Текст книги "Снова на привязи (СИ)"

Автор книги: Гульнара Черепашка

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 26 страниц)

Глава 9

– И чем это ты занята?

– Я? – Накато в недоумении огляделась по сторонам.

Она сидела по-прежнему на стылой земле, припорошенной сухой снежной пылью, а в паре шагов стоял Амади. Откуда он здесь взялся?

Колдун глядел на нее, насмешливо щурясь. А вот шатров видно не было. И костры, вокруг которых собирались рядовые воины кочевья, куда-то делись. Только степь и она с колдуном. Девушка торопливо вскочила на ноги, замерла, глядя на него.

– Ты вернулся, мастер Амади? – осведомилась она наконец.

– Я вернулся поглядеть, как ты поживаешь. А ты на земле холодной валяешься – что еще за новости?

– Я, – она запнулась. – Я задумалась, мастер.

– Задумалась, – он хмыкнул, покачал головой. – Что Рамла? – осведомился без всякого перехода. – Как она себя чувствует?

Боги и духи. Мало ей Фараджа, который спрашивает о том же чуть не каждый день, заходя в шатер. Теперь и Амади станет расспрашивать о Рамле и ее здоровье.

– Она… так же, – Накато запнулась. – Ее дар проснулся, и теперь ее мучают видения, – спохватившись, она пересказала странное пророчество, услышанное от той.

– Так и сказала? – колдун сощурился. – И про мгуров, и что соленые озера сделаются кислыми? Ну-ка, повтори в точности, как она говорила! – потребовал он.

Девушка напрягла память. Боги, еще и в точности вспомнить болтовню шхарт!

– Кровь Орруора выплеснется, – наконец припомнила она. – Соленые озера станут кислыми, желтый станет куцым, и мгуры станут голодными и озлобленными…

– В точности не помнишь, – проворчал колдун. – Ладно, что уж. И так понятно. Вон оно что, – протянул он, глядя куда-то мимо Накато. – Не ждал я такого. Да и мало кто ждал, наверное. Не так все пойдет, как я рассчитывал, – он покачал головой, хмурясь. – Ну да ладно. И здесь сумеем повернуть по-своему, – кивнул сам своим мыслям. – Пора тебе, – он перевел взгляд на Накато. – И мне пора.

Куда пора? – хотела спросить она.

И тут же сообразила: это ж сон! Во сне к ней пришел колдун – проверить, на месте ли она, не сбежала ли. В точности ли выполняет его приказы. Потому и не оказалось вокруг ни шатров кочевья, ни живности, ни костров, ни людей.

Тут же охватил озноб. Ее встряхнуло, и в груди разлилась резкая боль.

Накато проснулась от резкого удара ногой под ребра. Сжалась на земле, обхватила себя руками, силясь защититься, заскулила.

Фарадж пнул еще несколько раз, от души.

– Выдумала шляться, дрянь, – выдохнул он со злостью. – Ищи тебя по всему кочевью! Ступай в шатер! Тебя Рамла ждет. После с тобой разговор будет.

Накато подскочила и со всех ног кинулась, куда было велено.

*** ***

– Сколько я не мылась? – голос шхарт звучал хрипло.

Она лежала, бессильно откинувшись, на подушках, и с отвращением ощупывала собственную кожу. Морщила нос. В какой-то миг коснулась волос.

Ощупала длинную, свалянную комками, прядь. Поднесла к самым глазам, разглядывая.

– И сколько я не причесывалась? – в словах прозвучал искренний ужас. – Сколько дней я провела вот так? – она перевела взгляд на Накато.

– Теперь ты пришла в себя, госпожа, – пролепетала та, глупо хлопая глазами. – А до этого ты целые дни бредила, и тебя мучили видения. Они ушли, твои видения? Теперь с тобой все будет, как прежде?

– Ничто уже не будет, как прежде, – шепнула Рамла горько.

Зажмурилась. Меж плотно сжатых век заструились слезы, потекли по впалым щекам. Она прижала напряженные пальцы к лицу, взвыла тихонько.

– Госпожа, – шепнула Накато.

Ей почти не пришлось изображать растерянность. Голос прозвучал точно так, как нужно.

– Слушай, – выдавила хрипло Рамла и смолкла.

Несколько мгновений она сдавленно рыдала, прижимая ладони к лицу. Наконец стихла, приподнялась на подушках, попытавшись выпрямиться. Подняла на служанку взгляд опухших глаз.

– Я хочу вымыться, – в голосе зазвучали повелительные интонации. – Потом ты меня причешешь. И оденешь во что-то, – она с отвращением коснулась подола грязной засаленной туники. – Найдешь хорошую одежду, – выговорила со злостью.

– Как скажешь, госпожа, – Накато поклонилась и кинулась из шатра – передать рабыням приказ Рамлы.

Поднялась беготня.

Для шхарт нагрели воды. В загончике, стенки которого сплели из сухих травяных стеблей, разожгли несколько жаровен, чтобы та не замерзла: в степи уж выпал легкий сухой снежок, и воздух сделался морозным. Зима в степи наступала куда раньше, чем на равнине. А тут еще не забрезжил рассвет, так что стылый воздух обжигал холодом.

Загончик нарочно сделали для жен и наложниц главы и старших воинов кочевья. Здесь женщины мылись, чтобы появляться перед мужчинами свежими и чистыми.

Рабыни ворчали – виданное ли дело, чтобы греть для одной бабы столько воды! Вон, даже наложницы Фараджа не брезгуют ополоснуться холодной. А если натереть кожу снегом – так она станет упругой, мягкой и румяной.

А этой – и воды столько, что хватило бы с десяток мамонтов вымыть до скрипа. И жаровен для тепла. И еще чтоб одна была в загоне, чтоб другие ее не беспокоили! И все это посреди ночи.

Разумеется, самой Рамле никто бы не посмел высказать такого в глаза. А вот Накато досталось за ее госпожу.

А как ответишь? Это Рамла – шхарт, ее защитит сам Фарадж! А служанка – что. Служанке положено молчать и терпеть. И радоваться, что живет и прислуживает в шатре. Быть благодарной.

Рамла была не в духе и тоже шпыняла Накато. Пока мылась – чего девушка от нее только не наслушалась!

Молчание и послушание, – напоминала она себе слова Амади. Послушание и молчание.

И тогда, может быть… что тогда?

Может, Рамла и ее хозяин – глава кочевья – за все ответят? Нет, что за дело колдуну до обид его куклы! Рамла и Фарадж ему нужны для каких-то своих целей.

А колдун-то за ней приглядывает. Даром, что бродит где-то далеко. А может, не так и далеко. Сколько времени-то прошло? Сидела на месте, вздыхала по парню, который и глядеть на нее не хочет! Одно слово – бестолочь! Нашла, из-за чего сидеть рядом с мающейся видениями Рамлой.

А может, и правильно поступила. Раз уж колдун приглядывает за ней, как оказалось!

– Ты меня не слушаешь! – визгливый голос шхарт ввинтился в уши, и мысли разлетелись пальщиками, в которых запустили камнем.

– Что ты, госпожа, – отозвалась Накато, покорно клоня голову. – Я только тебя и слушаю.

– Врешь! – выплюнула та. – Витаешь мыслями где-то, не смотришь, что и делаешь!

– Прости, госпожа, – голос по привычке уже звучал тихо и невыразительно. – Я, наверное, не так что-то сделала?

– Нет, делаешь ты все, как положено, – сварливо признала та. – Но мыслями ты не здесь!

– Что ты, госпожа. Откуда у меня мысли?

– Да ты насмехаешься надо мной! – взвизгнула та и залепила увесистую затрещину.

Голова мотнулась в сторону. Накато с легким удивлением поняла, что даже не злится. Эта ночь принесла странное отупение всех чувств.

– Что ты, госпожа. Разве я смею насмехаться?

– Ты, – Рамла задохнулась. – Пошла вон! Вон пошла отсюда! – завизжала она. – Вели, чтобы пришел кто угодно, домыть меня! Сам не показывайся на глаза! Вон пошла!

Голос ее набирал и набирал громкость. Накато, поняв, что сейчас схватит еще одну затрещину – а может, и не одну – вылетела из загончика. Добросовестно ухватила за руку первую попавшуюся из рабынь и отправила к шхарт – заканчивать мытье. Сама постояла, тупо таращась перед собой. И просто уселась на землю, там, где стояла.

Она уж второй раз слышит это за ночь – пошла вон!

Наверное, придет Фарадж и снова будет пинать ногами.

Только какая ей разница? Что она ни сделает – он и так будет. Найдет не одну причину, так другую. А что ей с тех пинков? Покалечить ее он не сумеет. Убить – тем более. А больше ей бояться и нечего.

*** ***

– Господин, – голос Рамлы звучал непривычно жалобно, просяще.

Накато не видела ее, но отчетливо слышала каждое слово. И прекрасно представляла лицо Фараджа в этот момент: непроницаемое, бесстрастное.

Поразительно – сейчас глава кочевья поступал так, как хотелось бы самой Накато. Решил проучить Рамлу, чтобы не зарывалась? Или решил, что и бестолковую служанку накажет тоже? Скорее всего. Откуда ему знать, что тяжелая работа для нее – отдых? И что ему за дело до обид рабыни. Рабыням обижаться не положено!

Она ожесточенно вытряхивала тяжелые шкуры и покрывала. Несколько свернутых ковров лежали на земле, ожидая своей очереди.

Накато с глухим злорадством прислушивалась к скулежу Рамлы. Нечасто такое услышишь! Нынешней ночью приходил Амади. Рука у девушки до сих пор ныла – каждая косточка, каждый сустав, точно их ломали и выворачивали. И от тяжелых покрывал и ковров боль усиливалась. Однако она упорно продолжала выбивать, вытряхивать, чистить.

Нынешней ночью Амади явился спросить – не говорила ли еще чего-нибудь шхарт в забытьи. И взбеленился, узнав, что его шпионка находится не рядом с той.

– Господин, взгляни, – продолжала нудеть Рамла. – Погляди, как эта бестолочь меня причесала! Она не умеет заплести, не может подобрать как следует бус!

– Рамла, на что тебе бусы и такие хитрые косы? – мягко осведомился Фарадж. – Ты ведь не наложница! Тебе ни к чему вся эта мишура. Я благоволю к тебе за твой дар. Вот что важно! Вот о чем пекись.

– Господин, эта бестолочь выводит меня из терпения! – вскинулась та. – Как я могу обращать все внимание к видениям и силе, если служанка раздражает своей тупостью и криворукостью? Господин, прошу тебя, умоляю – верни мне мою прислужницу!

Накато прислушивалась краем уха. Неужто уломает? Глава кочевья и его шхарт находились далеко, только нечеловеческий слух и позволял услышать разговор.

– Ты же сама ее прогнала, – напомнил Фарадж.

– Я была не в себе, господин. А она была слишком непочтительна.

– Непочтительность должно как следует наказывать. Никто не смеет непочтительно относиться к шхарт! Ты – провидица, ведунья. Тебя следует почитать каждому – даже мне. Что уж говорить о рабах! Пусть потрудится как следует, сотрет руки и поймет, какой честью для нее было находиться при тебе.

Да-да, он совершенно прав. А Рамла пусть подумает, что служанка служанке рознь.

Шхарт уже приходила к Накато не единожды, когда та выполняла назначенные ей работы – таскала воду от источника, мыла и чесала шерсть, рубила колючие стебли травы для костров. Да мало ли дел в кочевье, пока длится стоянка!

Женщина заглядывала в глаза, даже просила прощения.

Накато равнодушно кивала, бормотала невнятно, что слушается госпожу во всем. И упорно продолжала заниматься работой. А что – она обязана выполнять все, что велят. Ей работы задавали много. Словно, пытаясь отыграться на ней за долгие декады, что служила в шатре. Рабы завистливы. Даже те из них, что занимают высокое положение среди себе подобных.

Рамла ныла, что другие рабыни ее раздражают. Фарадж неизменно отвечал, что прежняя служанка еще недостаточно раскаялась.

Накато с каждым днем уверялась, что он пытался досадить Рамле. Должно быть, та его порядком утомила своими капризами. А может, он решил воспользоваться удобным случаем, чтобы удалить неугодную служанку из своего шатра. А заодно – подальше от своей ведуньи. Чем-то Накато его неимоверно раздражала. Не иначе – самим своим существованием.

Может, у Фараджа имелся пусть слабый, но дар провидца?

Правда, если и имелся – он сам его не осознавал. Просто ему не нравилась служанка его ведуньи, а отчего – он и сам не понимал. И просто шпынял ее, чтобы под ногами не крутилась. Сам себе, возможно, объяснял это тем, что пришлось потратиться на рабыню, которую в ином случае не купил бы.

Что ж, еще день отдыха. Накато опустила голову ниже, скрывая довольную улыбку. А Амади – что ж, он наказал ее за то, что нарушила его планы.

Боль долго терзала руку во сне. Не только руку – но и половину туловища. Накато нынче проснулась, поскуливая от боли. Зато не нужно торчать с Рамлой в душном шатре, слушая ее жалобы и сварливые вопли.

*** ***

– И почему ты до сих пор не вернулась в шатер? – вкрадчиво осведомился Амади.

– Я не виновата, мастер, – Накато развела руками. – Фарадж не хочет, чтобы я возвращалась. Меня отправили на грязные работы, – она осеклась, увидев, как побелели его глаза.

Лицо осталось неподвижным, а вот радужка глаз высветлилась, сделавшись белесой, и будто засветилась. В груди разлился холод.

– Я, кажется, был чересчур добр, – тихо проговорил колдун. – Знаешь, я считал – доброе обращение, без наказаний и грубости, должно породить верность и стремление сослужить службу как можно лучше. Похоже, я жестоко ошибся. Ты привыкла, что я тебя не наказываю за случайные промахи и даже явные проступки. Потеряла страх. И решила, что можешь творить все, что пожелаешь, – от спокойного, равнодушного тона по коже поползли мерзкие мурашки – совсем, как при жизни в родном кочевье, в предчувствии очередной порки.

– Господин, но что я могу сделать? – она сама не заметила, как вместо привычного слова – мастер – зовет его господином.

– Нет, ты или плохо слышишь мои слова, или плохо соображаешь, – мягко проговорил он. – Ты должна находиться рядом с шхарт. Я тебе приказал находиться при ней неотлучно! Всегда. Стать ее тенью. Незаменимой, как часть тела и такой же неотделимой. А ты мне рассказываешь, как якобы тебя отправили на другие работы. Это не оправдание, – он рубанул ладонью в воздухе.

– Господин, – собственный голос превратился в жалкий писк. – Она сама прогнала меня! А Фарадж отправил на тяжелые работы, – Накато смолкла, не в силах сказать что-то еще.

– Значит, тебе следует сделать так, чтобы ты снова оказалась при шхарт.

– Но как? – она заморгала.

– А это ты сама придумай, – вкрадчиво отозвался колдун. – Ты хорошо умеешь придумывать! Ты нашла, что сделать, когда бежала из Мальтахёэ. Ты нашла, что сделать, когда отправилась в Ошакати. Придумала, как отыскать башню колдунов и забраться туда – такое мало кому удавалось. Ты не беспомощна! Не говори, что не можешь ничего поделать, и что другие решили за тебя. Через два дня ты должна снова находиться при шахрт!

Накато моргала. Разлившийся в груди холод обратился терзающим беспокойством. То ли это – проснувшийся страх перед колдуном. То ли досада, что не удалось отговориться чужой волей, и придется снова терпеть Рамлу с ее выходками.

– Что же ты молчишь? – он пребольно ухватил ее за подбородок. – Ты меня поняла?

– Я поняла… господин, – выдавила Накато.

– Я ведь говорил – называть меня мастер Амади.

– Слушаюсь… мастер Амади, – она кивнула, насколько позволяли жесткие пальцы, крепко ее державшие. – Я… слушаюсь.

Он покачал головой.

– Все-таки бывшие рабы – хлопотные ученики, – посетовал вроде как сам себе. – Я думал, что рабское из тебя удалось вытравить. Что за столько лет ты перестала быть бездумной бессловесной вещью. Я ждал, что ты станешь не куклой, а помощницей. Добросовестной и умеющей видеть большую цель. Я ошибся.

Это же он пристыдить ее пытается! Пристыдить за то, что не стала такой, как он ждал. Но это значит, что больше он не гневается? Или просто – что по-прежнему считает увещевание лучшим способом внушения, чем страх и наказание… вон, и подбородок ее из рук выпустил.

– Мастер Амади, – окликнула она, старательно опуская взгляд – пусть думает, что трясется от страха после полученной сейчас выволочки и наказания накануне. – Но как я могу видеть большую цель, не зная, какова она?

– Сейчас твоя цель, – он снова дернул, заставляя ее поднял голову, – находиться рядом со шхарт. И рассказывать мне обо всем, что она говорит или пророчит. Обо всем!

Уголок глаза дернулся.

Накато во все глаза таращилась на него. Прежде она хозяина таким не видала! Никогда. Он никогда не повышал голоса, не наказывал ее и не бил. Самое главное – не злился и не выходил из себя, что бы ни произошло. Всегда был спокоен, всегда сохранял ровное настроение.

А может, это не Амади? Она вгляделась в его глаза. Как понять?

– И послушай, – проговорил колдун, видя, что она молчит. – Нынче я даю тебе два дня. Целых два дня! А на будущее – если снова прогонит тебя шхарт, накажу! И скверно тебе будет до тех пор, пока не станет так, как я приказал. Поняла?!

– Поняла, хозяин, – выдохнула Накато.

– Оправданий не приму! Так что лучше тебе не ошибаться, – предупредил он.

Она судорожно кивнула.

Он наконец выпустил ее подбородок. Там, где держал ее, кожа болела – настолько сильно сжал. Сонный туман перед глазами стал рассеиваться. Накато ощутила под собой твердую холодную землю, едва прикрытую тонким слоем соломы. Кто-то ее пихал ногой, силясь разбудить.

Глава 10

Накато оглянулась воровато на спящую Рамлу. Та ровно сопела. Нет, не должна проснуться – слишком ее измучили видения. Украдкой поставила маленькое зеркальце.

Увидит – пусть думает, что глупая рабыня вздумала поглядеть на свое отражение. Что ее тщеславие замучило.

По бокам от зеркала зажгла два пучка ароматной травы.

А ведь Рамла – ведунья! Самая взаправдошная ведьма. Как бы не почуяла волшбу – ведь это не просто шалость. Накато собиралась отправлять зов через мир духов.

Ну, да пусть думает, что хочет! Всегда можно сказать, что траву зажгла, чтобы госпоже приятно было спать среди аромата. Опять же – нарочно выбрала траву, что успокаивала. А что в зеркало глядела – так какая женщина откажется поглядеть в зеркало? Она помнила – в родном кочевье рабыни часто украдкой таращились в зеркала любимых жен и наложниц главы и его ближайших помощников. За такое наказывают, но это уж точно не вызовет подозрений.

Накато дождалась, чтобы травы как следует разгорелись, оглянулась на спящую Рамлу.

Сопит, и ухом не ведет! Пускай спит.

Перевела взгляд на поверхность зеркала. Прикрыла слегка веки, вглядываясь в глубину. И мысленно позвала. Раз, другой, третий. Потом – снова. Ощутив, что ее зов услышан, спешно потушила благовония, опустила зеркало.

Все. Дело сделано, можно и укладываться. Кто-то знает, сколько ей удастся поспать?

*** ***

– Сдурела? – Адвар недовольно хмурилась. – Чего тебе вздумалось?

– Скажи, ты давно видела мастера Амади? – Накато решила не обращать внимания на ее гримасу.

Да, Адвар ее не слишком-то любила. Ей что с того? Пусть себе злится.

– Не понимаю тебя, – та насупилась еще сильнее. – К чему ты это?

– А к тому, – Накато рубанула ладонью в воздухе. – Он ли еще это?

– Ты что, сдурела? – повторила товарка после некоторого молчания. – Что тебе взбрело вдруг такое? Откуда такие вопросы? – она прищурилась.

– Послушай, – Накато заторопилась. – Я видела мастера совсем недавно. Он приходил во сне. Он совсем не такой, каким был прежде! Его словно подменили. Да, может быть, я разозлила его, – признала она. – Но мне и прежде случалось терпеть неудачи. И он никогда не наказывал ни за промахи, ни за глупость, ни за трусость.

– Вон оно что! – Адвар расхохоталась. – Мастер попортил твою нежную шкурку. И ты решила так вот отплатить ему, – она покачала головой. – Ты сама сказала – он пришел к тебе во сне. Кто, кроме нашего хозяина, может явиться во сне нам с тобою?

– Значит, ты тоже его видела, – заключила Накато.

– Я не видела его с тех пор, как он оставил меня этому, – Адвар сорвалась на крик, после – осеклась. Оглянулась – точно испугалась, что ее вопли могут услышать. – Словом – не видела я его. Но ты подумай сама: кто еще мог явиться в твой сон?

– Не знаю, – протянула Накато. – Духи умеют врываться во сны. Может, какой-то дух принял облик нашего мастера? Хотел выведать что-нибудь, – она задумалась.

Откуда дух мог знать, что за поручение ей дал Амади? Разве что – от самого колдуна. Но как тот мог выболтать что-то о своих целях? Не таков ее хозяин!

– Вот что, – заговорила Адвар. – Мне пора, я пойду. Не ровен час – Тафари спохватится, что это мне такое снится! А ты не зови меня больше. Просто выполняй приказы мастера, и не будет он больше тебя наказывать.

А она прямо уверена, что колдун наказал Накато! Хотя та лишь намекнула.

– Ладно уж, иди, – буркнула она.

Подождала, пока силуэт Адвар растворится в клубах тумана, плавающих вокруг.

Сказать правду – слова товарки ничуть не убедили ее. Напротив – Накато засомневалась: а точно ли она видела сейчас Адвар?

Хотя – она ведь звала именно ее. Да и кто бы, кроме Амади, мог проникнуть в ее сон? Тем более – кому, кроме него, нужно, чтобы Накато оставалась в шатре Фараджа при его взбалмошной шхарт? В словах Адвар есть резон. А вот в ее собственных домыслах никакого резона нет. Есть только недовольство своим положением и желание стряхнуть с себя чужую волю.

Да! Чужая воля, воля колдуна – ее хозяина – тяготила ее на самом деле.

Два года назад ей это показалось бы противоестественным. Хотя бы потому что она была по-настоящему благодарна Амади: тот забрал ее из родного кочевья, от брата, который скверно с нею обращался. Увел далеко, показал огромный мир. Дал силу, выучил.

Два года назад ей казалось правильным в ответ слушаться колдуна беспрекословно. Но с тех пор случилось слишком многое.

Она ощутила вкус другой жизни – жизни за пределами степей, степного кочевья. Она ощутила вкус свободы. И возможности самой за себя решать.

Туман все клубился вокруг, заволакивал окружающий мир. Да и какой мир может быть во сне? Накато улеглась прямо на землю, прикрыла веки. Твердость и холод камня обманчивы: это – мир сна. Мир на границе с потусторонним. На деле здесь нет ни камней, ни твердости, ни сырости, ни холода. Можно лежать, не опасаясь отлежать бока или простыть. Тем более, что простыть она и не может.

Девушка прислушалась к чувствам. Ощущала ли она стыд?

Ведь, когда ты платишь своему благодетелю неблагодарностью, следует испытывать стыд. Благодаря Амади она перестала быть рабыней.

Накато горько усмехнулась. Да, она перестала быть рабыней. Теперь она просто ею притворяется. И живет жизнью рабыни.

Кто бы ей пояснил – в чем разница? В том, что однажды ее пребывание в этом кочевье закончится? Но тогда начнется что-то еще. Она снова не будет принадлежать сама себе. И где бы ни очутилась – не будет ей ни покоя, ни свободы. Под прикрытыми веками вскипели слезы, потекли по щекам. Горло сдавило удушьем, и Накато прижала к нему пальцы.

Почему кто-то рождается свободным и сильным, как степной ветер, а кому-то приходится продавать себя в новое рабство, чтобы вырваться из рабства предыдущего?!

*** ***

– Эй-эй! – встряхнуться заставил тихий голос.

Кто-то тряс осторожно ее за плечо. Накато открыла глаза, заморгала.

– Ты чего? – Рамла говорила необычайно тихо, в голосе звучало искреннее беспокойство. – Ну же, проснись! Что с тобой?

– Что? – Накато, еще плохо соображая, приподнялась. – Госпожа… ты что-то хотела?

– Ты плакала во сне, – отозвалась та. – Тебе что-то снилось?

– Да… снилось, – пробормотала озадаченная девушка.

– Расскажи мне, что, – попросила шхарт, погладила осторожно по волосам.

Да помилуют ее боги и духи – что это?! Может, в шхарт вселился неведомый дух, и теперь она одержима?

– Что же ты молчишь? – в голосе зазвучало нетерпение – да, вот это точно Рамла! – Что тебе снилось, расскажи. Отчего ты так горько плакала?

– Я, – Накато запнулась. – Я не помню, госпожа. Помню только, что очень грустно было. А отчего – не знаю…

Рамла глядела пристально, и от этого сделалось не по себе. Вот сейчас разозлится, что не получила ответа – надает затрещин! Как некогда любимая наложница брата, красавица Мунаш. Та тоже не любила, когда ее прихоти не исполнялись немедленно. Вон, и у Рамлы взгляд сделался пронзительный, бешеный. Накато сжалась. Зажмурилась, когда та подняла руку.

Однако удара не последовало. Горячая ладонь осторожно погладила ее щеку.

– Ты чего? – шепнула женщина. – Неужели боишься меня? Разве я не была добра к тебе?

Она – добра?! Накато едва не расхохоталась ей в лицо. Боги и духи, и когда же это шхарт была добра к своей служанке?! Быть может, когда позволяла Фараджу и рабам шпынять ее? Или когда сама вымещала на ней раздражение?

Должно быть, страх получить затрещину оказался все-таки сильнее мимолетной веселости и столь же мимолетного раздражения.

– Что ты, госпожа, – выдавила девушка. – Ты – самая добрая из всех хозяек, что у меня были.

– У тебя было много хозяек? – Рамла сощурилась.

Число называть нельзя. Рабыне не положено уметь считать. Накато вовремя припомнила, как сама когда-то даже не понимала, что такое – считать.

– Я служила жене господина в кочевье, где родилась, – принялась она перечислять. – Потом – меня отдали в другое кочевье, и там я служила жене другого важного воина, а потом – его наложницам. То одной, то другой. Потом меня опять отдали в другое кочевье, и той осенью, прошлой…

– Все, хватит! – перебила Рамла. – Я поняла. Много. И что же, кто-то был к тебе добрее, чем я?

– Что ты, госпожа. Ты – самая добрая из всех хозяек, что у меня были, – повторила Накато.

А ведь года четыре назад она и впрямь могла бы так считать: Рамла порою ворчала и не давала ей спокойно поесть и поспать. Но она ни разу за все декады не подняла на нее руку. И не требовала, чтобы хозяин наказал ее. Выпорол или отправил на тяжелую работу. Нет, она побывала на тяжелой работе. Но тут ее наказал сам Фарадж. Рамла тогда просто прогнала ее.

Возможно, упади Накато перед нею на колени, умоляй о прощении – и никаких тяжелых работ бы не было. Но тогда она об этом не подумала.

Живя в родном кочевье, еще в бытность свою простой рабыней, Накато и внимания не обращала, что кто-то ее шпыняет. Или говорит обидное. В те времена она до одури боялась быть выпоротой. Или сосланной копать червей.

Помнила она и как ломит спину и плечи после целого дня работы, и как жжет кожу на руках, разъеденную краской.

– Ложись спать, – нахмурилась Рамла – что-то ей, похоже, не понравилось. – И не буди меня больше своими рыданиями!

– Прости, госпожа. Я не хотела. Не буду больше.

– Не будешь, – шхарт хмыкнула насмешливо. – Что же ты, имеешь власть над сновидениями?

– Что ты, госпожа. Откуда мне? – покорно отозвалась Накато. – Я только помолюсь богу сновидений, чтобы был милостив и позволил спать тихо, чтобы не разбудить тебя.

– Ложись со мной рядом, – неожиданно предложила та. – Вот здесь, на краешек ложа. И подушку возьми, – бросила девушке тощую подушку.

Вот это щедрость! Что это – духи ей нашептали?

– Что ты, госпожа, – пролепетала Накато.

А как же! Рабыне положено пугаться таких предложений. Шутка ли – госпожа хочет поделиться своей постелью!

– И не смей со мной спорить, – Рамла насупилась. – Укладывайся без разговоров!

Накато безропотно улеглась на краешек ковра. Ах, жаль – нельзя раскинуться свободно! До чего надоело сжиматься на полу сбоку от ложа хозяйки. Еще и подушка под щекой – она забыла, когда спала в последний раз на подушке.

Да, она неприхотлива. Но как приятно лежать на мягком! Ведунья – поразительное дело – еще и краешком покрывала ее прикрыла. Накато сама не заметила, как соскользнула в глубокий сон.

*** ***

– Мне надо знать! Мне необходимо знать, – голос Фараджа звучал настойчиво. – О, Рамла, моя Рамла, – в последних словах прозвучал трепет. – Прошу тебя, ведь я должен знать! От этого зависит судьба всего кочевья. И твоя тоже, о Рамла, – прибавил он с нажимом.

Накато с трудом сдержалась, чтобы не вздрогнуть, не поморщиться, не пошевелиться.

Она не сразу осознала, что означает то, что она услышала. Где она вообще находится. Не сразу поняла, что она по-прежнему лежит на краешке ложа Рамлы. И что слышит голос Фараджа – главы кочевья.

Странно, как это он не вспылил, что рабыня дрыхнет на хозяйском ложе. Видать, что-то важное ему потребовалось – не до рабыни.

Вон, как он выпытывает у Рамлы что-то! Что такого могло приключиться за одну ночь? Накато помимо воли ощутила любопытство.

Внимания на нее пока что не обращают. Вот и славно – а она послушает.

А ну, как и Амади покажется интересным то, что она сейчас услышит?!

– А почему ты не спросишь об этом своего шамана, о вождь? – наконец-то послышался голос Рамлы. Тихий, но звучащий ядовито. – Ведь шаман – тот, с кем говорят и ветры, и трава в степи! Почему ты не спрашиваешь его?

– Я спрашиваю тебя, – рыкнул Фарадж. – Почему ты упрямишься? Или я был недостаточно добр к тебе? – в словах зазвучала злость.

И с чего это шхарт взялась злить его? Осмелела или разумом помутилась?

– Я не знаю, что тебе сказать, мой господин, – откликнулась понуро Рамла. – Я лишь вижу видения порой. Не тогда, когда хочу – но тогда, когда они сами ко мне являются без спроса. Я бы хотела тебе помочь – но я не знаю, как. Спроси своего шамана – быть может, есть способ заставить ведьму увидеть то, что тебе надо?

– Я ведь ходил к шаману. И ты прекрасно знаешь, что он сказал. Не в его власти такие, как ты. И не в его силах как-то повлиять на твой дар. Ты ведь шхарт, ведунья, – прошептал Фарадж. – Так дай мне ответ! Я должен знать, что делать. Я не могу рисковать.

– Господин, – шхарт всхлипнула. – Мой господин, – голос ее прервался.

Накато сквозь прикрытые ресницы увидела, как она протянула к нему руки, но он отпрянул. Поднялся пружинисто на ноги.

– Ответ нужен мне нынче до полудня, – резко заявил, хмурясь. – Подумай хорошо, моя Рамла, – он склонился к ней, положил руку ей на голову. – Подумай хорошо!

Развернулся и вышел. Шхарт осталась сидеть – жалкая и потерянная, в тунике без рукавов, свисающей с одного плеча, с растрепанными волосами.

Посидев немного, она вскочила.

– Вставай! – взвизгнула зло и ударила ногой Накато. – Разлеглась на хозяйском месте, дрыхнет! Вижу, что уже не спишь. Подслушивала?!

– Что ты, госпожа, – Накато скатилась с ложа, прижалась к земле. – Прости меня, что заспалась…

– Поднимайся, – в голосе Рамлы зазвучали слезы. – Причеши меня, бестолковое создание. После принесешь поесть. Стой! – крикнула она. – Сначала – умыться. Принеси студеной воды от родника к шатру. Живо! – выкрикнула сварливо.

Накато вскочила и выкатилась стремительно из шатра.

Когда женщина так визжит, лучше поторапливаться. Несколько увесистых затрещин в таком случае – это самое удачное, чем можно отделаться. Не стоит злить лишний раз. Уж Накато прекрасно помнила, как прислуживала любимой наложнице брата! Если та была не в духе – ей и на глаза лучше не попадаться. Вот и Рамла теперь будет злобиться и беситься.

Хватая глиняный кувшин, чуть не столкнулась с одной из служанок.

– Живо приготовьте поесть – госпожа не в духе! – выпалила она и ринулась со всех ног к роднику.

Ну да, другие служанки теперь станут болтать – мол, рабыня совсем обнаглела. Приказы раздает! Плевать. Все равно все они ее ненавидят. Причиной больше, причиной меньше – значима ли разница?

К собственному удивлению, вернувшись, Накато обнаружила Рамлу в более-менее ровном расположении духа.

Та вышла наружу, не набрасывая теплой накидки. Велела полить ей на руки студеной водой, долго умывалась. Утерлась не сразу – постояла немного, глядя ввысь пустым взглядом. Спохватившись, взяла протянутый ей кусок полотна, промокнула небрежно воду с лица и рук. Глубоко вздохнула несколько раз, направилась обратно в шатер.