Текст книги "Коп из полиции нравов [Коп из полиции нравов. Шпион поневоле. Требуется секретарша. Весьма опасная игра]"

Автор книги: Гэвин Лайл

Соавторы: Адам Даймен,Майкл Холлидей,Ричард Диминг
сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 41 страниц)

Внизу расстилалось море, и я еще раз проверил высоту. Мне пришло в голову, что Руперт может воспользоваться радаром, чтобы проследить за моим маршрутом. На этой высоте он просто потеряет нас среди помех, если только не следит за мной с помощью спутника-шпиона вроде «Мидаса».

Детман, воспоминание второе

Истерзанная Варшава, 1944 год. Восстание продолжается уже шесть недель и повстанцы перешли к обороне. У них не хватает боеприпасов, продовольствия, медикаментов – одним словом, всего. Осталась только безрассудная храбрость, с которой они продолжают сражаться.

Детман командует полком, который бьется в узких улочках. Они накапливаются позади массивных «Тигров» и методично очищают каждый дом, поливая его из пулеметов. Потом солдаты с огнеметами поджигают здание. Люди выбегают наружу, в основном это женщины и дети, и здесь их тут же расстреливают. Войска стали неуправляемы, обезумев от жажды крови.

Детман стоит, укрывшись за броней «Тигра», достигающей толщины фута. Выхлопные газы бьют ему прямо в лицо. Он очень устал, грязен и голоден. С балкона вдоль улицы бьет обложенный мешками с песком пулемет. Пули рикошетируют от стен, некоторые из его людей падают. Большая 88-миллиметровая танковая пушка изрыгает сноп пламени и балкон исчезает. Танк тяжело движется вперед, грохоча гусеницами по булыжникам, давя мертвые тела поляков и немцев. Непрерывно и устрашающе грохочет молох войны. Солдат с огнеметом выступает из своего укрытия за танком. Длинный масляный язык пламени охватывает здание и проникает внутрь через разбитые окна. Из дома выбегает человек, он весь в огне. Капрал яростно бьет его прикладом и продолжает бить, когда тот уже в корчах умирает в водосточной канаве.

Войска прочесывают каждый дом. Внутри раздаются выстрелы и крики, кто-то выбрасывает с третьего этажа женщину. Ее тело ударяется о мостовую и поднимает небольшое облачко пыли. На булыжнике, раздавленная огромными гусеницами «тигра», лежит кукла. Но у этой куклы течет кровь, это ребенок.

Детман быстро входит внутрь через разбитый дверной проем. Внутри трое небритых, с красными от ярости глазами солдат Дирлевангера, налитых ромом и бензедрином, насилуют ребенка. Он монотонно кричит, словно этого кто-то от него ждет.

– Отставить, грязные свиньи. В бой, – кричит Детман. Его нервы не выдерживают непрерывного напряжения. Теперь большая часть солдат в бригаде Дирлевангера – русские, традиционные враги поляков, они идеально подходят для этой работы, но ими очень трудно управлять. Еще двое солдат тащат вниз по лестнице столик в стиле Людовика XV. В Варшаве трудно найти что-нибудь ценное, им просто повезло, что он попался.

Двое насильников встают и неуклюже выбираются на улицу. Третий же продолжает свое дело. Он зашел слишком далеко, чтобы кого-то слушать. Солдаты со столом остановились, наблюдая. Детман опускает ствол и выпускает веер пуль в лежащих на полу. Небрежно, как отмахиваются от мух. Кровь брызжет на штукатурку, пыль и битый кирпич. Солдаты кивают. Это послужит хорошим уроком. Детман за эти два дня расстрелял три десятка своих людей – единственный способ сохранить контроль над ними. Ведь большая их часть даже не говорит по-немецки.

Потом Детман снова возвращается на улицу. По мере того как дома очищают, их поджигают. Улица позади медленно двигающегося «тигра» превратилась в сплошное море пламени.

Низко над улицей проносится самолет, черные кресты на крыльях мерцают в тусклом солнечном свете, пробивающемся сквозь клубы дыма. Его пушка выпускает серию трассирующих снарядов в какой-то сквер впереди. Вздрагивает еще один дом, когда «тигр» задевает его угол. Кирпичи и черепица тяжелым дождем сыплются на улицу.

Детман стоит позади солдата с огнеметом, когда в того попадает пуля снайпера. Его тело откидывается назад и рука, уже сведенная смертельной судорогой, нажимает на спусковой крючок. Маслянистый язык пламени обрушивается на Детмана и он вспыхивает. Тьма и боль. Ему повезло – рядом оказался его верный ординарец, немец. Русские солдаты из бригады Дирлевангера бросили бы его подыхать в огне.

Вот таким был человек, которого я вез. Таким был человек, которого я собирался предать, одетый в черную форму пережиток третьего рейха. И еще я собирался предать «Интернэшнл Чартер», которая, судя по тому, что мне говорили, сумела бы разрезать на ленточки любого вызвавшего ее неудовольствие.

И самым главным было то, что я собирался предать Руперта Дикого. Не знаю, что вы можете подумать, но даже само пребывание с Детманом вполне окупало все полученные мною деньги.

Я пролетел к западу от Крита на бреющем полете и снова повернул на восток, только оказавшись к северу от острова. Теперь я возвращался в архипелаг. Среди тысячи островов, зачастую представлявших только нагромождения скал, я разыскивал вполне определенный остров. Такой, где я смог бы спрятать свою добычу, и чтобы предмет торговли не пострадал.

В первый же месяц моего пребывания на Датосе, буквально в первую свободную неделю, я арендовал рыбацкий катер и отправился обследовать окрестности. Сделать это меня заставил какой-то бессознательный инстинкт, хотя в глубине души я всегда понимал, что очень важно тщательно обследовать то место, где ты живешь, и его ближайшие окрестности. Я провел почти целую неделю, путешествуя по Эгейскому морю на катере.

Я осматривал все острова, пока меня не начало от них тошнить, и очень сожалел, что не прихватил за компанию какую-нибудь девушку. Зато я записывал сведения о каждом обнаруженном острове и заносил их на большую карту, купленную мною специально для этой цели.

На пятый день я нашел кое-что интересное. Это был маленький островок, не больше мили в длину, расположенный в двухстах милях от Датоса в самом центре архипелага и примерно на равном расстоянии от любой материковой части суши.

Остров был интересен тем, что на нем была узкая, поросшая травой долина, идущая вдоль. Скорее всего, результат какой-то вулканической деятельности, потому что ширина ее не превышала сотни ярдов. Но этого вполне хватало, чтобы посадить «Чессну».

Бросив якорь, я выбрался на берег. В долине мне попались несколько овец, а в дальнем ее конце – небольшой беленый домишка, стоявший на самом берегу. Место было весьма жутковатое – скальные стены по двести футов и узкая полоска травы между ними. Если не пролететь прямо над островом, долину никогда не заметить.

Оказалось, там живет пастух-отшельник. Он хотел уйти как можно дальше от окружающего мира и, насколько я мог судить, ему это удалось. У него была лодка и примерно раз в шесть месяцев он перебирался на соседний полуцивилизованный остров в тридцати милях оттуда и покупал там кое-какие товары. У него была еще пара коз, снабжавших его молоком.

Мы вместе выпили кофе с мягким и нежным козьим сыром. Я обследовал всю долину. Старик убрал из долины большую часть камней, чтобы улучшить пастбище. Вся остальная часть острова представляла обычное сочетание низкорослого кустарника и валунов. Старик походил на симпатичный старый гриб, и явно стал еще симпатичнее от того, что долго прожил здесь в одиночестве. Его совершенно не интересовала прочая часть мира и я думаю, что большую часть времени он проводил, глядя на море и размышляя. Он с большой неохотой говорил о своем прошлом, мне так и не удалось его разговорить.

Восточный конец долины плавно поднимался на уровень основной части острова. В конце концов я понял, что при отсутствии ветра можно проскользнуть в эту щель и посадить самолет в долине. И вот теперь я намеревался это проделать. Старик назвал свой остров Платоном; видимо, он был большим сторонником этого старого мошенника. Судьба вознаграждает усердных, так что я сомневаюсь, что хоть один пилот в мире знал о моей частной посадочной полосе, предназначенной для непредвиденных обстоятельств.

Луна осветила вращающиеся лопасти пропеллера и превратила их в сверкающий белый круг. Когда образовался разрыв между облаками, я еще раз наспех определил свое положение по звездам. Мне не хотелось подходить к посадочной полосе, пока не рассветет, – и потому я лениво лавировал между островами со скоростью примерно ста узлов. Луна позволяла прекрасно видеть появляющиеся на курсе острова, это было очень удачно, так как мне следовало прокладывать свой курс, по возможности их минуя. «Чессна» не спеша двигалась вперед, как маленький черный крестик над сверкающим белым морем. Постепенно горизонт на востоке начал розоветь, и я проглотил таблетку бензедрина.

В кабине стало светлее и теперь бросалось в глаза, насколько тут все изношено. Царапины от отвертки механика на приборной доске казались свежими шрамами. Кожа обивки пересохла и сморщилась, и даже ручка управления потускнела, пластик начал трескаться, а в тех местах, где ее касалась рука пилота, остались явные потертости.

Самолет продолжал лететь на высоте сотни футов, пробираясь между островами. При таких частых переменах курса определиться было невозможно, так что мне следовало быть чертовски аккуратным. Я стал осматриваться по сторонам в поисках ориентиров и уже начал беспокоиться, так как не хотел, чтобы заметили, что я слишком долго здесь крутился.

Наконец с помощью карты удалось опознать по форме один из скалистых островков, и все остальное было уже детской игрой. Пятнадцать минут спустя я уже облетал свой остров. Овец в долине не было. Видимо, они паслись где-то в другом месте, или дед запер их на ночь. Я вернулся на пару миль назад и начал не спеша снижаться.

Остров Платон был прямо по курсу, и я уже видел вход в долину. Сдвинув сектор газа, я спустился еще ниже и убедился, что вышло шасси. Складывалось впечатление, что ветра нет, и «Чессна» мягко скользнула над низкорослым кустарником и искривленными ветром соснами. Я сбросил обороты в тот самый момент, когда трава оказалась под самым носом, и мягко покатил вперед, – посадка получилась идеальной. Один прыжок на валуне, который отшельник забыл убрать, а в остальном все прошло как в Хитроу. Поначалу не удавалось въехать под скальную стенку, но так как долина тянулась почти на полмили, меня это не очень беспокоило.

Самолет едва не уперся в домик, дверь распахнулась и старик, появившись на пороге, уставился на меня, как на архангела Гавриила. Я заглушил двигатели и, пока пропеллеры окончательно не остановились, по самолету прошла легкая дрожь. Переступая через тела пассажиров, я наконец выбрался на свежий воздух. После долгого сидения в скрюченном состоянии за приборами и рычагами управления было очень приятно разогнуться.

Когда первое удивление миновало, старик повел себя как истинный стоик – вид у него был такой, словно самолеты садятся здесь чуть ли не каждое утро. Я частично объяснил ему ситуацию, правда, не вдаваясь особенно в детали. К тому же он был почти оторван от хода истории – я не уверен, что он вообще слышал о Второй мировой войне.

Так что я сказал ему, что в самолете у меня очень плохие люди. Убийцы. Я хочу оставить их здесь, пока не свяжусь со своим начальником и не спрошу у него, что с ними делать. Здесь они останутся на день, не больше, но он должен быть очень осторожен и надежно их сторожить. Не уверен, что он понял хотя бы половину, мой греческий оставлял желать лучшего, к тому же он говорил на каком-то очень трудном диалекте. Но старик помог мне вытащить из самолета бывших солдат Айнзатц-коммандо<sup>[9]9
  Специальный карательный отряд (нем.).


[Закрыть]</sup>, спавших как младенцы и храпевших вовсю, и затащить их в домик.

Наручники я застегнул им за спиной. Потом веревкой, которую захватил из самолета, привязал их к ввинченным глубоко в стену кольцам. Старый отшельник пользовался ими, чтобы подвешивать пучки сушеных трав или связки лука. Здесь они будут, по крайней мере днем, надежно спрятаны. Старик, как ребенок, ходил за мной по пятам, старался помочь и все время путался под ногами. Думаю, он был взбудоражен, хотя и не понимал, что происходит.

Вернувшись к самолету, я выудил из него симпатичный чемоданчик. Мне очень хотелось его открыть, найти какие-то доказательства, что Детман действительно у меня в руках, но я не решился. Детман – опытный профессионал и наверняка попытка открыть чемоданчик обычным образом превратит в пепел не только его, но и меня. Поэтому, предоставив старику заняться завтраком, я отошел с чемоданчиком подальше и спрятал его среди камней в верхней части обрыва. И очень тщательно запомнил место.

Потом мы со стариком уселись снаружи и стали наблюдать, как постепенно поднимается солнце и начинает освещать долину. Старик вскипятил кофе в большом красном эмалированном кувшине из того сорта вещей, что можно купить, изрядно поторговавшись, в лавке старьевщика. Кофе был густым, как патока, и я добавил в свою чашку немного козьего молока. Еще у него нашлись пресные лепешки, которые он время от времени пек на плоском камне, разогретом на костре.

После того как мы поели, – а я действительно был очень голоден, – угостив его сигаретой, я вошел внутрь. Предстояло заняться оружием все еще спящих немцев. У каждого из них был люгер, еще я отобрал у них длинные тонкие кинжалы и ножи с выскакивающими лезвиями, служившие дополнительным оружием. У Детмана, который явно был патриотом до мозга костей, оказался старый эсэсовский кинжал, спрятанный в ботинке; на нем еще можно было прочитать девиз «Преданность – мое достоинство», выгравированный на изъеденном ржавчиной лезвии. Еще я забрал его ключи и все их паспорта. У каждого оказалось по два паспорта, все трое были гражданами Египта, а кроме того охранники числились аргентинцами, а сам Детман имел западногерманский паспорт. Истинный сын своего отечества.

Несмотря на все события последних суток, я все еще был весьма бодр, когда распрощался со стариком. Ему я пообещал, что вернусь на следующее утро, и предупредил, чтобы он ни в коем случае не подходил слишком близко к немцам, чтобы те ему ни говорили. Фактически я посоветовал ему держаться подальше от хижины, но не уверен, что он правильно меня понял. Он просто стоял и улыбался мне из-под густых белых усов, его карие телячьи глаза были ласковыми, как у кролика, и морщинки от улыбки разбегались по дубленому солнцем лицу. Явно для него мы были кем-то вроде пришельцев с Марса.

Затем я снова забрался в «Чессну» и разложил свои карты. Проделав нехитрые вычисления, чтобы оценить, насколько мне хватит топлива, я проложил курс и начал соображать, что же с ветром. Потребовалось немалое усилие, чтобы нажать кнопку стартера, но двигатели легко завелись, что называется, с пол-оборота. Расслабившись на утреннем солнце, я посидел несколько секунд, глядя на дружелюбные маленькие циферблаты приборов. Потом развернул самолет в ту сторону, куда спускалась долина, нажав на заслонку дросселя правого двигателя и затормозив левое колесо. Взлет следовало сделать покороче, так как спуск на другом конце долины резко обрывался. Выставив максимальный шаг винтов и зажав тормоза, я запустил двигатели на полную мощность. Заклепки на крыле расплылись от вибрации и «Чессна» медленно поползла вперед. Последний взгляд, чтобы убедиться, что закрылки выпущены, быстрый взмах руки в сторону старика, весело махнувшего мне сигаретой, и я отпустил тормоза.

Затем под крылом мелькнул крутой обрыв, и узкая травянистая дорожка выбросила самолет как из трубы над нагромождением каменистых скал на откосе в конце долины. Когда я немного дал назад ручку управления, самолет легко задрал нос и начал мягко взбираться вверх над скалами. Все шло как по маслу, но я продолжал держаться над самой водой, увертываясь от островов на тот случай, если засекут меня радаром, то не смогут вычислить, откуда я вылетел. Только через тридцать миль я начал плавный набор высоты, взобрался на восемь тысяч футов, переключился на автопилот и вытянул ноги. У меня не хватило бы топлива долететь до Кипра, но я мог сесть на греческий аэродром компании «Интернэшнл Чартер» – один из тех, о которых я упоминал и где власти столь доброжелательны.

Чувствуя, как меня все сильнее клонит ко сну, я старался бодрствовать, разглядывая небо и изучая показания каждого прибора. Небольшая неприятность, естественно не слишком опасная, не помешала бы, слишком уж этот прямолинейный полет действовал на меня усыпляюще. Я нашел греческую радиостанцию, но их представления о том, что собою представляет народная музыка, не имели ничего общего с тем, что могло меня взбодрить. В одиннадцать часов удалось поймать работавший на острове радиомаяк, один из тех, которыми пользовались пилоты афинских рейсов, а вскоре после этого показался и материк.

Я нашел аэродром и сделал круг на безопасном расстоянии – там не было ни одного самолета «Интернэшнл Чартер». Потом я ответил на запрос диспетчеров контрольной башни, которые уже буквально безумствовали в эфире, и сообщил, что у меня возникли осложнения с мотором и я хотел бы получить разрешения на экстренную посадку. Они были рады помочь и сообщили, что полоса свободна. Когда я миновал забор, ограждавший аэродром, и сигнальные огни на полосе, то увидел очень древнюю пожарную машину и того же возраста машину скорой помощи, мчавшихся с фантастической скоростью через все поле в мою сторону. Готов спорить, что подобных событий у них не было уже долгие годы, и просто счастье, что мне не придется воспользоваться их столь темпераментным обслуживанием.

Я сообщил диспетчерам на башне, что благополучно приземлился, что неполадки были довольно незначительными, но тем не менее я признателен им за внимание. Затем подогнал самолет к небольшому ангару, в котором стояла пара частных самолетов местных промышленных магнатов и несколько полуразвалившихся машин, некогда принадлежавших обанкротившемуся аэроклубу. В тени дремала пара механиков, я осторожно разбудил их, дал каждому по десятидолларовой бумажке в качестве компенсации за потревоженный отдых и попросил дозаправить мой самолет, проверить уровень масла и состояние тормозов, гидравлику и все прочее вплоть до проверки приборов. Еще по десятке я пообещал после того, как дело будет сделано, и удовлетворенный тем, с какой поспешностью они зашевелились, двинулся в сторону контрольной башни, прихватив с собой маршрутную книжку. Внутри башни было так жарко, как может быть только в помещении с большими окнами, лишенном кондиционеров. Диспетчер заглянул в журнал, он знал и меня, и «Интернэшнл Чартер», и сдвинул назад свою форменную фуражку, украшенную золотым шитьем.

– Здесь сказано, что вы должны были сесть в Алла Сюраит?

Я виновато улыбнулся ему и поморгал.

– Знаете, что-то случилось с двигателем. Пришлось поскорее добираться до ближайшей посадочной полосы.

Скорее всего, «Интернэшнл Чартер» уже повсюду сообщила, что я исчез – и они заодно с Рупертом Квином сейчас уже должны впасть в состоянии легкой паники. Поэтому я положил на стол пару стодолларовых бумажек Чака, – я захватил с собой на случай именно таких чрезвычайных обстоятельств его объемистый бумажник. Глаза диспетчера загорелись, как рождественская елка на Риджент-стрит, – эта дополнительная сумма сверх регулярного вознаграждения от «Интернэшнл Чартер» ему явно не казалась лишней. Штамп в моей маршрутной книжке он ставил с явным удовольствием.

Я положил на стойку еще пятьсот долларов.

– Мне не хотелось бы кого-то беспокоить, я имею в виду, что в «Интернэшнл Чартер» вызовет большой переполох известие о том, что у меня возникли серьезные неполадки. Пока не говорите им, ладно?

Он смотрел на деньги так, как смотрит ребенок, оказавшийся в магазине игрушек, когда ему разрешили выбирать что душе угодно. Как приятно доставить человеку такое удовольствие!

– Ну, конечно, сэр. И не подумаю. Какое счастье, что мы имеем возможность помочь, и что судьба оказалась достаточно благосклонной к вам и вы не попали в значительно более серьезные неприятности!

Чтобы закрепить нашу сделку, я угостил его сигаретой.

– Нет ли здесь какого-нибудь местечка, где можно несколько часов поспать? Я очень устал, и пока самолет заправляют…

Он кивнул и, взяв меня под локоть, отвел в комнату отдыха диспетчеров пассажирских рейсов. Диспетчер уже спал там, предоставив своему менее квалифицированному помощнику наблюдать за обстановкой и появляясь у пульта только когда в пределах видимости появлялся самолет.

Я взглянул на часы – полдень.

– Вы не будете так любезны разбудить меня через четыре часа?

Он кивнул и улыбаясь ушел, получив от меня еще одну сигарету. Я улегся на потертый грязноватый диванчик – типичный предмет дешевой современной меблировки, изрядно изношенный за три года эксплуатации. Но я почувствовал себя на нем как на груди у Авраама, потому что после двух чашек тепловатой воды из автомата с надписью «Айскул» заснул мгновенно. Сквозь сон я слышал, как приземлился самолет, но решил, что просыпаться из-за этого не стоит.

Через некоторое время меня довольно грубо, как мне показалось, разбудили, и я подумал, что за свои деньги я бы заслуживал доброго слова и чашки чая. Взглянул на часы – три часа. Что он, сошел с ума или не видит стрелок?

Я поднял глаза и увидел двух загораживавших свет высоких, подтянутых молодых людей в форме британской армии. Оба они были лейтенантами, оба выглядели весьма сурово и держали в руках наведенные на меня пистолеты. Меня опять предали! Темноволосый, с торчащими зубами и следами от прыщей, которые не мог скрыть даже загар, ударил меня по голени. Довольно сильно.

– Ладно, мистер Макальпин, пошевеливайтесь. Пошли с нами.

Пока я растирал лодыжку, в моей голове стремительно проносились самые разные мысли. Работают они на «Интернэшнл Чартер»? Едва ли, если только их военная форма не маскировка, хотя уж слишком хорошо играли они свою роль. Американцы? Еще более маловероятно, и уж совсем не было похоже на то, что у Детмана на службе состояли британские офицеры. Оставалось только одно – Руперт Справедливый, борец со всемирной неправдой.

– Пошли, пошли, – пролаял другой голосом, которым он привык командовать на парадах, – мы не намерены торчать здесь целый день.

– Если вы перестанете меня бить, то я смогу воспользоваться своими ногами, – сказал я мягко. – Расслабьтесь, вы, деревенщина из Сандхэрста, я не собираюсь предоставлять вам возможность использовать всю ту амуницию, за которую плачу налоги.

Они буквально подскочили. Что за чертова путаница? Я почти воочию увидел Руперта, и именно он послал этих двух молодых бандитов меня забрать.

– Полагаю, вас прислал Руперт?

– Хватит болтать. Ладно, где Детман?

«О, Боже, – подумал я, – они намерены меня допрашивать. Должно быть, Руперт связался с местными представителями НАТО и попросил их проверить аэродром. Видимо, аналогичную команду дали по всем аэродромам Средиземного моря. Кажется, когда нужно, он обладает весьма широкими полномочиями».

Я все еще рассматривал происходящее как некую шутку, когда один из них, белокурый, с маленькими, близко поставленными свинячими глазками на лице, уже испорченном джином и скукой, хлестнул меня открытой ладонью по лицу. Голова моя откинулась назад и на глазах выступили слезы. Это действительно оказалось больно.

– Говори, Макальпин, где Детман?

Я встал на ноги, сожалея, что у меня нет пистолета, но с ним всегда так неудобно ходить, потому я и оставил его в шкафчике на «Чессне». Парни отодвинулись назад, держа меня на мушке. Они просто наслаждались доставшейся им ролью – это казалось им приятным разнообразием по сравнению с необходимостью орать на тупиц на плацу или трястись по ухабам в бронемашинах. Они не хотели, чтобы я слишком быстро заговорил, им хотелось растянуть удовольствие. Оба были в шортах, демонстрируя ужасно волосатые колени, причем у белокурого они были еще розовыми, не загоревшими.

Я шагнул к ним, и они подняли свои пистолеты, угрожающе, как им казалось, направив их на меня.

– Послушайте, подонки, шутки шутками, но хватит грубостей, договорились?

– Отойдите, Макальпин, иначе мы будем стрелять.

Я рассмеялся им в лицо. Они меня безумно раздражали, и я настойчиво шагал вперед, заставляя их отступать к заваленному журналами столу.

– Вы не можете выстрелить в меня, это вам обойдется куда дороже, чем стоит того вся ваша служба. Я – единственный человек, которому известно, где Детман. Если вы меня застрелите, то Руперту Квину Детмана не видать, и это может сильно рассердить его, даже взбесить, и вам придется провести остаток службы, сражаясь за королеву и отечество в самых опасных и климатически неблагоприятных местах, какие только он сможет найти. Так что не лезьте больше ко мне с этими глупостями.

Ребята были в замешательстве.

Они оказались всего лишь вдвоем с человеком, о котором им наверняка сказали, что он опасный и жестокий предатель. И я был совершенно уверен, что у них не было приказа убить меня. Полученное задание показалось им, вероятно, просто увеселительной прогулкой. Приятным послеполуденным развлечением. Сцапать секретного агента. Возможно, проявить немного свои садистские наклонности и чуточку превысить полномочия – все в разумных пределах. Теперь же все пошло не так, и они оказались сбитыми с толку и разочарованными.

– И если кто-нибудь еще раз до меня дотронется, то я вас просто изувечу. Меня обучили таким вещам, которые вашему инструктору по самообороне из Сандхэрста и не снились. Так что держите свои ручонки с обкусанными ногтями при себе.

Журнальный столик оказался у них прямо под голыми коленями, и они с нечленораздельными воплями рухнули через него.

Я прыгнул к ним, подхватил выпавшее оружие и отскочил назад, держа в каждой руке по пистолету. Они поднялись красные от стыда, расстроенные и очень испуганные.

– Ладно, ребята, время развлечений кончилось. Куда вам было приказано меня доставить?

Оба молчали, как и подобает храбрым солдатам. Я удивился, что они не сообщили свое имя, звание и воинский номер, как об этом обычно пишут в книгах. Пришлось выстрелить в пол возле их ног. Тяжелая пуля проделала большое отверстие с рваными краями в пластике.

– Я не шучу, парни. Ранить вас обоих для меня не составит никакого труда. Когда я расскажу Руперту Квину, как вы вели себя, и что я вынужден был сделать, то он поймет, что дело обязательно должно было закончиться стрельбой.

Красные лица побелели, как весенний снег, причем темноволосый слегка позеленел, а белокурый посерел.

– Мы должны были привезти вас на базу НАТО, – сказал блондин.

– А был там некто по имени Руперт Квин? Такой небольшой, лысеющий, с мерзким характером и безупречно одетый?

– Нет. Мы получили приказ от полковника. Они прилетели с Кипра, и вас, когда мы привезем, должны были отправить туда же.

– Прекрасно, мой начальник все еще на Кипре. Ну, чтобы сэкономить время, я полечу туда сам.

Мое предложение повергло их в ужас. Дверь приоткрылась, и в щель осторожно просунулась голова диспетчера, которому я так прилично заплатил.

– Все в порядке?

Я наградил его самым жутким из своих взглядов, и он немедленно ретировался. Пришлось позвать его обратно. Он выглядел невинно, как незамужняя девушка, словно не он предупредил этих ребят, прибывших за мной, где меня найти и что я сплю.

– Есть у вас ключ от этой комнаты?

– Да, да, – Он рад был услужить, достал большую связку ключей и принялся сражаться с ней, отыскивая нужный.

Я подошел к окну. Комната находилась на втором этаже и поблизости не было удобных водосточных труб. Можно было предположить, что офицеры из окна прыгать не станут. Тогда я забрал ключ и вытолкал диспетчера за дверь.

– Ну, хорошо, парни, чтобы вы не наделали глупостей, пытаясь меня остановить, я намерен ради вашей же собственной безопасности запереть вас здесь. Старик Ахилл, которого вы только что видели, останется снаружи с одним из этих пистолетов и любая ваша попытка выйти отсюда до того, как я взлечу, закончится тем, что он впадет в панику и начнет стрелять прямо через дверь. Так что всего хорошего.

– Но, но… – начал брюнет, но я уже ушел и запер дверь снаружи. Человек, которого я окрестил Ахиллом, ждал, нервно потирая руки.

Конечно, у меня не было ни малейшего желания оставлять его сторожить дверь. И ему совершенно не был нужен ни один из этих пистолетов – у него был собственный. Но он никогда в жизни ни в кого не стрелял, даже через закрытую дверь, да и вообще я сомневался, что он умеет стрелять из пистолета. Я похлопал парня по плечу, чтобы продемонстрировать, что не держу на него зла, и он засеменил следом за мной к выходу из контрольной башни.

В тени у выхода стоял армейский «лендровер», внутри которого сидел капрал, погрузившийся в чтение «Плейбоя». Я не стал нарушать его сексуальные мечты, и он никоим образом не показал, что меня заметил. Механики уже начинали волноваться, так как «Чессна» была готова к вылету. Я запер оба пистолета в ящик, в котором уже хранилось оружие Детмана и его компании, выудил карту и развернул ее в тени ангара. Полет предстоял достаточно несложный – теперь не нужно было крутиться вокруг островов, и я мог проделать его не спеша. У меня не было никакого желания торопиться увидеть Квина – пусть он немного попотеет. Такая маленькая месть с моей стороны.

Механики получили обещанные деньги, тогда как Ахилл стоял, переминаясь с ноги на ногу. У меня не было желания давать ему еще денег, поэтому я пожал ему руку, похлопал пару раз по спине, взобрался на крыло, а оттуда в кабину самолета. Там было жарко, как в сауне, потому что «Чессна» все это время стояла на солнце. Руки у меня моментально вспотели, и я просто чувствовал, как капли катятся у меня по затылку и стекают за воротник. Пришлось принять еще одну таблетку бензедрина – трехчасовой сон да плюс эта жара привели к тому, что я словно собирался погрузиться в зимнюю спячку.

«Пора бросать эту привычку к бензедрину», – подумал я.

Взлетев, я как можно быстрее набрал высоту, чтобы очутиться в холодке. Мне жутко хотелось пить, но все жидкости в самолете были укомплектованы снотворным. Я постарался отвлечься от мыслей о высоких кружках с пенистым пивом и начал наблюдать как, словно в мечтах оператора студии «Текниколор», садится в море солнце. Следовало обдумать аргументы, которые придется использовать, чтобы убедить босса, – однако они не приходили мне в голову. Все, о чем я был способен думать, – это прохладный вечерний бриз на Датосе, высокий бокал со льдом и выпивкой и сидящая рядом со мной Вероника.

Если в ближайшие часы мне хоть немного повезет, – а до настоящего момента я делал все довольно правильно, – то у меня появится возможность на некоторое время уйти в отставку с моей нечестным образом нажитой добычей и поселиться в каком-нибудь приятном, свободном от налогов местечке вроде Нассау или даже на Таити, что всегда было мечтой любого истинного бездельника.