Текст книги "Русская Атлантида
Великое княжество Литовское, Русское и Жемойтское в истории и русской государственности. Факты, мифы и размышления"

Автор книги: Геннадий Кудий

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 30 страниц)

Чтобы обеспечить прочность связей между Польшей и Литвой, требовались совместные действия сеймов обеих стран. Необходимость более прочного союза прекрасно осознавалась как поляками, так и литвинами, но подходы у тех и у других к этой проблеме были различными. Польская шляхта настаивала на полном вхождении Великого княжества Литовского в состав Польши, и лишь некоторые польские сенаторы были сторонниками того, чтобы оставить за ВКЛ определенную автономию; но они вряд ли могли провести в жизнь свои умеренные взгляды.

Вельможи ВКЛ, наоборот, хотели сохранить автономию Великого княжества Литовского в неприкосновенности и были готовы только к тому, чтобы принять новый закон о престолонаследии, согласно которому каждый новый король должен был бы избираться объединенным сеймом Польши и Литвы. Кроме того, литовская и русская шляхта стремилась к постоянному военному союзу с Польшей, что давало ей политические преимущества перед вельможами. Таким образом, военный аспект предполагаемого союза между двумя государствами был осложнен еще и внутренним политическим соперничеством между аристократией и дворянством Великого княжества Литовского. В довершение ко всему существовал фактор украинских казацких старейшин, формально не относившихся к шляхте, но очень хотевших ею стать. В конце концов именно он сыграл едва ли не решающую роль в объединении ВКЛ и Польского королевства в федеративное государство.

В 1562 году шляхта ВКЛ, мобилизованная на войну с Московией и стоявшая лагерем возле Витебска, образовала конфедерацию и потребовала немедленного созыва объединенного польско-литовского сейма. В Польше для достижения определенных политических целей право формировать конфедерацию всей шляхты или ее части практиковалось с конца XIV века, но в XVI веке эта практика стала бесполезной, поскольку к тому времени польская шляхта уже приобрела контроль над своим сеймом. Теперь же литовско-русская шляхта возродила этот обычай.

Ее начинание поддержала польская шляхта, которая на Петрковском сейме (1562–1563) добилась решения о созыве польско-литовского сейма в Варшаве 11 ноября 1563 года, чтобы начать переговоры о прочном союзе между Польшей и ВКЛ. Король согласился с этим требованием и созвал сейм. Но к тому времени война с Москвой уже началась, поэтому собрать достаточное представительство литовско-русского дворянства на сейме оказалось невозможным. На нем смогли присутствовать только делегация от панов-рады и посланники шляхты. Поскольку городу Кракову было поручено послать делегата на польский сейм, то и представитель города Вильня был включен в литовскую делегацию. Фактически она находилась под контролем вельмож, которые выдвигали свой план союза, согласно которому ВКЛ должно было сохранить свою автономию. Главным апологетом этой идеи на Варшавском сейме был Николай Радзивилл Черный.

В польской делегации на сейме, напротив, доминировала шляхта. Поляки требовали полного слияния ВКЛ с Польшей в единое содружество – Rzeczpospolita. Ввиду большого расхождения позиций между польской и литовско-русской делегациями Варшавский сейм 1563–1564 годов не смог прийти к какому-либо решению.

Тем временем Великое княжество Литовское и Русское оказалось в состоянии войны. Военачальники ВКЛ сконцентрировали свои основные силы в Ливонии, рассматривая ее как главный театр военных действий, где тогда уже находилась значительная часть московского войска. Однако Иван IV Грозный решил действовать по-другому. Он ударил по Полоцку. После чего северная Беларусь надолго стала районом интенсивных боевых действий, жестоких битв с участием армий, насчитывавших десятки тысяч человек.

Как известно, в XV–XVII веках московско-литовский рубеж находился в состоянии непрекращающейся полувойны, поэтому удивительным было не начало очередной полномасштабной войны, а, скорее, затянувшееся перемирие. Но все дело в том, что два чрезвычайно мощных государства в своем бесконечном территориальном споре тогда руководствовались не столько абстрактными интересами, сколько конкретными возможностями нанесения эффективного удара по противнику. Вопросы религии, национальности, исторической справедливости имели второстепенное значение. Социальную основу постоянно тлеющего конфликта с литовско-русской стороны составляла многочисленная, небогатая и потому алчная шляхта, а с московской – такой же небогатый, алчный и не менее воинственный «средний служилый класс» – дворянство. В общем, в начале всех начал лежал принцип: удачно напасть, разорить, обогатиться и по возможности закрепить за собой занятую территорию.

С этой точки зрения выбор Полоцка в качестве объекта для нанесения главного удара более чем понятен – город был богат, многолюден, имел большой торгово-ремесленный посад. Пожалуй, в XVI веке Полоцк вообще являлся крупнейшим городом ВКЛ. Таким образом, Иван IV и его армия могли рассчитывать на огромную добычу, что, в сущности, и произошло. Помимо этого взятие Полоцка давало целый ряд дополнительных выгод. По причине своего важного стратегического положения, славы, величия и богатств этот город давал возможности безо всяких затрат содержать в нем войско, а также позволял совершать нападения вглубь литовских земель и осуществлять управление на большой территории. Кроме того, Иван IV считал Ливонию и тем более западнорусские земли своим наследственным владением по праву, поэтому слава Полоцка – важнейшего центра древнего княжения как нельзя более привлекала его. В чисто военном плане Полоцк нависал над южным флангом московской группировки в Ливонии.

Судя по тому, что первый разряд для похода на Полоцк был составлен в сентябре 1562 года, подготовка войск началась именно тогда. По своему масштабу это военное мероприятие было грандиозным, едва ли уступавшим походу на Казань 1552 года, и требовало тщательной организации. Рать собиралась по полкам в 17 городах, не считая сил, которые вышли с самим царем из Москвы 30 ноября и уже 4 декабря были в Можайске. Здесь царь остановился на две недели. Общий сбор войск для полоцкого похода был назначен на 5 января 1563 года в Великих Луках. К назначенному сроку туда в один день подошли все отряды, что являет собой образец гибкости и слаженности военной машины Московского государства, удивительный даже для нашего времени. 30 января московские рати оказались у стен Полоцка, но расстановка полков вокруг него заняла весь следующий день. Направление главного удара для штурма выбиралось долго. В конце концов основная часть московских войск была сконцентрирована против городских стен Великого посада (большой полк с севера и государев полк с востока).

На протяжении всего времени полоцкой осады в московском войске были четко организованы разведка и охранение. Виленский воевода и великий гетман ВКЛ Николай Радзивилл мало что мог противопоставить московской армии. Переписка между ним и королем Сигизмундом Августом свидетельствует о полном бессилии последнего помочь чем-либо Великому княжеству Литовскому. Да и действия его собственных военачальников, направленные на деблокирование Полоцка извне, не увенчались успехом. Так что городской гарнизон в течение всей осады был предоставлен самому себе.

В дальнейших событиях решающую роль сыграли московские осадные пушки «большого» наряда. Один немец из Полоцка, очевидец осады, через 12 лет рассказывал императорскому послу в Москве X. Кобенцелю, что город был взят «при таком пушечном громе, что, казалось, небо и вся земля обрушились на него». С небольшими перерывами для охлаждения стволов пушки сокрушали городские и замковые стены с 8 по 14 февраля. Мощь огневого удара поразила даже самих осаждавших. В результате начался страшный пожар, погубивший более 3000 дворов, а прямо посреди пламени шел жестокий бой между стрельцами и детьми боярскими с одной стороны и защитниками города – с другой. Они покинули посад, но отстояли замок.

Защитникам Полоцка нельзя отказать в мужестве: они не только оборонялись, но и тревожили противника частыми вылазками. Лебедевская летопись, например, зафиксировала вылазку, имевшую место в ночь с 10 на 11 февраля, в которой приняли участие до 800 человек конницы, «да пешие люди многие», но в бою с отрядом князя И.В. Шереметева они потерпели поражение и с потерями отошли в замок. Сам Шереметев получил контузию пушечным ядром. Но за дерзость вылазки осажденным пришлось расплатиться пленниками – языками.

12 февраля московские туры и пушки были придвинуты ближе к замковым укреплениям. С этого времени и до 14 февраля орудия били без перерыва целые сутки. Разбивали переднюю замковую стену, ядра достигали противоположной стены, в результате чего защитники терпели жестокий урон. Московские артиллеристы использовали огненные (каленые) ядра и, возможно, зажигательные смеси. В результате в самом замке вспыхнул сильный пожар – пылало несколько десятков домов. Гарнизон вынужден был одновременно оборонять стены и тушить пламя. В ночь с 14 на 15 февраля усилиями московских пушкарей и стрельцов, посланных к стенам, укрепления были тоже подожжены. К тому времени ядра выбили 40 городень из 204, составлявших периметр укреплений полоцкого замка.

Штурм Полоцка.

Схема осады Полоцка.

К утру 15 февраля 1563 года положение его защитников стало критическим: рассчитывать на помощь извне не приходилось, укрепления были разбиты, силы таяли изо дня в день, в то время как настоящего урона московским войскам они нанести не могли. По московским данным, за всю осаду Полоцка армия Ивана IV потеряла всего 86 человек. Остальное сделали артиллеристы Ивана IV, показавшие немалое искусство. Между тем Сигизмунд Герберштейн, побывавший последний раз в Московском государстве в 1526 году, отмечал совершенное неумение русских использовать артиллерию. Таким образом, опыт применения полевых и осадных орудий был набран московскими пушкарями именно в середине XVI века – при осаде Казани, под Нарвой, Дерптом и Феллином. Так что у стен Полоцка наряд Ивана IV располагал уже кадрами, отлично знавшими свое дело.

За несколько часов до рассвета московские полки начали подготовку к штурму, который, по всей видимости, должен был стать для Полоцка последним. И тогда из города вышел епископ Арсений Шисца «со кресты и с собором», было сдано городское знамя, а полоцкий воевода Довойна предложил начать переговоры о сдаче. Иван IV потребовал прибытия в свой стан его самого, и тому пришлось согласиться. Далее сведения источников противоречат друг другу: согласно официальной московской Лебедевской летописи, переговоры шли до вечера и закончились сдачей города на том условии, что царь обещает «показать милость» и «казней не учинить».

Иван IV не вполне сдержал обещания относительно условий капитуляции, хотя резни как таковой в городе не было. Богатства полоцкой казны и арсенал были отправлены в Москву, а иноверческие центры уничтожены. Некоторые русские летописи, Мацей Стрыйковский и его компиляторы сообщают, что еврейскому населению города под страхом смерти было приказано креститься в православие, а несогласные были утоплены в Западной Двине. В некоторых источниках также сообщается о гибели полоцких бернардинцев и доминиканцев от рук татар из московской армии. К 500–700 воинам гарнизона, особенно из числа поляков и немецких наемников, Иван IV отнесся милостиво, некоторые из них перешли на московскую службу. Ротмистры получили в дар собольи шубы, покрытые парчой. Такое отношение царя к пленным защитникам города объясняется его нежеланием провоцировать вступление в войну Польши, он планировал вести военные действия только против Великого княжества Литовского. Полоцкие бояре, купечество, большинство горожан, а также жители окрестностей города были лишены имущества и угнаны в плен, по разным оценкам, число пленных составило от 15 тысяч до 60 тысяч человек. Какая-то часть из них позже была продана в персидское рабство (в случае с католиками и протестантами – легально, а с православными – нелегально, так как «крещеные души» продавать «басурманам» запрещалось).

Полоцкий наместник С.С. Довойна с женой, молодой магнат Я.Я. Глебович и епископ Арсений Шисца тоже были пленены. Часть пленных полоцких бояр была обменена на московских пленных или выкуплена Великим княжеством Литовским в 1566 году. С.С. Довойну обменяли на московского пленника в 1567 году, но его жена к тому времени уже умерла. Я.Я. Глебовича освободили в обмен на обещание склонить на сторону Московского государства магнатов Великого княжества Литовского, за что он позже был обвинен в предательстве, но оправдан великим князем. Епископа Арсения Шисцу отправили в Спасо-Каменный монастырь у Кубены, где в заключении содержались и некоторые полоцкие бояре. А 15 тысяч татар практически сразу после взятия города были направлены для действий по дороге на Вильню. 21 февраля 1563 года в московский лагерь прибыл посол Великого княжества Литовского для ведения переговоров о перемирии, которое и было заключено сроком до 15 августа того же года. Оставив в Полоцке гарнизон и отдав распоряжения об укреплении города, Иван IV с основными силами 27 февраля вышел к Москве.

Думается, что своими действиями в отношении Полоцка Иван IV преследовал еще одну стратегическую цель – свести на нет значение всех прежних исторических центров Киевской Руси во имя возвеличения Москвы как единственного и неоспоримого места сосредоточения верховной власти на Русской земле. Эту мысль подтверждает и невиданное разорение Великого Новгорода, последовавшее спустя всего шесть лет после падения Полоцка, от которого он, как и Полоцк, уже никогда не оправился. А ведь Новгород к тому времени без малого сто лет уже был царской вотчиной и приносил казне очень немалые доходы. Остается лишь благодарить Бога, что до Киева и Вильни Иван Грозный тогда не добрался.

Что касается Полоцка, то дело Ивана IV Грозного там довершил Пётр I во время Северной войны со Швецией 1700–1721 годов. Кроме очередного общего разорения города, речь в данном случае идет еще и о судьбе шедевра древнерусского зодчества – собора Святой Софии середины XI века, построенного в византийском стиле. Таких соборов в Киевской Руси, как известно, было три – в Киеве, Новгороде и Полоцке – и построены они были в этих городах вовсе не случайно, а как символы трех важнейших центров тогдашней Русской земли. Но после того, как 11 июля 1705 года Полоцк был занят войсками Петра I, собор (тогда униатский) сразу закрыли, а пьяный царь, как утверждает польский историк XIX века Францишек Духинский, вместе А.Д. Меншиковым и солдатами ворвались в храм. В нем Пётр I потребовал ключи от царских врат, но получив отказ, лично убил настоятеля собора и четырех монахов-базилиан, а их тела приказал утопить в Двине. Об этом событии кратко сообщает также Витебская летопись: Eodem anno (1705), mense Iulli 11 die in ecclesia S. Sofiae ipse occidit 4 basilianos in Polocia («В том же 1705 году месяца июля 11 дня в храме Св. Софии сам царь Пётр I убил 4 базилиан в Полоцке». По повелению царя в храме был устроен пороховой склад, от чего древняя Святая София вскоре и взлетела на воздух. Собор был восстановлен лишь в 1750 году в виде трехнефной одноапсидной базилики.

Полоцкий собор Св. Софии в XI в.

Он же сегодня.

Взятие и разорение Полоцка было не только концом его величия, после которого он больше никогда не возродился в прежнем своем могуществе, но и крупнейшим событием первого периода Ливонской войны, если не всей этой войны вообще. Полоцкая осада вызвала большой международный резонанс: в Аугсбурге, Любеке, Нюрнберге, Праге и других городах Священной Римской империи вышло более десятка информационных листовок, посвященных его штурму. Там с тревогой наблюдали за военными успехами Московского государства, а противники империи, наоборот, надеялись на расширение сотрудничества с Москвой. Например, король Дании Фредерик II поздравил Ивана IV со взятием Полоцка.

В Великом княжестве Литовском и Польском королевстве полоцкая катастрофа вызвала всеобщее смятение. Сразу после получения известий о взятии города вальный сейм в Петрокове прекратил свою работу. Великий князь Литовский Сигизмунд II Август немедля сообщил Н.Я. Радзивиллу о своем возвращении в ВКЛ для организации обороны и приказал не вступать в прямой бой с московскими войсками (что, впрочем, было и так невозможно сделать при наличных силах), а предпринять все меры для защиты Вильни. Кроме того, надо признать, что падение Полоцка, безусловно, стало одной из важнейших причин заключения Люблинской унии 1569 года. Следствием этих событий был и привилей Сигизмунда Августа от 7 июня 1563 года, в котором он подтверждал равенство прав бояр православного и католического вероисповедания, несмотря на то что такое равенство было подтверждено еще в 1430 году.

Одновременно взятие Полоцка следует рассматривать как крупнейший политический и стратегический успех Ивана Грозного. «Если бы Иван IV умер… в момент своих величайших успехов на Западном фронте, своего приготовления к окончательному завоеванию Ливонии, историческая память присвоила бы ему имя великого завоевателя, создателя крупнейшей в мире державы, подобно Александру Македонскому», – писал историк Р. Виппер. Однако после Полоцка московское войско постигла череда военных неудач.

Посланник ВКЛ прибыл в Москву для проведения переговоров о соглашении в мае 1563 года, а посланник царя был принят королем в августе. Царь жаловался, что литвины напали на Северскую землю. 5 декабря на переговоры в Москву прибыло еще и королевское посольство в составе Юрия Андреевича Ходкевича, Григория Воловича и Михаила Харабурды. Переговоры продолжались до 9 января 1564 года, но оказались безрезультатными. Теперь царь требовал не только Ливонию и Полоцк, но и всю свою «вотчину» – все русские области в Великом княжестве Литовском, а также Львов и Галич. Как всегда, послы ВКЛ представили царю встречные требования – вернуть Литве ее прежние владения, включая Новгород, Псков, Чернигов, Смоленск, Полоцк и ряд других городов. Война возобновилась, но на сей раз успех сопутствовал литовско-русским силам.

Московские воеводы начали новое наступление в январе 1564 года. Армия Петра Шуйского (20 тыс. чел.) двинулась из Полоцка на Оршу на соединение с войсками князя Серебряного, шедшими из Вязьмы. Однако прежние победы, похоже, вскружили голову московским воеводам – в походе Шуйский не предпринял необходимых мер предосторожности. Не велась разведка, люди шли нестройными толпами без оружия и доспехов, которые везли на санях, так как никто не думал о нападении литвинов. Между тем армия ВКЛ во главе с Николаем Радзивиллом Рудым была наготове. Получив от лазутчиков точные данные о составе и направлении движения московских войск, Радзивилл со своим корпусом подстерег колонну Шуйского в лесистой местности близ реки Уллы (недалеко от Чашников) и неожиданно атаковал ее 26 января 1564 года сравнительно небольшими силами (4 тыс. чел.). Не успев принять боевой порядок и толком вооружиться, московские воины запаниковали и начали спасаться бегством, бросив весь обоз (5 тыс. телег), а Шуйский заплатил за беспечность собственной жизнью. Знаменитый покоритель Дерпта погиб в самом начале избиения своих войск, но его останки были доставлены в Вильню и погребены там с большой торжественностью, что вызвало негодование поляков при дворе Сигизмунда Августа.

Узнав о разгроме войск Шуйского, князь Серебряный отступил от Орши к Смоленску. А 30 апреля 1564 года из Юрьева перебежал на сторону ВКЛ крупный русский военачальник, близкий друг юных лет Ивана Грозного – князь Андрей Михайлович Курбский, что стало еще одним большим психологическим ударом для Москвы. Андрей Курбский происходил из династии Рюриковичей и был одним из самых талантливых московских полководцев, а до 1560 года еще и ближайшим советником царя. Но из-за разрыва Ивана Грозного с Избранной радой, а также небеспочвенно опасаясь царской немилости, он решил использовать традиционное для русских бояр право свободно служить любому князю по выбору. И в этом Курбский тогда был не одинок.

Следующая неудача постигла московские войска в сражении у городка-замка Озерище (ныне Езерище) в 60 км севернее Витебска, который осаждал 13-тысячный отряд воеводы Токмакова. На помощь осажденному гарнизону Озерищ из Витебска двинулся литовско-русский отряд во главе с воеводой Пацем (12 тыс. чел.). Сражение состоялось 22 июля 1564 года. Токмаков рассчитывал легко расправиться с литвинами, поэтому встретил их одной своей конницей. Она смяла авангард Паца, но не выдержала удара подошедших к полю боя основных сил литвинов и в беспорядке отступила, потеряв (по литовским данным) 5 тысяч человек. После поражения на Улле и под Озерищами московский натиск на ВКЛ был приостановлен почти на сто лет.

Андрей Курбский бежал в Литву не один, а во главе нескольких сотен подданных. Он был хорошо принят Сигизмундом Августом, поскольку мог дать ценные советы о том, как лучше воевать с Москвой. Курбский выразил желание лично принять участие в этой войне и набрать 200 всадников из своих последователей, за что Сигизмунд Август заплатил ему 200 тысяч грошей и назначил Курбского одним из трех командиров авангарда армии ВКЛ в осенней полоцкой кампании 1564 года под командованием Николая Радзивилла Рудого. В свою очередь Полоцк успешно защищал прежний соратник Курбского, князь Петр Михайлович Щенятев, бывший литвином по происхождению. Так что по иронии судьбы Гедиминович защищал Московию, а Рюрикович служил Литве.

Армия ВКЛ подошла к Полоцку 16 сентября, но не стала штурмовать город и 4 октября отступила. Крымский хан, которого Сигизмунд Август убедил подкрепить литовский натиск на западе своим нападением на московские земли с юга, некоторое время спустя после отступления литвинов от Полоцка дошел до Рязани и разорил земли вокруг нее. Но получив известие о намерении Ивана IV послать против него войска, крымские татары отступили.

В течение зимы 1565 года Курбский был одним из командиров войск ВКЛ, посланных на Великие Луки, прежде принадлежавшие Великому Новгороду, хотя этот рейд оказался бесполезным со стратегической точки зрения. Единственным его результатом было разорение района боевых действий. Многие деревни и по меньшей мере один монастырь были разграблены и сожжены. В письме Курбскому из Вольмара в Ливонии, написанном около 1577 года, царь Иван IV обвинял Курбского в сожжении и осквернении многих церквей и святых мест. Тот же в своем ответе царю заявлял, что во время набега на Великие Луки особо заботился о том, чтобы предотвратить сожжение монастырей воинами армии ВКЛ. Единственная церковь с монастырем была тогда сожжена воинами-мусульманами (литовскими татарами), да и то в отсутствие Курбского. Характерно, что ни царь, ни Курбский не упоминают о сожжении деревень: каждая воюющая сторона считала это нормальным. Удовлетворенный воинской доблестью Курбского, Сигизмунд II Август наградил его должностью «старосты» Крево и даровал в полное владение беглому князю земельные угодья в Литве и на Волыни, включая богатый город Ковель. Хорошо обосновавшись, Курбский начал в Литовской Руси новую жизнь.

Между тем война, по существу, зашла в тупик. Дипломатические переговоры между Москвой и Вильней продолжались, но не приносили мира – ни одна из сторон не хотела отказаться от своих притязаний. В 1566 году царь созвал в Москве земский собор, чтобы решить дилемму: либо оставить Ливонию, либо возобновить войну. Собор проголосовал за продолжение войны. А Виленский сейм ВКЛ (1565–1566) полностью признал и подтвердил привилегии и политические права шляхты Великого княжества Литовского, которые потом были еще утверждены Вторым Литовским статутом 1566 года.

Тогда же вновь стал обсуждаться вопрос о союзе Польши и ВКЛ, причем шляхта Подляшья и Волыни всецело поддерживала такой союз. Его необходимость она объясняла тем, что поскольку их земли находятся на границе с Польшей, то они постоянно страдают от вторжений польских землевладельцев, от которых правительство ВКЛ их защитить не в состоянии. То есть они верили, что реальный союз с Польшей защитит их лучше. Сигизмунда Августа долго упрашивать не пришлось, он согласился как можно скорее созвать совместный польско-литовский сейм для решения вопроса о союзе с Польшей. Подтолкнули его к этому и неудачи армии ВКЛ под командованием гетмана Ходкевича, наступление которой в 1568 году было остановлено стойким сопротивлением гарнизона крепости Улла (на одноименной реке). Не в силах в одиночку справиться с Москвой Великое княжество Литовское и Русское взяло курс на заключение Люблинской унии 1569 года с Польским королевством. В результате на карте Европы появилось новое единое государство – Речь Посполитая, и это был едва ли не главный для Москвы негативный результат Ливонской войны. Поскольку при формальном равенстве сторон ведущая роль в этом государственном объединении принадлежала Польше. Выйдя из-за спины Литвы, Варшава отныне становится главным западным соперником Москвы, поэтому 4-й (заключительный) этап Ливонской войны можно с полным основанием считать первой русско-польской войной.

Но до этого был еще 3-й этап Ливонской войны (1570–1576), в ходе которого объединение потенциалов ВКЛ и Польши резко снизило шансы на успех Московского государства. Тем более что в это же время серьезно обострилась обстановка на южных рубежах страны. В 1569 году турецкая армия совершила поход на Астрахань, стремясь отрезать Россию от Каспия и открыть себе ворота для экспансии в Поволжье. Хотя он окончился провалом, крымско-турецкая военная активность в регионе не снижалась вплоть до победы московских войск над объединенными крымско-турецкими силами в битве у села Молоди в 1572 году. Ухудшились и отношения со Швецией. В 1568 году там был свергнут король Эрик XIV, у которого с Иваном Грозным сложились дружеские отношения. Новым шведским королем стал Юхен III, которого Эрик XIV до этого долго держал в заточении вместе с женой Катериной Ягеллонкой. Новое шведское правительство пошло на обострение отношений с Москвой и установило морскую блокаду нарвского порта, что очень затруднило московские закупки стратегических товаров. Более того, завершив в 1570 году войну с Данией, шведы занялись укреплением своих позиций в Ливонии. Ухудшение внешнеполитической обстановки совпало с ростом напряженности внутри самого Московского царства.

Штурм шведской крепости московским войском.

В этих условиях Иван IV пошел на заключение перемирия с Речью Посполитой, после чего начал борьбу со шведами, стремясь вытеснить их из Ливонии. Варшава и Вильня тоже пошли на это примирение неспроста. В Речи Посполитой доживал последние дни престарелый и бездетный король – великий князь Литовский Сигизмунд Август II. Ожидая его скорой кончины и выборов нового короля, польско-литовское государство стремилось не обострять отношения с Москвой, тем более что Иван Грозный считался в Варшаве одним из вероятных кандидатов на польский престол. Стремясь заручиться нейтралитетом Дании и поддержкой части ливонского дворянства в войне со Швецией, Иван IV создал на захваченных Москвой землях Ливонии вассальное королевство во главе с братом датского короля принцем Магнусом, что дало старт новому этапу борьбы за Ливонию, на сей раз в шведской части Эстонии.

Боевые действия против Швеции велись с переменным успехом, были изматывающими, но существенных результатов Москве не принесли. Войска Ивана Грозного дважды (в 1570–1571 и в 1577 гг.) осаждали Ревель (Таллин), но неудачно. В 1572 году они с трудом овладели небольшой крепостью Виттенштейн (современный город Пайде), однако в 1573 году потерпели сокрушительное поражение в битве близ замка Лоде, хотя там 16-тысячному московскому войску противостояло всего 2 тысячи шведских латников. Правда, в кампанию 1575–1576 годов московские войска сумели оккупировать почти всю Западную Эстонию (кроме Ревеля), но этот успех ни к чему не привел, так как Иван Грозный к тому времени уже двинул свои войска в польско-литовскую Ливонию, на что у него были свои причины.

Образование Речи Посполитой

В начале XVI века стало ясно, что упадок Великого княжества Литовского неотвратим, а в 1562–1570 годах кризис в ВКЛ достиг своего пика. Истощенное военными расходами и оказавшееся перед угрозой московского вторжения, ВКЛ было вынуждено обратиться к Польше за помощью. Поляки готовы были ее оказать, но за плату. Их главным условием теперь было безоговорочное объединение в одно политическое целое Польского королевства и Великого княжества Литовского и Русского, которые до сих пор по большому счету связывал лишь общий монарх, обладавший далеко не абсолютной властью.

Кроме того, внешнеполитическая ситуация и внутреннее положение в ВКЛ вынуждали его элиту предпринять меры по практическому привлечению белорусской православной знати к управлению государством. В первой половине XVI века в высшем государственном органе – раде Великого княжества Литовского – стали заседать белорусские феодалы Глебовичи, Зеновьевичи, Вяжевичи, Друцкие, Сапеги, Саломорецкие и др. Православные вошли даже в состав Передней рады, католический состав которой тщательно оберегался на протяжении длительного времени. Соответствующий параграф Городельского привилея был официально отменен в 1563 году. Консолидации общества способствовало также эффективное государственно-правовое строительство. Полномочия рады росли – из совещательного органа она стала государственным учреждением, которое уже юридически ограничивало власть великого князя. С конца XV века без согласия панов-рады великий князь Литовский не мог решать вопросы внешней политики, издавать и изменять законы, назначать государственных чиновников, распоряжаться финансами и т. п. Позднее из состава панов-рады выделилась группа наиболее влиятельных членов, сформировавших высшую (тайную) раду для решения важнейших задач государства. Но все это в конечном счете не помешало заключению Люблинской унии. Ее предопределили следующие причины:

Во-первых, внутриполитические противоречия в господствующем шляхетском сословии: магнаты ВКЛ доминировали и проводили только свои решения на сейме, тогда как ее шляхта не имела никакой реальной власти, чего не было в соседней Польше. Поэтому шляхту ВКЛ привлекали польские вольности, и она склонялась к объединению с этим королевством.

Во-вторых, тяжелое внешнеполитическое положение ВКЛ, которое сложилось к тому времени: Московская держава начала Ливонскую войну 1558–1583 годов за выход к Балтийскому морю, который закрывали Польша, Литва и Ливония. Главный удар Иван IV нанес по Ливонии, имевшей с ВКЛ союзные отношения. Литовско-русское княжество было втянуто в эту войну, так как помимо всего прочего защищало еще и свои торговые интересы, Иван Грозный считал его белорусские и украинские земли своей вотчиной. В 1563 году был захвачен Полоцк, московские войска стояли у стен Витебска, Орши и Шклова, поэтому княжеству требовался союзник, дополнительные средства и силы для ведения войны. Естественным союзником в этом смысле была только Польша, с которой ВКЛ уже имело почти двухсотлетний опыт совместного сожительства на базе ряда династических уний, последовавших в развитие Кревской унии 1385 года.