Текст книги "Безымянная тропа (ЛП)"

Автор книги: Говард Лински

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 27 страниц)

Глава 17

День третий

Констеблю Брэдшоу не надо было говорить, что он на скамейке запасных. Одного взгляда на его товарищей неудачников, находящихся в комнате этим утром, хватило, чтобы понять, что он больше не часть первой команды. Здесь был толстопузый постоянно под хмельком Тревор Вилсон, который не делал секрета из того факта, что все, чего он хотел, так это спокойной жизни. Боб Дэвис вероятно размышлял, как скоро и с каким недомоганием он сможет правдоподобно снова заболеть. Последнюю пару лет Дэвис долгое время не появлялся на работе по целому ряду жалоб, включая головную боль, боль в шее, тревогу, стресс, депрессию и, что впечатлило, болезнь Крона. Единственным, что связывало все эти недомогания, кроме того факта, что Дэвис якобы болел ими, была сложность в диагностике, или, что более важно, в том, чтобы их развенчать, что означало, что подозрительно долгие отсутствия Дэвиса на работе продолжали оставаться безнаказанными.

– У меня стресс, ― запротестовал он однажды, когда ему был брошен вызов коллегой в столовой, сможет ли он проработать более недели подряд.

Затем он обыскал глазами комнату ради вероятного союзника, пока его взгляд не упал на Брэдшоу, и он громко не объявил, что «знает каково это», тотчас же связав Йена с ассоциацией ленивого, филонящего ублюдка, которым он может себе позволить на данный момент быть. Когда Брэдшоу провалился с ответом, Дэвис прошипел ему «спасибо за поддержку» и помог убедиться, что никто в комнате не сохранил никакого уважения к Брэдшоу, даже симулирующий Дэвис.

Оставшаяся часть группы состояла из Винсента Эддисона и самого Йена.

«Мы ― неудачники», ― подумал Брэдшоу, ― «слишком старые или слишком молодые, слишком ленивые, слишком больные или слишком опозорившиеся».

Он знал, что это было. Это была команда неэффективных людей «мертвого груза».

Инспектор Пикок кратко проинструктировал их.

– Вам полагается провести тщательный и методичный обход в Грейт Мидлтоне, в попытке идентифицировать труп на школьном поле и раскрыть вероятный мотив убийства. Ваше присутствие на улицах пошлет важное сообщение населению деревни, и, что крайне важно, медиа, о том, насколько серьезно мы принялись за это дело. Однако мы не хотим, чтобы вы спешили с этим расследованием, поскольку можете упустить что-то важное. Обо всех уликах сообщайте лично мне, прежде чем предпринимать любые действия. Это ясно?

Другими словами, действие по их собственной инициативе встречало активное противодействие. Ни один из других мужчин не был удручен подобным ограничением, но у Брэдшоу руки чесались доказать, что он не полный идиот, хоть даже и начал сомневаться в этом сам.

Инспектор Пикок завершил свой брифинг, признавшись, что дело их далеко от легкого.

– Криминалисты считают, что тело находилось там пятьдесят или шестьдесят лет, так что это убийство могло произойти во время войны или даже до нее, что очевидно означает, что обычный поиск свидетелей будет бесполезным. Однако у вас есть внушительное население Грейт Мидлтона, так что найдите старикашек и опросите их, посмотрим, сможем ли мы найти что-то об этом мужчине. Кто он, с кем поссорился и почему, когда умер, почему был убит и почему никто не сообщал о его пропаже все эти годы? Есть ли у него друзья или вся деревня была рада лицезреть кончину бедного ублюдка, поэтому они все молчат в некоем большом криминальном сговоре? Я сомневаюсь в этом, а вы? ― никто не ответил, и Пикок продолжил: ― Жил ли он тут или проезжал мимо? Обманул ли он кого-то, поссорился с кем-то или спутался с чьей-нибудь дочерью? Помните, тогда мир был совсем другим. То, что мы бы посчитали ерундой, было большой проблемой полвека назад, так что поменяйте ваше видение и подумайте по-другому. Большинство из живущих тогда не может вспомнить свои собственные имена, но у меня есть такая тетушка, которая неожиданно начинает рассказывать вам о коронации или о чертовой Второй Мировой Войне, будто они произошли вчера, так что используйте это.

Он приметил отсутствие у мужчин энтузиазма.

– По крайней мере, вы получите по паре чашек чая и по щедрому куску торта «Баттенберг».

Он взглянул на апатичные лица перед ним.

– Может это мотивирует некоторых из вас, ― а затем сдался и оставил их.

Четверо мужчин молчаливо стояли, переглядываясь какое-то мгновение, затем Винсент заговорил.

– Я поставлю чайник, хорошо?

Христос, он даже не мог принять такого решения, не спросив сперва у других.

– То есть, он имел в виду никакой спешки и слишком раннее время для обхода.

Никто не побеспокоился одарить Винсента любезностью ответа, но и никто не прекословил ему. Он пошаркал прочь, чтобы сделать заварку. Вилсон и Дэвис сели. Дэвис даже взял газету и начал читать спортивные страницы.

– Я думаю, я пойду, ― сказал Брэдшоу к всеобщему безразличию, ― положу начало.

И он ушел прежде чем кто-либо из них соберется с силами сказать ему, что он тратит время.

***

Хелен позвонила в полицейский участок по поводу своей встречи с инспектором Рэйд. Каждый день один из журналистов «Вестника» проходил ту же рутину: Рэйд расскажет о деталях каждого преступления, о которых сообщалось в предыдущие сутки, и они запишут бесчисленные акты вандализма, краж со взломом, угонов, надеясь получить стоящий материал для статьи.

Инспектор Рэйд был почти на пенсии и не прочь проводить пятнадцать минут каждого дня в компании молодой женщины репортера, но даже казалось он был лишен воодушевления этим утром. Возможно, он чувствовал себя отбившимся от коллектива, в то время как его коллеги по цеху в штатском искали пропавших девушек или выкапывали древние трупы, а он дежурил за столом в штабе. Его голос был монотонным.

– Ограбление в Ньютон-Холл, взяли немного; комплект клюшек для гольфа и байк.

– Они вломились в дом? ― с надеждой спросила Хелен, полагая, что спящие владельцы, испуганные ночью грабителями, потянут на полстатьи.

– В садовый гараж, ― ответил он, разрушая эту надежду, затем снова посмотрел вниз на список. ― Подойдет машина, взятая без согласия с Коронейшн Авеню? Вероятно, малолетние угонщики, ― он взглянул на нее. ― Нет?

– Не совсем великолепное ограбление поезда.

Инспектор улыбнулся ей.

– Я-то думал, что на твоем участке хватает веселья в последнее время.

– Хватало, ― признала она, ― но нам все еще нужно заполнить страницы нашего района. Больше ничего нет, ― она теперь почти умоляла, ― кроме угнанных тачек, наборов для гольфа или разбитых окон паба?

– Ничего необычного, ― сказал он. ― Ну… один инцидент… на самом-то деле это ерунда.

По ее лицу он понял, что она заинтересована.

– Наши ребята проводили старую леди до дома, ― затем он умолк. ― Я не уверен, что мне стоит это тебе рассказывать. Никакого преступления не было совершено.

Хелен улыбнулась.

– Между нами тогда.

– Я сомневаюсь, что ты сможешь из этого что-либо выжать. Старушка в Грейт Мидлтоне прошла половину деревни под льющим дождем в тапочках и сорочке. Наши ребята вернули ее домой прежде, чем она словила пневмонию. Это не совсем новости, но ты спросила меня, есть ли что-то необычное, а такое не происходит каждую ночь.

– Спросила, ― признала она. ― И ты прав, я, вероятно, не смогу использовать это; это будет несправедливо по отношению к старой леди, если она страдает слабоумием.

– Я бы не сказал, что Бетти Тернер, определенно, выжила из ума.

– Ты знаешь ее?

– Я знаю семью, ― сказал он. ― Она милая старушка, но у нее три сына и никакой власти над ними. Мы были в доме бесчисленное количество раз, ничего серьезного, сама знаешь.

Он пожал плечами, показав, что отпрыски Бетти Тернер в сущности были подонками.

– Так она не страдает маразмом? ― спросила Хелен. ― Так что она делала под льющим дождем в ночнушке?

– Это и есть странная часть, ― сказал инспектор. ― Она не хотела говорить нам, но, когда наши ребята пересеклись с ней, она стояла снаружи старого дома приходского священника, стучала в дверь и кричала.

– Правда? ― спросила Хелен. ― Что кричала?

– Это была ты, ― сказал он.

Глава 18

Брэдшоу вел машину к «коттеджам», ряду муниципальных, принадлежащих старикам бунгало, в которых жили бывшие шахтеры. Те, которые пережил тридцать с лишним лет обвалов и угольной пыли, могли провести скромную старость здесь, в простом однокомнатном доме с маленьким прямоугольным, с земельным наделом под сад позади. Брэдшоу не был родом из Грейт Мидлтона, но знал по своей работе офицером полиции в графстве Дарем, что ему более вероятно удастся вступить в контакт с пенсионерами, живущими здесь, если он обойдет их собственность вокруг, избегая формального стука в переднюю дверь. И в самом деле, в первом доме по улице, старик сидел позади дома на крошечном крыльце, посматривая на аккуратные ряды овощей, пока читал страницы про скачки в газете. Ему должно быть было около семидесяти с небольшим. Достаточно старый, подумал Брэдшоу.

Он надеялся на фору перед оставшейся командой «балласта». Если ему чрезвычайно повезет, возможно, кто-то даже расскажет ему, кем был мертвый мужчина. Брэдшоу давно не испытывал оптимизма, но почувствовал малую его искру, когда мужчина с газетой поднял взгляд, когда он наклонился, чтобы открыть крошечную калитку и войти в сад, и поприветствовал того веселым «привет».

– Чего вы хотите? ― спросил мужчина с подозрительностью.

– Извините, что беспокою вас, сэр. Я офицер полиции. Вы вероятно слышали, что мы нашли тело на поле рядом со школой, и, что оно очень старое. Мы пытаемся узнать, кто бы это мог быть.

Мужчина отложил газету и встал на ноги. Может Брэдшоу даже получит чашку чая.

– Вы офицер полиции? – спокойно спросил тот.

– Верно, ― подтвердил Брэдшоу.

– Тогда можете катиться к черту.

И, не говоря ничего больше, он повернулся спиной к потрясенному констеблю Брэдшоу, плотно закрыл дверь дома и повернул ключ в замке. Брэдшоу не знал точно, чего ожидать от своего обхода, но он не ожидал такого.

***

Небольшой деревянный знак был прикреплен к воротам дома Родди Монкура, последний раз, когда Том навещал мужчину. На нем было написано слово «Дунроамин». Том с интересом наблюдал из своей припаркованной машины, как Хелен Нортон внезапно появилась из дома Родди. Он уже готовился выйти из машины, когда Хелен прошла через эту калитку, засовывая свой блокнот в кожаную сумку, перекинутую через ее плечо. Родди, казалось, не спешил закрывать за ней дверь. Вместо этого, он провожал девушку глазами, только, наконец, закрыв дверь, когда та села в машину. Том подождал, пока она не уедет.

Судя по улыбке, застрявшей на лице Родди, он, должно быть, предположил, что та забыла что-то. Она исчезла, когда он увидел Тома на пороге.

– Полиция здесь еще не была? ― спросил Том, без предисловий.

Родди Монкур моргнул при виде Тома.

– Ох, ― сказал он, ― ты вернулся. ― затем он добавил: ― Нет, но я не думаю, что они знают о… ― он на миг задумался, подыскивая подходящие слова, ― …моем маленьком хобби.

Родди Монкуру было где-то пятьдесят пять, у него были седые волосы и борода. Он носил тот тип ворсистого свитера, который любят рыбаки и настоящие поклонники пива. Он расспросил Тома о его возвращении и получил ту же историю, как и Майк Ньютон из «Вестника».

– Может тогда я могу войти? ― спросил Том. ― Или же ты теперь пускаешь только блондинок в узких джинсах?

– Ты видел ее, ― Родди выглядел немного смущенным. ― Ну, она получила твой старый участок.

– Что она хотела?

– То же, что и ты, как мне представляется, ― Родди раскрыл дверь шире. ― Заходи.

Том прошел в один из Грейт Мидлтонских укрупненных домов. Когда старая младшая школа наконец закрыла свои двери в семидесятых, сменившись новым зданием, построенным на бывшей фермерской земле, корпус старой викторианской школы остался. Какое-то время никто не знал, что делать с этим местом; мрачным и внушительным зданием из темного кирпича с маленькими окнами, которые плохо пропускали свет, как будто, специально были спроектированы так, чтобы поколения школьников, загнанных в тусклые классные комнаты со скрипящими половицами, не отвлекались на внешний мир.

В конце концов, в дело вступил застройщик, превратив старую школу в три дома. Половицы были отшлифованы песком и покрыты лаком, окна выдраны и заменены на большие с двойным стеклопакетом, старый престарый бойлер увезли на грузовике на металлолом, а на его месте установили современное центральное отопление.

Одним из покупателей стал Родди Монкур, мужчина, чья работа иногда приводила его в другие страны на месяцы, его навыки инженера пользовались высоким спросом в таких экзотичных, отдаленных местах, как Оман и Дубаи, где поговаривали его заработная плата была огромной, а его налоги несущественными, из-за некоторых малопонятных обходов правил по выплатам пособий иностранцам. Вскоре после того, как Родди стукнуло 50, его кругосветка подошла к концу, когда он вернулся в Грейт Мидлтон, якобы, чтобы похоронить мать. Через неделю после похорон, он сделал предложение по оставшемуся дому.

– Здесь зарабатывают не так много, чтобы уйти на отдых в пятьдесят, ―сказал ему тогда Том.

– У меня достаточно денег, чтобы продержаться, ― сказал Родди. ― В этих местах многого не надо, да и с собой это не заберешь. Я не один из тех мужиков, кто горит желанием ломать себе спину до шестидесяти пяти, а затем падать замертво через год после выхода на пенсию. Не так я мечтаю прожить жизнь. В любом случае, мне есть чем заняться.

То, как Родди находил себе занятия, и стало причиной, по которой он стал важным именем в списке контактов Тома Карни. Если Том хотел узнать, что происходит в Грейт Мидлтоне, он мог опросить любое количество народа: включая членов городского совета, полицейских, владельцев пабов и их завсегдатаев. Если же он хотел узнать, что происходило в деревне в любой момент за прошедший век, он шел и навещал Родди Монкура.

Свидетельства маленького хобби Родди были повсюду вокруг них. Дом мужчины содержал в себе груды старых газет и журналов, также здесь были и программки с давно забытых любительских драматических театральных постановок. Каждая поверхность каждой стены была покрыта черно-белыми фотографиями в рамках деревни и графства, в котором находилась, в то время как другие были собраны в стопки и ждали более постоянного места обитания. Повсюду находились старые книги, даже лежащие стопками на лестнице, потому что их некуда больше было положить. Родди был коллекционером и историком-любителем. Он также считал себя хранителем деревенской жизни, поддерживая живыми воспоминания о месте, в котором родился и вырос. Том думал о Родди, как о барахольщике, мужчине со странной одержимостью прошлым, из-за чего его дом превратился в хаотический беспорядок, но тот был бесценным источником любопытных фактов о местных.

Том проследовал за Родди по коридору на кухню, которая была также завалена, как и остаток дома. В раковине лежала грязная посуда со вчерашнего вечера; еще одно доказательство того, что Родди Монкур жил один и ему было наплевать, что кто-либо думал о его образе жизни. Они сели за кухонный стол.

– Я удивлен, что ты добровольно не вызвался предложить свои услуги, ― сказал Том.

– Полиции? Я бы так и сделал, ― заверил он Тома, ― если бы считал, что смогу быть полезным, но я не вижу, чем я могу помочь.

– Ну же, Родди, ты должен знать что-нибудь, ― и Родди посмотрел на него ничего не выражающим взглядом. ― Или же знать кого-то, кто что-нибудь знает?

– Я в такой же темноте по этому вопросу, как и все.

– Я думал, если кто-то пернул в этой деревне за прошедшие сто лет, ты об этом знаешь.

– Я тоже так думал.

Том увидел, что Родди причиняет боль признание в собственном невежестве, что касаемо тела на поле.

– Все эти школьные праздники, конкурсы красоты и драматические постановки, собрания женского клуба и заседания приходского совета, они все запечатлены у тебя на кончиках пальцев, но посмотри на себя сейчас.

Том покачал головой.

– Молчи лучше. Я помогал тебе заполнять местные страницы истории годами.

Это было правдой, что, когда Том получил отравленный кубок колонки местной истории, двойной разворот в «Вестнике», для которого нужны были ностальгические статьи каждую неделю, по общему мнению это было наказанием за один из его проступков, но Родди постоянно выручал его из беды. Неделю за неделей, он предоставлял Тому фотографии и информацию обо всякого рода давно забытых событиях, которые могли бы украсить страницы колонки «Минувших дней» «Вестника». При помощи Родди, Том умудрился поднять популярность почти забытой колонки до той точки, где «Вестник» на самом деле стал получать письма от читателей о ней. Это был меч о двух концах, так как Малколм позаботился о том, чтобы он продолжил вести колонку и в последствии. Том также стал своего рода звездой с постера для леди определенного возраста, получая Рождественские открытки и даже шоколадки от «синей бригады», как называли престарелых читателей. Девушки немного его подкалывали по этому поводу:― Одна из твоих друзей леди оставила тебе шоколадный апельсин на стойке регистрации. Ты такой жеребец, Том.

Ребята высказывались еще более прямо, обвиняя Тома в том, что он «Бабулькотрахатель».

– Ты же знаешь, что я благодарен тебе, но почти у тебя на пороге произошло старое убийство и такого здесь не случается. Ты всерьез говоришь, что ничего не слышал об этом?

– Нет, не слышал. Ты тоже рос здесь, Том, ― вспыльчиво напомнил ему Родди. ― Ты никогда не слышал о нем, не слышала полиция и даже чертов «Вестник Дарема». Попридержи коней, насчет последнего; должно быть выдалась загруженная новостная неделя. Вероятно, Германия вторглась в Польшу.

– Ну, вы бы не освещали эту историю, не так ли? ― сухо возразил Родди. ― Гитлер не был местным парнем.

– Верно, ― и он улыбнулся Родди, наслаждаясь подшучиванием. ― Что твое нутро подсказывает тебе?

– Насчет чего?

– Те кости на поле, когда-то ходили. Он был живым, дышащим человеком. Так кем он был?

– Это-то и странно, ― признал Родди. ― В деревне было не так много людей. Не считая двух мировых войн и парочку аварий в шахтах, большинство людей здесь умирали от естественных причин, некоторые из них задолго до своего времени, но обычно не при подозрительных обстоятельствах. Убийство бы сильно выделялось на их фоне, и, если бы кто-то пропал без объяснения, полиция бы только этим и занималась, как и газеты.

– Так, значит, это было убийством, о котором никто не знал. Ты эксперт; почему чей-то неожиданный отъезд из деревни не вызвал никаких вопросов?

– Мужчина мог записаться в армию, вступить в торговый флот или поехать работать на кораблестроении в Тайне. Городок Свен Хантерс забирал много мужчин, и мужики шли за работой, когда она становилась здесь в дефиците, как и было большую часть времени, если только ты не хотел пойти в шахты, но не все об этом грезили.

– Разве это не близко к дому? Не стало ли бы это выглядеть странным, если кто-то ни разу не вернулся, даже нанести визит?

– Люди путешествовали немного, перед войной. Они склонялись к тому, чтобы осесть, покуда там была работа, но ты прав, они бы вернулись и навестили семью.

– Что насчет проезжего? ― предложил Том.

– Возможно, ― признал Родди, ― но кто?

Том понял, что без понятия, кто бы это мог быть.

– Было бы необычным нажить врагов так быстро, ― признал он, ― послушай, сделай мне услугу и поспрашивай вокруг, хорошо? Ты мне очень поможешь, если удастся найти зацепку. Кто-то в этой деревне должен знать что-то.

– Сделаю, друг.

Том нацарапал номер своего мобильного телефона на клочке бумаги из блокнота, а затем дал его Родди, который положил его в карман и проследовал за Томом к входной двери. На полпути Том повернулся к нему.

– Кстати, ― спросил он, ― она хотела тоже, что и я?

Родди лишь загадочно улыбнулся Тому, а затем медленно закрыл дверь.

Глава 19

Хелен получила мало инструктажа, когда начала работать в «Вестнике», но она узнала, что Том Карни использовал два основных источника местной информации о Грейт Мидлтоне. Одним из них был Родди, местный историк любитель. Другая же только что заходила в свой дом, когда Хелен подошла к ней.

– Мисс Нортон, ― произнесла Мэри Кольер, сохраняя ту официальную манеру речи, которой она научилась за годы работы в учительской. ― Ищите материал для страницы местной истории?

Хелен уже посещала дом Мэри по ряду случаев, таких как собрать воедино статьи для страницы по ее участку или для колонки «Дни минувшие», которую она унаследовала от Тома Карни.

– Ну, не пускайте сквозняк внутрь, ― добавила старая леди, пропуская Хелен в двери.

Она стояла в гостиной Мэри, просматривая ее библиотеку, в то время как ждала, пока ее хозяйка организует чай. Здесь были ряды классических новелл в похожих друг на друга изданиях в кожаных переплетах, как и полный набор «Британской Энциклопедии» и «История заката и падения Римской Империи» Гиббонса. Один том в частности привлек внимание Хелен, и она извлекла его с книжной полки для более тщательного рассмотрения.

Когла старая Мэри Кольер прошла обратно в комнату, она казалась немного сбитой с толку, обнаружив Хелен, держащей одну из ее книг.

– «Грозовой перевал», ― улыбнулась Хелен. ― Я читала его в школе.

– Что вы думаете? ― Тон Мэри был нейтральным, не выдавая никаких подсказок о том, что та сама думала насчет произведения.

– Мне он очень понравился.

Мэри фыркнула.

– Я посчитала его абсурдным.

– Правда? Оно довольно романтичное, насколько я помню.

– Весь этот огонь и лед, эта страсть, ― резко сказала Мэри, ― сентиментальный мусор.

Хелен была несколько ошарашена силой чувств Мэри Кольер на предмет «Грозового перевала» в частности и романтики в целом.

– Над любовью стоит работать, она требует усилий. Это то, чего не понимают молодые.

Хелен не могла понять, упомянутые «молодые» включают ли ее и приготовилась к лекции.

– Спросите любого как они остаются со своим мужем или женой многие годы, и они все скажут вам одну и ту же вещь: «дари и получай». Нельзя просто брать, ― она фыркнула, ― Кэти и Хитклифф; весь этот гнев, вся эта страсть и как долго она продлилась? Пять дурацких минут. Он был монстром, а она избалованным ребенком. Если все изучают этих двоих в своей образовательной программе, или как они сейчас ее называют, то они выйдут из школы, ища то, чего нет.

– Вы и правда верите в это? ― спросила Хелен. ― Что романтика ― глупость, а любовь ― лишь практическая вещь, над которой стоит трудиться?

– Молодые ничего не знают о любви, ― заявила старая леди. ― Они все думают, что знают, конечно же, но это лишь фантазия, голливудский фокус для глупых маленьких девочек. Настоящая любовь-это просыпаться рядом с тем же мужчиной каждое утро 35 лет подряд и все еще волноваться идет ли он на работу, съев хороший завтрак, и в чистой ли рубашке на спине. Она ничего общего не имеет с С.Е.К.С., ― Хелен заметила, что Мэри ощутила необходимость произнести слово по буквам, а не сказать его, ― или мечтанию о ком-то. Все это настолько мимолетно, все же молодые одержимы этим, поэты и писатели тратят жизни на это, и никто из них не имеет и малейшего понятия. Почему вы думаете, все эти романтические новеллы и фильмы заканчиваются браком? Потому что они не могут придумать способа, как сделать время после волнующим. Ну. Оно не волнующее, да и не должно таким быть, но это любовь, а любовь не должна быть волнующей. Американские горки волнующие, но я не захочу потратить тридцать пять дурацких лет на них.

Хелен не знала, что сказать после такого, и Мэри выглядела несколько уставшей после своей тирады. Вместо того, чтобы заговорить, они обе стали разглядывать черно-белые фотографии в рамках на книжной полке.

– Это ваш муж?

– Эту фотографию сняли как раз после того, как он стал директором.

В ее голосе звучала гордость. Пара стояла в саду вместе, мужчина в сером костюме, а Мэри в темно-синем платье. Хелен предположила, что ей там примерно тридцать лет, но она все еще была красивой женщиной, с длинными темными волосами и выразительными чертами лица.

– Дети любили моего мужа, ― сказала Мэри.

– У вас были дети? ― спросила Хелен. ― Я не знала.

Мэри потрясла головой.

– В школе. Ученики всегда любили его, ― сказала она, ― но не меня. Я думаю, большинство из них немного боялись меня. Были некоторые, которые уважали меня, учились у меня и были благодарны за эти знания, потому что они помогли им выбраться из этого чертова места, но они никогда не любили меня. Не так как они любили Генри. Он был одним из той редкой породы; учителем, которого и любят, и уважают. Есть те, кто или одно, или другое, но оба сразу? Это сложно, знаете ли, быть любимым и уважаемым в то же время в любой сфере жизни, не говоря уже о нашей. Я думаю, это потому что он начинал среди них, ― добавила она прежде чем сказать почти рассеянно, ― у него неплохо получалось, у Генри.

Хелен проводила какое-то время в компании Мэри и прежде, но это был первый раз, когда пожилая женщина открылась ей. Возможно, на лице молодого репортера отразилось удивление, так как Мэри неожиданно произнесла:

– Может нам стоит присесть?

***

Йен Брэдшоу жевал мятные конфеты, пока вел машину. Он, как обычно, размышлял над той ямой, которую сам себе выкопал. Ты проклят, если что-то делаешь, и ты же проклят, если ничего не делаешь. Все время одно и то же, думал Брэдшоу. Если бы он не принял звонок насчет тела на поле, если бы он оставил его кому-то другому, подождал пока сообщение не дойдет до инспектора, он определенно все еще находился бы в «собачьей будке», так как пребывал там на постоянной основе последние дни, но недоброжелательность, преследовавшая его, не была бы такой сильной. Но Брэдшоу принял звонок и действовал согласно протоколу, в последней, ошибочной попытке исправиться, и чем его наградили? Застрять в команде «балласта». Сейчас он и правда был в «собачьей будке», с забитыми наглухо окнами и с плотно захлопнутой дверью.

Ты проклят, если что-то делаешь, и ты проклят, если ничего не делаешь, и то же самое было и с посещениями. О, боже, как он боялся посещений; каждое из них было пыткой, каждое из них, без исключений. Он знал, однако, что они были малой ценой, которую приходилось платить. Все-таки, ему приходилось иметь дело с последствиями своей глупости всего час в неделю. Алану Картеру приходилось жить с ними всю оставшуюся жизнь, как и его семье.

Кэрол встретила его у двери. Жена Картера была хорошенькой штучкой. Брэдшоу в тайне она нравилась. Он завидовал своему коллеге и ему даже нравилась мысль жениться на такой, как Кэрол. Ей было около двадцати пяти, она выглядела в джинсах и простой футболке лучше, чем большинство женщин, умело накладывала макияж, и всегда раньше улыбалась.

Сейчас Кэрол больше не улыбалась. Теперь она даже не беспокоилась по поводу не расчесанных волос. Они всегда были стянуты в хвост, немыты и слегка засалены. Ее лицо было бледным, лишенным макияжа, а под ее глазами красовались черные круги, что говорили о недосыпании.

– Проходи, ― все, что она сказала, и Брэдшоу протрусил по ковру гостиной, как мужчина, идущий к виселицам.

В задней части дома был зимний сад, хорошее место для Картера, чтобы посидеть и полюбоваться садом, за которым он больше не может ухаживать.

– Как поживаешь, друг? ― спросил Брэдшоу.

Хоть они не совсем были друзьями. Они были коллегами, которые имели мало общего. Если бы не случилась авария, они бы какое-то время поработали вместе, а затем, наконец, разошлись, когда одного из них назначили бы на новые обязанности. Они бы устроили небольшую прощальную вечеринку в пабе, отпустили пару шуточек и немного острот, обязательный набор на прощание, и разошлись бы своими дорогами, обреченные обмениваться рождественскими открытками в течение года или двух лет, пока оба не потеряли бы интерес. Вместо этого, из-за того, что случилось, они оба были пойманы в ловушку вины и отчаянья навсегда. Вина была полностью на Брэдшоу, отчаянье они делили и, вероятно, будут делить до конца жизни.

– Великолепно, ― ответил Картер знакомым, мертвым голосом, разворачивая инвалидное кресло к Брэдшоу, ― встал рано, выгулял собаку, позже поиграю в мини-футбол.

Как обычно, Брэдшоу не знал, что ответить. Вместо этого он беспомощно огляделся по сторонам, нет ли Кэрол поблизости. Вероятно, он мог бы предложить пойти выпить чаю, но ее нигде не было видно. Кэрол специально поощряла визиты, так что Брэдшоу никогда не был уверен, что рассказал ей муж о событиях того вечера. Возможно, Картер не винил его полностью. Нет, это не было правдой, Брэдшоу был уверен, что винил. Это было одной из не озвучиваемых сторон этих кошмарных визитов. Они оба знали, что были частями наказания Брэдшоу. Между ними было безмолвное согласие, что одним из единственных удовольствий Алана Картера, оставшихся в жизни, было сидеть в своем инвалидном кресле и смотреть, как его бывший коллега корчится, пока тот его осуждает.

«Посмотри на меня», ― словно говорит он, каждый раз, как кладет руки на колеса чертового кресла и неуклюже маневрирует по комнате, ― «я бесполезный, конченный, проклятый по жизни, и все из-за тебя. Вот что ты со мной сделал. Это должен был быть ты».

***

Когда Том подъехал к дому Мэри Кольер, первой вещью, которую он заметил, была машина Хелен, припаркованная снаружи. Он решил подождать, пока та не уедет. Чтобы убить время, он читал статьи из сегодняшней «Газеты», обратив внимание, что там не было ничего нового насчет исчезновения Мишель Саммерс и совсем немного о теле-на-поле. Северный корреспондент «Газеты» может и имел контакты в полиции, подумал Том, но казалось, что у репортера было не больше информации, чем у него.

Том прочитал газету от корки до корки, когда Хелен, наконец, вышла и уехала.

Мэри Кольер в этот раз сама ответила на стук в дверь.

– О, ― произнесла она, без особой теплоты, ― я не ждала тебя.

– Я вернулся, ― объяснил он, ― на какое-то время.

– Я только что разговаривала с твоей преемницей, ― сказала она Тому, когда тот последовал за ней в старый дом викария. ― Вы с ней знакомы?

– Немного.

– Что ты думаешь о ней?

Мэри остановилась в коридоре и повернулась, чтобы посмотреть на него, когда спрашивала вопрос.

– Кажется довольно приятной.

– Она красивая и умная, ― Мэри прищурила глаза. ― Многие мужчины были бы напуганы таким сочетанием, ― она разглядывала его какое-то время, ― но не ты.

Мэри проводила его в гостиную. Чайные принадлежности еще не были убраны.

– Сегодня утром здесь как будто цирк на Пиккадилли, ― отпустила она наблюдение.

– Кто еще тут был?

– Кроме тебя и Хелен Нортон? Полиция.

– Полиция?

– У Бетти Тернер «поехали шарики», ― произнесла Мэри. ― Она пришла искать их тут, ― затем она добавила, ― посередине ночи.