Текст книги "Снова на привязи (СИ)"

Автор книги: Гульнара Черепашка

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 26 страниц)

Накато не помнила, сколько пролежала рядом с безжизненным телом.

Она смутно ощущала, как ее хлопают по спине, не соображала, что ей говорят. Как ее поднимают, силой отцепляя скрюченные пальцы от закоченевшего трупа. И почти волоком тащат прочь.

Сквозь застилающие глаза слезы она смутно видела, как лежащее в пыли тело остается все дальше. Пришло глухое понимание – это ее оттаскивают.

Накато протянула руки, попыталась рвануться обратно. Но ее не пустили. Тело налилось противоестественной слабостью. И она не в силах была ни удивляться этому, ни воспротивиться.

Она едва осознала, что ее перенесли в шатер Рамлы.

Равнодушно взглянула на госпожу, склонившуюся над ней. Безучастно подумала, что та сейчас примется по своему обыкновению вопить и требовать исполнения приказов. Но та молчала, глядя встревожено.

Короткий обмен репликами – Накато не вслушивалась. Ей сделалось безразлично.

Она не обрадовалась тому, что ее не трогают. Как не огорчилась бы и привычной ругани госпожи. Ее оглушило.

*** ***

Рамла нежно, тихонько гладила ее по лбу, по волосам. Вытирала со щек бегущие безостановочно слезы.

– Не плачь, не плачь, милая, – шептала она. – Не нужно плакать. Все пройдет, все. И это пройдет и забудется, и утечет, словно вода в ручье. Словно облака по небу. Я утишу твою скорбь, убаюкаю печаль…

Слова ее и правда убаюкивали, уносили.

Кажется, и слезы уж не текли, а Рамла все гладила ее осторожно-осторожно по горячим, воспалившимся от плача щекам. Остро и густо пахло травами.

Да, ведь ее госпожа – ведунья. Ведьма, что умеет слышать духов и взывать к ним. Она сможет утишить ее тоску и горечь. Ей это под силу.

Однажды ее, Накато, хозяин, уже усмирил смертельную тоску своей рабыни. Когда она узнала о гибели сына. Чародейство надежно усмиряет любое горе, любую боль. Миг – и то, что терзало сердце невыносимой горечью, уходило навек. Засыпало или рассеивалось пылью, которую разносил ветер над степью. Рамла не обучалась колдовскому ремеслу – но имела дар.

Можно не сомневаться: она сделает, что обещает. Наутро Накато и не вспомнит о своей потере. И о своих слезах.

– Я развею твою тоску, – шепнула та проникновенно. – Ты веришь мне, скажи?

– Верю, – выдохнула Накато – сил на споры не осталось. – Да, верю…

«Ты сделаешь, что обещаешь, – этого вслух не сказала. – Ты утишишь мою тоску, мою боль. А я за это предам тебя. Сделаю с тобою все, что велит мне мой настоящий хозяин – а он не ведает жалости. И я тоже о жалости не вспомню».

Мысли прерывались, расплывались. Веки сделались тяжелыми-тяжелыми, глаза закрывались.

Накато знала – когда она их откроет, облик шамана в памяти померкнет. И со временем сотрется полностью. А еще она знала, что никогда не забудет последней своей мысли. И будущие поступки станет сверять с ней.

Темнота обволакивала, и голос Рамлы за ней терялся, рассыпался, превращаясь в сухой шелест зимней травы.

Накато погружалась в эту темноту, точно в вязкую воду. Воистину, сила даже неопытной шхарт пугала! Не зря, ох не зря боятся и ненавидят ведьм на равнине. Да и всюду их боятся и ненавидят. Просто некоторые – вот, как Фарадж – осмеливаются прибегать к их помощи, заручаясь верностью и поддержкой в обмен на почет и исполнение любых прихотей.

Она все-таки попыталась шевельнуться, всплыть из-под черноту, которая ее утягивала.

Тщетно. Ей нечего противопоставить силе ведьмы.

Она забудет шамана, с которым недолго делила вечера в его шатре. Забудет, как уже однажды забыла сына.

Однажды.

Не так-то и давно. Сколько декад прошло? Кажется, меньше десятка. Или чуть больше. А она уж не вспоминает о своем малыше. Забыла – и не печалится об этом.

И о шамане не будет печалиться. Очередное воспоминание превратится в сухую пыль.

Глава 18

– Это подарок обо Таонга? – Рамла жадно разглядывала браслет на руке Накато. – Он ведь уже мертв. А значит – не увидит тебя без побрякушки. Тебе ни к чему!

Девушка похолодела. Она не успела ни сообразить, ни сказать хоть слово – шхарт одним движением сорвала с запястья украшение.

– Госпожа! – возглас вырвался помимо воли. – У тебя ведь много драгоценностей. Прошу, оставь мне этот браслет на память о господине.

– На память! – расхохоталась та. – У тебя память есть?

– Госпожа, прошу, – Накато едва не разрыдалась – сама удивилась. – Господин был очень добр ко мне. Прошу, разреши сохранить то, что напоминает о нем.

Да, мастер Амади был бы недоволен. Открыто спорит с хозяйкой! В то время, как ее дело – молчать и слушаться. Но она не могла просто так отдать ей браслет. Хотя бы его!

Рамла несколько мгновений глядела пристально ей в середину лба, а потом вдруг закатила пощечину. Лицо перекосилось.

– Значит, хочешь память сохранить? – ядовито протянула она. – Очень уж полюбился тебе добрый господин? Понравилось ночи в шатре шамана проводить, – она ухмыльнулась криво, покивала. – А я, выходит, недостаточно добра для тебя? После всех милостей. После того, как в шатер тебя взяла – вместо того, чтоб отправить скот пасти, как тебе на роду написано. Хорошо же! Будет тебе господин. Теперь вон с глаз моих! Убирайся. И о побрякушке забудь – не полагается тебе такого. Ты – моя служанка. Нет у тебя ничего своего – все мое. Поняла?!

Накато опустила голову, и та свесилась на грудь.

Да, она поняла. И спорить не получится – Рамла в своем праве. Ей принадлежит даже жизнь служанки – и она запросто может отобрать и это, если ее посетит такой каприз. И Накато полагалось слушаться беспрекословно и трястись от страха. При каждом шаге оглядываться на хозяйку, боясь ее разгневать.

– Браслет красивый, – протянула Рамла, нарочито прикладывая тот к своему запястью. – Для меня – в самый раз! А ты-то на себя взгляни, – она издевательски усмехнулась. – Куда тебе браслеты носить! Ну, чего молчишь? – прикрикнула она.

– Да, госпожа, – еле слышно выдавила Накато.

– Так-то лучше, – ведунья с довольным видом наевшейся до отвала гиены разлеглась на ложе. – Ступай, принеси мне подогретого молока.

– Да, госпожа, – повторила девушка, склонив голову.

И стремительно выскользнула из шатра. От повседневных хлопот ее никто не избавит. И от Рамлы с ее капризами.

Что ж, она принесет хозяйке подогретого молока. Нынче она даже не станет ничего туда подсыпать – хотя бы потому, что подсыпать нечего. А вот в ближайшие дни можно будет пожаловаться лекарке на запор – возможно, та поверит, и даст ей какой-нибудь травы. Эта трава и окажется в пище или питье шхарт.

Мелкая месть – но лучше, чем вовсе ничего.

А свой браслет она заберет. Пусть не нынче и не завтра – но Рамла капризна, она забудет про отобранную у служанки безделушку. У нее куча браслетов – что ей еще один! А Накато выждет время и заберет.

Эти размышления вернули ей спокойствие.

*** ***

– А где мой браслет? – Рамла глядела на свое запястье так, словно впервые его увидела. – Где он?! – и уставилась требовательно на служанку.

Последние-то дни ей было не до побрякушек. Травка, которую Накато выпросила у лекарки, оказалась действеннее, чем девушка смела предположить. Все получилось на славу – она заварила крепчайший отвар и по нескольку капель добавляла во все блюда и напитки, что подавала шхарт в течение дня. Так что с минувшей ночи у той не было ни мгновения покоя.

Не успевала лечь – как вновь приходилось вскакивать. Кишки ей, видать, крутили жуткие спазмы – так что та, когда не стонала, причитала, что ее отравили.

Чего уж – покоя в ночь и все утро не было никому. Пришлось звать Фараджа, а тот велел привести лекарку со всеми помощницами и еще нескольких служанок.

И вот – похоже, отпустило. Даже про браслет вспомнила.

– Так что же ты молчишь? – в голосе ведуньи зазвучало нетерпение.

– Какой из твоих браслетов, госпожа? – почтительно откликнулась Накато.

– Какой-какой, – передразнила Рамла. – Мой браслет! Тот, который прежде твоим был. Что ты от Таонга получила. Ну?!

– Не помню, госпожа, – пролепетала девушка. – Я не видела его. То есть – я видела его у тебя на руке, – она запнулась и опустила глаза, будто в смятении.

На деле-то она прекрасно знала, где браслет! Только Рамла нипочем не найдет его, даже если ее с головы до ног обыщет. Накато не бестолочь какая-нибудь – носить его при себе.

– Это одна из этих девиц, – шепнула дико женщина. – Какая-то из них! Сначала – отравила меня, а потом, в сутолоке, браслет стянула! Дрянь! – голос ее зазвенел от ярости.

«У тебя ведь еще много браслетов, госпожа».

Молчать, молчать! А то еще заподозрит, что служанка не просто так выгораживает одну из тех, кого винила Рамла.

И Накато привычно опустила взгляд. Даже удивительно – ведунья не подумала на нее. Даже на миг не усомнилась в своей служанке. Считала ее настолько безответной?

– Где Фарадж?! – вскинулась между тем ведунья.

– Он ушел, как только тебе стало лучше, госпожа, – прошелестела девушка. – Он сказал – возможно, тебе удастся поспать. В последнее время было много волнений, а теперь еще и твоя непонятная болезнь…

– Непонятная, – передразнила та. – Кто-то подсыпал мне яд в еду или питье!

– Госпожа, но ведь еду тебе приносила только я, – напомнила Накато.

Она сама не знала, зачем это говорит, зачем нарочно вызывает подозрения. Но не сумела отказать себе в том, чтобы не уколоть ведунью.Та лишь махнула рукой.

– На что тебе травить меня? Тебя сразу ушлют скот пасти! Не так-то ты глупа, как хочешь порой казаться.

– Что ты, госпожа, – Накато сделала вид, что испугалась – правда, без особенного старания. – Я тебя не травила.

– То-то и оно!

– Но я и в руки твою еду никому не давала. Тебе несла!

– Ну, и зачем ты мне это говоришь?! – вспылила Рамла. – Хочешь сказать – ничего не видела, потому что дальше своего носа не видишь?! И не знаешь, кто мог мне дурного желать? А я знаю – все они. Все эти девицы, что принадлежат Фараджу – они все меня ненавидят.

– Они бы побоялись, госпожа. Ведь господин будет в гневе!

– Только если узнает наверняка, которая из них пакостила, – глухо отозвалась ведунья.

– А ты можешь с помощью своего дара узнать это? – Накато с любопытством на нее уставилась.

– Да уж теперь не узнаешь. Знать, сорвалось все дело – мне дурно день было, а после все само прошло. И лекарка говорит – все хорошо, нет признаков яда.

– Может, это и не яд был? – робко предположила Накато. – Может, тебе просто дурно сделалось? Занемогла. Ты ведь постоянно в мире духов, – она смолкла, опустила взгляд.

– В мире духов, – протянула Рамла.

Погрузилась в молчание. Похоже, всерьез задумалась над словами служанки. Может, и забудет теперь про браслет.

Накато, конечно, хотелось поглядеть на расправу Рамлы над одной из заносчивых наложниц и служанок Фараджа. Но ведь та снова вспомнила бы про браслет. Глядишь, его и нашли бы – хоть это и казалось не слишком возможным. Накато хорошо его запрятала – там, где никому не придет в голову искать. Но ведь нелепых случайностей никто не отменял. Большинство неприятностей именно из-за таких случайностей обычно и происходит. Уж ей ли не знать?

Она украдкой кинула взгляд на смолкшую ведунью из-под отросших волос, упавших на лицо. И увидела, что та пристально на нее глядит.

Интересно, заметила? Накато вновь старательно вперила взгляд в собственные колени.

Она-то думала, ведунья вновь погрузилась в забытье! Или просто задумалась, как это с нею в последние декады часто бывало. Но нет – взгляд оставался ясным, внимательным. Даже слишком внимательным – давно девушка не видела, чтобы госпожа так пристально ее разглядывала.

– А браслет – у тебя, – заявила она внезапно.

Накато опешила на мгновение.

– Как так – у меня? – вырвалось недоуменное. – Откуда же он может быть у меня, если ты сама забрала его, госпожа? – заныла она, добавив голосу жалостливых интонаций.

– Да не иначе – стянула ты его, пока я мучилась, – протянула Рамла ехидно. – Только ошиблась ты! Не удастся тебе его носить. Ты ж себя этим сразу выдашь!

Девушка моргнула.

– Нет у меня браслета, госпожа, – проговорила она обиженно. – Как бы я посмела воровать!

Она-то посмела, само собой. Только носить свой браслет она в любом случае не собиралась. Нечего им глаза мозолить вздорной мстительной ведунье. Это ведь для нее не украшение, а память. Память о Таонга, который так внезапно и нелепо погиб – а она ничего не сумела поделать. Не уберегла – хотя могла бы. Достаточно было не уходить далеко от его шатра. Пусть бы себе злился – ему во время налета не до нее было.

Она не подумала – считала его сильным. А он погиб.

Нет, никому она не покажет этот браслет! Сама будет доставать изредка и глядеть. Вспоминать о том, что было у нее совсем недолго.

Рамла ухватила ее пальцами за подбородок, приподняла лицо. Вгляделась пристально. Что уж она там разглядела – а спустя какое-то время отпустила, ухмыльнулась.

– Вот увижу на тебе браслет – шкуру спущу, – посулила она. – Поняла меня?

– Поняла, госпожа, – Накато опустила голову. – А только нет у меня браслета!

– Ну, нет, так нет, – на удивление миролюбиво отозвалась ведунья. – Надеть ты его не сможешь, и ходить в нем напоказ не будешь! Так что зря воровала. И молчи – не зли меня своим тупым горским упрямством! – она взмахнула рукой. – Пошла вон из шатра, снаружи переночуешь нынче. Привыкла я, что по ночам никто не сопит под ухом, – прибавила с ухмылкой.

Только и оставалось поклониться молча и выбраться прочь. Придется сегодня спать под открытым небом. Только сбегать в загон для скота – соломы себе охапку притащить да какое-нибудь старое покрывало.

И ладно. Она не замерзнет – она родилась в этих степях. Ей не привыкать спать на голой земле. А уж теперь-то она еще и выносливее любого степняка.

Она тоже не особенно стремилась спать в душном шатре, с сопящей над ухом Рамлой. Все равно ей в качестве лежанки достается в лучшем случае кусочек пола возле ложа госпожи. Великая роскошь!

В нынешнюю ночь Накато спала, свернувшись клубком возле полога шатра.

А когда на следующую ночь Рамла снова выгнала ее наружу, подумала – и отправилась спать в загон для скота. Она, разумеется, не простынет. Но спать рядом с животными явно теплее, чем возле полога шатра, завернувшись в подстилку!

Оттуда ее никто не выгонял – она нарочно устроилась в стороне от места, где ночевали рабы, которые смотрели за животными.

Стадо кочевью Фараджа принадлежало огромное. Помимо мамонтов, имелись сотни голов зубров и не один десяток длинношеих единорогов-эласмотериев. И по зимнему времени все они спали, сбившись в кучу. Даже мамонты укладывались почти вплотную друг к другу, рядом с остальным стадом.

Рабы тоже укладывались вповалку – там, где спали самки зубров с подросшими за осень детенышами.

Накато пошла туда, где ни один здравомыслящий раб спать не улегся бы, даже рискуя замерзнуть морозной ночью – к мамонтам.

Эти животные славились спокойствием и миролюбием. Чтобы вывести из себя мамонта – следовало постараться. Однако они были слишком огромны. Чуть шевельнется во сне животное – и беспечный раб, пригревшийся возле заросшего длинной шерстью бока, окажется раздавлен. Либо лишится ноги или руки, останется с раздавленными ребрами – а это тоже смерть, пусть и немного отсроченная.

Но ведь она – не одна из рабынь. И придавленная мамонтом нога ей не страшна.

Главное – подняться утром пораньше, чтобы никто ее здесь не обнаружил. С этой мыслью она пригрелась рядом с громадным плечом одной из старых самок и заснула.

*** ***

Должно быть, поздний зимний рассвет сыграл с ней злую шутку. Накато проснулась от звуков разговора совсем рядом.

Она распахнула глаза и уставилась в светлое белесое небо, роняющее редкую мелкую сухую снежную крупу. Едва удержалась от того, чтобы не вскочить на ноги в тот же миг – до нее вовремя дошло, что двое беседовавших мужчин ее не видят.

Мамонт, у бока которого прикорнула, лежал на том же месте. Должно быть, еще было слишком рано – так что животных пока что не выгоняли на выпас.

Голоса рабов звучали где-то в отдалении, глухо. Те, кажется, еще и не чесались – хоть успели попросыпаться.

Голоса двух мужчин звучали куда ближе.

Накато потихоньку подобрала под себя ноги, приподнялась и села, стараясь, чтобы ее не было видно из-за лохматой туши лежащей самки.

– А у меня жена и двое детей здесь остаются, – ворчливо говорил один из мужчин. – Ты-то жену себе в шатер не взял! У тебя и доли в стаде нет.

– Ты что же, самому вождю не веришь? Не доверяешь его мудрости?

– Мудрость нашего вождя в последние декады – это капризы его новой наложницы, якобы шхарт! Где была эта шхарт, когда моему отцу голову разрубили топором, а мать пала от случайной стрелы?

– Не в первый раз на кочевье совершаются налеты. И не в последний. Тебе ли не знать!

– Только всякий раз прежде Фарадж находился на месте – в своем шатре и со своими людьми. А ныне?

– Ты не хуже меня знаешь, почему, – возразил снова молодой.

– Я знаю, – хмуро отозвался первый. – Я знаю…

– Мы же на расстояние трех дней отъезжали! И никого вокруг нет. И не видать! Не будет новых налетов. Тем, кто приходил, еще не одну декаду раны зализывать! И Фарадж поступает мудро, оставляя кочевье на прежнем месте. Никто не станет искать нас там, где едва отбили нападение.

Ответом послужил недовольный вздох.

Смысл был предельно ясен: все эти рассуждения означали одно – глава кочевья рассчитывает на удачу. Вот только удача – в ведении всемогущих богов, а оскорблять их неверием опасно. Куда опаснее, чем оставлять кочевье без защиты самых сильных воинов. Но что же выходит – Фарадж снова намеревается уехать? А кочевье остается на прежнем месте…

– Вождь делает то, что принесет пользу всему кочевью, – проговорил молодой.

– Уж больно ты мудр – прямо не по годам, – проворчал старший воин.

– Да уж каков есть! А ты только ворчать можешь.

– Я просто не понимаю. Для чего, для чего нужно столько желтой краски?! Фарадж скупил за эти декады столько, что можно всю степь ею выкрасить, и еще останется! Краской забиты несколько шатров, а он снова хочет ехать за нею. Не понимаю, – в голосе прозвучало неподдельное отчаяние.

Накато поерзала и похлопала осторожно ладонью по плечу мамонта. Старая самка склонила голову – вроде как поняла, что девушка ее успокаивает, чтобы полежала еще смирно.

Так Фарадж, выходит, скупает желтую краску – оттого так подолгу и отсутствует? Вот так дела! Что это он задумал?

Накато смутно ощущала, что действия главы кочевья как-то связаны с предыдущими событиями. Только как? Что за досада – она всего-навсего глупая степнячка! Ее знаний недостаточно, чтобы полностью осмыслить происходящее. Да по правде сказать, у нее и особых знаний нет – даром, что года три назад она полгода с лишним проучилась в школе на равнине. А перед тем – выучилась читать и писать. И даже считать!

Увы, всего этого, оказывается, недостаточно.

А эти двое – видимо, разведчики, которых Фарадж отправлял в степь. Воины постоянно уезжали и после нескольких дней возвращались к становищу.

Выходит, Фарадж покидал кочевье, чтобы ездить за желтой краской? Должно быть, скупал ее у других племен – тех, что обитали ближе к озерам. Но для чего она ему в таком количестве?

Да, желтая краска – самое ценное, что есть в степях. Это Накато знала.

Спохватившись, взглянула на светлеющее небо. Солнце уж показалось, должно быть, показалось на востоке! Вон, и голоса рабов-пастухов зазвучали громче и ближе.

И Рамла наверняка уж хватилась ее. Накато принялась осторожно выбираться, стараясь никому не попасться на глаза. Не хватало еще, чтобы кто-то решил, что она нарочно подслушивала!

Глава 19

– Холодно, значит, стало тебе, бедняжка, – протянула со злым ехидством Рамла.

– Ночи холодные, госпожа, – захныкала Накато. – Зима близко!

И мысленно сама себе усмехнулась. Да она в бытность свою рабыней в родном кочевье так жалобно скулить не умела! Эх, и похвастаться не перед кем, никто не похвалит. А ведь когда-то представить не могла, чтоб осмелиться на нытье! Брат за такое хлестал плетью нещадно.

– Я твои ночи согрею, пятнохвосточка моя, – ласково пропела ведунья.

Накато и представить не могла, каким образом Рамла намерена выполнить свое обещание. Она слишком изумилась, услышав обращение – до сих пор хозяйка ни разу не называла ее именем маленькой степной ящерицы, что водилась в местах, близких к горам.

И вот оно, следствие беспечности.

Накато застыла у входа в знакомый шатер. Она здесь бывала не единожды – но теперь совсем не рада была здесь очутиться.

Все напоминало о прежнем хозяине – шамане по имени Таонга.

Только самого его не было. И никогда уж не будет. Накато казалось, что ступни приросли к земле в шаге от полога шатра, запахнувшегося за ее спиной. Все вещи перед глазами были знакомы, все они остались на своих местах. И запах внутри шатра остался прежним. И девушка невольно искала взглядом сильную худощавую фигуру, одетую в простую грубую одежду, с несколькими амулетами, свисающими на шнурках с груди. Темные насмешливые глаза.

Ничего этого она не увидит – ведь ясно. Нельзя увидеть воочию того, чье тело предали огню. От этого в груди, невзирая на чародейство Рамлы, болезненно сжималось.

– Что же ты стоишь? – протянул новый хозяин шатра. – Заходи. Выпьешь вина?

Накато молчала – губы занемели. Да и не хотелось отвечать. Дышать сделалось тяжело, воздух застревал в горле.

Странно, почему новым шаманом не сделался молодой ученик Таонга? Этого человека, что сейчас глядел на нее, недовольно хмуря брови, она видела редко. Имени его не помнила – на что ей? Накато привыкла считать его одним из воинов, ближайших к Фараджу. А он занял место Таонга.

И у него, к слову, оказался свой ученик. Парнишка, которого учил Таонга, оказался не у дел. Во всяком случае, такое впечатление сложилось у Накато.

– Ты долго намерена испытывать мое терпение? – в голосе нового шамана прорезались нетерпеливые интонации. – Ступай сюда немедленно!

Резкий тон помог Накато стряхнуть оцепенение. Таонга никогда так с нею не разговаривал. Наваждение спало – она больше не искала взгляд и фигуру прежнего хозяина шатра.

Да и сам шатер перестал ей казаться таким знакомым.

Кое-что поменялось. Не все, но многое. Жаровня стояла не так, как при Таонга. И часть амулетов, развешенных на стенах, сменилась. А на подносе возле ложа стояло только вино – сластей, к которым привыкла Накато, не было.

И она шагнула вперед. Идти к этому человеку не хотелось – бледно-карие глаза его казались неприятно тусклыми.

– Ну же! – прикрикнул он. – Живее!

И голос противный. Отвратительный, как крик падальщика, учуявшего поживу. И губы слишком широкие и мокрые, и кривятся в гримасе раздражения.

Накато обхватила себя руками. Что ей – идти на ложе с этим отвратительным созданием? Нет, не человеком – созданием. Новый шаман вызывал омерзение, словно был ядовитым насекомым или падальщиком.

Вспомнился вдруг старик Асита – человек, к которому водил ее брат в родном кочевье.

Невольно передернуло. Сделалось противно.

Да, тогда, несколько лет назад, тоже было противно. Но тогда она была забитой рабыней, запуганной и равнодушной. А еще она каждый раз надеялась, что у старика удастся разжиться хотя бы кусочком вяленого мяса. Тот, правда, зорко следил, чтобы девка, которую ему приводили, не унесла на себе даже пылинки лишней. Но Накато в то время постоянно была голодна.

Сейчас все иначе. И резкого окрика оказалось достаточно, чтобы вызвать отвращение.

Накато отшатнулась, когда потерявший терпение шаман резко поднялся на ноги и двинулся к ней. Еще и руки вытянул – словно схватить пытался.

*** ***

Вот чего он к ней полез?

Видел ведь, что она не хочет к нему подходить. И как пятится от него, тоже видел.

К чему было тянуть руки, хватать ее? Достаточно ведь было просто выгнать – и не пришлось бы сейчас ругать ее на чем свет стоит, хватаясь за расцарапанное лицо.

Шаман с перекошенным лицом вопил, брызгая слюной. Глаза налились кровью, так что он казался Накато еще более отвратительным, чем перед тем.

Каких только наименований она не получила! И гулящая девка, и безродная скотина, и дочь гиены и шакала. И все это – самые мягкие выражения. Спросить бы – к чему было звать к себе в шатер такую.

Девушка сама не могла понять, как так произошло. Просто в какой-то момент он оказался слишком близко. Настолько, что она ощутила тепло тела, запах.

И ей сделалось дурно. От погибшего шамана пахло сушеными травами и смолой, а не пищей с вином.

А уж когда нынешний хозяин шатра ухватил ее за руки, она вовсе перестала соображать, что делает. Спохватилась, получив увесистую затрещину.

Только тогда прекратила брыкаться и визжать. И с легким удивлением уставилась на него, не понимая, откуда на щеках взялись алые полосы. Шаман недоверчиво ее разглядывал, во взгляде горело бешенство.

Что ж, теперь он едва ли пожелает ее видеть в своем шатре!

Эта мысль неожиданно успокоила Накато. Фарадж, конечно, накажет ее за выходку. И Рамла будет в ярости. Сейчас-то Фараджа нет – она станет наказывать служанку. Зато не придется больше приходить сюда.

*** ***

– Ты сдурела! – визжала Рамла. – Как тебе такое в твою пустую голову пришло! – она, не сдержавшись, вцепилась скрюченными пальцами в волосы служанки, принялась трепать.

А волосы как раз отросли! Накато в первый раз за все время пожалела об этом. Боль оказалась такая, что на глазах выступили слезы. Она с трудом сдержалась, чтобы не отшвырнуть хозяйку. Само собой, она ждала, что ведунья будет разозлена. Но чтобы до такой степени?

– Еще и молчит, упертая дрянь! – выкрикнула шхарт, дергая изо всех сил.

– Ай! – вскрикнула Накато, до этого момента как-то подзабывшая, что битой рабыне положено скулить. – Как больно, госпожа! – здесь она душой не покривила. – Прошу тебя, сжалься, так больно!

– Больно тебе?! А чем ты думала, когда расцарапала лицо обо Бомани?

– Прости, госпожа, я сама не знаю, что на меня нашло! – заскулила Накато.

Тут она тоже сказала чистую правду: перед глазами у нее в тот момент потемнело от омерзения. Она сама не осознавала, что творит.

– Да понимаешь ли ты, что ты натворила?! – возопила Рамла, хотя волосы девушки все-таки выпустила, и та рухнула на колени, хватаясь обеими руками за голову.

Та болела и горела нещадно, лоб разламывался после грубого таскания за волосы.

– Таонга не пожелал иметь со мною дела – ты-то об этом знаешь, – тихим, звенящим от гнева голосом поведала ведунья. – И я хотела, чтобы Бомани проникся расположением ко мне! Отправила к нему тебя. А ты? – она схватилась за голову, принялась метаться по шатру. – Ты опозорила меня! Бомани никогда не станет мне доверять. Бомани скажет – Рамла отправила к нему порченую девицу, дикую и безумную!

Вот как! Это не новый шаман захотел, чтобы Накато пришла к нему. Это шхарт сама отправила к нему служанку. Вроде как в дар – чтобы заручиться его дружбой.

– Ты – негодная, неблагодарная тварь! – прихлопнула Рамла. – Я ведь доверилась тебе.

– Ты забыла сказать об этом мне, госпожа, – прошелестела Накато.

И сжалась, ожидая новой оплеухи или тычка. А может, хозяйка снова попытается оттаскать ее за волосы? Она, растопырив пальцы, прижала обе ладони к голове.

– Трусливая и дерзкая неумная бестолочь! – с беспомощной злостью заключила Рамла, с отвращением глядя на нее. – Может, отрезать тебе твои космы под корень, а?

– Отрежь, госпожа, – согласилась девушка. – Тогда ты не сможешь больше таскать меня за них.

– Тьфу ты, погань! – плюнула та с досадой.

Прекратив метаться, плюхнулась в подушки на ложе. Посидела, свалилась набок, обхватила себя руками.

– Тебе дурно, госпожа? – Накато подняла голову.

– Ты утомила меня, – отозвалась ведунья, тяжело дыша. – Укрой меня покрывалом и умолкни! Хочу спать, – она поерзала, укладываясь поудобнее. – И не вздумай никуда сунуться из шатра! Рядом сиди, – буркнула недовольно.

И прикрыла глаза. Н-да, не каждый день увидишь, чтобы Рамла свалилась от усталости. Должно быть, утомилась, таская служанку за волосы.

Спустя короткое время она мирно засопела – уснула. Накато, вздохнув с облегчением, принялась лихорадочно доедать пищу, оставшуюся на подносе. Покончив с остатками, решила унести все – чтобы госпожа, проснувшись, не разозлилась снова. Заодно, может, удастся перехватить еще чего-нибудь съестного. Не так-то она и наелась объедками от трапезы госпожи.

Та, конечно, запретила выходить. Но сейчас, едва заснув, она не проснется. И не узнает.

Она-то, выходит, хотела задобрить Бомани. А Накато ей все планы спутала.

Если бы еще Бомани не вызывал в ней такого отвращения! Кто знает, в чем причина – то ли в памяти о Таонга, хоть Рамла и утишила горечь от его гибели. То ли от того, что сам Бомани – на редкость противный и вздорный человек.

Накато, обернувшись на спящую госпожу, понесла поднос прочь. Надо выбросить кости и крошки, все помыть.

Нет уж, пускай Рамла придумывает другой способ подмазаться к новому шаману! На что ей оно только?

Накато задумалась. На востоке ведьмы редко получали расположение тех, кто обладал силой и властью. Их боялись. Если женщина выдавала чем-то, что у нее имеется дар – ее участь, чаще всего, оказывалась незавидна. Так что шхарт, получившая целый шатер со служанкой, вокруг которой пляшет чуть ли не все кочевье – это была невидаль!

Однако Накато понимала – миновала не одна декада. А у Рамлы не получалось толком сделать хоть что-то полезное.

Вероятно, потому она и злилась, и тревожилась о своей судьбе. Надоест Фараджу возиться с ней – и легкая жизнь закончится. А дар, проявившись несколько раз, словно уснул. И прежний шаман явно показывал, что не желает иметь дел с женщиной-ведуньей. С ведьмой.

Но неужели Таонга пытался принизить ее в глазах Фараджа?

А что. Он ведь был шаманом – ближайшим соратником главы кочевья. И имел почти такую же большую власть. А потом появилась Рамла – женщина-ведунья, купленная Фараджем на невольничьем рынке. Шхарт, без всяких заслуг вознесенная куда выше, чем многие в кочевье.

Возможно, в лице Бомани она пыталась найти поддержку?

Накато поерзала, устраиваясь удобнее сбоку от ложа. Вечер выдался утомительный, шумный. Глаза слипались.

Снова придется спать на тощем ковре: Рамла разозлилась, так что, если служанка положит голову на краешек одной из подушек – сочтет это наглостью. Снова примется вопить и колотить ее. Накато невольно вздохнула. Право слово, даже в загоне для скота, возле бока старой мамонтихи, было уютнее и теплее.

Она свернулась клубком, стараясь согреться. И сама не заметила, как уснула.

*** ***

– И что это за выходка? – устало осведомился Амади.

Во взгляде – ни капли злости. Только бесконечная усталость и непонимание. Накато упрямо опустила голову. В кои-то веки появился! Она уж и не чаяла увидеть его до конца зимы. А что она должна ему отвечать? Выходка! Только она не вещь, которой может пользоваться всякий, кто пожелает. Вернее – вещь, конечно. Вот только…