Текст книги "Безымянная тропа (ЛП)"

Автор книги: Говард Лински

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 27 страниц)

Глава 45

Они сидели на полу, прижавшись спиной к кровати. Они вновь вспоминали все, что узнали о Шоне Доннеллане и об его убийстве, прежде чем перейти к исчезновению Мишель Саммерс и к предыдущим жертвам Ловца детей.

– Мы ходим кругами, ― наконец, призналась Хелен. ― Нет новостей?

И, когда тот заколебался с ответом, она спросила: ― В чем дело?

– Я размышлял о твоей теории, почему девочки идут с ним.

– Ах, это, ― сказала она, ― я могла быть очень далека от истины.

– А могла и попасть прямо в точку. Это может быть женщина, которая заманивает их к нему, но у меня проскочила другая мысль.

– Я уверена, что предпочту ее, неважно, какая она.

– Я сел недавно в машину к незнакомцу, ― сказал он ей, ― но только потому, что они мелькнули передо мной значком. Они были полицейскими, но, что если не были?

Он повернулся, чтобы посмотреть на нее.

– Что если ты одиннадцатилетняя девочка, и мужчина с фальшивым удостоверением говорит тебе, что он офицер полиции, и тебе нужно сесть к нему в машину?

Хелен внимательно на него смотрела.

– Я бы села, ― наконец, сказала она.

Том кивнул.

– Я так и думал.

Неожиданно громкость музыки внизу взмыла вверх.

– Гребаный ад, ― сказал он.

– Удачи тебе в том, чтобы заснуть при таком грохоте.

– Со мной будет все в порядке, если у Колина не будет закрытой пьянки.

Безошибочный хор пения «Delilah» можно было четко расслышать, даже хоть и был приглушен коврами и половицами.

– Я куплю тебе еще выпивки, ― сказал он ей, ― но кто-то гробит песню Тома Джонса там внизу.

– Все в порядке, ― сказала она. ― Мне нужно ехать обратно в любом случае, и уже поздно, однако я не знаю, как буду смотреть Малколму в глаза, когда теперь знаю о его маленьком...

– О его бизнесе на стороне? ― она улыбнулась. ― Не беспокойся. Все забудется через день или два. Никто не воспринимает Малколма всерьез.

– Мне приходится. Для тебя это в порядке вещей.

– Так ли?

– Да, я только начинающий журналист, а ты уже добился признания. Ты в большой лиге.

– Не совсем.

Том не был уверен, что хочет говорить об этом, потому что к своему удивлению он обнаружил, что ему, на самом деле, важно ее мнение о нем.

Хелен продолжила, словно не слышала его слов.

– С учетом того, что я занимаюсь этим всего ничего, мое имя в «Вестнике» уже изваляли в грязи.

– Только потому, что ты поймала своего редактора за грязным дельцем.

– Дело не только в этом, ― призналась она. ― Большую часть времени я не чувствую, будто знаю, что делаю.

– Я раньше испытывал те же самые чувства, ― заверил он ее. ― Все еще испытываю большую часть времени. У всех так. Просто они делают вид, что это не так.

– Но ты знаешь, что делаешь, ― заспорила она.

– Не всегда и только потому, что я поднабрался жизненного опыта. Я немного старше тебя.

– Только на пять лет старше, ― подсчитала Хелен, ― не так уж много. Ты едва ли умудренный сединами старый ветеран.

– Годы репортера можно сравнить с собачьими годами, ― пять лет в журнализме ― целая жизнь. Послушай, не беспокойся из-за Малколма. Я полагаю, что ты начала блестяще.

– Так, значит, ты не считаешь, что я изнеженная южная принцесса, живущая на деньги своих родителей, пока не выйду замуж и не нарожаю детей.

– Нет, ― решительно ответил он.

– Забавно, ― сказала она. ― Все так считают.

– Нет, не считают, ― сообщил он ей. ― Они просто немного сомневаются в тебе, вот и все.

– Так или иначе, все совсем не так, как я ожидала.

– Не так, ― сказал он, ― подожди немного. Ты чертовски хороша в своем деле, ― и затем он добавил, ― уж я то знаю.

Она улыбнулась.

– Откуда? Потому что ты тоже чертовски хорош?

– Именно.

Он широко ей улыбнулся.

– Тогда, может быть, через пять лет, я буду так же хороша, как и ты.

При этих словах он вздохнул и быстро встал на ноги.

– В чем дело? Что я сказала не так?

Он собирался солгать ей, но, вместо этого, во второй раз после того как он приехал в Грейт Мидлтон, Том почувствовал, что может доверять кому-то в достаточной степени, чтобы раскрыть правду.

– На самом деле, все не так уж замечательно.

– Ты работаешь на крупнейшую газету в стране.

– Нет, ― сказал он ей, ― меня отстранили от работы в крупнейшей газете в стране.

– Но я думала...

– Я не распространялся об этом.

Она слушала, пока он рассказывал ей всю трагическую историю о Тимоти Грейди и проститутках, жене-адвокате и ее угрозах разбирательством в суде, затем о Доке и как тот, вероятно, поступит.

Когда он, наконец, закончил, Хелен, должно быть, почувствовала себя обязанной предложить ему небольшое утешение.

– Ты все еще молод, ― все, что ей удалось сказать, ― ты еще можешь реабилитироваться.

– Мне почти тридцать.

– Тебе двадцать восемь.

– Это рядом с тридцатью, ― сообщил он ей. ― Все, что перевалило за двадцать пять, ведет к тридцати.

– Что ты будешь делать?

– Не имею ни малейшего понятия. Это все, чего я когда-либо хотел. Я имею в виду, что знал, что это будет нелегко, что редакторы иногда лгут или совершают нечто аморальное. Я не наивен, Хелен, но верю, что газеты ― отличная вещь, в целом. Правда. Без них богатые и влиятельные люди делали бы, что хотят, абсолютно неподконтрольные правительству, которому насрать на это. Мы разоблачаем таких людей, подвергаем их критике. Посмотри на Грейди. Об этом парне ходили слухи годами. Он ― один из тех людей, о которых все знают, что они пошли по кривой дорожке, но никто не может доказать этого. Есть бизнесмены, звезды, футбольные менеджеры и политики, от которых веет коррупцией. Если мы не будем приглядывать за ними, пока не нароем что-то грязное, тогда они просто продолжат игнорировать законы и не считаться с обществом.

– Ты все еще обозленный молодой человек? ― спросила она, но не без доброты.

– Если в тебе иссякнет гнев, что у тебя останется? Ты закончишь как Малколм.

Тогда она тоже встала на ноги и внимательно на него посмотрела.

– Что? ― спросил он.

– Он ее не выносит, ― внезапно сказала она, ― журналистику.

Она стала выглядеть напряженной.

– Мой парень Питер, имею я в виду, ― она пожала плечами, ― с тех пор, как мы начали делиться друг с другом.

– Почему? ― спросил он ее. ― Что не так с тем, чтобы быть репортером?

– Дело не в самой работе. А в том, что я далеко, и в вероятности, что я могу никогда не вернуться, если мне выпадет шанс где-то еще, если я решу им воспользоваться, ― добавила она, будто это могло подвергаться сомнению. ― Я думаю, он переживает из-за этого. Думаю, он бы смирился, если бы я работала на его местную газету.

– Верно, ― сказал он, ― отношения на расстоянии могут быть сложными.

– Не говори так.

– Не говорить как?

– Как будто мы обречены или что-то вроде того.

– Я и не говорил, ― запротестовал он.

– Он не жесток ко мне и все такое, большую часть времени он замечательный. Просто...

– Просто что?

– Иногда я думаю, что он хочет, чтобы я выкидывала все из головы, когда прихожу домой.

– О, ― произнес он.

– Что это значит? ― спросила она с подозрением.

– Это просто значит «О», ― ответил он. ― Я бы не осмелился сказать что-то, действительно, провокационное, как, например: «отношения на расстоянии могут быть сложными».

– Прости, ― сказала она. ― Я не хотела быть... я просто немного... иногда это сложно... я становлюсь такой...

Она испустила отчаянный стон.

– Я понимаю, ― сказал ей Том.

– Понимаешь?

– Да, ― заверил он ее. ― Я не очень разбираюсь в женщинах, но я говорил с их достаточным количеством, чтобы немного понимать.

– Хитрый ты проныра!

– Ты не первая это говоришь, ― весело признался он, ― пошли, я провожу тебя к машине.

– Все в порядке, знаешь ли, ― сказала она, когда они вышли из «Грейхаунд» вместе, ― со мной все будет хорошо.

– Уже поздно, ― напомнил он ей, ― а в этой деревне есть парочка неприятных людей.

Главная улица перед «Грейхаунд» была двойной желтой зоной (прим.: дорожная разметка, обозначающая «Парковка запрещена»), поэтому Хелен пришлось припарковаться в нескольких улицах от того места.

– Спасибо тебе, я обещаю, что не расскажу никому, о чем мы только что говорили, ― сказала она, когда они дошли до ее машины.

– Ты уверена? ― улыбнулся он. ― Это бы снова бы сделало тебя у Малколма на хорошем счету. Ему бы это понравилось.

– Думаю, что смогу сопротивляться искушению, ― заверила она его, ― и не сдавайся. Я знаю, что сейчас все тяжело, но так зачастую случается, когда жизнь кажется хуже некуда, а затем все внезапно становиться все лучше и лучше.

– Спасибо, ― сказал он.

Она поцеловала его в щеку, задержавшись там всего на секунду. Том вытащил руку и положил ей на талию. Она бросила взгляд вниз, но не отодвинулась от него и, когда она вновь посмотрела вверх, он наклонился и поцеловал ее.

Хелен не оттолкнула его и не стала бороться с ним, она позволила поцелую произойти, даже ответила на него, но внезапно чары будто рассеялись. Хелен высвободилась от него и сделала шаг назад.

– Что ты делаешь?

На ее лице отражались боль и смятение, он был поражен этим.

– Я думал, что... ― но он уже знал, что никакие слова тут не помогут.

– У меня есть парень! ― настойчиво сказала она, будто они только что не говорили об этом идиоте. ― Я думала ты...

Она со злостью покачала головой, словно хотела прояснить мысли.

– Немыслимо... просто немыслимо.

Хелен села в машину, хлопнула дверцей и уехала.

– Ох, дерьмо, ― сказал он, пока смотрел, как она уезжала, зная, что только что все разрушил.

Он все еще цеплялся за не совсем уверенную мысль, что она поцеловала его в ответ. Парень был уверен, что девушка поцеловала его в ответ.

Пока он возвращался в «Грейхаунд», вдруг понял, что рассеянно приложил пальцы к губам.

– Идиот, ― отругал он себя за это и за предыдущий поцелуй.

Поднялся ветер, он сгибал ветви деревьев на краю пустыря и шумно шелестел листьями, так что он не услышал шаги, пока мужчина почти не поравнялся с ним. Тому удалось полуобернуться, но оказался недостаточно быстр. Удар по затылку был нанесен с такой силой, что он распластался впереди. Он едва успел выставить руки перед собой, прежде чем упал на бетон. На руки Тома пришлась часть удара от падения, он упал на бок, его голову обжигала жгучая боль, а в животе было болезненное ощущение. Прежде чем он успел подняться, ему в бок въехали ботинком. От удара у него вышибло воздух из легких, оставляя его беспомощно лежать на асфальте.

– Чертов ублюдок! ― закричал Фрэнки Тернер.

Последовал еще один пинок от мужчины, которого он унизил. Когда боль перешла с его живота к ребрам от нового удара, Том отстраненно подумал, что Фрэнки должно быть ждал его снаружи на холоде все это время, надеясь, что тот покинет паб, что рассказало ему достаточно о степени ярости мужчины.

– Не смей никогда... выставлять меня посмещищем, ― прошипел Фрэнки, ударяя Тома каждые несколько слов, ― иначе я убью тебя... усек!

Для Тома драка закончилась еще до начала. Речь шла не о том, чтобы иметь достаточно силы воли или смелости, чтобы дать отпор, он не мог даже встать. Все, что он мог сделать, ― это использовать свои руки, чтобы попытаться защитить себя от ударов, которые обрушивал на него Фрэнки.

Затем Фрэнки пнул Тома прямо по подбородку, и от удара последний почти потерял сознание, на чем закончилась даже его способность защищаться руками. Фрэнки не закончил.

– Ты уедешь завтра. Если нет, получишь еще, ― затем он с силой наступил на руку Тома.

Фрэнки плюнул в паре дюймов от лица Тома и ушел, бормоча про себя «вздумал шутки со мной шутить, мелкая крыса».

Прошло несколько минут, прежде чем Том почувствовал в себе силы перекатиться на живот, а затем осторожно положить свою целую руку на асфальт, чтобы иметь возможность на нее опереться и попытаться встать. Все болело: его голова, ребра, живот, обе ноги и руки, а в особенности голова. В ударах Фрэнки сквозило чистейшая ненависть, а возмездие мужчины было обстоятельным.

Глава 46

День восьмой

Том проснулся в своей комнате в «Грейхаунд» следующим утром. Как только он открыл глаза, воспоминание о своем избиении Фрэнки тотчас же вернулось вместе с болью, и он застонал. У него болело все. Следующим, что он вспомнил, была угроза Фрэнки: покинь город или получи еще одно избиение. Как будто у него уже было недостаточно проблем. Что там говорила Хелен перед этим, о том, что жизнь станет лучше, когда покажется совсем невыносимой? Однозначно, что его жизнь хуже стать уже не может.

Затем он подумал о Хелен и об их прерванном поцелуе. О чем он думал? Вероятно, он облажался и с ней. Его бедам не будет конца? Он выкарабкался из постели, осторожно осматривая в зеркале яркие синяки на своем торсе, затем включил телевизор, чтобы посмотреть новости. С его-то привычным невезением, первый голос, который он услышал, принадлежал Тимоти Грейди.

– Я встречался с премьер-министром этим утром, чтобы подать в отставку из кабинета министров, ― сказал он репортеру, стоящему снаружи Вестминстерского дворца. ― Я сделал это, чтобы не отвлекать внимания от правительственных дел. Премьер-министр неохотно подписал мою отставку, но согласился со мной, что пока этот вопрос не будет разрешен удовлетворительным образом, я не смогу полностью посвятить себя своей министерской должности. Премьер-министр четко дал понять, что я продолжаю пользоваться его полным доверием, и он не исключает моего немедленного возвращения в правительство. На этом все.

Грейди бодрым шагом ушел от камер, игнорируя вопросы, бросаемые ему вслед.

Том выхватил мобильный телефон и набрал кнопки. Впервые пошел сигнал.

– Да? ― голос Терри звучал встревоженным.

– Это Том, я только что видел этого засранца по телевизору.

– Минутку, ― на мгновение повисла тишина, пока Терри предположительно отвернулся от своих коллег, ― все тоже смотрели это здесь.

– Так, значит, он перешел от позиции «Я никогда не подам в отставку» до «Я ухожу, чтобы очистить свое имя», черт возьми, изумительно!

– Не для нас.

– Разве это не показывает, что всему, что он говорит, нельзя доверять?

– Ну, нет, он не хотел уходить. Его заставил уйти премьер-министр.

– Очевидно, ― сказал Том, ― мы сделали его позором в собственном правительстве.

– И вот почему это серьезно, Том, ― голос Терри стал взволнованным. ― Ты не понимаешь? Если он выиграет дело в суде против нас, они скажут, что мы разрушили незапятнанную политическую карьеру, и он обанкротит нас. Этот парень мог бы стать премьер-министром, если бы мы не изваляли его в грязи. Как измерить в деньгах это?

– Я не верю в это. Этот мужчина спит с проститутками, а затем подтягивает брюки и идет вести речи о семейных ценностях. Никто громче него не кричит о матерях-одиночках, наносящих вред обществу.

– За вероятным исключением в виде нас, ― напомнил ему Терри.

Том проигнорировал это, его гнев на Грейди рос.

– Мы забыли, что превратило это в статью? Никому нет дела, если Джо Блоггз трахается с проституткой, но это ― правительственный министр, который рассказывает нам, как мы должны жить, чертов лицемер.

– Никто не забыл об этом, Том. Мы просто все обеспокоены, ну, знаешь, из-за нашего будущего, если газета обанкротится или большинство из нас уволят. Вот о таких простых вещах, как эти. Ты можешь хоть раз залезть в нашу шкуру? Если он победит, все окажутся в дерьме.

– Ну, он не победит. Жюри увидит его насквозь.

Том ожидал дальнейших споров с Терри, но, как ни странно, на другом конце линии была тишина. Том начал задаваться вопросом, не оборвалась ли связь.

– Алло? ― подтолкнул он.

– Мы не можем так рисковать, ― голос Терри стал спокойнее, и от этого каким-то образом шел холодок по коже.

– Что ты имеешь в виду? ― последовала еще одна длинная пауза. ― Что ты имеешь в виду, Терри?

Терри вздохнул.

– Док собирается уладить дело.

– Он и в самом деле собрался заплатить мужику? Ты не шутишь?

– Внушительная компенсация за причиненный ущерб, очень большие отступные и извинение на публике, может даже на первой полосе, а затем, возможно, все это закончится.

Том не мог поверить услышанному.

– Этого не может быть.

– Все, что у нас есть, так это несколько фотографий, где Грейди выходит из многоквартирного дома в тот же вечер, что и проститутка. Этого мало. Члены парламента остаются с ночевкой, если работают допоздна.

– Он член парламента от Кенсингтона, Бога ради. У него там таунхаус.

– Но его основной дом находится за городом, у него есть квартира, а также он ночует в отелях.

– Квартира дальше от Палаты общин, чем его таунхаус, ― запротестовал Том. ― Он использует ее для своих потрахушек.

– Это все не имеет значения, ведь у него есть друзья, которые подтвердят, если он скажет, что у него назначены встречи. Его юристы утверждают, что он проводил агитационную работу для своей предвыборной кампании.

– Бред. У Грейди большинство в Палате Общин. Он не занимается агитацией, ему и не нужно. Он ― член парламента от одного из самых богатых районов Лондона. Его избиратели практически маршируют на избирательный участок.

– Да-да, и они голосовали бы за Сталина, если он бы носил красную розетку, как ты, ― устало сказал Терри.

– Что насчет девушек? У нас их три, которые хотят выступить в суде и дать свидетельские показания, что он заплатил им за секс.

– Нет, Том, нет, у нас нет трех девушек, которые хотят дать свидетельские показания. У нас есть три проститутки, которые хотят дать свидетельские показания против одного высокоуважаемого столпа общества. Первое, что любой приличный адвокат спросит этих девушек, готовых заниматься сексом с незнакомцами за наличку, будет «За вашу историю вам заплатила газета?», а им, ведь, и правда заплатили. Адвокат затем будет спекулировать на том, что их слова, как и тела, легко купить. Жюри присяжных может просто прийти к выводу, что такие аморальные люди, по всей вероятности, скажут, что угодно, если им приплатить. К этому моменту, они добавят еще один ноль к компенсации за моральный ущерб.

Несмотря на его растущее недовольство и гнев, Том понял, что все, что Терри сказал, правда. Он просто не хотел верить в нее.

– Ты уверен, что Док пойдет на сделку?

– Это единственный выход, который обсуждался, но предложение еще не было сделано, и мы еще не знаем, примет ли его Грейди. Он может захотеть довести дело до суда.

– И, если Док пойдет на сделку, ― спросил Том, ― что будет со мной?

– Все пока только гипотетически, ― сказал Терри после продолжительной паузы, и Тому не нужно было читать между строк, чтобы понять, что ему конец.

Глава 47

В доме, в котором произошла трагедия, часто кипятили чайник. Это то, что делали, когда ваш мир перевернулся с ног на голову из-за неожиданной смерти или ужасной травмы или, в этом случае, внезапного исчезновения вашей дочери с вероятностью, что она вернется целой и невредимой, один на миллион. Вы ставите чайник, делаете всем по чашке чая, а затем снова ставите чайник на огонь. Том по своему опыту знал, что не стоит предлагать помощь, никогда не пытался забрать труд по приготовлению всем по чашке чая у человека, который предложил их сделать. Это они испытывали сильнейшую боль, пытались понять, почему все, что они когда-либо планировали, о чем мечтали годами, внезапно пришло к резкому и шокирующему концу. Наполнить чайник, вскипятить воду, положить чайные пакетики в чашки и отнести напитки на подносе с сахарницей и ложкой было единственным, что им удавалось сделать между приступами плача, проклятием судьбы и сетованиями на Бога. От этого они чувствовали себя снова полезными примерно на две минуты.

Том стоял один в комнате Мишель Саммерс, пока ее мать делала чай. Он знал, что прийти сюда, чтобы встретиться с Фионой, было как хватка за соломинку, но, может быть, он за этот визит обнаружит что-то и, если оно окажется тупиком, тогда оно, вероятно, будет одним из очень большого их числа, прежде чем кто-то, наконец, не сделает прорыв в этом деле.

Том должен был встретиться с Хелен у дома Мэри Кольер во второй половине дня, но он всерьез сомневался, покажется ли она. Пока он ждал возвращения Фионы, Том осматривался в комнате пропавшей девушки, но ни к чему не прикасался. Место уже выглядело как алтарь умершей девочки. Он пробежался глазами по постерам, по дешевым украшениям комнаты, для которых она, вероятно, уже теперь выросла: снежному шару, старой музыкальной шкатулке с балериной на крышке. Комната рассказывала о тяжелом детстве, которое он узнавал. Это была не совсем бедность: на тарелке лежала еда, и они, вероятно, могли позволить себе отопление, но после оплаты счетов оставалось не так много денег. Вещи, принадлежащие Мишель, вероятно, были куплены на дешевых распродажах. Том знал это, потому что он пережил нечто подобное.

– Я не знаю, пьете ли вы с сахаром.

Фиона вручила ему чашку чая с очень большим количеством молока.

– Забыла спросить, ― добавила она, такой интонацией, которая, казалось, говорила, что в настоящий момент она забывает многое.

Том никогда раньше не встречался с Фионой, но она выглядела такой изможденной, что он готов был поспорить, что она состарилась на десятилетие за прошедшие несколько дней.

– Так отлично, спасибо, ― сказал он, делая глоток.

Фиона смотрела на него сейчас, будто он вдруг попал в резкий фокус. Он задумался, была ли она на сильных антидепрессантах.

– Чего вы снова хотите?

Она, казалось, то и дело отключалась и, если и заметила на нем синяки, очевидно, решила, что не стоить их никак комментировать. Вместо этого, она безропотно впустила его в дом, когда он сказал, что являлся журналист.

– Я подумал, что у вас может быть более свежая фотография Мишель, ― сказал он. ― Та, что использует полиция выглядит слегка устаревшей. Новая фотография может помочь найти ее.

– Мы перестали покупать школьные фотографии, ― призналась она. ― Они всегда такие дорогие. Я не знаю, есть ли у меня ее недавние фотографии.

Ее губы задрожали, когда понимание поразило ее. У нее не было свежих фотографий своей дочери и больше может никогда не быть шанса исправить это.

– Могу я взглянуть на эти? ― спросил Том, показывая на ряд из четырех фотоальбомов, которые занимали половину полки в покосившемся деревянном книжном шкафу.

Фиона кивком выразила свое согласие.

– Это лишь глупые фотографии ее и ее приятелей, ― сказала она.

Том взял ближайший альбом и пролистал его. Девушка, у которой был день рождения, выглядела лет на пятнадцать, как и другие дети, улыбавшиеся с первых четырех фотографий. Их сняла Мишель, и они были аккуратно размещены на странице, а затем покрыты прозрачной пленкой. Девушки сделали попытку нарядиться, но они все еще учились тому, как хорошо выглядеть. Макияж либо отсутствовал, либо его было слишком много. Мальчишки корчили рожицы перед камерой или боролись на снимках. На фотографиях были радостные лица и смех, но в их возрасте парни и девушки то же самое, что два инопланетных вида, которые с настороженностью друг к другу относятся и не знают, как общаться. Том перевернул страницу и затем другую, пока, наконец, не узнал ее.

Мишель Саммерс стояла рядом с подругой, улыбаясь на камеру. Ее поза и улыбка были еще слегка неуклюжими, но это была совсем другая Мишель в отличие от девушки на снимке, который украшал страницу каждой газеты в стране. С таким макияжем, с тщательно уложенными волосами, она выглядела больше как женщина, чем девушка. Она неловко скрестила руки на груди для фотографа, как будто была не совсем уверена, насколько хорошо выглядит. Мишель Саммерс все еще была ребенком, но она не была похожа на других жертв Ловца детей.

– Могу я это забрать? ― спросил Том, ― у меня есть связи в «Дэйли Миррор». Они напечатают это.

– Если вы думаете, что это поможет, ― сказала она.

Он не знал, поможет ли, но все равно отогнул защитную пленку и положил фотографию в карман.

Они спустились вниз по лестнице вместе и поговорили еще немного о Мишель. Он знал, что то, что он слышал, было отредактированной версией жизни молодой девушки обезумевшей матерью: улыбка с хитринкой, озорное чувство юмора, любовь к природе и случайное воспоминание из детства из давным-давно прошедших каникул. Это не давало ему ничего, что может раскрыть причину, по которой она сбежала из дома или была кем-то убита. Мишель и Дэнни «поладили», как сказала ее мать. Парень Мишель был «порядочным, как я думаю, но она встречалась с ним не так долго».

Они проговорили пять минут или чуть больше, пока тема разговора не перешла к школе, которая Мишель не нравилась.

– Но, когда они ее любили, дети, имею я в виду? Не могла дождаться, когда выберусь оттуда, я была такой же в ее возрасте.

Том позадавал ей вопросов о младшей школе, чтобы заполнить тишину в разговоре, пока он допивал свой чай.

Фиона, казалось, оживилась при воспоминании.

– Мишель совсем его не любила. Имел ли он на нее зуб? Имел.

– Кто?

– Нельсон, директор. Он притеснял ее. Я ездила туда однажды.

– Что случилось?

– Он ударил ее, ― сказала Фиона.

– Нельсон ударил Мишель?

Том воспитывался во времена, когда учителя регулярно били учеников тапочками, тряпками для доски и даже книгами в твердом переплете, но Мишель была ребенком, рожденным в поздние восьмидесятые, такого рода вещи уже к тому времени прекратились.

Фиона кивнула.

– Дал ей пощечину. Я даже не помню, почему, было ли это за что-то или просто так. Я пошла прямиком к нему, чтобы разобраться, в чем дело. Я угрожала заявить на него, он не стал сразу же извиняться: сказал, что его спровоцировали, но признал, что не должен был делать этого, а затем извинился.

Она думала, что вопрос был разрешен к ее удовольствию.

Том достаточно хорошо знал Нельсона, и такое поведение было для него не характерно, что означало, что Мишель каким-то образом удалось довести директора до той степени, когда он совершил нечто, что могло стоить ему всей карьеры.

Фиона взяла пустую чашку у Тома и исчезла с ней на кухне. Пока ее не было, Том заметил лист бумаги в линейку на обеденном столе поблизости. Он был сложен вдвое, но мужчина все же смог различить слово, которое было написано поверх записки ручкой: «Фионе».

С кухни доносились звуки звенящей посуды и работающего крана.

Том сделал шаг по направлению к столу, оглянулся на дверь и, когда никто оттуда не вышел, приподнял верхнюю часть записки пальцем, чтобы иметь возможность прочитать слова, которые были торопливо нацарапаны на другой стороне: «Мне очень, очень жаль, но я больше не могу здесь оставаться. Пожалуйста, прости меня. Д».

Том вспомнил отчима, которого он видел на кадрах пресс-конференции. Затем он услышал шаги по линолеуму и сразу же убрал палец от записки, которая, повинуясь, закрылась, затем сделал шаг назад и улыбнулся, когда Фиона вновь вошла в комнату.

– Если есть что-то еще, что я могу сделать… ― предложил он.

Она проводила его к входной двери.

– Отчим Мишель сегодня на работе? ― спросил он обычным тоном, как Том надеялся.

Она кивнула, но слишком быстро и выразительно, будто и сама хотела поверить этой лжи.

***

Не в состоянии поймать сигнал между домом Фионы и «Грейхаунд», Том скормил монеты таксофону у паба, а затем подождал, пока Брэдшоу ответит, прежде чем называть себя.

– Я сказал, что перед тобой в долгу.

– Так и есть, ― согласился детектив.

– Ты можешь захотеть проверить отчима, ― сказал Том. ― Думаю, он съехал.

– Съехал? Почему он... как ты это узнал?

Том пересказал свой визит в дом Мишель.

– Ты от меня этого не слышал, ― добавил в конце.

Брэдшоу фыркнул.

– У меня уже достаточно проблем. Я не стану упоминать твое имя.

Его тон слегка смягчился.

– Спасибо. Мы проверим это.

– Есть новости по Шону Доннеллану?

– Они все еще проверяют, ― сказал Брэдшоу.

«По крайней мере, они этим занялись», ― подумал Том.

***

Он прошел мимо стола Винсента по дороге в курилку. Его товарищ детектив сегодня плохо выглядел. Не зарази меня сейчас, засранец, подумал он про себя, ты мне понадобишься. Брэдшоу знал, что это его шанс.

Инспектор Пикок курил вместе со Скелтоном и О’Брайаном, когда Брэдшоу вошел в курилку. Недавнее нововведение, которое вызвало крайнее раздражение у толпы, курящей по двадцать раз в день и, которые громко возмущались, что курильщики наносят вред другим людям, из-за какой-то абсолютно недоказанной теории пассивного курения. Воздух в крошечной комнате постоянно был застоялым и задымленным.

– В чем дело? ― раздраженно спросил Пикок.

– Извините, что беспокою. У меня появилась кое-какая информация по делу Мишель Саммерс, и я хотел передать ее вам напрямую.

– Ну, что ж, послушаем.

– Отчим Мишель мог уехать.

– Уехать? ― спросил его инспектор в неверии. ― Вы слышали об этом?

Он посмотрел с обвинением на Скелтона и О’Брайана.

Скелтон покачал головой.

– Почему ты так думаешь? ― спросил О’Брайан.

Брэдшоу знал, что он сейчас рискует.

– Я получил звонок от его соседа. Он не назвался, но знал меня из-за подверного обхода. Он подумал, что увидел записку, которую Дэнни оставил на столе у Фионы.

– Какую записку?

– Извинение: там говорилось, что не может остаться и он...

– Что? ― прервал его инспектор. ― Он что?

– Просил прощения.

– Гребаный ад, ― сказал Скелтон. ― Ты в этом уверен, Шерлок? Ты это не придумал, а?

Брэдшоу проигнорировал его, а Пикок ― нет.

– Закрой рот, Скелтон.

– Позвольте мне поймать его, ― попросил Брэдшоу инспектора.

Пикок вновь повернулся к Брэдшоу и внимательно на него посмотрел.

– Думаешь, что сможешь сделать это, не облажавшись?

Брэдшоу кивнул.

– Просто дайте мне шанс.

– Тогда, вперед, ― приказал Пикок.

– Нам стоит поехать и снова увидеться с матерью Мишель? ― спросил Скелтон, когда Брэдшоу ушел.

Пикок покачал головой.

– Она не в себе, ― он сделал долгую задумчивую затяжку сигаретой. ― Шерлок отправился реабилитироваться. Посмотрим, с чем он вернется. Если мы выясним, из-за чего Дэнни чувствует вину, думаю, что дело будет наполовину раскрыто.

Винсент Эддисон пялился в пустое пространство, когда Брэдшоу подошел к его столу и положил на него обе ладони, наклонившись ближе.

– Помнишь всю ту чушь, когда я говорил тебе, что мы ― команда, и мне нужна твоя помощь, когда ты будешь готов? ― потребовал ответа он.

– Ах, да.

– Хорошо, мы команда, и мне нужна твоя помощь, но это дело не ждет, ― сказал он своему удивленному коллеге, ― так что хватай пальто, потому что у нас есть работка.