Текст книги "Безымянная тропа (ЛП)"

Автор книги: Говард Лински

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 27 страниц)

Глава 43

– Мне стоит извиниться, – сказала Хелен Тому, когда они сели за тихий столик в баре.

– За что? – спросил он.

– Я переживаю из-за нашего разговора.

По тому, как он на нее посмотрел, стало видно, что он понятия не имел, о чем она говорит.

– Ну, знаешь, о пропадающих людях, – напомнила она ему, – и о твоей матери.

– Ох, – сказал он, – все в порядке. Ничего страшного.

– Что случилось? – спросила она, затем тотчас же переменила тон. – Нет, это не мое дело.

– Я не занимаю оборонительную позицию в отношении этого, – сказал он спокойно. – Я думаю, что у нее, вероятно, была послеродовая депрессия, но бабушка Нэн сказала мне, что она не справилась. С детьми я имею в виду и с жизнью в общем, если быть честным. Мой отец тогда работал, зарабатывал деньги и пил не так уж много. У нее был дом и двое детей. Все считали, что она должна быть благодарной за это, но продолжала все время заливаться слезами. Я помню об этом немного, да и о ней. Затем однажды она оставила нас у бабушки и не вернулась, чтобы забрать. Она просто встала и ушла.

– Это ужасно.

– Мой отец, по правде говоря, был идиотом и безнадежным неудачником. Он поздно женился на молодой женщине намного младше него. Ему было около тридцати пяти, как я думаю, а ей было двадцать три или около того. Сейчас это существенная разница в возрасте: тогда это должно быть была разница размером с Персидский залив. Очевидно, меня там не было, чтобы увидеть это, но я слышал, что случилось дальше. Я как бы собрал все, что он сказал, что упомянула моя бабушка, когда ослабляла бдительность или особенно горько отзывалась о моей матери, что другие люди говорили о ней, потому что они думали, что я слишком мал, чтобы понять.

– Всегда журналист, собирающий историю по крупицам? – подметила она.

– Никто раньше ее не видел. Он просто привез ее домой однажды, сказал, что встретил ее на танцах, и объявил, что они помолвлены. Бог знает, как долго он ее знал, но, судя по тому, как все обернулось, я бы сказал, что недолго.

– Головокружительные романы здесь не приветствуются? – спросила она.

– Нет, – он покачал головой, – полагалось выходить в люди вместе годами, выносить бесконечные чаепития по воскресным обедам с тетушками, дядюшками и всеми кузенами, которые должны были присматриваться к тебе, чтобы понять подходишь ли ты. Она просто появилась из ниоткуда, словно упала с небес, как частенько говорила моя бабушка.

– Тогда они ее не приняли.

– Может быть, нет, но я думаю, что они дали бы ей шанс.

Он сделал глоток от своего пива.

– Она вышла замуж за моего отца, забеременела моей сестрой почти сразу же, а я родился через пару лет.

– Поначалу, они, должно быть, были счастливы.

Он пожал плечами.

– Хотел бы я знать, – сказал он так, будто на самом деле это не имело никакого значения.

– Она оставила записку?

– Не совсем. Она просто написала два слова на клочке бумаги и оставила его на кухонном столе для отца.

– Два слова.

– Мне жаль.

– И ты больше никогда ее не видел?

Он покачал головой.

– Ох, это ужасно, сколько лет тебе было, когда она ушла?

– Четыре.

– О, мой Бог.

Том был поражен выражением искреннего переживания на лице.

– Эй, не нужно из-за этого плакать, женщина, это было почти двадцать пять лет назад.

Девушка поняла, что от мысли о маленьком мальчике, которым он однажды был, брошенным его матерью, ее глаза на самом деле увлажнились. Она закашлялась и быстро их стерла.

– Ты, должно быть, был опустошен, – сказала она.

– Конечно, я был расстроен в то время, но, определенно, мне было лучше без нее.

– Что заставляет тебя так говорить?

– Ну, какая женщина бросает двух детей в возрасте шести и четырех лет? Такая, которая не нужна тебе рядом, пока ты растешь, вот что скажу я.

Том пожал печами.

– Моя сестра и бабушка присматривали за мной. Мой отец приносил домой деньги. Мы справлялись.

– Она, вероятно, была не в себе, чтобы оставить тебя так. Я уверена, что, когда она ушла, думала о тебе постоянно.

– Откуда тебе знать, о чем она думала, – огрызнулся он. – Если бы она в какой-то момент подумала о нас, то могла вернуться и повидаться с нами, но она никогда, мать ее, так не сделала.

– Да, ты прав, – сказала она быстро. – Я просто не знала ее, мне жаль.

Она хотела поменять тему, но не могла придумать, что сказать.

Хелен ушла вскоре после этого, Том выпил свою пинту, а затем устало побрел через деревню. Он был в унылом настроении: раздражен из-за Хелен и из-за женщины, которую он помнил лишь смутно. Он не заметил машину, которая промчалась мимо него, пока он шел.

Когда он достиг вершины холма, он понял, что двое мужчин стоят у обочины дороги. Один из них прислонился к черному «Форду Сиерре», другой стоял на дороге, блокируя путь. По мере своего приближения, он смог разглядеть их яснее. Тот, что был на дороге, выпрямился, когда заметил Тома. Было ясно, что они ждали его. Том видел этих мужчин раньше, и они не выглядели счастливыми. Скелтон протянул свое удостоверение.

– Могу я помочь вам, офицеры?

– Залезай внутрь, – сказал ему О’Брайан, жестом показывая на машину, на которую прислонился Скелтон.

– Я так не думаю.

– Залезай, – эхом отозвался Скелтон, – или мы сделаем это официально.

– Собираетесь арестовать меня, – упрекнул их Том, – за то, что иду по улице?

О’Брайан пожал плечами.

– В алкогольном опьянении и нарушающий общественный порядок.

– Уходите. Я выпил всего три пинты.

– Попытка управления автомобилем в нетрезвом состоянии, – предложил вместо этого Скелтон.

– Вы видите машину? – запротестовал Том.

– Или как насчет того, что мы сразу перейдем к «нападению на сотрудника полиции»? Ты предпочтешь так? – спросил Скелтон. – Смотри не ударься головой, пока забираешься в машину.

– Иисус, вы двое серьезно?

– Послушай, просто садись и избавь нас от хлопот. Мы всего лишь хотим поговорить.

Скелтон был в плохом настроении, которое ухудшилось от того, что ему пришлось отдать пятерку, когда они оба стали свидетелями того, как Хелен покинула паб одна.

– Как по мне она выглядит неоттраханной, – сказал ему О’Брайан с усмешкой, а затем протянул руку за своими деньгами.

Том неохотно подошел к машине, и констебль Скелтон придержал пассажирскую дверцу.

– Куда мы едем? – спроси он, когда залез внутрь.

Единственным ответом, который он получил, стало их присутствие, когда они присоединились к нему в машине. Они не начали задавать свои вопросы, пока не покинули деревню. Том начал чувствовать себя неуютно. Здесь не было домов, только фермерские поля, и он запоздало осознал, что никто не видел, как он садился в машину.

– Так в чем дело? – спросил Том, пытаясь не казаться обеспокоенным, но опять же, за его вопросом последовало молчание.

Скелтон увеличил скорость, и машина пулей полетела по боковой дороге, а затем резко повернула налево на другую боковую дорогу. Почему они не использовали главную дорогу, которая приведет их в соседний городок и полицейский участок? Вместо этого они ехали по сельской крысиной дороге, известной только местным. Деревья на одной стороне дороги начали становиться все гуще, а освещения становилось все меньше. В следующий раз, как машина сделала поворот, дорога стала такой узкой, что там осталось только места для их машины. Скелтон ехал слишком быстро для встречного движения. Все, что поедет на них на повороте, съедет с дороги или же врежется в них, как таран.

– Куда вы везете меня? – спросил Том.

– Заткнись, – сказал ему О’Брайан.

Они сделали еще несколько поворотов по дороге, пока, наконец, не достигли длинного открытого участка возвышенности с плоским участком земли, поросшим кустами. Скелтон резко завел машину в сторону, а затем нажал на тормоза. Тома отбросило в бок. Он уже был готов пожаловаться, когда понял, что оба офицера полиции повернулись и теперь смотрели прямо на него с передних сидений, выглядя так, будто дело серьезное, так что он ничего не сказал.

– Пять миль, – сказал Скелтон, и хоть он смотрел на Тома, комментарий был направлен его сержанту.

– Этого должно быть достаточно, – подтвердил О’Брайан, и Тому начало становиться дурно.

– В чем дело? – спросил он снова.

Затем мужчина огляделся вокруг, чтобы подтвердить свои подозрения, что они были в абсолютной глуши. На небе светила полная луна, виднелся свет из окна фермерского дома, находящегося вдали, но это был единственный признак жилья.

– В твоем источнике, – ответил Скелтон.

Том ждал дополнительной информации и, когда ее не последовало, он повторил:

– Моем источнике?

Сержант О’Брайан кивнул.

– Тот, что рассказал тебе о профессоре Берстоу.

– Что вы имеете в виду?

– Та статья не принадлежала тому мужчине в «Миррор». Мы поговорили с ним, и он отрицал это. Он даже был слегка взбешен, что написал ее не сам. Мы проверили и других журналистов. Ты – единственный, который мог продать статью, – сказал ему О’Брайан, – а информация могла поступить только от офицера полиции.

– Вы будете удивлены, – Том пытался увести их в сторону, но он мог видеть, что они не купятся на альтернативную версию.

– Расскажи нам, кто сказал тебе о профессоре, и останешься у нас на хорошем счету, – сказал ему О’Брайан.

– Да, верно, я вижу, что я у вас на хорошем счету. Вот почему вы увезли меня к черту на кулички, чтобы напугать меня.

– Так ты напуган? – спросил Скелтон. – Мы еще не начинали.

Том мог сказать, что, не имело значения по какому кодексу их готовили, он уже давным-давно был брошен в пользу результаты-это-все-что-имеет-значение подхода. Смотрели ли они телевизор слишком много, или же всегда в полицейских силах было подобное меньшинство, которое полагало, что правила для других людей. Прямо сейчас, Тома это не волновало, и он был уверен в одном: что бы они ни собирались делать с ним, он не выдаст им имя Йена Брэдшоу.

– Что вы собираетесь делать? – спросил он с вызовом. – Избить меня? Накачать наркотиками? Я не какой-то бунтующий шахтер или студент-большевик с транспарантом. Я журналист, работающий на самую крупную газету в стране, и я размажу вас на первой странице.

– Слышишь это, сержант? – Скелтон улыбнулся. – Не знаю, как ты, но я трясусь от страха.

– Я же сказал тебе, что мы тебя проверили, – сказал сержант О’Брайан. – Ты не единственный, у кого есть контакты. Мы знаем, что у тебя был испытательный срок, который так и не перезаключили. Так вот почему ты продал свою статью в «Миррор»? Не думаю, что твои текущие работодатели будут рады слышать это.

У Тома сжалось сердце. Он надеялся, что справится с двумя крупными детективами, которым нравилось давить своим авторитетом, но он недооценил этих двух.

– Какую статью? – ответил Том. – Я ничего не продавал.

– Твоего имени под ней не было, но мы знаем, что она твоя, – сказал ему О’Брайан. – Репортер в «Миррор» освещает судебное дело. Любой журналист хотел бы дать своей газете эксклюзив. Единственный другой вариант – эта роскошная птичка из «Вестника». Она была достаточно умной, чтобы подцепить одного из наших, и достаточно ловкой, чтобы заставить его проговориться, но я не представляю, что она стала бы рисковать своей карьерой так скоро, да у нее и нет контактов.

– Что означает, что остаешься ты, ― добавил Скелтон. – Но ты не можешь просто ходить тут и приплачивать офицерам полиции, чтобы они сливали информацию. Мы ищем пропавшую девушку, а ты вредишь нашему расследованию.

– Я никому не платил, но я уверен, что вы оба брали взятки у журналистов. Раскрытие того, что судебный психолог помогает полиции, не мешает вам в поисках Мишель Саммерс или ее убийцы. Вы использовали медиа, с самого начала расследования. Мы – ваша лучшая возможность узнать, что ваша девушка жива, и вы знаете это.

– Мы видели, как ты выпивал с Брэдшоу, – сказал Скелтон. – Ты был с ним сегодня вечером.

– Он мой старый школьный товарищ, – сказал Том, – и я едва обменялся с ним тремя фразами сегодня вечером.

Он рассказывал некую версию правды, потому что было бы легче придерживаться ее, если бы они продолжили его допрашивать.

– У меня нет источника в Даремской Констебулярии, но, если бы и был, я бы его не назвал, особенно, коррумпированным копам, которые мне угрожают.

Скелтон оскалился.

– Это твое последнее слово? ― просто спросил О’Брайан Тома.

– Да, – сказал он с большим убеждением, чем он чувствовал.

– Вылезай из машины, – приказал О’Брайан и, когда Том не двинулся, он повторил это медленнее и более зловеще, – Выбирайся… из… машины!

Том неохотно подчинился. Он открыл дверь и шагнул на травяную обочину, готовясь к избиению.

Два детектива также вышли из машины. Скелтон крепко схватил Тома за руку и вывел его перед машиной, отведя на пару ярдов от автомобиля, а затем развернул его, чтобы он был лицом к свету фар, которые поставили на полную мощность, чтобы Том был ослеплен ими. Том прижал к глазам руку, чтобы блокировать свет, а Скелтон отошел. Том мог лишь различить две темные фигуры по обе стороны дороги.

– Последний шанс, – сержант О’Брайан сказал ему. – Назови свой источник, и мы забудем обо всем этом. Никто не узнает, что ты рассказал нам: слово скаута.

– Либо так, либо ты вообще не вернешься, – сказал ему констебль Скелтон.

В этих словах было что-то такое, пробирающее до костей, что впервые Том начал думать, что эти двое вышедших из-под контроля офицера полиции, на самом деле, могут всерьез замышлять убить его.

– Пошли вы, – слабо выдавил из себя он.

– Как хочешь, – сказал ему Скелтон, затем свет переменился, когда Скелтон отошел от машины.

Том был полностью ослеплен фарами и готовился к первому удару. Когда этого тотчас же не случилось, Том заморгал у машины. Он больше не мог видеть ни одного из мужчин. Мгновение спустя он услышал, как хлопнула дверь, а затем другая. Он прислушался к тому, как завелся двигатель машины, и готовился броситься бежать, прежде чем они могли сбить его, а затем фары развернулись по дуге, когда машину развернули задним ходом. Том тупо наблюдал, как машина совершила превосходный поворот в три приема, пока не развернулась передом туда, откуда они приехали. Он смотрел в неверии, как автомобиль резко уехал, оставив его стоять там у черта на куличках.

– Да вы шутите, – сказал он про себя и, наконец, понял значение комментария Скелтона. – Пять миль (прим.: приблизительно восемь километров), – повторил он, как идиот.

Том наблюдал за задними фарами автомобиля, пока он не скрылся за поворотом. Мужчина подождал, ожидая, что они блефуют, но вскоре понял, что нет, и отправился в очень долгий путь до Грейт Мидлтона.

Глава 44

День седьмой

Том подавил зевок, пока Родди сканировал свои записи на предмет соответствующего отрывка. Хелен и Том сидели молча и ждали. Хелен была уверена, что Том избегает с ней зрительного контакта.

Верный своему слову Родди обзвонил округу и позадавал вопросы. Он позвонил им обоим этим утром и договорился, чтобы они оба зашли, но теперь, казалось, испытывал трудности с нахождением информации, которую обещал.

– Вот, ― сказал он, наконец, постукивая по своим записям шариковой ручкой, ― Джек Кольер вновь записался в свою старую часть, Даремскую Легкую пехоту, в тридцать седьмом году, ― сказал им Родди, ― они указали дату, ― и он многозначительно на них посмотрел, ― через шесть месяцев после того, как исчез Шон Доннеллан.

Затем он поправил сам себя.

– То есть, был убит.

– Почему он записался на сверхсрочную службу, если его брат воссоединился с Мэри, ― спросила Хелен. ― Судя по тому, что сказал Сэм, проблемы Джека были бы решены?

– Отягощенная виной совесть, ― ответил Том, будто это было очевидно.

Его тон разозлил ее.

– Кто знает, ― сказал Родди. ― Джек служил в британских экспедиционных силах, которые сражались в арьергарде в Дюнкерке в сороковом году. С того берега было спасено больше трех сотен тысяч солдат. Джек Кольер не был одним из них.

– Только подумать, он пережил все эти сражения в Первую Мировую Войну и вернулся домой через двадцать лет, только чтобы быть убитым в другой чертовой войне, ― подметил Том.

– Его удача под конец иссякла, ― согласился Родди.

– Так, значит, он не остался безнаказанным, ― Том язвительно сказал Хелен.

– А младший брат, Стефан? ― спросила Хелен, игнорируя Тома.

– Боюсь, что он тоже умер.

– Я надеялся, что кто-то остался жив, кто может знать правду обо все этом, кроме старой Мэри Кольер, ― сказал Том, ― потому что мы не добьемся ее от нее.

– Можем добиться, ― запротестовала Хелен, ― если сможем убедить ее, что знаем больше, чем она считает, ― и она повернулась к Родди. ― Что случилось со Стефаном Кольером?

– Как и сказал Сэм, Стефана поместили в больницу для душевнобольных, ― он провел кончиком шариковой ручки по своим записям, пока не обнаружил нужный отрывок. ― В пятьдесят первом году его увезли в Спрингтон.

Он опустил свою ручку и посмотрел на Хелен.

– Это недалеко отсюда. Когда Стефана отвезли туда, это место было известно как психиатрическая больница. Мне стыдно говорить это, но, когда я был ребенком, мы называли его дурдомом. К тому времени, как он закрылся, на данный момент уже около десяти лет назад, он был психиатрическом госпиталем.

Он мрачно улыбнулся.

– В некотором роде, прогресс, как я думаю.

– И Стефан умер там? ― спросила Хелен.

– Я позвонил кое-кому, кто работает в консультационной конторе в Дареме, где они хранят все старые записи о пациентах, ― сказал Родди. ― Приятной леди, такой же любительнице истории, как и я, мы ходим на одни и те же собрания.

Том сопротивлялся искушению забарабанить пальцами по столу от нетерпения. Он всегда хотел перенаправить ход монолога Родди, чтобы он быстрее дошел до сути дела.

– Она перезвонила мне позже, ― продолжил Родди, ― и сказала, что Стефан находился там до самого конца.

– Так кто присматривал за ним в промежутке между тем, как Джек Кольер записался на срочную службу, а Стефана отправили в Спрингтон? ― спросил Том. ― Это целых четырнадцать лет. Генри забрал его, когда женился на Мэри?

– Должно быть он. У него больше никого не было.

– Какой печальный конец жизни, ― сказала Хелен, ― в таком месте. Что именно с ним было не так?

Родди пожал плечами.

– В те времена, на деталях не заостряли внимание: вероятно, что-то с нервами.

– С нервами?

– Это эвфемизм, ― объяснил Том нетерпеливым тоном, ― всеобъемлющее понятие, которым люди пользовались, когда пытались быть тактичными. Когда Стефан Кольер был ребенком не принято было говорить о болезнях или инвалидности…

– Именно, понятие нервы использовали для описания любого из большого количества заболеваний: от острой контузии до истерии, тревоги или послеродовой депрессии, ― объяснял Родди, ― и сотен других состояний, которые могут попасть под понятие того, что мы сейчас воспринимаем как ментальное расстройство. Люди тогда толком не понимали такого рода вещи, так что, если кто-то слетал с катушек, их, по большей части, считали спятившими и запирали. То были темные времена. Между войнами они даже запирали девушек за то, что те занимались сексом до свадьбы.

Его глаза озорно блеснули.

– Представьте себе это сейчас. Тогда бы не осталось никого в деревне.

– Ментальные болезни были клеймом, ― сказал Том, ― людей, подверженных им, стыдились.

– А они называют это старыми добрыми временами, ― произнесла Хелен.

***

― Мне пора возвращаться в офис, ― сообщила она ему, когда они покинули Родди.

– Хорошо, ― ответил он, открывая дверь автомобиля.

– Но я смогу встретиться с тобой позже, если хочешь?

– Конечно.

– В чем дело?

– Ни в чем.

– Я думала, только женщинам полагается делать это, ― она нахмурилась.

– Делать что?

– Делать вид, что все хорошо, когда все наоборот.

– Я не понимаю тебя.

– Мне жаль, если я вчера расстроила тебя, ― сказала она. ― Ты был прав: я ничего не знаю о твоей матери. Я не должна была ничего говорить.

– Ах, это, ― он покачал головой, будто уже забыл об этом. ― Ерунда.

– Тогда почему ты на меня не смотришь? ― спросила она. ― Ты ведешь себя как разозленный медведь каждый раз, как я открываю рот.

– Ох, да, ладно, ― запротестовал он, затем понял, что в чем-то она права. ― Извини, ― сказал он. ― Я не выспался прошлой ночью.

Воспоминание о пятимильной прогулке обратно до Грейт Мидлтона в темноте все еще сыпало соль на раны.

– На меня сейчас многое давит.

– Хорошо, ― сказала она, его извинение успокоило ее. ― Ладно, если ты когда-нибудь захочешь поговорить об этом.

– С чего бы я захотел этого? ― скептически усмехнулся он. ― Я ― мужчина с Севера, мы не рассказываем о наших проблемах, никогда.

– Извини, ― сказала она, ― должно быть, выскользнуло из головы.

***

Со своего наблюдательного пункта на возвышенности у него был отличный обзор на игровую площадку, так что ему даже не нужно было выходить из машины. Его не интересовали ужасные подростки, те, что прислонились к стенам или дрались друг с другом по пути, чтобы покурить позади рядов гаражей на противоположном конце школы. А вот те, что помладше, да, и только девочки: маленькие ангелочки, которые все еще сладко улыбались, не были циничными и манипулирующими, те, что пока не изменились. Он так отчаянно желал спасти их.

Его окно было открыто, и он мог слышать их смех и вскрики даже отсюда. Он посмотрел вниз на маленькие фигурки далеко под ним с чувством великой печали, ему хотелось плакать, потому что он знал две вещи. Он никогда не сможет спасти их всех, и это не сможет дальше продолжаться.

Он почти попался, шок и внезапное понимание того, насколько близко он был к краху, выбило из колеи. Он знал, что он сможет сделать это еще раз, вероятно, два или даже три, но, в конце концов, сеть вокруг сузится. Что-то пойдет не так и его схватят.

Вероятно, он может просто прекратить и тогда, может быть, они никогда не найдут его. Он может сбежать, отправиться так далеко, что никто даже представления не будет иметь, что он ― Жнец. Это была отравляющая мысль. Но нет, кто тогда будет исполнять волю Господа?

Он знал, что ему нужно делать. Святой Августин сказал ему: «Молись так, будто все зависит от Бога. Работай так, как будто все зависит от тебя».

***

Во второй половине дня Хелен провела беседу с немногословным юношей, который только что выиграл региональный конкурс пианистов, затем пошла прямиком на интервью с новым исполнительным руководителем ради краткого биографического очерка для так называемых бизнес-страниц «Вестника». Она приехала в «Грейхаунд» тем вечером раньше, чем Том спустился из своей комнаты. У бара стояла группа неопрятных мужчин, один из них нахмурился при виде нее. Должно быть, Фрэнки Тернер запоздало понял, что Хелен обманула его. Либо Бетти раскрыла ее обман, как только она ушла из их дома, или он самом деле купил местную газету, надеясь оказаться в ней, и ничего там не увидел про тяжело трудящиеся семьи.

Хелен быстро заказала напиток и села в тихом углу. Том не заставил ее долго ждать, но она почувствовала, как атмосфера слегка изменилась, когда он вошел в бар. Ощущение, что что-то назревает, было почти осязаемым. Некоторые из мужчин, определенно, обсуждали их обоих.

Том кивнул ей и показал на ее напиток. Она покачала головой, так как едва пригубила первый заказанный. Когда он заказал напиток себе, Фрэнки Тернер выпрямил спину и, когда он заговорил, его слова были достаточно громкими, чтобы все в помещение могли услышать.

– Твоя пташка там.

– Спасибо, ― ответил Том с улыбкой, которая говорила, что он не воспринимает мужчину всерьез, ― но мне нравишься только ты, Фрэнки.

Хелен внезапно испугалась, что он зашел слишком далеко. Она не была удивлена, когда Фрэнки не спустил ему этого комментария.

– Я удивлен, Колин, что ты обслуживаешь его.

– Что ты имеешь в виду? ― спросил владелец.

– Я-то думал, что ты собираешься запретить вход всем этим журналистам, ― сказал он, когда владелец заведения толкнул к Тому пинту, ― ты сказал, что они паразиты, пришедшие сплясать на могиле маленькой девочки. Так ты сказал? ― напомнил он Колину.

– Да, ну, я не имел в виду Тома, ― возразил владелец, ― мы же знаем его годами, мужик.

Остальные выпивающие теперь смотрели в открытую.

– Они все, бл*ть, одинаковые. Он даже не работает теперь в местной газете. Я бы не стал даже использовать ту газету, в которой он работает, чтобы подтереть задницу.

– А ты стал вытирать задницу, Фрэнки? ― спокойно спросил Том. ― Когда это?

– В углах помещения раздались один или два неуверенных смешка, но они прекратились, когда те, кто смеялся, увидели выражение на лице Фрэнки. Большой мужчина сделал шаг вперед. Том взял свою пинту и сделал еще один глоток, само олицетворение непоколебимого спокойствия. У Хелен сердце подпрыгнуло к горлу, она ожидала, что на Фрэнки яростно нападет на него в любой момент.

– «Вестник» ― куча дерьма, ― сказал Фрэнки всем в баре, ― но он даже и близко не настолько плох, как та лживая «кокни» газетенка, на которую он работает.

– Ты не думал, что «Вестник» дерьмо, когда победил в луковом шоу? ― спросил Том.

Колин, отдавая себе отчет, улыбнулся.

– Я никогда не видел, чтобы кто-то так раздувался от гордости, что его фотография попала в газету.

– Да пошли вы нах*й, я никогда... ― но Фрэнки Тернер уже покраснел от воспоминания.

– Как только Джонни Пэтчем достал свою камеру, Фрэнки тотчас оказался здесь рядом со столом, заваленным горой его удостоенных наград луковиц. Его рубашка была такой новой, что на ней спереди все еще были отутюженные складки, и он даже уложил волосы, ты помнишь, Колин?

– Да, на секундочку, помню, ― хозяин улыбнулся при воспоминании.

Фрэнки это нисколько не понравилось. Определенно, расклад сил поменялся: люди в открытую улыбались от воспоминаний Тома.

– Убедитесь, что мои луковицы попали в кадр, может, мне стоит взять одну в руки, ― передразнил Том.

– Чушь, ― прошипел Фрэнки.

– Вы помните Джонни Пэтчема, парни? От мужчин послышался гул согласия. ― Пять футов четыре дюйма (прим.: приблизительно сто шестьдесят два сантиметра) без сапог, но ему хватило здесь всего одного взгляда на Фрэнки, чтобы сказать: «Слушай сюда, мой юный друг, я тут фотограф, а не ты, так что мы сделаем все по-моему или вообще никак».

Том показал на униженного Фрэнки.

– А этот обдолбанный мудила просто потерял дар речи и сказал: «Хорошо, друг», ― сказал Том.

Фрэнки огляделся вокруг и увидел, что все смеются над ним, даже его собственные дружки: особенно, его собственные дружки. Мужчина, казалось, видимо сжался перед Хелен, вся грозность испарилась из него.

– Да пошли вы, вы все!

Он быстрым шагом вышел из паба под громкое ироничное веселье, оставив свою наполовину выпитую пинту в баре.

***

― Ты рисковал, ― сказала Хелен Тому, когда тот сел напротив нее, ― не то, чтобы ты знал об этом. Ты был так же хладнокровен, как чертов огурец.

Он бросил на нее странный взгляд.

– Нет, не был, ― сказал ей, нахмурившись. ― Я наложил в штаны от страха. Думал, что Фрэнки собирается разбить мне бутылку об голову. Он не самый приятный человек, сама знаешь.

– Но ты выглядел таким спокойным.

– Внешне, ― сообщил он ей просто, делая еще один большой глоток пива, ― внутренне, нет.

Он улыбнулся ей.

Она открыла рот, чтобы ответить, но любые слова, которые она могла произнести, были резко оборваны режущим слух звоном с противоположного конца бара. Мужчина лет тридцати пяти держался за микрофон и решительно смотрел на экран, монтированный на ближайшей стене, когда по тому начали ползти слова, сопровождаемые очень громкой музыкой.

– Чертово караоке, ― закричал Том, чтобы она смогла расслышать, ― оно повсюду теперь. Что случилось с тем, чтобы просто прийти в паб за тихой пинтой и разговором? ― добавил он, говоря в этот момент как старик.

Певец уже расправился с «Sweet Caroline» Нила Даймонда, и как только раздались аплодисменты, Том позвала Хелен: ― Пошли! ― и встал со стула, ― возьми с собой напиток.