Текст книги "Безымянная тропа (ЛП)"

Автор книги: Говард Лински

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 27 страниц)

Том задержал дыхание и наблюдал, как Брэдшоу размышляет над последствиями.

– Я расскажу моему инспектору об этом утром. Этого достаточно, чтобы проверить этого мужчину.

– Что сделает это линией расследования?

– Да, – согласился Брэдшоу, – сделает.

– Тогда у меня будет история, а вас похлопают по спинке за превосходную полицейскую работу.

– Что-то вроде того, – сказал Брэдшоу без энтузиазма.

– Послушайте, – сказал Том. – Я подожду день. Просто позвоните мне, когда ваша компания подтвердит, что они рассмотрят эту версию, хорошо? Я останусь здесь, – и он показал на паб.

Брэдшоу кивнул, и они оба рефлекторно отпили пива.

– Итак, продолжайте, – произнес Том.

– Продолжать что?

Том бросил недоверчивый взгляд на Брэдшоу.

– Дайте мне что-то хорошее, что-то чего ни у кого нет.

– Ох, – Брэдшоу выглядел смущенным.

– Сделка есть сделка.

– Я знаю, – признал Брэдшоу с ужасом человека, ожидающего, что его позовут в кабинет стоматолога. – Хорошо, ладно, – сказал он, – есть кое-что, о чем никто не знает.

Глава 33

Мэри наблюдала за молодой парой с дороги. Они стояли у входа в церковь Святого Михаила, в обрамлении ее готической арки, улыбаясь доброжелателям, которые собрались, чтобы разделить их большой день. Так же, как и семья, и близкие друзья, которые высыпали из церкви следом, были и прохожие, такие как Мэри, которые улучили минутку, чтобы поглазеть на «мечту молодых возлюбленных», пока дети стояли вокруг, надеясь, что друг жениха бросит пенни на улицу.

Жених был местным парнем: высоким и симпатичным, но с небольшими перспективами. Невесте было не больше восемнадцати лет. Мэри заметила ее застенчивость и то, как та неуверенно цеплялась за руку своего новоиспеченного мужа, будто это действие пока не ощущалось естественным. Термин «краснеющая невеста», должно быть, был придуман для нее, и Мэри думала, что знала почему. Конечно же, Мэри не была единственной, кто задумался о том времени, когда свадебное торжество подойдет к концу, а гости разъедутся. Невеста, определенно, была девственницей, если только, конечно же, она по глупости не позволила себе лишнего в момент слабости, и, если так и было, будет удивительно, если мужчина все еще будет хотеть жениться на ней. Однако, предположительная добродетель невесты, означала, что вся деревня знала, чем они займутся сегодня ночью, если брак следует консуммировать. Это казалось Мэри ужасающим вмешательством в личную жизнь, но ей пришлось признать, что она была также повинна в этом, как и остальные.

Женщина не могла перестать представлять себе эту сцену в своем неопытном уме. Она разденется для него или он снимет с нее одежду своими большими грубыми руками? Каково будет, когда он, наконец, положит ее на кровать и возьмет? Будет ли он нежным или будет вести себя, как животное, как она слышала, что мужчины иногда ведут себя, когда их охватывает страсть?

– Пенни для них? – спросил Генри, когда подкрался к ней сбоку, а Мэри не заметила.

– Я не думала ни о чем в особенности, – сказала она.

Шафер бросил горсть пенни в воздух, и они приземлились на дорогу. Несколько молодых мальчишек бросились подбирать их, когда те покатились во всех направлениях.

Отец Мэри вышел из церкви, все еще одетый в ризу. Он покинул свою паству, чтобы поговорить с Генри, отчего в-скором-времени-жених встал немного прямее, будто находился на параде.

– Мы увидим вашего брата в церкви этим воскресеньем, Генри? – спросил викарий.

– Я спрошу его, – заверил Генри викария, – снова.

– Ни один человек не нуждается в утешении и поддержке религии больше, чем тот, что был на войне, – заверил Генри проповедник Райли, затем он посмотрел на небеса, пока силился вспомнить цитату. – «Облекитесь во всеоружии Божие, чтобы вам можно было стать против козней диавольских», – процитировал он для Генри. – Я считаю, что на вашей семье хорошо скажется, если Джек выберет присоединиться к нам на молитве, – сказал он молодому мужчине, затем улыбнулся, – но вы не хранитель вашего брата.

– Нет, – ответил Генри, – но я попытаюсь.

– Вы можете сделать больше, – сообщил ему проповедник.

– Мы собираемся пойти на прогулку, отец, – сказала ему Мэри, чтобы избавить Генри от излишнего дискомфорта.

– Не припозднись, – сказал он ей. Все в деревне знали, что антиморальные действия всегда происходят после наступления темноты. Молодые, ухаживающие пары были тогда, особенно, восприимчивы к своим позывам, и легко могли «совершить грехопадение», так что Мэри и Генри разрешалось совершать свои ухаживания только в приличные часы.

– Мы не задержимся, – заверила отца Мэри, хоть она ничего не могла поделать с мыслью, что они отсутствовали бы достаточно долго, если бы хотели что-то вытворить.

***

У него в руке был нож, он пристально смотрел на него, смотря вниз на длинное лезвие с острым кончиком.

– Это не займет много времени.

– Это глупо, – сказала она ему.

– Никто не увидит, – сказал он ей. – Никто не узнает.

– Тогда в чем смысл?

– Мы будем знать, – напомнил ей Генри. – Я не думаю, что ты хочешь, чтобы все это увидели.

– Не хочу, – ее беспокоило, как жалобно она произнесла это.

– Мы далеко от протоптанных троп. Единственные люди, которые сюда приходят, будут заниматься тем же, чем и мы.

– Вырезать свои инициалы на дереве, – сухо заметила Мэри, – и сердечко вокруг них.

Генри погрустнел.

– Я думал, тебе оно понравится.

– Так и есть, – сказала она быстро, когда увидела разочарование на его лице. – Правда, – и в попытке подбодрить его она добавила: – ты не закончил наше сердце.

Он совершил последний надрез на дереве складным ножом, оставляя их инициалы, обрамленными грубым, неровным сердцем.

– Вот, – сказал он, довольный своими трудами.

Генри сложил нож и положил его обратно в карман своего пальто, мягко притягивая ее к себе. Поцелуи, что за этим последовали, были неловкими и односторонними. Генри ожидал, что такие вольности теперь позволительны, так как они гуляли вместе достаточно долго, и она эпизодически одарит ими его ближе к концу их прогулки и недолго. Они оба знали, что должны подождать до их брачной ночи, мифического времени, которое влечет за собой мгновенное лишение их совместной невинности одним махом.

Генри иногда оставался раскрасневшимся и возбужденным из-за ее настойчивости, чтобы они прекратили, но Мэри никогда не становилась слишком увлеченной, и она гадала, может что-то не так с ней, что она ничего не чувствовала в его объятьях. Они вовсе не были неприятными, но вот и все. Тем днем, однако, Генри увлекся.

– Генри! – предупредила Мэри его с широко распахнутыми глазами, когда почувствовала движение, а затем и прижимающуюся к ней жесткость.

Генри покраснел от стыда и тотчас же отступил от нее на шаг.

– Ох, Мэри, мне жаль, – он казался очень расстроенным. – Пожалуйста, прости меня.

Мэри хотела засмеяться, но сдержалась ради него, так как знала уже достаточно о мужчинах, чтобы знать, что они не выносят, когда над ними смеются, а тем более Генри.

– Конечно же, я прощаю тебя, – сказала она. – Я понимаю, мы не заходили так далеко. Все в порядке.

– Все не в порядке, – он казался на грани слез. – Я не думаю о тебе так, Мэри. Зверь в поле и то имеет больше выдержки.

Мэри взяла его за руку.

– Давай больше не будем говорить об этом. Погуляй со мной.

И она повела его прочь из-под деревьев.

***

Мэри вернулась домой одна, как раз к тому моменту, когда миссис Харрис покидала дом викария.

– Я ухожу к своим сестрам, – напомнила она Мэри, торопливо идя по тропинке. – Твой отец у Дина. Надеюсь, ты не будешь шалить.

Женщина сказала последнюю фразу, будто это была шутка, но на самом деле она не шутила.

Самый большой страх миссис Харрис заключался в том, что Мэри как-то опозорит себя, прежде чем вступит в законный брак.

Мэри наблюдала за уходом миссис Харрис, затем пошла в дом, намереваясь некоторое время почитать, пока ее отец не вернется от Дина, но затем она заметила, что дверь его кабинета приоткрыта. Проповедник Райли никогда не оставлял дверь своего кабинета открытой. Это было его личное пространство, где он писал свои наставления и занимался делами прихода. Серьезная комната, чей порог Мэри никогда не разрешалось пересекать. Возможно, именно из-за запрета, девушка толкнула дверь и шагнула внутрь.

Мэри вошла в кабинет своего отца тихо, чтобы иметь возможность услышать любые звуки преждевременного возвращения от него или миссис Харрис, но как только она оказалась внутри, она наслаждалась своим вторжением. Комната пахла сосновым табаком и старой кожей с книжных шкафов, заставленных тяжелыми, связанными томами религиозной тематики и древней истории, но ни одним романом, так как они были фривольными и не вели к самосовершенствованию. Там был граммофон, чтобы играла музыка, пока ее отец пишет свои проповеди, и старый, с вырезанным орнаментом стол с деревянным креслом, у которого было темно-красное мягкое сиденье, которое соответствовало инкрустации стола. Мэри прикоснулась к креслу, но не села в него. Она заметила, что ящик стола был слегка крив и выступал. Она знала, что ее отец всегда держит ящик стола закрытым. Когда она пришла позвать его на ужин, это было последней вещью, которую он сделал, после того как привел свои документы в порядок, и он держал ключ при себе. Она взяла маленькую, деревянную ручку и слегка потянула. Ящик открылся.

Содержимое по начало разочаровало ее: несколько официально выглядевших бумаг, которые оказались связаны с их проживанием в доме викария, карманные часы и две старые шариковые ручки, но мало других бумаг, за исключением металлической крепкой коробки. Мэри запомнила, как выглядело содержимое ящика, как все располагалось относительно друг друга, чтобы она могла восстановить их точное положение. Она осторожно поставила коробку на стол, затем открыла ее.

Внутри оказалось приличное количество золотых монет, которых Мэри никогда прежде не видела, но на каждой был с одной стороны портрет короля. Она поняла, что это должно быть соверены (прим.: английская, затем британская золотая монета), и что каждая очень ценна. Неудивительно, что ее отец всегда старался не забыть закрыть ящик. Проповедник Райли не доверял банкам, и Мэри посчитала, что это сбережения отца с его церковной зарплаты, от наследства родителей, плюс от имущества ее покойной матери.

Она уже собиралась закрыть крышку и вернуть коробку в ящик, когда заметила маленький коричневый конверт, который был полускрыт монетами в задней части коробки. Она осторожно его извлекла и открыла конверт в волнительном предвкушении, инстинктивно зная, что там содержалось нечто запретное. Сначала она подумала, что это были простые открытки, но вскоре Мэри поняла, что их нельзя было приобрести ни в одном обычном магазине.

На первой открытке, молодая японская женщина лежала на боку, крепко обнявшись с мужчиной. Оба были одеты в кимоно, но им позволили слегка распахнуться, а кимоно женщины было задрано, чтобы обнажить ее ноги и дать полный обзор области между ними, включая густой треугольник лобковых волос. Мужчина засунул руку под ее кимоно, чтобы схватить ее за грудь, пока засовывал огромный пенис в нее. Мэри была и шокирована, и заинтригована увиденным, особенно, когда поняла, что то, что она сперва восприняла как сцену изнасилования, противоречило довольному виду на лице женщины. Но была ли она наложницей или шлюхой, женой или рабыней, и что она делала в закрытом ящике стола ее отца?

Мэри скользнула карточкой вниз стопки, чтобы открыть другую, на которой другой мужчина брал вторую девушку. Ее одежда для удобства была собрана в верхней части тела, оставляя нижнюю часть обнаженной. Он толкался вперед в нее, и она казалась вполне довольной принять его.

Мэри рассмотрела каждую карточку по очереди, дюжина восточных сценок совокупления, где ничто не было скрыто от взгляда, и каким-то образом она знала, что ее отец не просто конфисковал эти запрещенные изображения у прихожанина. Они были его тайной, виновным удовольствием, тем, что он должен был скрывать и запирать. Обнаружение их девушкой открывало нечто новое для Мэри о нем и о мужчинах в целом.

Она осторожно засунула карточки обратно в конверт и положила его в коробку, прикрыв их верным количеством золотых соверенов, затем поставила коробку обратно в ящик и задвинула его в первоначальное положение, прежде чем тихо покинуть комнату.

Мэри нравилось считать, что она и Генри не имеют тайн друг от друга, и что позже, она расскажет ему о золотых соверенах, которые нашла в крепком ящике своего отца, но манкирует открытками.

Глава 34

Том не задержался в баре после ухода Брэдшоу. Вместо этого он поднялся в свою комнату, снял обувь, носки и рубашку, и тяжело опустился на кровать, надеясь поспать час. Он дремал урывками, когда его разбудил громкий стук в дверь спальни. Звук заставил его резко сесть и непонимающе осмотреть окружение. Будучи дезориентированным, он понял, что все еще в Грейт Мидлтоне. Затем последовал второй стук. Какого черта хочет Колин?

Том открыл дверь, но это был не Колин. Вместо него на площадке стояла Хелен. Поскольку Том был без рубашки, они оба извинились в одно и то же время.

– Подожди секунду, – сказал он и отступил, чтобы натянуть рубашку, затем вернулся, чтобы впустить ее.

Хелен прошла в комнату и какое-то время просто неловко стояла.

– Я не знала, что еще ты спишь, – сказала она.

– Просто дремал, присаживайся, – предложил он ей, но там не было стульев, так что она примостилась на краю постели.

– Ты в порядке? – спросил он.

Она неубедительно кивнула.

– Я достала файлы.

И он понял, что она принесла большую сумку из-под шопинга.

– Супер, – произнес он. – Так почему ты выглядишь, будто кто-то умер?

– Случилось кое-что странное, – сказала она ему. – В офисе. Все ушли. Я осталась одна в здании… – начала она, – я уже готовилась забрать файлы, когда услышала голоса, а затем сигнал у двери. Я быстро вернулась к своему столу, но едва-едва.

– Кто там был?

– В этом-то и есть странность.

– Продолжай.

– Малколм, – сказала она.

– И что?

– Но он не был один, – продолжила она. – Там была эта женщина.

Том усмехнулся.

– Малколм? Вернулся в офис после работы с женщиной? О, это бесценно.

– Не для меня, – заверила она его. – Когда он увидел меня, он не выглядел радостным.

– Ну, а почему должен был быть. Что он сказал?

– Он ничего не сказал.

– Что ты сказала?

– «Привет, Малколм, уже заканчиваю, получила хороший материал о сокращении совета для тебя», – энергично затараторила она. – Будто я была дурочкой, которая не заметила женщину с ним.

Том рассмеялся.

– Что он на это сказал?

– Он просто кивнул, но выглядел так, будто кто-то ударил его по лицу, – сказала она. – И это еще не все. Самая странность была в том, что они не были одни. Я имею в виду, могу понять это, если Малколму как-то удалось уговорить бедную женщину быть его телкой-на-стороне, но…

– Кто был с ними?

В его тоне было что-то, что заставило Хелен задаться вопросом, понял ли уже Том ситуацию.

– Джим.

– Джим фотограф? – она кивнула. – Куда они пошли, Хелен?

– В темную комнату.

Том теперь выглядел слегка задумавшимся.

– Это была женщина за поздние тридцать с крашеными красными волосами и, скажем, полноватая?

– Да, откуда ты знаешь?

– Это Рита-обольстительница-мужчин, – сказал он ей, а затем недоверчиво усмехнулся. – Не могу поверить, что они все еще занимаются этим.

– Занимаются чем?

– Давно, когда Малколм еще был репортером, он встретил Риту. Она… модель… в некотором роде, любительница, снимающаяся в гламурной фотографии.

– О, – сказала Хелен, до нее начало доходить.

– Малколм и Джим раньше зарабатывали несколько шиллингов на стороне, делая фотографии с Ритой художественного характера, а затем продавали их в малобюджетные мужские журналы. Каким-то образом стало известно, что они этим занимаются, и мы все об этом узнали, но я думал, что он прекратил много лет назад. Однако, согласно сегодняшним свидетельствам, я бы сказал, что ты только что поймала своего редактора посередине одного из его порно снимков.

– Ох, Боже мой, – простонала она.

Он рассмеялся.

– Ну, знаешь, у меня ушло несколько лет на то, чтобы Малколм абсолютно возненавидел меня, – произнес он. – Похоже, что ты достигла того же статуса менее чем за три месяца, – он кивнул на ее сумку. – Давай. Посмотрим, что ты получила, и стоило ли оно того.

Она вытащила файлы, и Том сел рядом с ней, оставляя пространство между ними, чтобы она могла положить первый файл на кровать.

– Сьюзан Фриман, – сказала она.

Хелен извлекла фотографию улыбающейся молодой девушки из файла и положила его лицом вверх на кровать. Она была одета в то, что, вероятно, было ее первой школьной формой, и было сложно не реагировать на такую естественную, непринужденную улыбку, зная, что ее больше никто и никогда не увидит.

Хелен продолжила извлекать фотографии из файлов, помещая изображения каждой молодой девушки сверху текущей папки, чтобы они могли увидеть их всех четырех сразу.

– Кэти Сайкс.

Еще одна девушка в школьной форме, эта была темноволосой, а ее улыбка была неохотной гримасой, неудачной попыткой скрыть металлические скобки на ее зубах.

– Сара Хатчисон.

Третья жертва была одета в обычную одежду на фотографии, которая могла быть снята тем видом профессиональных фотографов, которых можно найти на главной улице любого маленького города. Сара была одета в зеленую рубашку и синие джинсы: она, должно быть, пыталась выглядеть старше своих лет, но она все равно выглядела очень юной.

– Дженни Барбер.

Последняя девушка обладала бледной кожей, рыжеватыми волосами и веснушками, а ее лицо хранило удивленное выражение, будто она не ожидала, что ее сфотографируют, хоть и позировала для снимка.

От того, что они видели настоящие фотографии жертв, все убийства стали казаться более реальными. Изображение в газете позволяет держать дистанцию, словно трагедия их смерти случилась только на бумаге, в вымышленном месте далеко-далеко, на которое кратко бросят взгляд, пока перехватывают кофе перед началом дня, или в нескольких торопливых минутах между остановками на утреннем поезде.

Том смотрел на фотографии долгое время, ничего не говоря.

– Что? – спросила она.

– Хотел бы я знать, – покачал он головой, но его явно что-то беспокоило.

– Почему ты захотел увидеть их фотографии?

Он медленно выдохнул.

– Просто кое-что…

Он умолк, последовала такая долгая пауза, что она задалась вопросом, собирается ли он заговорить снова.

– Сколько лет было Сьюзан Фриман? Одиннадцать? – спросил он, наконец.

– Да.

– А Кэти Сайкс?

– Двенадцать.

– Саре Хатчисон? Ей на вид одиннадцать.

– На самом деле, ей было тринадцать. Я прочитала в файле.

На что он намекает?

– А последней?

– Дженни Барбер было тоже тринадцать.

– Ладно, посмотри на них на всех здесь, – и он раскрыл ладони, указывая на фотографии перед ним. – Что бросается тебе в глаза?

Ничего не бросалось ей в глаза, кроме очевидного.

– Кроме того факта, что все они девочки?

– Да.

Хелен задумалась и, наконец, признала:

– Ничего.

– Ладно, следуй за моими мыслями, – он постучал по фотографии Сьюзан Фриман. – Сьюзан было одиннадцать, мы знаем это из вырезок, но, если бы мы не знали этого, сколько лет ты бы дала ей на вид: старше своего возраста или моложе?

– Примерно также, – инстинктивно сказала она.

– Ты уверена? – спросил он. – Она выглядит уверенной, милой девочкой, я, быть может, дал бы ей на год больше, скажем двенадцать?

– Может и так.

– Что насчет следующей? – спросил он. – Кэти Сайкс? Старше или моложе?

– Ну, ей было двенадцать, и я думаю, что она выглядит на двенадцать.

– Ты уверена? – спросил он.

– Да, – уверенно ответила она.

– Хорошо, – сказал он, – и я считаю также.

Хелен была сбита с толку. Какую нездоровую игру он затеял?

Он постучал по фотографии девочки в джинсах и рубашке.

– Саре было сколько? Тринадцать? Старше или моложе.

– М-м-м, я бы сказала, что она выглядит слегка моложе своего возраста, может на год или около того.

– Опять же, я соглашусь, тоже считаю, что Дженни выглядит слегка моложе тринадцати. Так что они все разного возраста, но ни одна не выглядит старше, одна примерно своего возраста, и две выглядят моложе. Если мы добавим год Сьюзан, оставим Кэти там же и уберем год у Сары и Дженни, тогда им всем будет по двенадцать.

Хелен попыталась это осмыслить.

– Думаю так.

– И мы знаем их возраст.

– Да, – сказала она неуверенно.

– А он нет. Убийца, я имею в виду. Он просто видит их, стоящими там, на автобусной остановке или снаружи кафе из своей машины, через улицу.

– На что ты намекаешь?

– Я бы сказал, что ему нравится определенный типаж. Он хочет девочек примерно двенадцати лет. Он хочет, чтобы они…

– Что?

– На пороге, – он на самом деле выглядел слегка смущенным, – ну знаешь, полового созревания. Я имею в виду, что они определенно девочки, но не слишком молоды, но и не подростки. Он забирает их как раз перед тем, как они достигнут этого возраста.

Хелен какое-то время молчала, а затем признала:

– В этом что-то есть, – она задумалась на мгновение, – но я не уверена, чем это может помочь. То есть, что это нам о нем говорит, в действительности?

– Я не знаю, – признал он, – но это говорит нам одну вещь.

– Какую?

– Мишель Саммерс была другой. Из того, что мы прочитали или услышали о ней и по тем фотографиям, что мы видели, она не такая.

Хелен вернулась мыслями к моментальным снимкам, которые полиция предоставила медиа, надеясь подтолкнуть память потенциальных свидетелей, которые могли видеть побег с места преступления или похищение. Девочка прошла первый этап полового созревания, была ближе к женщине, чем к ребенку, пятнадцатилетняя с обрисовавшейся женской фигурой, просто ждущая пока сойдет лишний жирок, прежде чем начнет получать нежелательное внимание каждого строителя, мимо которого будет иметь несчастье проходить.

– Она была старше, – сказала Хелен, – на два или три года, но, – и она остановилась, пока осмысляла настоящее значение того, что он сказал, – она выглядела намного старше, даже на той фотографии, которую полиция показала на пресс конференции.

Он кивнул.

– Вот что я не могу понять. Если это тот же самый парень, тот же самый мотив, та же самая искривленная и извращенная логика, тогда почему он внезапно перешел с маленьких предпубертатных девочек на подростков с формами, которые могут сойти за семнадцатилетних при помощи небольшого мейкапа? Что-то не сходится.

Том перевел свое внимание на файлы вырезок, и они оба начали про себя читать их содержимое.

– Здесь много всякой информации, но есть ли на самом деле что-то полезное? – спросила Хелен, но он не ответил.

Том был слишком поглощен чтением, и она сидела рядом с ним молча, пока он просматривал записи в файлах вырезок.

– Хорошо, посмотрим, – наконец ответил он, – Эти дела похожи? – задумался он. – По тому, что мы можем здесь видеть, все жертвы молодые девочки.

Он поднял вверх палец, чтобы обозначить эту первую схожесть.

– Их всех похитили на открытых пространствах, с автобусных остановок, обочин дорог и тому подобного.

Мужчина поднял второй палец.

– Никто не видел и не слышал ничего, – третий палец. – Первые четыре девочки все были убиты сходим образом, через удушение, – четвертый палец взмыл вверх, – но не было изнасилования или действий сексуального характера, все были найдены полностью одетыми.

Пальцем он отметил пятую схожесть, затем опустил руку вниз.

– Если Мишель Саммерс подходит под эту модель, тогда они должны вскоре обнаружить ее тело. Она будет задушена, но в этом не будет ничего сексуального, отчего станешь задаваться вопросом, для чего мужчина делает это, что от этого получает?

– Ты предположил, что он неудовлетворенный парень, который не может получить секс или ему только нравится, когда его жертвы борются или беспомощны, – сказала Хелен, – но тут дело совсем не в сексе. Все дело во власти. Он получает восторг от их убийства. Он должно быть зависим от этого.

– Может быть, – и на мгновение он задумался. – Пока что полиция и все в «Газете» сосредоточились на схожестях между делом Мишель Саммерс и другими четырьмя жертвами Ловца детей… но что насчет отличий?

– Ну, я не уверена, что они здесь есть, кроме как очевидного факта, что Мишель была старше других девочек, – сказала она.

– По крайней мере, на три года, – напомнил он ей. – Почему эта девушка была старше? Она не подходит под его типаж, – и, когда она почувствовала себя неуютно, он добавил, – жертвы, то есть.

– Другие все были в возрасте между одиннадцатью и тринадцатью, – заметила она, – тогда как Мишель было почти шестнадцать. Это может быть важно, но…

– Но…?

– Может, она была единственной девушкой, которую он смог найти. Мы об этом не подумали. Он ездит по округе, присматривая себе жертву, когда все знают, что там на улице есть странный мужчина, похищающий и убивающий молодых девочек, что заставляет родителей быть более бдительными, чем обычно. Они не отпустят своих дочерей одних, пока его не поймают.

– Они будут подвозить их куда им надо или убедятся, что девушки путешествуют группами, когда идут домой из школы или молодежного клуба, или кино, – сказал Том.

– Но мать Мишель не догадалась так сделать, потому что та была старше.

– Ей было пятнадцать, – сказал он, – и ей бы следовало знать, что не стоит садиться в машину к незнакомцу. Если это Ловец детей, что похитил ее, это возвращает нас назад к вопросу о том, как он убеждает девочек пойти с ним.

– Я думала насчет этого, – сказала Хелен. – Кое-что случилось однажды, и я сегодня об этом вспомнила.

– Что?

– Вероятно, ничего.

Она сейчас испытывала некоторое смущение, как будто не совсем могла доверять своим инстинктам.

– Расскажи мне, – подтолкнул он.

Хелен сначала заколебалась. – Я остановилась, чтобы прихватить сэндвич в супермаркете на краю города. Я спешила, так что просто съела его в своей машине. Пока я находилась на парковке, маленькая девочка вышла одна. Ей было около трех лет, и я помню, что беспокоилась, что ее собьет машина. Затем следом за ней вышла женщина. Все на мгновение остановились, чтобы посмотреть, что не так, но затем женщина поравнялась с маленькой девочкой, схватила ее и отчитала ее. Как только она сделала это, все расслабились и продолжили свои дела как будто ничего плохого не случилось.

– Правильно, – сказал он неуверенно, – а почему бы и нет, они узнали, что она в безопасности.

– Как они могли узнать, что она в безопасности? – спросила Хелен. – Как я могла узнать, что она в безопасности, если уж на то пошло?

– Я не понимаю, – сказал он, – ты видела ее мать.

– Так ли это? Была ли это ее мать или мучительница детей, пытающаяся похитить сбежавшего малыша?

Тогда он слегка рассмеялся.

– Ну, я имел в виду…

– Потому что это была женщина, – твердо сказала она ему, – нам не пришло в голову, что все может быть намного хуже, потому что это была женщина. Если бы это был мужчина, вся сцена выглядела бы совсем по-другому.

– Так, что ты хочешь сказать?

– Я хочу сказать, вот как он может увозить их так просто.

– При помощи женщин? – спросил Том, и она кивнула, пока его мозг размышлял над темой улыбающихся женщин, заманивающих молодых девочек в машины, притворных сообщений от их родителей или сфабрикованных чрезвычайных ситуациях. Том медленно осознавал, что Хелен может быть права. – Иисус, ты же понимаешь, что это может значить?

– Да, – сказала она, – у нас есть еще одна Мира Хайндли на руках.