Текст книги "Пуля для звезды. (Пуля для звезды. Киноманьяк. Я должен был ее убить. Хотите стать вдовой?)"

Автор книги: Генри Харт

Соавторы: Эдвин Коннел,Ж. Феррье,Р. Гордон
сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 30 страниц)

Глава седьмая

На следующее утро Бруно позвонил Фабрису Фонтеню и осведомился о впечатлении актера от того, что газеты назвали «сюрпризом трупа».

Естественно, ответила Маги.

– Мсье Фонтень уже знает новость?

– Да, мы слышали об этом вчера вечером по радио.

– Какова его реакция?

– Как и у всякого актера.

– А кроме того?

– Он сказал: «То, что меня смущало в первой версии о Тони как убийце Эрналя, так это слишком тщательная для любителя проработка мизансцены. Смена ролей расставляет все по своим местам!»

– И что дальше?

– Он отправился спать.

Журналист больше не настаивал.

Теперь Бруно находился в кабинете инспектора Соважона, на набережной Орфевр. Полицейский пригласил его расспросить о поведении владельцев «Автомата».

– Я не заметил ничего особенного, – заявил журналист. – Никакой напряженности между ними… но должен уточнить, что никогда прежде не видел их вместе…

Внезапно Бруно вспомнил одну деталь.

– Ах, да! Во время интервью мы находились в гостиной на втором этаже, внезапно вошел Тони Лафо… так, будто хотел застать нас врасплох. Он пришел за книгой, но у меня было совершенно четкое впечатление, что это только предлог. Впрочем, Эрналь не придал тогда никакого значения. Во всяком случае, он обошелся без комментариев.

– Если я правильно понял, Тони Лафо мог проявить признаки… зависти?

Слово рассмешило журналиста.

– Да, можно назвать и так! Несколько позже, когда я уходил, Лафо демонстративно меня проигнорировал. Он явно был раздражен.

– Как вел себя во время интервью Эрналь?

– Отлично… раскрепощен, уравновешен. Он несколько возбудился, вспоминая съемки фильма и, как мне показалось, очень радовался повторной демонстрации фильма в кинотеатре. Он даже при мне позвонил на ОРТФ, чтобы попросить показанную по телевидению копию, считая ее единственным полным экземпляром. Это все, что я могу рассказать…

– Не густо, – заметил Соважон, доставая свою трубку.

– Да, можно представить Тони убийцей Эрналя, обратное мне кажется маловероятным.

– Почему?

– Впечатление. Лафо явно был нервозным, легковозбудимым типом, к тому же мы знаем, что он был завистлив и ревнив. Предположив, что Эрналь хочет порвать с их… партнерством…

Инспектор жестом остановил Бруно.

– В любом случае сегодня несомненно одно – в машине сгорел Лафо.

– Причем с бумагами Эрналя, ибо это вызвало ошибку в опознании. Машина была на чье имя?

– Эрналя.

– Значит, неудивительно, что в бортовом ящичке был найден бумажник владельца машины. Итак, преступление или самоубийство?

– Лишь Эрналь может ответить на этот вопрос. Мы объявили его розыск…

Дверь кабинета приоткрылась, позволяя увидеть высокий силуэт инспектора Дельмаса.

– Надо же, старина, – начал он и тут увидел стоявшего спиной Бруно.

– Извини, я думал, ты один, – запнулся он, собираясь удалиться.

– Останься, – сказал Соважон, – и пожми руку своему большому другу!

Бруно удивленно обернулся и узнал Дельмаса. Он тотчас понял шутку Соважона и не смог скрыть свое смущение. Но Дельмас подошел и улыбаясь протянул руку.

– Я простил бы скорее то, что вы выдали себя за одного из моих друзей, чем утверждения об убийстве Франсуазы Констан.

– Но я уверен, что ее убили, – запротестовал Бруно. – Франсуаза Констан, Тони Лафо, оператор…

– «Фильм-убийца!» – насмешливо процитировал Дельмас.

– Уверяю, что со мной согласно большинство читателей, – заметил Бруно.

– Ваша теория безосновательна. Тони Лафо не участвовал в фильме своего партнера… Более того, он встретился с Эрналем лишь в 1965 году.

– Откуда вам это известно? – подозрительно спросил журналист.

Но тотчас поправился и, улыбаясь, добавил:

– Если вы можете сказать, не разглашая служебных секретов.

– Очень просто, от семьи Лафо, – сообщил Дельмас.

– Я вчера встретился с Фабрисом Фонтенем, – признался Бруно. – Он тоже не верит, что между тремя трагедиями существует связь…

– И это мнение имеет к нам прямое отношение! – подметил Соважон.

– Есть вещь, волнующая меня, но на которую никто не обращает внимания, – продолжал Бруно.

– Мы слушаем вас, сын мой, – сказал Соважон, скрестив руки.

Но журналист не рассмеялся.

– Почему нет больше ни одной копии фильма? В чьих интересах было их уничтожать?

– Эрналь, – неубедительно предположил Дельмас.

– Почему он? Почему не кто-то другой?

– Этим мы и занимаемся! – поднимаясь, ответил Соважон. – Благодарю вас за визит.

– А если я это выясню? – вызывающе спросил Бруно.

– Если вы выясните что? – переспросил пожилой инспектор.

– Выясню, кто уничтожил копию фильма и почему…

– Тогда мы назначим вас помощником шерифа! До свидания!

С мрачным видом Бруно пожал руки инспекторов и вышел из комнаты.

Мгновение спустя он уже сидел в своей машине и мчался к авеню Гобелин.

– Опять вы? – воскликнула мадам Биссман, одетая все в тот же пеньюар.

– Вчера я забыл кое-что у вас спросить…

– Что же? – все с той же иронией спросила она, прислонившись к стене и скрестив руки.

Всем видом мадам Биссман показывала, что настроена на продолжительную беседу. Бруно больше не пытался предложить пройти к ней, может быть, мужчина, назвавший ее накануне Мариз, был еще там? Он решил, что ей просто удобнее поболтать на лестничной клетке из желания быть замеченной с молодым человеком…

– Мне нужно фото вашего мужа.

– Ах, это! – удивилась она, беря в свидетели воображаемую публику.

– Я работаю во «Франс Пресс».

– Не читаю газет, не люблю читать.

– Я делаю репортаж о фильме, недавно показанном по телевидению, где ваш муж участвовал как звукорежиссер.

– «Скажите, что мы вышли», – быстро откликнулась женщина, будто участвовала в конкурсе. – Я его видела, у меня есть телевизор. Мне он не понравился. Девушки все время в одних и тех же платьях, и я так и не поняла сути. Но вы здесь ни при чем, – вежливо добавила она.

– Этот фильм имел огромный успех.

– Люди сошли с ума! – доверительно сообщила она своей таинственной публике.

– Мой главный редактор заказал статью о всех участниках съемок, актерах и техниках, по возможности сопроводив ее фотографиями. Теперь вы знаете все.

– Да, – спокойно ответила она, не шевельнувшись.

– Мне необходимо фото мсье Биссмана, – нетерпеливо продолжал Бруно. – У вас не найдется одного-двух снимков?

– Разумеется, найдутся.

– Я обещаю вам их не потерять, – уточнил журналист, заставляя женщину решиться.

– Но я не знаю, имею ли право дать их вам! Муж может быть недоволен.

– Наоборот, – с шаром возразил Бруно. – Он будет польщен.

– Если у него теперь другая профессия, это может его скомпрометировать…

– Или поднять его престиж.

– Престиж! – повторила она, будто не поняла значения слова.

Тем не менее не сдвинулась с места.

– Итак, да или нет?

– Уж очень вы упорны, а? – воскликнула, улыбнувшись, женщина.

– Пожалуй, да.

– Заметьте, вы правы. Доказательство: я сейчас принесу их, эти фото.

«Уф…» – мысленно выдохнул Бруно.

Мгновение спустя он вышел на улицу, предварительно сунув в карман фото Биссмана. Квадратное лицо, мясистые губы, горбатый нос.

«Прекрасное лицо для злодея», – подумал журналист о фотографии.

На колокольне Сен-Медар пробило полдень.

* * *

Полдень был и на бульваре Распай, 232, где Фабрис Фонтень только что с трудом открыл глаза. Казалось, он в угнетенном состоянии. Перед тем как лечь спать, он много выпил, но причиной состояния был не алкоголь. Вначале Фабрис отнес это на отсутствие женщины рядом с ним, – впервые за долгое время он спал один. Затем события предыдущего дня всплыли из потаенных уголков его памяти: беседа с корреспондентом «Франс Пресс» и новость, услышанная им по радио. Наконец-то Фабрис понял, почему он настолько разбит.

Тони Лафо мертв, а Эрналь исчез.

– Все это – абсурд, – прошептал он, прежде чем зевнуть.

У него не хватило смелости покинуть свою огромную кровать. Он устал, устал от всего: известности, женщин, кино и самого себя.

Он подумал о Лене Лорд. Вспомнил день, когда познакомился с ней. Она ждала – спокойная, нежная, сдержанная; ее глаза с радостью следили за его приближением к ней. Невинная, настолько невинна, что это просто провоцировало.

И Фабрис исполнил свой обычный номер: базарный цинизм, звездная самоуверенность. Она покраснела. Потом, позже, она плакала…

Фабрис зарылся лицом в подушку, будто желая все забыть, стереть слезы Лены Лорд.

Десять лет. Где сейчас Лена Лорд? Мертва? Жива? Или прозябает в безвестности?

Вошла Маги с подносом.

– Наконец-то! – прорычал актер, бросая подушку на ковер на полу.

Дневной свет ворвался в комнату.

– Думаю, не следует говорить мне, что я грязная тварь, я это знаю, – сказала она, поднося чашку кофе к его губам.

– Звонил Бруно Мерли, он хотел узнать ваше мнение о смерти Тони Лафо.

– Никакого, я ничего не думаю!

– Я так ему и ответила.

– И отныне я запрещаю кому бы то ни было говорить со мной об этом деле. Передайте всем репортерам!

– Я учту, – ответила секретарша. – Ваша ванна…

– Не сегодня, и, может быть, никогда больше, – вздохнул он. – Что за вид у меня, когда я плаваю в этой пене! Петрушка, стареющий человек, вообразивший себя моложавой кинозвездой.

«Депрессия», – тотчас констатировала Маги и не стала настаивать. Слегка приподнявшись, естественным жестом Фабрис обнял ее за талию и привлек к себе, уткнувшись лбом ей в живот и не шевелясь.

Она нежно ласкала его волосы. Маги любила подобные, крайне редкие, мгновения близости; он ничего не говорил, но она была уверена в том, что сейчас он получает больше, чем от всех его вместе взятых девочек на ночь.

– Фабрис, бассейн сейчас переполнится, – через некоторое время заметила она.

Он застонал, как ненавидящий бассейн ребенок. Она улыбнулась улыбкой, предназначенной лишь Фабрису, благо, что тот не видел лица Маги.

– Мадемуазель Маги! Мадемуазель Маги! – раздался голос горничной. – Я не могу выключить воду…

– Черт! – устало бросил Фабрис.

Она мягко отвела его руки и направилась к двери.

Фабрис решился выбраться из постели. Он дотащился до зеркала и увидел то, что и ожидал увидеть: лицо в его самые худшие дни.

– Каково, как тебе это нравится! – сказал он своему собственному отражению.

Собравшись пойти в кабинет и вспомнив, что из-за присутствия горничной Маги не советовала ему прогуливаться нагишом по квартире, он набросил японское кимоно, доходившее до середины икр, и вышел из комнаты.

– Который час? – спросил он Маги, только что усевшуюся за стол для разбора утренней почты.

– Двадцать пять первого.

Подойдя к окну, Фабрис приподнял тюль и взглянул на небо.

– К тому же еще и прекрасная погода, – с отвращением заметил он.

– К 15 часам мы должны быть в студии в Булони, – напомнила ему секретарша.

– Хорошо!

Фабрис посмотрел на два пакета на журнальном столике – один плоский, а другой прямоугольный, и тотчас понял, что это подарки, оставляемые перед дверью.

– Только два, мои акции падают…

Он открыл первый, там оказалась бледно-голубая наволочка, украшенная вензелем – двойным «Ф». Подарок сопровождался письмом.

«Уважаемый мсье!

Я впервые пишу кинозвезде, потому не знаю, как начать. Может быть, существует специальный стиль для подобного рода переписки. Ну, вот, я хочу сообщить, что вы мой любимый актер и я видела все фильмы с вашим участием (слово „все“ было подчеркнуто). Из них я особенно люблю…»

Фабрис не стал читать дальше. Подобных писем он получал сотни.

Во втором пакете находилась бутылочка текилы, и он немного приободрился.

– Девочка со вкусом… если это не почитатель.

В пакете была сопроводительная карточка с отпечатанным на машинке текстом: «От членов клуба Фабриса Фон-теня. Казначей…» Следовала крайне неразборчивая подпись, Фабрис попытался расшифровать: Колет Нерналь, Нерваль, если не Верналь.

– Что за клуб? – спросил он, протягивая карточку Маги.

– Существует с 1967 года, но мы его распустили, – отреагировала секретарша, будто это было очень важно.

– Ну и что! Открылся новый?

– Я не в курсе.

– Тогда я тебя не поздравляю, – подмигнул актер. – Приготовь-ка мне коктейль в качестве извинения.

– Коктейль – в это время? – запротестовала она.

– Я в нем очень нуждаюсь… в противном случае в студию вы привезете призрак.

Маги сдалась, забрала бутылку и направилась в комнату.

– Рецепт? – бросил он перед тем, как она исчезла.

– Текила, белый ром и лимон, – ответила она.

– И сделай лошадиную дозу! – добавил он угрожающе.

«Любопытно, что нет адреса, – подумал он, рассматривая вложенную карточку. – Впервые мне захотелось поблагодарить кого-то…»

Вернулась Маги со стаканом в руке.

– Ты попробовала? – спросил, не взглянув на нее, Фабрис.

Повинуясь, она поднесла стакан к губам, отпила глоток. И, издав отчаянный крик, выронила стакан и потеряла сознание.

– Маги!

Фабрис склонился над секретаршей, приподнял ее голову.

– Маги, малышка…

Молодая женщина корчилась от боли, изо рта ее потекла пена. Она пыталась что-то сказать, но не выговорила ни слова.

– Маги, Маги, Маги! – кричал Фабрис, тряся секретаршу, будто мог вернуть ее к жизни.

* * *

Бруно Мерли беседовал с Клодом Доре в его кабинете, когда поступило известие о смерти Маги Вальер. Журналист был так потрясен, что плохо понял Доре, тут же потребовавшего написать статью для вечернего бюллетеня «Франс Пресс».

– В архиве найдешь ее фото, она всюду сопровождала Фонтеня.

– Бедная девочка, – пробормотал Бруно, уставившись в одну точку. – Она была так мила…

– Не забудь это упомянуть! Эй! Бруно, ты слышишь, что я тебе говорю?

– Да, – с трудом произнес молодой человек.

– Чего ты ждешь? Проваливай к машинке.

Бруно кивнул и направился к двери.

– Это предназначалось для Фонтеня, – бросил он, выходя.

– Естественно, – согласился Доре, не подумав. – Но тогда…

– Что?

– Кошмарный фильм, да?

– Да! – повторил Бруно.

«Фабрис Фонтень избегает смерти: его секретарша выпила яд, предназначенный знаменитому актеру».

Таков был заголовок, только что напечатанный им на машинке. В редакционный зал вошел Джо Синьяк и бросил взгляд на листок.

– Прекрасное начало!

И только тогда он заметил потрясение своего товарища.

– Что за вид у тебя…

– Мне она очень нравилась, – объяснил Бруно.

– Ты бы предпочел, чтобы убрали нашего «соблазнителя номер один»?

– Скажешь тоже!

Материал был кратким, Бруно мало знал об обстоятельствах драмы. Однако он был уверен, Доре останется доволен: прекрасное фото и броское название – для него это все.

Журналист и фотограф проследовали на бульвар Распай, где нашли десятка два своих коллег за дискуссией с несколькими полицейскими. Бруно продумал несколько вариантов проникновения в здание, но все оказались безрезультатными.

Ему пришлось топтаться там несколько часов, прежде чем он увидел появившегося инспектора Дельмаса и заработал локтями, чтобы тот его заметил.

Дельмас действительно заметил его и, выйдя в холл, велел постовым пропустить Бруно, что вызвало бурю негодования среди журналистов.

– Почему он?

– Любимчики!

– «Франс-Пресс», Франс – полиция!

– Я прихожу к выводу, что вы правы, – сказал Дельмас Бруно, – этот фильм несет несчастье…

– Уверяю вас, я не горжусь своими рассуждениями, или, вернее, простой констатацией факта…

– Естественно, на ее месте должен был оказаться Фонтень.

– Как он?

– Безутешен и подавлен. Пришлось сделать ему укол.

– Что было в бутылке?

– Скорее всего цианистый калий, анализ установит точно.

– Ему прислали эту бутылку?

– Положили перед дверью, он получает множество подарков от поклонниц и не гнушается ими.

– Но Маги Вальер не пила спиртного!

– Она готовила ему коктейли. Ради шутки он просил ее попробовать…

– Это ужасно… Инспектор, это преступление?

– Вне всякого сомнения.

– Убийца хотел убрать Фонтеня… Может быть, он совершил еще одну ошибку…

– Какую?

– Убил Тони Лафо, приняв его за Жан-Габриэля Эрналя?

– Возможно, но там еще не было доказательств, что речь идет о преступлении.

– А Эрналь? Нет никакой зацепки?

– Никакой. Не стоит ждать, – добавил инспектор, – Фонтень сегодня не в состоянии принять кого бы то ни было. И я боюсь, что это надолго.

Перед зданием только что остановилось такси и из него вышла маленькая полная женщина. Бруно узнал Рейну Вальдер, встреченную им на похоронах Франсуазы Констан. В мгновение ока ее окружили журналисты.

– Мне нечего сказать, я ничего не знаю! – кричала она.

– Кто это? – спросил Дельмас.

– Импресарио Фонтеня.

Инспектор послал одного из своих людей ей на помощь, ибо журналисты ее не выпускали. Мгновение спустя она вошла в холл, глаза ее были красны от слез.

Дельмас представился.

– Как Фабрис? – тотчас спросила она.

– Он спит, ему дали успокоительное.

– Бедняжка…

– Кто вас известил?

– Горничная, она в ужасе. Когда я думаю, что это было предназначено Фабрису…

У нее вновь навернулись слезы на глаза и она достала из сумочки платок.

«И ни слова о Маги», – подумал Бруно.

– Вы знаете его врагов?

– Врагов Фабриса? – переспросила она с глупым видом.

Тут ей что-то пришло в голову, и это можно было прочесть по выражению лица.

– У него их может быть столько! Мужья, любовники, братья любовниц… а их несметное количество.

– Вы не подозреваете кого-то конкретно?

– Нет.

– Кого-то, кто участвовал в съемках фильма «Скажите, что мы вышли»?

– Фильм Эрналя? Ах да, конечно… Вы думаете, что есть прямая связь между фильмом и этой серией… несчастий?

– Не стоит больше отрицать очевидное.

– Правда, и меня это несколько волнует, – призналась Рейна Вальдер. – Но для меня фильм Эрналя ничего не значит. Фабрис не вступал со мной в доверительные беседы по этому поводу. Могу я подняться к нему? – спросила она с мольбой.

– Естественно.

Рейна Фальдер поспешила к лифту и исчезла за матовой стеклянной дверью.

– Она даже не вспомнила про участь секретарши, – заметил инспектор.

– Да, я это отметил.

– Вы видели этот удивительный фильм по телевидению?

– Нет, и сожалею об этом.

– И я тоже, – сказал Дельмас.

– О нем даже вопрос не стоял.

– Нужно встретиться с кем-то, кто его видел…

– Рейна Вальдер? – предположил Бруно.

– Ну да, Рейна Вальдер! – согласился Дельмас. – Она ничего не скроет ради него… Если мы имеем дело с маньяком, то он продолжит свое грязное дело. А как защитить тех, над кем нависла угроза, если у нас нет списка участников съемок фильма?

– Я тоже подумал об этом, – заметил Бруно, ни словом не упомянув про статью, которая появится во «Франс Пресс» следующим утром.

Статья начинается с крупного женского портрета на первой странице. «Эта женщина в опасности», – сообщает заглавие. Фото – кадр из фильма, переданный Эрналем Бруно во время интервью. На нем Даниэль Пакен сидит на каменной скамейке, улыбающаяся, открытая солнцу.

Текст статьи на четвертой странице. Бруно обращается с призывом к Даниэль Пакен незамедлительно с ним связаться. «Ваша жизнь поставлена на карту», – пишет он, воскрешая ужасную кончину Франсуазы Констан и оператора Луи Луврие. Фабрис Фонтень лишь увернулся от убийцы, кто же будет его новой жертвой?

Впрочем, актер также удостоился чести появиться на первых страницах газет.

«Фабрис Фонтень: депрессия после смерти секретарши. Съемки „Михаила Строгова“ переносятся».

Третий крупный заголовок «Франс Пресс»:

«Трагическое нападение в Безоне. Вооруженный автоматом, злоумышленник атаковал сегодня утром машину с зарплатой для работников авиакомпании СОКАМИК. Украдено двести пятьдесят тысяч франков. Водитель машины убит, а сопровождающий серьезно ранен. Полиция занимается поисками скрывшегося с добычей бандита».

Последнее сообщение прошло почти незамеченным.

Час спустя после публикации «Франк Пресс» инспектор Дельмас позвонил в редакцию, желая переговорить с Бруно Мерли.

– Почему вчера вы не сказали о фото этой девушки?

– Я совершенно забыл о переданной мне Эрналем фотографии. Нашел ее случайно…

– В следующий раз не пытайтесь морочить мне голову, – злился одураченный инспектор.

– Я служу своим читателям, а не полиции.

– Сожалею, что считал вас другом. В будущем я не потерплю подобного рода надувательств, клянусь вам.

Слово «надувательство» позабавило журналиста. Дельмас повесил трубку, он сделал то же самое.

– Кто это? – спросил Джо.

– Недовольный сыщик!

Глава восьмая

Даниэль Жено жила на улице Домбаль и работала билетершей в кинотеатре «Эден», расположенном на улице Курно в том же округе. С понедельника по пятницу женщина уходила из дому в 20 часов 20 минут и пешком шла до «Эдена». В субботу и воскресенье утром оставалась дома, уходила в 14 часов 30 минут и между дневным и вечерним сеансами не возвращалась домой. Ей нравилось, что нет необходимости ездить на метро, как это делают ее коллеги, живущие в отдаленных кварталах.

В «Эдене» она работала больше трех лет.

«Идеальная работа для бывшей звезды экрана», – думала она первое время с горечью.

Но очень скоро привыкла. Немного щемило внутри, когда героем идущего в «Эдене» фильма был Фабрис Фонтень.

«Он совершенно не меняется, как ему это удается?»

Даниэль никому не говорила, что она снималась с Фонтенем. И если кто-то из подруг ее спрашивал: «А ты не пробовала сниматься в кино?» – она не задумываясь отвечала: «Нет!»

В тот вечер, когда фильм «Скажите, что мы вышли…» шел по телевидению, Даниэль осталась дома, позвонив в «Эден» и сославшись на недомогание.

Впрочем, она была больна во время показа и после него, когда экран уже потемнел. Промелькнувшее прошлое (то зеркало, в котором она увидела себя молодой и наивной) обрушилось на нее, полностью отняв спокойствие, обретенное лишь годы спустя. До сего дня она сожалела об этом.

Она ничего не сказала Жоржу.

Жорж имел семью и был любовником Даниэль. Они познакомились годом раньше в июле. Он чувствовал себя не в своей тарелке, жена с детьми уехала в отпуск, и он каждый день приходил в кино. Даниэль заметила его, продавая во время перерыва шоколадное мороженое. Она чувствовала, что нравится ему, и так как и он не был ей безразличен, было приятно увидеть его после сеанса перед «Эденом». Они стали любовниками в ту же ночь, а затем в привычку Жоржа вошло встречаться с ней раз или два в неделю. Простая и сложная связь, глупое и приятное чувство без любви.

В тот день была суббота, стояла прекрасная погода, и Даниэль решилась немного прогуляться между сеансами. Она направилась к скверу Сен-Ламбер и остановилась как вкопанная перед газетным киоском.

Закрепленный на прищепки в одной из витрин киоска экземпляр «Франс Пресс» предлагал любопытным прохожим пробежать первые строчки заголовков. На первой странице Даниэль увидела фото самой себя, кадр из единственного фильма, в котором она некогда снялась.

«Эта женщина в опасности!»

Смысл этой короткой фразы не дошел до нее, она не понимала связи между фотографией и этими несколькими словами.

Вначале она не решалась купить газету из боязни быть узнанной продавцом, но очень скоро поняла всю комичность этих опасений. За десять лет она изменилась, а печать была довольно размытой, так что никто ее не узнает.

Купив «Франс Пресс», она с гордостью нашла внутри статью к вынесенной на первую страницу фотографии. Под статьей стояла подпись – Бруно Мерли. Прочла раз и еще раз, прежде чем до нее дошел смысл.

«Франсуаза Констан, Жан-Габриэль Эрналь, Луи Луврис, список жертв растет… Фабрис Фонтень чудом ушел от убийцы».

В мозгу Даниэль сомнение сменилось беспокойством. Жан-Габриэль не был мертв, он исчез, а Франсуаза Констан покончила жизнь самоубийством.

В случае с Луи Луврие нет сомнения, речь идет о преступлении. Фабрис, этот еще жив. Но его пытались убить…

Ниже она прочла, что «известный актер – жертва нервной депрессии» – был помещен в парижскую клинику. Но «Франс Пресс» не сообщала названия.

Даниэль пожалела об этом. «Я могла бы навестить его…» Она вообразила себя: с таинственным видом, в ослепительных вспышках, противостоящую своре журналистов. Вкус славы опьянил ее.

«Все интересуются прекрасной незнакомкой, проскользнувшей сегодня после полудня в палату Фабриса Фон-теня…»

Даниэль тут же вернулась к реальности. О ней поговорят в течение суток и забудут. А она вынуждена будет терпеть насмешки сослуживцев:

– Нет, это ты – «прекрасная незнакомка»?

– И снялась только в одном фильме? Стоит ли спрашивать, как ты этого добилась…

– Если бы мне выпала подобная удача, уверяю тебя, я смогла бы ею воспользоваться.

Она выискивала потрясающие ответы, видела себя раздающей пощечины своим подругам, вызвавшей скандал и в конечном счете выгнанной директором «Эдена»…

Внезапно она успокоилась и, зайдя в сквер, присела на скамейку.

На противоположной скамейке, по ту сторону квадратного газона, сидел молодой человек с книгой в руке. Он улыбнулся Даниэль, уставившейся на него невидящим взглядом.

«Эта женщина в опасности».

«Эта женщина – это ведь я…»

Были у журналиста основания так полагать?

«А если мне действительно грозит опасность?»

Стоит ли играть с огнем? Даниэль Жено ведь не Даниэль Пакен.

По крайней мере, есть ли документы, контракты, где фигурирует ее настоящее имя? Она подписала несколько театральных контрактов и единственный с кинематографом. Это было так давно, Даниэль совершенно не помнит когда.

А ее контракты, если такие были, кто их сохранил? Связанный с фильмом – у Эрналя, это понятно.

«Тогда полиция может иметь его под рукой и попытается войти со мной в контакт…»

Не совсем. Эрналь исчез, может быть, мертв, а его убийца мог забрать все документы, относящиеся к фильму, «кошмарному фильму», как окрестили его журналисты. Даниэль пришла и мысль о маньяке.

Она повторяла, как молитву:

«Франсуаза, Жан-Габриэль, Луи… и Фабрис, который счастливым образом спасся. А если следующей жертвой буду я?»

Но почему, почему?

Даниэль нашла лишь одно единственное объяснение, в которое еще не совсем верила, – Лена Лорд.

«Все может быть…»

Кто-то хотел отомстить за нее? Но зачем это было делать столько лет спустя?

Может быть, потому, что фильм был показан по телевидению и воскресил воспоминания!

Даниэль была уверена, что угадала. Трагические события последовали после показа «Скажите, что мы вышли». Франсуаза Констан погибла сразу после этого.

Она почувствовала, что ее прошиб пот. Скатившаяся со лба капля сухо стукнула о газетную бумагу.

Как фамилия журналиста, ее предупреждающего?

Бруно Мерли.

Она должна написать ему, позвонить.

Подумать еще. Все обдумать за воскресенье.

* * *

Во вторник утром судебный следователь принес в издательство фоторобот человека, устроившего «трагическое ограбление в Безоне». Этот портрет смог появиться благодаря сведениям сопровождающего, оправившегося от ран.

Крупная фигура, нос с горбинкой, очень мясистые губы, – злоумышленник, казалось, смахивал на боксера.

«С угрозой для жизни я сорвал платок, скрывавший низ лица. С угрозой для жизни!», – повторил раненый, подняв указательный палец, подчеркнув тем самым, что немногие отважатся на такое.

Бруно увидел фоторобот намного позже, в последнем выпуске газеты. У него было смутное чувство, что разыскиваемый человек ему знаком, но тогда он был слишком занят, чтобы соотнести его с фотографией Жан-Поля Биссмана.

С тех пор как он посвятил большую часть своего времени тайне «кошмарного фильма», а его статьи почти ежедневно появлялись во «Франс Пресс», Бруно получал четыре или пять писем в день. Они приходили от людей неуравновешенных, сообщавших о массе совершенных или готовящихся убийств, или наивно желавших помочь в расследовании и не сообщавших ничего стоящего.

«Какая разница, одно то, что журналист получает письма, уже слава!» – утверждали секретарши.

Этим утром Джо Синьяк выполнял роль почтальона, он вручил Бруно гневные письма, признание в любви и просьбу дамы определенного возраста, «самой пишущей прекрасные сказки, которые могут тронуть широкие слои читателей», войти в контакт с представителем великой демократической прессы.

Четвертое письмо было подписано Даниэль Жено, экс-Пакен.

– Взгляни-ка на это, – сказал Бруно фотографу.

Джо повиновался.

«Париж, воскресенье.

Мсье, я прочла вашу статью.

И долго колебалась, писать ли вам. Я не считаю себя „женщиной, находящейся в опасности“, о которой вы говорите. Съемки „Скажите, что мы вышли“ уже привели к одной жертве. Я вам расскажу об этом, только получив официальное обещание, что вы оставите меня вне всей этой истории.

Я работаю контролером в „Эдене“, улица Курно, 11. Вы можете подождать меня перед кинотеатром после вечернего сеанса. Рассчитываю на взаимопонимание.

Даниэль Жено, экс-Пакен».

– Великолепно! – воскликнул Джо. – Кому ты звонишь?

– Инспектору Дельмасу, я ему обязан!

Некоторое время спустя на том конце провода ответил комиссар, и Бруно прочел ему письмо Даниэль Жено.

– Благодарю за новость. Следует немедленно ехать туда.

– Но она не сообщила своего адреса…

– Директор кинотеатра должен его знать, встретимся там через четверть часа, – решительно заявил Дельмас.

Бруно повесил трубку.

– Захвати меня, – предложил все слышавший Джо.

– Женщина рассчитывает на взаимопонимание, – заколебался журналист.

– И ты напускаешь на нее всю набережную Орфевр!

– Согласен.

Молодые люди устремились к выходу.

Машина Бруно подкатила к «Эдену» в тот момент, когда инспектор Дельмас выходил из кинотеатра.

– Итак? – спросил Бруно, едва затормозив.

– Следуйте за мной, это в двух шагах, – ответил полицейский, прежде чем сесть в свой «рено-404», стоявший во втором ряду.

Одна за другой машины направились к улице Дамбаль.

В доме, где жила Даниэль экс-Пакен, не было консьержки, но на почтовом ящике было написано: «Мадам Жено, первый этаж, направо».

Инспектор Дельмас постучал в дверь. Открылась та, что была напротив, выглянула настороженная старая женщина.

Дельмас вновь постучал, все так же безрезультатно.

– Может быть, она вышла по делам, – предположил Бруно.

– Конечно нет, еще не время! – откликнулась старуха.

Дельмас показал ей удостоверение.

– Полиция? – глаза ее блеснули.

– Вы видели мадам Жено сегодня утром?

– Нет. И меня удивляет, что она не отвечает на стук.

– Но вы слышали, как она вернулась вчера вечером?

– Это невозможно, я на ночь вкладываю свои тампончики, – возразила та, указывая на уши. – Но могу вам сказать одно, у нас одинаковые замки, у нее и у меня…

– Значит, один и тот же ключ? – закончил за нее Бруно.

– При условии, что она не оставила его в замке, вы можете войти, – сказала женщина, протягивая свой ключ инспектору. – Мне он пока не нужен, я не выхожу…

Даниэль Пакен не оставила ключа в замке, и трое мужчин вошли в квартиру. Им не нужно было идти далеко: тело женщины лежало на пороге гостиной, лицом вниз.

– Мадам, не входите! – велел инспектор, обернувшись к старухе и возвращая ей ключ.

В комнате было сумрачно, и Джо направился к окну, собираясь раздвинуть шторы.

– Ничего не трогать, – остановил его Дельмас.

Он включил свет и склонился над трупом.

– Слишком поздно, – прошептал Бруно.

– Вы хоть уверены, что это она? – спросил Джо.