Текст книги "Коп из полиции нравов [Коп из полиции нравов. Шпион поневоле. Требуется секретарша. Весьма опасная игра]"

Автор книги: Гэвин Лайл

Соавторы: Адам Даймен,Майкл Холлидей,Ричард Диминг
сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 41 страниц)

10. Вылет

Я вернулся в Датос в день своего вылета. Приземлиться в пустыне предстояло где-то к полуночи, и по расчетам к рассвету я мог приземлиться в Алла Сюраит. Генерал спросил, как я провел отпуск, и я ответил, что все было замечательно и что Вероника осталась еще на пару дней с нашими друзьями. Это уже было ложью, так как в этот момент «Боинг» проносил ее над Парижем на высоте тридцати тысяч футов.

Затем он коротко меня проинструктировал, повторив опознавательные знаки, расстояния и расчет времени. Мы провели вместе около часа, обсуждая детали довольно сложного полета. В этом рейсе мне всю дорогу следовало держаться на высоте 500 футов – и ночью над пустыней это была нелегкая задача. Он дал мне лист с барометрическими данными по всему маршруту, чтобы я мог должным образом настроить высотомер – на случай, если откажет радио.

После того как я высажу пассажиров, мне следовало лететь в Бахрейн и отдохнуть там день. Затем я должен буду доставить представителя нефтяной компании в Афины, а уже оттуда вернуться на Датос.

Отставной генерал Ноландер откинулся назад, насмешливо мне улыбнулся и протянул сигару с обрезанным концом. С каждым разом, когда я с ним встречался, он все больше и больше походил на лысеющего плюшевого медвежонка. Я уже начал сомневаться, был ли он когда-то грозой европейских небес.

– Вот так-то, Филипп. – Мы закурили, и я уже собрался уходить, но он жестом показал, чтобы я снова сел. – Это не такой уж трудный полет, по крайней мере, для тебя, – сказал он. Неожиданно я почувствовал, что его что-то смущает, – он хотел мне что-то сказать, но не знал, как это сделать. Учитывая мои нынешние отношения с «Интернэшнл», я почувствовал себя несколько виноватым. Я не мог не любить Ноландера, ведь он относился ко мне, как к сыну.

– Филипп, будь поосторожнее с этими людьми.

– Почему?

В моем голосе звучало искреннее удивление. Он пожал плечами.

– Это бывшие нацисты. – Он мрачно рассмеялся, – О да, я ведь тоже бывший нацист, но не такой, как они. Я верил в Гитлера и его третий рейх, но я также верил в порядочность и, может быть, даже в рыцарство. Я знаю, что в небе не было истинного рыцарства – когда это удавалось, противника расстреливали в спину, – но существовало какое-то товарищество. А этот человек, Детман, – он буквально выплюнул это имя, – хуже бешеной собаки. Он – убийца, Филипп, будь осторожен.

Я кивнул и поднялся. Так как все меня все время предупреждали, я начинал чувствовать себя все лучше и лучше. Все старались представить Детмана буквально двойником Люцифера. Ноландер пожал мне руку, я шутливо откозырял ему.

– До встречи, майн генерал. – И я вышел из его кабинета, складывая полетные карты и бортовой журнал. Бортовые журналы «Интернэшнл Чартер» были, наверное, самыми фальшивыми документами на свете с тех пор, как люди начали подделывать бумажные деньги.

Я вернулся в свою виллу, чтобы забрать паспорт. Под деревьями стоял чей-то джип, потому я подъехал осторожно, держа автомат наготове. Внутри на моей постели растянулся пилот «Интернэшнл Чартер», которого я достаточно хорошо знал, американец, которого, конечно, звали Чак. Он махнул мне рукой.

– Привет, Фил, я забрался в этот конец острова и подумал, не заскочить ли к тебе. Как жизнь?

– Отлично, Чак. А как у тебя?

Он принадлежал к вечно молодо выглядящим американцам шести футов роста с фигурой, как они говорили, футбольного защитника. Мы немного поболтали, и он спросил, где же Вероника, – это был первый момент, который должен был меня насторожить, но я рассказал ему ту же историю, что и генералу. Наконец он перешел прямо к делу.

– Насколько я знаю, сегодня вечером у тебя секретный рейс, Фил?

Я уклончиво кивнул.

– Ладно, Фил, ты не согласился бы со мной поменяться?

Я уставился на него с безупречно разыгранным удивлением.

– Почему, черт возьми?

Он пожал плечами.

– У меня есть для этого определенные причины.

Я отрицательно покачал головой.

– Послушай, Чак, друг есть друг, но ты просишь слишком многого. За этот рейс полагается 500 фунтов, а я сейчас собираюсь купить «мазерати». 500 фунтов за секретный вылет для нас, младших пилотов, под ногами не валяются.

Он улыбнулся своей невинной улыбкой подростка и вытащил бумажник. Затем отсчитал шестнадцать стодолларовых банкнот.

– Вот твои деньги.

Я уставился на деньги, взял их и медленно пересчитал.

– Ты просто сошел с ума, парень. 500 фунтов за то, чтобы за меня проделать эту работу? Хорошо, но как я выпутаюсь? Расписание уже составлено, мое имя внесено в бортовой журнал – генерал полезет на стенку, когда я начну отказываться.

Он вытащил из кармана бутылочку и достал оттуда таблетку.

– Прими эту штуку, и она тебе устроит такие проблемы с желудком, что о полете и речи не будет.

Я удивленно покачал головой.

– Ты спятил, Чак. Ты знаешь, что это очень опасный рейс? Генерал сказал мне, что пассажиры – просто мерзкие типы. Что тебе от них нужно?

Он улыбнулся и пожал плечами.

– Ты хочешь получить шестнадцать сотен долларов просто так?

– А кто не хочет?.. Послушай, давай выпьем по этому поводу, Чак, и поговорим немного. Видишь ли, мне не хотелось бы обманывать «Интернэшнл Чартер». Там ребята сообразительные. – Я открыл шкафчик с выпивкой. – Чего тебе налить?

– Бренди, пожалуй, только не слишком много. Я надеюсь, что мне еще придется сегодня лететь.

Я принес бутылку и два стакана туда, где он сидел. Это было очень хорошее бренди, старое, в тяжелой бутылке с массивной большой печатью на донышке. Мягкое, как поцелуй девственницы. Я налил себе немного и поставил стакан на столик у постели. Затем снова покачал головой и стал наливать бренди в его стакан. Разумеется, бутылку я держал не за горлышко, а за широкую часть.

– Ну, дружище, достаточно.

Я стоял перед ним, чтобы он мог видеть, сколько я ему налил. Было очень просто неожиданно ускорить движение руки, протягивая ему стакан, так, что старое доброе бренди плеснуло ему в глаза. Затем, не перехватывая бутылку, я опустил тяжелое стеклянное донышко ему на голову – чуть-чуть ниже уха, как меня учили делать это в Техасе, но не с бутылкой бренди. Вот почему он, видимо, ничего не подозревал, хотя в конце концов он проходил такие же тренировки, и, кроме того, он явно действовал по правилам. А как я уже сказал, там ничего не было сказано о бренди.

Рухнул он как подкошенный, и мне не понадобилось слишком много времени, чтобы найти в доме изоляционную ленту и обмотать ему руки. Затем я крепко связал их тонкой веревкой.

Наша постель представляла собой большую двуспальную кровать с дубовой рамой. В верхней части была прочная дубовая спинка для подушек и такая же пониже – в ногах. Его связанные руки я прикрутил к спинке кровати, затем связал ему ноги, сняв башмаки и носки, и привязал их к изножью. Привязал достаточно туго, чтобы он не мог извиваться, и, затягивая узлы, мало беспокоился о его кровообращении. Не думаю, что вся операция заняла больше двух минут. Потом я принес большой кувшин воды и начал щипать ему мочки ушей – где-то читал, что это помогает привести в чувство человека, потерявшего сознание.

Чак пришел в себя, когда я вылил на него два кувшина. Выглядел он отвратительно и был мертвенно-бледен. Через несколько секунд его вырвало, и, это было ему тем неприятнее, что он не мог пошевелить головой.

– Не трать силы на крики, приятель, – проворчал я, – старина Серж, который живет рядом, сегодня в полете, а до следующего дома не меньше полумили.

Он смотрел на меня с ненавистью.

Я сунул руку в его легкую голубую куртку и вытащил бумажник. Заодно снял с пояса его «смит энд вессон» калибра 0,36. В бумажнике оказалось довольно много долларов и две кредитные карточки. Он, словно ястреб, смотрел на меня, когда я переписывал номера и делал вид, что сверяю их с каким-то списком. Представление получилось достаточно убедительным.

– Ну и как ты себя чувствуешь, собрат по шпионажу? – мягко спросил я.

– Ты – гад ползучий.

Я улыбнулся, глядя, как он шевелит руками, чтобы понять, насколько профессионально завязаны узлы. Будучи бойскаутом, я выигрывал на этом деле кучу призов. Видимо, веревки начали давить, так как он заворочался. Скоро руки у него совсем онемеют, и тогда ему ни за что не выпутаться.

– Знаешь, Чак, я никак не думал, что номер выйдет. Просто не мог предположить, что ты позволишь мне так близко подойти к тебе с бутылкой бренди. Ни за что в жизни.

Я удивленно покачал головой, но все еще был настороже. Через некоторое время его снова стошнило. Я налил еще стакан бренди и вылил ему в глотку. Глаза его налились кровью, и, думаю, он уже плохо видел.

– Это тебе опохмелиться, – сказал я и искренне рассмеялся.

– О, Господи! – простонал он, сделав еще несколько осторожных движений. Он был настойчив, этот парень, но в то же время настолько измучен, что едва ли ему удалось бы чего-то добиться.

– Мы были не очень уверены, – начал он, и видно было, что в нем говорит оскорбленная гордость, – что ты действительно чужой агент; после того, как ты застрелил одного из наших людей, мы стали очень сильно тебя подозревать, но все же не были окончательно уверены. Ну, расскажи мне, как ты убил того парня?

Он пытался меня разозлить. Я спокойно ему улыбнулся.

– Не было никакого убийства, Чак, только самооборона. Когда кто-то разряжает в тебя калибр 0,45, самое время действовать. Так получилось, что у меня под кроватью оказался автомат.

– Трудновато тебе будет убедить в этом моих начальников. Что ты собираешься делать с Детманом?

Я разыграл удивление.

– Отвезти его в Алла Сюраит, как приказано. А что ты имеешь против него, ты что, еврей?

Эти слова привели его тупой американский мозг в замешательство: ведь я собирался проделать ту самую работу, которую и ждали от меня американцы. Пожалуй, не повредит немного напустить туману на тот случай, если он освободится раньше, чем я выйду из игры.

– Но… но… – забормотал он.

Пришлось налить ему еще глоток бренди, я же не садист.

– Ты работаешь на британскую разведывательную службу, верно?

Я покачал головой. Он собирался спросить что-то еще, но, взглянув мне в лицо, замолчал.

– Еще один вопрос, Чак. Как ваши люди обнаружили, что я не совсем тот человек, каким стараюсь казаться?

– Не знаю, возможно, была какая-то утечка информации из Англии или еще откуда-то, из какого-то мелкого отдела, связанного с их службой МИ-6. В то время мы ничего не могли понять, но сейчас, когда ты говоришь, что не работаешь на них, все становится на место. Кто же твои хозяева? Это не могут быть красные китайцы, учитывая твое прошлое…

Я подарил ему загадочную восточную улыбку и отошел к шкафчику со спиртным – в голове у меня было пусто. Если он говорил правду, это означало, что меня предали мои же хозяева. Причины мне известны не были, но становилось ясно, что я оказываюсь в крайне опасной ситуации.

Достав одну из таблеток, которые мне дал Руперт Квин, я бросил ее в стакан с бренди, и она очень быстро и бесследно растворилась. Потом я вернулся и дал Чаку выпить. Через полчаса он крепко заснул. И вот тогда я сел и надолго задумался над тем, что же мне делать. В конце концов в пять часов вечера я прогулялся до виллы Сержа и оставил там записку, которая позволяла надеяться, что Чак не умрет с голоду.

Потом я поехал на аэродром. Грубо говоря, мои рассуждения сводились к следующему. Американцы, которые хотели заполучить Детмана, могли подозревать меня лишь отчасти, раз просто постарались помешать мне отправиться в этот рейс. Реши они, что я для них достаточно опасен, ничто не помешало бы просто устранить меня любым самым жестоким способом. Во всяком случае, толковой связи с Детманом у них, видимо, не было, иначе тому бы просто сообщили, что этим рейсом лететь не стоит. Значит, существовала большая вероятность того, что он забился в какую-то дыру, где до него невозможно добраться, и ждет самолет.

Чак сказал, что меня предал какой-то отдел, связанный с МИ-6. Команда головорезов Квина вполне подходила под эту категорию. Или, быть может, янки врал, уверенный, что я работаю на Руперта и стараясь заронить во мне сомнения. Складывалось впечатление, что между шестым отделом и американцами идет полномасштабная холодная война. Но если он говорил правду и Руперт Гадина действительно разыгрывал какую-то махинацию – в возможности такого я ни на миг не усомнился.

В любом случае мое положение выглядело весьма ненадежным. В руках у меня была единственная козырная карта, которая позволяла выбраться из этой ситуации. Если в ближайшие часы я останусь в живых, то заполучу Детмана. А с ним, убравшись куда-нибудь подальше, смогу торговаться с кем угодно.

Казалось, прошла целая вечность, пока заправляли самолет. Каждую секунду я ожидал, что мне на плечо опустится рука, а в ребра ткнется пистолет. Но ничего не произошло. Я проверил доклады механиков, расписался и был готов к вылету.

Посидел в «Чессне», проверяя, все ли документы и карты у меня с собой. Затем запустил моторы и провел предполетный контроль. Выехал на рулежную дорожку и направился к взлетной полосе. Теперь я чувствовал себя в безопасности – при малейшем признаке тревоги я просто немедленно бы взлетел.

На рулежной дорожке я немного подождал, пока взлетит принадлежащий «Интернэшнл Чартер» «Конвейр 440», набитый возвращающимися домой загоревшими, пьяными и усталыми туристами. Затем диспетчер дал мне разрешение на взлет. Я запустил двигатели на полную мощность, снова все проверил, убрал тормоза, набрал скорость и полетел, повернувшись спиной к заходящему солнцу.

Темнело быстро, и как только я убедился, что миновал эгейские острова, то сразу осторожно спустился к поверхности воды. Держа высоту в 200 футов, я взял курс на юг, в сторону Египта и бывшего поля битвы при Эль-Аламейне.

11. Путешествие в лунном свете

В полночь я был на месте, на высоте пятьсот футов над пустыней и, если верить моему счислению по звездам, то над местом посадки. Все время я внимательно слушал прогнозы погоды. Восточное Средиземноморье накрыл большой антициклон. Предполагалось, что ветры будут минимальные, в основном южного направления, так что казалось, что судьба протягивает мне свою доброжелательную руку.

Я выглянул в окно кабины. Далеко внизу в свете луны песок был похож на море. Затем появились вспышки света. Азбукой Морзе передавали буквы СС, словно зашифрованное указание, что мои пассажиры здесь. Я сделал круг и ответил двумя буквами НН (может быть, Heil Hitler?), чтобы меня не прикончили, когда я сяду. Фары какого-то грузовика осветили участок пустыни. Я начал аккуратно и неторопливо спускаться, но сердце у меня ушло в пятки. Сесть мне удалось прямо в конусе света. Этот участок пустыни был гладким и твердым, как новый хорошо утрамбованный аэродром.

Подняв целую тучу песка и пыли, я подрулил обратно к огням, к грузовику с работавшим мотором, затормозил и заглушил двигатели. Двое мужчин вошли в полосу света, тогда как третий все еще оставался в темноте, вне всякого сомнения наблюдая за мной через прицел своей винтовки. Я выбрался со своего сиденья и открыл дверь. Воздух пустыни был изумительно прохладен и стерильно чист, громко урчал мотор грузовика.

Один из встречавших шагнул навстречу. Он был высок и худощав, с белыми как снег волосами. Как мне показалось, на нем было что-то вроде темного костюма, однако, подойдя поближе, я понял, и, честное слово, меня едва не вырвало от страха. На нем была его старая форма СС. Черная, серебряные черепа скалились пустыми глазницами, пуговицы в лунном свете светились, как глаза мертвеца, на голове фуражка с высокой тульей и немецким орлом, держащим в когтях свастику. В холодном свете он походил на жуткий призрак, восставший из мрачной могилы.

Глаза его были холодны, как арктическое небо, и я уже почти готов был к тому, что зрачки его будут иметь форму полумесяца, как это бывает во всякого рода фильмах ужасов. Безгубый рот напоминал щель в сигаретном автомате. Он выглядел стройным, подтянутым, как в те времена, когда маршировал на парадах в Спорт-паласте, и молодым. Да, несмотря на то, что от него положительно несло смертью, выглядел он молодым. Выглядел так, словно только что сошел с какого-то фантастического конвейера, причем на него был наведен такой лоск, что ни пятнышка не найти.

Но кое-где его небесный покровитель проглядел. Одна сторона лица была смята, изборождена и затем снова разглажена в сложной пластической операции. След ожога начинался сразу же от линии волос, спускался по щеке, шел через горло и уходил под высокий армейский воротник. Ранение такого сорта, что заставляет отвернуться, постучать по дереву и поблагодарить судьбу за то, что вы еще здоровы и не задеты ни войной, ни бедой. Вид этого ожога вызывал отвращение. Ледяной взгляд его черных глаз, казалось, проникал прямо в душу, и я знал, что он понимает, о чем я думаю. Слишком много других людей до этого реагировали точно так же.

Стоя по команде «вольно», в своей могильно-черной форме, с лицом, словно принадлежащим мертвой голове, он напоминал какого-то призрачного клоуна. Скрещенные веточки эдельвейса на воротнике вызывали отвращение и ужас. Он должен быть безумцем, чтобы носить эту форму и в то же время сохранять холодный здравый ум, который уничтожил шесть миллионов евреев и один Бог знает сколько русских. Детман во всем этом успел принять участие. Я буквально ощущал взмахи черных крыльев судьбы над его головой и костлявые лапы ангела смерти у него на плече.

Он поднял руку к фуражке в медленном приветствии. Рука была скрючена и изуродована, на ней остались лишь большой и указательный пальцы, образовавшие клешню. Наверное, когда-то Детман попал под огнемет. Нельзя было сказать, что он не пострадал за своего фюрера.

– «Интернэшнл Чартер»? – Голос его был холоден как лед.

Я поднял дрожащую руку к поношенной старой фуражке компании «Интернэшнл Чартер». Промасленный сувенир, обнаруженный мною в разваливающейся «Дакоте», на которой я летал, в который я немедленно влюбился. Конечно, когда мы летали на регулярных рейсах, то носили подобающую форму.

– Герр Детман? – прокаркал я.

Уголки его рта изогнулись. Это могло означать что угодно, но думаю, что он считал это улыбкой. Осторожно, подумал я, не забывай, что ты имеешь дело с высокоинтеллигентным маньяком.

– Вы прибыли вовремя, – констатировал он.

Я кивнул в знак согласия и с трудом удержался, чтобы не щелкнуть каблуками.

– Горючее? – спросил я, и он кивнул. – Купили в надежном месте?

Он снова кивнул – кладбищенское чучело, на которое мне следовало произвести впечатление своим профессионализмом. Мне нужно было, чтобы он верил мне так, как фон Рихтгофену.

– Хорошо. Тогда мне нет необходимости тратить время на проверку его качества. Ваши люди помогут мне при дозаправке?

– Ja<sup>[8]8
  Да (нем.).


[Закрыть]</sup>.

Он коротко пролаял что-то по-немецки, и невидимый водитель грузовика развернул его так, что задний борт оказался у края крыла. Горючее было в сорокагаллонных бочках, и для ускорения операции у них даже оказался двухтактный насос. Я открыл баки и показал, куда заливать топливо.

Оба телохранителя Детмана были крупными белокурыми детинами примерно в шесть футов и три дюйма, с широкими плечами и большими руками. Они тоже были в форме СС, но я чувствовал, что это делается скорее по его приказу, а не из желания вспомнить старые добрые времена, когда они так много убивали. Именно такой дух, тонкий, но очевидный, распространялся вокруг них, дух профессиональных убийц. Мне пришлось потратить немало сил, чтобы не перепугаться насмерть, потому что именно это входило в намерения Детмана. Выключив фары, они принялись дозаправлять самолет в лунном свете с помощью маленького двухтактного насоса, который трещал, как сумасшедшая газонокосилка. Я стоял у крыла, наблюдая за ними, и один повернулся ко мне.

– Нет ли чего-нибудь выпить? Мы умираем от жажды.

– В самолете есть баночное пиво.

Явное наслаждение промелькнуло на его лице – похоже, что они провели в пустыне больше времени, чем предполагали. Я подошел к Детману, который наблюдал за работой своих людей со спокойствием Будды. Если он и умирал от жажды, то был достаточно осторожен, чтобы не показывать этого.

– Ваши люди говорят, что умирают от жажды. Я бы предпочел не давать им пива до тех пор, пока они не закончат.

Он быстро облизал свои тонкие губы, но и только.

– Конечно.

– А вы хотите пива, герр Детман?

Его глаза слегка затуманились, даже мысль про обычное пиво была способна в этот момент свести их с ума.

– Я выпью вместе с моими людьми.

Я кивнул, отметив про себя эту старую военную мудрость, а телохранители перегнали грузовик и принялись наполнять бак правого крыла. Я вскарабкался в кабину и выловил три жестяные банки пива из миниатюрного холодильника. «Интернэшнл Чартер» обеспечивала известными удобствами своих «специальных» пассажиров. В конце концов, те неплохо платили.

Сорвав крышки, в каждую жестянку я бросил по одной из таблеток Квина. И при этом молча молился, чтобы они оказались, как он обещал, безвкусными. Меня предупреждали, что Детман отвратителен, но никто не предупреждал, что при встрече с ним просто мурашки бегут по коже. Да еще учитывая, что вы должны его предать.

Детман, воспоминание первое

Деревня в Южной России. Маленький островок хибарок в огромном степном море. Раннее утро, и дым от сожженных домов поднимается большими клубами в тихом воздухе. Для раннего лета довольно прохладно, и встающее солнце сверкает радугой в капельках росы. Жители деревни, большей частью старики, женщины и дети, так как всю молодежь поглотила Красная Армия, выстроены в шеренгу под прицелом пулеметов, установленных на двух вездеходах. Некоторые дети начинают тихо плакать, но матери быстро заставляют их замолчать. Три пятитонных грузовика и «штейер» стоят возле дымящихся развалин. Солдаты одеты в камуфляжную форму, на шлемах у них камуфляжные чехлы, у всех в руках автоматы. Как и русские, они стоят тихо, слегка расслабившись или прислонившись к своим автомашинам. Но они ждут, и в глазах их мелькает возбуждение.

Детман, которому всего 22 года, стоит несколько в стороне. На лицо его война еще не наложила свой след. Глаза очень спокойны, и только пальцы, монотонно поглаживающие магазин автомата, выдают степень его напряжения.

На бампер одного из вездеходов взбирается мужчина. Он обращается к жителям деревни по-русски. Это предатель, бежавший из Красной Армии и завербованный в бригаду Дирлевангера. Бригада Дирлевангера принимает к себе всех, кто готов убивать без разбора и непрерывно.

Детман не понимает русского языка, но он знает, что говорит мужчина.

– Здесь были партизаны. В этой деревне есть партизаны. Где-то здесь спрятано оружие. Это плохо. Немцы – ваши друзья, но вы платите за их доброту пулями. Скажите нам, кто из вас партизаны? Кто по ночам выходит убивать немцев? Это плохие люди, и они принесут вам несчастье. Скажите нам, где спрятано оружие, и мы снова станем друзьями. Немецкая армия не собирается причинять вам вреда. Где спрятано оружие? Вам будет плохо, если вы не скажете. Мы – ваши друзья. Где винтовки? Кто из вас партизаны?

Он говорил не меньше пяти минут, повторяя одни и те же требования. Одни и те же обещания. Одни и те же угрозы. Немецким солдатам, по большей части вырвавшимся из-за колючей проволоки концентрационных лагерей, скучно. Весь этот разговор – пустая формальность. Они и так могли здесь навести порядок.

Наконец русский замолчал. И тогда заговорил опирающийся на палку бородатый старик, согбенный долгими годами тяжкой жизни. Он произнес всего несколько слов.

– Что он сказал? – спрашивает Детман. Голос у него безразличный, скучающий.

– Он говорит, что у них нет оружия. Они ничего не знают о партизанах. Они простые крестьяне.

Детман кивает, и русский спрыгивает с бампера вездехода и подходит к нему. Напряжение солдат возрастает. Детман приказывает капралу и двум солдатам следовать за ним. Они направляются к шеренге жителей деревни. Детман останавливается, перед ним оказывается женщина средних лет, совершенно бесформенная под ворохом натянутых одежд, но с острым взглядом голубых глаз, в которых замешательство и страх.

– Где оружие? – спрашивает русский. Голос его напряжен.

Женщина качает головой, словно не понимает. Детман щелкает пальцами, и капрал выпускает очередь из автомата ей в живот. В тишине выстрелы звучат ужасающе громко, женщину отбрасывает назад. Она лежит на земле и негромко стонет хриплым сорванным голосом.

Детман подходит к следующему в шеренге. Это мальчик лет десяти, у него большие дикие глаза и иссохшее от голода тело. Тот же самый вопрос. Ребенок всхлипывает и смотрит на старших в поисках ответа. Капрал стреляет один раз, снова в живот. Жители деревни вздрагивают, дети плачут, люди бригады Дирлевангера смотрят на все это сузившимися глазами, облизывая губы, словно они покрыты сахаром.

Десять раз русский задает вопрос. Десять человек уже умирают на земле, капли росы окрашиваются в рубиновые тона. Капрал с неторопливой решительностью вставляет в автомат новый магазин.

Одиннадцатой в шеренге оказывается девушка, хрупкая и угловатая во всей чистой красоте только что наступившей зрелости. Огромные глаза прикрыты, она непроизвольно дрожит. Детман кивает двум солдатам, сопровождающим капрала – палача. Они выводят девушку и ставят ее перед шеренгой жителей деревни. Так, чтобы те могли все видеть. Затем срывают с нее одежду. Она прекрасна, как хрупкая маленькая роза украинских степей. Длинные ноги, маленькие груди с нежными коричневыми сосками, сморщившимися на утреннем холоде, легкое пятнышко волос между ног. Слезы текут по щекам, но она не произносит ни звука. Тишина нависла свинцовой тяжестью и один из пулеметчиков вытирает свои вспотевшие от пластиковой гашетки руки о штаны.

Детман снова кивнул и пятеро солдат поспешно друг за другом насилуют девушку. Тело ее лежит, как прекрасная птица среди ранних летних цветов.

– Где оружие? – спрашивает ее русский, вздрагивая от возбуждения. Она качает головой и стонет.

Ее относят к вездеходу и бросают на капот. Металл нагрет от двигателя. Когда с ней проделывают ужасные вещи зажженными сигаретами и прикладами автоматов, ее высокие отчаянные крики похожи на треск разрываемой одежды.

– Где оружие? – обращается русский к жителям деревни.

Все, побледнев, смотрят на то розовое и красное, что лежит на капоте вездехода. Маленькие кровавые ручейки стекают по решетке радиатора.

– У нас нет оружия, – шепотом говорит старик.

Детман пожимает плечами и поднимает в воздух свой автомат, стволом указывая в небо. Затем он неожиданно взмахивает им, как судья с флагом, открывающий гонку на «Гран-при».

Тишина разлетается вдребезги. Немцы стреляют, сметая ломающуюся цепочку дергающихся и падающих кукол. Это – их оргазм. Это их максимальное наслаждение. Пустые гильзы пулеметов «шпандау» сверкают радугой, они вылетают из казенника. Среди скорчившихся фигур пляшут фонтанчики пыли. Последний выстрел. Последний щелчок курка. Тишина, полная тишина. Медленно уходит в вечность время.

– Schnell, schnell! i – кричит сержант.

Детман с русским забираются в «штейер», где уже ждет шофер. Люди из бригады Дирлевангера льют на тела расстрелянных бензин из пятигаллоновых жестяных банок. Водитель заводит мотор и, объехав деревню, выезжает на пыльный проселок.

– Как вы думаете, – на ломаном немецком спрашивает русский, – у этого деревенского сброда действительно было оружие?

Детман пожимает плечами и приказывает водителю поторопиться. Через полчаса он должен быть на оперативном совещании.

– Нет, не думаю, да и откуда? Но какое это имеет значение?

Насос замолчал, и я услышал, как телохранители сбрасывают вниз емкости из-под горючего. Я прихватил еще шесть банок и выбрался на крыло. Один из телохранителей прикреплял магнитную мину к баку своего грузовика. Я протянул Детману открытую банку пива и раздал по одной обоим телохранителям. Детман выдержал, пока они не закончили: но затем, не в состоянии сдержаться, залпом выдул содержимое всей банки. Потом я протянул каждому по банке, открывая у них на глазах – они улыбались как наркоманы, которым торговец наркотиками раздает бесплатные рождественские наборы. В этот раз Детман не стал ждать и схватил свою банку так же быстро, как и его люди. Я стоял, наблюдая за ними, выражая всем видом легкое неодобрение.

– Еще, – простонал один из них. Я с сомнением посмотрел на Детмана.

– Вредно пить много пива на пустой желудок. Вас совсем развезет, – сказал я, словно проповедник из Армии Спасения.

Детман отрицательно покачал головой – видно было, что он готов выпить все пиво Мюнхена.

– Если даже мы заснем, неважно, – Я пожал плечами, как бы говоря: «вы – начальник», и отдал им оставшиеся три банки. Оставалось надеяться, что мое снотворное начнет действовать не раньше, чем они благополучно заберутся в самолет.

Палачи на поверку оказались парнями очень веселыми и общительными. Пока я запускал двигатели, один успел мне рассказать, что они пробыли без воды тридцать шесть часов. Одним коротким словом по-немецки Детман заставил его замолчать. У него оказался с собой симпатичный небольшой чемоданчик с металлическими уголками, который он протянул севшим на заднее сиденье охранникам. Они обнаружили там закуску и шнапс. Я перегнулся через спинку сиденья и прошептал ему на ухо:

– Ваши люди пьют шнапс. Я не хотел бы, чтобы они затеяли пьяную драку на борту.

Он наградил меня искренней ледяной улыбкой.

– Не беспокойтесь и взлетайте.

Я нахмурился и начал обычную проверку по приборам. Взлет со столь твердого грунта оказался достаточно простым делом, и я поднял самолет на 250 футов, убрал шасси и закрылки. Все баки были полны. Тут я заметил, как Детман протягивал бутылку шнапса подчиненным. Не знаю, зачем я мучился, чтобы подпоить этих убийц снотворным, казалось, они сами решили напиться до бесчувствия. Он перехватил мой взгляд и холодно рассмеялся.

– Вы это не одобряете. Вы – профессионал. Хорошо, мне это нравится. Но нам пришлось перенести такую жажду, что вы не можете себе представить.

Я кивнул и вернулся к своим приборам. Люди все еще доверяют мне, думаю, что это из-за моей невинной физиономии, слава Богу, годы измен не наложили на него отпечатка. Еще раз я взглянул на Детмана. Голова у него качалась, и глаза, сделанные из крупповской стали, закрывались.

– Я же вам говорил, чтобы не пили все, – натянуто заметил я. На несколько секунд он выпрямился.

– Сон – это как раз то, без чего мне пришлось обходиться несколько последних дней. И кроме того, самолет вести вам, – Чувствуя себя в безопасности в руках честного преступника, он решил воспользоваться заработанным правом и завернулся в большое серое одеяло. Храп его оруженосцев перекрывал порой рев двигателей.