рядовой Генгенбах не имеет к этому ЧП никакого отношения. Никакого политического оттенка это ЧП, по мнению ротного, не носит. Следовательно, вся вина за происшедшее целиком и полностью падает на уголовников. Следовательно, всё своё внимание в будущем необходимо обратить на уголовников, не спуская в то же время глаз и с коммунистов.

Обер-лейтенант Зейдельбаст был убеждён, что его писарь – унтер-офицер, писавший все документы под его диктовку, – наверняка своевременно сообщает самые свежие новости той или другой стороне, получая за это вознаграждение в виде сигарет. Значит, уголовники относительно быстро узнают о его рапорте и дадут духу не только Генгенбаху, но и всем политическим. К тому же это ни в коей мере не противоречит договорённости с майором Брамом. Рота и в дальнейшем будет послушной. А вообще чем больше достанется обеим группам, тем легче будет командовать ими.

В руках у генерал-майора Круземарка была папка с делом «Чрезвычайные происшествия в 999-й стрелковой роте (Зейдельбаст)», в которую он только что вложил последний рапорт по данному делу, подписанный командиром полка.

В первый момент генерал хотел устроить майору разнос за то, что тот, несмотря на его предложение, не только не арестовал Генгенбаха, но ещё согласился с точкой зрения ротного командира, который всю вину за ЧП целиком и полностью переложил на уголовников, подтвердив тем самым, что Генгенбах к этому делу не имеет ни малейшего отношения.

Но через минуту генерал сообразил, что ему самому невыгодно чернить столь прекрасного офицера, как майор Брам, блеск Рыцарского креста которого светит не только самому майору, но и командиру дивизии, в которой тот служит. Круземарк решил не портить биографию Брама из-за какого-то пустяка. К тому же Зейдельбаст наверняка провёл своё расследование с точностью хорошего адвоката. А если Круземарку самому придётся защищаться от нападок сверху, то ему ничего не стоит свалить всю вину на Зейдельбаста и Брама.

Глава десятая

Охотничий домик, принадлежавший до воины главе Дортмундского пивоваренного союза, был выстроен из природного камня и прекрасного леса. Комната для гостей оборудована самым лучшим образом. На кроватях мягкие матрасы, отличное постельное бельё, шёлковые покрывала. Кухня оборудована по последнему слову техники. Повсюду блеск хромоникелевых изделий. В огромном холле богатая коллекция охотничьих трофеев.

Капитан Алоиз Альтдерфер расправил плечи. Его новая резиденция отнюдь не походила на подвалы местных крестьян, находиться в которых с каждым днём становилось всё опаснее. О территории Венгрии по ту сторону Дуная можно было уже не говорить, её прочно захватили русские войска. Будапешт был полностью окружён войсками Советской Армии, а находившиеся в венгерской столице гитлеровцы обречены на гибель.

Однако всё это уже не столь сильно беспокоило Альтдерфера, поскольку сам он находился в западном районе. Само слово «запад» звучало как-то успокоительно. Теперь он располагался не в неуютном бетонном бункере, а в этом восхитительном охотничьем домике, в трёх километрах от передовой. Высокие холмы, поросшие огромными елями, даже защищали в какой-то степени от огня артиллерии.

Майор Брам, в подчинение к которому Альтдерфер попал сразу же, как только дивизион выгрузился из эшелона, сам порекомендовал ему занять этот домик под КП.

Однако уже поговаривали о том, что и подполковник Кисинген собирается занять охотничий домик под выдвинутый вперёд полковой КП.

– Мой дорогой Альтдерфер, я бы хотел завтра утром посмотреть этот домик, – сказал подполковник по телефону.

После разговора с полковым командиром Альтдерфер вызвал к себе начальника штаба обер-лейтенанта Клазена.

Клазен всегда держался несколько замкнуто, был немногословен; особенно это было заметно сейчас, когда война шагнула так далеко на запад, что боевые действия уже велись на немецкой территории.

Весной сорок второго года Клазен попал на Восточный фронт, уже имея немалый боевой опыт. Он не раз был ранен, отчего почти целый год провалялся в госпиталях, получил Железный крест второй степени.

В сорок четвёртом году он попал в Нормандию, где познакомился со всеми прелестями второго фронта. И хотя он прекрасно понимал бессмысленность дальнейшего сопротивления, он ни разу не раскрыл рта, чтобы сказать об этом, как это неоднократно пытался сделать его друг Генгенбах. Свою нерешительность Клазен проявил и в суде, куда его вызвали по делу Генгенбаха. Однако вряд ли показания Клазена могли повлиять на судьбу друга. Но если бы Клазен вёл себя твёрже, то наверняка не мучился бы сейчас от угрызений собственной совести, которая то и дело подсказывала ему, что он бросил товарища в беде.

С каждым днём Клазен всё больше сердился на себя за то, что невольно сыграл на руку Альтдерферу.

– Послушайте меня, Клазен. Мне в голову пришла отличная идея: возьмите людей, вооружите их лопатами и кирками, и пусть они вокруг нашего домика наделают воронок, которые походили бы на артиллерийские. – Альтдерфер, довольный, рассмеялся.

– А к чему всё это?

– Чтобы полковой командир подумал, что наш домик находится под постоянным артиллерийским обстрелом. Дошло до вас? Когда есть смысл, не грешно и пошутить, Клазен.

– Когда есть смысл? – Обер-лейтенант покачал головой. – Вы без смысла никогда ничего не делаете? – И он бросил на Альтдерфера дерзкий взгляд.

Капитан даже растерялся. Он не мог поверить, что слышит это от всегда осторожного и безмолвного Клазена, безропотно выполняющего все приказы старших.

«С чего бы это? – мелькнуло у Альтдорфера в голове. – Такого ещё никогда не было».

«Ему нужно было, чтобы я тогда назвал фамилию Генгенбаха», – вспомнил старую обиду Клазен и сказал:

– Я вам уже не раз говорил, что если бы Генгенбах стрелял в вас, то он обязательно рассказал бы об этом и мне, и Линдеману, а раз он нам ничего не говорил, то, следовательно, и стрелял в вас не он, а кто-то другой.

Альтдерфер усмехнулся. Как опытный адвокат, он прекрасно разобрался в чувствах Клазена.

– Последнее время, Клазен, вы слишком много работали, и теперь вам нужно несколько деньков отдохнуть. Жаль, что сейчас запрещены отпуска: шестая танковая армия СС нуждается в нас. – И он дружески похлопал своего начальника штаба по плечу.

Обер-лейтенант растерялся: он не думал, что капитан так спокойно отреагирует на его дерзость. Он ожидал скандала, криков, чего угодно, только не этого. А Альтдерфер просто отстранил его, как какого-нибудь желторотого юнца, заявления которого он даже не собирается принимать всерьёз.

«Я убью его», – мелькнула у Клазена мысль, и он поймал себя на том, что рука его невольно тянется к пистолету.

Подполковник Кисинген приказал шофёру отогнать машину в укрытие, а сам решил последние двести метров до охотничьего домика пройти пешком вместе со своим адъютантом, чтобы насладиться удовольствием в предвкушении того, что приближающееся рождество он проведёт в нём, возле нарядно украшенной ёлки, с пением песен и соответствующими возлияниями с верными друзьями…

Подполковник обошёл воронку. Долина лежала где-то внизу. Узкая дорога вилась серпантином. То тут, то там на дороге попадались воронки, и притом совсем свежие.

А вот и охотничий домик. Из трубы вьётся дымок, по в крыше почему-то виднеются дыры. Небольшой пятачок перед домом словно перепахан.

Завидев командира полка, Альтдерфер одёрнул френч и браво вытянулся.

– Мне казалось, что ваш охотничий домик стоит на тихом месте и не обстреливается вражеской артиллерией, а тут… – И Кисинген кивнул в сторону воронок.

– Господин подполковник, – печально начал Альтдерфер. – отсюда вы вряд ли сможете управлять огнём артиллерии, да и в безопасности вы себя отнюдь не будете чувствовать.

– Мне тоже так кажется, – согласился с капитаном Кисинген и, торопливо выпив предложенный ему коньяк, распрощался и укатил.

В тот же день обер-лейтенант Клазен получил приказ засыпать все ямы.

«Это тоже, видимо, в интересах дела», – снова подумал Клазен.

– Альтдерфер, дружище! Какое совпадение, что мы оба находимся на одном участке! – Генерал Круземарк вставил в глаз монокль. – Господа с Бендлерштрассе снова сунули меня в эту кучу. Следовательно, все мои старые друзья, оставшиеся в живых, должны слететься ко мне. – Генерал выдавил из себя смешок. – Я вас давно не видел.

«До тех пор пока у меня будут подобные знакомые, мне нечего бояться», – подумал Альтдерфер и произнёс:

– Да, давненько. Ничего особенного со мной за это время не произошло, господин генерал. Правда, был дважды ранен в грудь. Верные люди вытащили меня из фалезского мешка. Довольно быстро выздоровел. Да иначе и быть не могло, так как фюреру нужны надёжные офицеры. – Альтдерфер слегка поклонился. – Как видите, господин генерал, я жив и здоров.

Генерала не очень-то интересовало недавнее прошлое Альтдерфера. Достав сигару, он откусил кончик и сплюнул в угол.

– Здесь что-то нужно сделать, господин генерал, даже если воробьи и не чирикают пока со своих крыш.

«Я ни о чём не имею ни малейшего представления, – подумал про себя генерал. – Разумеется, различные людишки крутятся вокруг меня, но это не ново. Как бы там ни было, а я хочу спокойно пережить эту зиму».

– Вы со своей группой недавно в этих местах, – произнёс генерал и, подозвав капитана к карте, ткнул сигарой в верхний край Рейнской области. – А я последнее время имел успех. Интересно, что предпримет Эйзенхауэр? То ли он, используя благоприятный момент, постарается нанести нам классический удар через Пфальц в направлении Майна, то ли будет действовать по старому плану, нанося удар по Руру. Тогда между Кёльном и Дюссельдорфом они натолкнутся на наши новые танковые соединения. Короче говоря, им нужно подготовить достойную встречу.

– А каково положение английской группы армий на Нижнем Рейне?

– Томми всё ещё никак не могут опомниться после Арнгейма и Ниджегена. Погода им явно не благоприятствует. Американцы под Аахеном тоже застряли.

– А как наш фронт на участке Эйфеля? – Альтдерфера даже в пот бросило, что с ним бывало всегда, когда его охватывал страх.

– Янки используют этот участок между Аахеном и Эльзасом для того, чтобы пополнить свои порядком потрёпанные части и соединения и одновременно дать возможность новичкам освоиться во фронтовых условиях.

– Какие войска противника находятся на участке, занимаемом группой армий «Б»?

Круземарк ткнул пальцем в Трир на южном участке фронта и в Рермонд на северном:

– Около двадцати пяти дивизий. Из них, по последним данным разведки, перед участком нашей 6-й танковой армии СС пять дивизий противника и левее, на участке 5-и танковой армии, только три с четырьмястами тапками в лучшем случае. – Генерал придал своему лицу многозначительное выражение и, кивнув в сторону Эйфеля, сказал: – Давайте лучше сядем.

– Следовательно, быть может, наступление противника не коснётся нас? – Альтдерфер вздохнул.

Генерал с удивлением посмотрел на капитана. «Что он хочет услышать от меня?» – подумал генерал.

– Дорогой мой Альтдерфер, – ответил он, – смотрите сами в оба. Возможно, дело касается самого важного. Однако лично я хотел использовать вас в другом плане. Мне, мой дорогой, снова нужен ваш совет как юриста. У меня на днях был гость. Вы даже представить себе не можете, кто именно.

И Круземарк рассказал Альтдерферу, как к нему приезжал Дернберг.

– Видимо, Шнелингер перед смертью о чём-то проговорился. А мне, как бывшему командиру полка, было вменено в вину то, что Хельгерт перешёл на сторону противника. Генгенбах разжалован в рядовые и в настоящее время служит в строительной роте. Я, разумеется, дал понять командующему, что взбешён и протестую, с тем чтобы он передал об этом кому надо в управлении имперской безопасности. Как вы полагаете, правильно ли я поступил с юридической точки зрения? – Генерал снова начал раскуривать сигару, но руки его дрожали.

«Сколько же неприятностей за последние два года было связано с именем Хельгерта! – невольно подумал капитан. – Правда, со смертью ненавистного Хельгерта всё это должно кончиться. Залп из десяти карабинов – и конец».

– Дело Хельгерта и его сообщников, господин генерал, вас ни в коей мере не касается. Военный трибунал имеет право привлекать по данному делу лишь тех должностных лиц, которые в момент дезертирства являлись начальниками или командирами преступников.

– А как быть с эпитетом «чёрно-бело-красный», Альтдерфер?

– Господин генерал, фюрер знает, с кем он имеет дело в вашем лице. Против вас могут выступать лишь люди, которые привыкли всегда раздувать пожар, но сами они похожи на псевдополитических тлей.

– Как хорошо вы сказали, Альтдерфер! Великолепно! Великолепно! Однако пришло время прижать такую тлю к ногтю.

Круземарк сказал затем, что его приятель Шнейдевинд, референт по артиллерийским кадрам в главном управлении, уже стал генералом и, видимо, сохранил свои контакты с эсэсовскими властями. С его помощью будет совсем нетрудно убрать с пути тлю Дернберга.

В этот момент снаружи раздался такой силы взрыв, что стены бункера заходили ходуном.

– Чёрт возьми! – Монокль выпал из глаз Круземарка, по генерал успел поймать стёклышко правой рукой. Он тут же послал адъютанта узнать, в чём дело.

Спустя несколько минут они стояли у обрушившейся стены бункера, а метрах в двухстах справа виднелась огромная воронка, вокруг которой, как спички, разметало высоченные ели. Видимо, это взорвался Фау-1, отклонившийся от курса и упавший в лес.

Круземарк неодобрительно покачал головой:

– Солдаты говорят, что каждый второй Фау падает в расположении собственных войск. – Генерал тут же позвал своего адъютанта и приказал подать водки и кофе.

– Чем я могу помочь вам, Альтдорфер? – великодушно спросил генерал.

Капитан сразу же вспомнил о ложном показании, которое он давал по делу Генгенбаха, затем о Клазене, который отважился угрожать ему, потом его мысли перескочили на ефрейтора Мюнхофа, с которым судьба свела его в Нормандии и в последний раз в Будапеште и который действовал заодно с красным Зеехазе. Этот был для капитана опаснее двух первых.

Альтдерфер живо, но сдержанно пожаловался на то, как трудно сейчас руководить подчинёнными.

Круземарк хотел знать подробности.

– Господин генерал, я только что называл здесь имя Генгенбаха. А вам не известно, как кончился судебный процесс в Будапеште?

– Нет, разумеется, я ведь совсем недавно принял эту дивизию.

Альтдерфер рассказал о том, что Генгенбах дважды стрелял в него, за что и был судим в Будапеште военным трибуналом.

Круземарк возмутился. Он вскочил, угрожающе потрясая правой рукой:

– Стыд и позор, что трибунал не приговорил негодяя к расстрелу! Жаль, что он не попал ко мне в руки, я бы с ним разделался!

Альтдерфер заметил на это, что генералу представляется возможность разделаться с Клазеном. Круземарк отреагировал на это предложение, как и надеялся Альтдерфер.

– Начальник штаба, который беспрекословно не подчиняется своему командиру, не является его помощником. Таких нужно посылать в окопы! Сделайте мне соответствующее представление. Само собой разумеется, на имя подполковника Кисингена…

Альтдерфер остался доволен обещанием Круземарка и в конце разговора предложил:

– А что, если бы вы, господин генерал, передали командующему письмо, адресованное лично партайгеноссе Кальтенбруннеру? Я бы сочинил для вас такое послание, господин генерал.

Круземарк задумался: «Письмо Кальтенбруннеру можно сравнить с фронтальным ударом, в ходе которого вряд ли удастся узнать действительные силы противника. Действуя же через Шнейдевинда, можно добиться успеха в ходе безмолвной войны».

Генерал согласился воспользоваться услугами Альтдерфера.

В шутливо написанном приглашении говорилось, что командир санитарной роты капитан медицинской службы доктор Квангель, он же покровитель свиней, приглашает на вечеринку с возлияниями в воскресенье 10 декабря 1944 года своих истинных друзей.

Приглашения получили все офицеры, которые служили в дивизии ещё тогда, когда она была на Восточном фронте.

Сам доктор Квангель зимой; сорок первого года побывал в верхнем течении Дона, откуда ему пришлось драпать. В живых из всего медперсонала остался лишь каждый третий. В России им пришлось познакомиться не только с обстрелом, но и с холодами, и даже с голодом. С тех пор доктор повсюду возил за собой свиней, прикрываясь словами: «Кто знает, что может случиться!» Поскольку недостатка в отходах не было, свиньи неплохо питались, поедая порой даже картофель и хлеб из рациона раненых.

Выведенные вместе с ротой из русского котла, некоторые свиньи попали даже в Нормандию, где и опоросились.

Поскольку Альтдерфер не мог присутствовать на вечеринке, обер-лейтенант Клазен представлял на ней дивизион, Более того, капитан разрешил принять участие в поглощении панированных шницелей командирам батарей капитану Зойферту и обер-лейтенанту Науману.

Вечеринка была организована в имении, похожем на замок, расположенном в нескольких километрах позади линии передовых укреплений.

Обер-ефрейтор Зеехазе, узнав о вечеринке, начал ругаться, говоря, что солдату даже в воскресенье нет ни покоя, ни отдыха. Мюнхоф целиком и полностью согласился с ним. Правда, вскоре обоих их пригласили на кухню и хорошенько угостили, к тому же там они могли свободно поговорить.

Капитан Квангель приказал выставить на стол бокалы, поскольку недостатка в налитках не ощущалось. Каких только бутылок тут не было: из зелёного или коричневого стекла, толстопузых или стройных! Все они были в своё время вывезены из тех стран, в которых «врачевал» капитан.

С каждой выпитой бутылкой настроение гостей поднималось, а их геройские подвиги, о которых без конца шла речь, достигли невиданных размеров.

Капитан Зойферт, постоянно подчёркивающий, что он охотно служил бы фюреру в войсках СС, старался показать себя наиболее воинственным. Его затуманенные винными парами глаза не заметили, что капитан медицинской службы в самом разгаре празднества куда-то вышел с Клазеном и Науманом, а затем вскоре вернулся, но уже без них.

Не заметил Зойферт и того, что доктор Квангель время от времени отзывал в сторону кого-нибудь из гостей и что-то шептал ему.

– Сегодня в штабе корпуса шёл разговор о том, что Первая американская армия после соответствующей огневой подготовки своей тяжёлой артиллерией снова предпримет крупное контрнаступление западнее Аахена, – рассказывал гостям хлебосольный хозяин. – Четвёртое по счёту! Так что, господа, нас ждут жестокие бои!

Разговор зашёл о положении на их участке фронта.

Чтобы не думать о неприятном, Зойферт беспрестанно прикладывался к напиткам, которым, казалось, и конца не будет. Пил он до тех пор, пока на лбу у него не выступили крупные капли пота.

Неожиданно в зал вошёл фельдфебель в каске и, бодро доложив капитану о своём прибытии, тихо, но так, чтобы все присутствующие могли слышать его, сказал, что американские десантники высадились в районе…

Все сразу же зашептались.

Доктор Квангель отдал несколько указаний своим подчинённым, объявив готовность номер три, а затем обратился к гостям:

– Господа, наш вечер, само собой разумеется, продолжается!

Гости только того и ожидали.

Зойферт, чтобы подавить охвативший его ужас, выпил ещё и, уронив голову на руки, задремал.

Когда его под руки вели через какие-то кусты в ротное укрытие, поблизости начали падать бомбы.

«Ага, это противник расчищает местность для своих парашютистов», – подумал Зойферт и возбуждённо заорал:

– Разбомбить Англию!

Вдруг он почувствовал, как чьи-то руки зажали ему рот. На голову ему набросили плащ-палатку и, обвязав верёвками, куда-то потащили, как мешок. Затем бросили в машину и повезли.

– На помощь! На помощь! – кричал он сквозь плащ-палатку, но никто не спешил ему помочь. – На меня напали!

– Да замолчи ты, чёртов немец! – шикнули на него по-английски.

«Везут, видимо, в джипе», – мелькнуло у Зойферта. Минут десять страх, охвативший Зойферта, боролся с алкогольным опьянением.

Вскоре джип остановился. Зойферта развязали, стащили с него плащ-палатку. Было совершенно темно. Где-то на севере грохотала артиллерия.

Ему завязали глаза, вывернули за спину и связали руки. Потом Зойферта повели по ступенькам куда-то вниз. Издалека доносились звуки пианино, мужской голос пел по-английски.

Когда Зойферт споткнулся о порог, присутствующие сдержанно засмеялись. Сидящий за пианино перестал играть. Зойферту подставили стул и, не развязывая глаз, усадили.

Вокруг него на стульях уселись… гости Квангеля, зажимая рты платками, чтобы не расхохотаться.

– Господин полковник, доставлен пленный офицер-артиллерист! – по-английски, немного изменив голос, доложил Науман воображаемому полковнику, невольно вспомнив годы учёбы в гимназии и то, как он сдавал экзамены по английскому языку.

– Из какой вы части? – по-английски начал он допрос.

Зойферт начал судорожно соображать: «Из какой я части? Из какой я части?» – а затем тихо произнёс:

– В моей служебной книжке всё написано.

Кто-то вытащил у него из левого кармана френча документы.

– Сколько орудий в вашей батарее? – задал Клазен конкретный вопрос.

– Шесть. Новой конструкции, семидесятипятимиллиметровые, с дальностью стрельбы в двадцать километров. Все они пристреляны. – И, усмехнувшись, он добавил: – Спрашивайте меня, джентльмены, спрашивайте…

Все громко захохотали.

– Сколько людей в вашем полку?

Зойферт дал точный ответ.

Клазен задавал деловые вопросы. Он интересовался вооружением, задачами, концентрацией танков и месторасположением подразделений тяжёлых орудий. Не удержался он и от соблазна услышать характеристики командиров от Круземарка до Рундштедта, а затем поинтересовался настроением солдат.

Зойферт на каждый вопрос давал даже более полные ответы, чем от него требовали.

Затем Клазен поинтересовался политическими взглядами Зойферта и его отношением к высшему командованию.

С каждым вопросом обстановка накалялась всё больше.

Смех прекратился. Приближалось что-то опасное. С каждым вопросом Зойферт выбалтывал всё больше секретов.

Неожиданно он уронил свою лысую голову на грудь и крепко заснул, оставив окружающих в растерянности.

Его отнесли в подвал, где похоронная команда хранила могильные кресты. Положив громко храпящего офицера на госпитальные одеяла, они заперли его на ключ.

Ну и шутка же получилась! Когда Зойферт проснётся, придётся объяснять, что всё это ему приснилось!

Никто из присутствующих больше не смеялся. Всем захотелось поскорее выпить. Вылакали больше «мартеля», чем до начала розыгрыша. О случившемся старались не говорить.

«Что же, собственно, произошло? – думал доктор Квангель, нахмурив лоб. – Офицер резерва, напившись до чёртиков, наглядно показал всем присутствующим, что он является предателем как в военном, так и в политическом и моральном отношении.

А мы все присутствовали при этом, и каждый считал в душе, что и он свободно мог бы оказаться точно в таком же положении. Только этого не случилось.

И задавал Зойферту эти вопросы не кто-нибудь, а кадровый офицер, награждённый Железным крестом второго класса. Этот Клазен своими провокационными вопросами всех нас превратил в соучастников преступления, за которое всем нам место на скамье подсудимых. Пока продолжалась комедия, все смеялись, громко аплодировали, радовались шутке и лишь в самом конце поняли, куда их завёл Клазен. А я здесь ни при чём.

Зойферт идиот, но довольно о нём. Сейчас самое важное заключается не в нём, а в Клазене. Завтра утром он сможет насмехаться над нами, более того, он даже сможет сказать нам: «Все вы нисколько не лучше этого плешивого. Все вы соучастники того ада, в который нас ведёт командование. Вы молчали, когда ваши тайные помыслы и ожидания выволакивались на свет». Все они дрянь, – думал капитан Квангель. – Если хоть один из них проболтается, они могут выдать меня как инициатора этой идеи».

Когда Клазен заметил, что все вдруг заскучали и не хотят с ним ни разговаривать, ни пить, он пошёл на кухню, подсел там к Зеехазе и Мюнхофу. Глаза его затуманились.

– Есть здесь что-нибудь приличное, или всё только там, наверху? – Клазен лениво зевнул. – Противно всё…

Зеехазе подвинул ему стакан красного вина.

– Такого вина мы сроду не видали, правда?

Клазен пытался сосредоточиться, но не мог: шутка, сыгранная с Зойфертом, выбила его из колеи.

– Разве ты ничего не чувствуешь?

Зеехазе осмотрелся по сторонам и ответил вопросом;

– А что я должен чувствовать?

– Лето, Эрвин! Чувствуешь, как пахнет летом? Неужели нет? Ты что, разве не был во Франции? Помнишь, дружище, как мы переправлялись через Сену? На берегах трава, цветы, солнце светит! Или ты всё это уже забыл?

Сену? Я, например, хорошо помню. Вы ещё тогда не хотели идти, господин обер-лейтенант.

Клазен посмотрел на говорившего. Широкоскулое лицо, светлые волосы и голубые-голубые глаза.

«А он здорово рискует, – подумал Клазен. – Никто ещё не осмеливался заговаривать об этом. Ни Генгенбах, ни я сам, когда мы снова встретились в Венгрии. Говорили о пустяках до тех пор, пока я не сказал Альтдерферу прямо в лицо, что Генгенбаха осудили несправедливо!»

– Да известно ли вам, ротозеи, кто сегодня приезжал к нам? – Офицер залпом выпил вино. – Вы даже и не догадываетесь. – Он пододвинул стакан, чтобы его ещё наполнили. – Ну так кто был у нас, как вы думаете?

«Как хорошо, что я до сих пор почти ничего не пил, – подумал Зеехазе. – Выпьем на празднике победы».

– Линдеман! Вахтмайстер Линдеман! – бросил Клазен. – Одно время он пропал, затерялся, а теперь объявился на фронте.

Зеехазе почувствовал зуд во всём теле.

«Линдеман, готовый лезть в любую дыру», – подумал он.

– Где же он так долго пропадал? – поинтересовался Мюнхоф.

– В эсэсовском госпитале, ранен он был. Вы тогда в суматохе ничего и не заметили.

– Это великолепно, – проговорил Мюнхоф.

– А будет ещё лучше… – Клазен снова одним духом выпил вино. – Наверху чёрт знает что творится, – добавил вдруг он и посмотрел куда-то вдаль.

– А разве только там, господин обер-лейтенант?

Глаза Клазена стали печальными. По его виду чувствовалось, что он сейчас очень нуждается в тепле, в дружеском участии или хотя бы в товарищеском рукопожатии.

– Зеехазе, дружище, если бы вы были офицером, мы могли бы поговорить как человек с человеком. А так… – Лицо Клазена приобрело высокомерное выражение.

– Выл у нас один, который одним движением руки умел отмести все преграды, – весело произнёс обер-ефрейтор.

– Генгенбах?

– Вы сами его назвали, господин обер-лейтенант.

– Генгенбах… Где-то он кончит?

В этот момент к ним быстро вошёл повар:

– Тут изо всех сих стараешься всё сделать по-джентльменски, а они там себя ведут как свиньи… – Повар схватил ведро и тряпку.

– Вот так и возникают пропасти между теми, кто гадит, и теми, кто должен за ними убирать это дерьмо, – в раздумье произнёс Клазен.

– Да, там внизу стоит один из ваших, – заметил повар и скрылся за дверью.

– Линдеман! Дружище! Ты ли это? – радостно восклицали друзья, похлопывая вошедшего по плечу.

– А мы тут как раз говорили о Генгенбахе, – первым вернулся к прерванной теме Зеехазе. – Я считаю, что такой человек, как Генгенбах, не должен пропасть. Поэтому предлагаю как можно быстрее помочь ему.

– А как это можно сделать?

– Вы верите в его невиновность, господин обер-лейтенант, или не верите?

– Верю, но…

– Тогда необходимо представить трибуналу доказательства…

– А у вас что, есть новые свидетели?

– Возможно, достаточно и того, чтобы внимательно пересмотреть показания старых.

– Ну, например, господина обер-лейтенанта и мои! – разгорячившись, воскликнул Мюнхоф.

– Оба свидетеля не были очевидцами, и, следовательно, они не могут давать обвинительные показания.

– Ни я, ни Линдеман ничего не видели. – Голос Зеехазе дрогнул. – Вы ведь тоже ничего не видели?

– Видел.

Все удивлённо уставились на обер-ефрейтора.

– Когда Генгенбах вернулся, я сам осматривал его пистолет. Мы готовились к рукопашной. Ствол пистолета был смазан, а магазин до отказа набит патронами. Рядом сидел Линдеман, он сам может это подтвердить. Да вы и сами, господин обер-лейтенант, должны были это видеть.

«И почему только я этого раньше не сообразил? – подумал Зеехазе. – Никто не может доказать обратного».

Ни один мускул не шевельнулся на лице Линдемана.

– Под присягой было заявлено, что стрелял Генгенбах, – вспомнил Клазен.

– Присягу приносил лишь один человек. – Зеехазе посмотрел на Мюнхофа, и тот молча кивнул ему.

Это было похоже на фронтальный удар по Клазену. Он вытер пот со лба и затылка.

«Теперь я попал во вторую неприятность», – подумал Клазен и сказал:

– Всё гораздо сложнее. – Он покачал головой. – Дайте мне возможность найти выход, спешить не нужно… Можете мне поверить, молодой человек…

Обер-лейтенант, спотыкаясь, вышел из кухни, думая о том, что ему следовало бы расправиться с Альтдерфером.

Возвращаясь на КП вместе с Линдеманом, Зеехазе уже не считал, что день кончился плохо.

Капитан Виктор Зойферт проснулся и сразу же попытался сообразить, где находится. Он с трудом открыл глаза. Веки, казалось, налились свинцом. При скупом лунном свете он всё же рассмотрел, что вцепился рукой в большой деревянный крест. Точно такие же кресты громоздились вокруг, наваленные один на другой. Зойферта бросило в дрожь.

– Где это я? – еле слышно пробормотал он и прислушался.

Откуда-то доносилось нестройное пение. «Это, наверно, янки, парашютисты, – мелькнуло у него в голове. – Поскольку я им всё рассказал, я им теперь не нужен, и они меня просто расстреляют».