Текст книги "Русский Эрос "Роман" Мысли с Жизнью"

Автор книги: Георгий Гачев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 23 (всего у книги 26 страниц)

Проводник и изолятор

То, что женщине нужно для прорастания сквозь нее фалла (языка Эроса) иное время и иную массу она дает, – наводит на мысль о разном составе женщины и мужчины с точки зрения стихий: ведь в электричестве ток с одной скоростью проходит через дерево, а с другой – через сверхпроводник. Дерево – «изолятор», а медь – проводник. И по скорости прохождения мы, обратно, можем умозаключить о разной плотности и качестве молекул в проходимом веществе. Но и сопротивление роль играет: быстрое прохождение быстро улетучивается; большое же сопротивление дает длительный накал, свет и тепло

Итак, мужчина – сверхпроводник: в нем огонь Эроса, луч молнии быстро проходит от глаз до фалла и исходит оттуда. Он, значит, более плотен, пригнаны в нем, сбиты молекулы – но зато в узкую и тонкую прямую линию вертикали: с глаз до конца, с которого капает

Женщина же – это как прохождение луча-тока не по тоненькой проволочке-паутинке, но по коряге1. Это – конденсатор, аккумулятор. Пустоты там гигантские между молекулами, где скапливаться энергия может. Недаром она – рыхла и водяниста (а сбитая, плотная, твердая, спортивная женщина неприятна: она мужчина и не плодородна). Иное в ней и последействие от соития. Если мужчина чувствует себя облегченным, раскрываются глаза на мир, – то женщина, напротив, сосредоточивается, уходит в себя, вслушивается, становится непроницаема для внешних раздражении, зрелищ. Потому ее надо оберегать от впечатлений сильных: ведь мелкие и даже средние она и сама не воспринимает – броня вырабатывается безразличия, что самосохранительно отталкивает от себя мелочишку. Но если что прорвет эту броню, то может взорвать все незащищенное нутро – святая святых возмутить

Так же мужчина: когда одержим сплошь желанием, чувствует себя нанизанным на фалл и становится глух ко всему: ничего, света не взвидит. Если же пронзить его внешним раздражением – криком, стуком двери – то это вызывает прерыв и поражение ужасной силы: разогнавшись с быстротой кометы в мире вечности, вдруг быть одернутым и остановленным…. Это – как прерывать сон до времени. Недаром у древних это считалось ужасным калеченьем человека: душа во время сна исходит из человека и блуждает в своем мире где-то. Если же до времени разбудить – это значит: когда душа не нажилась, не находилась свое, из далекого отсутствия мгновенно отозвать; а то и вообще может при этом отзыве что-то оборваться: кусок души от такого рывка может оторваться и не вернуться, не войти назад в тело

Прибыток бытия и точка зрения

Итак, после зачатия женщина есть ходячий прибыток бытия – живой фалл, мужское начало, а мужчина – ходячая пустота, полость, влагалище, восприемник сигналов бытия – женщина

20 12 89 Вошла жена, Светлана, бумаги и копирки у меня поднабрать Зачитываю ей про «корягу» «Эх ты – подросток вечный: все в бабу подглядываешь!» «Верно все в чудо бабищи, как у Феллини в «Амаркорде» подростки, вглядываюсь, не устаю всю жизнь дивоваться!» – «Значит, нормальный ты мальчик А то сейчас все больше гомики «– «Вот чего совершенно не понимаю! «– «То и хорошо, папочка «– «Э, а, может, ты у меня лесбияночка ненароком?» «Ха… «А ведь верно– «Русский Эрос», сия фреска огромная, – в оптике подростка, что впервые до бабы дорвался, выписан Но и сейчас каждый раз со Светланою как впервые и внове. И все мои записания-сочинения с тех пор – как продолжение «Русского Эроса»

Итак, в итоге соития (точнее: его первого звена – совокупления) прибыток бытия не выходит наружу, на свет божий, но передается из нутра в чрево, в темную (обставленный элевсинскими мистериями подземного уровня бытия), так что со светом так же не соприкасается, как водолаз, когда выходит из камеры подводной лодки в воду, – ни одна капля ни туда ни сюда не просачивается: все герметически закрыто. Семя, как священный огонь, передается по эстафете из рук в руки– из нутра в нутро – через таинство и священнодействие: ибо как раз нельзя из рук в руки это взять и переложить; а часть, клетка одного, сама собой должна перейти в другого – как если бы клетка кожи моей груди от простого касания могла бы перейти, перепрыгнуть на грудь другого существа – без выреза с помощью руки и ножа. Ясно, что это чудное перепрыгивание кожи моего нутра в другое – обставлено множеством сложнейших условий (как и исполнение желания по молитве – в Чхандогья упанишаде): должна прийти пора – 16 лет должны расти два существа: желание должно возгореться, фалл найти полость, замаскированную покровом и предохранителем и т. д… Ясно, что это лишь с помощью всего бытия и его воления (а не просто решил я передать семя-каплю и передал) через нас совершиться может. Так что соитие никогда не есть и не может быть личным произволом, замыслом и похотью «я»: ничего не выйдет, фалл не встанет, – но всегда есть проводник сверхличной воли, наитие

И лишь с вываливаньем младенца из утробы женщины, с его криком и открытием глаз, – прибыток выходит в бытие на свет как самостоятельная форма, фигура, вид (эйдос – идея) существо(вание) – и устанавливается на их взаимное бытие на свете: человека и мира. До тех пор действовал втемную мир Эроса, Урана, что ночь ведя за собою, распростирался. Тогда совершалось порождение всего, что уж делалось – но не было налицо, было бытием, но аморфным, не наличным, а просто мощным-потенциальным (для поверхностного уровня Бога-Слова, с точки зрения (именно) Логоса) – лишь возможным, но не действительным

Недаром-то и выражение у нас: именно «с точки зрения» (а не с какой-нибудь «точки предчувствия, истины, бытия»), ибо сама идея точки есть пункт чего-то особного, отдельного, самого – личного. Точка – зрачок – глаз в кромешности бытия, потому и естественно для него соединиться и быть неразлучно (как близнецы) спаянным с делом зрения; ибо «зрение» действует с точки, и точка может быть обнаружена лишь зрением: для осязания, например, есть не точка, а острый укол..

Итак, до вываливанья младенца на свет – было (по)рождение, а теперь начинается Творение (воспитание, обучение, развитие, существование и т. д.). То есть произошло перескакивание бытия с одного уровня и измерения в другое (как электрона – на другую орбиту). И с точки зрения Творения, нечто возникает из ничего несотворенного (но, мы знаем, – порожденного; однако Творение Логоса этого знать не может)

Начинается жизнь личности (все – световые обозначения: «личность», «наличное бытие»)

Но это – как освещенная часть айсберга, что плавает на поверхности. И худо будет мореплавателю, если он это – ослепительно сверкающее и очевидное – примет за полную истину. Естину – то, что есть в самом деле: не учитывая подводной массы и толщи айсберга – той части Двубого, что остается за вычетом Логоса, он, мореплаватель, натолкнется и будет раздроблен, пребывая тупо и в ложном знании, оставаясь при мнении о случайности случившегося: все рассчитал правильно, а поди ж ты!.

Любовь и кровь

Но немного вернемся. Итак, двое, обнявшись, отвернулись от света и сотворили тьму промеж себя – ночь. Но вот брызнуло семя – и ночь вся в крапинках светил оказалась. Когда отсек Хронос член детородный у Урана и «бросил назад его с сильным размахом», И не бесплодно из Кроновых рук полетел он могучих! Сколько на землю из члена ни вылилось капель кровавых, Все их земля приняла А когда обернулись годы, Мощных Эриний она родила и великих Гигантов С длинными копьями в дланях могучих, в доспехах блестящих, Также и нимф, что Мелиями мы на земле называем (Гесиод «Теогония»)

И все? Вот так осечка! А у меня почему-то в памяти и замысле было: что семя брызнуло на ночь – и оттого звезды на небе. Ах да, это же – миф про Млечный путь, что возник из молока, брызнувшего из сосцов богини. Какой?.. Не помню. Рылся – найти не могу[96]96
  Из сосцов Геры разлился по небу Млечный Путь. – 20 12 89


[Закрыть]. Что же делать? Так все гладко получалось – и вдруг осечка

Но осечка или углубление? Ведь груди женщины – это удвоенная и умноженная голова мужского фалла (как у гидры – от срубленной головы две вырастают), что по истечении сроков возникает. Так что вполне естественна в моем сознании контаминация мифов, и это совершенно точно, что семя, брызнувшее из Урана в землю в акте космического соития, заканчивается молоком, брызнувшим из сосцов Земли в небо. Ведь в Эросе непрерывна перемена направлений – переламывание того, что идет сверху, на идущее вверх и наоборот

Так луч, перун, пронзающий нас сверху вниз, или переламывается в седалище и вздымается снизу вверх язычком пламени – воспрянувшим фаллом; или, ужаленные совестью, мы вскакиваем с одра и воздеваем руки горе и идем… И конечно, так как капля передается из утробы в утробу безвидно, она не может вначале породить светлые, а лишь хтонические силы – гигантов, что подземно в утробе земли будут действовать и умножать, наполнять массой и выковывать зреющий в ней прибыток. (Гиганты же недаром и потом в Тартар-утробу Земли загнаны будут: это – им присущее местопребывание.) Да, но ведь это же не капли семени, а капли крови брызнули! Верно. Но кровь есть лишь недоразвитое семя, недодержанное, вино-сырец по сравнению с коньяком. Но они уже – одной природы, одной сути (rasa – один сок в них). Так что и от крови нечто рождается («Дело прочно, когда под ним струится кровь»), но полуфабрикат: не светлое дело, а дело хтоническое: крови и мести – недаром и Эриний, вечно жаждущие отмщения и жалящие и пьющие кровь, и воители-бойцы-гиганты от семенного сырца-крови родились. Ибо они – недоделанные, недодержанные. В них нет той легкости и вознесения (что содержит в себе, ведет с собой выдержанное вино, коньяк), но то брожение, муть и тупая головная боль, что от питья неготового, молодого вина («резняк», по-болгарски; тоже режет: кровавое дело и понос). С другой же стороны, то семя, что от прерванного соития Урана не в утробу вошло Геи, не было передано из мрака в мрак, из тайны в тайну, но вышло до времени на свет божий, – как мы знаем, упало в море, взболталось на водах и воздухах пеной – и из него вышла Афродита, т. е. чистая красота, отрешенная от рождения, плода и пользы. Прекрасное само по себе, значит, уже при возникновении обнаружилось – как скопческое дело и явление

И недаром впоследствии так сопряжены друг с другом оказались Любовь для любви (а не для зачатия и деторождения), любовь сама по себе, как самоцель, – и смерть, грех, возмездие, жалящие Эриний, что уволакивают за собой в преисподнюю геенну – Катерину в «Грозе», что поклали на железнодорожные рельсы (эти копья Гигантов, их доспехи блестящие) Анну Каренину, что не любила свою дочь, от любви рожденную (выходит, не для нее, не для деторождения любовь и соитие ее совершались, но закупоренно сами в себе, а значит: бесплодно, кастрированно), и любила сына, в нелюбви зачатого (однако эта любовь выволакивала ее на свет, в продолжение жизни). И обе силы ее разорвали..

Личность впоследствии: в той мере, в какой она хочет сосредоточиться в себе и отсечься от самочувствия себя как сквозной трубы Эроса,[97]97
  Бездетной она мыслится: всегдашней возлюбленной, но не матерью. И Эрот условно ей придан, разве это Сын! Это – сынишка. – 20 12 89


[Закрыть] – всегда будет иметь и даже состоять из этих испытывающих ее на разрыв сил

Итак, несмотря на осечку с каплями из Уранова фалла, но и благодаря тому углублению, на которое нас эта осечка побудила, – я не отрекаюсь от высказанного выше умозрения: «брызнуло семя – и ночь вся в крапинках светил-звезд оказалась». Только теперь это надо именно принимать как умозрение, а не просто образ и представление, которые, я мнил в памяти, – мне уж будто готовыми были даны у Гесиода. Нет, эта ошибка памяти была уже работой моего ума над впитанными когда-то разными образами– в итоге-то, в цепи рождений они и сами собой связаны (капли крови члена Урана – и Млечный Путь), но умозрение тем отличается от представления и образа, что проницает эту цепь сразу, насквозь: от ее причины до ее цели (энтелехия!) – и постигает и знает их непосредственное тождество. Итак, семя – светоносно. Неслучайно выражение «проливать свет»: свет – как семя

Свет, значит, есть угаданная нами с верху айсберга его суть: та субстанция, что мы называем «свет» (на поверхности), но которая, по сути, есть нечто другое…1 Ну вот это я дал сегодня: единым махом 14 страниц – и не плоских – за 3 с половиной часа! Пожалуй, хватит, отвернемся, чтобы не портить

Проследили вроде – нутряную судьбу света – его (по)рождение. Завтра проследим наружную его судьбу – (со)творение. Верно пастернаково: поражений от победы нам не должно отличать (переживавшиеся мною поражения предыдущих дней). И Дима вот пришел. Значит – срок

Гипотеза о женщине. столб Катерины

16. III.67. Но до сих пор действо слияния выяснялось с точки зрения (точнее: зрения еще как раз никакого нет, но с мироощущения) мужчины, который входит и передает. Представим себе (попробуем), как это в восприятии женщины Для мужчины это – утопание, падение, уход вниз под землю, в утробу (Иона – в чреве кита) – в темную массу материи, со всех сторон обступающую как его предел: это уход в помещение, закрытую камеру-обскуру. Это плен, ловушка, логово, яма, смерть. Это – ощущение мира как сплошной телесности, прижиманье к ней летучего и огненного духа – за напоением и подкреплением, как Антея к Земле. И то, что Геракл поднял Антея в воздух, – это он не силой и сжатием горла его задушил, а тем,[98]98
  Мы исследуем кузню, в которой изготовляется (рождается) свет не «да будет свет!», а чем он был, что проходил, пока стал. Это – утробная история света


[Закрыть] что оторвал его от родного влагалища, прервал соитие – и тот усох, огнем сжигаемый и ветром в пространстве продуваемый. У женщины следует ожидать обратного в соитии, противоположного ощущения: восхищения, похищения, легкости, улетучиванья, воспарения, вознесения, кружения, – словом, воздушности и огненности Ну да: недаром мнится им, что огненный змий прилетает – и увлекает, уносит их, похищает То же – Людмила: похищение девы с брачного ложа и (сно)видения ее, пока длится упоительное действо (см. у меня в начале) То есть – духовность мира и свою ощущает она в этом Когда в эпосе о Гильгамеше на природного человека Энкиду, чтобы умерить его силу и сделать цивильным, насылают женщину-блудницу Шамхат, ей говорят: «Прими его дыханье» (IV, II). И действительно, как туча, облако ложится на нее и присоединяет ее к себе: «Ночь за собою ведя, появился Уран, и возлег он около Геи, пылая любовным желаньем, и всюду распространился кругом…» (Гесиод. Теогония, 176–178). То есть женщину подключают к пространству – дают ей недостающий воздух в грудную клетку: т е. Еву, лишь одно ребро Адамово, вкладывают опять в его грудь, в грудную клетку его – и там его легкие она, сыро-земля, впивает – вольное пространство мужского духа

Вот почему, хоть вроде наваливается на женщину тяжесть – тело мужчины, но «иго Мое благо и бремя Мое легко». И добавление земли, подключая к груди пространства, не увеличивает вес и тяжесть, а, напротив, рождает чувство невесомости, раскрывает стесненную суть женщины, и она выпархивает. К тому же в слиянии исчезают ощущения верха-низа, координаты пространства – даже если целостный двутелый шар не перекатывается, а пребывает на месте – в одной позе Женщина ощущает в ходе соединения (не после) крылатость: кажется, что птицей летит: и это основной мотив и мечта в женской лирике – «полечу зигзицею» (Ярославна к Игорю); у Катерины в «Грозе» лейтмотив: птичка. О себе в родном дому до брака рассказывает она: «Я жила, ни о чем не тужила, точно птичка на воле» (I, VII). А в последнем монологе – перед тем, как броситься в омут, собирает в узел все ей отвратительное и то, что бы ей хотелось иметь как жизнь вечную. Отвратительно ей помещение: дом, стены, люди. Любо-пространство. Мужчине, напротив, в соитии любо найти место, неприкаянному – точку опоры, приютиться, куда голову приклонить свою двуглавую: большую – на колени, на лоно, как Гамлет: любимая начальная предварительная поза, а потом и малую туда же

«Катерина (одна). Куда теперь? Домой идти? Нет, мне что домой, что в могилу, – все равно1. Да, что домой, что в моги 1 Домострой, заперевшии женщину в помещение, дом (утробу – влагалище) под замок, ощущался русской женщиной так, как будто она – полость в полости (как матрешка в матрешке), и смертельно и зверски усиливал птичьи порывы, жажду вырваться лу!!. Что в могилу! (повторение – преобразование идеи – Г. Г.) В могиле лучше Под деревцом могилушка как хорошо! (Видите начинает образ искомой вечной жизни рисоваться, и распахивается могила вверх – в пространство, и рисуется греза вечной русской женщины – Матери-сырой земли! – Г. Г.). Солнышко ее греет (объятие – обогрев, тепло, мужчина – окутывает, как облако, пальто, шинель – Г Г.), дождичком ее мочит (дождь с неба – оплодотворение семенем. – Г. Г)… весной на ней травка вырастет (травка – раскупорка пор, выход земли из себя наружу – и умножение своей поверхности. Ласкаться на ветерке, загребать его в себя – весь вобрать – см выше о волосах на голове – с. 89. – Г. Г.), мягкая такая (нежиться и гладиться, телом своим любоваться – женщине присуще. – Г. Г)… птицы прилетят на дерево, будут петь, детей выведут, цветочки расцветут: желтенькие, красненькие, голубенькие всякие (задумывается), всякие… Так тихо, так хорошо! Мне как будто легче! А о жизни и думать не хочется» («Гроза», V, IV)

Конечно: жизнь отменена – не смертью, но жизнью вечной – вечным непрекращающимся слиянием Да, но что это напоминает греза Катерины? Могилу Базаро-ва? – да. Но еще что-то! Ах да! Это же «Когда волнуется желтеющая нива», «Я б хотел забыться и заснуть». Дуб, голос, в груди жизни силы, чтоб вздымалась (расширенное пространство). Вот ключ к русской литературе и к ее расширяющей грудь духовности: это греза русской женщины – Матери-сырой земли, России. Только в ней, в отличие от мечты собственно женщины – Катерины, – нет идеи плодоношения, живорождения: птички, птенцы, цветочки – этого-то нет в грезе Лермонтова. Зато, раз нет продолжения рода и есть мечта прервать цепь рождений (ср. «Дума» – насмешка сына над отцом: зачем меня сделал? и «Крейцерова соната», и Федоров – воскресение отцов – значит: нерождение детей – глаз вспять; как в Индии, прервать накопление кармы, прекратить цепь рождений; и оттого в русской литературе изображения смертей подавляюще преобладают над зачатиями и рождениями, а страдания и муки изображать много лучше умеют, чем радости, в отличие от Ветхого завета, например), то весь мир останавливается на мне, и моя личность расширяется до всего бытия и может становиться совершенной, т. е. завершенной – вот идея Кириллова: убить Бога через самочинное завершение бытия

И русская интеллигенция в основном из жертвенных служителей Слову, из аскетических бессемейных людей (Ломоносов, Чаадаев, Лермонтов, Гоголь, Гончаров, Щедрин, Чехов и т. д.). Это и есть женственный мужчина (недаром в России привилось слово «интеллигенция» – женского рода, тогда как в Англии множественное число intellectuals, а во Франции: hommes de lettres, подчеркивая пол) – инок, посвященный России (одну ее любя в сердце, как рыцарь бедный) – и ее волю в Слове-Логосе творящий

Но вернемся к женщине в соитии На Катерине особенно явно, что эротическая страстность в женщине родственна, может символизироваться религиозной экзальтацией, что есть возвышение (ex-halt – выдыхание), просветление и одухотворение. Ведь что она видит, приходя отроковицей в церковь! «И до смерти я любила в церковь ходить (помните: «ибо иго Мое благо и бремя мое легко». А Христос – всемогущий жених и с ним соединение – во храме– «се грядет жених!» – и вознесение в воздух. И недаром «до смерти» любила в церковь ходить: опять соитие как превозмогание различении жизни и смерти – как якобы жестоких – ГГ.) Точно, бывало, я в рай войду и не вижу никого, и время не помню и не слышу, когда служба кончится (Вот – исчезновение отдельных предметов, растворение в первичном мареве – пред I бытия. А «служба»? Соитие и есть служба мужчины земле И нет сроков, ни начала ни конца. – Г. Г.) Точно как все это в одну секунду было. (Вот! – Г. Г.) Маменька говорила, что все, бывало, смотрят на меня, что со мной делается! (Она, как избранная, особо чувствительная натура – во влекущей страстности, и призвана и просветлена, как жрицы-блудницы в храмах Астарты. Как Ифигения под ножом – жертвенная овечка. Кстати, весь мир Ифигении: нож занесенный и похищение ее из-под ножа и перенесение в Тавриду – в царство Черномора – точно женский.. – Г. Г.)

А знаешь: в солнечный день, из купола такой светлый столб вниз идет, и в этом столбе ходит дым, точно облака, и вижу я, бывало, будто ангелы в этом столбе летают и поют»! («Гроза», I, VII). Это мировой луч, взгляд солнца с неба всевидящий и пронзающий, чего и хочет женщина; кстати, эти эпитеты Бога в христианстве женским ощущением в Логос-Слово протолкнутые: «Нет ничего тайного, что бы не стало явным» и т. д. В индуизме и особенно тантризме, где эротическое соитие выступает как гносеологический способ постижения всемира, суть бытия, Бог представляется как огненный столп, ось мира Кстати, сама идея оси земли – есть образ женского производства: в соитии, как мы видели, фалл есть ось вращения, стержень и шкворень сцепляющий. А земля – нутро, чрево, матка, живот-жизнь Тот сноп лучей, столп, что видит Катерина, имеет какой состав из стихий? Там – свет ослепительный, жар жгучий (огненность, огненный змий) – и от него дым: переход от огня[99]99
  Отдельные наличные вещи растаяли, все определения, грани и формы, зато вместо них – то, что под ними, через них, живая всерастопляющая и всепроницающая сущность бытия И для женщины это свет, столп огненный в воздухе Вот почему женщины склонны к идеалистическому мировоззрению, а мужчины, которым не хватает плоти и массы и тяжести, – льнут к материализму и опыту касанием антеевым, значит идеализм – женское, материализм – мужское в философии


[Закрыть] к воздуху – и разнообразная воздушность: огненная (дым), сыро-тельная (облака), душами летающими – птицами населенная (ангелы – с крылышками, летают). И нет никакой тяжести, земли, тверди. Так что это для мужчины фалл восставший набухает всей его тяжестью и массой – вся она туда сгущается; для женщины же ОН – луч: бестелесен – как раз пробивает купол, ее закупоренность в подкупольном существовании – и дает ее существу вспорхнуть и взлететь. ОН для нее не тело, а духоотвод, труба в небо

И храм христианский, церковь русская недаром так построена, что в центральной, самой высокой голове – как бы пробита дыра в небо – свет естественный льется: лицом Бога-Саваофа в лучах (Солнца); недаром именно жгучий, огненный телесный библейский Бог там помещен, а не лик Спасителя; а по бокам высокие окна и свет льется – отчего и столп ниспадающий образуется: в нем дымы от воскурении лампадных, пылинки – то, что Катерина видела. И этот столп пронзает молящихся. Недаром в России религия – в основном женское дело, и так неудержимо влечет женщин именно в храме, в церкви постоять..

А русская церковь – с такими выпуклыми луковками-головками, на крутых и долгих шеях-туловищах насаженные, крепыши, грибы-боровики, – да это же кряжистые фаллы, в небо уставленные, в отличие от тонких, игло-луче-подобных минаретов фаллов более жгучего Востока. Церковь многоглавая – артель фаллов пестрорядинных (ср. храм Василия Блаженного). Я храмов российских люблю многофаллье. Ведь в Европе купол не на крутом стержне, а иглообразное острие-шпиль (готические соборы, в основном протестантские кирхи). Надо подумать: к чему и что бы это значило?.

Но русское примерно внятно: многоглавость русских церквей – это взаимозаменимость мужиков для русской бабы, хотя одного любить хочет: центральный стоит как недостижимый идеал – лучше его неприкосновенным (чтоб не разочаровываться) сохранить (как Татьяна себе Онегина). А остальные (обычно пятиглавы или трехглавы русские храмы) – это хоровод взаимозаменимых

Европейский храм более моногамен: один купол у собора св. Петра и других итальяно-ренессансных – без всяких соперников, дублировании и втор: монолитнее, сбить дом, семья, хозяйство – Haus, Kirche, Kinder, Kiiche. А в России – более растекается: в боковые приделы и стороны манит

С другой стороны, русский мужчина глядит на русскую бабу – в грудях и выпуклостях живота и ягодиц – как на грудастую многокупольную церковь (так это проницательно увидено где-то у Синявского: разделась она – и герой на все эти выпуклости и свисания богомольно выпучился) И это тоже верно. Храм – это и образ целостного бытия, храм Двубого (т. е матерей включая), а не Бога лишь, – так же как и по заданию своему человек-половинка, придя в храм, получает недостающую ему половинку и становится Человеком, целостным Адамом: женщина получает мужское, мужчина – в Богородице мать и деву, лоно утешающее и «прибежище мое» (ср. Акафист Богородице: «Радуйся!..»). И церковь вообще – она, а Христос – ее жених. И так задним числом недаром толкуются библейские тексты: даже возлюбленная в «Песне песней» – это, мол, она, церковь, – ее Бог возлюбил и ласкает, а она молит жениха (Спасителя) сойти к ней

Но еще у Катерины кое-что вычитаем: «А какие сны мне снились, Варенька, какие сны! Или храмы золотые, или сады какие-то необыкновенные, и все поют невидимые голоса и кипарисом пахнет, и горы, и деревья будто не такие, как обыкновенные, а как на образах пишутся. А то, будто я летаю, так и летаю по воздуху» («Гроза», I, VII)

Видите, как душа – существо Катерины – все новые вариации, орнаменты основного эротического образа вышивает: золото – солнце, огненный жгучий свет, что не только светит, но и греет (в отличие от серебристости русского обычного света – и лунного, что светит, но не греет). Храмы – райские сады – висячие (недаром): сады Семирамиды, куда творится восхищение; там – все усеяно, рябит глаза от макрофаллов: горы, деревья, кипарисы – и запах жгуче-теплый, дурманящий, запах мужчины и вожделенного семени (кипарис – запах и смерти: надгробное растение). И наконец, непрерывный полет. Еще мечта у нее: разогнаться, подбежать к высокому берегу, обрыву над Волгой, расставив руки, – и броситься, полететь, как птица. Это видение и ощущение – и что это возможно – до осязательности материально охватывает и подхватывает русских дев, женщин: вот почему многие в омуте свою участь находят (буквально: самоубийства русских женщин в большинстве – в омут, утопленницы, и переносно: именно страстные и чистейшие, как Катюша Маслова, – оказываются в «падших» женщинах, блядях, блудницах). Вот ведь и Катерина все время на краю обрыва себя чует: «Точно я стою над пропастью и меня кто-то туда толкает, а удержаться мне не за что» («Гроза», I, VII). И это ощущение кануна: вот-вот, на краю (ужасной бездны:-помните: «Есть упоение в бою, И бездны мрачной на краю» – Пушкин, оба – соительные упоения), на пороге, что так характерно для русского духа, – есть женское мироощущение: душа России так себя в бытии самочувствует и в Слове русской литературы проска(ль)зывается

Итак, у мужчины соитие ощущается как путешествие в теснины и ущелья, продвижение по низам и суставам бытия, плаванье (т. е. горы или воды); у женщины – от вод – и выше: воздухо-плаванье, полет, сгорание и светоносность– расширение свое и бытия. И верно: мужчина словно плюхается, как в лохань, огромная масса – в водоем, в полость, пустотность, – и не диво, что водоем выходит из берегов, вздымается и расходится волнами, пышет, брызжет и пенится и расходится во все возможные стороны бытия

Естественно, что видения, которые возможны при этом у мужчины, – это нисхождение в преисподнюю, под землю, как погнал коня по ущелью – в восточной «Книге о верных и неверных женах», путешествие в разные диковинные земля (острова, страны) по водам. Недаром, чтобы попасть в Аид, надо переплыть реки Стикс и Ахерон на ладье Харона (на фалле).[100]100
  К себе. Вообще занятно получается: никак не могу сойти в умозрении с этой точки: когда еще лежим, глаза и никаких отверстии в мир не обратив, а все – в себя, в нутро, в суть целостного Человека и бытия. И еще много здесь, в этой точке, мне прозревается. Словно хочу, уговариваю себя сойти – и, растворенный и расслабленный, пошевельнуть пальцем не могу и все – пребываю и пребываю. А слова: «Итак, извержение уже состоялось, а глаза еще не открыты» – у меня как монотонно повторяющееся вводящее: «Когда же настала 367 ночь, Шехерезада сказала: Дошло до меня, мой царь…»


[Закрыть] И Данте наиболее удалась первая часть «Комедии»: «Ад» – преисполненная телесности, где осязаемые образы. Вся «Комедия» – как единый космический эротический акт, в ходе которого сотворяется – познается вся вселенная и человек проходит по всем кругам (женские полости и сферы нутра) бытия, навинчивая его на себя, как на стержень, прорастая сквозь. Это – в три такта: Ад – кромешная тьма, замыкание духа внутри целостного Человекосущества; Чистилище – уже вышли из низов и не связаны, но еще не отвалились и очей и прочих отверстий не открыли и не внемлют внешнему, миру, а лишь себе, внутри и лишь приходят в чувство, в себя2. И наконец, воззрение – свет и открытый глаз, луч, мир Божий и «Рай»[101]101
  Снова та точка, с которой мы в анализе никак не сойдем, а все толкемся: то обращаемся назад – с воспоминаниями и осмыслениями, как и что было в разгар, то брезжат предчувствия, и мы забегаем вперед с предположениями, что будет на свету, в жизни на свете


[Закрыть]

Но в русском Эросе – отчего так популярны именно видения женщин, их путешествия на тот свет: «Хождение Богородицы по мукам» или византийские «Мытарства святой Теодоры» – из «Жития Василия Новаго»[102]102
  То же и в сказании о Петре и Февронии: вроде делает он, а причиняет дело


[Закрыть]? На Западе – «Видение Тнугдала», «Комедия» Данте, Лэнгленд, «Путь паломника» Бэньяна. Еще раньше: Одиссей, Гильгамеш на Ближнем Востоке, Озирис… А здесь мужское дело нисхождения в ад – страстей и страданий – передается Богородице. А в мытарствах св. Теодоры с особым сладострастием описано внедрение Смерти в тело – разрывание и распахиванье и выпускание птички души когда настал ее смертный час, окружили ее дьяволы, «черные, аки Арапы». Это – преддверие смертельного срастворения она: его посылает и им, фаллом, обо все касается и трется – им и вместе путешествует по бытию

Первым делом появляется ОН (как Черномор) – ужасный, огромный, красноголовый, в черных волосах и дикости – сущий дьявол. Ужас, страх греха… (Катерина тоже чует, еще перед самим «грехопадением», как что-то горячее и черное ей нашептывает, – и обороняется от греха: уйди, «враг ты мой!» – Это уже Борису, придя к нему на свидание; и это обычно в начале: сладострастие отталкиванья – ив ходе его сладчайшее увязание и самоопутывание)

Страх – испуг – первая фаза эротического чувства у женщины. И, поскольку уже ранее выведен нами «комплекс Марии» (достаться в один и тот же день: лукавому, архангелу и богу), – та же трехчастность действа, что мы видели у Данте в «Комедии», – здесь у души Св. Теодоры. Вот грядет Сам и его бесчинная дионисийская скоморошья свита: «Одни рычали, как звери и животные, а другие, аки псы, лаяли; иные выли, аки волки, а другие, аки свиньи, хрюкали; все смотрели на меня и ржали (помните, пир чудищ в сне Татьяны? – Г. Г.)… и скрежетали на меня зубами, и хотели меня сразу проглотить…» «Проглатыванье» – в пасть, в печь, в геенну огненную – это вроде мужское ощущенье; в смятенной душе страх и испуг тоже, как лакмус, проявляет бисексуальную природу человека: здесь страх человека, ребенка – быть загнанным вновь в клетку и каморку утробы (в отличие от расширяющего присоединения – воссоединения ребра с грудной клеткой целостного Адама)

Но вот явились два ангела, «как некие красивые юноши и велели смерти вынуть душу из тела». Начинается второе звено космического смертельного действа – чистилище. (Звено архангела, предтечи, срединного царства, половинчатого человека.) Здесь и ангелы – и Смерть, горнее и дольнее, но уже открывается возможность выхода в верх: ведь Смерть-то уже не от себя, а по приказу ангелов действует. Так и дева, становясь в ходе соития женщиной, неожиданно начинает ощущать сладость, и начинается Воскресение: Черный Приап – Бармалей, Сатана теперь уже перевоплощается, предстает в чувстве как отрок, милый: ангелы, два «красивых юноши», – т. е. ощущает в себе как бы дитя, ребенка своего: материнство предварительное (до зачатия и беременности), как чувство-предтеча, – в этой точке возникает. А ТОТ еще кромсает, но брезжит уже нежность к нему: такой милый, родной..