Текст книги "По нехоженной земле"

Автор книги: Георгий Ушаков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 25 (всего у книги 31 страниц)

Зноя здесь нет. Мы ходим в барашковых кубанках и не испытываем от этого

никаких неудобств, за исключением разве только случаев, когда приходится несколько

километров пробежать за медведем. Мы совсем не стремимся в тень и, если как следует

не поработаем, не томимся жаждой. Кожаная куртка на фланели, одетая на толстую

шерстяную фуфайку, или меховая рубашка, а в ветреные дни и полушубок – вот наша

летняя одежда, и мы отнюдь не тоскуем по легким летним костюмам. Болотные сапоги

или непромокаемые тюленьи пимы, надетые на толстый шерстяной чулок, устраивают

нас куда больше, чем парусиновые туфли.

За все лето нас не потревожил ни один комар, ни одна мошка; появлению их мы,

вероятно, удивились бы не меньше, чем немыслимому здесь кваканью лягушек. Даже

таких неизменных спутников лета, как мухи, мы не видели ни одной.

Правда, в наших краях тает снег, журчат ручьи, шумят водные потоки, на льду и

на земле стоят озера воды, распускаются цветы, в низинах зеленеют мхи, местами

можно найти маленькие лужайки осоки и злаковых, а птицы кладут яйца и выращивают

птенцов.

Но самыми яркими чертами здешнего лета все же являются таяние льдов,

изобилие жизни в море и незаходящее солнце.

Льды, разъедаемые водой, беспрерывно потрескивают. В некоторые дни у кромки

беспрерывно раздаются короткие звенящие звуки, словно кто-то пересыпает миллионы

мелких серебряных монет.

А солнце работает без отдыха. Дни и ночи оно кружит по небосводу невысоко над

горизонтом и поэтому напоминает или утреннее или предзакатное солнце средних

широт. В этом главная прелесть, незабываемое очарование полярного лета.

Мы не видим многих, привычных картин – ни колосящихся полей, ни зеленых

дубрав, ни летнего раздолья степей, зато Арктика щедро вознаграждает нас многим, о

чем в средних широтах можно только мечтать.

Урожай в Арктике

К югу от островов в этом году долго сохранялся ледяной припай. Он тоже

разъедался полыньями, но не уходил. Несколько параллельных гряд высоких торосов

цементировали всю массу льдов. Нужен был хороший шторм, чтобы разломать эти

многометровые махины. Только в половине августа, против базы экспедиции, открытая

вода приблизилась к острову на два – два с половиной километра. Наша моторная

[325] шлюпка оставалась блокированной льдами, и в районе базы мы не могли

выбраться для охоты в открытое море.

Правда, на льду появлялось много нерп. Иногда, в хорошую погоду, в поле нашего

зрения их вылезало погреться на солнышке до 150 штук. Но они мало привлекали нас.

Охота на них в этих условиях требовала много времени, надо было применять метод

эскимосов: наметив зверя, ползти к нему на животе и изображать тюленя – лежать на

льду, когда зверь, подняв голову, осматривается вокруг, копировать его движения —

крутить головой, почесываться по-тюленьи и т. п.

Иногда можно услышать рассказы о том, как эскимосы ухитряются таким образом

обмануть зверя своим искусным подражанием, как приближаются к нему вплотную и

хватают его за ласты.

Я ни разу не наблюдал такого искусства, хотя и видел, как охотник приближается

к нерпе на верный выстрел. И сам я без особого труда проделывал то же самое.

Эскимосы пользуются таким способом охоты обычно в случае, когда нет другой

надежды добыть кусок мяса, и то только тогда, когда лед покрыт снегом. Зверь может

долго не рассмотреть охотника, но зато слух у него развит лучше зрения, и малейший

треск или шорох спугивает его и заставляет уйти под лед.

Сейчас снега не было и в помине, обтаявшая и разъеденная водой поверхность

льда хрустела при малейшем прикосновении ноги, а кроме того, всюду были лужи и

мелкие озера воды.

Одна мысль ползти по ней после нашего месячного «купального сезона» в

последнем маршруте вызывала зябкую дрожь, тем более что за полтора-два часа такой

охоты можно было рассчитывать получить от охоты максимум тридцать-пятьдесят

килограммов мяса и жира. Это очень мало. Мы не могли заниматься такой охотой точно

так же, как не могли сидеть с удочкой и часами остановившимся взглядом следить за

поплавком, в надежде когда-нибудь подсечь пескаря.

Мы предпочли бы пробежать за зверем десять километров, чем ползти к нему

несколько сот метров на животе.

И даже на это мы согласились бы только не ради добычи нерпы, а, скажем, ради

добычи морского зайца весом не менее двухсот килограммов. Это в наших глазах была

уже настоящая добыча. А еще лучшей добычей был бы, конечно, медведь.

Нас тянуло в открытое море, где с большим успехом можно было рассчитывать на

хорошую добычу. [326]

Мы перебросили на собаках на остров Голомянный стрельную лодочку, фанеру,

бруски и все необходимое для лагерной жизни. Поставили здесь сначала палатку, а

потом выстроили маленький фанерный домик и таким образом оборудовали главную

промысловую базу, или, как мы по-сибирски называли ее, медвежью заимку.

По касательной к западной оконечности острова, как и зимой, с севера на юг

лежало открытое море. Пловучие льды то появлялись, то исчезали. В зависимости от

движения льдов появлялся и морской зверь. Медведи шли вдоль кромки льдов и, как

правило, приходили в район нашего лагеря; а вздумавшие поохотиться на припае или

прогуляться по неподвижным льдам, зачастую попадали на базу. Таким образом, мы

использовали преимущества открытого моря и вместе с тем охватили почти 20-

километровую полосу для охоты на медведей.

Заготовительная кампания началась. И началась она на месяц раньше, чем в

предыдущем году, то-есть в разгар полярного лета, в период изобилия. О характере его

далеко не полное представление дают сухие записи промыслового дневника:

«21– 29/VII 1931 г. База экспедиции. К югу от островов – неподвижные

льды, на юго-западе, западе и северо-западе – водяное небо. На льду много

нерп. Обычно в поле зрения их видно 100—150 штук. В некоторых местах,

около трещин, они лежат группами в 10—15 голов. Звери очень чутки и редко

подпускают на выстрел. Убитые на воде немедленно тонут. Промысел с

ружьем почти невозможен. Из птиц видны только белые полярные чайки и

оба вида поморника.

На острове найдены два больших полуистлевших оленьих рога. Когда здесь

были олени и как они сюда попали, сказать трудно. Могли быть занесены

вместе со льдами. На всем пройденном экспедицией пути никаких следов

оленей, кроме кости, найденной на берегу залива Сталина, да этих рогов, пока

не обнаружено.

30/VII. Остров Голомянный. К западу от острова море вскрыто. Пловучие

льды в 3 балла. На воде много нерп, часто показываются морские зайцы. На

берегу много свежих следов медведей. На острове обнаружена гнездовка

белых полярных чаек. Всего около 100 гнезд. Многие птенцы уже бегают;

есть, вероятно, только что вылупившиеся: в одном гнезде обнаружены еще

яйца. Видны поморники. Добыто два морских зайца.

31/VII. База экспедиции. В прибрежных трещинах появилось много сайки.

[327]

31/VII. Остров Голомянный. Обнаружена вторая гнездовка белых полярных

чаек. Из моря слышно дыхание белух.

1/VIII. Там же. Добыт медведь.

2/VIII. Там же. Добыт морской заяц и одна нерпа.

3/VIII. Там же. Добыт морской заяц.

5/VIII. База экспедиции. Добыто две нерпы.

8/VIII. Остров Голомянный. Добыто три медведя.

9/VIII. Там же. Добыто два морских зайца.

10/VIII. Северо-западная оконечность острова Домашнего. Добыт медведь.

12/VIII. Остров Голомянный. Добыт медведь. На гнездовке белых полярных

чаек много полуоперившихся птенцов (на взлете), но есть и совсем

маленькие, не выходящие еще из гнезд. Первые при виде человека

разбегаются в разные стороны, а взрослые птицы, стараясь согнать их в одну

стаю, одинаково заботятся обо всей молоди.

13/VIII. Остров Голомянный. Добыт один медведь.

14/VIII. Там же. Добыт морской заяц.

14/VIII. База экспедиции. Добыт медведь.

15/VIII. Остров Голомянный. Добыт один медведь, один морской заяц и одна

нерпа. На льду показывались три медведя. Близко от берега прошло

небольшое стадо (50—60 особей) белух и стадо гренландских тюленей-

лысунов (60—70). Наблюдался необычайно большой подход морских зайцев,

много нерп. По всем признакам, зверь шел за рыбой. Часто видим чаек,

дерущихся из-за какой-то мелкой рыбешки (повидимому, сайка). Появились

молодые моевки и бургомистры.

15/VIII. База экспедиции. Добыта одна нерпа.

16/VIII. Остров Голомянный. С утра идет снег. После полудня сильный

северный ветер. Лед быстро гонит к юту. На воде много морских зайцев;

нерпы показываются редко. Много моевок. Добыт медведь. Вечером прошло

небольшое стадо лысунов (30—40 штук).

17/VIII. Там же. Сильный северо-восточный ветер, пурга, земля покрыта

снегом – вид зимний. Льды унесло из поля зрения. В море волнение.

Замечено несколько летающих птенцов белой полярной чайки. Морского

зверя не видно совершенно.

20/VIII. Там же. Льды все еще за пределами хорошей видимости. Очевидно, с

ними отошел и зверь. Морских зайцев не видно уже три дня, очень мало

нерпы. Вечером на воде замечен морж. Добыта одна нерпа. На льду пролива

Красной Армии замечен один линялый песец. Видели одну крачку.

21/VIII. Там же. В полукилометре от берега на одинокой льдине убит морж.

По всем признакам, принадлежит к атлантическому [328] виду. Зверь около

тонны весом, голова по сравнению с тушей мала, клыки короткие, тонкие,

сильно разведенные в стороны, на коже почти сплошная рыже-бурая шерсть.

Желудок зверя оказался наполненным кусками еще непереваренного

нерпичьего сала, среди которого рваные куски нерпичьей шкуры.

22/VIII. Там же. Зверя очень мало. За весь день замечен один морской заяц и

несколько нерп. Много поморников и моевок. Снова замечена крачка.

23/VIII. Там же. Подошел зверь. Замечено два морских зайца. Много нерп.

Они попрежнему быстро тонут. Сегодня из одиннадцати убитых удалось

достать только две.

24/VIII. Там же. Замечен глупыш. Добыто две нерпы. Утоплено четыре зайца.

На гнездовке белых полярных чаек большинство гнезд опустело.

26/VIII. Северо-западная оконечность Среднего острова. Около мыса большая

полынья, затянутая салом. Очень много нерп. На кромке льда, у полыньи,

замечено пять морских зайцев. На мысу найдены норы леммингов.

26/VIII. База экспедиции. Ежедневно подходит в большом количестве сайка.

Вместе с приливом рыба заходит в лагуну позади дома. Первый массовый

заход отмечен 20 августа. Самки рыбы с икрой, самцы с молоками.

27/VIII. Там же. В четырех-пяти километрах от базы на льду замечен медведь.

Много поморников и белых чаек. Небольшими стайками появляются

кулички-песочники.

29/VIII. Там же. Добыто три медведя – крупный самец и самка с пестуном.

Убиты на льду в пяти-шести километрах к востоку от базы. Там же найдена

нерпа, задавленная медведем.

3/IX. Там же. Добыт медведь и одна нерпа. Медведь убит на припае к востоку

от базы.

4/IX. Там же. Кроме нерп, зверя не видно. Из птиц летают только полярные

чайки, поморники и кулички-песочники.

6/IX. Средний остров. Найден мертвый маленький медвежонок, погибший,

очевидно, весной. На льду добыта одна нерпа.

7/IX. Остров Голомянный. Добыта одна нерпа, зверя мало. Морских зайцев

совершенно не видно. Гнезда белых полярных чаек опустели все.

8/IX. Там же. Добыто две нерпы. Зайцев нет.

8/IX. База экспедиции. Добыта одна нерпа.

9/IX. Там же. Добыта нерпа. В прибрежную полынью заходил морж.

10/IX. Там же. На припае к востоку от базы добыто четыре медведя (самка с

двумя медвежатами и самец), пятый [329] медведь раненым скрылся во льдах.

Самец убит во время подкарауливания нерпы. Зверь настолько был увлечен

своим делом, что совершенно не обращал внимания на людей, стоявших в 50

метрах, на их крики и даже на бросаемые куски льда, падающие около его

носа. При вскрытии его желудок оказался совершенно пустым.

12/IX. Там же. Последние три дня дул сильный, достигавший 17 метров в

секунду ветер южных румбов. С юга, повидимому, был сильный нажим

льдов. Припай к югу от островов взломан, потом изменившимся ветром

отнесен к горизонту. В разводьях убито четыре нерпы.

13/IX. Там же. Впервые в этом году получили возможность спустить на воду

шлюпку. При плавании вдоль припая, еще сохранившегося к востоку, видели

небольшое стадо белух (20—25 штук). Нерп мало. Зайцев почти не видно.

Близко к дому подходила медведица с пестуном. В море много глупышей.

Добыто пять нерп. Утоплен заяц.

14/IX. Там же. Льды придвинуло к берегу. На пловучем льду замечено два

медведя. Вечером прошло небольшое стадо белух. Добыто пять нерп.

Утоплен заяц.

15/IX. Там же. Добыто семь нерп. Замечен один морж.

17/IX. Остров Голомянный. Лед из пролива Красной Армии на участке против

острова Голомянного и Среднего унесло в море. На косе, между этими

островами, в полосе прибоя найден скелет медведя. Под скелетом

обнаружены вмерзшие в гальку куски шкуры и шерсть. Очевидно, зверь

погиб в море или во льдах, которыми потом был выброшен на косу. На

Голомянном добыт медведь.

18/IX. Остров Домашний. Добыта нерпа.

22/IX. База экспедиции. Третьи сутки почти беспрерывно дует сильный ветер,

сначала с юга, потом с севера. На море сильный шторм. Вскрыло льды в

проливе между островами и вынесло в море. Наш островок отрезан от

остальных. К концу дня шторм начал утихать. В воздухе много моевок.

Вечером, с севера, через пролив между Домашним и Средним островами

прошло большое (не менее 500 голов) стадо. белух. Над стадом целое облако

полярных чаек и моевок, занятых ловлей сайки.

23/IX. Там же. Утром подошло новое стадо белух. Убито три штуки, но

вследствие волнения на море и неполадок с мотором шлюпки взять удалось

только одну (взрослый самец длиной 4,5 метра); как и накануне, белух

сопровождало большое количество чаек. На всех льдинах – много сайки,

выловленной чайками, но не съеденной. Птицы, очевидно, сыты, но

попрежнему с увлечением заняты охотой, вытаскивают пойманную рыбешку

на льдины. [330]

24/IX. Ночью прошло три стада белух. Днем они не появлялись.

25/IX. Там же. Недалеко от дома ночью прошел медведь. Белухи не

появлялись.

26/IX. Там же. Утром прошло стадо белух. Добыта одна большая самка. Из

сосков при нажимании бьет густое молоко желтоватого цвета. На вкус молоко

сильно отдает рыбой. Вечером недалеко от берега замечено новое большое

стадо белух. Нерп видно очень мало. Замечен одиночка гренландский тюлень.

Зайцев не видно совсем.

27/IX. Там же. За день с севера прошло шесть больших стад белух. Добыто

четыре – три самки и один крупный самец. Замечено несколько стаек

молодых чистиков.

28/IX. Там же. В течение всего дня почти беспрерывно с севера идут белухи.

Добыто шесть штук – два крупных самца, две взрослые самки, одна молодая

(синяя) самка и один детеныш. Около полуночи ход белухи стал

беспрерывным. Звери шли и с морской стороны и через пролив. Слышно

беспрерывное сопение. Пролив несколько часов буквально кипел. Кроме

белух, сегодня добыт один морской заяц.

29/IX. Там же. В проливе сало, местами молодой лед. Утром прошло

несколько небольших стад белух. Вдоль берега почти непрерывно идет сайка.

Заметно увеличилось количество нерп. Часто видели морских зайцев. Добыто

две крупные белухи – самец и самка и один морской заяц».

Таков в этом году был урожай Арктики. Так мы собирали его.

Нашествие белух

Луна, показавшаяся из-за горизонта, была желтой, как хорошо созревший лимон.

Море, по контрасту, стало совсем черным. Широкая дорога, отливающая желтым

шелком, легла на морской простор. Все видимые предметы, все, что в темноте ночи мог

воспринять взгляд, окрасилось только в два цвета. Даже льдины, застрявшие на отмели,

с одной стороны искрятся яркожелтым цветом, а с другой – кажутся черными.

И море сегодня тоже необычно.

Еще вчера вода, близкая к замерзанию, казалась густой и тяжелой, как ртуть. Море

в таком состоянии немеет: не услышишь ни всплеска, ни прибрежного шороха. Пленка

ледяных игл, вот-вот готовая сомкнуться в эластичную, гибкую корку льда, глушит все

звуки, которыми всегда так богато море. Сегодня, как и накануне, в морозном воздухе

царит полный покой, а море кипит точно при очень свежем ветре. Гребешки волн

бороздят водное пространство. Фонтаны брызг [331] то и дело взлетают в воздух.

Освещенные желтыми лучами луны, они то вспыхивают, то тухнут, как сотни тысяч

светлячков над болотной гладью. Особенно оживлен пролив между островами.

Всплески, сопение, глубокие вздохи, какие-то странные звуки, напоминающие

приглушенное хрюканье, беспрерывно доносятся на берег.

Это кормятся белухи. Тысячи белух. Это они превращают море в кипящий котел и

не дают ему возможности одеться льдом. Их здесь, поистине, как сельдей в бочке.

Только большинство этих «сельдей» достигает в длину четырех-пяти метров, и даже

самые маленькие из них, совсем еще сосунки, никак не уместятся в самую большую

сельдяную бочку.

Огромные, сильные звери пенят морскую поверхность. Они ежеминутно то

погружаются, то всплывают. Белые, блестящие спины взрослых животных, попав в

желтые лучи луны, кажутся огромными топазами.

Косяки сайки, привлекшие белух, с полудня идут по обеим сторонам нашего

острова, а преследующие их многочисленные стада белух вновь и вновь появляются то

в проливе, то с морской стороны.

Иногда к юго-восточному мыску, где стоит наш домик, одновременно подходят с

обеих сторон два стада. Тогда путь сайке преграждается, и она застревает в бухточке,

как раз против нашего домика. Что в этот момент здесь делается! Могучие звери

устремляются вслед за рыбой, в тесноте сталкиваются друг с другом, сопят, бьют по

воде огромными плавниками. И все это происходит рядом с косой, на расстоянии

двадцати – двадцати пяти метров от нашего домика. Невольно радуешься, что звери не

могут выйти на берег, иначе они снесли бы нашу базу, как ураганная океанская волна.

Вероятно, так выглядело первобытное море в далекие геологические эпохи, когда

его заселяли гигантские животные. Сейчас вряд ли еще где-нибудь, кроме северных

морей, увидишь что-либо похожее на это столь изумительное зрелище!

Даже наши собаки возбуждены и никак не могут успокоиться. Они бегают вдоль

берега и лают на море, вдруг ставшее таким странным – живым, дышащим, сопящим и

бурлящим жизнью.

Сами мы целый день возились с огромными тушами добытых зверей и устали до

изнеможения, однако не можем оторваться от невиданной картины.

Время приближается к полуночи.

Луна поднялась высоко над горизонтом. Свет ее стал серебристым, как обычно.

Море освещается лучше, а зрелище [332] стало еще более захватывающим. С северо-

запада идут новые и новые стада белух.

...Уже несколько суток мы живем в этой фантастической обстановке. Она

настолько необычна, количество зверя так велико, а прохождение его стад столь

величественно, что мы живем точно во сне. Охотничья горячка и новизна самой охоты

захватывают нас, хотя тяжелая работа по вытаскиванию и разделке огромных туш очень

утомляет. От усталости мы еле волочим ноги, падаем при попытке оттащить от туши

пластину жира, ходим пошатываясь и моментами как бы засыпаем на ходу; но все же

неохотно покидаем берег и не задерживаемся в домике, так как знаем, что таксе

зрелище, даже в Арктике, можно видеть далеко не каждый год. Глаза, слипающиеся от

бессонницы, попрежнему, как и в первый день нашествия белух, тянутся к кипящему

морю.

* * *

Удачная охота на белуху могла полностью обеспечить нас мясом, сулила сытую

зиму нашим собакам. Пользуясь счастливым случаем, мы с Журавлевым целиком

отдались охоте.

Но прежде чем рассказывать об этой охоте, надо описать самого зверя.

Белуха, или полярный дельфин, – млекопитающее и принадлежит к отряду

китообразных. Взрослое животное достигает четырех-пяти и даже шести метров в

длину и весит до полутора тонн. Крупное тело белухи, лишенное спинного плавника и

задних ласт, напоминает гигантское веретено. Только огромный, часто превышающий

метр в поперечнике, хвостовой плавник нарушает это впечатление. Кожа белухи

совершенно лишена шерсти. Она покрыта сантиметровым слоем «брони», или, как

говорят поморы, «алаперы», – роговидной массы, одновременно напоминающей и

пробку, состоящую из плотно сросшихся вертикальных волокон. Взрослый зверь

ослепительно белой окраски, без единого пятнышка, без единой складки или

морщинки. Белуха словно выточена хорошим мастером на токарном станке и затем

покрыта белой, блестящей эмалью. Отсюда произошло название зверя.

К старости цвет приобретает светложелтый тон, это – своего рода «седина»

белухи. Поэтому среди самого многочисленного стада белух легко обнаружить

стариков – самых крупных, самых матерых животных. Еще легче не только по

размерам, но и по окраске отличить молодежь и детенышей. Новорожденная белуха

достигает полутора метров в длину и окрашена в темный, почти коричнево-серый цвет;

потом, с годами, цвет постепенно переходит в пепельно-серый, голубовато-серый и,

наконец, в белый. Повидимому, окраска [333] молоди является защитным цветом.

Насколько легко еще издали рассмотреть на воде взрослую белуху, настолько трудно

бывает отличить от морских волн молодь. Правда, надо сказать, что естественных

врагов у белухи почти нет, если не считать довольно малочисленного ее сородича,

неутомимого зубастого хищника – касатку.

Голова белухи круглая, с небольшими, сильно сплюснутыми челюстями. В

передней части головы имеется сильно развитая жировая подушка, позволяющая зверю

пробивать достаточно толстый молодой лед.

Питается белуха и морскими моллюсками и ракообразными, но главной пищей ее

является мелкая рыба – сайка, мойва и др.

Местом обитания белухи является Северный Ледовитый океан и примыкающие к

нему моря. В погоне за рыбой белуха часто заходит в заливы с опресненной водой, в

устья больших рек или достаточно далеко уходит на юг. Поэтому ее можно встретить

как в любой точке вдоль побережья полярных морей, особенно у устьев крупных рек,

так и в более южных широтах, например у берегов Сахалина.

Белуха – стадное животное и всегда держится косяками от нескольких десятков

до многих сотен и даже тысяч голов.

Взрослая белуха дает от 250 до 400 килограммов жира и до 100 квадратных футов

кожи, идущей преимущественно на приводные ремни. Кроме того, ценится ее костный

жир, являющийся прекрасным смазочным маслом для точных инструментов. Мясо

может итти в пищу, но преимущественно, наравне с костями, используется в

производстве туковых и клеевых заводов. Промысел на белуху чрезвычайно заманчив,

но, несмотря на это, развит недостаточно. Объясняется это не только его трудностью,

но и ненадежностью. Дело в том, что у белухи нет постоянных путей миграции. В

одном и том же месте один год она может появиться в огромном количестве, а потом

ряд лет не появляется совершенно. Наш пример подтверждает это с достаточной

убедительностью. В минувшем году, несмотря на открытое море и присутствие сайки,

мы не видели ни одной белухи, а в этом году мимо нашей базы прошли десятки тысяч

зверей. Хорошо организованный и оснащенный промысел в одном сезоне может дать

богатую добычу, а в другом принести только крупные убытки, так как организация

промысла белухи требует значительных затрат.

Для промысла необходимы специальные крепкие ставные сети. Ими закрывают

белух в узких заливах или «обметывают» стадо на прибрежных отмелях и затем бьют

зверя так называемыми «спицами» – железными или стальными копьями. Часть белух

просто запутывается в сетях. Известны случаи, [334] когда один такой лов давал сразу

до 300 голов зверя. Кроме сетей, промысел должен быть обеспечен пловучими

средствами, приспособлениями для вытаскивания и разделки тяжелых туш и т. п. и

располагать достаточной рабочей силой, которая может быть занята лишь несколько

дней в году, при появлении зверя. Поэтому промысел на белуху, несмотря на свою

кажущуюся заманчивость, может быть выгодным лишь в комплексе с каким-либо

другим, постоянным делом.

Изменчивые пути хода белухи до сего времени сохраняют ее поголовье, и запасы

этого зверя можно считать пока нетронутыми. В будущем, при большем освоении

Арктики, белуха безусловно будет играть не последнюю роль в общей сумме

промысловой продукции. А пока местные охотники нередко бьют белуху из ружья.

Такая охота требует хорошего знания характера зверя и некоторых чисто

топографических условий. Она дает незначительную продукцию и никак не отражается

на запасах зверя.

* * *

Первый раз мы услышали характерное дыхание белух в дрейфующих льдах у

острова Голомянного еще 31 июля, увидеть самих зверей тогда не удалось. После этого

две недели белухи в нашем районе не подавали о себе никаких вестей. И только 15

августа, находясь на том же Голомянном, мы увидели небольшое стадо. Вместе с

белухами шел косяк в 60—70 голов не совсем обычных для здешних мест гостей —

гренландских тюленей. Это заставляло предполагать, что оба стада пришли откуда-то

издалека, вместе с появившейся в большом количестве сайкой.

Нашествие гостей переполошило все местное население. Большим белым облаком

шумно носились над ними чайки. В значительном количестве собрались у кромки льдов

нерпы и морские зайцы. Они необычно высоко высовывались из воды, чтобы

посмотреть на пришельцев. А те шли, не обращая ни на что внимания. Белухи солидно

сопели и вздыхали, словно озабоченные своим промыслом на рыбу, а стремительные

лысуны, как всегда, беззаботно резвились.

Наш охотник волновался. Если раньше нерпы казались ему не заслуживающей

внимания мошкарой по сравнению с морскими зайцами, то теперь и последние

потеряли в его глазах всякое значение по сравнению с белухами. Глядя на

высовывающихся из воды матерых зайцев, он досадливо говорил:

– Да не лезьте же вы, лешие! Не до вас сейчас. Всякому грибу свое время.

Он пытался стрелять по белухам, но безрезультатно. Для верной стрельбы по

этому зверю необходим невысокий, хотя [335] бы в несколько метров, крутой или, еще

лучше, обрывистый и приглубый берег. Уже с небольшой высоты можно следить за

каждым движением животного, идущего на глубине нескольких метров, держать его на

мушке и бить наверняка в тот момент, когда оно вынырнет для вздоха. На Голомянном

не было таких условий, да и сами белухи держались в 150—200 метрах от берега.

Поэтому охота не дала ничего, кроме волнений. Журавлев несколько дней не мог

успокоиться. Даже добытый морж не утешил его, и охотник продолжал проклинать

берега Голомянного.

Белухи опять исчезли, и вновь мы увидели их лишь 13 сентября, в открытом море,

когда шторм взломал около базы ледяной припай и мы получили, наконец, возможность

использовать свою моторную шлюпку и выйти в открытое море. На этот раз не только

Журавлев, но и Вася Ходов загорелся азартом. Он сел за руль и с непоколебимой верой

в технику заявил:

– Сергей, приготовься к стрельбе. Сейчас догоним.

Мотор бешено заработал. Шлюпка понеслась за уходящим стадом белух. Но наша

техника не выдержала испытания. Шлюпка еле развивала 12—13 километров, а белухи,

напуганные стуком мотора, уходили со скоростью не менее 20—25 километров.

Журавлев бесновался на носу шлюпки, на чем свет стоит ругал мотор и умолял Ходова

«наддать» и «нажать». Но тот не только «наддал», а, можно сказать, выжимал из

слабосильного мотора все, что можно было. И белухи скрылись в морском просторе.

Разочарованные, мы повернули к берегу. Недалеко вынырнул морской заяц.

Раздался выстрел, и зверь, пуская пузыри, пошел ко дну. Это подлило масла в огонь.

Журавлев рассвирепел. Направо и налево он начал стрелять в нерп. Пять из них нам

удалось выхватить из воды.

Охотник недовольно ворчал:

– Тоже зверями называются. Кошки, а не звери. Пользы от вас, как от кота

молока!

Белухи на много дней растревожили его сердце.

И только еще через десять дней он получил удовлетворение.

Перед вечером, при затихающем шторме, против нашего домика прошло стадо

белух, не менее 500 голов. В следующее утро подошло новое стадо. Тут и началась

охота.

Теперь были все необходимые условия, вплоть до приглубого дна и крутого

берега, поднимавшегося над водой до восьми метров. Журавлев мог проявить свое

охотничье искусство. Я до этого много раз видел белуху, но ни разу не промышлял ее и

на целый день охотно занял около Журавлева место ученика. [336]

Мы дежурили недалеко от мыса. Вдоль берега сплошной, густой массой шла

сайка. Широкая темная полоса двигалась, точно бесконечная лента конвейера, почти по

самой поверхности воды. Тучи моевок и белых полярных чаек с криком носились над

рыбой. Птицы то и дело пикировали на воду и тут же поднимались в воздух с

трепещущей в клюве рыбешкой. За удачливыми рыболовами, пытаясь отбить добычу,

гонялись чайки-разбойники. Беспрерывный гвалт стоял в воздухе.

Наконец вдали показались всплески, легкая волна катилась с северо-запада. От

дыхания зверей над водой появилась тонкая пленка пара. Это шли белухи. Они не

торопились, двигались спокойно, со скоростью пяти-шести километров в час, и на ходу

поедали сайку. Так же спокойно, не рассыпаясь, сомкнутыми миллионными рядами шла

рыбешка, словно ее совершенно не касалось все происходящее.

Вот звери уже рядом с нами. Ослепительно блестят их белые тела. Среди

взрослых много синих белух. Это двух-трехлетки. Коричнево-серые детеныши жмутся

к матерям, идут с ними бок о бок, и некоторые совершенно непонятным образом

держатся на гладких и скользких спинах матерей, вместе с ними уходят под воду и

через минуту-две снова в том же положении появляются на поверхности.

Непуганая белуха идет волнообразно, ни на мгновение не задерживаясь и не

замедляя хода на поверхности, скрываясь под водой не больше трех минут. Вот голова

показывается над водой, обнажается расположенное в передней части головы, как раз за

жировой подушкой, дыхало, раздается шумный вздох, и голова снова погружается в

воду, а на поверхности показывается туловище, потом виден только хвостовой плавник,

наконец и он исчезает. Через две-три минуты все повторяется сначала.

Стадо вытянулось километра на полтора. Примерно третью часть его Журавлев

пропустил без выстрела. Как у охотника хватило на это терпения, я не мог понять. Но

вот вижу, как он поднимает карабин, берет на прицел огромное животное, хорошо

видимое под четырехметровым слоем воды, ведет карабин по ходу зверя, не спуская

мушки с головы белухи. Зверь приближается к поверхности. Над водой показывается

голова, раздается вздох, и тут же гремит выстрел.

Зверь вздрагивает, проплывает еще несколько метров по инерции и, вытянувшись,

замирает. Ближайшие белухи, как бы желая оказать помощь соплеменнику, точно по

команде, поворачиваются к нему головами. Образуется подобие громадной ромашки с

живыми, четырехметровыми лепестками. Это так неожиданно, что даже Журавлев

застывает в изумлении, позабыв о своем карабине. [337]

Через минуту группа распадается. Часть белух несется вперед, хвост стада