Текст книги "Снова на привязи (СИ)"

Автор книги: Гульнара Черепашка

сообщить о нарушении

Текущая страница: 26 (всего у книги 26 страниц)

Разумеется, попадаться на глаза Фараджу или кому-то еще в кочевье не обязательно. Рабов передадут, после этого дороги двух племен разойдутся. Вот на другой день, как они направятся в разные стороны, она и проберется ночью потихоньку туда, в новое кочевье. Новых рабов первые дни никто не будет помнить по лицам – вот пусть и затеряется среди новеньких.

На робкий вопрос – как же она затеряется, если ее сможет признать кто-нибудь из своих, Амади только фыркнул и отмахнулся. Мол, сообразительнее надо быть.

Только и оставалось, что пожать плечами в недоумении. А потом кивнуть. Колдун вроде как остался этим доволен. Хмыкнул, похлопал ее по плечу.

Ну, если не слишком беспокоится – ей и подавно ни к чему переживать. Как-нибудь все устроится. В степях, по всему, пробыть придется еще долго. Возможно даже, год. Или два. Зато у нее впереди две совершенно свободные декады! Ей только нужно будет следовать за кочевьем в отдалении, не выдавая себя. А потом…

Потом не будет ничего нового.

Она станет исполнять роль безответной рабыни и ждать приказов Амади. А спустя время, когда-нибудь после, все снова поменяется. Но ненадолго. И так до бесконечности.

Обыкновенное течение жизни. Ничего нового или такого, что можно было бы считать невыносимым.

Она – игрушка колдуна, и она зависит от всякого его каприза. Она привязана к нему невидимой нитью, что тянется к печати на ее руке.

А еще она ближайшей ночью проберется в кочевье и украдет там бутылку вина. Пищу-то она и сама в состоянии себе добыть! Хотя нет: она украдет две бутылки вина. Одну – для себя. Вторую – чтобы принести жертву Нефер.

Может быть, однажды ветреная богиня поможет ей избавиться от крепкого поводка, которым она привязана?

Эпилог

Ранняя весна. Снова.

Почти год назад она покинула кочевье Фараджа. Целый год она не видела Амади – и вот снова глядит на него.

За этот год колдун сильно изменился. Тело шамана, которое он занял, заметно исхудало, сделалось более жилистым. Черты лица заострились, стали хищными – в них все сильнее проступал облик колдуна, который помнила Накато.

– Ну, что же ты стоишь? – Амади ухмыльнулся.

– О, а ты хочешь, чтобы я обняла тебя на радостях, мастер? – она нервно усмехнулась.

Ощущала себя неловко, глядя в темные глаза, из маслянистых сделавшихся колючими, пронзительными.

– Язва, – бросил зло Иму. – Мало, что сделалась хитрой, как лисица из джунглей Хвоста, так еще и язвит теперь.

– Подросла девочка, – одобрительно кивнул Амади. – Год прошел! Ну, не стой – кроме нас троих, здесь пока никого нет. И не будет, пока я не позову. Сядь, поешь, – он кивнул на поднос со сластями.

Накато уселась на краешек ложа. Колдун, хмыкнув, бросил в нее подушкой. Она, помедлив мгновение, подсунула ее себе под локоть, чтоб было удобнее.

– Что, Амади, никак не наиграешься? – Иму покривил губы. – Этот лис, – обратился он к Накато, – после твоего ухода всех рабынь в кочевье по очереди пере… кх, – он осекся, мотнул головой. Накато, впрочем, поняла и без слов. – Еще и до молоденьких дочек пастухов, что победнее, добрался!

– Их отцы не были против. Многие из девчонок, которых никто не желал брать замуж без пристойного приданого, после ночи в моем шатре находили себе мужей.

– И никто не в обиде, ага, – Иму хихикнул. – Каков, а? Видно, решил отыграться за всю жизнь.

Ну да! Колдун получил тело шамана Бомани – таким, каким оно и было при жизни. Цельным, без увечий. В отличие от тела самого Амади. Выходит, тот в истекший год ни в чем себе не отказывал. Любопытно – не вызвало это никаких подозрений у вождя? Или ему было плевать на проделки шамана – лишь бы кочевье процветало?

Не ее дело, если так подумать. Накато подцепила пальцами кусочек сладкой лепешки.

– И помощницу нашел себе под стать, – фыркнул Иму. – Тоже сладкое любит!

– Не ворчи, Иму, – примирительно отозвался Амади. – Сладкое все любят. А кто не любит – врет себе и другим. Другим – еще куда ни шло, а вот себе – последнее дело. Вспомни себя живым!

Тот фыркнул, скривился недовольно.

Накато решила, что ей вмешиваться в разговор старых друзей не нужно. В конце концов, что ей за дело, чем занимался последний год Амади? И что думает по этому поводу Иму… вот она за последний год ни разу не ела сладкого!

Обжиться в кочевье, куда попала по велению Амади, оказалось даже проще, чем она представляла. Большую часть рабов из кочевья Фараджа, что отдали туда, она знала лишь мельком. Почти не видела их и не говорила с ними в то время, когда прислуживала в шатре Рамлы. Самое большее – спустя декады три или четыре после того, как она прибилась к кочевью, один из них заявил – мол, чем-то похожа лицом на служанку покойной шхарт.

Накато тогда ему ничего не ответила: не знала, что сказать на такое.

Тогда еще один заржал и заявил – мол, и выражение лица у нее в точности такое же, как и у той девицы.

Накато пробубнила, что прислуживала в шатре одной из младших жен воина по имени Тимаш – одного из сильнейших и ближайших соратников Фараджа. А отдали с рабами, что ухаживали за скотиной, потому что госпожа разгневалась на нее.

После этого ее оставили в покое.

Накато с удивлением осознала: ни один из этих людей не мог всерьез представить, чтобы служанка, которую заживо похоронили с госпожой, очутилась среди живых. Такое попросту выходило за рамки всего, что они знали о жизни, ее законах и этом мире.

В том кочевье она провела лето, ухаживая за единорогами. А в начале осени ее продали в другое племя.

Там стадо состояло из одних лишь мамонтов. Ни зубров, ни единорогов в том кочевье не держали.

Накато с другими рабами ухаживала за громадными животными, вычесывая из густой шерсти грязь, паршу и паразитов. Невзирая на все их усилия, в зиму едва не четверть животных принялась болеть: толстые шкуры редели и облазили, по облысевшей коже расползались широкие мерзкие пятна.

У некоторых из мамонтов удалось вытравить эти пятна до наступления холодов. На пораженных местах начала расти новая шерсть.

Другим травяные отвары, изготовленные знахарем и его учениками, не помогли. Пятна расползались по телам животных, обнажая кожу. И после первых же заморозков двое или трое мамонтов захромали, когда ночью им обморозило не защищенные густой шерстью участки.

К парше прибавилось обморожение. Эта напасть была куда серьезнее. Двоих удалось выходить третий – пал через несколько дней. Даже мясо его шаман есть запретил: мол, животное поразил внутренний яд, что образовался от омертвелых участков, образовавшихся от воздействия холода на кожу.

После этого болеющим животным по ночам прикрывали облысевшие пятна попонами и пучками соломы. Получалось из рук вон плохо. Животные по ночам свозили защиту, а солому и вовсе подъедали. Одни – сами с себя, другие – с соседей.

Рабов наказывали нещадно, чтоб не дрыхли по ночам. Следили. И те следили, спали по очереди. Но мамонты все равно наживали мелкие и крупные обморожения. Один за другим. А парша продолжала расползаться по их шкурам.

Причина была проста. Лучше всего животных защищала от парши соль озер.

Именно поэтому все племена, что на востоке, что на западе, в течение лета хотя бы раз откочевывали к берегам озер, где и останавливались на несколько дней. В это время животных загоняли в озера, промывая им соленой водой всю шкуру, натирая их тонким придонным илом. Прямо-таки обмазывали им каждую прядь густой шерсти, втирали в кожу. И это давало лучшую защиту от любых паразитов и болезней.

В нынешнем году так поступить стало невозможно. Озера из соленых сделались кислыми, над ними даже туман стал каким-то едким.

Накато слыхала истории, как некоторые нерадивые пастухи так-таки пытались завести своих животных в воду. А те рвались с поводков, всеми силами противясь купанию. А ведь в обычное время скот не просто никогда не отказывался окунуться в соленую воду. Это нравилось мамонтам! Громадные животные всегда охотно заходили в озеро и терпеливо стояли, дожидаясь, когда их натрут от хобота до кончика хвоста соленой донной грязью.

Говорили, у тех, кого все-таки удавалось завести в озеро хотя бы ненадолго, на ногах после оставались жуткие следы и раны, долго не заживавшие.

В нынешнем году мамонтам пришлось обойтись без купаний.

Вот и итог: болезни начали цепляться к плотным шкурам, как колючки. Вытравить их не удавалось насыщенными отварами особых трав.

Да что там отвары – в пятна парши и вокруг них даже втирали золу тех самых трав, чтобы не разрастались. Тщетно! Эти средства помогали, но слабо. Да и поди собери столько леченой травы! Ученики знахаря все лето с ног сбивались, разыскивая места с это травой и обрывая ее.

Так или иначе, а стадо в том кочевье, где Накато провела зиму, потеряло больше десятка мамонтов. Еще столько же выжили, но парша заметно попортила им шкуры.

Племя и так было небольшим и небогатым. А неудачная зима еще подорвала его благосостояние.

В итоге решили продать два или три десятка рабов. Накато отдали перекупщикам. От тех она через несколько рук дошла до базара в предгорьях. Там и купил ее снова Фарадж. Точнее – не сам Фарадж, а один из его приближенных – Экин. Купил для ухода за животными в стаде. Поразительно – никто в кочевье даже не приметил, что она лицом напоминает служанку, что прислуживала шхарт. А ведь прошел всего год!

Амади на ее недоумение пояснил: людям не свойственно замечать то, что противоречит их представлениям о жизни.

Ну, как может рабыня, заживо погребенная в могильнике ведуньи, ходить по земле?! Это ведь невозможно, всякому ясно. Да даже если бы эта рабыня вздумала совершить святотатство и удрать из могильника. Как бы она выбралась из-под земли? Одна, в темноте, без притока свежего воздуха – она обязана была умереть.

И иначе не могло быть. Потому как иначе не бывает. Иное противоречит всем законам жизни и здравого смысла.

Накато искоса поглядела на Амади. Иму прекратил свои ехидные выпады, и сидел теперь смирно. На лице Амади отражалась безмятежность.

Но Накато знала, насколько эта безмятежность обманчива! В уме колдуна наверняка зреют новые планы. Она ведь даже не знает, купил ли ее тот воин случайно, или же Амади как-то повлиял на его решение. Хотя колдуна на базаре не было…, но многое ли это значило? Уж он-то придумал бы способ.

Отломила еще кусок сладкой лепешки. Вон как Иму сверкает глазами – как пить дать, сейчас посетует на ее прожорливость! Но тот обратился не к ней, а к Амади.

– Экин тебе голову оторвет, и не только, – заявил он, глядя на того с ухмылкой. – Он девчонку для себя покупал!

– Ну-ну, – фыркнул колдун. – Чего ж он ее к стаду приставил, а не в шатер одной из своих жен определил?

– Так потому-то, – дернул плечами Иму. – А то ты не знаешь, каковы жены у Экина!

– Не знаю, – удивился тот. – На что мне его жены?

– О великий стратег и интриган, – презрительно хмыкнул Иму. – Ты и правда целый год занимался лишь тем, что окучивал всех девиц в племени, что попадались тебе на глаза? А где трезвый расчет, где острая наблюдательность, которой мы восхищались?! Стоило тебе обрести мужскую силу, утерянную некогда – и мы потеряли твою способность создавать и осуществлять великие планы!

– Вон что, – протянул Амади. – А ты? – он колюче взглянул на Накато. – Тоже так считаешь?

– Я? – та чуть не подавилась куском сладкой лепешки.

– А у нее зубы завязли в сахаре, – продолжал насмехаться Иму.

Амади задумчиво переводил взгляд с него на нее. Накато, подумав мгновение, решила лепешку таки доесть. Еще отберут – с них станется!

Колдуны и есть колдуны. Вечно у них какие-то планы и расчеты.

– Я сомневаюсь, что хотя бы одна из жен хоть Экина, хоть Тимаша сумеет хоть как-то повлиять на осуществление наших планов, – заговорил наконец колдун. – Кто может на что-то повлиять – так это младшая жена Фараджа. Та, чью свадьбу с нашим вождем мы с помощью шхарт устроили в прошлом году. Ею я интересуюсь, – и смолк.

Не иначе, сообразил, что оправдывается перед Иму. Тот махнул рукой. И, скупо попрощавшись, исчез.

– Что мне теперь делать, мастер? – осторожно поинтересовалась Накато.

– Пока ничего, – живо отозвался Амади. – Живи, обживайся. Это забавная и удачная случайность, что ты снова попала в это кочевье. Поглядим, как все сложится дальше.

– Чего мы ждем, мастер?

– Ждем? – он задумался ненадолго. – Я мог бы сказать, что мы ждем, пока муть в озерах осядет. И они вновь сделаются солеными. Но, чем дальше, тем сильнее я сомневаюсь, что это произойдет скоро. Мы ждем счастливого случая. Удачного совпадения. А еще – сами, своими руками, создаем совпадения, которые приведут нас к успеху.

Накато покивала.

Как Иму сказал – планы, интриги? Определенно, все планы Амади сводились к одному: выждать удобного момента и выхватить свою выгоду из мутной воды.

Вот только… на что, будь оно все проклято, они так-таки охотятся?

На золото и драгоценности колдуну плевать. Он не проявил ни тени интереса к кладу, что она устроила. Обронил лишь, что какому-нибудь любознательному страннику однажды невероятно повезет.

А может, он ждет случая занять место самого Фараджа? Накато на миг даже задумалась – как такое можно было бы осуществить.

– А ты меня позвал, мастер, – она запнулась.

– Накормить тебя сладкой лепешкой я тебя позвал, – отмахнулся колдун. – Что касается, – он смолк на несколько мгновений. – Словом, я не слишком понимаю тех, кому ты грела ложе. Я после позову кого-нибудь из служанок. Я убедился, что с тобой все в порядке, ты немного отдохнула. Можешь теперь идти. Ступай.

– Мастер, – окликнула она. – А я тут подумала…

И принялась излагать свои соображения о том, как можно было бы так-таки изгнать Фараджа из его же тела. При помощи все того же цвета червей. Как это уже провернули с телом Бомани. С тем, чтобы Амади занял уже его. Колдун слушал, моргая широко распахнутыми глазами. В конце концов раскатисто расхохотался.

– Ох, и надумала ты, – покачал головой. – Если мне когда-нибудь понадобится тело Фараджа, – он не договорил. – Ты ступай, пока тебя не хватились. Ступай.

И как это понимать? Не хочет, или хочет, но позже? И почему сам до такого не додумался – ведь это же очевидно. А, какая разница. Пусть сам разбирается со своими планами.

Накато вышла, постояла немного у полога шатра, глядя в вечереющее небо. Раньше она не хотела бы уходить, потому что ее ждала бы Рамла.

Но сейчас ее ждали единороги. Она невольно улыбнулась. Право слово, ухаживать за животными – куда проще и приятнее, чем ухаживать за капризными женщинами в богатых шатрах! Лишь бы ее не приставили к одной из таких.

А так… ей в этом кочевье вполне нравилось. Может, не так и плохо, что ее купил один из людей Фараджа. Пожалуй, это совпадение даже можно считать забавным.

Она приставлена к стаду. Большей частью находится среди других рабов. И определенных планов у Амади пока что нет. А впереди – лето.

И еще… она приметила среди рабов молодого пастушка с темными глазами и крепкими руками. Может… может, стащить бутылку вина и позвать его в заросли травы неподалеку от кочевья? Хотя нет, лучше без вина: это она знает, что ничего ей не будет. А парнишка может и испугаться. Не выйдет тогда свидания.

Накато хихикнула и воровато огляделась по сторонам. Интересно, будет-таки у нее нынче свидание или нет?

Поправила короткие волосы. Жаль, что остригли коротко – затейливых кос не наплетешь. Вздохнула и направилась туда, где ей полагалось находиться.