Текст книги "Руж (ЛП)"
Автор книги: Грир Риверс
сообщить о нарушении
Текущая страница: 16 (всего у книги 26 страниц)
Сцена 24
УВЯДШАЯ КАМЕЛИЯ
Кайан
– Месса окончена, идите с миром, любите Господа и служите Ему.
– Благодарю Господа, – бормочу я, крестясь.
Финальная песня начинает звучать из церковного органа, отдаваясь эхом в соборе Святого Патрика в нестройной гармонии с различными тусклыми голосами, фальшиво поющими с церковной скамьи. Как только она заканчивается, прихожане направляются к выходу вслед за священниками. Я опускаюсь на колени, сложив руки в молитве, пока не вижу, как она идет по проходу.
Прошло семнадцать дней с тех пор, как я в последний раз видел Лейси, и наши недавние пустые разговоры стали только хуже после моего вчерашнего визита к ее отцу. Вернее, с тех пор, как я сказал, что должен сообщить ей подробности лично. Снова.
Я думаю, что это прекращение дела нанесло серьезный удар по ее уверенности в нашей схеме, и, боюсь, это заставило ее потерять доверие ко мне. Надеюсь, когда я расскажу ей все, что смогу, я восстановлю ее доверие.
Лейси – настоящая Красная Камелия Гвардии, когда она следует за своей строгой матерью в сопровождении Монро. Она идеально играет свою роль в черно-белом платье с рукавами до локтя и юбкой, ниспадающей от талии до колен. Мои глаза сужаются при виде ее коротких черных кружевных перчаток – интересный выбор и не в ее обычном стиле, но мой взгляд снова поднимается, чтобы проанализировать ее черты.
Пребывание в изоляции высасывает из нее свет, но она держит себя в руках с теплой улыбкой, в то время как ее рука переплетается с его. Единственный способ сказать, что она чертовски несчастна, – это ее левая рука, сжатая в кулак, и тот факт, что Монро прижимает ее к себе, чтобы удержать рядом.
Мои глаза останавливаются на этом контакте, и гнев разгорается в моей груди.
Четвертый удар.
Логика подсказывает, что я должен подождать с опущенной головой, пока они пройдут мимо меня, но при виде того, как она едва держится на ногах, мое сердце требует, чтобы все остальное тело поднялось со своего места.
Монро не обращает на меня ни малейшего внимания, улыбается и машет остальным прихожанам, как будто проводит предвыборную кампанию. Рассчитывая на то, что он и дальше будет игнорировать меня и Лейси, я пробираюсь сквозь выходящую толпу, направляясь к алтарю в передней части церкви. Я держу голову прямо, и, похоже, не смотрю ни на что другое, кроме пункта назначения, но краем глаза замечаю, как Лейси украдкой бросает на меня взгляд.
Я пробираюсь мимо прохожих по центру прохода к ней, по пути считая скамьи между нами. Сердце колотится в груди. Каждый мускул напрягается от желания перекинуть ее через плечо и убежать вместе с ней. Мои пальцы вытягиваются по бокам, покалывая еще сильнее с каждым приближающимся шагом, пока мы не оказываемся всего в нескольких рядах друг от друга.
Три.
Два.
Один.
Ее спина выпрямляется, когда моя рука нежно касается ее. Зрителям кажется, что я обхожу людей, покидающих свои места. Никто больше не видит, как мои пальцы касаются мягкой ладони Лейси. Или как на мгновение ее рука переплетается с моей.
На мгновение она снова моя.
Затем мы оба делаем еще один шаг...
...и она уходит.
Я оглядываюсь как раз вовремя, чтобы увидеть, как она слегка кивает исповедующимся, прежде чем снова сосредоточиться на входе в собор.
Встретимся в исповедальне.
Это было последнее сообщение, которое я отправил ей сегодня утром. Она так и не ответила, но я изо всех сил молился во время проповеди, чтобы она довела дело до конца. Этот единственный едва уловимый взгляд говорит мне, что она встретится со мной, если сможет.
Дойдя до конца прохода, я подхожу к подставке для обета и зажигаю свечу за свою мать, нетерпеливо ожидая, когда все уйдут. Когда голоса стихают, я крещусь и проскальзываю в ближайшую исповедальню, прежде чем задернуть длинный красный занавес.
Жесткая деревянная скамья занимает половину тесного пространства, а пустая каморка за решетчатым окном священника убеждает меня, что я здесь один. Мне следовало бы сесть, но я превращаюсь в комок нервов при мысли о том, что наконец-то смогу лично услышать голос Лейси, почувствовать ее в своих объятиях и ощутить ее сладкий цветочный аромат.
Спустя мгновение стук высоких каблуков начинает отдаваться эхом по мрамору. Я хмурюсь из-за неровного ритма, но удерживаюсь от того, чтобы заглянуть за занавеску. Пятнадцать мучительных секунд спустя шаги за дверью исповедальни стихают.
Занавеска распахивается, и Лейси спешит внутрь, прежде чем захлопнуть ее за собой. Я притягиваю ее к себе, и все беспокойство, вся сдерживаемая тоска отпускают, когда я, наконец, снова обнимаю ее. Когда она так же яростно обнимает меня, ледяное сомнение, которое начало ожесточать мое сердце, растекается лужицей у ее ног.
– Кайан, – шепчет она, и у меня болит в груди, когда я впервые за несколько недель слышу свое имя на ее губах. – Я скучала по тебе.
Мое сердце учащенно бьется, и я прижимаю ее к себе крепче, наслаждаясь мягкостью распущенных рыжевато-русых локонов у моей щеки.
– Я так чертовски скучал по тебе, tine.
Мы переписывались или созванивались каждый день с тех пор, как я видел ее в последний раз, но чувствовать ее в своих объятиях ни с чем не сравнимо. По иронии судьбы, я ей понравился гораздо быстрее, чем если бы Монро не вмешался. Я не сомневаюсь, что в конце концов во мне вспыхнуло бы пламя, но вместо медленного горения этот адреналин и секретность свели нас вместе в пожаре.
– У меня не так много времени. Моя мама и Монро думают, что я исповедуюсь в своих грехах после Ночи Дьявола. Они оба были слишком заняты ухаживанием за его любимыми потенциальными донорами, чтобы обращать на это внимание.
– Почему ты не отвечаешь мне на сообщения? Ты не можешь оставить меня в подвешенном состоянии, когда на кону твоя безопасность. Мои люди сказали, что Монро приехал сегодня утром и не поднялся в номер, когда забирал тебя, но я все равно волновался.
Она выдыхает, и до меня доносится резкий запах спиртного, заставая меня врасплох.
– Я знаю, мне очень жаль. Я должна была ответить, но когда мне снова пришлось сменить твое имя на «Рокси», мне стало грустно видеть ее имя вместо твоего.
Прежде чем я успеваю ответить, она целует меня, и я стону ей в рот. Взяв себя в руки, я хватаю ее за шею одной рукой, а другой обхватываю ее голову. Она тает рядом со мной, но только когда я позволяю себе в полной мере насладиться прикосновением ее шелковистого языка к моему, я пробую его на вкус.
Приторно-сладкая смесь сахара и выпивки.
Мне требуется вся сила воли, чтобы оторваться от нее.
– Лейси, ты что, выпила? – спросил я.
Когда она отступает, чтобы ответить мне, я кладу руки ей на плечи, не желая прекращать прикасаться к ней. Мои глаза блуждают по ее чертам, впервые за несколько недель по-настоящему оценивая свою жену.
Сочетание ее макияжа и тусклого света исповедальни скрывает ее веснушки, подчеркивает тени на щеках и еще больше фиолетовые мешки под глазами. Ее небесно-голубые глаза блестят и слегка растеряны, когда они драматично закатываются в ответ на мой вопрос.
– Остынь. Это была просто утренняя мимоза или три, чтобы снять напряжение от необходимости часами быть приклеенной к мужчине, которого я ненавижу. Не о чем беспокоиться.
От беспокойства у меня сводит живот.
– Это было нечто большее, чем мимоза. Ты пахнешь текилой.
– Иисус, не знала, что ты гребаная ищейка, – фыркает она.
– Лейси. – Я бросаю на нее острый взгляд.
– Ладно, может быть, я немного пьяна после бурной ночи с моими друзьями-слонами.
– Лейси, это на тебя не похоже. Ради Бога, ты напилась перед мессой. Поговори со мной.
– Со мной все порядке, хорошо? Теперь, когда я здесь, с тобой, еще лучше. Ты нужен мне, Кайан.
Ее губы снова прижимаются к моим. Черт возьми, целовать Лейси было всем, чего я хотел каждый момент, пока мы были порознь. Но вкус спиртного перекрывает все, напоминая мне, что поставлено на карту.
Она идет по темному пути, возвращаться с которого – сущий ад. Ее свет гаснет в этой башне в полном одиночестве, и я больше не могу стоять в стороне, пока Монро пытается погасить его.
Когда она падает на колени и тянется к моему ремню, я вырываюсь.
– Лейси...
– У меня месячные, поэтому я не хочу заниматься сексом, но я могу сделать это вместо...
– Черт, я хочу... – Я останавливаю ее, кладя руки на ее запястья. – Но не будем этого делать, если ты собираешься вернуться в номер Монро. Если мы сделаем это, ты вернешься домой. Это твой выбор. Трахаться со мной на исповеди, прежде чем вернуться к своему бывшему жениху, не входит в их число.
Когда я поднимаю ее, чтобы она встала, ее губы выпячиваются, как будто она собирается надуться. Но в последнюю секунду ее лицо вытягивается, и она вздыхает.
– Тогда зачем ты привел меня сюда? – ее бесстрастность хуже, чем гнев. По крайней мере, бунтарская жилка чертовски сексуальна, но это? Безразличие – это пытка.
– Ты действительно думаешь, что я позвал тебя сюда только для того, чтобы отсосать мне член? Мы должны поговорить о вещах, которые не смогли обсудить, потому что не знаем, есть ли у охраны Монро прослушка.
– А... это. – Она выдыхает воздух, который срывается с ее губ. – Да, когда ты снова оставил меня в подвешенном состоянии, мне пришлось перестать беспокоиться. Это было легче, чем разочарование.
Ее боль – это как удар под дых, но я не мог сказать ей, что ее отец в лазарете, иначе она бы сошла с ума. Я планировал довериться ей позже, пока не увижу почти смертельную рану Чарли и не услышу, как взрослый мужчина умоляет меня сохранить его тайну, чтобы «защитить его дочь». Я знаю, что он пошел на сделку, чтобы спасти свою шкуру, но я согласился, потому что это могло иметь катастрофические последствия для Лейси. Надеюсь, когда все это закончится, она поймет, что я защищал ее сердце изо всех сил.
– Я делаю здесь все, что в моих силах, но я могу рассказать это только в том случае, если буду знать, что ты в безопасности. Ты выглядишь так, будто не спала несколько дней и перестала писать мне, если я не буду угрожать тебе. Ты в порядке?
Она насмехается надо мной, пытаясь вырваться.
– Я в порядке, хорошо? Я идеальная жена Гвардии. Отложенная в сторону, как трофей на высоком выступе. Сначала для тебя, теперь для Барона. Вам, ребята, лучше быть осторожными, или я спрыгну.
– Лейси, – ее имя низким и глубоким эхом вырывается из моей груди, и мое сердце болит за нее. Я сжимаю одной рукой ее запястье, в то время как другая опускается к горлу, чтобы заставить ее посмотреть мне в глаза. – Не говори так.
Такие объятия успокаивали ее в прошлом, но сейчас она сопротивляется.
– Почему бы и нет? О, точно. Я забыла. Я всего лишь пешка во всех твоих играх. Я должна просто подождать, пока кто-нибудь из вас столкнет меня с обрыва, верно? Знаешь, прежде чем я сделаю что-то радикальное, например, я подумаю сама.
– Черт возьми, вот и все. Сейчас это закончится. – Все еще держа ее за запястье, я отпускаю ее горло, чтобы вытащить свой мобильный.
– Что ты делаешь? – спрашивает она, больше не отстраняясь от меня.
– Отправляю сообщение своим друзьям. Я попрошу Толи или Мерека устроить диверсию снаружи, и я забираю тебя отсюда...
Она выхватывает устройство и швыряет его на деревянный пол исповедальни с такой силой, что что-то хрустит.
– Черт... – Я запускаю руки в волосы и рычу. – Что за херня, Лейси?
– Ты не можешь этого сделать. – Она поворачивается, чтобы уйти, но я хватаю ее за руку.
– Назови мне хоть одну чертовски вескую причину, почему я не должен перекинуть тебя через плечо и отнести домой прямо сейчас.
Она сердито смотрит на меня и вырывается из моих объятий, но когда я не отпускаю ее, она делает глубокий вдох, как будто собирается закричать.
Я зажимаю ей губы ладонью и разворачиваю ее внутри исповедальни, прижимая к задней стене, загораживая выход.
– Если ты закричишь, я, черт возьми, сделаю это, клянусь Христом, Лейси. Я вынесу тебя на глазах у Бога и Гвардии. Я начну войну только за то, чтобы заставить тебя поговорить со мной, черт возьми.
Она хмыкает под моей ладонью и закатывает глаза. Когда кажется, что она успокоилась, я, наконец, убираю руку и наклоняюсь к ней.
– Поговори. Со. Мной.
– Уф, ты знаешь, почему не можешь прекратить это. Я не знаю, что у Барона есть такого, что оправдывает моего отца.
От разочарования мой голос становится грубым.
– Твой отец – взрослый мужчина. Он застелил себе постель в той тюремной камере, а потом продал тебя чудовищу за свою свободу.
– Ты украл меня ради своей, – огрызается она, тыча пальцем мне в грудь. – Ты настолько отличаешься?
– Да. – Я выхватываю ее крошечное оружие и использую его, чтобы привлечь ее к себе. – Ты должна была быть моей с самого начала, а тебя у меня украли. Теперь я снова теряю тебя, и ради чего? Ради гребаного плана, в котором кто-то подставил твоего отца, чтобы Монро мог притвориться, что у него есть доказательства, которые могут спасти его? Подумай об этом. – Мои теории сыплются из меня, но я надеюсь, что она улавливает каждое слово. – Цель Монро – стать Хранителем Гвардии, самым могущественным человеком в обществе и, возможно, даже в стране. Зачем ему помогать твоему отцу выбраться из тюрьмы, когда он именно там, где хочет Монро? Там он такой же пленник Монро, как и правительства.
Лейси задыхается.
– Нет... нет. У него должны быть доказательства, верно? Мой отец сказал, что этого будет достаточно.
– Но кто-нибудь из них сказал тебе, что это будет?
Ее мозг переваривает информацию, но она все еще медленно качает головой.
Боль на ее лице трогает меня, и я игнорирую свою собственную внутри из-за поражения в моей маленькой тираде. Я провожу большим пальцем по нижней части ее подбородка и смягчаю свой голос.
– Твой отец принимал здесь все решения, а не ты. Как Хранитель, он напугал не тех людей, пытаясь действовать честно, и он не смог сохранить лояльность Гвардии. Все, что указывало на его невиновность, было уничтожено, и все, что Монро может засвидетельствовать, – это финансовые обвинения, а не другие, которые пытается добавить. Возможно, ты верила, что сможешь спасти его, но то, что ты не спасла его, не значит, что ты обрекаешь его. Хранитель обрек себя.
Ее лицо морщится.
– Неважно, как он туда попал, если я смогу его вытащить, я попытаюсь. Или я бы попыталась... Но если все улики были уничтожены... – Она замолкает на полуслове, и я напрягаюсь, когда она осознает мою ошибку. – Подожди, откуда ты это знаешь?
– Откуда мне знать о чем?
– Об уничтожении улик? Что Монро может свидетельствовать только по определенным обвинениям? Что его подставила Гвардия? Я не знаю, выбирай свои гребаные вопросы, Кайан. У меня их предостаточно.
Она пытается выдернуть свою руку из моей, но я сильнее прижимаю ее к груди и снова сжимаю затылок.
Черт возьми, вот и все. Я должен ей сказать.
Я облизываю губы и готовлюсь к ее реакции, которая только заставляет мою проницательную бубновую королеву вспыхнуть глазами.
– С кем ты разговаривал, Кайан? Скажи мне прямо сейчас, или, клянусь Богом...
– С твоим отцом, Лейси.… Я видел твоего отца.
Сцена 25
БЕЗУМИЕ САМОЕ СДЕРЖАННОЕ
Лейси
Я вглядываюсь в гладкие черты его лица, чтобы понять, есть ли на них намек на чувство вины за то, что он скрывал это от меня. Его сильная челюсть сжата в знак принятия решения, но брови слегка сведены посередине, когда он изучает меня.
– Ты видел моего отца? – моя свободная рука сжимается в кулак, а ноги вибрируют от желания танцевать, прыгать, бежать, черт возьми. Возбуждение, из-за которого я так усердно работала этим утром, почти улетучивается. – Когда ты его видел? В-вчера? Это с ним у тебя была встреча?
Когда он кивает, я пытаюсь вспомнить все возможные намеки, которые он мог бы мне дать во время наших многочасовых переписок и телефонных звонков.
– Но… почему тебе пришлось ждать две недели, чтобы увидеться с ним?
По его лицу пробегает едва заметная гримаса. Так быстро, что я не уверена, не почудилось ли это моему подвыпившему разуму.
– Они не позволили мне встретиться с ним сразу. Тюремный протокол.
– Боже милостивый. Тюрьмы так перегружены своими «протоколами». Но ты мог бы рассказать мне, что происходит.
– Я не мог. Мы не были уверены, есть ли у Монро звуковая система безопасности.
Что-то в том, что он говорит, звучит неправдоподобно, но в этой маленькой кабинке кружится так много чувств – беспокойство, похоть, гнев, предательство, страх, – что я не могу сохранять трезвую голову. Я не уверена, какая эмоция возьмет верх.
Я сглатываю застрявшие у меня в горле эмоции.
– Что он… к-как он себя чувствовал?
Мой отец отказывается разрешать мне навещать его, и пока прокурор чопорно сидит над делом, сложа руки, я не могу даже обнять его.
Суровое лицо Кайана немного смягчается, и его рука массирует мой затылок.
– С ним все в порядке...
– Не лги, – шиплю я и пытаюсь отмахнуться от него, но он не двигается с места. – Если с ним все в порядке, почему он не позвонил мне, как обещал?
Кайан колеблется, прежде чем ответить:
– С ним все в порядке, Лейси. Его старый мобильный больше не работает, но он собирается приобрести новый. Он просил меня передать тебе, что он любит тебя и что с ним все в порядке.
– Он… в порядке. Он в порядке, – медленно повторяю я.
Я снова пытаюсь сглотнуть, но мое горло не слушается, и вместо этого я кашляю. Кайан сжимает мою руку, и его большой палец очерчивает гладкие круги на моей шее, пытаясь утешить. К моему удивлению, это работает.
– О чем вы, ребята, говорили?
– О его деле, о том, как его подставили...
– Значит, ты и сейчас веришь, что его подставили? – впервые за несколько дней в моей груди зарождается надежда, и вместо того, чтобы подавить ее, чтобы защитить себя, я позволяю ей парить.
– Да. Твой отец также дал мне добро использовать мои собственные методы, чтобы выяснить, кто подставил его и почему.
Кайан действительно собирается мне помочь.
Последние две недели изоляции начали разрушать веру в то, что кто-то был на моей стороне. Облегчение течет по моим венам, пока слова действительно не доходят до моего сознания.
– Подожди, зачем ты все это делаешь? Я имею в виду, я благодарна тебе.… но почему тебя это так волнует? Что тебе от этого?
Его глаза в замешательстве сужаются.
– Ты моя жена, Лейси.
Я фыркаю.
– Хорошо, и почему это так? Поскольку ты уже знаешь все секреты моей семьи, может быть, ты, наконец, расскажешь мне свои. Ты сказал, что женился на мне из-за того, кто я есть, когда никто не видит. Но что это конкретно значит?
Он проводит рукой по волосам, загораживая своей огромной фигурой большую часть света, пробивающегося сквозь занавеску исповедальни. Это чудо, что у него остались хоть какие-то пряди, хотя у меня такое чувство, что обычно он не выказывает этой маленькой причуды так часто, как в моем присутствии. Жаль, что сейчас у меня нет возможности рассмотреть его получше, потому что я не думаю, что когда-нибудь перестану любить то, как напрягаются его бицепсы в такт движениям, как проверяются швы на рукавах его пиджака, как пряди встают дыбом, прежде чем снова расслабиться и принять идеально взъерошенный вид.
Он вздыхает, вырывая меня из моих мечтаний, и кивает сам себе, как будто принял решение.
– Когда я был маленьким мальчиком, я думал, что для женитьбы нужно быть влюбленным. – От его улыбки у меня трепещет в груди, и я пытаюсь побороть это чувство шуткой.
– Забавно. Я думала, тебе просто нужно было сказать, где встать в конце прохода.
Он качает головой.
– Ну, я представлял, что это будет в церкви, подобной этой, и, конечно, предполагалось, что моя жена не только запомнит это, но и захочет там быть, – задумчиво хихикает он.
Легкая улыбка растягивает мои губы.
– Как, черт возьми, такой романтик, как ты, выжил в нашем мире, Кайан Маккеннон?
– У меня были родители, которым я подражал. Они любили друг друга так сильно, что наши семьи возненавидели друг друга. Ты знала об этом? – когда я морщу лоб, он продолжает. – Моя мама должна была выйти замуж за Чарли О'Ши по политическим мотивам, но мой отец украл ее в ночь перед свадьбой. Он сделал бы все ради женщины, которую любил.
– По-видимому, даже начать войну между семьями. – Я смеюсь.
Он пожимает плечами.
– Каков отец, таков и сын, да?
Мои губы приоткрываются при этом признании, и у меня перехватывает дыхание. Я хочу ответить, но, хоть убей, не могу подобрать слов.
– Наблюдая за ними, я поверил, что любовь – это то, что когда-нибудь будет у меня самого. А потом, пять лет назад, все сошлось, как судьба – или замысел моей матери, как тебе больше нравится на это смотреть. Ты была той, в кого мне было суждено влюбиться. Но однажды ее здесь не оказалось, и тебя тоже.
Моя грудь сжимается от боли в его голосе, и рука тянется к его лицу, прежде чем я осознаю, что делаю. Мышцы его челюсти на затылке под моими кончиками пальцев напрягаются, но он держит меня за запястье, удерживая их там, пока продолжает.
– Потерять маму, а потом узнать, что ты не будешь моей.… это выбило меня из колеи. Я находил утешение не в тех вещах. Перепробовал все пороки, которые могли заставить меня забыть. Забавно, что при всем ущербе, который я мог нанести, владея казино в Вегасе, покер никогда не был моей слабостью. Меня вдохновляет любовь к игре и стратегии. Я даже не играю в азартные игры. Я выигрываю и отдаю все дому. Но ликер... это был мой любимый яд. Я пытался утопиться в нем. Кого волновало, что Кайан Маккеннон никогда больше не всплывет на поверхность? Уж точно не Лейси О'Ши. – Он издает смешок. – Забавно думать об этом сейчас, когда я бросил пить из-за тебя.
Моя рука опускается с его лица и указывает на свою грудь.
– Из-за меня? – в конце мой голос срывается, а сердце замирает, пока я слушаю.
Он кивает.
– Год назад мой отец вытащил меня, брыкающегося и кричащего, из ямы, в которой я находился, к одному из моих друзей. Как только я пришел в себя, он дал мне карточку бубновой королевы и работу. Мне нужно было о чем-то заботиться, что было бы больше, чем я сам, чтобы протрезветь. Так что ты стала моей целью. Я должен был изучить Красную Камелию. Изучить тебя вдоль и поперек. Вначале я пользовался твоими социальными сетями...
– Уф, не хочу тебя расстраивать, но Рокси делает большую часть этого за меня. Если ты думаешь, что знаешь меня по моим социальным сетям, ты глубоко ошибаешься. Эта Лейси – совершенно другая женщина.
– О, я знаю. – Он хихикает. – Я мог бы сказать. Профессионально отредактированные фотографии. Идеально подобранные для широкой публики. Именно в ее социальных сетях я увидел тебя настоящую. На заднем плане ты не была такой игривой, пресной светской львицей. Ты была тихой девушкой, бунтаркой и свободной душой. Гвардия может держать тебя в клетке, но ты гремишь прутьями при каждом удобном случае. Я изучал тебя – настоящую Лейси – больше года.
Он кладет руку на стену исповедальни над моей головой и наклоняется ко мне. Сладкий, дымчато-янтарный аромат наполняет мои чувства и заставляет мой живот переворачиваться.
– Ты была моим противником, и я яростно анализировал тебя, пока не узнал каждое твое слово. Чем больше я узнавал, тем злее и одержимее становился. Эта женщина с мягким сердцем, которое она защитила от нашего сурового мира... – Он гладит меня по щеке и приподнимает мой подбородок, чтобы я увидела огонь в его глазах. – Эта женщина должна была быть моей, но она подумала, что я недостаточно хорош. Это заставило меня возненавидеть тебя, хоть я и был влюблен в тебя.
Мои глаза расширяются, а губы приоткрываются, но он продолжает.
– Тогда, в Ночь Дьявола, я впервые увидел, как ты танцуешь.
– Я… Я не позволяла Рокси опубликовать это, – шепчу я. – Танцы – это для меня.
– И ты невероятна в этом. Страсть в твоем теле, лице, то, как ты двигалась со мной. Черт возьми, мне нужно было больше. У меня была твоя карта «бубновая дама», и я получал приказы. Я даже обманывал себя, думая, что смогу им следовать. Но ты меняла мое мнение с каждым прикосновением. И тогда я попробовал тебя на вкус.
– Попробовал? – я дрожу при мысли о том, как он пировал мной той ночью.
– Вкус... – тихо бормочет он, прежде чем прикоснуться своими губами к моим. Это легкий поцелуй, но от него по моей коже пробегает рябь удовольствия. – Я женился на тебе из-за этого.
– Ты… ты женился на мне из-за поцелуя?
– Не просто поцелуя. Твоего поцелуя. Ты поцеловала меня первой, Лейси. Ты хотела меня так же сильно, как я хотел тебя, и ты пошла на это. Гвардия пытается сдержать эту огненную силу внутри тебя... И я хочу освободить ее.
Воздух вокруг нас слишком тяжелый, и мое сердце бешено колотится в груди. Я ищу что-нибудь, что могло бы снять напряжение, и пытаюсь выдавить смешок.
– Значит, танец и поцелуй. Это и решило мою судьбу?
Он хмурится на мою попытку уклониться и дергает мою левую руку вверх.
– Что ты делаешь?
– Излагаю свою точку зрения.
Я хмурю брови, когда он дергает за каждый палец моей кружевной перчатки, медленно стаскивая ее, и мне требуется секунда, прежде чем я понимаю, что он собирается раскрыть мой собственный секрет.
– Подожди...
Но он снимает перчатку одним махом и поднимает мою руку. Серебряное кольцо на моем безымянном пальце поблескивает на свету.
– Даже сейчас ты восстаешь против Гвардии, чтобы стать моей.
Его взгляд напряженный, но я не могу отвести от него глаза, даже когда он расстегивает верхнюю половину рубашки. Он кладет мою левую руку на свою теплую, твердую, обнаженную грудь, прежде чем прижать ладонь к вырезу моего платья, отчего по коже бегут мурашки.
Я задерживаю дыхание, когда его сердце колотится под моей ладонью, и мое собственное ускоряется, чтобы соответствовать его темпу. Только когда моя спина отрывается от стены, я понимаю, что прижимаюсь к нему, пытаясь соединиться везде, где только можно.
– Видишь, ты тоже это чувствуешь, tine, – бормочет он.
– Что ч-чувствую?
– Этот пульс. Пульсация между нами, которая сближает. Я почувствовал ее в ту первую ночь и могу заверить, что ты тоже. Но если ты чувствуешь это притяжение хотя бы вполовину так сильно, как я, ты должна знать, почему я украл тебя, когда у меня был шанс. Это, больше, чем что-либо другое, решило нашу судьбу. Ты говоришь, что ты пешка в этой игре. Но ты гораздо большее. Ты не пешка. Ты моя королева, и ты правишь мной, моя мятежная бубновая королева.
Он ласкает чувствительную кожу над моей грудью, и его рука оставляет это место, когда опускается в карман за серебряной покерной фишкой. Моя рука все еще лежит на его мерно бьющемся сердце, но он опускает ее, чтобы держать между нами. Любопытство заставляет меня наклонить голову, когда он поднимает фишку к свету, пробивающемуся сквозь занавес исповедальни. Цифра двадцать четыре и слова «будь верен самому себе» привлекают мое внимание на выпуклой серебристой поверхности.
– Я думала, это фишка для покера, – шепчу я.
– Нет, это… спасательный круг. Это фишка Анонимных алкоголиков спасала меня бесчисленное количество раз за последний год.
Чувство вины терзает меня после каждой шутки, которую я отпускала в его адрес по поводу выпивки, или когда я огрызалась на него за то, что он беспокоился обо мне. Я хочу извиниться, но ловлю каждое его слово и не смею перебивать его.
– В тот день, когда я сосредоточился на тебе, я впервые за много лет не выпил. Я пошел на свое первое из многих собраний анонимных алкоголиков и получил эту фишку с числом двадцать четыре. Это единственное достижение, которое когда-либо имело для меня значение, потому что в тот день моя жизнь изменилась к лучшему, и я никогда не оглядывался назад. Я погрузился в свою новую цель и протрезвел. За исключением Толи и Мерека, все мои друзья покинули меня. За последний год я стал религиозно относиться к этой миссии, тебе, моей трезвости и этой фишке, которые помогли мне пройти через все это. Но теперь...
Он делает глубокий вдох и кладет фишку мне в ладонь.
– Я хочу, чтобы она была у тебя.
Металл теплый там, где касались его пальцы. Благодарность и вина борются в моей груди, и я качаю головой.
– Кайан, я не могу это принять. – Я пытаюсь вернуть ее, но он снова сжимает мою руку вокруг фишки и прижимает ее к моей груди.
– Это не книжка с купонами, я знаю. – Он хихикает. – Но это мой подарок тебе. Я уйду с ним только в том случае, если ты уйдешь со мной.
– Я… не могу.
– Тебе нужно выбираться оттуда. Я сам выясню, какие улики есть у Монро. Мы не можем рисковать, возвращаясь в его апартаменты. Он слишком опасен.
– Опаснее тебя? – это должно было быть кокетливой шуткой, но никто из нас не смеется.
– Для всего мира? Нет. Для тебя? Да.
– Что ты имеешь в виду?
– С ним твоя жизнь в опасности. Со мной? Мир в опасности. Никто не тронет мою жену.
Его голос звучит низко и зловеще. Это должно было бы напугать меня, но это поражает меня прямо в самое сердце, и моя нижняя часть живота трепещет в ответ, даже когда логика кричит мне взять себя в руки.
– Монро опасен и для моего отца. Если я уйду, не получив ответов, мой отец может никогда не выбраться.
– И как далеко ты готова зайти в этом фарсе? Ты бы согласилась на вторую свадьбу? Подписала свидетельство о незаконном браке? Трахнула его? Завела детей, которые должны быть нашими?
– Нет... нет. – Я вздрагиваю при каждом слове и качаю головой, когда моя решимость начинает рушиться. – Кайан, прекрати.
– Лейси, независимо от исхода, если Монро жив, он в конце концов убьет твоего отца.
– Но если кто-то убьет Монро до суда, у моего отца тоже не будет надежды!
Я опускаюсь на маленькую скамейку, и чем дольше сижу, тем больше Кайан превращается в размытое пятно. Его фишка у меня всего несколько минут, а я уже сжимаю ее в руках, как будто в ней содержатся ответы на все вопросы.
– Как мне быть? Я... я больше не хочу этого делать, но и не хочу причинять боль своему отцу.
– О, mo thine (с ирл. Мой огонек), иди сюда. – Его шепот звучит как «mu hin-neh». Я не знаю, что это значит, но его теплый тон окутывает мою душу, как тяжелое одеяло, когда он заключает меня в свои объятия. Я прижимаюсь к нему и крепко закрываю глаза, чтобы сдержать слезы, но в конце концов они побеждают в битве.
Янтарно-дымчатый, сладкий аромат Кайана успокаивает меня, когда он сжимает меня крепче. Прошло так много времени с тех пор, как кто-то обнимал меня так, если вообще когда-либо. Самое близкое, что я могу вспомнить, – это время, когда моя мать открыла мне суровую правду о том, что значит быть женой Гвардии. С тех пор я была одинока в своей реальности.
– Пойдем со мной, tine.
Эти слова. Я отчаянно хочу сдаться. Но...
– Я не могу. – Он сопротивляется, когда я отстраняюсь. – Я должна сделать это ради своей семьи.
– Теперь и я твоя семья тоже.
