Текст книги "Коп из полиции нравов [Коп из полиции нравов. Шпион поневоле. Требуется секретарша. Весьма опасная игра]"

Автор книги: Гэвин Лайл

Соавторы: Адам Даймен,Майкл Холлидей,Ричард Диминг
сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 41 страниц)

14. Финал

К тому времени, когда наше такси выехало на Оксфорд-стрит, дождь пошел сильнее, и освещенные витрины казались желтовато-серыми, словно покрытыми пылью. Час пик уже миновал, – немногие запоздавшие теснились в дверях магазинов в ожидании своих автобусов; иногда кто-нибудь из них выскакивал под дождь, прикрывая голову вечерней газетой. Англичане никогда не научатся себя вести. Они думают, что если на календаре лето, то можно выходить из дома без плаща. Я щелчком выбросил сигарету в открытое окно и проследил, как она, рассыпая искры, отскочила от крыши соседней малолитражки. Из-за дождя движение на улице застыло одной большой слипшейся массой автомобилей, шуршавшей стеклоочистителями по залитым дождем ветровым стеклам.

– Я бы хотела вернуться на Датос, – сказала Вероника.

На ней было ее последнее приобретение, купленное в бутике на Кингз Роуд – улице, представлявшей собой смесь восточного базара и площадки для схваток регбистов. Платье было очень коротким, разрисованным синими и желтыми цветочками. Слева на платье над грудью, почти открытой большим вырезом, было изображено яркое розовое сердце. Днем Вероника сделала себе прическу, но все равно сейчас черные волосы лежали беспорядочной копной, а ноги загорели до такой степени, что она перестала надевать чулки. Короче говоря, Вероника была настолько обнажена, насколько это было возможно в наши дни без опасения быть задержанной за оскорбление общественной морали.

– Я тоже. Англия – страна, которую лучше воображать, чем видеть наяву. Представлять, какая она зеленая и нежная. Какая свежая и манящая – после странствий в знойных тропиках. Но не стоит возвращаться сюда, чтобы проверить верность ваших грез.

Теперь наше такси ползло по Парк Лейн, а малолитражки крутились вокруг, выписывая опасные виражи, словно барракуды, дразнящие акулу. Мы ехали на встречу с Рупертом Генри Квином, нашим общим казначеем. Он вызвал нас не в офис, а к себе. Загадочная записка гласила:

«Ужин. 7.15 вечера. Четверг. Одежда на ваше усмотрение».

Далее следовал его адрес в Белгрэйвии.

– Возможно, он пригласил нас к себе домой потому, что там приводит в исполнение приговоры, – угрюмо буркнул я. – Ему приходится объясняться в министерстве, если испачкать кровью ковер в офисе.

– Ты выберешь нож или веревку? – ехидно спросила Вероника.

«На свое усмотрение» я надел чисто выстиранные белые джинсы и очень тонкий светло-желтый джемпер с вырезом, максимально открывавшим загорелую грудь. Хотелось заставить Руперта как можно острее ощутить мое физическое превосходство.

– Может быть, – сказала Вероника, с грустью посмотрев на «Плейбой Клаб», где порою подрабатывал кое-кто из ее друзей, – он просто хочет оказать нам любезность. Говорят, его жена просто куколка.

– Священная корова. Ты никогда не говорила мне, что он женат. Замуж за него пойдет только умственно отсталая женщина.

Я действительно считал, что, будь я девушкой, я бы предпочел скорее Мартина Бормана, чем Руперта Квина. Такси ползком обогнуло Гайд-парк и потащилось по направлению к вокзалу Виктории. Попетляв по тихим закоулкам, где даже выхлопные газы пахли деньгами, наш водитель, наконец, нашел нужную улицу и остановился напротив дома под номером конечно же 13. Входная дверь из тикового дерева, обитая гвоздями и отлакированная, была девственно белого цвета, а над ней висел старый корабельный колокол. Очко в пользу Руперта за этот колокол. Бог знает, где он его достал, но выбито на колоколе было «Титаник».

Забавно. Я нажал кнопку звонка, и мы, сутулясь под дождем, стали ждать, что будет дальше.

Женщина, открывшая дверь, пригласила нас внутрь. В первое мгновение я подумал, что это, видимо, его любовница, но мои заблуждения на сей счет быстро развеялись, когда она произнесла:

– Вы, должно быть, Филипп и Вероника. Привет. Я – Сью, жена Руперта.

Мы последовали за ней в гостиную, и по пути я вопросительно покосился на Веронику. Первое, что задело меня в этой Сью, был ее возраст – не больше 24, а старине Руперту давно перевалило за сорок. Распутный ублюдок. У нее были длинные каштановые волосы такого оттенка, который, как обычно говорят, мастерски передавал на своих полотнах Тициан. Фигура достаточно нескладная, но приятно выпуклая в нужных местах. Кто-то когда-то не слишком деликатно обошелся с ее носом. Не то, чтобы он был сломан, но выглядел не совсем прямым. У нее были серые, сияющие радостью глаза. Чисто физически создавалось впечатление, что они с Рупертом вполне могли по утрам оттачивать друг на друге приемы дзюдо. Но в ней было еще кое-что. Она была по-настоящему сексуальна. Не просто внешне, как бывает с привлекательными женщинами, выставляющими свою чувственность напоказ, – она была заряжена сексуальностью. Стоя рядом с этой куколкой казалось, будто вы стоите возле электродвигателя, ощущая, как вас пронизывает вибрация.

Пока я потягивал первую пару коктейлей, меня забавляла мысль: а не попытаться ли ее соблазнить? Боже мой, вот это была бы штука! Я бы исподтишка, лукаво улыбался при каждой встрече с ним, а он бы выходил из себя, теряясь в догадках. Но с этой идеей я быстро расстался. Во-первых, я не мог представить Руперта расстроенным по какому бы то ни было поводу, пусть даже я зажарю из Сью шашлык. Во-вторых, ему представится предлог для полуофициальной мести.

– Руперт сказал, что задержится, и попросил меня извиниться перед вами, – сказала она, – Что будете пить?

– Я уверен, что он этого не просил – мы же работаем на него, не забывайте. А выпьем «Хайлэнд Малт»[12]12
  Шотландское солодовое виски.


[Закрыть] которое, я вижу, скромно прячется среди ваших запасов.

Стены комнаты были задрапированы шелком какого-то устричного цвета, очень ярким и дорогим. Мебель современная – красное дерево и черная кожа. На каминной полке стояла небольшая статуэтка ню – вид сзади; однако волосы и общие очертания фигуры не оставляли сомнений относительно автора этой работы. Мы расселись, и хозяйка поставила пластинку – одну из новинок современного джаза. Все это производило странное впечатление именно потому, что было столь обыденным.

Мы успели поговорить о греческих островах и о последнем фильме Стэнли Кубрика, который видели, когда Руперт оповестил снаружи о своем прибытии оглушительным ревом мотора своего «мазерати». Я подошел к окну и выглянул на улицу. Это был он, мой крошечный босс с облысевшей, блестевшей от дождя макушкой, выбирающийся из модели «1800».

Он влетел в комнату и поцеловал жену, расточая улыбки, словно дружелюбный маленький домовой с красным, как у Санта Клауса, носом. Я как-то никогда не представлял Руперта целующим кого бы то ни было. Он тепло улыбнулся Веронике и мне, налил себе большую порцию сухого шерри и наполнил наши бокалы.

– Когда будем ужинать, дорогая? – спросил он.

Жена тут же отправилась на кухню. Руперт предложил сигареты и стал развлекать нас светской беседой – он, оказалось, это умел – о движении на дорогах и вечеринке у Рикки Килмари, на которой недавно побывал. Естественно, к этому моменту я уже был крайне встревожен. Честнее будет сказать – охвачен ужасом.

Когда он повел нас наверх в столовую, мы с Вероникой немного отстали.

– Что с ним происходит? – спросил я.

– Возможно, он всегда так себя ведет при жене.

Квин тут же обернулся и внимательно посмотрел на нас сверху вниз, на мгновение снова став нашим прежним боссом, которого мы так хорошо знали и так сильно ненавидели.

– Прекратите шептаться, дорогие мои.

Столовая была столь же роскошна. Располагалась она в глубине дома и окнами выходила на частные, отгороженные от постороннего взгляда садики, которые принято иметь в этих районах. Шторы были из черного атласа с шелковой подбивкой, стены самого модного яблочно-зеленого цвета. Висела картина, очень похоже, кисти Кляйна, но я не стал уточнять, поскольку не хотел показывать свое невежество. Свет в комнате, конечно, падал сбоку; ковер, кажется, был из шерсти викуньи и покрывал пол от стены до стены. И посредине – старый полированный стол в стиле Луи какого-то. Создавалось впечатление, что Руперт расточал свои доходы щедрой рукой.

Мы начали ужин с «Редерер Кристал», закончив его фруктами, орешками и вновь шампанским. Алкоголь усыпил даже мои подозрения, и лишь единственное замечание Руперта – «извините, меню довольно среднего качества, но я считал, что у вас не слишком изысканный вкус» – прозвучало диссонансом. После ужина мы неторопливо спустились назад, в гостиную.

Сью куда-то испарилась готовить кофе, а Руперт коротал время, разливая большие порции бренди и предлагая нам сигары – Вероника приняла, а я отказался. Наконец, вернулась Сью, неся кофейник, напоминавший ассирийскую урну, и медные чашки.

– Кофе в таком кофейнике гораздо вкуснее, – заметила она, опустившись на колени, чтобы наполнить чашки. Затем устроилась на полу у ног Руперта. Меня бросило в дрожь. Квин, добрый муженек…

– Ну, что ж, – сказал он, ухмыляясь, – у меня нет сомнений, что вы сейчас дрожите от страха, ожидая в любую минуту появления типов в черных капюшонах, размахивающих удавками из рояльных струн. Можете расслабиться. Никаких ликвидаций не будет – пока. Эта неформальная встреча призвана отметить окончание операции. И начнем мы ее с вопроса о деньгах.

Он перебросил мне чемоданчик, который, принес с собой. Я отстегнул замки и поднял крышку. Внутри лежали две тысячи триста банкнот достоинством в десять фунтов каждая.

– Мы очистили ваши счета в швейцарском банке.

Я был неприятно удивлен, поскольку полагал, что был единственным, кто имел доступ к номерным вкладам. Но, глядя на ласкающие взор купюры, не стал особо переживать. Одну из них я посмотрел на свет.

– Все в порядке, дорогой мой, они самые что ни на есть подлинные. Теперь, когда, надеюсь, настроение ваше значительно улучшилось, я объясню всю грязную историю вашей операции. Чемоданчик, который вы украли у Детмана, оказался чрезвычайно важен, поскольку содержал огромное количество ценнейшей информации, переданной Детману его друзьями – бывшими нацистскими учеными, работающими сейчас на Насера. Таким образом, очко в нашу пользу. Детман мертв, но все, что мы могли бы из него вытрясти, уже не имело особой ценности, – а он был настоящим дерьмом, – следовательно, второй раунд будем считать ничейным.

– Однако истинная цель данной операции, о чем, как у меня сложилось впечатление, вы сами догадывались, поскольку вы у меня весьма подозрительные милашки, – была не совсем такова, как я утверждал. Я говорил, что мы хотим восстановить нарушенное статус-кво между нами и американцами, которые своими действиями поставили нас в затруднительное положение. Это не совсем верно. Мы хотели перехватить у американцев инициативу.

Я бросил на него вопросительный взгляд. Мне было все равно. У меня были деньги – и я уже мечтал о том, как их потрачу.

– Американцы постепенно прибирали «Интернэшнл Чартер» к рукам. Что-то вроде поглощения одной шпионской организацией другой. После того как «Интернэшнл Чартер» обнаружила американского агента, они – «Чартер» – оказались в чрезвычайно выгодном положении. Конечно, они не стали ликвидировать агента. Зато пригрозили Пентагону, что выдадут его, и к тому же никогда больше не простят американцам повторения подобной ситуации. Естественно, никому больше они ни слова не сказали – ведь вся концепция «Интернэшнл Чартер» стоит на полной неуязвимости этой организации.

Итак, они взяли американцев за горло. И тут те повели себя весьма разумно. Они предложили «Чартер» свою тренировочную базу в Техасе в качестве подарка ради восстановления мира и дружеских отношений. Конечно, «Чартер» тотчас же клюнула. Помимо всего прочего, они ведь деловые люди. А база экономит им тысячи фунтов. Очень немногие из их пилотов подписывают контракт более чем на два года. И потому им нужен постоянный приток новых людей на смену.

– Американцы руководили тренировочной базой и обеспечивали ее финансирование. Через полгода «Интернэшнл Чартер» другой жизни себе уже не представляла. Слишком это было удобно. Американцы, поистине в духе дружбы и сотрудничества, помогали им и иначе. Например, предоставили пару крупных займов для закупки новых самолетов, под низкие проценты и с огромной рассрочкой выплаты.

– Потом отдел американской разведки, дирижировавший всем этим спектаклем, запросил «Интернэшнл Чартер» о возможности иметь в организации своего представителя. Просто для того чтобы наблюдать, как расходуются деньги американского правительства, и вносить отдельные предложения. «Интернэшнл» не могла отказать. К тому времени расстаться с базой для них уже стало немыслимо. Они были на крючке. Янки оказались настолько полезны, что без них никто не мог обойтись. И когда мы заслали туда вас, разведка США не спеша заглатывала «Интернэшнл Чартер».

Он поднялся и принес бутылку бренди. В этой истории я был для него только пешкой – одной из многих. Пешке не нужно объяснять причин – достаточно просто сказать, что она должна сделать. И я был бы гораздо осторожнее, если бы речь шла о работе против разведки США, а не «Интернэшнл Чартер». Одно дело шпионить за шайкой злодеев, не имеющих национальной принадлежности, но совершенно другое – заниматься шпионажем против самой богатой, самой мощной военной державы в мире. Знай я все это, стал бы чувствовать себя человеком, собирающимся взломать сейфы «Бэнк оф Инглэнд» с помощью заколки для волос.

Руперт налил нам еще по порции. Впечатление было такое, словно он – добрый дядюшка, рассказывающий небылицы про большой и ужасный мир взрослых людей, чтобы предостеречь двух своих любимых юных родственников от легкомысленных поступков.

– Извините, дорогие мои, – сказал он, – я забыл предложить вам покурить ту вашу мерзкую травку, если желаете.

Я покачал головой.

– Мы с собой ее не захватили.

Он засмеялся, снова сел на место и, удобно устроившись, погладил жену по ее каштановым волосам. Та прильнула к нему, словно кошечка, пользующаяся в этом доме особыми привилегиями.

– Ты думал, дом будет окружен ребятами из Особого отдела в плащах и черных шляпах? Я же говорил тебе, что не предаю своих людей, дорогой мой. Однако я уклоняюсь от темы. На чем мы с вами остановились?

– Наши заатлантические коллеги вот-вот собирались объявить в прессе о переходе «Интернэшнл Чартер» под их финансовый контроль, установив высокую цену на оставшиеся акции, – сказала Сью.

Хотелось бы мне знать хотя бы половину того, что знала она. Руперт, наверное, выбалтывал ей все секреты в минуты умиротворения после занятий сексом. Уровень ее осведомленности явно должен превышать уровень премьер-министра. Прекрасная мысль: а что, если она – русский агент? И посылает информацию в Москву с помощью радиопередатчика, спрятанного в их лимонного цвета биде. И вот она разоблачена МИ-5. Отправлена в тюрьму. Позже обменена на заблудшего британского бизнесмена. Руперта обменивать не станут, ведь кто-то должен быть виновен; Руперт Квин, имея стольких врагов, становится естественной жертвой. И вот он заключен в тюрьму. Закрытый суд. «Врата Предателя» – и расстрел.

Я поспешно стряхнул с себя это сладкое видение, чтобы послушать дальше.

– Ах, да, – продолжил Руперт Генри, пригубив свое бренди и принюхавшись к нему, как наркоман, – совершенно очевидно, что мы не могли позволить американцам завладеть «Интернэшнл Чартер». Это стало бы событием десятилетия в мире шпионажа, – как если бы нам вдруг представилась возможность свободно покопаться в бумагах КГБ. Не говоря ужа о том, как я упоминал, дорогой мой, что «Интернэшнл» просто слишком полезна, чтобы принадлежать кому бы то ни было.

– Поэтому мы решили, что надо что-то предпринять. Ты проник туда, не вызвав подозрений, и начал поставлять нам информацию. Весьма полезную. Затем возник замысел провести операцию с Детманом – мы знали, какие результаты нам нужны. И ты поймал его, а американцам осталось посыпать пеплом свои солдафонские ежики на тупых головах. «Интернэшнл» их перехитрила. Между ними назревала жуткая ссора – ты ведь знаешь, нет ссоры серьезнее, чем между бывшими любовниками.

Тут вмешались мы. Рассказали им, что мы сделали, и что заполучили. В бумагах Детмана нашлись некоторые детали, ставившие американцев в неловкое положение. Мы им сказали, что все, что нас интересует, – чтобы «Интернэшнл Чартер» вернулась в свое прежнее состояние независимой организации. После чего американцы повели себя очень нехорошо и потребовали обратно свой заем. Типичный случай злости от бессилия. Если они не могут владеть «Интернэшнл», то не хотят, чтобы ею владел кто-то еще. Короче, нам пришлось искать деньги.

В конце концов все закончилось шпионской «складчиной». Каждый отстегнул понемногу – мы, французы, русские, немцы. Китайцы, разумеется, отказались, но с ними всегда трудно иметь дело.

Заем был возмещен, и все остались довольны. «Интернэшнл» будет продолжать оказывать свои неоценимые услуги всем. Забавно, когда мы пустили шапку по кругу, самую крупную сумму пожертвовали наши старые друзья из мафии. Они были очень щедры.

Я лишь кисло улыбнулся и подумал о том, какие мрачные обеты относительного моего будущего были даны в массивном белом здании на Потомаке.

– Это, наверное, была исключительно дружеская встреча, – язвительно заметил я, – вас с вашими соперниками, собравшимися ради общего дела. Похоже, вы лучше уживаетесь с русскими, чем с США.

– Не то, чтобы лучше уживаемся, дорогой мой, мы просто понимаем друг друга. Наша страна – шлюха или, может быть, содержанка. Мы зависим от других, чтобы продержаться на плаву и продолжать по привычке жить лениво и расточительно. Русские знают, что мы не укусим «руку дающего». В любом случае, мы все – профессионалы.

– Как насчет моего нового паспорта и бумаг?

Руперт с грустной улыбкой посмотрел на меня.

– Ты ведь шутишь, мой милый, верно?

Я отрицательно покачал головой.

– Мы можем сделать тебе новый британский паспорт, если захочешь, или отправить к хорошему специалисту по фальшивым документам. А что касается бумаг, тебе известно не хуже меня, что если ты туда попадешь, то и останешься там до конца света.

Не могу сказать, что это повергло меня в шок, – деньги были у меня, а пешке и не следует ждать большего. Руперт взглянул на свои тончайшие золотые часы на таком же тонком золотом браслете.

– Боже, наш лидер выступает по телевидению. Я должен посмотреть. Он может что-то сообщить, чего я не знаю.

Руперт встал и укутал свое коротенькое тельце пурпурной бархатной домашней курткой. Потом отодвинул панель на обитой шелком стене, и нашим взорам предстал большой телевизионный экран. Усевшись вновь, Квин стал нажимать кнопки на пульте дистанционного управления. Экран быстро засветился, и появился премьер-министр. Он выглядел мрачным, однако, как всегда, уверенным, и говорил о текущем финансовом положении страны.

Среди разглагольствований о кризисе, фунте стерлингов, торговом балансе и разнице в доходах он втиснул пересыпаемую благодарностями просьбу к «нашим старейшим союзникам», добавив, что с ними мы не всегда находим общий язык. Затем он швырнул кость нашим друзьям за железным занавесом, с которыми, как он сказал, у нас завязывается содержательный диалог. Особенно с бандой старика Тито.

Квин был прав. Наша страна проституирует. Наша империя канула в прошлое, а наш народ ленив по-прежнему. Мы умны, самобытны, связаны кастовыми предрассудками и малочисленны. Чем скорее мы почувствуем себя еще одной небольшой страной и забудем о ныне бесполезной роли мирового арбитра, тем лучше. Уже многие годы с нами никто не считается; именно осознание этого факта доставляет нам боль. В то же время всем прочим странам мы поставляем стиль жизни и общие тенденции, как и подобает образцовой маленькой шлюхе. Я же был просто сутенером, суетившимся ради некогда великой Британии между громыхающими оружием сверхдержавами, которые сегодня правят миром.

Закончив свою речь на мажорной ноте (курс фунта поднялся на несколько десятых, а национальный золотой запас не стал меньше), премьер-министр исчез с телеэкрана. Я встал и помог это сделать Веронике, которая уже изрядно набралась.

– Ну, нам пора. Спасибо, Сью, за ужин. Спасибо, Руперт, за выпивку и подарок, – я постучал по чемоданчику. – Это был самый памятный вечер в моей жизни, и в старости, впав в маразм, я расскажу обо все своим внукам, – если к тому времени операцию рассекретят.

Наш радушный хозяин проводил нас до двери.

– Не влипни в какую-нибудь историю, Филипп, по пути домой, мне бы не хотелось, чтобы ты потерял мои деньги. И если собираешься отдохнуть вместе с моей сотрудницей мисс Лом – обязательно дай знать, куда вы поедете.

Спускаясь по ступенькам, я обернулся и спросил:

– Я и сейчас работаю на вас?

– Ну, не совсем так, дружок. Я считаю, ты слишком нагло себя ведешь, чтобы заключать с тобой постоянный контракт. Но тот, который ты подписал перед поступлением в «Интернэшнл», к нашему удовлетворению, еще далеко не закончился. Если ты будешь паинькой, мы подумаем о его продлении.

Я показал ему язык.

– С тебя прощальный поцелуй, дружок.

Он захлопнул дверь, и мы, держась за руки, побрели к Белгрэйвия-сквер, чтобы найти такси. Дождь почти перестал, и водянистая луна пробиралась над Лондоном, скользя меж серых рваных облаков. Было тепло, и чемоданчик в руке поднимал мое настроение.

Мы встали на краю тротуара, напротив западногерманского посольства, наблюдая, как огибающие площадь автомобили проносятся по мокрому асфальту, тускло отражавшему свет уличных фонарей.

– Что будем делать, Фил?

Я пожал плечами. Ни намека на такси, словно мы были в перуанских джунглях, а не в центре Лондона.

– Потратить часть этих денег, я полагаю. Ты мне поможешь?

Она захихикала и поцеловала мне ладонь.

– С наслаждением.

– Ну, ты не слишком заводись.

Откуда-то вынырнуло такси; желтоватый фонарик на крыше показывал «свободен». Я выскочил на дорогу, неистово размахивая чемоданчиком, – и проклятые замки расстегнулись. Десятифунтовые купюры разлетелись по всей Белгрэйвия-сквер, устлав ее почти сплошным ковром. Казалось, мы собирали их целую вечность. Бог знает, что подумал о нас таксист, но когда мы приехали домой и снова пересчитали деньги, тридцатки как не бывало. Да я еще дал этому болвану пятерку на чай.