Текст книги "Безымянная тропа (ЛП)"

Автор книги: Говард Лински

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 27 страниц)

Глава 9

Брэдшоу наблюдал, как Винсент прошаркал в комнату с предельной концентрацией на лице, нервозно неся большой поднос с дымящимися кружками. Когда крупный мужчина, наконец, поставил поднос перед своими коллегами, ни один из них не поблагодарил его или даже не удостоил приложить усилие, чтобы обратить внимание. Казалось, таковой была роль Винсента Эддисона в эти дни: офисный мальчик на побегушках, которого терпят, но не уважают. Он прекрасно справлялся с тем, что получал зарплату констебля так давно, что ему уже не доверили бы реальную полицейскую работу. Это было грустно, но в настоящее время Брэдшоу завидовал даже и такому.

– Ты пытаешься отравить меня? ― скривился Скелтон.

– Что? ― откликнулся Винсент.

– Здесь примерно три кусочка сахара, ― констебль сморщил лицо, ― а я не пью с сахаром.

– О, извини, ― Винсент казался искренне расстроенным, но не раздраженным тоном Скелтона, ― я, должно быть, перепутал твою чашку и Дэвида.

– Ты реально пустая трата кислорода, Винс, ― пара его сослуживцев офицеров зафыркала от смеха из-за этого комментария, наслаждаясь спектаклем, где Скелтон издевался над более крупным, но слабым мужчиной. ― Ты даже не можешь приготовить чертов чай правильно, ― теперь Скелтон стал играть на публику. ― Что-то хочешь сказать, а? ― и когда пожилой мужчина замешкался с ответом, он повторил: ― А?

– Ой, ― сказал Брэдшоу.

Скелтон повернулся к Брэдшоу.

– Ой? Что значит «ой»?

Брэдшоу сказал, не подумав, и не знал, что теперь сделать.

– Почему вы просто не оставите его в покое? ― определился он, в конце концов.

– Опять ты? ― сказал Скелтон. ― Черт возьми, каждый раз, когда я поворачиваюсь, ты тут как тут, чтобы испортить мой день, ― Брэдшоу увидел, как пожилой мужчина улыбнулся при этих словах. ― Тебе-то какое дело? Он большой мальчик. Дай ему самому за себя постоять.

Винсент тем временем проковылял прочь с пустым подносом.

– Просто оставьте его в покое. Вы издеваетесь над ним каждый чертов день.

– О, верно. Ну, если ты ставишь вопрос так, может, я буду издеваться над тобой каждый день вместо него.

Брэдшоу понял, что ни один из его коллег не собирается за него вступиться.

– Как об стенку горох, ― пробормотал он с равнодушием.

– Что? ― Скелтон встал, используя промямленный ответ, как повод, чтобы нависнуть над Брэдшоу для запугивания. ― Что ты только что сказал?

– Я сказал, что как об стену горох.

– На самом деле? Посмотрим, а? Просто не лезь не в свое дело в следующий раз, Шерлок, ― они прозвали так Брэдшоу много лет назад, когда услышали, что он прошел квалификацию. Сейчас же оно прилипло, что мужчина ненавидел его. Это было еще одним напоминанием его неудачи. –Иначе мне придется вбить в тебя немного здравого смысла.

Скелтон сейчас смотрел прямо на него, бросая ему вызов встать с кресла и подраться, но Брэдшоу знал, что это закончится плохо. Победит он или проиграет, именно его обвинят в устраивании драки.

Вместо этого Брэдшоу просто смотрел прямо него. Скелтон смерил его пренебрежительным взглядом, затем сказал:

– Да, я так и думал, ― прежде чем сесть назад с улыбкой на лице.

Но Брэдшоу не мог это просто так оставить.

– Позорище, ― сказал он.

– Я позорище? ― повторил Скелтон. ― По крайней мере, я никогда не сажал никого в инвалидную коляску.

Затем комната погрузилась в тишину. Все решили не лезть не в свое дело. Брэдшоу внезапно понял, что Пикок наблюдал за всем этим, находясь в дверном проеме, но сделал вид, что только что пришел.

– А, ну, ― сказал он, ― у вас нет времени на чай, проваливайте отсюда.

Брэдшоу был последним, кто в шеренге покинул помещение. Пикок остановил его и подождал, пока другие не смогут их услышать.

– Выбирай с кем воевать тщательнее, сынок. У тебя здесь осталось не так много друзей, а у Винсента их нет вообще. Они пытаются избавится от него из-за возраста. Он обуза, а тебе не завоевать симпатий, заступаясь за него.

– Спасибо за совет, босс, ― сказал Брэдшоу ровным монотонным голосом.

Пикок выглядел рассерженным, но оставил все как есть.

***

Подземка была зловеще пустынной в этот час. Том Карни решил не перечитывать статью «Грейди и Путана». Он не хотел, чтобы ему напоминали, что высокооплачиваемые адвокаты Тимоти Грейди собирались довести его карьеру репортера до быстрого бесславного конца, если предсказание Дока будет верным.

Том никогда всерьез не размышлял о другой работе. Журналистика была единственной, чего он когда-либо желал и в чем был хорош. Он проработал шесть долгих лет в «Вестнике Дарема», прежде чем, наконец, совершил свой большой прорыв, получив работу в «Газете». Шесть лет недостатей о летних празднованиях, королевах красоты, планирующих прогулки на лодке, о футбольных матчах недолиги, отупляющих заседаниях совета, о повседневном рационе питания в самовлюбленных сообщениях для печати от местных бизнесов или об их эгоцентричных членах парламента. После шести месяцев написания настоящих новостей для национального таблоида, он никогда уже не вернется в свою местную газету, да они его и не возьмут, не после того, как он ушел. Христос, чем он будет заниматься, если его обвинят в этой катастрофе? Он не мог вынести мысли об этом.

Хоть Тома это и раздражало, но Док был прав.

– Не важно, виновен ли Грейди, что в свое свободное время выбрасывает деньги на трех проституток за раз, ― убеждал его редактор. ― Даже не имеет значения, считает ли среднестатистический человек с улицы его виновным. Единственное, что имеет значение, ― это как далеко по садовой дорожке кучка высококвалифицированных адвокатов может завести судейскую коллегию простофиль. «Газета» может пережить семизначную выплату, но мы, определенно, нет!

Все эти годы Том ждал успеха, но, когда он, наконец, добился его, облажался и все выглядело так, что, по всей вероятности, это его уничтожит. Все не может быть более унизительным.

В попытке увести свой беспокойный ум подальше от мыслей о проблемах, Том взял в руки газету и пролистал ее, пока не дошел до страниц о пропавшей девушке с северо-востока. Пять молодых девушек в возрасте от десяти до пятнадцати исчезли из маленьких городков и деревень графства. Четыре тела уже были найдены. Теперь все ожидали пятое. Было сложно надеяться, что для жертвы №5 все закончится благополучно.

Последнее место происшествия поразило Тома. Грейт Мидлтон был таким небольшим, что казался маленьким даже тогда, когда мужчина был ребенком и жил там со своей матерью, отцом и сестрой несколько жизней назад, прежде чем все обернулось дерьмом. Сразу после этого его отец перевез их в городок в десяти милях. Никто не мог вынести оставаться там и дальше, ведь Грейт Мидлтон был полон призраков.

В газете было опубликовано старое фото Мишель, где ей было лет двенадцать; школьная фотография девочки с длинными темными волосами, завязанными в две тугие, аккуратные косички по обе стороны от бледного, веснушчатого лица. Мишель натянуто улыбнулась перед фотографом, очевидно помня о металлических брекетах на зубах. Она была одета в белую рубашку и в черно-желтый галстук с гербом ее средней школы на нем.

Том обратил внимание, с какой осторожностью его коллега-журналист сообщал о судьбе Мишель, но вы легко могли читать между строк. Полиция оставила достаточно намеков на озабоченность ее безопасностью так, чтобы все журналюги связали исчезнувшую девушку с другими пропавшими детьми. Весьма вероятно, бедная девочка будет найдена в канаве в нескольких милях от дома. Страна массово ужаснется на какое-то время от статьи, все будут сочувствовать девушке и ее семье.

«Как такое вообще можно пережить», ― спросят они себя, выражая досаду и поедая свои кукурузные хлопья, прежде чем вернуть внимание к более обыденным вещам, как сбор на работу утром. Именно семье придется жить всю их оставшуюся жизнь с отсутствием девушки. Намного дольше, чем будут помнить имя девушки. Конечно, всегда есть надежда на чудо, но Том достаточно долго работал в журналистике, чтобы знать, ― чудеса редко случаются.

Том вернулся домой и смотрел новости по телевизору про Тимоти Грейди: политик выполз из своего лондонского дома, чтобы выступить на импровизированной мини-пресс-конференции за его пределами. Невозможно было не увидеть, что он в абсолютной ярости по тому, как мужчина спускался по ступеням своего кенсингтонского таунхауса. Мужчина из «БиБиСи» протолкнул микрофон сквозь толпу папарацци, атаковав им Грейди.

– Эти голословные обвинения абсурдны и глубоко оскорбительны, ― пролаял Грейди населению страны. ― Я буду вынужден выступить в суде. Могучая артиллерия британской правовой системы разнесет на куски хрупкие основы этой беспочвенной, порочащей лжи, отправляя их туда, где им и место, ― министр обороны сделал драматическую паузу, ― в сточную канаву!

Грейди попытался проложить путь к своей ожидающей машине, но репортер новостей потребовал ответа. Голос репортера невозможно было расслышать, но вспыльчивый ответ Грейди был слышен всем.

– Я очень даже мог встретить мисс Искру. Очевидно, что она тоже избиратель! ― пробушевал он, прежде чем добавить: ― Нет, я не уйду в отставку. Нет никаких сомнений!

Бывший золотой мальчик консервативной партии, наконец, успешно пробрался через толпу в ждущую его служебную машину, черный «Ягуар Соверен», его лицо было пунцовее, чем министерский кейс.

– Подонок, ― сказал Том, смотря, как политик уезжает прочь.

Он прошел на кухню и включил чайник, а затем задумался и выключил его. Он вернулся в гостиную и прислонился к дверному косяку ровно в тот момент, когда по новостям «БиБиСи» стали рассказывать заинтересовавшую его историю.

Том наблюдал за тем, как появился тот самый фотограф улыбающейся Мишель Саммерс в школьной униформе, диктор бездумно повторил избитые заранее заготовленные фразы, которые всегда применялись, когда полиция боялась худшего: «Беспокойство растет после того, как прошлой ночью пропала пятнадцатилетняя девушка из графства Дарем. Мишель Саммерс не видели с тех пор, как она покинула молодежный клуб в деревне Грейт Мидлтон, около десяти часов вечера во вторник вечером».

Затем последовало краткое описание внешности девочки.

«Полиция просит откликнуться каждого, кто мог видеть Мишель».

Том принял инстинктивное решение, которое подтолкнуло его к действию. Он поднялся в крошечную комнату для гостей, которую снимал у Терри ― подчиненного. Том ужасался мысли остаться в этой тесной комнате, ожидая судебного разбирательства над газетой и решения его судьбы, в то время как ему не позволялось даже появиться в офисе. Он знал, что судебная тяжба может длиться месяцами, и ему предстояло встретиться лицом к лицу с фактами. Более чем вероятно, что с «Газетой» покончено, и, возможно, с журналистикой тоже. Может какое-то время он сможет поработать фриланс-журналистом, но ему не разрешат заниматься этим под его собственным именем. Все, что он писал, могло и не иметь подписи, а «Газета» никогда не узнает, но мир таблоидов был небольшим, и, если он появится в офисе газеты-конкурента, Док слетит с катушек и его уволят навсегда.

Он порылся под кроватью и вытащил свою спортивную сумку, которая покрылась пылью от того, что долго там лежала. Мужчина кинул ее на кровать, а затем вытащил содержимое из всех ящиков и побросал их в вещевой мешок; носки, рубашки, белье и пару джинсов. Потом он пошел в ванную комнату, сгреб бритву, дезодорант, расческу и зубную щетку и кинул их в несессер (прим.: сумочка для ванных принадлежностей), которая полетела вслед за вещами.

Том взял свой блокнот и ручку, быстро нацарапал на нем записку, оторвал страницу, а затем выписал чек в счет арендной платы.

Он набросил кожаную куртку и распихал по карманам блокнот, ручки, фотокамеру, кошелек и ключи, затем, наконец, взял габаритный сотовый телефон, который они дали ему, когда он присоединился к штату «Газеты», и засунул его в боковой карман. Том осмотрел комнату и заметил, что ему удалось убрать все следы своего присутствия менее чем за пять минут. Осознание, которое было как печальным, так и освобождающим одновременно. Том спустился по лестнице, положил чек и записку на каминную полку, а затем направился к двери.

Были детали, которые, казалось, отваливались от черного двудверного Форда-Эскорта, которые все еще держались из-за твердого слоя ржавчины, но Том до сих пор был глубоко привязан к отжившей свой век старой развалюхе. Он молился, чтобы та завелась. Журналисты в «Газете» гордились тем, что повсюду ездили на такси, требуя компенсации затрат каждый месяц, даже когда было легче съездить на метро, и он последнее время редко ездил на своей машине.

Ему потребовалось четыре попытки. Каждый скрежещущий, скребущий поворот ключа звучал как предсмертный хрип Эскорта, но машина, наконец, завелась и неожиданно вернулась к жизни как престарелый полковник, резко пробудившийся от послеполуденной дремы. Он сказал себе, что в Лондоне солнечное утро, и, что ему оплатили отпуск. То был «стакан-на-половину-полон» подход, который он заставил себя принять.

Том Карни направлялся домой.

Глава 10

Телевизионный репортер изучал скопившуюся в сельском доме культуры толпу новостных репортеров.

– Чертовы газетчики, ― пробормотал он себе под нос, но достаточно громко, чтобы услышала Хелен.

– Поспеши, ― проинструктировал он изнуренно выглядящего оператора за камерой, который торопливо принялся устанавливать треногу.

Другой фотограф проскользнул мимо двух мужчин в спешке, наскочив на телевизионного репортера в процессе.

– Стервятники, многие из них, ― пробормотал он.

Хелен наблюдала как тот дает указания оператору, заканчивая словами «быстро… быстро… быстрее…», когда появился старший офицер полиции в униформе, за которым следовал одетый в гражданское детектив, а затем в самом конце мать Мишель Саммерс и ее отчим.

– Тебе бы лучше быть готовым… ― предупредил оператора телевизионный репортер, пока тот продолжал выравнивать кадр.

Старший офицер сел перед микрофоном, и у телевизионного репортера оказалось достаточно времени, чтобы дать финальные инструкции оператору, прежде чем тот заговорил.

– И помни, если мать начнет рыдать, покажи ее лицо крупным планом, плавно и медленно.

Затем телевизионный репортер повернулся и заметил, что Хелен изучает его с выражением неприязни на лице.

– Что? ― спросил он.

Хелен открыла рот, чтобы сказать что-либо в ответ, но прежде чем она смогла ответить, оказалась заглушена первыми словами полицейского в униформе.

– Я суперинтендант Трелоу, ― сказал он им важно. ― А это старший инспектор Кейн. Со мной мать Мишель Саммерс Фиона и ее отчим Даррен. Мы начнем эту пресс-конференцию с обращения Фионы.

Мать Мишель нервно посмотрела в ряды фотографов и журналистов, а затем вниз на стол, на котором стояло с полдюжины микрофонов, установленных на радиостанциях, чтобы уловить ее слова. У нее в руках был клочок бумаги, и она смотрела на него, но так и не начинала читать. Отчим Мишель, грузный мужчина с бесстрастным лицом, положил на ее плечо руку в виде поддержки или же, вероятнее, чтобы подтолкнуть, и ей удалось начать. Голос женщины дрожал от эмоций.

– Мишель, если ты слушаешь это, ― прочитала она, ― что бы ни случилось, это неважно, мы с этим сможем разобраться, любимая. Просто возвращайся домой; пожалуйста, дорогая, свяжись с нами или просто позвони в полицию и скажи, где ты. Они приедут и заберут тебя.

А затем она начала плакать. Позже, Хелен Нортон будет смотреть телевизионный повтор этой самой пресс конференции и заметит, что, как и было указано, оператор выберет этот момент, чтобы начать медленно увеличивать план, дабы показать детальнее лицо бедной женщины. Фиона была не в состоянии сдержаться, так что ее муж помог ей встать на ноги и вывел жену из комнаты.

Когда убитая горем мать ушла, суперинтендант Трелоу поделился с журналистами голыми фактами, включая последние известные передвижения Мишель, перед тем как та исчезла, и описанием внешности девушки, вплоть до образка Святого Кристофера, который она носила на шее на серебряной цепочке. Затем посыпались первые вопросы. Вверх взмыло множество рук, и суперинтендант выбрал мужчину репортера в первом ряду.

– Вы полагаете, что Мишель Саммерс – девушка №5?

– Мы не можем быть уверенными в этом на данной стадии расследования, ― ответил Трелоу, ― но, определенно, есть схожие детали между предыдущим случаем и этим.

– Так, значит, вы так считаете? ― настаивал репортер.

– Это одна из версий расследования, которую мы в настоящий момент развиваем.

Трелоу быстро указал на другого журналиста, надеясь, на смену темы.

– Мишель последняя жертва Жнеца? ― спросил репортер с лондонским акцентом.

– Я полагаю, что только что ответил на этот вопрос. Это одна из версий следствия, но мы не можем категорически утверждать…

– Мишель Саммерс ― несовершеннолетняя девушка, которую схватили в общественном месте, да так, что никто ничего не видел или слышал, и с тех пор ее не видели, ― добавил репортер. ― Звучит идентично.

– Суперинтендант был предельно ясен, ― вмешался старший инспектор Кейн. ― Мы придерживаемся объективного подхода и прорабатываем различные версии, как от нас и ожидается. Мы настоятельно призываем любых представителей общественности, обладающих относящейся к делу информацией, связаться с нами по номеру горячей линии.

Это только сделало Кейна мишенью для вопросов репортеров.

– Старший инспектор, как вы собираетесь поймать этого мужчину и предотвратить его следующий удар? ― другой голос прозвучал из задних рядов.

– Мы делаем абсолютно все, что в нашей власти… ― начал Кейн, но его прервали.

Репортеры начали перекрикивать друг друга, соревнуясь за то, чтобы быть услышанными. Трелоу знал, что потерял контроль.

– На данный момент это все, леди и джентльмены, спасибо!

Он быстро собрал свои бумаги и встал.

– Вас уведомят, ― ободрил он репортеров, которые не затихали, продолжая звать его, когда офицеры полиции покинули помещение.

***

Том Карни проследовал за домовладельцем по узкой, скрипучей лестнице до мрачного первого этажа с четырьмя маленькими комнатами. У него ушло пять с половиной часов, чтобы добраться из Лондона до Грейт Мидлтона, включая короткий перерыв на сэндвич с недожаренным беконом и чашку безбожно дорогого растворимого кофе, которое слегка отдавало средством для мытья посуды. Он устал, но, по крайней мере, его машина не сломалась по пути.

– Твоя крайняя справа, ― объяснял Колин, вручая ему ключ. ― Ванная комната, напротив.

– Спасибо, Кол, ― сказал Том. ― Ты уверен, что не хочешь больше денег за комнату? Мне неловко.

– Как много раз ты упоминал мой паб в местной газете? ― возразил домовладелец. ― Вечера караоке, благотворительные мероприятия, соревнования по бильярду, матчи по дартсу, луковые шоу и футбольные игры; ты писал обо всем этом на своей странице все эти годы. Я обязан тебе.

– Сгодилась бы и пинта пива.

– Я обычно не сдаю комнаты, ― объяснял Колин. ― Они не пользуются здесь спросом. Она твоя так долго, как будет тебе нужна, ― он пожал плечами. ― Та сумма, что ты платишь, покрывает мои расходы. Мне больше не нужно.

– Спасибо, бро.

Том зашел в комнату. Она была небольшой, но ему сгодится: тут была кровать, старый шкаф и раковина, установленная у стены. Переносной телевизор примостился на комоде рядом с маленьким чайником, двумя чашками, несколькими пакетиками кофе и чая. Мужчина положил свою сумку на кровать и прошел к окну, отвел занавеску в сторону, чтобы рассмотреть улицу внизу и поржавевшую вывеску паба, на которой красовалась худая серая собака и надпись «Грейхаунд».

– Пойдет.

Ему даже понравилась мысль остановиться над пабом.

***

Том спустился в бар, где Колин налил ему пинту местного знаменитого индийского светлого пива. Том с благодарностью принял ее. Кто-то оставил копию последнего «Вестника» на столе, и он подобрал ее и стал читать впервые, с тех пор как покинул редакцию газеты в Лондоне. Было странным читать ее копию, где не содержалось страницы с его именем на ней, и он понял, что, как и для бесчисленного количества других журналистов из тысяч других газет, его вклад был мимолетным и скоро будет забыт. Насколько он мог судить, «Вестник» прекрасно справляется и без него.

Он сделал большой глоток пива, прикончил пинту и заплатил за еще одну.

Еще две пинты пива оказались выпиты достаточно быстро, и Том стал позитивнее воспринимать себя и мир вокруг. Нет ничего такого как пиво, что дает временное поднятие духа, даже хоть он и не имел привычки пить так много и так рано. Бар начал заполняться людьми, пришедшими пообедать, журналистами, которые присутствовали на той самой утренней пресс-конференции и остались найти тихий уголок.

– Том, ― позвал его голос откуда-то из-за его плеча, и он полуобернулся и увидел улыбающееся лицо Майка Ньютона. ― Я не знал, что ты вернулся.

– О, да, ― произнес невнятно Том. ― Я освещаю эту историю.

Он бы охотнее желал столкнуться с кем-то из «Вестника», если бы его положение в «Газете» было хоть наполовину прочнее.

– Твое старое пристанище, ― кивнул Майк. ― Это имеет смысл, ― было ясно, что он поверил, что Тома отправили обратно в «Газете». ― Так как там?

– Великолепно, брат, великолепно, мне там очень нравится.

– Да?

Майк, казалось, жаждал услышать все о легендарном Алексе «Док» Докерти, и был сильно впечатлен тем, что Том общается с великим на ежедневной основе.

– Эй, я рад тебя увидеть, ― сказал он. ― У Малколма ушло много времени, чтобы найти тебе замену.

– Это потому что я незаменим.

– Может быть, ― улыбнулся Майк, ― или он просто тянул кота за яйца, чтобы урезать фонд зарплаты, пока мы выполняем твою работу?

– Типичный Малколм. Так какая она, новая девушка? Я слышал, что она строит из себя принцессу, прилетевшую на парашюте с юга?

Лицо Майка застыло, и стало видно, что тот чувствует себя неловко. Том уже хотел было спросить его, в чем дело, что не так, когда второй голос прервал его.

– На самом деле я сюда приехала на машине.

Том повернулся, чтобы увидеть привлекательную молодую женщину с хорошо подвешенным языком, взирающую на него с нотками неприязни. Она держала в руках пинту пива, которую вручила Майку.

– Спасибо, ― сказал он. ― Том, это Хелен Нортон.

Том Карни обычно гордился своей способностью быстро соображать и выпутываться из любой ситуации, но не в этот раз. Он был без понятия, почему Хелен стояла позади него. Должно быть, она пошла в бар, чтобы взять напитки, а затем тихо присоединилась к ним без представления. В другой руке Хелен держала бокал вина. Она сделала глоток, пока Том пытался придумать, что сказать, чтобы спасти ситуацию.

– Приятно познакомиться с тобой, Хелен, ― было лучшим, что он смог придумать.

– Держу пари, ― произнесла она без энтузиазма в голосе.