Текст книги "Снова на привязи (СИ)"

Автор книги: Гульнара Черепашка

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 26 страниц)

Глава 4

– Мастер, – Накато не удивилась, увидев колдуна. – Я сплю?

– Спишь, разумеется, – он усмехнулся. – Чем вызываешь лютую зависть у многих своих товарок по несчастью.

Ну, разумеется. Женщины перепуганы, трясутся за свою судьбу. Многие потеряли родных и детей. Рабыням – многим из них – безразлично. А вот бывшие жены, сестры и дочери сильных воинов племени могут сами стать рабынями, потеряв практически все из того, что имели. Им сейчас скверно.

Это ей тревожиться не о чем. Она никого не потеряла, и ее дорога – стать шпионкой для своего хозяина. Может, и побудет рабыней – но это ненадолго.

– Ты пришел не просто так. Я как раз нынче задавалась вопросом – как ты намерен сделать так, чтобы меня продали именно тому, кому нужно.

– Куда проще, чем может показаться, – Амади махнул рукой. – Эта женщина, которую нынче поколотили бывшие рабыни. Она – будущая шхарт.

– Ведунья? – удивилась Накато. – Мне не показалось…

– Ее сила спала до времени. Так часто бывает – женщина сыта, спокойна – на что ей сила ведовства? Она спит, не проявляя себя. Крупицу дара может разглядеть сильный шаман или маг. Разглядеть и развить. Вот только это – степи, – он усмехнулся. – Ты еще найди того, кто просто разглядит. А уж развивать дар у женщины, – развел руками.

Это да, ведьм нигде не любили. Их боялись. Накато изумлялась – даже в башне Ошакати, обучавшей всех магов Орруора, не было ни единой женщины. Мальчиков, в которых горела искра дара, отбирали у матерей младенцами. Девочкам же туда хода не было.

– У тебя планы относительно этой женщины? – осведомилась она. – Будет твоей третьей помощницей?

– Вот уж нет! – фыркнул Амади. – Мне пока что вас с Адвар вполне хватает.

– Но ты ведь не просто так заговорил о ней.

– Ее брат был одним из ближайших к главе кочевья людей. Она вернулась в его шатер после того, как овдовела. И мужем ее был не последний человек в племени. Потому она и взбешена, и потрясена – теперь-то ей быть обычной рабыней. В лучшем случае – наложницей, – колдун помолчал.

– Бывшие рабыни кочевья ей жизни не дадут, – заметила Накато. – Здесь.

– И это тоже, – согласился он. – Но сейчас у нее есть шанс выбиться снова наверх – ее дар скоро проснется. Он уже готов пробудиться, дремать ему осталось недолго. Это наверняка используют, чтобы продать ее выгоднее. Многие главы кочевий не прочь были бы иметь свою шхарт. Если есть шхарт, которая верна тебе – ты становишься намного сильнее.

– Только для этого нужно, чтобы шхарт была тебе по-настоящему верна.

– Ну, а это зависит от того, к кому она попадет, – Амади хмыкнул. – Умный человек знает – злить шхарт не следует. Ее, наоборот, нужно задобрить. Одарить. Если тот, кто купит ее, поймет, что попало ему в руки – исполнит любую прихоть, любой каприз. Не позволит никому выказывать ей ненависти.

Накато молчала, ожидая продолжения. Если с товаркой по несчастью – новоявленной ведуньей – все было ясно, то какое отношение все это имеет к ней, она понять не могла. Колдун, как всегда, со своими хитроумными выдумками.

– Словом, эта несчастная сейчас подавлена, и окружена теми, у кого на нее зуб, – колдун покачал головой – что это, неодобрение недогадливостью служанки? – Она боится за себя, за свое будущее. Любая, кто не станет травить ее вместе со всеми, выделится из толпы, покажется ей лучше прочих. Ты нынче подала ей воды – выполнила прихоть. Она не может тебе приказывать – вы сейчас все в рабстве, все в одном положении. Она понимает, что ты, скорее всего, выполнила ее требование из трусости или безответности.

– Трусость и безответность – не доброта, – Накато вздохнула, поняв, к чему клонит хозяин. – И не верность.

– Остальные еще хуже, – напомнил он. – Вас будут держать в этом загоне не один день. Даже если ты не скажешь будущей шхарт ни слова, не станешь уверять ее в свое верности, она успеет привязаться к тебе. И захочет, чтобы ты осталась при ней.

– Она же шхарт! Она разглядит мою природу, – напомнила девушка.

– Ее дар только-только готов пробудиться. В ближайшие годы самой трудной задачей для нее станет – разглядеть свою собственную природу. Что ей до твоей! Твоя задача – приблизиться к ней, заставить доверять. Заставить привязаться. Стать незаменимой. Да, ты для нее – обычная безмолвная рабыня. Так что подругой ты ей не станешь. Но она должна верить тебе. И молчаливая, забитая рабыня для этого подходит лучше всего.

– Я поняла, мастер, – Накато склонила голову.

– Вот и славно. В таком случае – я покидаю тебя, – колдун слегка улыбнулся. – Легких тебе снов! – он растворился в воздухе.

Накато огляделась. Каменистая высохшая равнина кругом, насколько хватало глаз. И где она? Во сне – это понятно. Но где и когда она наяву могла видеть такую равнину, что теперь явилась ей во сне?

Земля – серая, высушенная солнцем и ветрами. И небо – такое же серое, тяжело нависающее. Что за сон послал ей колдун? Это зовется – легкий сон?

Тишь – ни звука, ни дуновения ветерка. Накато, съежившись невольно, озиралась. Почему Амади привел ее именно в это видение? Что он хотел этим сказать?

Окружавшая картина нагоняла невольную тревогу. Может, это не Амади послал ей такой сон, а она очутилась здесь по воле кого-то другого? Что за дух или неведомый колдун вздумал над нею подшутить? И зачем…

– Эй! – громкий окрик заглох, поглощенный равниной. – Кто здесь?!

Ответа нет. Кто бы ни наслал на нее этот морок – он не желал себя выдавать. Но ведь не просто так она очутилась здесь, в странном месте? Значит, некто хотел что-то этим сказать. Предупредить, предостеречь, пригрозить? Ей или хозяину – колдуну?

И что за прок угрожать ей, если цель неизвестного – мастер Амади? Да помилуют ее боги и духи!

Из растрескавшейся земли полезли длинные черные черви. Накато подпрыгнула инстинктивно, когда один такой выполз прямо под ее стопой.

Что еще за дрянь?! Охватило отвращение. Это даже не черви – это целые змеи! Бежать бы – только куда?!

Выглядели твари премерзкими, а то и ядовитыми. Черви, которых выкапывали по берегам соленых озер – и те не были столь омерзительны. Вот червяк обвил ее ногу, и она принялась стряхивать его, поскуливая от ужаса.

Да помилуют ее боги и духи – когда она была столь труслива?! Это ведь сон!

*** ***

Накато распахнула глаза, уставилась на усыпанный звездами небосклон.

Сердце колотилось, норовя выскочить из груди. Дыхание срывалось, лоб покрыла испарина. Да помилуют ее боги и духи!

Она осознавала, что видела только что обычный сон. И что сон это окончился, сейчас она не спит. Но легче от этого не становилось. Хотя проснуться ей удалось быстро – она сама не ожидала.

Под боком свернулась клубком женщина. Та, что, по словам хозяина, вскоре должна была оказаться шхарт – ведуньей. Голову она положила на вытянутую в сторону руку Накато, и та затекла. Потому, должно быть, и стала сниться всякая дрянь.

Ну, удружил ей колдун! Теперь возиться с этой будущей ведуньей. И ведь дело не закончится, когда их распродадут! Ей придется остаться рядом.

Она принялась осторожно вытягивать руку из-под головы спящей. Та завозилась, недовольно замычала во сне. Ухватилась обеими руками за живую подушку, подгребла себе под голову.

Накато стиснула зубы. Больше всего хотелось взять забытую после питья миску и треснуть хорошенько женщине по голове. И еще повыдирать ей разметавшиеся повсюду космы – почему-то именно сейчас они злили неимоверно.

Волосы лежали вокруг, лезли в лицо Накато, щекотали шею и плечи.

Эта будущая шхарт, должно быть, замерзла. Осень пришла в степь, холодает. Ночь вот холодная, и вытоптанная земля остыла.

Да, днем выйдет солнце, согреет стылую землю и жмущихся сейчас друг к дружке пленниц. Но то днем. Ночью же не спасают даже растрепанные, рассыпавшиеся вокруг косы.

Самой Накато прохлада пока что не мешала. До настоящих заморозков, когда поутру видишь побелевшие стебли травы, далеко. Если бы не эта докука.

Она кинула неприязненный взгляд на женщину. Та не имела нечеловеческой выносливости, как у Накато, и наверняка мерзла. Ей бы улечься вповалку с остальными женщинами – да те не пустят ее в свой круг. Будущая шхарт стала изгоем даже среди таких же, как она – женщин, носивших одежду из хорошей ткани. И она жалась к Накато – единственной, кто не шпынял ее.

Нет, так решительно невозможно!

Да, она не мерзла. Но прижатую головой соседки руку уже не ощущала. Да и спина затекла – набок бы перевернуться.

Она осторожно подвинулась и принялась потихоньку, по чуть-чуть, выпрастывать руку из захвата. Женщина – ни дать, ни взять, маленький испуганный ребенок – обхватила ее обеими руками и держала крепко.

Подумать только – и это будущая шхарт!

Может, колдун ошибся? Хотя он-то не мог в таком ошибиться. Не верилось, что эта женщина когда-нибудь обретет могущество ведуньи. Хотелось бы знать, когда как это произойдет. Амади сказал – совсем скоро…

*** ***

Она даже не представляла, насколько скоро.

Накато не успела в эту ночь снова заснуть. Собственно, она не успела даже освободить свою руку. Женщина, видимо, почувствовала, что она пытается выбраться. Да и мудрено было бы не заметить! Она держалась за руку цепко, как озерный червь за глину.

Заметить заметила, но спросонок, должно быть, не поняла. Да и вообще не успела проснуться. Что уж ей почудилось или приснилось?

Накато и сама не успела понять, что происходит. Просто руку в какой-то момент вывернуло, а ее саму – погрузило в неожиданно разжижившуюся землю.

Она совершила ошибку: рывком отобрала у сонной женщины свою руку. Воспользоваться этим, чтобы выбраться из земли, ей не удалось: она провалилась по шею, а почва, обхватившая со всех сторон, зашевелилась вокруг, точно челюсти громадного слепого червя.

Новоявленную ведунью приподняло над поверхностью земли, окутало жутким синеватым свечением. Накато, с ужасом поняв, что не в силах выбраться, заорала.

Со всех сторон послышались перепуганные вопли других пленниц – от тела шхарт во все стороны протянулись тонкие молнии, принялись жалить тех, кто очутился на их пути. В загоне воцарился хаос.

На вопли, шум и неестественный свет сбежались сторожа, ворвались внутрь загона, принялись выгонять перепуганных, растерянных женщин. Накато барахталась, силясь выбраться из затягивающей земли. Сил у нее хватило бы, чтобы не один раз выкопаться из ямы, но опоры под ногами не было. Все слои пришли в движение.

Да ее сейчас попросту с головой затянет! Забытое ощущение беспомощности захлестнуло с головой.

– Помоги! – заорала она, обращаясь к висящей над землей женщине.

На то, что та услышит, не надеялась. Руки и ноги свисали, неподвижные. Да и сама новоявленная ведунья казалась бесчувственной. Либо так и не проснулась, либо сама не понимала, что с ней происходит.

Да чтоб тебя! Земля превратилась в вязкое месиво, неумолимо затягивающее. Голову пришлось поднять, но подбородок неумолимо погружался.

И насколько глубоко ее затянет?! Да, сразу она не умрет. Возможно, там, на глубине, найдется твердая опора, и она сумеет выкопаться. Быть может, и колдун сумеет прийти ей на выручку. Но тонуть в земле отчаянно не хотелось. Ощущение затягивающей вглубь пучины показалось тошнотворно жутким. Тем более, что тело, оказавшись под поверхностью, лишилось подвижности: внутри земля была ровно такой твердой, как и полагалось.

Нет, взывать к помощи бесполезно. Новоявленная шхарт не слышит.

Она вообще не осознает, что происходит. Что она сама творит своей волей. Как младенцы неспособны осознавать движения собственных рук и ног, так эта женщина сейчас неспособна осознать движения своей силы.

И барахтаться тоже бесполезно. Опоры под ногами нет, двигать руками, погруженными в землю, не получается.

Накато глубоко вздохнула и попыталась подтянуть к себе ноги и руки. Получилось не очень. Но воздуха она набрала вовремя: земля затянула ее по макушку, лицо скрылось под поверхностью.

Сразу сделалось тяжело. Двигаться не получалось – точно она погрузилась в твердый камень и застыла там.

Потянула к себе руки, чтобы хоть с лица землю убрать. Тщетно! Нечеловеческой силы, которой наделил ее когда-то колдун, не хватало. Заметит ли кто-нибудь в неразберихе, как она утонула прямо в земле?

Да кому она нужна! Одна из десятков рабынь, запертых в этом загоне. Еще и темнота кругом, середина ночи. Налетчики, небось, дрыхнут беззаботно. А женщинам дела друг до друга нет.

Вот только нет перед ней вопроса – барахтаться или нет. Усилия безрезультатны.

В груди стало тесно – слишком глубокий вдох она сделала перед тем, как погрузиться под поверхность. Накато попыталась выдохнуть – но затвердевшая почва не желала пропускать воздух, выходящий из ее груди.

Сдавило. Удары сердца сделались частыми и тяжелыми. Оно колотилось в ушах и в горле, удары стуком молота разносилось внутри головы.. Забытое ощущение беспомощности.

Напряженные растопыренные пальцы руки коснулись твердого. Накато инстинктивно сжала их вокруг комка – и, на удивление, ей удалось обхватить его. Сжала судорожно и ощутила, как впиваются в кожу ладони выступы твердого камня.

В засасывающей трясине камень показался настоящим спасением. Наверное, потому что удалось за него ухватиться.

Потянула его к себе, принялась дергать. Усилия, остававшиеся бесплодными без опоры, вдруг дали плоды. Камень сдвинулся с места, и Накато ощутила, как сдвинулись вслед за ним и пласты почвы. Руку с камнем удалось подтянуть к себе чуть ближе. И вместе с тем – неведомым образом вторую тоже.

Она забарахталась с новой силой. Надежда вспыхнула снова.

Казалось бы, камень – жалкая точка опоры. Но он удивительным образом придал ей сил и позволил вернуть частично владение телом.

Сердце по-прежнему колотилось, точно безумное, от удушья голова кружилась. Накато сама себе не поверила, когда пальцев коснулась прохлада. Воздух! Она пробилась наверх. Если это не иллюзия, конечно.

Кожу ладони, а затем и руки защекотала сыплющаяся сухая земля. Нет, не кажется! Она забарахталась сильнее, отчаянно пытаясь выбраться на воздух.

Должно быть, ей повезло. Наверное, кто-то заметил шевелящуюся и проваливающуюся почву. Ее раскопали сверху, помогли выбраться. Накато к тому моменту мало что осознавала. Стоило очутиться на поверхности – тело забилось в судорогах. Набранный перед тем, как погрузиться, воздух с надсадным свистом вырвался наружу. Девушка судорожно хватала воздух и не могла надышаться.

Она не знала, сколько прошло времени, прежде чем пришла в себя. Стоянка шумела и галдела. Женщины в загоне шушукались и всхлипывали, сбившись кучками.

Новоявленная шхарт сидела возле самой изгороди, сжавшись в комок и нахохлившись. Чем ее приструнили, любопытно?

Накато, сипло дыша, лежала на твердой земле, глядя бездумно в черную небесную бездну. Звезды перемигивались, не то пытаясь подбодрить, не то ведя какую-то свою, неслышную людям беседу. В голове царила звенящая тишина. Ни мыслей, ни чувств. Силы из тела утекли – она чувствовала себя вконец вымотанной.

Все, на что хватало сил – изредка моргать, чтобы сморгнуть слезы с глаз.

– На, попей, – хриплый ломкий голос пробился сквозь окутавшее ее безмолвие.

Накато скосила глаза и с удивлением увидела, как женщина сидит перед ней, протягивая плошку с водой. Что это, ей чудится?

– Возьми, попей, прошу, – повторила она.

Да помилуют ее боги и духи! А небо наземь сейчас не рухнет?! Для нее, Накато – вполне возможно. Вот разозлится новоявленная шхарт сейчас, не получив отклика на свой порыв. И кто знает, что она еще учинит.

– Ты обижаешься? – проговорила та. Голос – воплощение кротости.

– Я, – хотела сказать Накато, но голос не слушался. Получился лишь слабый выдох, да губы едва шевельнулись.

– Ох, ты, должно быть, без сил!

Подумать только. Она, оказывается, способна на сочувствие! Надолго ли только того сочувствия хватит…

Женщина оглянулась суетливо. Не придумав ничего лучшего, стала обмакивать в плошку собственные волосы и протирать лицо Накато.

Прохладная вода освежала. Капли смыли с лица пыль. Влажные волосы коснулись губ, и девушка жадно втянула воду. Оказывается, и во рту невыносимо пересохло. А она так обессилела, что даже не замечала этого.

– Еще, – в этот раз получилось выдавить из себя слово, хоть шепот и получился еле слышным. – Воды…

– Сейчас! – торопливо шепнула женщина. – Я сейчас!

Торопливо вскочила и убежала. А вскоре вернулась с полной плошкой. Ей пришлось бегать еще трижды, пока Накато не напилась и не уснула.

Глава 5

Проснулась от ощущения, что на нее смотрят. Пристально, не отрываясь.

Накато распахнула глаза и увидела выжидающий, тяжелый взгляд новоявленной шхарт. Поневоле сделалось не по себе.

Она слегка пошевелилась. Завозилась, приподнимаясь и усаживаясь возле изгороди. Чего женщина так таращится?! Ждет чего-то?

Должно быть, думает – достаточно ли пришла она в себя, чтобы прислуживать. Вот сейчас привычно потребует принести ей воды… но та молчала. А может, она вспоминает, как собственными волосами ночью сперва мыла Накато, потом – поила. И теперь раздумывает, как поступить с той, из-за кого пришлось унизиться.

Девушка настороженно глядела на женщину, гадая – чего ждать. Что-то надумает? Ударит, снова попытается утопить в разжиженной земле?

В груди разлился холод от страха. И вроде кругом светло, и другие пленницы глядят на них. Но справиться с растущим ужасом не получалось. Она попыталась боком, вдоль изгороди, отползти. Лицо новоявленной ведьмы вытянулось, выразило огорчение.

– Прости, – выдавила она, кладя ладонь на руку Накато. – Прости меня, – она наклонилась, заглядывая ей в лицо.

Девушка отшатнулась. Да помилуют ее боги и духи! Ей это не снится – высокомерная сестра какого-то могучего воина просит у нее прощения?

И что прикажете отвечать? Та уже наверняка привыкла к ее безответности. А сейчас вон как выжидающе глядит!

– Я не хотела тебя пугать, – снова заговорила женщина. – Я не знала… я спала! – кажется, она разозлилась – брови сдвинулись на переносице. – Не держи обиду! Скажи же хоть что-нибудь.

Еще пристукнет сейчас молнией со злости, если и дальше молчать в ответ.

– Ты, – выдавила Накато, силясь придумать подходящий ответ. – Я не держу обиду, – нашлась она наконец.

– Это хорошо, – женщина закивала. – Не злись! Я тебя никому теперь в обиду не дам.

Можно подумать, ее кто-то обижал! Это новоявленную шхарт обижали – потому что не сообразила вовремя, что положение ее переменилось. Как она намерена оградить от мнимых обид Накато, хотелось бы знать?! Болтовня.

Пустая болтовня, чтобы и дальше гонять ее с приказами. Но не спорить ведь с ней? Тем более, задачей Накато как раз и было втереться в доверие. Ей это удалось. И оказалось даже проще, чем она предполагала. Теперь бы избавиться от липкого страха, который накатывал всякий раз, как подымала глаза на женщину! А та глядела, глядела голодным ожидающим взглядом. Чего ждала? Она ведь уже сказала, что не злится!

Боги и духи, совсем отвыкла говорить за последние дни. Говорить от нее не требовалось, и она молчала. Вот и итог.

Не выдержав пристального, прожигающего взгляда, кивнула. Кажется, женщину это устроило. Возможно, потому что кивок больше напоминал поклон.

Шхарт отвернулась, принялась пальцами расчесывать вконец запутавшиеся, покрытые колтунами, пряди волос. Накато опустила взгляд, уставилась в землю. Она мечтала об одном: чтобы женщина не вспомнила – можно ведь и приказать безответной рабыне помочь ей распутать волосы.

Та не вспомнила.

Видать, некое подобие раскаяния ее все-таки мучило. Поэтому она не дергала Накато до вечера. Вновь помыкать ею взялась лишь со следующего утра.

Надсмотрщики не заходили в загон, не пытались увести новоявленную шхарт от остальных женщин. И шло все так, будто ничего не случилось. Пленницы сидели, скучившись, временами вяло переругивались между собой. Кто-то злобно шипел, кто-то тихо плакал или сидел неподвижно, застыв в равнодушии. К подопечной Накато никто больше не лез. Давило смутное ожидание – не могло ведь так быть, чтобы добычу никуда не угнали дальше?

*** ***

Спустя пару дней стало ясно: разбойники никуда не собираются уводить женщин. Это вообще был постоянный лагерь.

На третий день в загон пригнали еще несколько десятков пленниц. В саже, копоти, ссадинах и кровоподтеках. Таких же перепуганных, как и их предшественницы вначале. Стало более шумно и тесно. За последующие дни разбойники пригоняли новую и новую добычу. В загоне сделалось совершенно невыносимо. Воды не хватало, хоть пленниц время от времени и выводили по несколько человек – чтобы натаскали новую кадку.

То и дело вспыхивали ссоры и драки. Утешало только то, что от новоявленной шхарт держались в стороне – новеньким рассказали о случившемся несколько ночей назад.

Накато находилась неотлучно при ведунье – та не желала отпускать ее от себя ни на шаг.

Спустя декаду с лишним пришел караван. Пленниц с утра заставили натаскать побольше воды, вымыться.

В воздухе витало предвкушение перемен. До сих пор воду носили только для питья.

Ощущение не обмануло: когда солнце поднялось к зениту, к лагерю пришел небольшой караван. Несколько десятков мужчин, вооруженных до зубов.

Это, как оказалось, была охрана. Воины, прибыв, безучастно расселись прямо на земле. Им принесли воды – и только. К загону направились четверо людей в пыльных туниках. В сравнении с воинами они выглядели тучными, рыхловатыми и приземистыми. Накато случалось видеть и более рыхлых мужчин в городах на равнине, но эти разительно выделялись рядом с воинами.

В загон зашли несколько охранников, окриками заставили пленниц разбиться на группки и выстроиться в некоем подобии порядка.

Четверо мужчин оказались торговцами. Они ходили среди женщин, придирчиво разглядывая их. Осматривали со всех сторон, крутили и щупали, некоторым заглядывали даже в зубы.

Разобрали чуть не половину до того, как солнце забралось к зениту. Согнали в четыре колонны – пока их строили, торговцы расплачивались с налетчиками. И снова – долгая дорога через степь, на сей раз – к подножию гор.

Спустя два дня разделились. Один из торговцев направился со своими невольницами к югу вдоль подножия, еще двое – двинулись через горы.

Судя по всему, этих уведут за пределы степей. Неужели на равнинах не хватает женщин, чтобы была необходимость тащить их из такой дали? Поистине, люди порою ведут себя непредсказуемо.

Последний, при котором остался всего десяток охранников, с самой большой группой рабынь, повернул к северу. Еще день пути – и караван вышел к огромной стоянке.

Такого Накато никогда прежде не видала.

В восточной части Степи подобных стоянок не устраивали. Там вообще не бывало стоянок, которые оставались на месте долгие декады, не трогаясь с места.

Степи – это движение. Стада кочуют, перебираются с места на место в поисках более сочной травы. И люди поступают так же. Кочевье снимается с места, как только стадо объест траву вокруг места очередной остановки.

Эта стоянка принадлежала лишь людям. И люди эти не пасли стада. Они просто жили здесь. Жили на стоянке ради того, чтобы стоянка оставалась на своем месте.

Подобное было для Накато в новинку. Да, она видела города равнины – там тоже люди жили на одном месте. Но города – это города. А здесь – стоянка. Даже не горская деревня. Один громадный загон, а в нем – еще загоны, поменьше, и шатры. И множество людей – суетящихся, галдящих, громогласно спорящих. Рабы тащили в разные стороны тюки, мешки и грузы. Тут и там дымились печи – такие Накато видела в горских деревушках и городских домах. Возле печей гремели и звенели – похоже, вокруг очагов обустраивалось что-то вроде мастерских.

Вот детей не было заметно. Накато не сразу обратила на это внимание.

В любом кочевье ребятишки на стоянках неизменно носились между шатрами, визжали, гоняли молодых страусов, устраивали в пыли возню и драки. Их звонкие голоса подымались над кочевьем, перекрывая шум людской суеты и разговоры взрослых.

Здесь – только окрики. И звон меди от печей – видимо, там работали оружейники. В этом Накато была уверена.

Навряд ли в таком месте станут ковать медные блюда или кувшины. Или изготавливать зеркала. Нет, это – не вотчина купцов и ремесленников. Да, купцы были. Но больше всего на стоянке находилось воинов. И вид у них был отнюдь не праздный. Они охраняли эту стоянку со всеми рабами и имуществом, что здесь имелись.

А рабами полнился каждый небольшой загон внутри обширной огороженной площади. Точнее – не столько рабами, сколько рабынями.

Женщины там сидели изможденные, поникшие. Они не дрались, не ругались визгливо, даже не выли и не плакали. Они успели отчаяться. А вокруг каждого загона с живым товаром бродили или сидели, переговариваясь и негромко пересмеиваясь, вооруженные мужчины.

К одной из таких загородок подогнали и вереницу усталых пленниц.

Никто уже не роптал, когда их загоняли, как скот, внутрь. Никто не возмутился, что в кадке у входа нет воды. Женщины сидели вповалку, терпеливо дожидаясь, когда нескольких выволокут наружу, чтобы наполнили кадку из источника в дальнем углу стоянки.

Соседний загон полнился ребятишками. От совсем маленьких, едва научившихся ходить – лет трех-четырех, до подростков лет десяти-одиннадцати. Девочки и мальчики вперемешку сидели на земле или валялись вповалку.

Судя по всему, в этом месте рабов перепродавали.

Подтверждение этому соображению появилось уже поутру. В этот раз рабынь даже мыть не стали. Видать, решили, что и так сойдет.

Их попросту выгнали за загородку, даже не покормив. И поволокли к обширной площади, расчищенной в центре несуразно громадной стоянки, напоминающей слишком большую деревню или маленький город.

Там уже толклась уйма народу – люди толпились, переговаривались, временами и переругивались громогласно. Туда-сюда сновали рабы, с разных сторон тянулись вереницы связанных пленников – на большинстве из одежды имелись лишь веревочные путы.

Мужчины, женщины, дети. Все – понурые, поникшие.

Всех ждала незавидная участь. И все с нею смирились. Смирение или смерть – выбор в Степи всегда был прост.

*** ***

Несмотря на ранний час, торговля шла уже вовсю. Накато припомнила, что гомон с этой стороны она слышала еще перед рассветом. А когда рассвело – здесь уже вовсю шумело и галдело. Значит, перед рассветом сюда согнали первых рабов. С рассветом же явились первые покупатели.

Девушка с любопытством оглядывалась по сторонам.

Расчищенная площадь вполне могла бы послужить для стоянки небольшого кочевья – настолько была огромна. И вся она полнилась народом.

Связанные рабы толклись или сидели на голой земле. Некоторых выстроили под навесами по бокам площади, других – привязывали за ноги к вбитым в землю столбам, как скот на выпасе.

Упитанные сытые мужчины в чистой тканой одежде и с оружием расхаживали, оглядывая живой товар. Торговцы толклись рядом.

Женщин, среди которых находилась и Накато, повели к свободному месту, выстроили в ряд. Ведьму поставили отдельно от остальных, ей единственной дали ковш воды напиться. Та ухитрилась еще и на лицо себе плеснуть пригоршню. Остальные рабыни заворчали глухо – мол, им бы хоть по глоточку!

Накато вздохнула. Она была выносливее остальных, но тоже не отказалась бы попить.

А торчать здесь придется, возможно, едва не до полудня. Да даже если их всех раскупят раньше – придется ждать, когда покупатель расплатится с торговцем, пока закончит все дела и соберется. Потом нужно будет идти. По всему выходило, что поесть и попить удастся поздним вечером – и то, если повезет. Вполне возможно, терпеть придется до завтрашнего дня или вечера.

Кстати, шхарт сидела отдельно – ей даже кусочек тощей соломенной подстилки достался. На недавних товарок, стоящих на подламывающихся ногах, даже не глядела.

То-то смешно будет, если ее купят, а она, Накато, останется среди остальных! – подумалось девушке с внезапным злорадством. Любопытно, что колдун предпримет в таком случае? И она будет не виновата, что так вышло – она следовала приказу: сидела тихо, не высовывалась.

Добросовестно выполняла приказ и потому не сумела выполнить задание!

Мысль показалась ей настолько смешной, что она поневоле захихикала тихонько. Соседка ткнула ее кулаком в бок. И тут же на плечи обрушился веревочный кнут. С разных сторон послышались жалобные приглушенные вскрики.

– А ну, стоять тихо! – рявкнул дюжий надсмотрщик.

Накато, вжав голову в плечи, воровато обернулась. Кнут в руках надсмотрщика был длинный-предлинный. И им он перетянул десяток с лишним женщин разом.

Он зло зыркнул на нее, и она спешно отвернулась, опустила голову. Стоявшая рядом товарка снова ткнула кулаком под ребра. Чтоб тебя! Трусливое создание.

Накато ощутила прилив раздражения. Разумеется, женщину можно понять – она устала, хотела пить, и кнут надсмотрщика внушал ей страх. Но бесконечные переходы, загоны и перепродажи утомили даже ее с ее нечеловеческой выносливостью. Хотелось, чтобы все поскорее закончилось.

Отвлекшись, она не сразу и заметила, как к шхарт подошел кто-то из покупателей. Кажется, пока Накато была занята своими мыслями, он уж сговорился с торговцем.

Быстро же! Опомниться не успела.

Встряхнувшись, девушка навострила уши. Разом забыла и о надсмотрщике с кнутом, и о других женщинах. Ну-ка, любопытно! Кажется, сейчас уведут ведунью. И не выполнит она задания колдуна. В животе разлился холод. Как-то мастер Амади воспримет такой поворот? С одной стороны – она с удивлением обнаружила в себе зудящее желание насолить ему. С другой – немного страшно было ослушаться, пусть и невольно, и не во всем. Да, колдун ни разу еще не наказывал ее. Но что, если все же надумает?!

Накато встряхнула головой, отгоняя дурные мысли. Сейчас этот человек уведет ведунью, а она останется. И теперь она искоса наблюдала за происходящим в нескольких шагах, стараясь, чтобы надсмотрщик с кнутом не заметил этого.

– Рамла, – покупатель глядел прямо в глаза женщине. – Отныне твое имя – Рамла.

– Меня звали иначе, – запнувшись, выговорила она.

Глядела со страхом. Еще бы! Рабыне не положено даже подымать взгляда на хозяина. А уж возражать – верная смерть! Такого не прощают.

Но покупатель сам обратился к ней. Должно быть, это и придало ей смелости. А может, не так-то она и дорожила жизнью.

– Но теперь-то у тебя другая жизнь, – он и не разозлился. – Я знаю, ты – шхарт. Ты только-только обрела силу. Ты будешь хорошо жить, сытно. А за это станешь помогать мне во всем. А новое имя я тебя дал не просто так. Рамла – прорицательница.

Она моргала растерянно – жалкая и испуганная. Однако длилось это недолго. Вот взгляд прояснился, плечи расправились. И лицо, скукожившееся за последние дни, разгладилось, на него отчасти вернулось надменное выражение.