Текст книги "Quo vadis"

Автор книги: Генрик Сенкевич

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 41 страниц)

Генрик Сенкевич
Quo vadis

Глава I

Петроний пробудился лишь около полудня, и, как обычно, с ощущением сильной усталости. Накануне он был у Нерона на пиру, затянувшемся до глубокой ночи. Здоровье его в последнее время стало сдавать. Он сам говорил, что просыпается по утрам с какой-то одеревенелостью в теле и неспособностью сосредоточиться. Однако утренняя ванна и растирание, которое усердно проделывали хорошо вышколенные рабы, оживляли движение медлительной крови, возбуждали, бодрили, возвращали силы, и из элеотезия[1]1
  Элеотезий – комнаты для умащения.


[Закрыть], последнего отделения бань, он выходил будто воскресший – глаза сверкали остроумием и весельем, он снова был молод, полон жизни и так неподражаемо изыскан, что сам Отон не мог бы с ним сравниться, – истинный arbiter elegantiarum[2]2
  Arbiter elegantiarum – «законодатель изящного вкуса» (лат.), несколько измененное выражение Тацита («Анналы», XVI, 18).


[Закрыть], как называли Петрония.

В общественных банях он бывал редко: разве что появится какой-нибудь вызывающий восхищение ритор, о котором идет молва в городе, или когда в эфебиях[3]3
  Эфебии – площадки для гимнастических состязаний эфебов (юноши от 16 до 20 лет).


[Закрыть] происходили особенно интересные состязания. В усадьбе у Петрония были свои бани, которые Целер, знаменитый сотоварищ Севера[4]4
  Целер и Север – архитекторы, строители «Золотого дворца» Нерона.


[Закрыть], расширил, перестроил и украсил с необычайным вкусом, – сам Нерон признавал, что они превосходят императорские бани, хотя императорские были просторнее и отличались несравненно большей роскошью.

И после этого пира – на котором он, когда всем наскучило шутовство Ватиния[5]5
  Ватиний Тит – сапожник, впоследствии шут и приближенный Нерона.


[Закрыть], затеял вместе с Нероном, Луканом и Сенеционом[6]6
  Сенецион Клавдий – приближенный Нерона, впоследствии участник заговора Пизона.


[Закрыть] спор, есть ли у женщины душа, – Петроний встал поздно и, по обыкновению, принял ванну. Два могучих бальнеатора[7]7
  Бальнеатор – раб-банщик.


[Закрыть] уложили его на покрытый белоснежным египетским виссоном[8]8
  Виссон – тонкое, почти прозрачное хлопковое полотно, обычно белого, иногда пурпурного цвета. В эпоху империи ценилось на вес золота.


[Закрыть] кипарисовый стол и руками, умащенными душистым маслом, принялись растирать его стройное тело – а он, закрыв глаза, ждал, когда тепло лаконика[9]9
  Лаконик – отделение горячей бани с большим, но мелким бассейном.


[Закрыть] и тепло их рук сообщится ему и прогонит усталость.

Но через некоторое время Петроний заговорил – открыв глаза, спросил о погоде, потом о геммах, которые обещал прислать ему к этому дню ювелир Идомен для осмотра… Выяснилось, что погода стоит хорошая, с небольшим ветерком со стороны Альбанских гор[10]10
  Собственно, Альбанская гора (ныне Монте-Каво), самая высокая вершина Лация (прибл. в 30 км к юго-востоку от Рима), у подножья которой был расположен древнейший город латинян Альба-Лонга.


[Закрыть] и что геммы не доставлены. Петроний опять закрыл глаза и приказал перенести его в тепидарий[11]11
  Тепидарий – теплая (прохладная) баня.


[Закрыть], но тут из-за завесы выглянул номенклатор[12]12
  Номенклатор – «именователь», раб, в обязанности которого входило знать и называть хозяину гостей, всех рабов дома, а также подаваемые кушанья.


[Закрыть] и сообщил, что молодой Марк Виниций, недавно возвратившийся из Малой Азии, пришел навестить Петрония.

Петроний распорядился провести гостя в тепидарий, куда перешел сам. Виниций был сыном его старшей сестры[13]13
  В действительности Марк Виниций, консул 30 и 45 гг., в 33 г. женился на Юлии, внучатой племяннице Тиберия.


[Закрыть], которая когда-то вышла замуж за Марка Виниция, консула при Тиберии. Молодой Марк служил под началом Корбулона в войне против парфян[14]14
  Рим постоянно соперничал с Парфией (мощным государством на территории современных Ирака и Ирана) за влияние на Ближнем Востоке и в Армении. Имеется в виду неудачная для римлян кампания 62-63 гг., приведшая к переходу Армении под контроль парфян. Домиций Корбулон – талантливый римский полководец; покончил с собой в 67 г. по приказу Нерона.


[Закрыть], и теперь, когда война закончилась, вернулся в город. Петроний питал к нему слабость, даже привязанность, – Марк был красивый юноша атлетического сложения, к тому же он умел соблюдать в разврате некую эстетическую меру, что Петроний ценил превыше всего.

– Приветствую тебя, Петроний! – воскликнул молодой человек, пружинистой походкой входя в тепидарий. – Пусть даруют тебе удачу все боги, особенно же Асклепий и Киприда[15]15
  Асклепий – в греческой мифологии бог врачевания, сын Аполлона. Тождествен римскому Эскулапу. Киприда – эпитет Афродиты (Венеры). По одной из версии мифа, Афродита родилась из морской пены у берегов Кипра.


[Закрыть], – ведь под их двойным покровительством тебе не грозит никакое зло.

– Добро пожаловать в Рим, и пусть отдых после войны будет для тебя сладостен, – ответил Петроний, протягивая руку меж складок мягкого полотна, которым его обернули. – Что слышно в Армении и не случилось ли тебе, будучи в Азии, заглянуть в Вифинию?

Петроний был когда-то наместником Вифинии[16]16
  Об этом сообщает Тацит («Анналы», XVI, 18). Годы наместничества Петрония неизвестны. Вифиния – область на северо-западе М. Азии. Римская провинция с 74 г. до н. э.


[Закрыть] и управлял ею деятельно и справедливо. Это могло показаться невероятным при характере этого человека, известного своей изнеженностью и страстью к роскоши, – потому он и любил вспоминать те времена как доказательство того, чем он мог и сумел бы стать, если б ему заблагорассудилось.

– Мне довелось побывать в Гераклее[17]17
  Гераклея – город в Вифинии на побережье Черного моря.


[Закрыть], – сказал Виниций. – Послал меня туда Корбулон с приказом собрать подкрепления.

– Ах, Гераклея! Знавал я там одну девушку из Колхиды[18]18
  Колхида – область на юго-восточном побережье Черного моря.


[Закрыть], за которую отдал бы всех здешних разведенных жен, не исключая Поппеи. Но это давняя история. Лучше скажи, как дела там, у парфян. Право, наскучило уж слушать обо всех этих Вологезах, Тиридатах, Тигранах[19]19
  Вологез I – парфянский царь (ок. 57-76). Тиридат – брат Вологеза, в 66 г. возведен Нероном на армянский престол. Тигран IV – царь Армении (60-62).


[Закрыть], об этих дикарях, которые, как говорит юный Арулен[20]20
  Имеется в виду Юний Арулен Рустик, философ-стоик. В 66 г., будучи народным трибуном, выступал в поддержку Тразеи Пета.


[Закрыть], у себя дома еще ходят на четвереньках и только перед нами притворяются людьми. Но теперь в Риме много о них говорят, верно потому, что о чем-нибудь другом говорить опасно.

– В той войне дела наши были плохи, и, когда бы не Корбулон, мы могли потерпеть поражение.

– Корбулон! Клянусь Вакхом! Да, он истинный бог войны, настоящий Марс, великий полководец, но вместе с тем запальчив, честен и глуп. Мне он симпатичен, хотя бы потому, что Нерон его боится…

– Корбулон отнюдь не глуп.

– Возможно, ты прав, а впрочем, это не имеет значения. Глупость, как говорит Пиррон[21]21
  Пиррон (ум. 275 или 270 до н. э.) – греческий философ, основатель скептической школы. Скептики отрицали познаваемость сущности вещей и призывали воздерживаться от суждений, утверждая, что всякое положение ничуть не более истинно, чем любое другое.


[Закрыть], ничуть не хуже мудрости и ничем от нее не отличается.

Виниций начал рассказывать о войне, но, когда Петроний прикрыл глаза, молодой человек, глядя на его утомленное и слегка осунувшееся лицо, сменил тему разговора и стал заботливо расспрашивать о здоровье.

Петроний опять открыл глаза.

Здоровье!.. Нет, он не чувствует себя здоровым. Конечно, он еще не дошел до того, до чего дошел молодой Сисенна[22]22
  Сисенна – Вероятно, лицо вымышленное.


[Закрыть], который настолько отупел, что, когда его по утрам приносят в бани, он спрашивает: «Это я сижу?» И все же он нездоров. Виниций поручил его покровительству Асклепия и Киприды. Но он в Асклепия не верит. Неизвестно даже, чьим сыном был Асклепий – Арсинои или Корониды[23]23
  По одной из версий мифа, Асклепий был сыном Аполлона и Арсинои, дочери мессенского царя Левкиппа, по другой – Аполлона и нимфы Корониды.


[Закрыть], – а если нельзя с уверенностью назвать мать, что уж говорить об отце! Кто нынче может поручиться, что знает даже собственного отца!

Тут Петроний рассмеялся, потом продолжал:

– Правда, два года тому назад я послал в Эпидавр[24]24
  Эпидавр – прибрежный город в Арголиде (область на северо-востоке п-ова Пелопоннес), известный своим храмом Асклепия.


[Закрыть] три дюжины живых серых дроздов и чашу золотых монет, но знаешь почему? Я себе сказал так: поможет или нет – неизвестно, но не повредит. Если люди еще приносят жертвы богам, все они, думаю, рассуждают так, как я. Все! За исключением, может быть, погонщиков мулов, которые предлагают свои услуги путникам у Капенских ворот[25]25
  Капенские ворота – в южной части Рима, между холмами Авентином и Целием. Через них проходила Аппиева дорога в Капую (главный город провинции Кампания, ок. 200 км к юго-востоку от Рима).


[Закрыть]. Кроме Асклепия, пришлось мне также иметь дело с его служителями – асклепиадами, когда в прошлом году у меня была болезнь мочевого пузыря. За меня тогда они совершали инкубацию[26]26
  Инкубация – обычай проводить ночь в храме с целью увидеть вещий сон.


[Закрыть]. Я-то знал, что они обманщики, но тоже сказал себе: чем это мне повредит! Мир стоит на обмане, и вся жизнь – мираж. Душа – тоже мираж. Надо все же иметь достаточно ума, чтобы отличать миражи приятные от неприятных. Я приказываю в моем гипокаустерии[27]27
  Гипокаустерий – подвальное помещение, откуда нагретый воздух по трубам поступал в жилую часть дома.


[Закрыть] топить кедровыми дровами, посыпанными амброй, ибо в жизни предпочитаю ароматы смраду. Что ж до Киприды, которой ты меня также поручил, я уже столько пользовался ее покровительством, что в правой ноге колотье началось. Впрочем, это богиня добрая! Полагаю, теперь и ты – раньше или позже – понесешь белых голубей на ее алтарь.

– Ты угадал, – молвил Виниций. – Стрелы парфян меня не тронули, зато ранила меня стрела Амура… и совсем неожиданно, в нескольких стадиях[28]28
  Стадий – ок. 185 м.


[Закрыть] от ворот города.

– Клянусь белыми коленами Харит![29]29
  Хариты – в греческой мифологии три дочери Зевса (Аглая, Евфросина и Талия), богини юности, изящества и красоты; тождественны римским Грациям. В различных версиях мифа имена Харит и их число варьируются.


[Закрыть] Ты расскажешь мне об этом на досуге, – сказал Петроний.

– Я как раз пришел спросить у тебя совета, – возразил Марк.

Но в эту минуту явились эпиляторы[30]30
  Эпиляторы – рабы-массажисты, удалявшие волоски на теле.


[Закрыть] и занялись Петронием, а Марк, сбросив тунику[31]31
  Туника – длинная рубашка, одевавшаяся на голое тело; повседневная домашняя одежда.


[Закрыть], вошел в бассейн с теплой водой – Петроний предложил ему искупаться.

– Ах, я и спрашивать не буду, пользуешься ли ты взаимностью, – сказал Петроний, глядя на юное, словно изваянное из мрамора тело Виниция. – Видел бы тебя Лисипп[32]32
  Лисипп – выдающийся греческий скульптор (2-я пол. IV в. до н. э.); излюбленной темой его творчества был образ Геракла.


[Закрыть], ты был бы теперь украшением ворот Палатинского дворца[33]33
  Со времен Августа резиденцией императора становится дворец на Палатинском холме (центральный холм Рима наряду с Капитолийским).


[Закрыть] в образе статуи юного Геркулеса.

Молодой человек удовлетворенно улыбнулся и начал окунаться в бассейне, обильно выплескивая теплую воду на мозаику с изображением Геры[34]34
  Гера (в римской мифологии Юнона) – сестра и супруга Зевса (Юпитера), верховная олимпийская богиня. Согласно мифу, Гера уговорила бога сна (Гипноса) усыпить Зевса, пока она преследует Геракла. Второй раз Гипнос усыпил Зевса по просьбе Геры, чтобы ахейцы смогли победить в Троянской войне.


[Закрыть], просящей Сон усыпить Зевса. Петроний смотрел на него глазами художника.

Но когда Марк вышел из бассейна и отдал себя в распоряжение эпиляторов, вошел лектор с висевшим у него на животе бронзовым футляром, из которого торчали свитки папируса.

– Хочешь послушать? – спросил Петроний.

– Если произведение твое, то с удовольствием! – ответил Виниций. – Но если не твое, лучше побеседуем. Поэты теперь ловят слушателей на каждом углу.

– Еще бы! Возле каждой базилики, возле терм, библиотеки или книжной лавки нельзя пройти, чтобы не встретить поэта, который жестикулирует, как обезьяна. Агриппа[35]35
  Агриппа Марк Випсаний (62-12 до н. э.) – приближенный и зять Августа, крупный полководец. Прославился также сооружением в Риме двух водопроводов и первых терм (общественных бань).


[Закрыть], когда приехал сюда с Востока, принял их за одержимых. Но такие нынче времена. Император пишет стихи, и все подражают ему. Не дозволяется только писать стихи лучше, чем император, и по этой причине я слегка опасаюсь за Лукана… Я-то пишу прозой – правда, не щадя ни самого себя, ни других. А лектор собирался нам читать «Завещание» бедняги Фабриция Вейентона[36]36
  Фабриций Вейентон, известный доносчик, написал, по сообщению Тацита («Анналы», XIV, 50), книгу под названием «Завещание», полную нападок на неугодных ему лиц. За злоупотребления Нерон приказал изгнать Вейентона и сжечь его книгу.


[Закрыть].

– Почему бедняги?

– Потому что ему приказали сыграть роль Одиссея и не возвращаться к домашнему очагу до нового распоряжения. Эта «одиссея» окажется для него куда менее трудной, чем некогда для самого Одиссея, ибо его жена не Пенелопа. Словом, я не должен тебе говорить, что поступили глупо. Но у нас здесь ни о чем особенно не задумываются. Книжонка довольно дрянная и скучная, ее начали с увлечением читать лишь тогда, когда автора изгнали. Теперь же вокруг только и слышно: «Скандал! Скандал!» Возможно, Вейентон кое-что присочинил, но я-то знаю город, знаю наших отцов сенаторов и наших женщин и уверяю тебя, что все его выдумки меркнут перед действительностью. Ну, понятно, каждый в этой книге что-то ищет – себя со страхом, других с удовольствием. В книжной лавке Авирна сотня писцов переписывает ее под диктовку – успех обеспечен.

– Твои делишки там не описаны?

– Есть и они, но тут автор оплошал – на самом деле я и хуже, и не столь примитивен, как он меня изобразил. Видишь ли, мы тут давно утратили чувство того, что пристойно и что непристойно; мне самому уже кажется, что тут нет различия, хотя Сенека, Музоний[37]37
  Музоний Руф – известный философ-стоик, учивший в Риме при Нероне; сослан в связи с раскрытием заговора Пизона.


[Закрыть] и Тразея притворяются, будто его видят. Мне на это наплевать! Клянусь Геркулесом, я говорю, что думаю! Но я все же превосхожу их кое в чем, я знаю, что безобразно и что прекрасно, а это, например, наш меднобородый поэт, возница, певец, танцор и актер не понимает.

– Все же мне жаль Фабриция! Он славный товарищ.

– Его погубила собственная его любовь. Все это подозревали, никто не знал точно, но он сам не мог сдержаться и по секрету разбалтывал всем. Историю с Руфином слышал?

– Нет.

– Тогда перейдем во фригидарий[38]38
  Фригидарий – прохладная комната в бане.


[Закрыть], охладимся немного, и я тебе все расскажу.

Они перешли во фригидарий, посреди которого бил фонтан розоватой воды, распространяя аромат фиалок. Там, усевшись в устланных шелком нишах, они стали наслаждаться прохладой. Несколько минут оба молчали. Виниций задумчиво смотрел на бронзового фавна, который, неся на плече нимфу, пригнул ее голову и страстно прижимался губами к ее губам.

– Он поступает правильно, – сказал Марк. – Это лучшее, что есть в жизни.

– Пожалуй. Но ты, кроме этого, еще любишь войну, которая мне не по душе – потому что в шатрах ногти портятся, трескаются и теряют розовый цвет. В общем, у каждого свои увлечения. Меднобородый[39]39
  Меднобородый (лат. Ahenobarbus) – родовое прозвище фамилии Домициев, к которой принадлежал Нерон; внешность императора отвечала этому прозвищу.


[Закрыть] любит пенье, особенно свое собственное, а старик Скавр – свою коринфскую вазу[40]40
  Видимо, вымышленное лицо, так как Эмилий Мамерк Скавр, известный оратор и поэт-трагик, покончил с собой в 34 г. Вазы из коринфской бронзы (от названия города Коринф, расположенного на северо-востоке Пелопоннеса, у Истмийского перешейка) ценились за красоту чеканки и особое качество металла, содержавшего примеси золота и серебра.


[Закрыть], которая ночью стоит у его ложа и которую он целует, когда ему не спится. Уже выцеловал на ее краях выемки. Скажи, а стихов ты не пишешь?

– Нет, я ни разу не сочинил полного гекзаметра[41]41
  Гекзаметр – шестистопный дактиль с последней усеченной стопой, особенно характерен для эпической поэзии.


[Закрыть].

– И на лютне не играешь и не поешь?

– Нет.

– А колесницей правишь?

– Когда-то участвовал в ристаниях в Антиохии[42]42
  Антиохия – крупный город в северной Сирии близ побережья Средиземного моря.


[Закрыть], но неудачно.

– Тогда я за тебя спокоен. А к какой партии на ипподроме ты принадлежишь?

– К зеленым.

– Тогда я совершенно спокоен, тем более что, хотя состояние у тебя изрядное, ты все же не так богат, как Паллант или Сенека. У нас теперь, видишь ли, похвально писать стихи, петь в сопровождении лютни, декламировать и мчать в колеснице по цирку, но еще лучше, а главное, безопаснее, не писать стихов, не играть, не петь и не состязаться в гонках. А самое выгодное – уметь восхищаться, когда все это делает Меднобородый. Ты красивый юноша – стало быть, тебе может угрожать разве лишь то, что в тебя влюбится Поппея. Но для этого она чересчур опытна. Любовью она досыта насладилась при первых двух мужьях, а при третьем ей нужно кое-что другое. Ты знаешь, этот дурак Отон до сих пор любит ее безумно. Бродит там по испанским скалам и вздыхает – он настолько утратил прежние свои привычки и так перестал следить за собой, что на завивку волос ему теперь хватает трех часов в день. Кто бы мог этого ожидать от нашего Отона?

– Я его понимаю, – возразил Виниций. – Но я на его месте поступал бы иначе.

– А именно?

– Я бы создавал преданные мне легионы из тамошних горцев. Иберы – храбрые воины.

– Виниций, Виниций! Мне так и хочется сказать, что ты не был бы на это способен. И знаешь, почему? Такие вещи, конечно, делают, но о них не говорят, даже в условной форме. Что до меня, я бы на его месте смеялся над Поппеей, смеялся над Меднобородым и сколачивал бы себе легионы – но не из иберов, а из ибериек. Ну, самое большее, писал бы эпиграммы, которых, впрочем, никому бы не читал, в отличие от бедняги Руфина.

– Ты хотел рассказать его историю.

– Расскажу в унктории[43]43
  Ункторий – комната в бане, предназначенная для растираний и умащений.


[Закрыть].

Но в унктории внимание Виниция привлекли красивые рабыни, ожидавшие там купающихся. Две из них, негритянки, походившие на великолепные эбеновые статуи, принялись умащать тела господ тончайшими аравийскими благовонными маслами, другие, фригиянки, искусные причесывальщицы, держали в нежных и гибких, как змеи, руках шлифованные стальные зеркала и гребни, еще две, прелестные, как богини, девушки – гречанки с острова Коса[44]44
  Кос – остров близ юго-западного побережья М. Азии.


[Закрыть], вестиплики[45]45
  Вестиплика – рабыня, наблюдавшая за одеждой.


[Закрыть], ждали минуты, когда надо будет живописно уложить складки тог[46]46
  Тога – верхняя одежда совершеннолетних граждан, кусок ткани, особым образом оборачивавшийся вокруг тела. Юноши до 17 лет, а также жрецы и магистраты носили т. н. претексту – тогу с пурпурной каймой.


[Закрыть] на обоих мужчинах.

– Клянусь Зевсом Тучесобирателем! – сказал Марк Виниций. – Какой тут у тебя цветник!

– А я больше забочусь о качестве, чем о числе, – отвечал Петроний. – Вся моя фамилия[47]47
  Домашние рабы назывались «фамилия». (Примеч. автора.) Термин «фамилия» обозначал дом как совокупность всех домочадцев, включая рабов.


[Закрыть] в Риме составляет не более четырехсот человек, и я полагаю, что разве только выскочкам требуется больше прислуги.

– Пожалуй, и у Меднобородого нет таких прекрасных тел, – сказал, раздувая ноздри, Виниций.

Петроний на это ответил с любезной небрежностью:

– Ты мой родственник, и я не такой черствый человек, как Басс[48]48
  Вероятно, Ауфидий Басс, известный историк и философ-эпикуреец, которого высоко ценил Сенека.


[Закрыть], и не такой педант, как Авл Плавтий[49]49
  Авл Плавтий – известный полководец, завоеватель и наместник Британии (в 43-47 гг.).


[Закрыть].

Виниций, однако, услыхав последнее имя, забыл на миг о девушках с Коса и, быстро взглянув на Петрония, спросил:

– Почему тебе вспомнился Авл Плавтий? Знаешь, подъезжая к городу, я сильно разбил себе руку и провел в его доме больше десяти дней. Когда со мной это случилось, Плавтий как раз проезжал по дороге, он увидел, что мне худо, и забрал меня к себе; там его раб, лекарь Мерион, вылечил меня. Именно об этом я и хотел с тобою поговорить.

– Чего это вдруг? Не влюбился ли ты случайно в Помпонию? Тогда мне тебя жаль: она немолода и добродетельна! Худшего сочетания не могу себе представить. Бр-р!

– Не в Помпонию, увы! – ответил Виниций.

– Тогда в кого же?

– Если б я сам знал в кого! Но я даже не знаю точно ее имени – Лигия или Каллина? В доме ее называют Лигией, потому что она из народа лигийцев[50]50
  Лигийцы (лугии) – собирательное название ряда племен, обитавших на территории современной западной Польши.


[Закрыть], и у нее есть свое варварское имя: Каллина. Странный дом у этих Плавтиев! Народу много, а тишина, как в лесах Сублаквея[51]51
  Сублаквей – вилла Нерона близ т. н. Симбруинских озер (прибл. 60 км к юго-востоку от Рима).


[Закрыть]. Более десяти дней я не знал, что там живет богиня. Но раз на заре я увидел, как она умывалась у фонтана в саду. И клянусь тебе пеной, из которой родилась Афродита, что лучи зари пронизывали ее тело насквозь. Мне думалось, когда взойдет солнце, она растворится в его свете, как исчезает из глаз утренняя звезда. С той поры я ее видел еще два раза, и с той поры, поверь, я не знаю другого желания, мне не в радость все утехи города, я не хочу женщин, не хочу золота, не хочу коринфской бронзы, ни янтаря, ни жемчуга, ни вина, ни пиров, хочу только Лигию. Говорю тебе, Петроний, чистосердечно, я тоскую по ней, как тосковал Сон, изображенный на мозаике в твоем тепидарии, по Пасифее[52]52
  Пасифея (в некоторых версиях мифа – младшая из Харит) была обещана Сну Герой в награду за усыпление Зевса.


[Закрыть], тоскую днем и ночью.

– Если она рабыня – купи ее.

– Она не рабыня.

– Кто же она? Вольноотпущенница Плавтия?

– Она никогда не была невольницей и не могла быть отпущена на волю.

– Так кто же она?

– Сам не знаю – царская дочь или что-то в этом роде.

– Ты пробудил мое любопытство, Виниций.

– Но если тебе будет угодно меня выслушать, я его быстро удовлетворю. История не слишком длинная[53]53
  История не слишком длинная. – Нижеследующая история сообщается Тацитом («Анналы», XII, 29-30), за исключением эпизода с девушкой, и происходила в 50 г.


[Закрыть]. Ты, возможно, был знаком с Ваннием, царем свебов[54]54
  Свебы – собирательное название ряда германских племен, обитавших на северо-востоке Германии. Царем свебов сделал Ванния в 16 г.


[Закрыть], – народ его изгнал, он долго жил в Риме и даже прославился удачливой игрой в кости и счастливой судьбой. Цезарь Друз[55]55
  Цезарь Друз Младший (13 до н. э. – 23 н. э.), сын Тиберия.


[Закрыть] вернул ему трон. По сути, Ванний был человеком твердым, вначале он правил неплохо и воевал успешно, но потом начал слишком ретиво грабить не только соседей, но и своих свебов. Тогда Вангион и Сидон, два его племянника, сыновья его сестры и Вибилия, царя гермундуров[56]56
  Гермундуры – германское племя, обитавшее на территории современных Баварии и Тюрингии.


[Закрыть], решили вынудить его опять отправиться в Рим… искать счастье в игре.

– А, помню, это было при Клавдии, совсем недавно.

– Вот-вот. Началась война. Ванний призвал на помощь язигов[57]57
  Язиги – сарматское племя, обитавшее между Дунаем и Тиссой.


[Закрыть], а его любезные племяннички – лигийцев, которые, прослышав о богатствах Ванния и надеясь на жирную добычу, явились с такими полчищами, что сам император Клавдий встревожился. Вмешиваться в войну варваров Клавдий не хотел, но все же написал Ателию Гистру, командовавшему придунайским легионом[58]58
  В действительности командира дунайского легиона и наместника Паннонии звали Секст Палпеллий Гистр.


[Закрыть], чтобы тот внимательно следил за ходом войны и не позволил нарушить наш покой. Гистр потребовал от лигийцев обещания не переходить границу, на что они не только согласились, но еще дали заложников, среди которых были жена и дочь их вождя. Ты же знаешь, варвары отправляются на войну с женами и детьми. Так что моя Лигия – дочь того вождя.

– Откуда ты все это знаешь?

– Мне рассказал сам Авл Плавтий. Лигийцы тогда действительно границу почти не нарушали, но ведь варвары налетают, как буря, и, как буря, исчезают. Так исчезли и лигийцы с турьими рогами на головах. Свебов и язигов Ванния они разбили, но их царь погиб, и они ушли с добычей, а заложники остались во власти Гистра. Мать вскоре умерла, дочку Гистр, не зная, что с нею делать, отослал правителю всей Германии Помпонию. Закончив войну с хаттами[59]59
  Хатты – крупное германское племя, обитавшее в верхнем течении р. Везер.


[Закрыть], Помпоний возвратился в Рим, где Клавдий, как тебе известно, разрешил ему триумфальные почести. Девушка шла за колесницей победителя, но когда торжества кончились, Помпоний тоже не знал, что с нею делать, – ведь заложницу нельзя было считать пленницей, – и в конце концов отдал ее своей сестре, Помпонии Грецине, жене Плавтия. В этом доме, где всё, начиная с господ и кончая птицей в курятнике, преисполнено добродетели, девушка выросла, увы, столь же добродетельной, как сама Грецина, и стала такой красавицей, что даже Поппея рядом с нею выглядела бы, как осенняя фига рядом с яблоком Гесперид[60]60
  Геспериды – в греческой мифологии нимфы, жившие на краю света у берегов Океана. Они охраняли золотые яблоки вечной молодости, которые Гера получила в подарок от Геи-Земли.


[Закрыть].

– Ну, и дальше что?

– Повторяю тебе, с той минуты, что я увидел ее у фонтана, увидел, как лучи солнца пронизывают насквозь ее тело, я без памяти влюбился.

– Выходит, она прозрачна, как медуза или как маленькая сардинка?

– Не шути, Петроний, а если тебя ввело в заблуждение то, что я так свободно говорю о своем увлечении, знай, что под нарядным платьем часто скрываются глубокие раны. Еще должен тебе сказать, что по пути из Азии я провел одну ночь в храме Мопса[61]61
  Мопс – легендарный прорицатель, сын пророчицы Манто.


[Закрыть], надеясь получить оракул. И вот во сне мне явился сам Мопс и изрек, что в моей жизни произойдет большая перемена вследствие любви.

– Слыхал я, как Плиний говаривал[62]62
  Имеется в виду Гай Плиний Секунд (Старший) (23-79), римский государственный деятель, историк и ученый-энциклопедист, погибший при извержении Везувия.


[Закрыть], что не верит в богов, но верит в сны, и, возможно, он прав. Несмотря на все мои шутки, я и сам временами думаю, что существует лишь одно вечное, всемогущее, творящее божество – Венера Родительница. Она соединяет души, соединяет тела и предметы. Эрос вывел мир из хаоса. Хорошо ли он поступил, это другой вопрос, но раз уж так случилось, мы должны признать его могущество, хотя можем и не благословлять его.

– Ах, Петроний, куда легче услышать философское рассуждение, чем добрый совет.

– Но скажи, чего ты собственно хочешь?

– Хочу получить Лигию. Хочу, чтобы вот эти мои руки, которые сейчас обнимают только воздух, могли обнять ее и прижать к груди. Хочу дышать ее дыханием. Будь она рабыней, я бы дал за нее Авлу сотню девушек, у которых ноги выбелены известью в знак того, что они в первый раз выставлены на продажу. Хочу иметь ее у себя в моем доме до тех пор, пока голова моя не побелеет, как вершина Соракта[63]63
  Соракт – высокая гора в южной Этрурии (к северу от Рима).


[Закрыть] зимою.

– Она не рабыня, но все-таки принадлежит к фамилии Плавтия, а поскольку она покинутое дитя, ее можно считать воспитанницей. Если бы Плавтий захотел, он мог бы тебе ее уступить.

– Ты, наверно, не знаешь Помпонии Грецины. Впрочем, оба они привязались к ней, как к родной дочери.

– Помпонию я знаю. Уныла, как кипарис. Не будь она женою Авла, ее можно было бы нанимать в плакальщицы. Со дня смерти Юлии она не снимает темной столы[64]64
  Стола – длинное просторное платье, отличительная одежда римской матроны.


[Закрыть], и вообще вид у нее такой, будто она уже при жизни бродит по лугам, где растут асфодели[65]65
  …где растут асфодели… – т. е. в царстве мертвых.


[Закрыть]. Вдобавок она – одномужняя жена, а стало быть, среди наших женщин, разводившихся по четыре-пять раз, истинный феникс. Да, слышал ты, будто в Верхнем Египте недавно вылупился из яйца феникс, что с ним случается не чаще чем раз в пятьсот лет?

– Ох, Петроний, Петроний, о фениксе мы поговорим когда-нибудь в другой раз.

– Что же сказать тебе, милый мой Марк? Я знаю Авла Плавтия, он, хотя и осуждает мой образ жизни, все же питает ко мне известную слабость, а может быть, даже уважает меня больше, чем других, зная, что я никогда не был доносчиком, как, к примеру, Домиций Афр[66]66
  Домиций Афр (ум. 59) – способный оратор, запятнавший себя, однако, многочисленными доносами.


[Закрыть], Тигеллин и вся свора дружков Агенобарба. Я не притворяюсь стоиком, а между тем порицал не раз такие поступки Нерона, на которые Сенека и Бурр смотрели сквозь пальцы. Если ты считаешь, что я могу чего-нибудь добиться для тебя у Авла, – я к твоим услугам.

– Да, считаю, что можешь. Ты имеешь на него влияние, к тому же твой ум неисчерпаемо изобретателен. Если бы ты все это хорошенько обдумал и поговорил с Плавтием…

– У тебя преувеличенное представление о моем влиянии и изобретательности, но, коль дело только в этом, я поговорю с Плавтием, сразу как они приедут в город.

– Они вернулись вот уже два дня.

– В таком случае идем в триклиний, там нас ждет завтрак, а потом, подкрепившись, прикажем отнести нас к Плавтию.

– Я всегда тебя любил, – с живостью ответил на это Виниций, – но теперь, пожалуй, прикажу поставить твою статую среди моих ларов[67]67
  Лары – боги – хранители домашнего очага (в римской мифологии).


[Закрыть] – такую же прекрасную, как вот эта, – и буду приносить ей жертвы.

Говоря это, он повернулся к статуям, украшавшим целую стену наполненной благоуханием залы, и указал на статую Петрония в виде Гермеса с посохом в руке.

– Клянусь светом Гелиоса! – прибавил Марк. – Если «божественный» Александр[68]68
  Александр (греч. «Отражающий мужей») – прозвище Париса, сына троянского царя Приама и Гекубы. Прекрасная Елена (дочь Зевса и супруга царя Менелая) пленилась красотой Париса и бежала с ним в Трою, что послужило причиной Троянской войны.


[Закрыть] был схож с тобою, я не дивлюсь Елене.

В возгласе этом звучала не просто лесть, но искреннее восхищение, – хотя Петроний был старше и не столь атлетического сложения, он был красивее даже Виниция. Женщины в Риме восхищались его острым умом и вкусом, доставившим ему прозвище «арбитра изящества», но также его телом. Восхищение было заметно даже на лицах девушек с Коса, которые теперь укладывали складки его тоги и одна из которых, по имени Эвника, тайно в него влюбленная, смотрела ему в глаза покорно и восторженно.

Но Петроний на это не обращал внимания и, с улыбкой обернувшись к Виницию, начал цитировать ему в ответ сентенцию Сенеки о женщинах:

– «Animal impudens»[69]69
  Бесстыдное животное (лат.)


[Закрыть], – и т. д.

Затем, обняв его за плечи, повел Марка в триклиний.

В унктории две девушки-гречанки, две фригиянки и две негритянки принялись убирать сосуды с душистыми маслами. Но вдруг из-за занавеса, отделявшего фригидарий, показались головы бальнеаторов и послышалось тихое «тсс». По этому знаку одна из гречанок, фригиянки и эфиопки встрепенулись и вмиг исчезли за занавесом. Начиналась в термах пора вольности и разгула, чему надзиратель не препятствовал, так как сам нередко принимал участие в подобных развлечениях. Догадывался о них и Петроний, но, как человек снисходительный и не любивший наказывать, смотрел на это сквозь пальцы.

Осталась в унктории одна Эвника. С минуту она прислушивалась к удалявшимся в направлении лаконика голосам и смеху, потом взяла выложенный янтарем и слоновой костью табурет, на котором только что сидел Петроний, и осторожно поставила его возле статуи своего господина.

Ункторий был весь залит солнечными лучами и сиял цветными бликами, игравшими на радужном мраморе, которым были отделаны стены.

Эвника встала ногами на табурет и, оказавшись вровень со статуей, вдруг обвила ее шею руками; затем, откинув назад свои золотистые волосы и прижимаясь розовым телом к белому мрамору, страстно припала губами к холодным устам Петрония.