Текст книги "Русский Эрос "Роман" Мысли с Жизнью"

Автор книги: Георгий Гачев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 22 (всего у книги 26 страниц)

Мир как баба – и mat

Хоть сорвано девственное утро (уже за полдень), но все равно – не дамся. Что меня отвлекает, дергает, теребит, раздражает, беспокоит, мучит, саднит, угрызает? Для меня, мужчины, который хочет прорываться лучом-фаллом в истину (это она – женщина) и для этого набрать крепость и расти столпом, – это представляется как ревнивое влагалище социального мира: оно меня на себя оттягивает – хочет, чтоб я сок свой на него растратил. Казнит меня с вечера еще вчерашнего предательство мною Юза: не пошел к нему в мужской клир водку пить – так вчера казалось, и хотелось дома сидеть в покое. Но, потратив вечер на тупое считыванье рукописи и засорив мозг, к утру горько каялся, что не был в веселье духа с Юзом. А я ведь сват ему. Зато и покаран был: Б. заболела: тошнит, рвет, живот, сердце. Бегаю, врачи, лекарства, уходы

Раскаянье же – казнит совесть, точит душу – это в нас женское переживанье, как и рефлексия. Рефлексия – самоедство, самогребля – сексуальная самообращенность, закупоренность, самодостаточность. (Немецкий Эрос – Эрос Haus!a и der Innere). Русский ощущает неприятность от мира как то, что его гребут, как бабу. Это в известном присловье: «Жизнь Бекова: нас (гр)ебут, а нам – некого» Здесь тип бисексуальности самочувствия в русском космосе: в бабу меня превратили – выгребли меня и выгребают, а вот мужчиной стать никак не удается. Что русский мужчина ощущает себя в большей части женщи-ной1, очевидно из нецензурного слова

Русский мужик в брани употребляет чаще всего – и в обращении к мужику же: ты, «блядь», и ты «…а», или «порванец», где тоже главная идея «п…». Словом «б», как прослойкой, пересыпано чуть ли не каждое слово речи, добавляя к нему эротически женский оттенок. Реже в ругательствах употребляется мужской корень: «х…» (ты – «х… моржовый» – реже и есть похвала даже). Зато часто: ты, «загребаный в рот» (т. е. претерпевший, как женщина, акт над собой) или – «я тебя в рот гребу», или «я тебя гребал». Или «отгребись», «гребись ты в доску» и т. д. – это мольбы женщины оставить ее. В основном ругательстве «е… твою мать» главное слово и идея «мать» – и звучит не как объект действия (как это буквально по смыслу слов), но как его сущность и основа. Если же: «Ты что, офуел?» – тоже женское состояние обозначено: ошеломлен от «фуя», не может прийти в себя. «А на фуя?», «На кой хер?» – зачем? – опять женский вопрос: в отношении к фую рассматривает (нет: «за какой п-ой?» – редко и искусственно). Так что русский мат действительно матерями и создан, женской субстанцией выработан (хотя выговорен – мужскою). Недаром так густо матерятся русские бабы

То же и в другом слове: «Беда за бедой: купил бычка – и тот с п…ой». (Оба присловья из Сибири – в 1960 г. в геологической экспедиции по Зее от рабочего Владика услышал): т. е. самец в России – и тот бабой оказывается на поверку. Но все это – присказки и залегания вперед, ибо я орудую здесь уже понятиями, которые еще не ввел, а уж начинаю с их помощью истолковывать

Итак, вновь мы в той точке, когда раскрываем глаза: значит – выходим на свет Значит – рождаемся. И главное в этом акте – прорубанье отверстия в мир – глаза. Но значит: наше самочувствие до того, как мы открыли глаза, равно мироощущению[85]85
  Уже сама принадлежность обоих слов к 1-му склонению, по основному типу женскому, – многое говорит– ср в лат vir – femma, нем der Mann – die Frau, англ man – woman (wo – как вульва, звук влагалища и засасывающей воронки), фр homme, femme – близки, как и женщина и мужчина там


[Закрыть] младенца в утробе. Он, родившись, пробивает себе препону головкой из дыры. Мы, открывая глаза, – вылупливаем глазное яблоко (голову глаза), зенки таращим («вылупиться» – слово для рождения птенца). Открыв глаза, я вижу, обнаруживаю, что я – вот он я: мал, определен, окружен со всех сторон миром; то же и младенец, вывалившись из утробы на пуповине. И там и тут (и при рождении, и при открывании глаза) устанавливается первое различение: Я и ОНО, причем оба – целостного, среднего рода, т. е. включая равно потенции мужского (мир – это Он, я – он. Мир меня гребет) и женского (кругом она, житуха, s!est la vie). Ибо Оно – это бытие, когда оно налицо, в потенции, присутствие чего я чую, – но не действует. (Так это в момент, когда я, обессиленный после соития, в пассивном бытии открываю глаза – вступаю в мир: он для меня просто простирается – как поле прошлых и потенциал будущих действий). Когда же действует, тогда это или Он, или Она: Бог или Материя (Жизнь – Смерть). Экзистенциалистское же «Оно» – это не древнее Man и Es, но обволакивающее, остро пронзающее существование («La Nausee», «Тошнота» Сартра), это человек между молотом и наковальней, прижат в точке (стеснен в мире заполненном), где мировые силы гребутся, и там, как при соитии, неизвестно, себя ли, ее ли (его) я чувствую?.

Фолкнеровское же «ОНИ», действие которых в мире чувствует Минк и против которых противостоит – один (как Ахав в «Моби Дике»), – это облепляющее множество: групповой брак (как он был у индейцев – аборигенов Америки) – на одного самца стаей навалились: «силы», «матки»; так волки растерзывают старого самца – утробы свои (влагалища) насыщают, пожрав плоть и кровь и фалл и семя. (Оттого причастие – это соитие с Христом: его плоть заглатывают – тело, пещеристое тельце хлеба и просфоры. И кровь пьют – его семя). Волки – утробы (как страх девочки – см. выше). Итак, самочувствие американца Минка в мире – это волк среди шакалов, швали, падали. ОНИ сильны и грозны оттого, что их много, а поодиночке – он, самец, сильнее (то же самочувствие и в «Моби Дике»). Русское же самочувствие: «Не везет!» («Что такое «не везет» и как с ним бороться?). Это – Он, Враг – точнее: НЕдруг, ибо это понятие мягче, нет закупоренной определенности (как и в треугольнике выше), а есть выход. Так что нет противостояния (как к Врагу), а есть боком-стояние, родимою сторонкой (к Недругу). Русская логика «не» здесь: понятие не собой определено, а как минус (т. е. бок, изъятое ребро – Ева) другого. И недаром русская логика от суждений с «не» исходит:

 
Не ветер бушует над бором,
Не с гор побежали ручьи,
Мороэ-воевода дозором..
Нет, я не Байрон, я другой..
Не то, что мните вы, природа..
 

«Не» – это отбрасывание покрова, майи: «изыди, сатана!» – чур меня! уйди, нечистая сила! – это отмахиванье налипшего, налегающего, засосавшего и потопившего женского, чтобы быть самим собой – тем, что сказано во второй, утвердительной части. Но не стоит, не живет утверждение самостоятельно, а все время отталкиваться должно, чтоб силу набирать от другого. Так что русское суждение – это статуя, наполовину лишь выделанная, а наполовину вросшая в глыбу, в мать-сыру землю (как Святогор: полтела в земле, пол – снаружи). Так и русский мужчина и дух, и Бог-Слово, Логос – еще полуженствен: на пуповине и иждивении и под ее крылом – не оторвался в самостоятельность, но, как Антей, все время приникать должен титьку Земли родной-сырой сосать. Не Геракл он– независимое слово говорящий и делом-подвигами мир расталкивающий

(Проверить: верно ли, что в части с «не» женские сущности, а в «да» – мужские?). Точнее: в «не» отталкивается ревниво чужой дядя – чужой мужчина-иноземец: «не ты, а я!» – уйди. Нет – все же жалко мне гробить царственные замысли, заделы, что утром мне под деревьями, под «Господи, помилуй!» навеяны были – когда возвращался, утешенный. Так вот и увильнул я от главных мыслей: все вокруг да косвенно..

Свет – семя

И, наоборот: в акте Эроса весь свет души уходит в семя… «Та «потеря сознания», которая происходит в последний момент родового акта, не есть конечно исчезновение «куда-то» души, ума, нравственной личности и идеализма!тогда человек умер бы), а есть всего этого переход в семя. Весь дух человека, все его личное «я» проницает СИЯНИЕМ семя: от чего в дитяти и отражается весь «дух» его родителей, их таланты, гений, благородство. Из этого объясняется пониженная духовность у детей «преизбыточествующих» гениев: они не способны совершать акта с требующимся «забвением себя», с «потерей сознания»; т. е. во время акта душа их остается в голове же, и семя в утробу матери переходит обездушенным только животным, только ферментом патологического зачатия»[86]86
  Розанов В. В. Люди лунного света. – Спб., 1911. – С. 140


[Закрыть]Недаром и в глубинном подлогосном языке – мате – говорится: «(Гр)еб твою в Бога-душу-мать» – т. е. душа и соитие, и бог – прекрасно оказываются соединимы

Подмыслим – как подмоемся

14 III 67 Х-ы-а-х (выдох из печенок) Сел. Ничего иного, чем интермедию, я сегодня писать не в состоянии То есть буду что-то побочное помышлять – и обходить главную замысль– чтоб ее не портить нечистыми касаниями. Но тогда стоит ли вообще затевать сегодня писание, если ты раздражен, не выспавшийся, дряблоумный? «Кому это нужно?» Вопрос этот сразу отпадает, ибо «я песню для себя пою». Тогда – нужно ли это тебе и, главное, мысли? (Почему, кстати, «главное – мысли»!?) Вот это уже вопрос для меня существенный. Не лучше ли при } держаться сегодня, зато завтра, промытый и очищенный, – приступишь к священнодействую? А то ведь расплеснешь пол-энергии на эту интермедию – и завтра послабже будешь. Но так ли это? Уже это рассуждение – из механической экономии исходит А что если здесь, как и в соитии: чем больше делаешь – тем больше хочется? (Правда, разжиженное семя может начать истекать.) А что если писание – как Гидра, о которой я Димке на днях читал? Голову срубаешь – две вырастают, т. е. от траты самоумножается (как и материнская, и всякая любовь, например: чем больше себя не щадишь и отдаешь себя – тем больше любви и больше чего отдавать остается). Даже грудь материнская – такая: не трать, береги для лучших времен – засохнет, а доись – раздаиваться будет Во всяком случае мне хочется сейчас присоединиться к последней модели из двух, верно, равно доказуемых и справедливых путей: воздержание и трата Значит, пока я делаю такой вывод, что и для мысли завтрашней писать мне сегодня может быть хорошо. Ну, допустим, приму я воздержание от писания. Что я буду делать? Ну, вчера понятно: оторвала болезнь Б., был за няньку, хозяйку, повара, Димку кормил и т. д. А сегодня ей лучше, и, к удаче, Марья Алексеевна пришла помочь. Значит, – можешь сесть, и для нее будет лучше, если я изолируюсь и в ходе писания сосредоточусь, а значит, очищусь и поласковею. А то смиряюсь, но затаенный упрек сидит в глазах и жестах: что из-за тебя, мол, такого медведя упустил1 (Как я вчера Димке объяснял: мысль упустить – как на охоте, напал на след медведя и совсем подошел, выстрелил! – осечка! – медведь ушел – и больше такого не поймаешь. То есть, может, другого – да, а этого?..)

А потом – вон еще соблазн и опасность этого бокового, вокруг да около, писания: выбалтыванье; вот уж столько авансов надавал на некую «царственную замысль», что требует жреческого отношения И это уже кладет к ней и ожидание, и априорное подозрение а так ли уж это? И может, ты и в самом деле до нее не дотянешь, не сможешь реализовать замысль – в мысль? Тогда что? – Стыдно будет – А перед кем? Вот ведь вопрос Его еще иначе можно поставить так: что для чего: моя жизнь для моей мысли или моя мысль для моей жизни? Ну, скажем, мысль может быть больше, чем «моя», а общезначима Но если ее общезначимость возрастет за счет тушевания и застенчивости моей жизни, – тогда это будет не та особая мысль, что именно я чую себя призванным развить, а – иная, и она мне – без любви. Ведь та задача, что я через себя понимаю как общезначимую: это выявить участие мысли в жизни, их переплетенность и взаимопомощь – т. е. то, что есть в опыте каждого человека, но недостаточно уважено и осознано, а потому и мало развито. Так что не тушевать жизнь за мыслью, но взаимно питать их друг другом мне должно – и, возможно, для других; но и – это уже абсолютно точно: для хорошего моего самочувствия и проживания своей жизни мне вот сегодня (как раз и для успокоения и промывания души для завтрашнего приступа) стоит делать то, что я сейчас делаю: писать – пусть дряблость. Но так я себя отвлекаю от злости и раздражения1, которые бы приливали, если б я стал просто проводить время – слоняться

Гулять? – Опять бы думал и накачивался пустым брожением мысли. Мышцы занять? – Нога еще после надреза. Читать? – И так столько запущено в голову и ждет своей очереди для расхлебывания, что боюсь еще грузить сейчас, когда я в ритме… Так что – подмыслим все-таки (как подмоемся). Она мне – щеточка и гигиена, что меня в состояние духа приводит. И спасибочко ей за то. Да ведь и предмет мой: Как мы с мыслию вдвоем Дружно-весело живем А главное, умиротворяет, что ритуал соблюден: вот утро – и я с 9-10 до 2–3 сижу, глазею в окно, дышу – и вроде умозрю. И соблюдение этой формы – ох, совсем не ради проформы

Когда недеяние – лучшее деяние

Чую это каждый день, когда к деревьям своим с утра подхожу. Вот и сегодня: уж на что дерганое утро: мартовский некастрированный кот Костя с 5 начал ввинчивающе мяукать. Потом иду не нужно ли чего больной? Спит Встаю, готовлю, Димку провожаю [87]87
  Так, Руссо в этом хотя бы видел пользу театра– что он на два-три часа уберегает злого супруга от срывания злости на детях, негодяя – от совершения подлости и т. п


[Закрыть]. Дал Б. чаю, а сам все-таки побежал к деревьям на 20 минут. Как ты мог? Ведь, может, ей тут же за доктором надо или еще чего? Ведь это не гуманно, эгоистично! И уж если на то пошло, не по-божьи ибо Бог как раз о ближнем заботиться велит и не приемлет фарисейской эгоистической молитвы – для самоспасения Но так ли это? Не полезно ли это и для больной будет, что я изыму себя из суматохи на миг, отрешусь, возвышусь, вдохну, улыбнусь, подобрею, умиротворюсь, стану трезвее, войду в разум? Ведь после этого отрешения от непрерывной помощи и заботы я стану способнее к нужному, а не суетно-пустомулишь бы действовать и проявлять заботу! – содействию. Может, полезнее всего окажется вообще воздержаться от всякого действия: нутро и природа вывезут А позвать доктора – тот поставит какой-нибудь диагноз дизентерии, арестуют в больницу – и там угробят, а никакой дизентерии и нет. Вон уже светлеет она и лучше самочувствует, и покой тут, и нет лишних надежд – и тревог

Ведь человек часто больше вредит себе и делу своим действием, чем бездействием. Например: уж где, кажется, напрягать надо человеку все силы и непрерывно действовать, как в шторм, под волной, несущей на рифы? И когда рассказывают, что в такие минуты верующие моряки складывали руки и молились, – кажется это совсем бессмысленным, и уж воистину случай и чудо, если спасаются А подумайте: ведь в момент высшей опасности у одного человека все способности и тело умно напрягаются и делают точно и быстро то, что нужно. Но у другого может наступить паника и истерика – ив таком состоянии каждое его действие (когда он старается «сам не плошать») – не то, ложно, неуместно. Так что лучше бы ему сложить руки. И вот люди, пройдя порог паники, молятся и складывают руки: цепенеют и ничего не делают

Но это значит, что они в этот миг, по крайней мере, не делают ничего себе губительного: не шевельнули веслом или рулем не туда (а эта малость, одно судорожное движение может оказаться роковым). Так что их ничегонеделанье в этот миг столь же полезно для дела и рентабельно, как в иное время – активное, стремительное действие И молитва, отвлекая их от пустого, ложного активничанья, – значит, спасает самим актом их сосредоточения на другом, отвлеченном, а не на жгучем моменте

ВЫВОЖУ БОГА

И в этом целительность отвлеченного мышления, сосредоточения на Боге. Бог и есть это отрешение. Тем молитва помогает:

Бог в ней есть как бы изыскуемая зацепка, крючок, на который я на миг мою душу могу подвесить и выветрить, – и Он живет и все остальное время как возможность в любую минуту изъять мою душу и туда подвесить: на иное она не зацепится. Потому мы, люди, без Бога – стеснены духом, в подкупольном существовании живем: без отдушины. Я вот не рожден в Боге, но всем жизненным и мыслительным путем вывел Его как необходимую мне для выживания и мысли Свсрхидею1 идею: чтоб было чем называть вот такие сворхличные и иные абсолютные состояния моего существа – и их pendant (или к чему они – pendant) в мире. Ибо ни одно из слов-идей: сверхидея, Абсолют, Бытие, Истина, Судьба, Единое, Вселенная, Бесконечность, Высокая Истина, Благо, Всеведение, Сверхличное, Природа, Он, Все, Дух, Троица, Возмездие – не подходит, ибо Бог – целостность всего этого и еще многого неизвестного – в одном. И чтобы обозначить этот «круг» и было б на что опирать рассуждения о другом – хоть не на зияние, а на Х (икс), что и есть Бог, – живое неизвестное полагаю как «постоянную величину», «константу»..

И так как знаю, что это великое живое неизвестное есть, и действует, и его (благое действие на себя своих чистых, абсолютных состояний: когда я прислонюсь к дереву, дышу, слышу и бормочу «Господи, помилуй!» – и мне легко и славно!) я ощущаю, живое присутствие сего, – потому я могу сказать, что живу с Богом. Есть перед чем умилиться, восхититься, что можно именно всей душой полюбить: ибо «Он» больше меня и всю душу мою объемлет[88]88
  Все зачеркиванья при издании оставлять, показывают неуместность определений для Бога, и это замечание оставить – Г Г


[Закрыть]. Ну, что еще из возлемыслей? Какую еще околомысль (хорошо: как «околесица») сообщить собираешься? Вот уже: побрякушками словечканья занялся. И это после слов о Боге! Добро, что они были у тебя когда-то продуманы. Так что вроде дело сказал. Но ритма с собой эти размышления не несли, т. е. не на ритме вынесены, – иначе бы не смог сейчас вот черточку поставить и по-боревской[89]89
  Эстетик Борев Ю Б имеется в виду – 19 12 89


[Закрыть] логике: «а еще» – плюсовать соображеньица, – а вела б она тебя, наматывала – в невидаль и в неведаль (Цветаева слова)

Ну – поиграем. Бетховеном промылся (на 3-ю сонату, первую часть напал). Пробренчал мне нутро В общем, уж мирен я, но туп и пуст. Словно протрамбовал и пролудил Бетховен нутренность моего сосуда – так что из стенок уже не прет жижа (не сочится лимфа возлемыслей) и грязь, но и говорить уже ничего не хочется по-пустому

Значит, вроде избегаю я той опасности: что затею такую чистку себя для восприятия света истины, что в этой чистке и похерюсь (в возне среди грязи), а до мысли дело и не дойдет. А есть эта опасность в Сократово-Плотиновом методе и принципе. очистить свою душу от грязи (т. е. сделать нравственной и справедливой) – и тогда ей будет дано – она сможет ослепляющий свет Истины принять: вынесет его Чистить-то можно по-разному Может, лучше всего просто пренебречь, убить свою грязь презрением и игнорированьем – и не копаться в ней, ибо копанье, рассовыванье уже есть заинтересованность, любопытство и уважение к мути и смуте своей, а дай этому болоту коготок – весь увязнешь – и не заметишь, как Все силы и время на отталкиванье нечистот уйдут.

Но что такое «нечистоты»

Се – неумная, не светлая толща существования Это то, что не Бог-Слово Но ведь не Бог-Слово – и Элогим, Двубого – та толща айсберга, лишь кончик которого сияет на поверхности в чистоте Логоса. И наша суета, может, – окрошка, но раскрошенная из этой толщи А раз, занявшись миром как Эросом, эта-то толща (в связи со Светом-Логосом, конечно: ибо им все же проницать стараемся) наиболее для меня тайно глубокомысленна, не смею я смутой своей пренебрегать: может, в ней мне подсказ какой дан: а я его, по тупости чистоплюйского Логоса, – отбрасывать собираюсь. Все Хватит на сегодня. Почитаем

Секрет реализации молитв

2 ч. Сходил за едой. Читаю Чхандогья упанишаду. С помощью слога «Ом» достигается исполнение желаний. «В связи со слогом Ом, – комментирует А Я. Сыркин, – проявляется сущность (rasa – сок – Г. Г.) жертвы: она поднимается к солнцу, солнце посылает дождь, дождь производит пищу, а последняя дает жизненные силы».[90]90
  Почему это точно и верно – и действительно так, что заклинание и молитва о дожде, о женихе, о хлебе насущном, об уме и знании и т. д. – в самом деле добывают их


[Закрыть] В бытии в каждой точке всегда все есть: гомеомерии-монады

Анаксагора – Лейбница, бесконечно малые частицы, содержащие бесконечные множества. Но мы восприемлем наличное лишь по кусочкам – тем, на которые в данный момент падает взгляд. Молитва есть сосредоточение, фиксация из бесконечноналичного бытия чего-то одного, с которым в данный момент[91]91
  Чхандогья упанишада – М, 1965 – С 147


[Закрыть] срастается все наше существо Ясно, что мы обретаем миллионократную чувствительность именно к этому – и начинаем различать именно его из бесконечно данного

Так, с рождения уже для девушки где-то растет жених – как составная бесконечной данности Но для него в ней еще дело не доросло: например, в 1-й год ее жизни жених для нее, что в Калькутте, растет где-то в Мадрасе, – но они не желают еще друг друга Когда же пришла ей пора, и она страстно желает жениха и вся на волении его: сейчас или никогда! – фиксируется, – естественно и получается, что вот этот, сейчас из Мадраса в Калькутту приехавший, – есть Богом посланный, молитвой добытый жених То есть мы всегда живем, окружены всеми измерениями. Молитва же, сильное желание, нам – как пропуск пройти, попасть и очутиться именно в данном измерении – в этой сфере

Вот ведь и ясно сказано, как зацепить, перенестись в это особое измерение, особый пространственно-временной континуум среди бесконечномерного бытия, где бытует предмет моих желаний:

«8. Теперь – исполнение молитв. Следует почитать места прибежища. Пусть (удгатар) прибегает к тому саману, которым он собирается петь хвалу

9. Пусть он прибегает к тому ричу[92]92
  «Рич» – стих, «риши» – поэт-мудрец


[Закрыть], в котором заключен этот саман; к тому риши, которым этот (гимн) сотворен; к тому богатству, которому он собирается петь хвалу»

Вот ведь среди каких многих координат, условий должна быть найдена точка-сфера – искомое пространство: сколько зацепок – все падежи (склонения – как и в солнце и светилах) пространства (языкового) должны быть учтены, см: «которым, в котором, которому» (инструмент, место, объект)

«10. Пусть он прибегает к тому метру, которым собирается петь хвалу Пусть он прибегает к тому виду хвалебного гимна, которым собирается петь хвалу ради себя

11. Пусть он прибегает к той стране света, в направлении которой собирается петь хвалу»

Совсем уж направление пространства, как вектор определенный, избирается

«12 Наконец, сосредоточившись в самом себе, пусть он поет хвалу, размышляя о желанном и не совершая упущений. И быстро исполнится у него желание – желание, с которым он будет петь хвалу, желание, с которым он будет петь хвалу»[93]93
  Чхандогья – С 52-53


[Закрыть]

Если сосредоточится и все это учтет, то человек разовьет и обнаружит многостороннюю искусность и ловкость, которыми и

будет осуществлено дело. И это отвлечение на Ом и божества – на самом деле совершенствованье способностей человека вообще – и их фокусированье в данном деле. Так, помолившийся живее выведет и лодку из пучины, ибо сам акт выведения – и будет не чем иным как воплощенной молитвой, путем спасения. Недаром поэтому дзен-буддизм считает всякую ловкость человека – религиозным служением: и богу можно служить, им исполняться, истину постигать – спасать душу – и через чайную церемонию, и через борьбу дзюдо. Ибо миг высшей ловкости и искусства, когда я полностью сосредоточен на чистейшей сути дела и ничем не отвлечен, – есть удовлетворение всем многосложным координатам – условиям молитвы. Естественно, что тут быстро и легко исполняются желания – и приходит победа и успех

Наше желание здесь совсем не есть корысть и эгоизм, но «богоугодно»: ибо страсть и рождает самозабвение и доставляет высшее сосредоточение, выносит нас в искомый фокус молитвы – в искомое измерение бытия

Желание есть эманация нашего «я» – луч пронзающий – щупальце, неуклонно ищущее соединения (с целью – «женщиной»). Желание – мужское в нас (Но отчего «воля» – женский род? И французское la volonte Однако немецкое der Wille)

Ну вот: оказывается, в индуизме: Брахман – Абсолют есть одновременно и молитва, как и выше у меня рассуждение, что Бог производится молитвой: «Брахман (brahman), – комментирует А. Я. Сыркин, – изначальное верховное существо, абсолют, манифестацией которого является все сущее. Как объективное начало выступает в упанишадах и ряде других памятников коррелятом субъективного начала – Атмана; тождество их… – одна из центральных монистических идей упанишад. Brahman может также иметь значение «молитва»…[94]94
  То есть Бог – не предмет вне «я», а акт, квант, дело, состояние, действо


[Закрыть]

УТРОБНАЯ ИСТОРИЯ СВЕТА

15. III.67. Итак, хватит блудить. Уточним местонахождение и курс. Момент, на котором мы застряли, – открывание глаз и рождение света – выход на свет. Но одновременно с этим – или, точнее, как предпосылка и основа этого – творятся несколько мирозданческих шагов: еще составляют целостного Человека, лежат в объятии, изображают животное о двух спинах; но вместе с исхождением Эроса и извержением семени – улетучивается связующая и скрепляющая сила: ослабевают объятия рук – бессильно отваливаются в стороны и не спаивают уже андрогина с боков, – и тут открываются щели, неплотное прилегание: низы и зияния; но самое главное – выпрастывается стержень, шкворень, на котором, как на оси, были спаяны половинки и, пока он плотно был воткнут, могли вертеться, верх на низ менять – и все же составлять целое[95]95
  Чхандогья…-С. 156


[Закрыть] Теперь фалл убывает: тот прибыток бытия, что сначала был огнем (воспламенение очей от красоты и воспаление крови желанием), что затем, как ветром, подтолкнул и притянул половинки сквозь пространство и заставил в поцелуе рта слить их грудные клетки: перемешать души – воздухи – и создать особое новое воздушное пространство и измерение бытия, в котором будут разворачиваться последующие действия: носиться вихри и клубления, летать искры – кометы и звезды очей; далее, прибыток, что только что был воздухом, начинает кружить голову, мотать кровь и всю лучшую влагу организма, его чистейший сок – гнать в средоточие: там набухает и вскипает и пенится семя в резервуарах своих и бьет волнами о шлюзы и препоны – и этот нерв отдается во всем существе, как набат, и зовет своих (капли чистейшего сока жизни) отовсюду к себе в поддержку (оттого-то потом, по извержении сока, мы чувствуем себя обезжизневшими и опустошенными, словно нутро и сердцевина и стержень из нас вынуты). Но эта вода жизни распирает далее берега нашего существа и рвется в срединный канал – туда, где тоньше всего тело – земля наша. Это «пещеристое» – пористое – значит, проницаемое и чувствительное тельце – волею воды жизни набрякает, набухает, вздымается – и вот уже стоит, как твердь несокрушимая, как столп и утверждение истины, как мировая ось. Таким-то образом огонь, пройдя сквозь наше существо сверху донизу (как молния дуб раскалывает): от глаз до фалла, от огня-света через воздух до воды-земли (путь обратный тому, что был у нас при восхождении по человеку-фаллу через слои стихий: значит, здесь, от противного, видим, что последовательность нашего рассмотрения была верна), становится плотнейшей землей: фалл туго входит в паз влагалища, и объятиями скрепляют друг друга полы в единое неразрывное туловище – плотнейшее вещество и вдвое тяжелейшее половинок. Итак, сложение огней обернулось сложением земель

Но для чего? И что дальше

Огонь зачерпнут был извне: из мира – из света – из лицезрения..

Интересно, каково либидо и воспламенение у слепых? Конечно же, и у них бывает напор, и восстает фалл и бросает друг на друга. Однако тот факт, что у слепых (я предполагаю и уверен) – рождаются зрячие дети, – говорит о том, что, значит, свет и сквозь тьму долговременную проходя, берет свое – и именно свое: то, что было; ведь у слепых, ныне рождающих зрячих, были зрячие же родители. Ведь субъект Эроса и семени не индивид (он – лишь труба сквозная, проходная), но род людской, его «колено», «ветвь», – и он-то (род) не мыслил безглазо. Просто удлинилось затемнение этой трубы, призванной вобрать и извергнуть из себя семя и свет, – на жизнь человека (или полосу в ней). Ведь и мы, когда в соитии, глаза закрываем: они не нужны, и нужна тьма и ночь. Только у нас это на время акта, а у тех – всю жизнь. Но время акта, как мы показали, – есть время метафизическое: т. е. мы погружаемся, в нас возникает, мы оказываемся в вечности, бесконечности и вневременьи. Но и для бытия и рода людского, который бесконечен и безвременен, – затемнение двух на акт или одного фалла-человека на всю жизнь, – есть лишь разница двух бесконечно малых, и как не может быть одна бесконечность больше (или меньше) другой, так и равны с точки зрения бытия эти две слепоты

ПРОПОРЦИИ. 9 МЕСЯЦЕВ – ГОД ЧЕЛОВЕЧИЙ

Итак, огонь был зачерпнут из лицезрения (индивидуального или сверхличного), и из наэлектризованности двух вспыхнула вольтова дуга, спаявшая на миг (метафизический, значит – на вечность) половинки в целое. Цель этого (смотрим по итогу) была: избыток бытия в одном (роль мужчины) передать, переслать эту переполненность в другое – в полость, вакуум, пустоту, так, чтобы в итоге первый опустошился, стал вакуумом, пустотой (куда может далее вливаться саморасширяющееся бытие, его прибыток – через зрение, восприятие и т. д.; недаром от любви и после любви, как после грозы, освежаются у нас, мужчин, восприятия, виденья: мы моложе, свежее, лучше видим и всасываем, – но тем самым мужчина превращается по отношению к миру в женщину); а вторая половинка (влагалище, женщи-на), переняв суть (сок – rasa индийская) избытка, стала бы сама набухать, как фалл мужской – беременеть. И в самом деле: женщина после соития набухает девять месяцев – наливается соками, отяжелевает ее избыточествующая земля. Только если фалл в мужчине проходит этот путь от огня до тяжелой земли и вершит извержение семени – рождение зародышей-идей за минуты, то фалл в ином составе стихий: в женщине – проходит подобный путь за девять месяцев. И это есть константа в Человеке целостном вообще. И дается она ритмом женщины (тогда как такт и время соития мужчины – величина переменная, факультативная). Прохождение фалла сквозь… и набухание женщиной в течение девяти месяцев имеет свои пропорции в сравнении с мужским набуханием и освобождением

Дитя, которое по истечении девяти месяцев рождает женщина, – есть та же капля семени (жизни: дитя всё – живот), что и сперматозоид, вырвавшийся из мужского фалла; только дитя примерно во столько же раз по массе больше изверженного из яиц мужчины семени – во сколько девять месяцев больше минут прохождения огня Эроса сквозь мужской проводник. В целостном акте соития: от зачатия до рождения ребенка (а именно таков объем одного звена в цепи мирового Эроса) малое пространство и малое тело мужского фалла и его малое время – стягивается вначале во вспышку и квант семени. Оно же, положившись на мать-землю (и ее относительно самостоятельное существо(вание) в этой женщине, которая представительствует за мать-землю и вселенную, и в ходе вынашивания: 9 месяцев – свой, человечий год – всеми лучами и соками земли и вселенной питается), не сторицей, но мириадицей умножается, и из времени мужского фалла в итоге возникает новое пространство и время: масса младенца и срок жизни человека. С точки зрения рода людского, этот срок – от рождения до извержения семени, т. е. до половой зрелости. После этого человек как представитель, сквозная труба рода людского, может помирать: мавр сделал свое дело – мавр может уйти. Но только с этого момента начинается зрение человека как личности: это уход стебля в пустоцвет – с точки зрения рода, но не с точки зрения мира и Эроса, ибо в качестве личности Человек бытийствует по-иному и не безразлично, в конечном счете, для мирового Эроса. Человек-личность умножает свет: его холит и лелеет, становится его жрецом до конца жизни после того, как был единожды заражен и пронзен им насквозь и навылет (в зачавшем соитии), – тот свет, от которого воспламенение через лицезрение бросает друг на друга все новых молодых. Этот свет, отраженный в нарастающей массе сложных личностей – лиц, глаз, – мириадно разнообразится. И верно, что в акте единождного соития – весь свет: вселенная и звезды, очи людей всех поколений, живых и умерших, – смотрят на нас (а не какие-то сорок веков, что с высоты пирамид взирали на наполеоновских вояк). Вот где – Осанна! и Аллилуйя