Текст книги "Пуля для звезды. (Пуля для звезды. Киноманьяк. Я должен был ее убить. Хотите стать вдовой?)"

Автор книги: Генри Харт

Соавторы: Эдвин Коннел,Ж. Феррье,Р. Гордон
сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 30 страниц)

Глава вторая

Бруно Мерли влачил унылое существование в редакционных залах «Франс Пресс». Никто из журналистов не обращал на него никакого внимания, а он не тратил времени ни на одну из секретарш. Многие из них мечтательно следили за блужданиями девятнадцатилетнего молодого человека с большими лихорадочно блестящими глазами и несколько длинноватыми волосами. Первой реакцией встречавших его женщин было неуемное желание взять «бедного малыша» под свое покровительство, но вскоре они замечали, что и сам он умеет защищаться и даже побеждать, что вызывало еще большее очарование.

«Он симпатяга, шутник… но никогда не совершит ничего выдающегося», – говорили о нем друзья.

Бруно улыбался; он ждал своего часа. Секретарши, более проницательные, чем друзья, тоже ловили момент, когда молодой человек действительно выдвинется, и каждая была готова помочь и подбодрить.

Поступив во «Франс Пресс» шесть месяцев назад, Бруно оказался в команде, готовившей колонку о варьете: сплетни, информация об артистах и светская хроника, отчеты о жизни театрального мира.

Его просили раскапывать анекдоты, проверять сплетни о такой-то или таком-то деятеле театра и кино – и все в последнюю минуту. Он выполнял работу и никогда не скандалил, найдя чужую подпись под только что написанной им статьей. Женщины благоволили к нему, и при участии одной из них он выиграл свое первое сражение.

Анна работала телефонисткой на коммутаторе редакции. Робкая и пугливая, она никогда и никому не признавалась, что Бруно ей небезразличен. Она его боготворила и мечтала о героической жертве ради его счастья. Не задумываясь о том, что она красива, Анна никогда не красилась и почти не занималась своими нарядами. Друзья подтрунивали над ней в несколько язвительной манере. В крошечной клетушке телефонистки в центре здания всегда было жарко – и летом, и зимой. Проходя мимо стеклянной двери, Бруно увидел утирающую платком лоб Анну. Постучав в стекло, он показал на бутылку содовой, из которой только что пил. Анна поняла и признательно кивнула.

Мгновение спустя, заскочив в местный бар, Бруно был уже у Анны и протягивал ей бутылочку оранжада.

– Спасибо…

Едва Анна успела глотнуть воды, как замигала сигнальная лампочка коммутатора. Вставив штепсель, она ответила на вызов:

– Вас слушают… мсье Бийо?

Бруно тотчас понял, что звонит Клод Доре, редактор театральной рубрики. Он наклонился к девушке и шепнул ей:

– Бийо на ОРТФ.

Анна поняла, что Бруно лжет, но тем не менее передала это Доре.

– Я думаю, что Бийо на ОРТФ, мсье Доре. Соединить с кем-то другим?

Бруно решительно указал на себя, дав понять, что он свободен.

Анна с секунду поколебалась, затем, прочистив горло, ответила:

– Я только что связалась с комнатой 206, там никого нет… наконец-то, да, есть Бруно Мерли…

По последовавшей за этим паузе Бруно понял, что Доре не слишком ясно представляет, кого назвала Анна.

– Бруно Мерли, парень, который…

Анна не успела закончить фразу, конечно, Доре вспомнил о Бруно. Она записала в блокнот.

– Вас поняла, – подтвердила она перед тем как отключиться.

С сияющими глазами Анна развернулась на стуле и объяснила молодому человеку:

– Доре требует отчет о показанном вчера вечером по телевидению фильме… «Скажите, что мы вышли», – прочла она то, что записала. – Ты его видел?

– Нет, – ответил Бруно, – но это неважно!

– Постарайся связаться с постановщиком – Жан-Габриэлем Эрналем и одной из главных героинь – Франсуазой Констан…

– Чтобы вытянуть из них несколько красочных анекдотов о съемках для колонки «Если вы желаете знать больше». Понял. Спасибо!

Бруно сунул в карман своей белой виниловой куртки листок, вырванный Анной из блокнота, и направился к двери. Прежде чем выйти, он обернулся и слегка встревоженно спросил:

– Что ты скажешь Бийо?

– Я сама разберусь, – уверила его девушка.

Она посмотрела ему вслед и вздохнула. Тут снова загудел сигнал. Анна подключилась:

– Вас слушают…

В редакционном зале Бруно навел справки в театральном справочнике. Никакого намека на Жан-Габриэля Эрналя, но зато он легко нашел номер Франсуазы Констан. И тут же позвонил ей.

– «Франс Пресс»? – переспросил женский голос на том конце провода после того, как молодой человек представился. – Ну, как вам будет удобно… Через час? Подойдет, буду вас ждать.

* * *

Едва Франсуаза повесила трубку, как телефон вновь зазвонил. Теперь она узнала голос бывшего мужа.

– «Франс Пресс» просит меня дать интервью, – тотчас поставила она в известность.

– Ты видела статью о телепередачах в «Эхо Парижа»? – спросил Жан-Габриэль.

– Нет, – холодно ответила она, констатировав полное безразличие к новостям.

– Тогда послушай!

Голос Жан-Габриэля изменился, когда он стал читать:

«Автор целиком и полностью превзошел себя, фильм важен прежде всего тем, что он есть: Эрналь – свидетель новой свободы, говоря языком кинематографистов, он достиг естественной непринужденности как съемок, так и монтажа. В 1962 году его отвергла критика, говоря о безнравственности и анархизме, беспомощности и примитивизме. Но он (фильм, уточнил Жан-Габриэль) потрясает своей искренностью, свободой изложения и мастерским, удивительно простым обращением с двумя самыми доступными материалами: персонажами и языком».

– Что за реванш! – воскликнула Франсуаза, думавшая о совершенно ином.

– Критик из «Времени», – продолжил Жан-Габриэль, – Эрналь с успехом разыграл карту нежности, до него необъясненной, легкой грусти и серьезной стыдливости героев. «Франс Пресс», – он не переводил дыхания, – текст непринужден и дерзок, как в быту…

– Я читала «Франс Пресс», – отрезала Франсуаза.

Но Габриэль, не слыша ее, продолжал:

«Истинная непринужденность, а не дерзость. Забыв драматургические каноны и правила… Вина критиков того времени велика, ибо…»

– Я читала эту статью, – уже кричала Франсуаза.

– Прошу прощения, дорогая… а я хотел тебе еще прочесть кусочки из «Фиагро» и «Юманите».

«Он скупил все газеты», – сказала она себе, вспоминая, что накануне Жан-Габриэль высокопарно заявлял о безразличии к приему фильма критиками.

– Когда подумаешь об их несправедливой оценке десять лет назад…

– Я чувствую, ты готов забросить свой антиквариат, – вставила Франсуаза.

– Ты спятила? И потом, у меня нет предложений.

– А если вдруг продюсер появится на горизонте?

«Даст ли он мне роль?» – мысленно спросила она. Подобные статьи – прекрасная подготовка перед новым фильмом…

Она уже видела свое фото во всю страницу в «Кино-монде» с заголовком «Верная Франсуаза».

– Я не знаю, как на все это реагировать, – признался Жан-Габриэль. – Возможно, Тони один займется магазином в течение двух-трех недель…

– Итак, ждем! – заключила Франсуаза, связывая таким образом карьеру бывшего мужа со своей.

– Для этого у меня есть средства, – заметил тот. (Что подразумевало, что у нее их нет.)

– Я с тобой прощаюсь, корреспондент из «Франс Пресс» будет с минуты на минуту.

– Удачи!

Она повесила трубку.

Его «удачи» означало, что он прекрасно слышал слова Франсуазы про интервью.

– Мерзавец! – бросила она в сторону телефона, будто аппарат олицетворял собою бывшего мужа.

Мерзавец или нет, Эрналь обладал талантом, и большим. И Франсуаза все еще была счастлива, что его наконец-то оценили.

«А мне, воздадут ли должное мне?»

Просьба дать интервью «Франс Пресс» служила доказательством того, что ей интересуются. Естественно, она не строила больших иллюзий, журналист будет говорить больше о фильме Жан-Габриэля, чем о ее карьере и дальнейших перспективах.

Впрочем, перспективы были достаточно неясны…

Конечно, она могла солгать, заявив, что под воздействием запоздалого, но потрясающего успеха «Скажите, что мы вышли», Эрналь всерьез рассматривает возможность возвращения на поприще кино.

«Мы вновь создадим команду, он и я…»

Франсуаза прекрасно видела себя, как она произносит эту фразу с намеком на то, что все зависит от нее. Ни язвительности, ни возбуждения, ни в коем случае, лишь искренность актрисы, принимавшей участие в создании шедевра, холодный прием которого не умалил его значимость. Может быть, легкое разочарование…

И все с тонкой улыбкой.

Франсуаза присела за туалетный столик и расчесала свои светлые волосы, чуть-чуть подкрасила помадой губы и тушью ресницы. Может быть, журналист придет с фотографом? По капельке «Герлен» за каждое ушко. Она рассмотрела в зеркало зубы и подобрала пальчиками брови в виде «триумфальной арки», как писала Роземонд Тальбо в одной из глав своих мемуаров. Франсуаза серьезно исполняла каждый жест, заставляя думать не о сидящей перед зеркалом женщине, а о полной забот актрисе.

Когда она сочла себя готовой к съемке, Франсуаза сменила надоевшее платье от Шанель на черное, которое открыл для себя вчера вечером Жан-Габриэль.

Теперь обстановка. Необходимо создать впечатление актрисы в разгаре работы. Франсуаза собрала еженедельники и старые газеты, валявшиеся там и сям в салоне, и вместо них положила несколько томов сценариев, съемки по которым, правда, прошли в прошлом году, но кто мог знать об этом? Один из них она положила на журнальный столик и раскрыла наугад.

«Я читала очень интересный сценарий… Молодой актер…»

– Надо будет предложить ему что-то выпить!

Озабоченная, она вышла на кухню. Виски уже давно не было, но, к счастью, нашлась неполная бутылка «Чинзано». Она поставила ее и два стакана на поднос, нет, надо три, учитывая фотографа, и отнесла в салон.

Прекрасно.

Взглянув на часы, она сочла, что придется подождать еще минут десять при условии, что журналист будет пунктуален. Звучавший в телефонной трубке голос казался молодым, но опыт ей подсказывал, что все может быть и не так.

Порывшись в секретере, она достала полдюжины пожелтевших от времени газетных вырезок с одной и той же датой, май 1962: первые критические статьи о фильме Жан-Габриэля.

Перечитала отрывок статьи из «Седьмого искусства»:

«Интеллигент (левый, естественно) и его супруга, одинаково усталые друг от друга, но не решающиеся расстаться, собираются провести уик-энд вместе с юной и очаровательной горничной, надеясь развлечься. Внезапно появившаяся пара друзей навязывается к ним, несмотря на фразу: „Скажите, что мы вышли“, сказанную интеллигентом горничной. Последуют сорок восемь часов конфликтов и неудач в контактах, неисчислимых признаний, сорок восемь часов, за которые умирает жена интеллигента (самоубийство, убийство или несчастный случай – на это повествование не дает ответа!). Мрачная апология обмана, сдобренная нечленораздельными диалогами в надежде на успех. Попытка бегства».

Критик «Попюлер» был более краток:

«Грустный образчик „молодого кино“, удобная попытка закамуфлировать некомпетентность и претенциозность. Несколько сонливых актеров мямлят диалоги, ожидая появление титра „конец“, зрители в основной массе менее терпеливы, чем персонажи этой удручающей авантюры! Неоспоримо фотогеничная Франсуаза Констан ничего не выиграла, согласившись на участие в подобном предприятии».

Телефонный звонок оторвал ее от чтения.

– Могу я поговорить с Франсуазой Констан? – спросил мужской голос.

– Это я.

– Мои поздравления, мадам, Дидье Фардель у аппарата.

Это имя ничего не говорило Франсуазе, мужчина на том конце провода понял это и уточнил:

– Я постановщик на ОРТФ. В настоящее время готовлю инсценировку «Солнца в ноябре», романа о…

– Да, я знаю, – оборвала Франсуаза, сердце которой бешено забилось. Ведь «Солнце в ноябре» – роман, о котором говорят уже больше двух месяцев.

– Я буду очень счастлив, если вы согласитесь играть главную роль…

– Ах, дорогой мсье, это предложение я буду рада с вами обсудить.

– Когда мы сможем встретиться?

– Когда угодно.

В подобной ситуации бесполезно ставить условия.

– Могу ли я заехать к вам в конце дня? – спросил мужчина, будто боясь получить отказ.

Франсуаза, тем не менее, позволила себе немножко поколебаться.

– Сегодня вечером? Но мне надо было встретиться… Нет, я отменю. Скажем, в 18 часов?

– Чудесно.

– Прошу меня извинить, но я не очень хорошо разобрала ваше имя…

– Фардель. Дидье Фардель.

– Итак, до встречи, мсье Фардель, – заключила Франсуаза, записав имя собеседника на обороте обложки сценария.

Сияя, она повесила трубку.

«Солнце в ноябре»… Удивительный образ, очень тонкий. История последней любви женщины. Читая роман, Франсуаза мечтала воплотить этот образ. И вот сегодня…

Она решила было позвонить Дольфо и сообщить ему новость, но быстро передумала. Не обязанность ли импресарио добывать контракты для звезд, интересы которых они защищают? Уже несколько месяцев Дольфо не ударил пальцем о палец ради Франсуазы.

«Теперь пришла моя очередь его бросить!» – сказала она себе, охваченная благородным негодованием.

Но сможет ли она пойти на это? У Франсуазы не было никакого основания оставить Дольфо.

На этот раз звонок раздался у двери. Франсуаза устремилась в прихожую, предварительно посмотревшись в зеркало и поправив прическу, и с удивлением увидела на пороге Жерара. Тот держал в руке маленький пакет.

– Вы? – удивленно спросила она.

Продавец от Шавано с усилием произнес:

– У меня был заказ на вашей улице и…

У него перехватило дыхание, и он протянул пакет Франсуазе.

Она едва не сказала: «Это ошибка, я ничего не заказывала», – но вовремя поняла, что молодой человек делает ей подарок.

Франсуаза улыбнулась ему.

– Я очень тронута…

Немного приободренный, проглотив слюну, он добавил:

– Я видел вчера вечером фильм, это нечто неповторимое. Особенно вы…

Франсуаза быстро раскрыла бумагу, в которую была завернута коробочка фруктового мармелада, и вновь почувствовала волнение, охватившее ее.

– Я действительно очень признательна, – повторила она.

На лестничной клетке появился темноволосый молодой человек. На нем была белая виниловая куртка и серые фланелевые брюки. Лицо его понравилось Франсуазе, сразу пожелавшей, чтобы незнакомец оказался корреспондентом.

– Мадам Франсуаза Констан?

– Да, – ответила та, в то время как стушевавшийся Жерар отступил на шаг.

– Бруно Мерли из «Франс Пресс».

– Я жду вас. Еще раз спасибо, – обратилась она уже к продавцу от Шавано, и протянула ему руку: какая разница, что подумает об этом журналист. Рука Жерара была влажной.

Обрадованный Жерар улыбнулся, прежде чем повернуться к лестнице и сбежать вниз.

Франсуаза уже забыла о нем. «Без фотографа», – подумала она, предлагая Бруно Мерли войти. В конечном счете она не должна казаться слишком возбужденной…

Указав молодому человеку на диван, сама она уселась в кресле напротив. Прежде чем сесть, Бруно не глядя отбросил разложенные бумаги на подушку. Франсуазе стало стыдно за свою декорацию. Бруно извлек из кармана блокнот и авторучку.

– Как я вам сказал по телефону, мне хотелось бы получить кое-какие сведения о съемках и замысле «Скажите, что мы вышли». Да! Пока вы размышляете над этим, не могли бы вы мне назвать номер телефона мсье Эрналя? Его нет в театральном справочнике.

– 727–43–03, – ответила Франсуаза.

Перспектива сыграть героиню «Солнце в ноябре» настолько ее очаровала, что она никак не могла освоиться с мыслью, что молодой человек пришел по поводу фильма Жана-Габриэля, а не ради нее самой. Впрочем, не предполагала ли она, что любопытство журналиста затронет вопросы и о ней?

– Вы думаете, он меня сможет принять?

– Думаю, что да.

– Он окончательно ушел из кинематографа?

– Подобный вопрос надо задать ему самому!

– Полагаю, вы читали утреннюю прессу…

– Да, критики просто обезумели.

Смеясь, Бруно отбросил упавшую на лоб прядь волос.

– У меня нет телевизора, поэтому я не видел фильма…

Франсуаза нашла это признание очаровательным. «Он молод, откровенен и прямолинеен», – подумала она.

Мало кто на ее месте мог бы гордиться таким сочетанием.

– Я не предполагал, что пропущу такое событие, в противном случае что-нибудь придумал бы, – продолжил Бруно, вновь копаясь в кармане куртки.

Теперь он достал оттуда сложенный вдвое печатный лист. Это была страница бюллетеня «Франс Пресс» с ежедневным обзором телепрограмм, газетная страница предыдущего дня. Полный список съемочной группы «Скажите, что мы вышли» был помещен на видном месте, как и краткое содержание фильма.

– Вы и мсье Эрналь были на грани развода…

– В то время мы были мужем и женой.

– Я этого не знал.

Пока Бруно записывал, она взволнованно подумала о юном продавце от Шавано, уж тот-то знал все детали карьеры и частной жизни Франсуазы.

– Полагаю, вы не очень-то интересуетесь кинематографом? – позволила заметить она.

– Нет, это не моя специальность… но мне бы хотелось знать, что из себя представляет Фабрис Фонтень!

«Знаменитость, алкоголик, сексуальный маньяк!», – подумала она.

– Ну, естественно, он был очень известен…

– О нем не ходило сплетен?

«Сколько угодно, но не для печати!»

Вслух она продолжала:

– Я помню, что он беспробудно спал между съемками, но это несущественно!

– Имя Даниэль Пакен мне совершенно ничего не говорит, – продолжил Бруно. – Она все еще снимается?

– Нет, она снялась только в этом фильме, – ответила Франсуаза, похолодев от мысли о следующем вопросе.

– О Лене Лорд я тоже никогда не слышал, – признался журналист, предварительно бросив взгляд на страницу бюллетеня. – Она играла роль Лены…

– Да, девушки-горничной, этакой субретки, – слегка нервничая, ответила Франсуаза.

– Лена… Лена Лорд, что за сочетание?

– Ну, она решила оставить имя героини фильма… и добавила «Лорд» в надежде на мировую известность.

И, как Даниэль Пакен, она с тех пор не снималась?

– К несчастью, это так, – ответила Франсуаза. – В то время было много актрис-любительниц, снимавшихся в одном или двух фильмах, а затем сходивших со сцены.

Бруно удивленно посмотрел на нее:

– Разве так было не всегда?

«Какая я неловкая», – подумала Франсуаза.

Свое замешательство она прикрыла улыбкой:

– Я неудачно выразила свою мысль… Впрочем, у Жан-Габриэля был ограниченный бюджет, не позволявший привлекать знаменитостей. Я снималась без всякого гонорара, конечно… просто ради удовольствия!

Бруно что-то записал.

– У вас, случайно, не осталось фото этих двух девушек?

– Нет, не думаю.

Франсуаза изобразила удивление.

– И мне непонятен проявленный вами интерес к ним…

– У нас есть рубрика «Что с ними стало?». Кажется, это нравится читателям… Лично я нахожу подобные публикации несколько натянутыми.

– Если учесть, что Даниэль и Лена могут быть замужем, то я сомневаюсь, что им понравится эта запоздалая известность…

Франсуазе очень хотелось знать, что записал у себя в блокноте журналист.

– Кстати, я могу показать критические статьи того времени, – продолжала она. – У вас будет возможность сопоставить их с материалами, появившимися этим утром. Вы убедитесь, это очень познавательно.

Бруно протянул руку, чтобы взять пожелтевшие вырезки, и любезно, но без всякого комментария, пробежал по ним взглядом.

– Сколько времени заняли съемки?

– Двадцать два или двадцать три дня, для того времени – рекорд. Съемочная группа была сведена до минимума. Пять актеров, в их числе я считаю и Жан-Габриэля, и три техника. Для меня, привыкшей к масштабным съемкам, это было удивительно. Могу я предложить вам что-нибудь выпить? – продолжила Франсуаза, придвигая к себе поднос с бутылкой «Чинзано» и стаканами.

– Нет, спасибо, спиртного не употребляю.

Бруно перечитал все, что записал с начала встречи. По выражению его лица Франсуаза поняла, что он доволен полученной информацией.

– Вы бы хотели знать о моих дальнейших планах? – спросила она.

– Естественно, – вяло ответил Бруно.

– Я готовлюсь к театральной постановке, замечательная английская пьеса с двумя героями, название французского варианта еще не определено, а на телевидении – инсценировка «Солнца в ноябре».

Журналист отреагировал, но не так, как она рассчитывала.

– На телевидении? – недоверчиво переспросил молодой человек.

– Да, со мной только что связался… Дидье Фардель, – уточнила Франсуаза, слегка замявшись и покосившись на сценарий с записанной на обложке фамилией постановщика.

– Мне он незнаком…

– Так как у вас нет телевизора, это не удивительно, – суховато заметила она. – Речь идет о молодом режиссере.

Она с удовлетворением отметила, что гость собрался записать, но тот уже передумал.

– Очень любопытно, что автор не воспользовался успехом своей книги для съемок фильма, а обратился к телевидению…

«Он прав», – подумала Франсуаза, пораженная точностью замечания.

Внезапно чего-то испугавшись, она постаралась побороть страх и солгала:

– Мне кажется, что Дидье Фардель приходится родственником автору… Может быть, это все объясняет…

– Возможно.

Бруно принялся исписывать новый лист блокнота.

Эйфория, в которую Франсуаза погрузилась на целый час, созерцая открывающееся прекрасное будущее, развеялась. И все из-за небрежного замечания этого журналиста-новичка, ибо он явно был всего лишь дебютантом, этот молодой человек, старательно набрасывающий в своем смешном блокноте и отказывающийся выпить. Она вновь почувствовала себя жалкой и старой, как вчера…

«Глупо поддаваться влиянию этого парня…»

Бруно поднял голову и улыбнулся:

– Я буду очень признателен, если вы сообщите о моем визите мсье Эрналю.

«И что дальше?», – чуть было не спросила она и постаралась улыбнуться в ответ. Сейчас не время выказывать неуважение первому представителю прессы, пусть даже дебютанту, пришедшему на встречу с ней за столько месяцев.

Не говоря ни слова, Франсуаза поднялась, чтобы снять телефонную трубку, и набрала номер бывшего мужа.

Подошел, естественно, Тони.

– Это Франсуаза. Ты можешь мне позвать Жан-Ге…

Бруно вновь принялся писать. Но что? То, что она назвала Жан-Габриэля Жан-Ге?

– Алло! Жан-Ге? У меня мсье Мерли из «Франс Пресс». Он хотел бы встретиться с тобой как можно скорее и поговорить о твоем фильме. Могу ли я направить его к тебе? Это очень милый молодой человек, – добавила она в надежде, что Тони подслушивает.

Эрналь согласился.

Мгновеньем позже, записав адрес антикварного магазинчика, Бруно откланялся. Франсуаза и не думала его удерживать, напротив, она торопилась как можно скорее остаться одна, чтобы кое-что уточнить. Ей не терпелось услышать утвердительные ответы. Как только молодой человек ушел, Франсуаза тотчас связалась со своим импресарио. Номер Дольфо был занят.

Она выждала какое-то время, нервно постукивая пальцами по спинке кресла, и вдруг заметила, что Бруно Мерли оставил вырезки на диване.

– Не очень-то серьезно с его стороны! – сказала она вслух, но была слишком взволнована, чтобы долго возмущаться.

Наконец ей удалось связаться с Дольфо.

– Это Франсуаза…

– Да, добрый день, – приветствовал Дольфо. – Что новенького? Постарайся говорить побыстрее, у меня встреча на другом конце Парижа…

– Мне только что предложили роль в «Солнце в ноябре».

– Ты шутишь или нет?

– На телевидении, – продолжала Франсуаза.

Послышалось легкое посвистывание, – так Дольфо смеялся.

– Ну, так я и думал, ты шутишь! – повторил импресарио. – Ричмонд только что купил все права на роман за триста тысяч долларов, а Сара Сайд будет играть главную роль. Ты совершенно не читаешь газет?

– Да, то шутка, – выдавила Франсуаза ценой невероятного усилия.

– Отлично. Больше ничего?

– Нет.

– До скорого, душенька.

Короткие гудки сообщили о том, что Дольфо повесил трубку. Отодвинув аппарат, Франсуаза осталась сидеть на спинке кресла.

Нет, она не расплачется из-за того, что какой-то незнакомец так по-дурацки пошутил, нет, она не расплачется…

И громко разрыдалась, чувствуя свою беспомощность.

Она знала, что звонить на ОРТФ бесполезно, предвидя обязательный ответ: «Дидье Фардель? Такого мы не знаем».

И все же, не шелохнувшись, Франсуаза прождала до 18 часов.

Затем наступила ночь.

Франсуаза приняла снотворное.